Порочные желания. Глава 2 aka Сексуальные желания и фантазии

Часть шестая. Тухлятина!

— Выходим! Все!

Когда мы вышли, Квазимода запер дверь и ещё раз рассмотрел нас.

В его глазу мелькнула искорка злорадства — Щас я вас отучу шляться, где не надо — и, подхватив за локти, поволок к мусорке!

Мальчишки молча следовали за нами.

Когда до мусорки оставалось шагов десять, из-за угла пятиэтажки вышел гражданин с двумя пакетами и направился было к свалке. Однако, увидев нашу компанию, притормозил, потом развернулся и пошёл обратно. Но, через пару шагов остановился, оглянулся и, опустив пакеты на землю, снова пошёл.

Мальчишки, обратившие внимание на гражданина и его манёвры, ухмылялись.

— Урка, Тарзан! — и двое побежали к пакетам.

Гражданин, дойдя до угла пятиэтажки, оглянулся ещё раз и улыбнулся, увидев пацанов с пакетами.

— Ну, чё там?

— У меня две банки — Урка опустил свой пакет на землю и достал из него две трёхлитровые банки.

В одной была прокисшая квашеная капуста, покрывшаяся белой плесенью, в другой, в мутном рассоле, бултыхались протухшие огурцы и помидоры.

— А у тебя?

Тарзан вывернул пакет рядом с мусорной кучей: среди кусков скомканной туалетной бумаги, смятых пакетов из-под чая и молока, прокладок и пластиковых бутылок, был пакет с четвертинкой булки хлеба в зеленоватой плесени и ещё один пакет с сосисками, видимо тоже протухшими.

Тарзан достал четвертинку хлеба, разломил и тут же отбросил: в хлебе завелись мучные червячки.

Взял пакет с сосисками открыл, сморщился, резко отстранив руку и тоже отшвырнул.

— Жаль! — Квазимода подтолкнул меня и Лизку к мусорной куче.

— А мож мы их накормим?

— Ну ты садюга, Урка! — Квазимода поморщился — Девчонки тебя ублажали, а ты их отравить хочешь?

— Да, неэ — смутился Урка — я хотел накормить дырочки, которые у них ниже пояса...

Квазимода встрепенулся — Опа! — а у мальчишек засверкали глазёнки в предвкушении необычного реалити-шоу.

— Тээк! — Квазимода снова подхватил нас и поволок за мусорную кучу.

Тарзан и Урка несли банки, хлеб и сосиски.

Квазимода толкнул нас на лежак от старого разломанного дивана с выпирающими пружинами.

— Прям как леди — ухмыльнулся он — для вас и диванчик кожаный и прислуга, которая накормит.

— Ложитесь, ложитесь и ножки раздвигайте. Сейчас мы вас кормить будем

Но мы не подчинились и мальчишки уложили нас, задрав юбчонки и раздвигая ноги.

Лизка опять стала брыкаться и визжать, но не сильно, а так, чтобы не подумали чего и, кто-нибудь, случайно не услышал.

А я только взвизгнула.

Квазимода опять замахнулся на Лизку — Ой-ой-ой мамочки! — заверещала Лизка

— Да она притворяется — всё-таки Утюг обладал феноменальной наблюдательностью.

— Ого?! А это что?! — Квазимода пялился на мою змейку.

— Будет ползать по её ногам, как живая, когда она пойдёт. Я где-то в кино видел такие тату — и опять Утюг поразил всех.

— А, ну-ка, пройдись девочка! — Квазимода вздёрнул меня, поставив на ноги и подтолкнул

— Юбчонку задери! — хмыкнул он — не прикидывайся

Я продефилировала перед ними, завернув юбочку. У мальчишек округлились глазёнки — Ниххуясе! — восторженно и с присвистом выдохнул Урка и передёрнулся — Бррр! Как живая!

— Ну, всё! Лягайт! Тарзан, Урка, угостите-ка дам!

Меня подтолкнули к лежаку, уложили, задрали мою юбочку и раздвинули ножки.

Урка открыл банку с квашеной прокисшей капустой и — Ффууу! — он отворотился и замахал рукой перед носом — Бляаадь! Какая вонища!

На запах налетели жирные сине-зелёные мухи и закружились над банкой. Урка замахал руками, но мухи были совершенно непуганые. Тогда Урка запустил руку в банку и, зачерпнув в горсть капусты, швырнул в сторону. Мушиный рой, жужжа и сталкиваясь лбами, спикировал на капусту.

Урка зачерпнул ещё и...

Я почувствовала его пальцы, раздвигающие губки, увидела расширяющиеся зрачки и высунутый кончик языка. Он погрузил свою пятерню в мою вагину и по промежности потекло. А потом, аккуратно, пальчиками пропихнул капусту во влагалище. Сначала я ничего не ощущала, но, когда он проделывал это в четвёртый раз, утрамбовывая капусту в пизде, мне показалось, что я превращаюсь в колбасу

А Лизкину пизду удалось заполнить, только запихав в неё семь горстей капусты. Лизке казалось, что у неё не влагалище, а капроновый чулок: в пизду запихивали одну горсть капусты за другой, а ей всё было мало и мало, и мало. Сок, сочившийся из пизды, холодил и, струясь по промежности, капал на землю.

Мухи, высосав сок из капусты на земле, ползали в поисках ещё одной кучки и, учуяв запах, взлетали и жужжа, как бомбовозы, пикировали на лужицы под попками девушек.

Меня передёрнуло, бррр, а Лизка визгнула, чувствуя, ползающих по её ляжкам и промежности, мух.

У Урки загорелись глаза, он раздвинул Лизкину пиздёнку и, в образовавшуюся половую щель, поползли мухи!

Урка резко сдвинул губки и прислушался, улыбаясь.

В зависшей тишине, даже Лизка затихла, отчаянное жужжание, попавших в ловушку мух, услышали все!

Урка раздвинул губки и, ошалевшие, окосевшие и ослепшие от яркого света мухи стали вываливаться из Лизкиной пизды!

Оставив Лизку, истекающую соком квашеной капусты, он раздвинул мои губки, и когда назойливые и глупые мухи полезли, отталкивая друг друга, в половую щель, резко сдвинул их.

Но манёвр оказался неудачным: или мои губки были слишком скользкие, или слишком маленькие, в общем, двух мух он зажал между губок и они, отчаянно трепыхаясь и вереща, как резаные, стали, изо всех мухуйных сил, выкарабкиваться.

Ооооооооооо!

Это было и мучительно, и приятно одновременно: с одной стороны, я, брррр, представляя, как они там трепыхаются, вся (!) покрылась пупырышками и мне казалось, что противные мухуи ползают у меня в животе, но, их трепыхания и крылышками, и лапками, и постепенное продвижение к свободе, было, скажем так, щекотно и от вульвы удушливой волной плеснуло к груди сладострастием. И когда мухуи вырвались из западни и, обиженнно жужжа и барражируя, улетели, Урка раздвинул мои губки и из пизды вывалилась задохнувшаяся муха, с слипшимися, не то от сока капусты, не то от моего сока, крылышками.

Передохнули?! Думаете это всё? Ага, как бы не так! Наши мытарства, а может и не мытарства, только начинались.

— Давай хлеб! — приказал Урка, Тарзану.

— А чё это ты командуешь? И для чего он тебе?

— Щас узнаешь! — Урка стал выгребать капусту из Лизкиной пиздёнки, шуруя в ней своей шаловливой ручонкой

— Эй ты там, полегче ручонками, не у себя дома — выкрикнула Лизка и дёрнулась, сдерживаясь, чтобы не заржать — было очень щекотно.

Урка вздрогнул и стал действовать осторожнее.

В эту минуту из-за угла пятиэтажки выбежали местные подростки с футбольным мячом, но, увидев наших, примолкли и перешли на шаг.

— Тээк! — Квазимода обошёл мусорку и ткнул пальцем в мальчишку, которому на вид было не больше тринадцати лет — Шкет, а ну ка марш домой к мамке! Мультики иди смотри!

Шкет послушно развернулся и пошёл назад.

Это ж надо? Квазимода, оказывается, чтил кодекс и не хотел, чтобы подрастающее поколение совращалось непристойностью, творящейся за кучей!

Видимо с местными наши были знакомы: Квазимода, скользнув по оставшимся глазом, хмыкнул и мотнул головой, словно бы приглашая.

И теперь на нас с Лизкой, растележившихся на рваном кожаном лежаке, пялились уже девять с половиной пар глазёнок, горящих похотливым любопытством.

Под Лизкиной попой оказалась такая куча капусты, что у вновь прибывших округлились глаза.

Из меня Урка выгребал уже осторожно, но всё-равно было очень щекотно и я, не сдержавшись, хохотнула и поёрзала попой.

— Дай! — закончив гинекологическую процедуру, Урка взял куски заплесневевшего хлеба с личинками.