Праздничный материал

(краткое вступление)

Главная героиня Элла Вениаминовна Масленникова – вымышленный персонаж. Эта очаровательная незамужняя 28-летняя дамочка работает помощницей частного детектива в агентстве «Остров».

Элла Масленникова любит сладкие торты и сентиментальные романы. Она доверчива и непосредственна. Не умеет стрелять и драться врукопашную, и вообще не любит физических нагрузок. Самокритично признаёт, что не слишком умна и проницательна, к тому же страдает избыточным весом (что, впрочем, с мужской точки зрения её почти не портит).

Свои недостатки Элла искупает трудолюбием и усердием. Масленникова целиком отдаётся работе и готова к любому риску. Бьётся в ней авантюрная жилка, толкающая отважную хозяйку в рискованные предприятия.

Ну и поскольку перед вами эротический жанр – не ищите здесь детективной интриги, потайных смыслов и закрученного сюжета. Их нет. Это просто эротический рассказ…

***

Проникнуть в усадьбу князька Крошецкого обычному смертному было невозможно. Белокаменный дворец охранялся круче федерального казначейства. Секьюрити с рациями и оружием, злые собаки, видеокамеры, инфракрасные датчики плотным кольцом окружали уютное гнёздышко нашего сластолюбивого вельможи.

Но я, помощник частного детектива Элла Масленникова, изобрела гениальный план. Мне слили забойную информацию.

Раз в месяц Крошецкий устраивает пати за закрытыми дверями. В усадьбу на горяченькое стекается политический и криминальный бомонд, особо приближённые друзья. Случайных людей там нет. Начинается гульба с царским размахом. Наркотики, пьянка, гладиаторские бои, концерты обнажённых звёзд, извращённый групповой секс, стрельба боевыми патронами – тридцать три удовольствия для тусовки, у которой много бабла, но мало принципов.

Пригласительного билета туда мне, естественно, никто не даст. Вся элита знает друг друга в лицо и прячет от широких масс свои грязные секреты. Однако я разнюхала ещё кое-что.

Ни одна вечеринка не обходится без стаи смазливых продажных девочек. Княже Крошецкий называет их «праздничным материалом». Девчонок привозят в закрытом автобусе для развлечения сановных гостей. Что там делается – выведать не удалось, зато я узнала, кто занимается поставками женщин.

Ключевая фигура – Елизавета Осоргина. В определённых кругах известна как Милашка Эли. Крупная сорокалетняя «мамочка» с силиконовыми губами и тяжёлым характером. Эли заботится, чтобы панам в усадьбе было обеспечено женское общество, и это даёт мне шанс, потому что я знала, чем её прижать.

Разыскав Осоргину, я выложила карты на стол.

- Баш на баш, Елизавета Борисовна, - сказала я без обиняков. – Давайте меняться? Я не даю хода вашим крысячьим делам… вы понимаете, о чём я говорю. А вы помогаете мне попасть на усадьбу Крошецкого в группе ваших весёлых девчат и потом вывозите обратно.

Припёртая к стенке Милашка Эли заметила, что я на редкость наглая особа. Но признала, что может организовать мне контрабандный вояж. Через неделю она везёт в усадьбу партию из дюжины девочек. Заменить одну из них на меня не составит труда – группы разные, девчонки едут в кожаных масках и дотошно их никто не обыскивает. Крошецкий доверяет придворной поставщице.

- Предупреждаю, пташка, - сказала Эли. – За то, что может произойти с тобой на территории усадьбы, ответственности я не несу. А с девочками там обращаются … по-всякому. Фантазия у гостей пана Крошецкого – дай бог каждому. Или наоборот – не приведи бог.

Я понимала, что лезу в пасть ко льву. Эта публика наверняка творит массу запретного и гадкого с продажными женщинами Милашки. Голые танцы, домогательства, потные лапы, секс во всех видах… но меня распирала жажда сыскной деятельности и адреналин.

Развлекать аристократов в роли проститутки в мои планы не входило. Мне нужно попасть в усадьбу буквально на полчаса. Смешаться с прислугой, установить пару-тройку «жучков» - и незаметно слиться. Тем же рейсом Милашка Эли вывезет меня под видом внезапно заболевшей шлюхи. Драгоценным гостям хватит и оставшихся одиннадцати потаскушек.

Конечно, будь я женщина-суперагент, я бы не ограничилась жучками. Я бы ворвалась во дворец в чёрных латексных лосинах с реактивным движком за спиной, положила всех мерзавцев из бластера и вздёрнула Крошецкого на собственных воротах. Но придётся работать скромнее, потому что у меня нет латексных лосин. У меня и капроновых не очень много.

- Хм… - сказала Эли, разглядывая меня из-под накрашенных век. – Знаешь, Масленникова, твоя затея настолько нахальна, что может и прокатить. И тогда мы будем квиты?

Мой план был хорош, я чувствовала. В нём имелся лишь один изъян: нет никаких гарантий, что Эли сдержит своё обещание и не сдаст меня Крошецкому. Впрочем, я надеялась, что мой шантажистский крючок заставит её быть разумнее.

- Отправка борта – в субботу, в девять вечера, - сказала Осоргина. – Но если засыплешься перед Крошецким – я тебя не знаю, выкручивайся сама. И будь добра одеться соответственно. Мои девочки едут заранее готовыми к вечеринке.

Мне вручили список необходимой спецодежды. Первыми пунктами там значились сочный макияж, кожаные трусики, ошейник, каблуки и сексапильные колготки. О таких мелочах, как платья, брюки или пиджаки, в дресс-коде вообще не упоминалось.

«Ой-ля-ля. С богом, Элла Вениаминовна! » - подумала я с неприятным холодком в животе и пошла разыскивать себе гардероб…

***

Суббота. Девять вечера. Сижу в автобусе «Форд» с чёрными тонированными стёклами. Нашей погрузки не видела ни единая живая душа. В висках у меня колотится барабанная дробь, в паху что-то сжимается от рискованной выходки, на которую я отважилась. Пальцы с вызывающе ярко-изумрудными ногтями подрагивают на подлокотниках кресла.

Я накрашена и набальзамирована, как мумия в мавзолее. Мой шпионский наряд претендует на звание самого нелепого и сексуального в мире. Джеймс Бонд бы позавидовал. Костюм частного детектива Масленниковой состоит из трусиков размером с напёрсток, чёрных колготок, эластичного шёлкового бюстье, перчаток до локтей и сапог на высоченном каблуке. Его дополняют несколько полос прозрачной ткани, прикрывающей плечи и часть бёдер. Даже голые дикари на острове Пасхи по сравнению со мной выглядят строгими монахами.

Гражданская одежда сдана на хранение Милашке Эли. До возвращения с усадьбы мы будем щеголять в спандексе, колготках и ошейниках со стразами. Чувствую себя беззащитной. Из личных вещей при мне лишь крохотная сумочка на ремне. Там прокладки, косметика и газовый баллончик на всякий случай.

Вульгарное бельё и капрон стягивают меня до такой степени, что я едва дышу. На лбу под маской проступает пот. Хочется облизнуть, вытереть жирно накрашенные губы, но я креплюсь. К лёгкой набедренной повязке пришиты декоративные пуговицы – четыре штуки. Это «жучки», которые мне следует спрятать в усадьбе. Надеюсь, господа аристократы не оторвут их мне в первый же момент. Нас там наверняка будут лапать!

В салоне ещё одиннадцать «девчонок» в возрасте от восемнадцати до тридцати лет. Профессиональные проститутки, ублажительницы чужих тел. Радует, что не все они знакомы между собой, а расспрашивать друг дружку тут не принято, поэтому меня по умолчанию приняли за свою.  

Наряды попутчиц точь-в-точь похожи на мой. Много обнажённой плоти и минимум одежды. Никакого трикотажа и хлопка, только эластик, стрейч и латекс! Материалы, вредные для дамского здоровья, но полезные для возбуждения мужчин. Блестящие трусики, разноцветные топы. Ошейники с вдетыми стальными кольцами, перчатки. У троих – мини-юбки. На двух – кожаные садомазохистские фуражки. Некоторые девушки расписаны татуировками. Женские чресла и ляжки стянуты чулками или колготками с фантазийным узором. Сапоги на платформе, туфли, грубые высокие ботинки. И на всех на нас – облегающие латексные маски, оставляющие открытыми глаза и рты.

Лицо под маской преет и мокнет, зато остаться неузнанной – пара пустяков. Я дородная девушка с рубенсовскими формами, среди девчонок есть несколько с похожей комплекцией, и я полностью сливаюсь с пёстрой толпой спутниц. Даже родная мама не сумеет идентифицировать меня в этом развратном шалмане.

Хм-ммм… впрочем, лучше мамочке не видеть свою примерную дочь в этой пошлой бесстыжей сбруе. Теперь вперёд. Поехали.

Краем уха ловлю переговоры соседок, кто уже бывал во дворце Крошецкого. От описания изощрённых оргий у меня мурашки по коже. На ролевых вечеринках подневольные проститутки разыгрывают перед знатью целые спектакли – рядятся в животных, полицейских и преступниц, лесбиянок, матросов, каторжниц, танцовщиц варьете, злых санитарок и маньячек в смирительных рубашках…

Девки ржут, отпуская плоские реплики. Обсуждают половые вакханалии, как простые бухгалтеры обсуждают квартальные отчёты, зато я испытываю дикое желание выскочить из автобуса в окно и никогда сюда не возвращаться. Куда я полезла? Зачем?

Нас возглавляет «мамочка» Эли – надзирательница и защитница. По сравнению с полуголой девичьей ордой опекунша смотрится скромно и безлико. На ней чёрный бархатный костюм в обтяжку, шея украшена нитками настоящего жемчуга, волосы смотаны в деловой пучок. Лишь жирный макияж Милашки режет глаз и выдаёт её профессию.

В последний момент в «Форд» подсаживается сухонький серый мужичок в чёрных очках. Морщинистый, некрасивый, пожилой. Он мрачно курит в форточку и ни на кого не глядит. Хозяйка зовёт его «мастер Феликс», а девушки – Феликс Меркурьевич. Феликс приволок огромный баул, который еле втиснули в дальний конец прохода. Любопытно, что там? Маскарадные костюмы? Веера? Бальные платья? Складная гильотина? По прибытии узнаем.

Автобус пулей мчится к усадьбе, неся «праздничный материал» к столу его светлости князька Крошецкого. Девчонки-цыпочки курят тонкие сигариллы, поправляют макияж, подтягивают чулки. Стая жриц любви готова в поте лица отрабатывать свой нелёгкий хлеб.

А что здесь делаю я? Я еду за информацией. За компроматом на Крошецкого. Но удастся ли мне то, что я задумала? Чем ближе автобус к белокаменной усадьбе, тем больше грызёт меня беспокойство. Всё ли я делаю правильно? Насколько удачной была идея затесаться в боевой отряд проституток по вызову? И стоит ли слепо доверять бандерше Осоргиной?

Мамочка Эли умышленно игнорит меня, ничем не выделяя. Успокаиваю себя тем, что вряд ли нас с порога начнут насиловать и унижать. Надеюсь, «женскому материалу» дадут время оглядеться и привести себя в порядок, пока баре разогреваются перед сладким десертом? За этот промежуток я должна быстро раскидать по территории «жучки» и уехать с Милашкой обратным рейсом. Но на душе неуютно и тревожно.

Автобус тормозит перед стальными воротами на задах княжеской усадьбы. Досмотр отнимает всего полминуты: Осоргину и Феликса здесь знают и ждут. Охранник для галочки заглядывает в салон, перебрасывается словом с Милашкой Эли – нас пропускают.

- Внимание! – Эли обращается к нам. – Прошу минуту тишины. Повторять для глухих не буду. Все вы знаете, куда и зачем приехали. Оплата – как обычно. Сегодняшнее представление называется «Бондажные цветы». Феликс Меркурьевич, подготовьте дам к парадному выходу!

Я молча охаю под душной маской. Оказывается, невзрачный и прокуренный Феликс – штатный палач нашей группы.

Мастер вынимает из баула гроздь разноцветных кляпов на ремнях и гроздь наручников. Стальные «восьмёрки» тускло отсвечивают и выглядят крайне негостеприимно. Девчонки выстраиваются в проходе в затылок друг другу, сведя руки за спину. Морщинистый Феликс ловко сковывает им запястья сзади, застёгивает накрашенные рты глухими кляпами.

Нас хотят выпустить в усадьбу в кандалах? Почему сучка Осоргина меня об этом не предупредила?

Всё отработано до автоматизма – на каждую участницу тратится по три секунды. Вжик-вжик, щёлк-щёлк! Готово! Очередная проститутка скована и обеззвучена. А я? Как быть мне?

Я замешкалась на сиденье, но Милашка Эли без предисловий выдёргивает меня в общий строй, сама заламывает мне руки, как заправский мент.

- Эта курочка – самая строптивая, - насмешливо говорит она мастеру. – Выбери ей браслеты потуже!

Ничего предпринять я не успеваю. Осоргина крепко держит меня за выкрученные локти, мастер Феликс подносит наручники... Вжик-вжик! Щёлк-щёлк! В мгновение ока кисти окольцованы сталью, а в рот мне втиснут эластичный пластиковый шар красного цвета. Уздечка от шара скреплена «липучками» на затылке, защемив часть причёски.

Это конец. Кляп, маска и браслеты превратили меня из частного детектива в бессловесную, беспомощную рабыню. В одну из дюжины прожжённых шлюх. Умоляюще гляжу на Милашку Эли, но та равнодушно отворачивается к следующей, последней в ряду проститутке. Ей точно так же выкручивают руки, вбивают в зубы огненно-рыжий кляп. Вместо двенадцати пассажирок в проходе стоят двенадцать пленниц.

Внезапно по ушам режет металлический скрежет, словно кто-то тянет пулемётную ленту. Феликс разматывает по автобусу длинную-длинную цепь. Непонятливо хлопаю глазами: это ещё зачем?

Но уже ясно зачем. Вооружившись дюжиной замков, мастер нанизывает безмолвных проституток на общую цепь – одну за другой. Способ связки весьма оригинальный. Палач оборачивает девушкам талию, продевает цепь между ног, соединяет звенья замком на копчике – и переходит к следующей. Дзынь-дзынь. Щёлк-щёлк.

Совершенно убитая и раздавленная, я покорно даю обернуть свою располневшую талию цепью. Ощущение, будто на мои чресла надевают стальные стринги: одну нитку пускают поперёк тела, другую просовывают в промежность. За эти «стринги» меня приковывают между двумя другими девчонками. Милашка Эли и тут не упустила случая пошутить: так затянула мне цепь между ног, что стало больно переступать.

Кажется, я пропала. С цепи не сорваться, не убежать. Отполированные звенья впиваются во влагалище сквозь колготки, как перекосившийся патрон в обойме. Стыдно, противно… и возбуждает. С половой жизнью у меня в последнее время неважно: в агентстве слишком много работы, а бойфренда нет. Я соскучилась по ласке. Стальная смычка в паху будит подзабытые сексуальные рефлексы. Трусики увлажняются, радуясь появлению твёрдого предмета в интимном месте, зато мне не до ликования.

Нас гуськом выгоняют из автобуса в полутёмный сад. Кожаная рабская маска мешает смотреть по сторонам, да и желания такого нет. Вижу разноцветные фонари, полуголые фигуры вокруг, взлетающие в небо салюты. Прибытие дюжины проституток в наручниках встречается дружным рёвом.

- Приветствуем очаровательную Эли и её воспитанниц! – пьяно орёт кто-то, щипая за задницы подвернувшихся шлюх. – Милашка, какое шоу привезла на этот раз?

Усадьба Крошецкого гудит, как зловонный улей. Огромная территория занята шатрами и беседками, оплетёнными диким виноградом. Дорожки вымощены флорентийским камнем. Бухие тела валяются на газонах и ползают на четвереньках. Бородатый мужик совокупляется с обкуренной блондинкой на мраморной скамье. Официанты разносят шампанское, водку и косяки с марихуаной.

Слева слышатся гогот и стрельба – под навесом спрятан тир, в котором пуляют боевыми патронами из АК. Я ёжусь от мысли, что если какой-нибудь обдолбанный торчок повернёт автомат не туда – здесь появится много работы для труповозок.

Картина маслом: «городской бомонд культурно развлекается». Мерзкий волосатый старик в гольфах и балетной пачке блюёт на клумбу с белыми сангвинариями. Шум, музыка, вспышки. Мимо шляются размалёванные бабы топлесс, пузатые мужики в кожаных трусах… Кого-то заперли в клетку и дразнят палкой. Кого-то бросили в фонтан с греческими статуями. Кто-то бессмысленно ржёт, пребывая в нирване. Томный юноша в расстёгнутом смокинге привалился спиной к фонарному столбу и мечтательно уставился в небо. Перед ним на колени припала глянцевая раскормленная бабёнка лет пятидесяти с гаком – она яростно отсасывает у мечтателя, словно от этого зависит её жизнь.

Вижу отдалённо знакомое лицо – чиновница из городской управы. Пару дней назад она выступала по телевидению в цивильном костюме и с ханжеской миной на устах. Сейчас она в фиолетовом парике и эсэсовском мундире, с сигаретой в зубах, с глупым смехом валяет по земле мужика и хлещет плёткой. На мужике цветные женские лосины и каблуки. Он сладострастно извивается, хватая мучительницу за ноги. Это – довольно крутой бизнесмен, его я тоже знаю.

С тоской понимаю, что здесь у меня были бы шансы затеряться. В своём шлюшьем наряде я бы запросто смешалась с толпой и рассовала «жучки» по нужным точкам. Но «жучки» по-прежнему пришиты к юбке. Сперва их нужно активировать, а я закована в наручники и стиснута стальными трусиками.

Вооружившись плёткой, Милашка Эли гонит нас вереницей на потеху толпе к сцене-подиуму. Кнут мерзко свистит в воздухе. Девчонки глухо ойкают, когда им попадает по голым спинам и капроновым ляжкам. С другой стороны нас понукает молчаливый Феликс.

- Вперёд, мои цветочки! – ухмыляется Эли. – Не растягиваться! Не заставляйте почтенную публику ждать!  

Мне достаётся режущий удар по ягодицам, я вздрагиваю и покорно семеню в общей связке, блистая сексуально-рабской амуницией. Мой рисковый план пошёл прахом. Эли меня предала.

***

После парадного прохождения по территории усадьбы (под свист плети, щипки и улюлюканье толпы) нас отстёгивают от общей цепи и пожилой Феликс принимается лепить из «праздничного материала» живые скульптуры с БДСМ-оттенком на потеху публике.

Мастер Феликс работает молча, вынимая из баула бесконечные бухты верёвок, связки кандалов, зажимы для ртов и сосков… Одних девушек он подвешивает полуобнажёнными к специальным перекладинам. Других распинает на кресте. Третьих блудниц мастер загибает совсем уж невероятным образом, вывернув им руки и ноги наизнанку. И ни разу не повторяется.

Доходит черёд до меня. Я усажена в две деревянных полированных колодки. Одна плаха надета мне на шею и сковывает поднятые руки. Второй монолит сковывает раздвинутые ноги. Между собой колодки соединены цепью длиной меньше метра. Из-за этого я вынуждена находиться в скрюченной позе, не разгибая спины. Цепь не позволяет мне ползать и передвигаться по подиуму.

Слева и справа в разнообразных позах корчатся мои спутницы, виртуозно связанные и скованные. За ограждением беснуется пьяная орава, пуская слюнки на сексуальные «бондажные цветы». Нас снимают на телефоны. Фотовспышки слепят глаза и я зажмуриваюсь под маской. В нас швыряют сорванными с клумб сангвиниями, а некоторые мужики без стеснения мастурбируют на нас издали.

- Господа, просьба не бросать в моделей бутылками и опасными предметами! – надсаживается Эли. – Ведите себя в рамках! Мои козочки – штучный товар! И просьба не лезть на подиум! Вы мешаете соседям наслаждаться зрелищем! Всему своё время, господа. После «выставки цветов» каждый сможет приобрести на ночь ту девочку, которую пожелает!

- Я бы взял вон ту, сисястую! – кричит из темноты кто-то. И в знак расположения швыряет мне в лицо целый букет.

Мне уже всё равно. Время в колодках тянется убийственно медленно. Сидя с деревянным воротником на плечах, смотрю на свои растопыренные капроновые коленки. Когда я пытаюсь шевельнуть затёкшим позвоночником, цепь между колодок звенит и натягивается. Я обильно покрыта потом и пахну так, словно неделю жила на вокзале, не снимала трусов и колготок, не принимала ванну.

Колодки идеально гладкие, они примешивают к запаху моего тела горячий аромат леса и мебельного лака, но это мало утешает. Закостеневшая, как будто парализованная, я поворачиваю голову, разглядывая свои торчащие руки. В рот мне по-прежнему вставлен упругий красный кляп. Чтобы вынуть его, нужно отцепить ремни на затылке, однако отверстия в колодках разнесены так хитро, что руками до лица не дотянуться.

Меня злит посторонний предмет во рту, похожий на пластиковый лимон. Лимон, который невозможно ни проглотить, ни разжевать, ни выплюнуть. В этом кляпе вязнут зубы и язык немеет от бездействия. Ещё больше злят затёкшие ягодицы и сырость, накопившаяся в трусиках.

Ёрзаю на подстилке, чувствуя, как лоно раздулось от возбуждения, будто спелый плод, готовый лопнуть и брызнуть нектаром во все стороны. По спине бегает мелкая дрожь от обиды, унижения и физического желания.

Удовлетворить желание нечем. Трусики с колготками очень тугие, они почти до боли сжимают влагалище, но этого недостаточно. Чтобы по-настоящему кончить, мне нужно потереться низом живота обо что-нибудь твёрдое. Меня устроили бы палец, бутылочная пробка, угол кровати… да хотя бы жёсткая складка одежды!

Кривобоко катаюсь с одной ягодицы на другую и рычу. Почему на моих колготках и трусиках нет ни одной малюсенькой складки? Почему они облегают тело слишком плотно и гладко? Дайте, дайте одну маленькую складочку!

Посередине колготок есть шов, я ощущаю его животом, но он слишком тонкий, да и то съехал куда-то в сторону, к левой ляжке. От злобы и бессилия я скачу на заду, пуская пузыри слюны из-под красного кляпа. Я хочу! Хочу! Хочу! Хоть бы пуговица где-нибудь на полу валялась, хоть бы щепка какая-нибудь! Но подо мной ничего нет. Даже свести ноги и потереть бёдрами друг о друга я не могу – лодыжки зафиксированы жёстко и слишком широко.

Ковровый настил под попой постепенно пропитывается мокротой. Скоро я буду сидеть в липкой лужице. Из-за кляпа дышу только носом и всё острее чую свой интимный запах, плывущий снизу – запах тесного белья, раздавленных ягод, стиснутых половых желез и течной самки.

От духоты, боли и стыда я постепенно погружаюсь в обволакивающее тупое забытье. Это даже к лучшему – хотя бы перестану видеть мерзкие рожи Эли, Феликса и гостей Крошецкого.

***

…прихожу в себя, лёжа вниз лицом на каком-то подобии массажного стола. Первое, что я чувствую – руки туго связаны за спину, раздвинутые ноги пристёгнуты за лодыжки кожаными манжетами.

Неужели я всё пропустила? Пока я была в отрубе, аукцион уже состоялся? Меня кто-то купил у Милашки Эли и забрал в пользование на всю оставшуюся ночь?

Я не слышу голосов и уличного шума, но поблизости определённо кто-то есть. Кто-то разглядывает мою упитанную гладкую тушку в чёрных колготках, распластанную и пристёгнутую к столу. Кто-то вдыхает запах моего полуголого тела, острый аромат половых выделений, пота и дублёной кожи.

Слабо ворочаюсь, шевеля затёкшими пальцами сзади. Голова утоплена в отверстии и зафиксирована ремнями через темя и затылок. Для груди в столе тоже сделана прорезь. Мои молочные железы, обтянутые нейлоновым лифом, свободно свешиваются вниз. Я мрачно думаю, что это единственная часть моего тела, оставшаяся свободной.

Ничего не вижу, не могу вымолвить ни слова. Мои глаза крепко завязаны – судя по запаху пота и духов, их завязали колготками какой-то проститутки. Мои колготки по-прежнему на мне, я чувствую давление капрона всей поверхностью бёдер, чувствую липкую влажность между раздвинутых ног. Под колготками лоно режут узкие мокрые трусики.

Во рту сидит грубый кляп. Пригвождённая к столу за плечи, голову и ноги, я бестолково дёргаюсь. Груди под столом трепещут в жарком воздухе, нейлон раздражает налитые от боли соски. От ремней и сырой синтетики по распятому телу ползёт нудное, мучительное желание пополам с зудом и ломотой в щиколотках, растянутых ляжках, локтях и интимных местах.

Ослеплённая и заткнутая, я интуитивно ощущаю, что кто-то алчно изучает изгибы моего тела, облегающий и блестящий нейлон, тесно впившиеся трусики и лифчик. Что со мной хотят сделать?

Внезапно чувствую под столом прикосновение к беспомощному выпученному левому соску. Первая защитная реакция – отдёрнуть грудь, но это невозможно, мне не позволяют шевелиться крепко застёгнутые ремни.

Давясь злорадным смешком, кто-то трогает мой сосок губами или пальцем. Что-то влажное движется по околососковому кружку, то ослабляет, то усиливает нажим, теребит его, вдавливает и отпускает. От этой нехитрой игры сосок звенит и рвётся на волю сквозь нейлоновую оболочку лифа. Я рычу от возбуждения и отвращения.

«А второй? Второй? » - безмолвно кричу я.

Почему трогают только левый сосок? Он вот-вот взорвётся от прилива похоти. Безуспешно пытаюсь подставить мучителю и правый сосочек – он обижен, он до сих пор вдвое меньше своего счастливого собрата слева и слегка завёрнут под чашечкой. Эта несправедливость причиняет беспокойство и даже злит.

«Ну потрогайте его тоже! – мысленно молю я. – Лизните его, мой правенький! Он тоже хочет расправиться и наполниться! Ему больно быть завёрнутым! »

Наконец мои молитвы услышаны. Невидимые губы принимаются терзать правый сосок. Он тут же встаёт торчком, как бравый солдат, он готов щёлкнуть каблуками, если бы они у него были. Его тоже мнут, гладят и трогают – какое блаженство!

«А трусики? – думаю я. – Если уж мой план с треском провалился, если меня связали и подчинили – так хотя бы доставьте мне удовольствие. В моём паху всё вскипело и вымокло, слиплось и перекрутилось! Прикоснитесь к нему, пожалуйста? Там ужасно чешется, ноет и разбухает. Я бы сама рада всё сделать, да руки связаны слишком туго! »

Меня трогают за ягодицы – приятно, но не то. Мнут за капроновые бёдра в липучих колготках – снова приятно, но снова не то. Массируют голую спину – ооооочень приятно, но опять не то!...

«Трусики! Трусики! Туда!... Схватите меня! Пожалуйста? »

Бьюсь в ремнях и уже не чувствую ни боли от пут, ни кляпа во рту, ни стягивающей повязки на глазах. Мой невидимый мир сосредоточен на собственном теле…

***

Массажный стол исчез. Жаль, я никуда не могу исчезнуть. Мокрая, неподвижная, неудовлетворённая, теперь я сижу в кресле среди комнаты, мои ноги сложены по-турецки, руки вновь связаны за спину.

Тугое лакированное бельё и ослепительно блестящие колготки облегают каждый дюйм ноющего тела. Благодаря чёрному капрону мои бёдра кажутся отлитыми из антрацита. Колготки звенят от натяжения, панцирем стягивают плоть от лодыжек до паха и пропитаны бурлящим потом. Я вот-вот засвищу от возбуждения, как сумасшедший чайник с неисправным реле.

Согнутые калачиком толстые ноги связаны и бесстыдно растопырены. Колени привязаны к ручкам кресла, их невозможно свести. Между ног продеты верёвки, они впиваются в трусики, натирая беззащитный клитор.

Груди стянуты верёвками, руки плотно упакованы за спину. Рот заткнут, глаза завязаны непроницаемой повязкой. На шее застёгнут ошейник. Его удерживают верёвки, раскинутые в разные стороны комнаты, чтобы я не могла сдвинуться ни вправо, ни влево.

Я бессильна что-либо предпринять. Ни пересесть в кресле, ни оглядеться по сторонам, ни подать голос. Всё что я могу – неподвижно сидеть, сглатывать слюну под кляпом, шевелить пальчиками ног и страдать от жёстко обтягивающих купальника и колготок.

Внезапно к внутренней поверхности бедра что-то прикасается. Что-то колючее и щекотное.

Вздрагиваю от неожиданности, но опять вспоминаю, что виртуозно-садистски связана. От рывка верёвки сильнее врезаются в тело – узлы пробороздили промокший насквозь пах, дёрнули за груди, отдались где-то в ягодицах…

Невидимый мучитель щекочет и изводит меня лёгкими уколами по внутренней стороне ляжек – одной из самых эрогенных женских зон. Вскоре я догадываюсь, что по моим колготкам катают мохнатый колючий шарик. Он дразнит и раздражает кожу, от него хочется чесаться и выть, а ещё он усиливает и без того зашкаливающий сексуальный мандраж.

Шарик касается колена и бежит-бежит по бедру, приближаясь к паху. Он надоедлив как приставучий жук, хочется прихлопнуть его ладонью. Инстинктивно пытаюсь свести ноги, уберечь трусики и то, что находится в них (распалённое, раскалённое, истекающее страстью), но сдвинуть ноги нельзя.

Не достигнув промежности, шарик исчезает. Мне снова досадно и обидно до слёз. Может, я смогла бы кончить, если бы меня потёрли этим шариком через трусики? Я уже взвинчена и сыра до последней ниточки на колготках, до последнего шва на кожаном тугом наряде!

Но на трусики словно наложен запрет. Меня мучают везде. Мне раздражают бёдра, щекочут колени, виски, уши и губы. Выкручивают соски, щиплют за шею, целуют в пальцы на ногах… со мной делают что угодно, но не трогают пах.

От злости и нетерпения пытаюсь сама тереться промежностью о верёвки, но чего-то не хватает. Верёвки пропущены немного не так, как нужно. Вот бы сжать там себя рукой! До крика! До боли! Потереть себя хотя бы ребром ладони, чтоб выпустить сексуального джинна из бутылки!

Соски, бёдра, живот, уши… пальцы, шея, губы, соски… я выпала из времени и пространства. Превратилась в сгусток физического желания, злобы, пота и слюны. Не знаю, сколько времени меня мучают, но кресло подо мной тонет от обильного сока, колготки хоть выжимай, а сердце стучит как бешеное!

Только бы мучитель не бросил меня! Только бы не ушёл на середине пытки! Этого я точно не выдержу!

***

Часть заключительная. Меня куда-то везут. Очухиваюсь на заднем сиденье машины – руки скованы за спину, к ним цепью притянуты лодыжки. Во рту тот же разбухший кляп, на голове непроницаемый мешок. Машину плавно покачивает на ухабах.

Куда меня везут? Не удивлюсь, если подлая Милашка Эли за горсть сребреников продала меня в БДСМ-рабство кому-то из гостей. Или даже самому Крошецкому. Вполне в её духе. Славно я съездила на шпионское задание, ничего не скажешь.

Я истерзана, я вымокла насквозь, я морально уничтожена. В моей поплывшей промежности мчится королевская охота, трубят рога и взрываются петарды. От моих трусиков воняет испорченной скумбрией. Они хлюпают, как лопнувший пакет молока. Мне плевать на детективное расследование, на Крошецкого и на предательницу Эли. Я хочу пить и есть, я безумно хочу в туалет, а ещё мечтаю хоть на минутку оказаться без проклятых наручников, залезть руками в трусы и удовлетворить себя по-настоящему. Больше мне не хочется ничего.

После непродолжительной поездки меня бесцеремонно вытряхивают из машины. Бросают на тёплый пол, сдёргивают с головы мешок. Вынимают изо рта кляп, стаскивают прилипшую к лицу маску. Наконец-то я глотаю свежий воздух полным ртом, без уродской латексной нашлёпки!

Надо мной склонилась Милашка Эли в бархатном костюме и с жемчугом на шее. Её губы кривит самодовольная усмешка.

- Как тебе княжеские забавы, Элла Вениаминовна? – слышу я. – Понравилась роль бондажного цветочка? По-моему, ты была неотразима! Просто гвоздь программы на этом шабаше.

Ничего не могу ответить – мои губы и язык разучились говорить за время долгого бездействия. Тупо шевеля челюстями, пытаюсь слизнуть с подбородка бегущую слюну. Я готова бежать отсюда на карачках на все четыре стороны, но не могу пока даже вытереть пузыри с губ.

Дружеским пинком мадам Осоргина переворачивает меня на живот. Мне расстёгивают наручники на руках и ногах. Вот где истинное счастье!

- Умоляю, не строй гримас великомученицы! – снисходительно измывается Милашка. – Ай-яй-яй, деточке прищемили пальчик и пощекотали трусики. Если ты воображаешь, что вынесла жесточайшие пытки всех времён – ты сильно заблуждаешься!

Задним числом я догадываюсь, что со мной обошлись очень мягко… хотя на массажном столе была уверена, что подвергаюсь самым страшным и изощрённым мукам.

- Всех шлюшек после шоу расхватали по койкам, а тебя я утащила от неистовой толпы в тихое место! – ворчит Осоргина. – Не буду скрывать: лично помучила тебя с превеликим удовольствием! Мне ещё не доводилось наказывать глупых и жирных детективных агентесс. Сознайся мамочке: тебе было сладко там, на столике, когда я резвилась у тебя между ног? А? Скажи?

- Я не буду отвечать на этот вопрос, - неразборчиво бормочу я.

Мой жалкий тон приводит торговку шлюхами в неописуемый восторг. Сняв манжеты и цепи, Эли помогает мне сесть. Бросает к ногам узел с моей штатской одеждой: кофточкой, туфлями и брюками. Ставит сверху потерянную сумочку с прокладками и баллончиком.

- Сегодняшний сексуальный урок – наказание за твой шантаж, Масленникова. Не выношу, когда сопливые нахалки диктуют мне условия. А теперь переодевайся и уматывай. Впрочем, можешь идти по городу прямо так – в сырых колготках и трусах. Если повезёт, тебя трахнут в кустах какие-нибудь алкаши. Мне без разницы.

Кое-как справившись с непослушными челюстями, я заново учусь произносить слова. Растираю запястья, горстью чешу в паху, рискуя оторвать свои склеившиеся интимные места. Скребу ногтями потные ляжки, усталые выпоротые ягодицы, окаменевшие груди и под грудью – везде!

Я устала, я унижена и вымотана, как собака, но в глубине души понимаю, что очень-очень дёшево отделалась. Меня не изнасиловали, не продали в рабство, меня великодушно вытащили из княжеской усадьбы!

- Ш-ш-спасибо, - шепелявлю я. – А где моя юбка с «жучками»? Она так и пропала?

Эли насмешливо морщит брови. Её лицо накачано ботоксом, поэтому мимика у бандерши скудная.

- Вон о чём вспомнила наша королева подиума! «Жучки-шпионы», ха-ха-ха! Радуйся, что вообще живой выбралась… благодаря мне!

Но пока я с натугой отдираю от лобка закисшие колготки, стягиваю их и напяливаю приятные прохладные брюки, Елизавета нехотя добавляет:

- Передай шефу: твои «жучки» оставлены в усадьбе и исправно работают. Теперь вы оба мне должны, поскольку к пану Крошецкому у меня свои старые счёты.

Получается, как ни странно, своё задание я выполнила…