Штука. Часть 3

Не знаю, сколько времени прошло. Ехал почти вслепую сквозь дождь. Я уж подумал, что выехал за город и свернул не туда. Но вдруг молния осветила жуткое здание, буквально в нескольких метрах от меня.

Мокрый и фыркающий, я зашел внутрь. В нос ударил запах пыли и сырости, дождь все сильнее барабанил за стеной.

Большое, холодное, темное и заброшенное. Это строение обходили все мальчишки, и только самые отчаянные смельчаки были готовы провести здесь пару часов вечером.

Было отчего испугаться: голые стены с портретами Ленина и Маркса, потрескавшиеся колонны и огромные лестницы покрытые клочьями заплесневевших ковров.

Где то наверху жалобно скрипнула дверь, я испуганно присел, но потом понял что это ветер.

Мне нужно было спуститься ниже, в подвал, там, где шастал Митька.

Я, выхватывая фонариком из тьмы кучи разбитой мебели, и облезлую штукатурку, стал осторожно продвигаться по лестнице.

Со стен таращились великие строители коммунизма и суровые генералы. Ливень за окном все нарастал.

Вот и вход в подвал.

Приложив усилия, я отодвинул железную дверь. На ней, в пыли, я увидел еще чьи то отпечатки-скорее всего Митькины. Какой еще дурак припрется сюда?

Хотя, открывая зияющий чернотой вход, у меня мелькнула мысль, а если на самом деле там кто-то притаился и ждет? Некий коммунистический сумасшедший эксперимент, живущий в подвалах, и охраняющий великое наследие советских ученых.

Я направил фонарик в глубь-вроде никого, лишь голые потрескавшиеся стены и разбитый стол.

Дождь напоминал барабанную дробь — глухую и отдаленную

Пройдя несколько шагов, шаря фонарем, я пытался найти ту самую дыру, о которой говорил Митька.

Двухметровая худощавая фигура в старой шинели и фуражке таращилась на меня в углу. Фонарик отразился в треснутых очках. Свернула звезда на фуражке и оскал зубищ.

Я не упал в обморок, хотя был близок. Холод и миллионы мурашек пробежались по ногам, телу и подняли мои волосы дыбом. Я застыл, в надежде, что жуткий эксперимент меня не заметит. Хотя, как можно не заметить того, кто светит в тебя фонарем, в твоем подвале.

Шинель зашевелилась. Оно сейчас пойдет на меня! Прохрипит, «Я покажу тебе Кузькину мать!», и забьет початком кукурузы!

Шинель зашевелилась еще сильнее.

Или засунет в зад молот с серпом и превратит меня в преданного Подвального Ленинца!

Ветер взвыл и шинель затрепетала. Фигура покачнулась из стороны в сторону. Сердце билось бешено в унисон с дождем.

Но ужас постепенно отступал.

Фуражка и шинель висели на вешалке, очки и вставную челюсть кто-то приклеил скотчем. Какие-то шутники, а может даже сам Митька, прибавили мне седых волос до самой задницы.

Я шумно выдохнул.

По крайне мерее я не обделался.

— Выкуси, сестренка, — гордо прошептал я и вновь стал осматривать стены, иногда поглядывая через плечо на леденящее кровь пугало.

Дыру я увидел быстро, ее было трудно пропустить.

Порывшись я ничего не нашел, кроме отпечатка в пыли где некогда лежала та самая штука.

— Да где же ты?!

Ничего только кучка мусора. Хотя...

Я дрожащими руками разгреб эту кучу и да! Там лежала она, по крайне мерее я был уверен, что это она-инструкция. Маленькая папка со стопкой бумаг напечатанных на машинке.

Открыв, я быстро пролистал. Сердце забилось еще сильнее, нежели во время встречи с Призраком Коммунизма. Кое где машинописный текст прерывался записями и дополнениями от руки, чернилами и карандашом. Выхватывая обрывки фраз, я понимал — мои усилия не прошли даром!

« Стандартный подход зависит от данных. Вместе с импровизацией можно добиться...»

« Агент не поддавался влиянию, но реверсивный гипноз сделал свое дело, он думает что помогает своим, нужно было...»

« Есть проблема, если агент находится вне зоны куратора...»

Батарейки сдыхали, и фонарик замигал. Дома все изучу, а то Призрак Коммунизма, в углу, как-то недобро на меня поглядывает.

Стараясь не выронить листы я, перепрыгивая через три ступеньки, рискуя расквасить себе нос, выскочил из заброшенного здания.

Дождь лил беспощадно. Ветер перевернул мой велосипед. Подняв его из кустов, я закрепил документы на багажнике, уселся на мокрое сиденье и, ликуя, помчался вперед, сквозь ливень.

Очнулся я в канаве. Рядом лежал велосипед. Колесо все еще крутилось — значит лежу я здесь недавно.

Колено болело. С трудом вспоминая, как тут очутился, я, стиснув зубы, поднялся.

Дождь, яма, полет. Опьяненный успехом я забыл о всякой осторожности и уже в городе не заметил очередную выбоину на дороге.

Пока я лежал, ливень почти прекратился.

Джинсы были разодраны, по колену стекала кровь. Надо бы лед приложить. Но оглядевшись, я понял, если даже нога сломана, это меньшая из проблем.

Инструкция. Она была развеяна беспощадным ветром и прибита дождем к грязному асфальту. Десятки страничек, в беспорядке, как после взрыва, валялись на дороге. Пропуск к моим не самым добрым мечтам был разодран злым роком. Может это наказание, за всё то, о чём я помышлял?

Я вскочил, и, несмотря на боль в ноге, стал панически собирать грязные бумажки. Проезжай кто мимо, принял бы меня за сумасшедшего-окровавленный, хромой, с вытаращенными глазами, собирает мусор на дороге.

Все же судьба не была слишком жестока, тяжелые капли прибили страницы к земле. При таком ветре, но без дождя, они бы разлетелись по всей области.

Все ли я собрал? Не знаю. Облазив дорогу и ближайшие овраги в радиусе ста метров я понял, что если задержусь еще чуть-чуть то подхвачу пневмонию, не говоря о нарастающей боли в ноге.

Засунув папку в крутку, я, кряхтя и постанывая, очень медленно и осторожно поехал домой.

Мама и сестра еще не вернулись с тренировки. И это хорошо потому, так как увидев, во что превратилась инструкция под дождем, дом стали сотрясать невероятная брань и проклятия. Думаю, забреди сюда, какой-нибудь зэк-сапожник, он бы с ужасом выскочил от нас со свернутыми в трубочку ушами.

Одна треть страниц превратились в лохмотья и были полностью уничтожены. Другие требовали срочно фена и теплой батареи.

Разложив их на ковре, я стал сушить эти древние тексты.

Некоторые записи были вообще непонятными, чернила размазались катастрофически. Но кое — где можно было прочитать стенограммы и наставления по использовании этой штуки.

Судя по разным почеркам, тут были и записи профессора, который создал Гипноверб и записи агентов, которые использовали его. Я, перескакивая через непонятный почерк и размазанные дождем буквы, искал информацию где бы четко было сформулировано и как вообще это делать.

Но, как и ожидалось, там не было четкой инструкции.

Были описания допросов и вербовки агентов с помощью этой штуки. Допросы проходили почти всегда на отлично, но вербовка была настолько разная с разным подходом к каждому, что я сначала не мог понять каким образом она вообще происходит.

Я сушил их уже около часа. Брал следующие, перекладывал, читал. Все равно, некоторые нужно будет прогнать через сканнер и восстановить. Но картина начинала вырисовываться.

Была запись, где шпион перешел на строну вербовщиков, так как обладатель Гипноверба внушил ему, что он сделает пользу пойдя против Никсона, выкрав секретные документы.

В другой, вербовщикам пришлось разыграть целый спектакль, дабы убедить агента, что на самом деле все это происходит с одобрения его родной разведки.

Было огромное количество тех, кто переходил почти сразу, но не было никакой секретной фразы, слова, заклинания. Одного подцепили любовью к собакам, другого тем, что он оставит след в истории. Упертого агента завербовали, используя его интерес к историям о пришельцах обменяли, якобы секретный документ, на настоящие данные.

Также было много дополнительных записей ...