Торговец воздухом

Глава 1

​Глава 1

Где-то в Америке.

Наши дни.

Чистые зеркальные двери лифта, отражавшие лица служащих и посетителей здания делового центра, который был расположен в центральной части города, плавно раскрылись, словно облака проплыли по небу, тихо и без каких-либо препятствий, и из кабинки в коридор вышел человек в синем костюме. Идеально выглаженная рубашка холодного розового цвета в сочетании с галстуком бургундского оттенка и тщательно начищенными черными итальянскими туфлями придавали этому человеку утонченный образ. Он изредка опускал голову вниз, чтобы убедиться, что к обуви не прилипла какая-нибудь грязь.

Семнадцатый этаж. При выходе из лифта человек в синем костюме остановился и осмотрелся. Несколько человек, вышедших вместе с ним, разошлись в разные стороны. Перед ним стоял длинный стол ресепшн, за которым сидели две миловидные девушки. За их спинами на стене были прикреплены таблички с надписями. Серебристые, блестящие буквы указывали названия компаний, чьи офисы располагались на этом этаже. Из четырех компаний справа человек в синем костюме знал только одну – известный коньячный дом HENNESSY. С левой части были размещены офисы одной крупной строительной компании и одной по продаже косметики и бижутерии. Самая нижняя надпись являлась и самой короткой – Бишоп. Именно к человеку, который носил эту фамилию, мужчина в синем костюме и направлялся.

– Здравствуйте, что вам угодно? – обратилась одна из девушек к посетителю с растянутой на все лицо улыбкой.

Он подошел к стойке и, улыбнувшись, сказал:

– Я в офис мистера Бишопа. Он меня ждет.

– Конечно, вам налево по коридору до конца. Офис 1749.

– Благодарю, – произнес мужчина и, развернувшись, отправился туда.

Идя по коридору, он ощутил, как протекали трудовые будни десятков сотрудников. Люди быстрыми шагами направлялись к дверям офисов, к своим рабочим местам, кто с пустыми руками, а кто с целой кипой деловых бумаг. Мужчины вышагивали ногами, обутыми в блестящую обувь, словно участники парада. Надетые на них костюмы являлись продуктами от разных модных домов и брендов. Кто-то ходил в настоящих, а кто-то в тщательно скопированных пиджаках и брюках, не менее привлекательных, но более дешевых. Запястья их рук украшали часы, среди которых наверняка можно было найти точные копии оригиналов. Женщины, держащие свои спины свечкой, расхаживали в деловых юбках ниже колен, жакетах, блузках и туфлях.

Когда кто-нибудь проходил в офис, открыв дверь пластиковой картой, из него раздавался ропот сотрудников, будто открывалось не какое-нибудь помещение, а словно вскрывался улей с пчелами. Так, пока мужчина шел по коридору, приближаясь к офису мистера Бишопа, он пробирался сквозь суету, встречая запыхавшихся клерков и тех, кто старался крутиться без лишней волокиты.

Коридор заканчивался, и мужчина начал вертеть глазами справа налево, разыскивая табличку с числом 1749 и фамилией Бишоп. Наконец, на предпоследней двери он увидел нужную ему комбинацию цифр и фамилию. Он нажал на кнопку маленького прибора и раздался звонок. Не прошло и двух секунд, как он услышал ответный звук, прерывистый и быстрый, как у кенаря, который начинал распеваться. Посетитель взялся за ручку, потянул ее вниз и вошел внутрь.

Он оказался сразу в приемной мистера Бишопа. Теплая бежевая краска на стенах и темно-коричневый паркетный пол придавали этому помещению уют. Он удивился, что в приемной никого не оказалось, хотя он ожидал увидеть здесь девушку, секретаря, помощницу мистера Бишопа.

За другой дверью, ведущую в кабинет к психологу, шел разговор. Звучал только один голос, и мужчина понял, что это мистер Бишоп разговаривал по телефону, коротко отвечая на вопросы.

– Подожди минуту, – послышалось из кабинета.

Раздались шаги, а затем открылась дверь. В приемную вышел психолог, одетый ничуть не хуже – красивый серый костюм, рубашка в темно-голубую полоску, синий галстук и черные лакированные туфли. Он улыбался. На вид ему было около тридцати пяти – сорока лет, с приглаженными черными волосами и короткой бородой на лице.

– Мистер Дарем, доброго вам дня, – поздоровался первым психолог. Он двинулся к гостю и протянул ему руку. Посетитель протянул свою в ответ, и, когда их руки соединились в крепком рукопожатии, мистер Бишоп распознал волнение, которое испытывал этот человек. – Я прошу у вас прощения, но не могли бы вы немного подождать? У меня важный телефонный разговор, и мне необходимо его закончить. По правде говоря, этот разговор мог бы провести и секретарь, но, как видите, его нет, – мистер Бишоп указал раскрытой ладонью в сторону того угла, где когда-то, должно быть, стоял стол для секретаря. Сейчас угол был полностью освобожден. – Вы можете присесть вот здесь. Я скоро закончу разговор и приму вас, как мы и договаривались.

Мистер Дарем положительно кивнул и произнес:

– Конечно, я подожду. Спасибо.

Психолог кивнул в ответ. Улыбка с его лица не исчезала. Он скрылся за дверью своего кабинета и продолжил разговор.

Мистер Дарем сел в мягкое кресло, обшитое голубой тканью. Он начал рассматривать висевшие на стене две картины неизвестных ему художников. На одной из них, правой, изображался песчаный берег с деревянной лодкой. На берегу стояла женщина в белом платье. На руках она держала младенца, закутанного в пеленку. Справа и слева от нее находились два мальчугана примерно одного роста. Женщина с мальчишками и ребенком на руках наблюдали за мужчиной, который стоял в лодке. Море пребывало в спокойствии, а платье женщины совсем не колыхалось. На берегу был штиль.

«Наверно рыбак со своей семьей», – предположил мистер Дарем.

Другая картина также изображала берег моря, но здесь художник показал настоящий ураган с бушующей и пенящейся водной пеленой, где волны, достигая огромных размеров, обрушивались на пустой берег. Мистеру Дарему вспомнилась картина Айвазовского «Девятый вал», которую он видел в книге с изображением лучших шедевров всемирно известных художников.

Так он спокойно сидел и рассматривал картины, задерживая свой взгляд на каждой по несколько секунд, пока за дверью мистер Бишоп вел телефонный разговор. Несмотря на то, что он мог расслышать каждое слово, произнесенное психологом в своем кабинете, тем не менее, в приемной без секретаря и отсутствия звука ударов пальцами по клавиатуре сохранялась тихая обстановка спокойствия и умиротворения. Массивная входная дверь красно-бордового цвета, разделявшая общий коридор с приемной психолога, сдерживала суетливые звуки, проносившиеся по коридору.

Помимо картин мистер Дарем обратил внимание и на другие предметы скромного, но приятного интерьера приемной: стоявшее в углу комнатное дерево, посаженное в большой коричневый горшок, и высокая белая напольная ваза.

Мистер Дарем подумал, что, если учесть совсем небольшие размеры этой приемной, то наличие здесь еще какого-либо предмета, например, стола для секретаря, привело бы к тесноте. С теми же предметами, что здесь были, небольшая комната выглядела просторно.

Внимательно рассмотрев всю комнату, он впервые немного расслабился. Упершись в мягкую спинку кресла, сложив правую ногу на левую и расположив руки на обоих деревянных подлокотниках, поблескивавших от лака, смотря вперед с чуть опущенной головой, мистер Дарем погрузился в свои мысли и воспоминания. На какое-то время, совсем непродолжительное, мысль о цели визита к мистеру Бишопу скрылась за многими воспоминаниями о том, что с ним произошло сегодня. Однако он не мог вспомнить ничего необычного по причине простого отсутствия непривычных ему поступков, за исключением этого – похода к психологу. Мистер Дарем усмехнулся над самим собой.

«И как мы могли дойти до такого?», – задался он риторическим вопросом, имея в виду под «мы» себя и свою супругу, Сьюзан, которая осталась дома, так как он ничего ей не рассказал о своем желании посетить мистера Бишопа.

Он взглянул на свои часы. Стрелки показывали пятнадцать минут четвертого. Встреча с психологом была назначена ровно на три часа дня.

– Нет. Всего доброго, – сказал мистер Бишоп своему собеседнику. Как оказалось, этими словами он закончил разговор.

Вновь послышались шаги. Дверь открылась, и из-за нее показался мистер Бишоп.

– Прошу вас, мистер Дарем, проходите.

Мужина зашел в кабинет вслед за мистером Бишопом. Он увидел два кожаных стула, поставленных с другой стороны стола, прямо напротив кресла, в которое сел психолог.

– Присаживайтесь, – любезно сказал он, указывая рукой на стулья.

– Спасибо, – произнес мистер Дарем, а затем сел. При первом взгляде на эти стулья казалось, что они не такие удобные для посетителей, как кресла в приемной, но стоило только опуститься в одно из них, как все сомнения уходили. Сидеть было очень удобно.

– Я прошу еще раз у вас прощения, мистер Дарем, за то, что заставил вас ждать. Думаю, вы не сильно скучали? – поинтересовался мистер Бишоп.

– Нисколько, – ответил мистер Дарем, улыбаясь. – Я рассматривал те две картины, и они мне очень понравились. Вы не скажите, кто их художники?

– Да… Картины очень хорошие! – воскликнул психолог с гордостью. – Их нарисовал один мой бывший клиент.

– Серьезно? – спросил мистер Дарем с некоторой ноткой удивления.

– Да, конечно, – ответил психолог. – Только вы сами понимаете, что я не могу назвать его имени, потому что он – мой бывший клиент.

– Да, я понимаю. Во всяком случае – очень красиво.

Мистер Бишоп немного помолчал, смотря прямо на мистера Дарема. Улыбка с лица психолога не сходила, и она, – мистер Дарем это уже давно понял, – была искренней, а не натянутой. Психолог продолжил:

– Я дал ему небольшое задание и эти картины – результаты его выполнения.

Мистер Дарем удивился еще больше. Он думал о каком-нибудь небольшом магазине или уличном рынке, где такие картины можно было достать по низкой цене. Постепенно уже сам мистер Дарем лично стал видеть в этом человеке своеобразного психолога.

– А в чем же именно заключалось задание? Неужели вы просто попросили его нарисовать две картины?

– Нет, – ответил мистер Бишоп. – Все значительно проще – я попросил его показать мне спокойствие и тревогу совершенно любым способом, какой он сам предпочтет. Он выбрал тот, которым он владеет лучше всего – рисованием.

– Хм, значит, полный штиль в море – это спокойствие, а ураган – тревога.

– Здорово, правда?

– Да. С одной стороны – просто, с другой – гениально. Так значит, вы знали о его умении рисовать и были уверены в том, что он начнет изображать два этих явления с помощью картин?

– Не хочу показаться не скромным, но да. Я знал. Видите ли, он страдал тяжелым нервным расстройством, а лучшее лечение в таких случаях – физический или интеллектуальный труд.

– Вы еще и врач? – спросил мистер Дарем. Он сглотнул комок слюны – подумал, что заданный им вопрос оказался чересчур резким.

– Нет, – ответил мистер Бишоп, смеясь и успокаивая нервы посетителя – он заметил его неловкость от своего вопроса. – Будь я врачом, то никогда бы не назначил такого лечения, потому что так не принято.

Мистер Дарем вновь почувствовал облегчение, но ответ мистера Бишопа он воспринял как некий сарказм.

– А что бы вы сделали? – спросил он.

– Ну, как и все врачи в нашей стране, – начал мистер Бишоп, – Я написал бы несколько названий лекарственных препаратов на листке, цены которых в аптеках давно составляют три цифры до запятой. Затем, я дождался бы его возвращения в свой кабинет, и выдал ему другой лист с новыми препаратами, ибо те не помогли.

– Я думаю, вы слишком категоричны, – сказал мистер Дарем и облизал нижнюю губу.

Мистер Бишоп вновь засмеялся.

– Согласитесь, мистер Дарем…

– Фрэнк, – позволил он себе перебить психолога, нерешительно подняв кисть правой руки немного вверх, не убирая локтя с подлокотника. Мистер Бишоп обрадовался такому поступку – у Фрэнка зарождалась внутренняя симпатия к нему, и теперь их разговор обрел неформальный тон.

– Согласитесь, Фрэнк, – повторил психолог, – продолжительность болезни у пациента зависит от толщины его кошелька.

Теперь уже была очередь Фрэнка усмехнуться. Он одобрительно кивнул головой и проговорил:

– Да. Наверное…

– Однако, – мистер Бишоп немного отъехал на кресле и сцепил пальцы рук между собой, упершись в черные подлокотники. До этого он все время сидел, сложив руки на столе, – я не консерватор, во всяком случае, пока я простой психолог.

«Вы не простой психолог», – подумал Фрэнк.

– Врачи и психологи, мои коллеги, не назвали бы лечением то, что я порекомендовал этому художнику. Но как оказалось, это подействовало эффективнее всякого лекарственного препарата, которым себя пичкают больные по наставлению врачей. Соответственно, по моему скромному убеждению, этот человек прошел курс настоящего лечения, причем положительного – он выздоровел.

– Как это происходит? – поинтересовался Фрэнк.

– Очень просто – здесь важен сам процесс. Когда он услышал задание, в его голове тут же стали возникать мысли. Он начал думать, как ему изобразить спокойствие, а как – тревогу. Ведь что это такое – спокойствие и тревога? В чем они выражаются?

Фрэнку показалось, что эти вопросы были адресованы ему. Он начал размышлять над ответом, но затем понял, что мистер Бишоп просто рассуждал.

– Когда он в первый и, как оказалось, в последний раз в качестве моего клиента пришел сюда, – продолжал мистер Бишоп, – в процессе нашей недолгой беседы он сказал, что его любимое занятие – писать картины, что это то, что заставляет его быть по-настоящему счастливым. Только вот он не стал искать душевного облегчения в рисовании, наоборот, он выбрал куда более действенный способ, по мнению большинства – алкоголь. Алкоголь вместе с теми лекарствами, что доктор прописал.

– То есть вы ему задали простое направление, дав маленький толчок.

– Да, – подтвердил психолог. – Все его беспокойства, его раздраженность и нервные срывы ушли, как только он принялся за работу. Он принялся за нее с усердием, со всей ответственностью, потому что это было именно как задание и ничто иное, и, в то же время, он испытывал удовольствие от своего любимого дела. Эти картины он рисовал на протяжении одного месяца, а потом пришел ко мне и показал их. Когда он зашел в приемную, и я его увидел, то сразу понял – он больше не мой клиент, ни чей-либо другой и, самое главное, ни чей-либо пациент.

После того, как мистер Бишоп закончил, в кабинете воцарилась тишина. Фрэнк Дарем сидел на стуле и вспоминал то, что было изображено на тех картинах. Молчание прервал психолог:

– Он настоял, чтобы я взял эти картины себе как подарок. Я не стал отказываться, потому что они мне чертовски нравятся.

– Я повторюсь – просто и гениально, – сказал Фрэнк.

Опять молчание.

– Ну, а теперь давайте поговорим о вас.

– Ах, да… – подхватил Фрэнк, смеясь.

– Видите? Теперь и вы забыли о своей проблеме, так как ваш разум был занят другим.

Фрэнк чувствовал превосходство мистера Бишопа, но это его не раздражало, а наоборот радовало. После непродолжительного общения он окончательно убедился – этому психологу можно доверить решение своей проблемы, которая касалась всей его семьи. Уверенность мистера Бишопа, его манера общения, легкая и профессиональная, его внешний вид делового и напористого человека не оставляли даже малейшей возможности усомниться в том, чтобы положиться на него. Фрэнк на долю секунды задержал свой взгляд на обручальном золотом кольце, которое было надето на палец левой руки психолога. Он подумал, что уж у такого человека, как мистера Бишопа, нет никаких проблем в браке, и его кольцо надежно свидетельствовало о счастливой супружеской жизни.

– Мистер Бишоп… – начал Фрэнк немного погодя. Он сделал небольшую паузу, набрав больше кислорода в легкие.

– Джеймс, – произнес свое имя психолог, воспользовавшись колебанием Фрэнка. Он знал, что его новый посетитель волнуется, как и каждый, кто к нему приходит впервые.

– Джеймс, – выдохнул Фрэнк, – мои проблемы связаны с моей супругой. Ее зовут Сьюзан. Хотя… на самом деле у меня много других проблем, например, это сон. Почти каждым утром мне трудно встать. Затем, проблемы продолжаются на работе.

– Кем вы работаете? – задал вопрос Джеймс.

– Я генеральный директор, – ответил Фрэнк и добавил: – Наемный.

– У вас хорошая должность, Фрэнк, – подбодрил его психолог, – и ответственная.

– Да. Компания занимается производством пищевых продуктов. В основном это полуфабрикаты. Такая сфера деятельности предполагает постоянный контроль между всеми этапами производства, включая и соблюдение всех санитарных требований.

– Часто к вам наведываются с проверками?

– Не то слово, как часто. Вы слышали про тот случай на борту самолета, где пассажир, сняв крышку с пластмассовой посудины, увидел внутри кусок стекла, лежащего рядом с рыбной котлетой?

– Только не говорите, что ваша компания отправляла упаковки с едой на тот самолет, – сказал Джеймс, шутя.

– Нет, нет, вы не подумайте, – произнес Фрэнк, посмеиваясь. – Просто, после того случая все словно с цепи сорвались. Случаи незапланированных проверок со стороны контролирующих органов, которых не пересчитать, участились в два, а то и в три раза. Компания имеет хорошую репутацию, но одно дело – иметь ее, и совсем другое – сохранить, а в наше время оставаться не только наплаву, но и еще не обмазанным в, простите, дерьме, становится все сложнее и сложнее.

– Я это знаю по себе, – сказал психолог.

– Ну вот, так что вы сами понимаете, как тяжело мне работать, имея проблемы дома.

Джеймс, в свою очередь, немного помедлил, а затем задал следующий вопрос:

– Почему вы в начале своего рассказа о проблеме упомянули вашу супругу Сьюзан?

Фрэнк немного напрягся, а затем ответил:

– Наверное, потому, что во всей этой неблагоприятной ситуации меня больше всего волнуют мои отношения с ней.

– Да, но вы сказали, что ваши проблемы связаны с Сьюзан, – Джеймс Бишоп напомнил Фрэнку это не в качестве вопроса или уточнения, а в качестве утверждения, факта. Его голос звучал очень четко, с чуть повышенным тоном, чтобы придать особую важность этому утверждению. Фрэнк почувствовал скованность и неуверенность. – Не поймите меня неправильно, Фрэнк, – продолжал Джеймс, – но вы в самом начале сказали именно так. Я повторю ваши слова: «Мои проблемы связаны с моей супругой». Если вы что-то другое имели в виду, то давайте сразу разберемся с этим. Я задам вам такой вопрос – вы считаете, что все ваши проблемы – это последствия плохих отношений с Сьюзан?

– Нет, нет, – тут же ответил Фрэнк, приблизившись к Джеймсу. – Я хотел лишь сказать, что меня больше всего волнуют проблемы, возникшие, в том числе, и с Сьюзан в результате…

Фрэнк остановился.

– В результате чего? – начал его подталкивать Джеймс.

– Я сам не знаю, чего, мистер… Джеймс. Просто, все в одночасье пошло наперекосяк, – Фрэнк резко отодвинулся назад.

Джеймс Бишоп не только внимательно слушал Фрэнка, но и наблюдал за его движениями и мимикой. Он понял, что Фрэнк начал раскрепощаться.

– Не думаю, что у вас все началось в одночасье, Фрэнк. Если бы это было так, то вы бы знали ответ, потому что с этим было бы связано какое-нибудь плохое событие, например, смерть близкого человека.

– Нет, Джеймс, ничего такого не было. Все живы и здоровы.

– Значит, проблема зарождалась постепенно. Ее истоки могут находиться далеко в прошлом, но и сейчас они воздействуют на все стороны вашей жизни – на семью, работу, и так далее.

Джеймс заметил, что Фрэнк слегка поник: отпустил голову, периодически закрывая глаза, а языком он то и дело облизывал губы.

– В самом деле, Фрэнк, нам не нужно с вами ходить вокруг да около, – заговорил Джеймс с тонусом в голосе. Фрэнк поднял голову и посмотрел в глаза психологу. – Я знаю, в чем заключается ваша основная проблема. Скажите, как живет ваша семья? В достатке?

– Да, конечно. Я ее полностью обеспечиваю, – сказал Фрэнк с гордостью, но от этого вопроса он еще и недоумевал. – Но как это может быть связано с моими проблемами?

– Вы много работаете? – Джеймс будто проигнорировал вопрос Фрэнка и задал следующий.

– Очень много. Бывает, я встаю рано утром, пока мой сын еще спит, и ухожу, а когда возвращаюсь поздно ночью, он уже давно лег в постель. И так может произойти и на следующий день. В итоге – мой сын меня практически не видит. Да и Сьюзан тоже.

– Сколько лет вашему сыну?

– Джошу четырнадцать. У меня есть еще старшая дочь, Эмми. Ей двадцать пять, но она не живет с нами. Уже два года как она вышла замуж и переехала в Балтимор.

Фрэнк вновь облизал губы.

Джеймс внимательно смотрел на него и слушал.

– А сколько лет вам? – спросил он.

– Сорок девять.

– Вы могли бы назвать свою жизнь скучной?

Такой вопрос Фрэнк не ожидал услышать, но он понимал, что мистер Бишоп подкрадывается к нему, нащупывая все новые и новые детали, словно маленькие шестеренки в огромном механизме, составляющее его жизнь.

– Как вам сказать, Джеймс… – Фрэнк призадумался. Мистер Бишоп ждал, что он скажет. – Я достаточно обеспеченный. У нашей семьи есть все, что должно быть, но…

– Но вы чувствуете, что что-то не так. У вас нет какой-то удовлетворенности от жизни, – закончил психолог фразу за Фрэнка.

– Да, – подтвердил Фрэнк. – Да. Это так.

– А почему вы пришли именно ко мне?

Прозвучал вопрос, которого Фрэнк боялся больше всего. Он сумел в свое время выбраться из нищеты и самостоятельно встать на ноги. По городским улицам или в офисе компании Фрэнк всегда ступал с гордо поднятой головой. Фрэнк Дарем, человек, уверенный в своих силах, даже в своем превосходстве над другими, кто его окружал, пришел в смятение от элементарного и, одновременно, такого сложного для него вопроса.

– Я… – начал Фрэнк, – я слышал о ваших методах, которые вы используете при работе с клиентами, точнее, с семейными парами, – Фрэнк провел левой рукой по своему затылку. Ему показалось, что там что-то защемило, но это было лишь самовнушение. – Я также слышал, что ваша работа в этой области весьма успешна, и пары, кто участвовал в этом… в этом…, – Фрэнк не знал, какое слово подобрать, – в этом деле, оказались очень довольными.

– Откуда вы знаете, что они довольны?

– Я… просто я слышал об этом…

Джеймс Бишоп улыбнулся и расслабился в лице. Пока Фрэнк говорил, он все время сидел с серьезным видом, навострив уши и слушая его.

– А почему с вами не пришла ваша супруга?

– Она ничего не знает о моем визите к вам.

– Вы с ней даже не посоветовались?

– Я сначала хотел встретиться с вами – узнать подробнее об этом методе и потом сообщить ей.

Фрэнк чувствовал себя студентом, который сидел на экзамене, пытаясь четко ответить на все вопросы, заданные экзаменатором – мистером Джеймсом Бишопом. В кабинете вновь настало молчание. Джеймс подкатился обратно к своему столу и положил на него руки, расставив локти в разные стороны. Смотрел он куда-то в сторону. Фрэнк ждал, когда психолог заговорит.

– Вы когда-нибудь смотрели порнофильмы, Фрэнк?

– Ну… конечно, – проговорил тот, немного смутившись. Ему еще никогда не доводилось разговаривать об этом с другим мужчиной. – Как и все, я думаю.

– И наверняка наблюдали на экране групповой секс?

– Да.

Джеймс прекрасно знал ответы Фрэнка заранее на эти вопросы. Однако он решил не начинать разговор таким образом, чтобы эти сведения звучали как факты, установленные им самим, так как не хотел ставить Фрэнка в более неудобное положение, показывая, что он знает о его «скелетах в шкафу».

– Как вы думаете, Фрэнк, что движет людьми, которые участвуют в подобном? Чего они хотят?

«Того же, чего хочу и я», – подумал Фрэнк.

– Получить новые эмоции, – начал перечислять он, – новые впечатления, может быть, даже, навыки…

– Даже те люди, что специально участвуют в постановках?

– Нет. Там, думаю, всем заправляют деньги.

– Рад это слышать от вас, Фрэнк, – сказал Джеймс, довольствуясь таким ответом. – Конечно, ответы на подобные вопросы могут показаться слишком очевидными, но мне нужно было удостовериться. Это важно для моего личного, внутреннего спокойствия.

– Я понимаю, – одобряюще кивнул посетитель.

В последующий один час Джеймс Бишоп подробно рассказывал о своем методе, который был, по его словам, необычайно прост, но, в то же время, необычайно сложен в исполнении.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

Глава 2

Двумя неделями ранее.

Джеймс Бишоп ощущал напряженную атмосферу суеты, словно в здании, в котором он находился, собралась стая муравьев, небрежно перебиравшие ножками в поисках личинок, обмазанных медом.

Он сидел на стуле в гримерной перед зеркалом, по периметру окруженном светильниками, пока девушка подготавливала его лицо для сьемок в одной из самых популярных телевизионных передач, регулярно выпускаемая в эфир по центральному каналу. Название передачи было достаточно длинным и не совсем обычным: «Открытые окна закрытых домов». Джеймс знал, что передача транслировалась не в прямом эфире, а в записи, но даже здесь, во время съемок, когда было достаточно времени для успешного завершения всего съемочного процесса, прежде чем запись пустят в эфир в вечерние часы спустя несколько дней, никто из участвовавших в создании очередного выпуска не мог сказать, что он спокоен. Джеймс непрестанно слышал раздававшиеся в коридоре недовольные, ворчливые высказывания начальников в адрес подчиненных за плохую работу.

Девушка непринужденно махала кисточкой перед лицом Джеймса, уже не нанося на кожу специальную пудру, а смахивая лишние пылинки воздушным потоком с его лица. Казалось, малейший промах в ее работе мог стать катастрофой не только для нее самой, но и для всей передачи, ведь она готовила главное действующее лицо этого выпуска – мистера Джеймса Бишопа. Закончив свою работу, она коротко сообщила:

– Вы готовы, мистер Бишоп.

– Спасибо, – поблагодарил ее Джеймс. Он внимательно вгляделся в отражение своего лица в зеркале, и его беспокоили мысли о том, что она переусердствовала, наложив слишком много бледной пудры. В конце концов, оставив эти мысли, он поднялся со стула, подправил свой пиджак и направился к выходу из гримерной. Оказавшись в коридоре, он свернул направо, в сторону главной съемочной площадки, где вовсю работал обслуживающий персонал.

Пока он шел по длинному коридору, никто из работников не обратил на него внимания – все с головой ушли в свою работу. Главная съемочная площадка представляла собой большое помещение, в котором одна из сторон была закруглена. Именно для этой стороны специально была подобрана изящная мебель белого цвета: кресло для ведущего и широкий диван для гостей. Мебель была выставлена друг напротив друга, немного повернутые в сторону к зрителям. Между зрителями и гостями передачи располагались кресла, по четыре с правой и левой стороны, для особых приглашенных – так называемых экспертов, которые активно участвовали в дискуссиях. Позади экспертов находились несколько операторов с камерами, установленные на высоких штативах – они направлялись на ведущего и гостей. Еще имелось несколько камер сверху, парящих в воздухе и охватывая всю оставшуюся часть студии.

Джеймс Бишоп прошел по студии и остановился на ее середине, охватывая своим взором все пространство, что его окружало.

– Десять минут до начала съемки! – прозвучал голос из приемников, спрятанных где-то сверху.

Пока что Джеймса обделяли вниманием, но его это нисколько не беспокоило. Постояв немного в одиночестве, к нему подошла женщина средних лет, его давняя знакомая – Бриджет Оллфорд. Именно благодаря ей Джеймс находился здесь. Она работала главным редактором в одной крупной газете. Ее деловые связи позволили ей через нескольких людей дойти до телевизионных боссов, которые проявили интерес к личности Джеймса Бишопа, поняв, какой информацией они стали обладать и которую они могли теперь донести до масс, увеличив и без того большой рейтинг.

Бриджет улыбнулась Джеймсу и спросила:

– Ну как?

– Все хорошо, – спокойно ответил он.

– Думаешь, стоит это делать?

– Об этом мы узнаем позже, – сказал Джеймс, а затем добавил: – Слушай, у меня с лицом все нормально? Мне показалось, что девушка в гримерной наложила на меня слишком много пудры. Нет ли ощущения, что я окунулся в кучу кокаина?

– Нет, – слегка усмехнувшись, ответила Бриджет и дополнила: – Но все морщины тебе запудрили.

– У меня их и не было, а сделали так, как будто я весь был ими покрыт.

– Ты же сам прекрасно понимаешь, Джеймс – придется терпеть. Долго терпеть. И какие-то там причуды телевизионщиков ничто, по сравнению с тем, через что тебе предстоит пройти.

– Я знаю, Бриджет. Я благодарен тебе.

Они постояли немного молча.

– Жаль, что Верна не смогла приехать сюда.

– Поверь, будет лучше, если она посмотрит по телевизору, чем здесь. Хотя для нее и так это будет настоящей пыткой.

– Я схожу за кофе, – сказала Бриджет. – Тебе принести? Еще есть время.

– Нет, спасибо. Мне нужно собраться с мыслями.

Бриджет удалилась, оставив Джеймса одного, но, как оказалось, у него совсем не было времени, чтобы привести свои мысли в порядок – он почувствовал прикосновение чьей-то руки к своему локтю. Обернувшись, Джеймс увидел человека, который смотрел на него, довольно растянувший улыбку. Казалось, от зубов этого человека мог отражаться свет – настолько они были белоснежными и идеально ровными. Этим человеком оказался Брэндон Фейн – бессменный ведущий программы. Его волосы уже давно поседели, а спина постоянно находилась в чуть согнутом положении. Многие его поклонники, а их было немало, особенно женщины, то и дело обсуждали занимаемое им кресло ведущего на протяжении уже двадцати пяти лет, и все гадали, надеясь, что этого никогда не произойдет, когда он уйдет на покой. Брэндон Фейн обладал всеми навыками шоумена, и никто из молодого поколения не мог сказать точно, получил ли он их в процессе своей долгой карьеры на телевидении, или он уже был ими наделен с самого рождения.

Лучезарная улыбка Брэндона Фейна околдовывала каждого, с кем он общался, однако, на Джеймса она не могла повлиять столь магически, как на остальных.

– Готовы, мистер Бишоп? – спросил Брэндон.

– Уже давно, – ответил Джеймс, сохраняя внутреннее спокойствие и силу духа.

– Я хотел бы с вами быстро обсудить несколько деталей, пока еще есть время до эфира.

– До эфира? – резко спросил Джеймс, сморщив лоб. Впервые в его голосе прозвучало волнение.

– Ну да. Это прямой эфир. Ну, так вот, Джеймс, как я понял, вы психолог, специализирующийся на семейных отношениях. Вы только занимаетесь проблемами брака?

На долю секунды Джеймс побледнел, а сердце внутри забилось быстрее. Брэндон не заметил в нем перемен, так как в своих руках он держал листки, в которых пытался через свои очки правильно понять смысл написанного о Джеймсе Бишопе, в частности, о его небольшой биографии и основной информации о его методах работы, из-за которой и происходила вся эта шумиха.

Джеймс понимал, что нужно немедленно взять себя в руки. Уверенность прежде всего.

«Соберись, идиот, – начал он наставлять самому себе. – Какая тебе разница, прямой это эфир или запись».

– Да… – проговорил Джеймс, но ему показалось, что он ошибся – ответ был произнесен неуверенно. Чуть откашлявшись, он добавил более четким голосом: – То есть, не только проблемы брака. Я могу решить большинство проблем, с которыми сталкиваются люди.

– Хм… – пробубнил Брэндон, но его «хм» не было похоже на издевательскую ухмылку. Вместо этого прозвучало что-то вроде ответа «так», словно пометка галочкой в перечне уточнений. Однако у Джеймса ослабла способность профессионально мыслить и анализировать происходящее. После этого «хм» на него нашло раздражение и злость.

«Чертов старик», – выругался Джеймс и сглотнул комок слюны.

– Вы разработали свою методику один, или у вас есть коллеги, кто поддерживал и помогал вам?

– Один.

– Но я так понимаю, у вас есть кто-то в качестве рабочего персонала, кто помогает вам в ее осуществлении?

– Есть.

Брэндон Фейн еще немного пробежался глазами по листочкам, а потом поднял голову и взглянул на Джеймса – тот уже пришел в норму. Ведущий не заметил ничего такого, что было бы не выгодно приглашенному гостю.

– Что ж, подробнее расскажите уже в эфире.

Брэндон хлопнул Джеймса по плечу, и, улыбнувшись, ушел, скрывшись за возвышенным зрительским подиумом, где каждое место уже было занято. Когда он приблизился к зрительской аудитории, раздались выкрики его страстных поклонниц, на что тот махнул ладонью, расплывшись в счастливой улыбке.

Пока Джеймс стоял в центре зала и отвечал на уточняющие вопросы ведущего, в студии прибавилось народу: несколько экспертов заняли места в отведенных для них креслах, у всех камер стояли операторы, проверяя оборудование и четкость картинки, а вокруг самого Джеймса кружилось еще большее количество людей. Удивительно, как он не заметил такой перемены, но неожиданно нахлынувшее беспокойство словно отстранило его от реальности, от всех этих людей, вовлекая в пучину собственных переживаний.

– Пять минут, – вновь раздалось сверху из динамиков. Теперь Джеймс знал, что ему осталось пять минут до эфира, прямого эфира. Через пять минут он будет сидеть вон на том диване, а напротив его этот напыщенный старик. Он не столько боялся экспертов, которых стал уже рассматривать, пока те сидели и обдумывали предстоящую дискуссию, сколько именно прямого эфира. При записи он мог бы себе позволить промедление в ответах, мог бы найти время для обдумывания мыслей, прежде чем произнести их – потом монтажеры вырезали бы все лишнее, сделав из передачи живой, быстрый диалог. Прямой эфир этого не позволял. Думать нужно было быстро. Одно дело – несколько десятков зрителей в зале, другое – одновременно миллионы. Джеймс Бишоп всегда считал, что промедление перед одним человеком – показатель мастерства и профессионализма, показатель четкого обдумывания и выстраивания плана, стратегии, но промедление перед огромной толпой – провал, фиаско. Толпа, быстрая и непредсказуемая, сама потребует скорости. Иначе не поверят…

К Джеймсу через толпу пробралась Бриджет со стаканом дымящегося кофе.

– Ты почему не сказала мне, что это прямой эфир? – недовольным тоном спросил он у нее.

– Так, я думала, ты знаешь, – напрягшись, сказала Бриджет, а потом подбодрила его: – Все будет хорошо, Джеймс. Ты справишься.

Джеймс провел руками по своей голове, пригладив волосы.

«Не раскрывай себя. Что ты делаешь?», – обратился он к себе.

– Прости, Бриджет, – выдохнув, извинился Джеймс.

Бриджет ничего не сказала. Только улыбнулась.

Перед ними мгновенно появился молодой парень. На голове были натянуты огромные наушники, соединенные с микрофоном.

– Мистер Бишоп, мы начинаем. Садитесь вон там, на диван.

– Спасибо, – сказал ему психолог, а затем взглянул на Бриджет. Его молчаливый взгляд словно обращался к ней с просьбой пожелать ему еще раз удачи.

– Удачи, Джеймс. Все будет в порядке, – сказала она, поняв, как ему требуются слова поддержки. Если кто и знал Джеймса Бишопа так же хорошо, как и его супруга, Верна, которая отсутствовала, то это именно она.

Джеймс направился к дивану, в сторону, куда были наставлены камеры. Его уже ждал Брэндон Фейн, расположившись в своем кресле.

– Садитесь напротив, Джеймс, – обратился он к нему.

Джеймс кивнул и медленно опустился на диван.

Эксперты пристально смотрели на него. Некоторые из них сидели, словно затаившиеся хищники в траве, изучая свою добычу. Мимо Джеймса не прошел ни один такой взгляд. Он смог побороть свой страх, неизвестный никому, и его восприятие мира пришло в норму. Он видел и слышал все, словно ястреб, восседающий на скале.

Съемочная площадка освободилась. Зрители ожидали начала. Джеймс попытался рассмотреть Бриджет и место, где она расположилась, но у него не получилось – в зале убавили освещения, сосредоточив большую часть света на нем и Брэндоне Фейне.

Голос, принадлежащий тому же человеку, который объявлял до этого промежутки времени до начала эфира, строгим голосом объявил:

– Тишина в студии! Выходим в эфир. Десять, девять, восемь, семь…

Джеймс перевел дух, сделав три глубоких вдоха через нос.

– …шесть, пять, четыре…

Брэндон немного нагнулся к Джеймсу, посмотрел прямо ему в глаза и с серьезным выражением лица сказал такое, от чего тот почувствовал, будто его облили бензином и где-то сзади он услышал звук проведенной о коробок спички:

– Держитесь, Джеймс.

Затем Брэндон быстро вернулся в прежнее положение, дожидаясь окончания отчета и включения камер.

– … три, два, один. Эфир!

Брэндон Фейн обнажил свои белоснежные зубы и поприветствовал зрителей.

***

Тремя часами позднее.

– Тебе нужно выпить. Да и мне тоже, думаю, – сказала Бриджет.

Она провела Джеймса в свою гостиную, а сама ушла на кухню. Оттуда, открывая дверцы шкафчиков, она спросила:

– Что ты будешь?

– Виски со льдом.

Бриджет взяла два идеально чистых стакана и поставила на барную стойку. Достав бутылку дорогого виски, она наполнила им стаканы наполовину. Ее движения были быстрыми и нервными. Держа стаканы в обеих руках, она подошла к холодильнику, имевшему отделение для льда. Надавив на черный рычажок стаканом, сверху в него упали круглые кусочки затвердевшей воды. Она проделала то же самое со вторым стаканом и вернулась в гостиную к Джеймсу. Тот взял стакан, протянутый Бриджет, и дождался, когда она сама сядет на диван.

С минуту они молчали. Каждый из них думал о том, что происходило в студии. После того, как камеры отключили, и эфир прекратился, Бриджет подбежала к Джеймсу, и, взяв его под руку, повела к выходу из студии. Она вспоминала, как ощутила там раскаленный воздух, которым был наполнен зал, как услышала одновременно восхваляющие и оскорбительные реплики в адрес Джеймса. Но, казалось, больше всех возбужденными в этот вечер были зрители в студии, включая и ее саму, Бриджет. Выйдя из здания телестудии, они сели в ее машину – белый Фольксваген, что был припаркован на уличной стоянке. Она заняла сиденье водителя, а Джеймс сел рядом с ней, и они, решив, что лучше всего сейчас укрыться у нее, поехали к Бриджет домой. Ее большая квартира находилась в одном из домов шикарного жилого комплекса, на тридцать седьмом этаже. Отсюда открывался прекрасный вид на ночной город, освещенный многотысячными огнями.

Бриджет, отпив, посмотрела на Джеймса. Он сидел и продолжал молчать.

– Ты правда помог тому человеку? – спросила она тихо.

– Да, – ответил Джеймс. Он преподнес стакан к носу и понюхал его содержимое, проделав небольшие круговые движения. После этого он опустил к губам и отпил.

Бриджет восхищалась Джеймсом. Как он держался, как он отвечал на вопросы экспертов и зрителей, как он комментировал редкие замечания Брэндона Фейна, иногда насмешливые и глумливые. Как он выдержал такой натиск. Бриджет уже давно гордилась тем, что в свое время встретила Джеймса и их отношения со временем перешли в крепкую дружбу.

– Что ты намерен делать теперь?

– Все то же самое, что и до этого.

– Думаешь, теперь ты сможешь находить таких людей?

Джеймс не ответил сразу. Он немного сменил позу, больше утонув в кресле и расслабившись.

– Они сами будут находить меня. Человек всегда что-то ищет, и, дав ему узнать о себе как о том, кто может ему это предоставить, придет к тебе.

Внешне Джеймс был спокоен, как всегда, но внутренне он еще не остыл. Вместе с тем, внутри себя он улыбался, пока его лицо внешне выражало серьезность и сосредоточенность.

«Необходима разрядка».

– Позвони Верне, – попросила Бриджет. – Она волнуется. Я сейчас отвезу тебя домой.

– Да, – сказал Джеймс. Он сунул руку в карман своих брюк и вытащил телефон. Встав с кресла, он вышел из гостиной, приложив мобильник к уху.

Бриджет наблюдала, как Джеймс выходил, скрывшись в коридоре. Невзначай, сама того не осознавая, ее взгляд упал на его зад.

«Боже мой, – подумала она. – Как ей повезло… как ей повезло…»

Она слышала, как Джеймс разговаривал по телефону с Верной, его супругой. Джеймс ушел вглубь коридора, и до ее ушей доходили лишь звуки его голоса, но слова она не могла разобрать.

Бриджет допила виски. Она поднялась и отнесла стакан на кухню, оставив его на барной стойке. В ее походке появилась шаткость – столь быстро на нее подействовал виски в небольшом количестве.

Джеймс смолк. Бриджет решила, что тот закончил разговор. Повернувшись обратно, она увидела его, который стоял перед ней с пустым стаканом в руке. От такого неожиданного его появления перед ней она слегка испугалась.

Он подошел к ней, прижал к барной стойке и, протянув руку рядом с ее левым плечом, поставил пустой стакан.

«Нужна разрядка».

«Верна…», – в голове у Бриджет крутилось имя супруги Джеймса.

Он резко схватил Бриджет за грудь и начал массировать. Грудь была большая и мягкая.

«Верна…», – снова пробежала мысль у Бриджет, пока Джеймс массировал ей грудь своими ладонями.

«Верна…»

– Джеймс… – медленно простонала Бриджет, сдавшись и закрыв глаза.

Через короткое время в квартире Бриджет из ее спальни раздался скрип кровати.

***

– Добрый вечер. Как всегда, в этот вечерний час в прямом эфире программа «Открытые окна закрытых домов».

«Прямой эфир… Зря я мало смотрел телевизор», – упрекнул себя Джеймс.

– В этой студии вместе с нами присутствует один гость, практикующий психолог, мистер Джеймс Бишоп, который намерен рассказать нам о специфике своей работы с семейными парами и не только.

Джеймс обратил внимание, что Брэндон не пользовался суфлером. Он смотрел куда-то вперед, на одну из камер.

– Мистер Бишоп, – обратился Брэндон к Джеймсу, – Прошу вас, расскажите нам о своей работе и о… – Брэндон специально поперхнулся, – кхм, некоторых методах вашей работы с семейными парами.

Джеймс выдержал совсем короткую паузу и, определив, куда ему нужно смотреть, начал:

– Цель, с которой я сюда пришел, заключается в том, чтобы рассказать людям о возможности решения тех проблем, с которыми, я уверен, многие сталкиваются в повседневной жизни. Я…

– И что это за проблемы? – перебил Брэндон. Джеймс взглянул на ведущего, ожидая увидеть ухмылку на его старом лице, но увидел лишь серьезность и хмурость.

– Самые типичные, – ответил Джеймс. – Это и бессонница, и раздражительность, и чувство неудовлетворенности…

– Неудовлетворенности? – уточнил Брэндон, намекая на что-то еще.

– Да, неудовлетворенности.

– А что вы именно подразумеваете под этим словом?

– Душевная неудовлетворенность.

– Ну, хорошо, – заговорил Брэндон, предвкушая, как он будет раскручивать психолога. – Мистер Бишоп, расскажите нам о тех методах, при помощи которых вы собираетесь исправлять так называемую душевную неудовлетворенность у людей.

– Вы неправильно задаете вопросы, Брэндон, – совершенно непринужденно сказал Джеймс. В зале послышалось аханье. Операторы, держащие ручки штативов с видеокамерами, переглянулись между собой. Сам Брэндон сидел с невозмущенным видом – он, многоопытный журналист и телеведущий, многому научившийся и многое понюхавший, сам был не из робкого десятка. Зрители почуяли запах жареного. – Я не собираюсь ничего исправлять – это раз. Речь идет не только о душевной неудовлетворенности – это два. Никто не может решить проблемы другого человека кроме него самого – это вы давно должны были понять. Я могу лишь показать человеку нужное направление. Что касается душевной неудовлетворенности, то я могу сказать следующее: она трактуется и понимается по-разному – кто-то ассоциирует ее с несовпадением своих желаний, ожиданий с теми возможностями, которыми он обладает, но которые, как человек сам считает, не пригодны для их достижения. Проще говоря – несоответствие между душевными потребностями и повседневной жизнью. Кто-то сильно страдает от обиды, и он тоже ощущает эту душевную неудовлетворенность. Кто-то сильно устает на работе, а дома он вымещает свои проблемы на близких.

– Но как именно вы задаете направления для человека? В чем они выражаются?

– В раскрепощении, – тут же ответил Джеймс, воспользовавшись ошибкой Брэндона – к первому вопросу он добавил сразу второй, и на нем Джеймс смог сфокусироваться. Говорить о принципах создания направлений ему было выгодно меньше всего.

– В раскрепощении?

– Да, – Джеймс не захотел больше тянуть. Он решился и добавил: – В раскрепощении через внутренние переживания человека, которые ранее он никогда не испытывал – через групповое сношение.

– Позвольте! – раздалось в зале. Руки тянули сразу несколько экспертов, до этого не вмешивающиеся в процесс. Любопытство зрителей никуда не ушло, но его затмила обескураженность. То, что говорил Джеймс, являлось диким и неестественным, хотя до этого на телевидении обсуждались и не такие темы.

Растерянный Брэндон Фейн начал мельтешить головой, бросая взгляд на экспертов и на зрителей в зале. Он почувствовал, как контроль ситуации на съемочной площадке начал ослабевать. Но не только это. Что-то Брндона начало есть изнутри. Что-то, что не давало ему покоя.

– Зал, – обратился он ко всем. – Тише. Тише.

Бесполезные попытки Фейна ни к чему не привели. Он пытался усмирить пыл людей, как пытается конюх успокоить взбесившуюся лошадь. Сам Джеймс оставался выдержанным, и это несмотря на то, что в его адрес посыпались слова возмущения, переходящие чуть ли не в личные оскорбления. Джеймс знал, что в таких местах, как съемочные площадки, на подобных передачах собирается определенный типаж людей, и многие из них могут обладать вспыльчивым характером, чьи личные недовольства своей обыденностью частенько сталкиваются с нечто неприсущим им, но в то же самое время, иногда, близким.

Постепенно первая реакция людей начала утихать, и у Джеймса появилась возможность изъясниться. Бриджет, сидевшая среди зрителей в первом ряду, все это время смотрела только на него.

Брэндон попытался расслабиться в своем кресле. Он посмотрел на Джеймса (тот спокоен, как удав), а Джеймс, в свою очередь, на Брэндона. Их взгляды сошлись. Брэндону, как старому маразматику, на каменном лице Джеймса причудилась циничная ухмылка.

– Зал… – вновь обратился Брэндон ко всем. – Прошу тишины. В нашей студии сегодня присутствуют эксперты.

Брэндон Фейн не хотел признавать своего бессилия в личном споре с Джеймсом Бишопом, этим наглым, самоуверенным мальчиком, как он его охарактеризовал. Время для экспертов должно было наступить в любом случае, и Брэндон, жаждавший расправиться с Джеймсом в личном споре, на глазах миллионов зрителей, одновременно подумал об экспертах с облегчением, так как знал – он не сможет обуздать Бишопа.

Действительно ли он знал? Откуда у Брэндона Фейна взялась мысль о своем бессилии?

– Эксперты, пожалуйста, ваши вопросы и мнения.

– Позвольте мне пояснить, Брэндон, в целях избежать пустых обвинений в том, что я бесцельно разбрасываюсь тут такими словами, принуждая людей сочинять ложные догадки, – вмешался Джеймс в попытку Брэндона передать эстафету экспертам.

– Да, конечно. Поясните, – согласился ведущий.

«Сука».

Джеймс видел Брэндона насквозь. Он начал:

– Прежде всего, я не имел в виду беспорядочные сексуальные связи между людьми. Ни в коем случае. Метод, предполагающий подобные, скажем так, процедуры, осуществляется только между супругом и супругой, но подразумевается, что таких замужних пар несколько.

– Несколько, это сколько? – спросил Брэндон.

– Четыре пары.

– Почему именно четыре?

– Я бы не стал утверждать, что взял это число с потолка, но и какой-то определенной логики тут не прослеживается. Просто посчитал, что четыре пары – это достаточно для того, чтобы мой метод сработал.

– И он сработал?

– Да.

Многие присутствующие в зале, многие телезрители задавали себе один и тот же вопрос – о чем тут вообще говорить? То, что говорит этот человек – полная чепуха. Но сомнения тоже бродили где-то рядом, выдавая свое присутствие слабым запахом.

Джеймс Бишоп прекрасно знал первоначальную реакцию толпы. Он ее предвидел (это было несложно), но он также знал, что необходимо было выждать, необходимо было перетерпеть этот внезапно обвалившийся цунами людского возмущения и недовольства, как огромные волны обрушиваются на берег и движутся дальше, по городским улицам и переулкам, сметая все на своем пути, но потом, рано или поздно, отступают, чтобы дать возможность вновь навести порядок. Многие были возмущены, но практически все они были готовы слушать дальше.

«Потрясно! – подумала Бриджет. – Он знает, как вести диалог!»

– Сколько вы уже провели таких… – Брэндон замешкался, – сеансов? Правильно ведь? Сеансов?

– Можно и так выразиться. Всего два.

– И оба успешны, по-вашему?

– Абсолютно.

***

14 лет назад.

– Джеймс?

Никакого ответа. Только звук шариковой ручки, быстро-быстро водимой по тонкому листку на столе.

– Джеймс?

Из своего кабинета в коридор стал выглядывать мужчина, чья макушка была лысой, а вокруг нее росли еще не поседевшие волосы. Мужчина сделал еще одну попытку, проявляя терпение и не переходя на повышенный тон:

– Джеймс?

Молчание.

Мужчина обвел взглядом слева направо и справа налево свой стол, словно он что-то пытался найти.

«Может, карандаш в коридор кинуть?»

– Джеймс? – все так же спокойно повторил мужчина.

Пол в коридоре заскрипел создавшимся под весом трением ножек стула. Глухие звуки под полом сопровождались быстрыми шагами, приближавшимися к кабинету.

В дверях показался молодой человек, все в той же белой футболке, что он не снимал уже неделю, в потрепанных черных джинсах и белых кедах в оранжевую полоску.

– Джеймс, скоро придет клиент, мистер Рассел. Я перенес встречу с ним на более раннее время. Убедись, что все готово к его визиту.

– Да, сэр.

Джеймс скрылся в коридоре и приступил к выполнению поручения. Он достал из напольного шкафчика, что стоял рядом с его рабочим столом, высохшую тряпку. Прошло достаточно много времени, недели две или, даже, три, когда он в последний раз прикасался к ней. Джеймс направился в туалет, где намочил этот старый кусок ткани. Вернувшись обратно, он приступил тщательно протирать мебель, что здесь присутствовала, включая свой стол. Пыли успело накопиться много, пока желанные ноги клиентов не перешагивали порог этого коридора. Сегодня у уже не молодого мистера Карла Мо, психолога американско-китайского происхождения с огромным стажем работы и его помощника, двадцатипятилетнего Джеймса Бишопа, намечался важный день – впервые за более чем полмесяца их и без того маленькую компанию, состоящую из двух человек, навестит клиент.

Оставив чистым свою маленькую бронзовую статуэтку филина, стоявшего на стопке закрытых книг, и два шкафчика, один из которых занимал цветок (у Джеймса так и не дошли руки узнать, что же это за растение), он освободил все полки двух книжных стеллажей. Проделав и здесь влажную уборку, он выставил обратно все книги в том же порядке, в котором они и были до этого (Джеймс очень много читал и помнил, какая книга шла за предыдущей). С тех пор, как Джеймс впервые оказался у Карла Мо в качестве его помощника, скудная библиотека опытного психолога, состоявшая на тот момент из нескольких книг по психологии и конфликтологии, заметно расширилась – Джеймс приносил вместе с собой на работу свои. Наряду с научной литературой встали книги художественного жанра – от Виктора Гюго до Теодора Драйзера. Мистер Мо не был против интереса Джеймса к чтению на работе, а однажды, когда Джеймс пришел в их офис ранним утром, он увидел точно такой же второй стеллаж, новый и пустой.

Покончив с уборкой, Джеймс заглянул в кабинет к Карлу и сказал:

– Все готово, мистер Мо.

– Хорошо, Джеймс.

– А этот мистер Рассел… – начал было Джеймс, – не тот ли самый клиент, которого сложно вывести на диалог?

– С чего ты взял?

– Я уже слышал эту фамилию, мистер Мо. Кажется, раньше у мистера Моркинса был клиент с фамилией Рассел, и он ничего не смог сделать, потому тот не желал разговаривать.

– Джеймс, объясни мне одну вещь – как так получается, когда человек по своей воле приходит к психологу, но при этом он не хочет общаться? Для чего тогда ему вообще приходить?

– Может быть, чтобы его просто пожалели?

– Возможно. Но как бы там ни было, человека всегда можно вывести на диалог. Я хочу, чтобы сегодня ты присутствовал здесь, пока я буду общаться с мистером Расселом.

– А его не смутит мое присутствие?

– Не думаю.

Джеймс так и не получил прямого ответа от мистера Мо насчет мистера Моркинса и его клиента с фамилией Рассел.

Примерно через час явился мистер Рассел. Джеймс открыл ему дверь и сразу пригласил пройти к мистеру Мо в кабинет. Тот последовал за Джеймсом, а когда Джеймс пропустил его вперед при входе к психологу, сам зашел в кабинет и закрыл дверь. На удивление для Джеймса, мистер Рассел не смутился, что в кабинете остался еще и он.

– Здравствуйте, мистер Рассел, – поприветствовал мистер Мо клиента, поднимаясь с кресла и протягивая руку.

– Добрый вечер, – сказал в ответ клиент.

Оба сели. Джеймс расположился напротив на кожаном диване, что стоял у стены. Так он мог видеть сразу и мистера Мо, и его клиента.

– Мистер Рассел, вы не будете против, если сегодня с нами здесь будет присутствовать мой помощник, Джеймс? Он будет следить за нашим разговором.

– А он… – указал мистер Рассел пальцем на Джеймса.

– Не переживайте. Все, что обговаривается в этом кабинете, остается только здесь. На помощников психолога соглашение о неразглашении информации тоже распространяется, –сказал мистер Мо, словно он читал мысли своего клиента.

– Да. Я не против.

– Славно. И так, мистер Рассел, как вы поживаете?

– Спасибо. Хорошо. А вы?

– Весьма, – улыбнулся мистер Мо, метнув головой.

– Я заметил, у вас появился второй стеллаж для книг.

– Да. Джеймс много читает.

– А вы?

– Я? Мне, к сожалению, некогда заниматься чтением.

– Почему?

– Клиенты, – мистер Мо развел руками и вновь улыбнулся.

– Ах, да, – согласился мистер Рассел.

На упоминание клиентов мистером Мо Джеймс отреагировал тем, что сделал недоуменное лицо.

– Как ваша семья? – спросил психолог.

– Прекрасно. Вчера у моей дочери был день рождения.

– Поздравляю. Сколько ей исполнилось?

– 12 лет.

Мистер Мо взял паузу. Он улыбнулся и опустил глаза вниз. Молчание продолжалось несколько секунд, но Джеймс успел ощутить всю неловкость этого момента.

– А-а-а, как ваша дочь? – прервал короткое молчание клиент.

– Что? – спросил мистер Мо. Он сделал такой выражение лица, будто его прервали от глубоких размышлений. Взгляд мистера Мо был поникшим.

– Ваша дочь, – повторил мистер Рассел.

– У меня нет дочери.

– О-о-о, я, по всей видимости, что-то напутал?

«Что за комедию розыгрывает мистер Мо?», – подумал Джеймс, сморщив лоб.

– Да, – ответил психолог и слегка засмеялся.

–У вас, кажется, сын? – неуверенно спросил мистер Рассел.

– Да.

– А-а-а, вы, наверное, говорили мне, но я забыл – как его зовут?

– Питер.

– Да-да! Точно, Питер.

– Вчера он сломал руку, – сказал мистер Мо и вновь опустил глаза.

– Да что вы?! Серьезно?! Сильный перелом?! – обеспокоенно спросил мистер Рассел.

«Вот актер!», – решил Джеймс, увидев, как у мистера Мо проявляется актерский талант. Мистер Рассел же был раздосадован случившимся с Питером.

– Не стоит об этом, мистер Рассел. Но я благодарен вам, что вы относитесь с таким вниманием к этому.

– Нет-нет, мистер Мо…

– Карл, – озвучил мистер Мо свое имя, дав понять клиенту, что тот может называть его по имени.

– Карл… – заново начал мистер Рассел. – Кстати, а меня вы можете просто называть Джек. Так скажите, Карл, сильный ли перелом? Закрытый?

– Открытый.

– Какой ужас! Но инфекции нет?

– Нет, Джек. Уже все в порядке. Врач сказал, что никаких серьезных последствий не будет, но срастаться кость будет долго.

– А как это случилось?

– Падение с велосипеда. Я так и не научил его правильно группироваться.

– Это очень важно, Карл. Сейчас моя дочь стала уже совсем взрослой…

– Да. Дети растут очень быстро, – сказал психолог.

– Да… – согласился, в свою очередь, Джек. – Так вот, когда она была поменьше, я всегда ей каждый раз напоминал об осторожности. Она так любила носиться на велосипеде, что грохот стоял по всему дому. А знаете, что она на нем вытворяла?

– Что?

– Посреди коридора на втором этаже она на полу выставляла, когда в один ряд, а когда и в два, свои игрушки. Даже куклы. Потом, она садилась на велосипед и с одного конца, где заканчивалась лестница, начинала стартовать. К середине она умудрялась набирать такую скорость, что игрушки из-под ее колес выстреливали аж до самой лестницы! – воскликнул мистер Рассел и расхохотался. Мистер Мо тоже начал смеяться, скорее, от того, как смеялся клиент, а не от самой истории. Мимо Джеймса смех тоже не прошел. Он увидел, как мистер Рассел вытирает слезы. – Она… она представляла, что игрушки – это кочки. Ну, или еще какая преграда.

Вновь громкий смех. Кабинет мистера Мо представлял собой не кабинет психолога, где один человек пытается разобраться в проблемах другого, а какую-то VIP-комнату в кинотеатре, где показывали комедию.

– О-о-й, – вздохнул Джек, немного успокоившись. – Да-а-а, как вспомнишь…

– Главное, что таких поводов для воспоминаний будет еще много, – сказал мистер Мо.

– Правильно, – согласился мистер Рассел и добавил: – Так и должно быть.

– Так что с вашим здоровьем, Джек?

– Да-а-а, – Джек махнул рукой в сторону психолога, – на самом деле, все хорошо. Я бы даже сказал – все отлично. Я здоров, моя жена здорова, дети здоровы – это самое главное. Остальное – второстепенно.

– Согласен с вами, Джек.

Спустя десять минут Джек Рассел покинул кабинет мистера Мо в очень хорошем настроении. Из этих десяти минут пять ушло на прощания и напоминания о том, что связь между ними всегда поддерживается. Так что, если что-то случится, мистер Джек Рассел всегда может связаться с мистером Мо.

Джеймс собирался уходить домой. Перед уходом мистер Мо позвал его в кабинет. Он сказал ему:

– Запомни, Джеймс – человека всегда можно заинтересовать, в чем угодно. Надо лишь поддерживать с ним разговор, а лучший способ это сделать – заставлять его задавать вопросы.

– Да. Уж кто задавал тут вопросы, так это Джек Рассел. Я даже поверил, что вы с ним поменялись местами. Но скажите, мистер Мо, разве это не цинично?

– Что именно?

– Вы выдумали перелом руки у вашего сына. Вы наврали клиенту. На мой взгляд – это цинично.

– Я не врал ему, – сказал мистер Мо. – Мой сын действительно вчера сломал руку.

Спустя еще один час Джеймс вернулся домой, в небольшую двухкомнатную квартиру, которую он снимал вместе со своим лучшим другом, Риком Кроуфордом. Квартира находилась в небольшом пятиэтажном доме, и таких домов было много. Здешнее жилье облюбовали студенты, учащиеся в колледже, и многие хозяева квартир сдавали их. Сам Джеймс с Риком проживали вместе, пока учились в том же четырехлетнем колледже, что и многие из молодых людей, приютившиеся в этих домах. Когда Джеймс зашел в квартиру, он услышал звуки плещущейся воды в ванной. Дверь была приоткрыта, и Джеймс заглянул внутрь. Он увидел, что Рик своими руками полоскал белье в воде.

– Привет, Рик.

– Привет, – недовольно ответил тот, не прерывая процесса стирки.

– Что-то случилось?

Джеймс заметил, что вода в ванной немного багрового цвета, а на белье (это была белая простыня) виднелись красные пятна.

– Это еще что? – Джеймс занервничал. – Это что, кровь? Твоя?

Рик не отвечал. Он продолжал активно полоскать простынь, натирая ее и, тем самым, надеясь полностью избавиться от пятен. Целиком они не сходили, только лишь немного бледнели, а тот красный слой, что удалось с них смыть, теперь плавал в воде.

– Да что случилось, твою мать? – Джеймс начал злиться.

– Помнишь Руби Спарк? – начал Рик, весь кряхтя. Он поднимал прибавившую в весе от впитанной воды простынь и резко опускал обратно.

– Та местная шлюха?

– Да, шлюха…

– Не понял… – сказал Джеймс. – Это что, сарказм?

Рик оставил полоскание простыни, бросив ее в воду. За долгое время он впервые выпрямился, держась за свои бока. Он взглянул на Джеймса, а по его лбу скатывались капли пота. Нервно дернув головой в его сторону, он резко заявил:

– Девственницей оказалась твоя шлюха.

Джеймс не мог поверить своим ушам.

– Руби – девственница?!

– Ну, теперь уже нет, – Рик вновь принялся за простынь. Опять кряхтя, он добавил: – Нет, я-то подумал, это у меня что случилось… Ну тогда, наверное, боль бы там была, так ведь? А тут она заорала, я вытаскиваю, смотрю – а у меня член в крови. Представь, каково мне было… Я чуть не обосрался.

– Погоди… – начал Джеймс, – я знаю, что она еще та подстилка, и тогда ее трахали сразу трое, эти, как их?

– Да? А ты видел, куда ее имели те трое? Да и имели ли вообще?

Джеймс ничего не ответил.

– Я тебе вот что скажу, Джеймс – хватит быть наивными придурками. Иногда человек оказывается вовсе не тем, за кого себя выдает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3

Глава 3

Спустя 2 часа после посещения кабинета Джеймса Бишопа Фрэнком Даремом.

– Это что, шутка?

– Нет. Ты же знаешь, я не умею шутить.

– Скажи мне только одно, Фрэнк – как сильно тебя сегодня стукнули по голове, что в ней родилась такая блестящая мысль о посещении мозгоправа? – Сьюзан растянула слово «блестящая», обозначая бредовость всей ситуации.

– Не истери, Сьюзан, – высказал просьбу Фрэнк. Он перестал развязывать галстук и вытянул вперед руки ладонями вверх, согнув их в локтях. Так он был похож на паломника, преподносящего дары богам.

– Фрэнк, ты возвращаешься домой, говоришь, что нанес визит к этому Бишопу и…ах, да! – Сьюзан щелкнула пальцами, – Спасибо тебе большое, Фрэнк. Спасибо. Хвала господу, что он устроил себе кабинет в самом крупном бизнес-центре, а не где-нибудь в сарае на ферме у дяди Тома – тебя там все видели. Теперь я буду ждать, когда на меня начнут показывать пальцами на улице, потому что мой муж ходил к этому Бишопу, что устраивает оргии!

Сьюзан перевела дух.

– Ты, кажется, не закончила?

– Нет! Так вот, Фрэнк, ты сказал, что был у него и теперь нам нужно ехать не пойми куда, чтобы поучаствовать в этих…

– Чтобы пройти курс.

– Курс. Хорошо. Назовем это безумие так – курс. Фрэнк, может, ты меня держишь за ненормальную? Нормальный человек никогда не согласится на такое.

– В том числе и на то, чтобы решить проблемы?

– Фрэнк, да, я согласна – у нас есть проблемы, но решать их надо как-то по-другому, понимаешь?

– Прости меня.

Сьюзан не смогла сразу подобрать слов в ответ на извинения Фрэнка – для нее они прозвучали неожиданно. Вид Фрэнка был жалким.

– Ладно, перестань, Фрэнк. Ничего страшного. Я люблю тебя, – сказала Сьюзан и направилась к своему мужу, чтобы обнять его.

– Нет, прости меня, что твой муж оказался таким…неравнодушным.

– Что? – Сьюзан остановилась.

– Прости. Я беспокоюсь о нашем браке, беспокоюсь о нашей семье.

– Ты говоришь, что мне наплевать на все это?!

– Я говорю, что я неравнодушен.

– А я?

– А что ты? Я решил сделать первый шаг – сходить к специалисту и посоветоваться. И кстати, я ничего не решал за нас двоих. Я рассказал тебе, чтобы решить вдвоем – поможет ли нам это.

– Спасибо тебе, что ты ценишь мое мнение, Фрэнк. Мой ответ – НЕТ!

***

– Посмотрите вокруг, – человек сделал паузу, – приглядитесь к тому, что нас с вами окружает, – вновь пауза. – Наши города превратились в одни сплошные рекламные щиты, – пауза. – А что нам рекламируют?

Джеймс Бишоп сидел у экрана телевизора. За окном давно наступила ночь и единственное, что создавало небольшое освещение в темной комнате, так это мерцающий экран небольшого телевизора, стоящего на высокой тумбе с четырьмя выдвижными ящиками. Показывали выступление какого-то сатирика. Его голос был монотонным, но интригующим.

– Как вы думаете, что это? – выступающий взял со столика, что стоял рядом с ним на сцене, баллончик, похожий на тот, какими пользовались уличные художники, наносящие граффити на стенах заброшенных зданий. В зале все молчали. – Ну, как думаете, что это?

– Освежитель воздуха, – кто-то выкрикнул из зала, вызвав хохот среди остальных.

– Один мой друг тоже так подумал, когда впервые увидел, – сказал сатирик. – Нет, это не освежитель воздуха. Я привез это из Японии. Человек, владелец магазина, в котором продаются такие штуки, заработал на этом целое состояние. Видели бы вы, как эти баллончики расхватывают с полок. Хотите узнать, что это? – сатирик услышал несколько «да». – Если верить надписи, то тут содержится воздух, кислород с подножья горы Фудзияма. Забавно, правда?

Сатирик выставил вперед руку с баллончиком, показывая его зрителям в зале. Кто-то из операторов направил камеру прямо на него, и каждый, кто в этот поздний час был у экрана, мог рассмотреть, что было изображено на этом баллончике: заснеженная гора – Фудзияма собственной персоной. Джеймс сразу ее узнал.

«Гм, и правда – освежитель воздуха».

– Вот сюда вставляется специальная маска для вдыхания, она идет в комплекте. Я ее прихватил с собой. Смотрите, – сатирик вставил маску в баллончик и прижал ее ко рту. Сверху он медленно начал надавливать на баллончик, создавая внутри его давление для выхода воздуха. Сатирик сделал два вдоха. – Ну вот. Сейчас я побывал у горы Фудзияма. Подышал. И что?

В зале раздался легкий смех.

– Если честно – я не почувствовал никакой разницы. Может, вы подумали, что я начну рассказывать, какой я ощутил приятный запах цветущей сакуры вместе с прохладой? Вынужден вас расстроить – ничем подобным тут не пахнет. Простой кислород. Я сейчас выйду на улицу и почувствую то же самое. Вы не представляете, каких только там не было запахов в этих сраных баллончиках. А как вы думаете, какой запах самый дорогой?

– Запах из борделя, – выкрикнул рябой мужчина с пивным животом, надеясь, что его сочтут остроумным в зале. Опять раздался смех.

– Нет, – сказал сатирик, – но и такие там были. А еще я видел запах с улицы красных фонарей, что в Амстердаме.

– Запах чьей-нибудь подмышки, – появилось другое предположение.

– О, я думаю, это хорошая идея. В следующий раз, когда буду в Японии, я заскочу к этому бизнесмену и предложу ему запах своей.

Зал впал в истерику. Джеймс смотрел, как показывали людей с раскрытыми ртами. Из их глоток вырывался нездоровый смех. У некоторых выступали слезы.

– Нет, правда, зайду такой к нему, подниму руку, а пальцем другой буду тыкать в подмышку и с голосом самурая, вызывающего на бой другого, прокричу: «Ты! Какова цена?!»

Новая волна взорвавшихся воплей. Еще сильнее.

– А он как суетливый желток, подбежит ко мне, принюхается и скажет: «М-м-м-м-м-м-м-м-м-м, сто пятьдесят!»

Рябого мужчину не стало видно. В эйфории он скатился с кресла, оказавшись в ногах дамочки, сидевшей с ним по соседству.

– А потом я повернусь к нему спиной, спущу штаны, нагнусь и как отважный ниндзя: «А от сюда?!»

Публика провалилась в агонию. Джеймс заметил, что картинка на телеэкране стала потряхиваться – на оператора тоже нашел смех.

Состояние полной расслабленности еще долго не уходило. Никто ничего не говорил. Сатирик смеялся вместе со всеми, но его смех можно было назвать смехом нормального человека, в то время как зрители в зале потеряли рассудок, и вместо смеха извергался рев.

Так вот, – продолжил сатирик, увидев, что зал немного успокоился, – самым дорогим воздухом оказался так называемый запах трущоб Йоханнесбурга. Ну, это уже для неизлечимых извращенцев, что нюхают обоссанное нижнее белье.

Вновь усиливающийся смех, но не настолько сильный, как прежде.

– Все это, конечно, очень смешно, – заметил сатирик, – если бы не было настолько грустно, – на удивление Джеймса сатирик убрал свою вечную ухмылку с лица и сделал серьезный вид.

– Сама эта идея японского желтка… то есть, японского бизнесмена, выглядит просто – продажа воздуха, и одновременно – гениально. И вот это мое представление о гениальности в данном случае пугает меня больше всего. Я подумал: «А что мне помешало съездить к этой горе Фудзияма? Я ведь был в Японии! Почему я купил этот баллончик, вместо того, чтобы пойти и реально постоять возле этой горы, подышать этим воздухом?» Меня это сильно ошарашило. Этот торговец воздухом набил свои карманы деньгами благодаря своей идеи, и, так как эта идея сработала, мы готовы повесить на нее ярлык «гениально». Другими словами – она гениальна, потому что она направлена на мракобесие людей. Что такое мракобесие? Это отвержение прогресса. Какого прогресса? Неужели научного? Нет, не научного, а умственного! Уже завтра мне задницу будет подтирать робот, который еще и будет мне готовить на кухне. А потом, упаси Боже, у меня возникнуть чувства к…роботу. Его запрограммированная забота о людях околдует меня – существо с эмоциями и чувствами. А потом что? Мысли о роботе, пока засыпаю? Секс с железом, напичканным проводами? Реальный секс? Невежество и мракобесие – вот что погубит нас! Невежество в незнании самих себя, мракобесие в отвержении понимания того, что нам нужно измениться, что нам нужно навести порядок в наших головах, что нам нужно сменить регресс на прогресс в наших мозгах. Я ненавижу того человека, который сказал, что новая хорошая идея состоит из двух хорошо забытых старых. Это утверждение исключило возможность человеческого мозга думать о чем-то действительно новом, о чем-то таком, что ново не только внешне, но и внутренне, в самой ее сути! Оказывается, нам не нужно ничего действительно нового – я хочу дышать воздухом. Где мне его взять? Сколько он стоит? Приятель, все здесь. Ты уже им дышишь. За него не надо платить. Не обманывай себя! Не дай другим обогатиться за счет твоего незнания. Знай! Знай, что запах Йоханнесбургских трущоб не только в этом баллончике, но он и тут, прямо тут, где ты стоишь, и в твоей голове. Исправь это! Уничтожь старый Йоханнесбург с его жилыми массивами, построенными друг на друге домами, где в одном из них несчастная мать работает на трех работах, чтобы прокормить своих детей, а в доме, что сверху, приезжий турист из, так называемой, цивилизованной страны ласкает десятилетнего мальчика, пока его мамаша отчитывает деньги, что тот заплатил за такую возможность. Потом этот турист вернется, кто знает, может к нам, после райского отпуска снова сядет в кресло банковского клерка, каких тысячи, и вы придете к нему, чтобы выпросить одобрение на получение кредита для ремонта своего дома. А вместе с трущобами Йоханнесбурга уничтожь и трущобы Дели, Мехико, Рио-де-Жанейро, да вообще всех городов. И американских тоже. Только сначала позаботься о тех людях, которые вынуждены там жить. Дай им временный дом. Разрушь эти рухляди. Отстрой новые, красивые дома, где один не похож на другой. Где каждый дом – произведение искусства! И всели туда этих людей. Вот что действительно новое! Вот вам стремление к прогрессу не в техническом плане, а в общечеловеческом. Понимаете? Ч-Е-Л-О-В-Е-Ч-Е-С-К-О-М.

Завороженные зрители в зале слушали, что рассказывал им сатирик, плавно перешедший от низких, пошлых шуток к философским размышлениям о жизни, которую он видел вокруг себя. Два качества – низость и благородство, такие не похожие друг на друга, присутствовали в сатирике, «жили» по соседству в нем, как два дома стояли на улице, а между ними простиралась дорога.

Джеймс резко открыл глаза и выпрямился в кресле. Выступление сатирика по телевизору сменилось выпуском ночных новостей. Он сам не заметил, как стал дремать, но все, что сказал этот шоумен, не прошло мимо его ушей. В полудреме он услышал мнение, каких и так было не мало, о мироустройстве человека и о его ценностях. Каждый для себя мог интерпретировать эту информацию, как ему хотелось. «Торговля» и «воздух» – эти слова крутились у дремавшего Джеймса в голове.

«Торговец воздухом» – последнее, что успело всплыть в его разуме, прежде чем он снова погрузился в сон, в этот раз, глубокий. Шел третий час ночи.

За стеной, что отделяла комнату спящего Джеймса от комнаты Рика, раздавались стоны. Рик привел очередную спутницу. Джеймс уже привык не обращать внимания на своего друга и его дела с девушками, которых он водил к ним в квартиру. Вот и сейчас Джеймса ничего не беспокоило. Он спал как младенец. Раздавались звуки, но он их не слышал.

Через 10 лет Джеймс, что называется, пуститься в свободное плавание – откроет свой офис и начнет принимать клиентов. Через 11 лет, имея за своей спиной опыт в один год самостоятельной практики, он окончательно убедится, что мистер Мо был прав – человеческое самовнушение – штука прочная и опасная, а большинство проблем у людей такие же надуманные, как и различные мифические животные, что обитают в озерах.

***

– А соседу мы не помешаем?

– Нет.

– Как нет? Он же прямо тут, в соседней комнате, смотрит телевизор.

– В баре ты была посмелее, Кейт.

– Не знаю, Рик, я не могу так…

– Почему? Что тебе мешает?

– У меня чувство, что я нахожусь в борделе. Тут не хватает лампы с красным фонарем.

– И чем это моя комната напоминает тебе бордель?

– Нет, нет. Я не это имела в виду. Я не могу делать это, зная, что кто-то сейчас рядом, в соседней комнате.

– Ну что тогда делать? Пойти на лестничную площадку?

– Мог бы привести сюда проститутку, например, Руби Спарк.

Рик поморщился, услышав имя Руби. Горькие воспоминания об их встрече надолго засели в его памяти.

– Я никого сюда не привожу.

– Да, да, конечно.

– А почему ты сказала так о Руби? Она что, реально проститутка?

– Она? Она самая продажная девица, с которой мне только приходилось встречаться.

– Не знаю. По мне, так она вполне нормальная девушка.

– Нормальная девушка? Нормальная девушка не будет принимать сразу троих.

– В смысле? – Рик сделал вид, что не знает, о чем идет речь.

– Ты не знал? – удивилась Кейт. – Ее трахали сразу трое. Чак Фейлли, который с факультета журналистики, Ричард Кольт, он, вроде, тоже журналист, и этот…с факультета истории…как его…забыла. Я не помню.

– Ты что, сама видела?

– Нет. Я ничего не видела. Но в наше время трудно что-то долго скрывать. У всех есть уши. Даже у стен, – Кейт усмехнулась. – А уж если за стеной кто-то есть… – она повернула голову чуть в сторону, где за стеной раздавались звуки телевизора. – Твой сосед все время смотрит телевизор допоздна?

– Нет. Не всегда. Он и телевизор-то мало смотрит. В основном читает.

– Дай угадаю – там сидит такой худой, светловолосый, весь покрытый прыщами, смазливый мальчик. В очках с большими круглыми оправами.

– Ни разу не попала. Ну, раз уж только, если худой. У тебя такие распространенные представления о человеке, который много читает… они ложные.

– И после таких слов ты хочешь, чтобы у нас что-то было? – вполне серьезно спросила Кейт.

– Каких слов?

– Ты называл меня тривиальной, простой.

– Я уже и забыл, для чего мы сюда пришли. Ты любила кого-нибудь?

Вопрос как молния среди ясного неба.

– Я? – немного растерялась Кейт. – Может, ты ответишь сначала на мой вопрос? – неуверенно спросила она.

– Я не называл тебя тривиальной. Просто ты так же ошибочно думаешь о читающих людях, как многие другие.

– На самом деле, я сама много читаю.

– Я это понял.

– Откуда?

– По тебе видно.

– Правда? Видно? И что ты видишь?

– Начитанного человека, – Рик улыбнулся.

– Наверное, я бы спелась с твоим соседом. Думаю, с ним можно было бы обсудить многие книги.

– Думаешь? Может быть, позовем его сюда? Вы поговорите. Обсудите. А там он, возможно, присоединиться к нам… ну… в этом плане, – Рик подыграл Кейт, подергав своими глазами и сделав дразнящую улыбку.

– Я оценила твою шутку, Рик. А еще я полностью убедилась, что ты идиот. Не боишься, что я решу уйти к нему, а тебя оставлю?

– Я буду за него только рад. Нет, я, конечно, впаду в депрессию, но за Джеймса буду рад.

– Почему? – спросила Кейт, ощущая что-то похожее на комплимент.

– Потому что буду знать, что ему досталась действительно хорошая девушка. Он ведь мой лучший друг, а лучший друг должен получать все лучшее.

– Вот ты лис! Все надеешься, что я растаю?

– Количество принятого тобой алкоголя сегодня позволяет мне так думать.

– Уже все выветрилось.

– Так как насчет группового секса?

– Уже все выветрилось, – повторила Кейт.

– А если бы не выветрилось, ты бы согласилась?

– Нет.

– Почему?

– Ты же меня назвал хорошей девушкой, Рик. Хорошая девушка не будет участвовать в групповом сексе.

– Да, но среди хороших парней не может быть плохой девушки.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что я и Джеймс действительно хорошие парни и твое участие в групповом сексе с нами не делает тебя плохой.

– Мы знакомы всего несколько часов, Рик. За такое короткое время нельзя определить – плохой человек или хороший.

– Определить нельзя, а почувствовать можно, – Рик достал из кармана джинсов пачку сигарет. Предложив одну Кейт, та отрицательно повертела головой, и тогда он спросил: – Ты не против, если я покурю?

– Не против. А хозяева квартиры не против?

– Не знаю. Я у них не спрашивал.

Рик встал у окна и открыл его. Закурив, он сделал глубокую затяжку и выдохнул дым, направив струю на улицу.

– Что ты любишь читать? – спросил он.

– Классику. Гюго, к примеру.

– Джеймс тоже любит Гюго.

– Уже два – ноль в пользу Джеймса, Рик.

– Ну, как минимум, два – один.

– Откуда ты взял один?

– Ты ко мне пришла, – развел руками Рик, держа сигарету в зубах. – Прости за откровенность, Кейт, но мы сейчас бы уже давно занимались сексом, если бы не тот факт, что в другой комнате сидит человек.

– Теперь ты обвиняешь во всем Джеймса?

– Я никого не обвиняю. Я просто констатирую факт.

– С чего ты взял, что я пришла к тебе ради секса?

– А ради чего же еще?

– Пообщаться. Посмотреть, как ты живешь.

– В два часа ночи? Кейт, не пытайся мне запудрить мозги. Когда мы пришли, ты сказала: «Я не могу этим заниматься, когда рядом кто-то есть». Ну, или что-то подобное, но слова «этим заниматься» точно присутствовали. Скажи, что ты имела в виду, говоря «этим заниматься»?

– Не ломай себе голову, Рик. Женскую логику понять труднее всего.

– О-о, ты самокритичная. Я тоже.

Кейт и Рик замолчали. Они только смотрели оба друг на друга, а их лица излучали застенчивые улыбки. Рик не был пропитан только одними мыслями о сексе с Кейт – он думал еще и об ее красоте, такой настоящей и скромной. У него зарождалось что-то еще, кроме простого желания совокупиться. Что-то по-настоящему чистое и светлое. Что-то доброе.

«Что эта девушка делала в этом грязном баре?»

«Неужели она была готова залезть ко мне в постель?»

«Но ведь она пришла сюда ради этого…»

«Может, я так сильно охмурил ее? Еще и этот чертов алкоголь…»

«Чертов алкоголь?! Чертов?! Алкоголь?!»

Рик впервые стал ненавидеть алкоголь. До этого алкоголь являлся для него эффективным помощником, средством в достижении своих целей. А сейчас он думал не о том, на что способен человек под воздействием спиртного, а что делает спиртное с человеком. Образ его мышления сменился в эту ночь.

«Сколько же таких, как ты, Кейт, красивых и чистых, погубило это дерьмо! Сколько девушек превратилось из наивных ангелочков в грязных шлюх?! Я ненавижу алкоголь! Будь ты проклят! Все это – дерьмо! Я – дерьмо! Мне двадцать пять лет и я – дерьмо! То, что произошло с Руби Спарк – дерьмо! Все эти бесчувственные траханья – дерьмо!»

– Рик, ты в норме? – с заботой спросила Кейт. Рик поник, а его тело еле держалось на ногах.

– Все хорошо, Кейт.

Он повернулся к окну и выбросил окурок. Тлеющая сигарета прочертила в ночном воздухе огненную линию, а столкнувшись с асфальтом, разбилась на десятки маленьких, быстро погасших красных «фонариков». Вместе с ними и погасло последнее желание Рика закурить. Это была его последняя сигарета в жизни.

– Пойдем. Я отведу тебя домой. Поздно.

– Ну…хорошо, – проговорила Кейт. Что-то ее тут держало. Что-то ей словно нашептывало: «Останься».

– Где твоя куртка? У тебя не было куртки? – Рик обвел взглядом комнату. Кейт молчала. – Вот, надень мою.

– Рик, не нужно. Тут идти-то всего ничего…

– Надень! – настоял Рик. – Пойдем.

Они вышли в коридор. Из комнаты Джеймса раздавался сильный хохот. Телевизор все так и работал.

Рик и Кейт спустились с третьего этажа. Выйдя на улицу, оба почувствовали резко наступившую приятную ночную прохладу. В воздухе ощущалась свежесть. Листья деревьев шелестели от ветерка.

Пара шла по хорошо освещаемому чистому тротуару вдоль дороги. Город спал. Огни в домах были погашены. Тишина и покой. Только шелест листьев.

– Здесь совсем не далеко. Дом, где я живу, относиться к тому же жилому комплексу, что и твой.

– А где бы ты хотела жить в будущем?

– В будущем? В смысле, территориально?

– Ну, нет, в большой квартире или в собственном доме?

– Вилла тебя устроит? – спросила Кейт и рассмеялась.

«Какой искренний смех», – подумал он.

Рик промолчал. Он только улыбнулся.

– Мы пришли. Стоило ради пяти минут выходить тебе на улицу?

«Стоило».

– С кем ты живешь? – спросил Рик.

– С подругой. С кем же еще?..

– Я прослежу, чтобы ты зашла в квартиру.

– Не нужно, Рик…

– Пойдем.

Они зашли в подъезд дома. Здесь он ничем не отличался от того, в котором жил Рик с Джеймсом. Поднявшись на второй этаж, Кейт достала ключи из сумки и как можно тише открыла дверь.

– Кейт?

– Да?

– Ты бы хотела еще раз встретиться? Может, сходим куда-нибудь?

– Да! – Кейт обнажила свою радость от последнего вопроса. – Давай прямо завтра? Я буду дома около семи.

«Завтра… около семи… это так долго…», – с сожалением подумала она.

– Тогда…в семь? Или…

– Нет. Давай ровно в семь.

– Ладно…

Рик стоял у открытой двери в квартиру, на порог которой зашла Кейт. Никто из них не хотел прощаться.

– Тогда, я, наверное, пойду…

– Да, то есть, может быть…

«Зайди ко мне…»

– Пока, – решился Рик.

– Пока, – еле проговорила Кейт. Она вспомнила про куртку и, сняв ее, отдала ему.

Рик развернулся и спустился по лестнице. Преодолев один пролет, он обернулся. Кейт до сих пор не закрыла дверь, только немного прикрыла ее, а сама смотрела на Рика. Их взгляды опять столкнулись, вызвав детские улыбки.

Рик вернулся домой. Счастливый от встречи с Кейт и расстроенный от их расставания, пусть и не такого долгого, он подумал зайти к Джеймсу. В его комнате все еще работал телевизор. Тем не менее, Рик передумал и последовал в свою комнату, где больше никого не было, кроме него самого.

«Кейт…»

Звонок в дверь.

«Кейт! Нет, не может быть…»

Рик быстро подошел к двери и открыл ее. Это была Кейт. Его Кейт.

Впервые он почувствовал настоящую страсть. Кейт не была его очередной девушкой на ночь, она была человеком, с которым Рик познал истинную красоту любви и блаженства. Мы познаем настоящее через фальшивое. Мы познаем радость через горечь.

Они занимались любовью. Рик, до этого не раз вступавший в половой контакт с девушками, понимал, что все, чего он до этого чувствовал – ничто. Да и чувствовал ли тогда по-настоящему?

Через три месяца Рик познакомил Кейт со своими родителями, а еще через месяц они поженились.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4

Глава 4

– Мистер Бишоп, утверждают, что вы были последним психологом, кого посещал Марк Галбрейт, известный художник. К сожаленью, он долгое время не проводил никаких своих выставок из-за нервного расстройства. Теперь же он взял себя в руки и поговаривают, что он вскоре откроет новую выставку, впервые за, если не ошибаюсь, семь лет. Скажите, действительно ли вы причастны к его выздоровлению?

– Марк Галбрейт? – начал Джеймс. – Да, я наслышан о его работах, так как сам интересуюсь современной живописью, и я, как человек, искренне желаю ему здоровья и еще долгих лет успешного творчества, но как психолог, я, безусловно, был бы очень рад, если бы моим клиентом являлся этот всемирно известный американский художник.

Джеймс смотрел на одного из экспертов, который задал ему вопрос о Марке Галбрейте. В другой обстановке такая попытка разузнать информацию о возможных клиентах, будь то известный художник, актер или простой человек была бы воспринята как нечто недопустимое в обществе. Частная жизнь священна и неприкосновенна, но это было телевидение, а тут многие общепризнанные нормы могли уйти на второй план, уступая место телевизионному антуражу. Эксперта, а был им некий Крис Мерфи, ответ Джеймса не удовлетворил. Он продолжал давить:

– Так да или нет, мистер Бишоп? Вы не ответили четко.

Джеймсу было необходимо сохранять спокойствие. Он не хотел раскрывать какую-либо информацию о своих клиентах. Сейчас все зависело от его умения держаться на публике. Достаточно было малейшего нервного движения его ноги, или одного мизинца на руке, и, как минимум, одна пара глаз из миллионов могла распознать правильный ответ.

– Вы меня слушали? – невозмутимо спросил Джеймс. – Я четко дал понять, что никакой Марк Галбрейт никогда не был моим клиентом. Однако, я был бы не против, если бы он пришел ко мне, но я надеюсь, что этого никогда не случится.

– Значит, Марк Галбрейт не проходил ваш курс? – присоединился Брэндон Фейн после продолжительного перерыва в непосредственном участии.

«Вам нужна сенсация…»

– Нет. И я уже говорил, что я применяю не только метод, о котором вам рассказывал в начале, и не факт, что человеку, который ко мне придет, я порекомендую именно его.

– А чем вы руководствуетесь при выборе того или иного метода? – спросил другой эксперт, Ричард Дайсон.

– Как и все психологи, – начал Джеймс, – я смотрю на суть проблемы, что беспокоит моего клиента и даю четкие рекомендации в целях ее устранения.

– Но так работают исключительно все, мистер Бишоп, разве нет? – уточнил Ричард Дайсон. – Почему же вы говорите о своей исключительности?

– Небольшое замечание: я не говорил, что я особенный – таким меня делаете вы сами. Но моя исключительность заключается в том, что, и вы это уже прекрасно знаете, я даю четкие рекомендации для действий. Они эффективны не только с точки зрения конечного результата, но и с точки зрения продолжительности их применения – она намного меньше, чем при простой болтовне, которую обычно любят вести психологи.

«Ах, ты, сука…»

– Послушай, ты!.. – Ричард резко замолчал и оглянулся на окружающих. Он был готов сорваться, но понял, что выдаст себя, если не остановиться. Подобная реакция – ответ на колющую правду. Впрочем, было поздно. Все четко услышали. Такова цена твоего неумения держать себя в руках. – Мистер Бишоп, вы пришли сюда с целью опустить в глазах миллионов людей других психологов?

Напряжение в зале вновь пошло вверх.

– Нет. Я не оспариваю опыт и профессионализм моих коллег, включая и ваши, мистер Дайсон. Я лишь указываю на проблему общей методики осуществления нашей с вами работы, – Джеймс взглянул прямо в глаза Ричарду.

– И в чем же заключается проблема, мистер Бишоп?

– В зачастую бесполезных разговорах, которые ведут психологи с клиентами. У меня самого большой опыт в практике, и я наблюдал за несчастными людьми, которые ко мне приходили. Это было в начале моей самостоятельной работы. Я хочу сказать, что я совершил тогда много ошибок – я не решал проблему человека, напротив, я еще больше углублялся в нее, втягивая в это самого клиента. Каков итог, господа? – Джеймс развел руки. Он вошел в кураж. – Клиент, вместо того, чтобы выйти из моего кабинета неподавленным, еще больше убеждается в своей мнимой, надуманной ничтожности. Хороший я психолог, ничего не скажешь! – воскликнул он. Теперь каждое произнесенное им слово работало на него безукоризненно. Он овладевал зрительской публикой. Он задевал за живое своих коллег и находил поддержку в других людях.

Бриджет всецело поддалась чарам Джеймса. Ее взгляд был направлен только на него. Она чувствовала себя как молоденькая девушка из группы поддержки футбольной команды, в которой она когда-то участвовала в школьные годы. В ее памяти начали всплывать воспоминания о тех временах: эти взгляды зрителей, напряжение, нервы матерей, чьи уже достаточно взрослые сыновья бились друг с другом за мяч на поле, кровь, их крики от радости, слезы от поражения (да, и такое бывало, в школьные-то годы), азарт, соперничество, даже, что-то далеко напоминающее на борьбу за выживание.

Джеймс Бишоп продолжал:

– Задача каждого психолога – помочь человеку, облегчить его душевные беспокойства, задать ему верное направление, наконец, но не добиваться этого, нарезая круги вокруг да около, или еще хуже – пытаясь проникнуть глубоко в его душу.

«Глу…», – Бриджет вникала.

– Проблему необходимо четко увидеть, ее необходимо четко осознать, рассмотреть, но не нужно для этого обнажать его душу, вскрывая все новые и новые подробности его прошлого и настоящего. Это может ему навредить. Постоянно всплывающие факты, говорящие не в пользу добрых черт человека, вносят свой вклад в безуспешную работу с ним – человек может еще больше уйти в себя, отстраниться, он может еще больше убедиться в безнадежности своего существования. А кто помогает ему в этом? – его психолог. Простите, но я не готов так работать…

– Мистер Бишоп… – начал Брэндон Фейн.

– Простите, я не закончил. Душа человека, это как большой город со своими улицами и закоулками. Даже, если этот город чистый, но чем больше вы будете ходить по его ночным улицам, чем больше вы будете заворачивать в новые закоулки, освещая их фонарем, тем больше вы встретите мусора. Простите, если я так выражаюсь, но со мной все согласятся, если я скажу, что человек – существо не идеальное. Каждый человек, как город, имеет свои темные, грязные и не слишком закоулки.

«Не останавливайся…», – мысли Бриджет шли в один такт со словами Джеймса.

«Не останавливайся»

– Мистер Бишоп… – ведущий убедился, что Джеймс закончил свой монолог.

– Да?

«Не останавливайся»

– Объясните одним словом, в чем выражаются ваши методики?

– В простоте.

– В простоте… чего?

«Не останавливайся»

Где-то у себя внизу, в районе живота и чуть ниже, Бриджет ощутила легкую щекотку, доставляющую наслаждение, и от этого все больше увеличивалось ее желание.

– В простоте работы с клиентом. Простота – вот основной залог успеха. Я избегаю всего лишнего. Я только вывожу на поверхность его проблему. Я делаю так, чтобы эту проблему решить. Метод, что я применяю в том или ином случае – эффективен и, самое главное, он быстро приводит к нужному для человека результату. Это позволяет не только уберечь его нервы, но и, буду откровенен, позволяет уберечь его кошелек.

«Не останавливайся. Не останавливайся».

Брэндон опешил. Он слегка откинулся в своем кресле, посмотрел в сторону центральных телекамер, но ничего не сказал. Тогда он взглянул на экспертов, в надежде, что кто-то из них скажет слово в противовес слову психолога, но те предательски молчали – каждому из них требовалось время, чтобы еще раз осмыслить такую, безусловно, наглую выходку Джеймса.

«Уберечь кошелек!»

«Выродок!»

Брэндон в тупике. Эфир идет.

«Все просто – это деньги!» – думал старый ведущий.

«Не останавливайся, Джеймс!»

«Да! Деньги!»

«Вы хотите сказать, что… – Брэндон пытался сформировать очередной вопрос. – Нет! – отказался он».

Необходимо сказать. От Брэндона ждут слова.

«Как же быть…»

«Не останавливайся!»

По старому, сморщенному лбу потекла капля пота. В области подмышек разгоралось пламя.

«Вы хотите… Нет! Вы хотите сказать…»

«Не останавливайся, Джеймс!»

Брэндон сдался и осмелился, в конце концов, задать вопрос:

– Вы хотите сказать, что психологи обогащаются на человеческих проблемах, не решая, при этом, их?

– Я хочу сказать…

«Не останавливайся! Не останавливайся!»

***

– НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ, ДЖЕЙМС!

Миссионерская поза. Своими руками Бриджет обхватила упругие ягодицы партнера, вцепившись в кожу ногтями. Кажется, еще немного, и под пальцами пойдет кровь. Кровать в спальне была широкой, рассчитанной даже не на двух, а на трех человек. Малазийская. Металл с деревянными элементами, украшенная декоративными частями, имитирующими литье и ковку – произведение искусства, в котором до этого долгое время находился только один человек – Бриджет Оллфорд.

Овдовевшая почти пятнадцать лет назад женщина снова начала жить только сейчас. Так, по крайней мере, казалось лично ей. Несмотря на потерю дорогого ей человека, которого она оплакивала днями и ночами, несмотря на внутреннюю опустошенность и безысходность, на тоску от одиночества, Бриджет хотела продолжить жить. Хотела, но ее сковывали невидимые цепи человеческого горя от утраты. До этого момента… Она, скрытая за телом Джеймса, захотела почувствовать жизнь во всех ее проявлениях, ощутить телесные наслаждения, чистые и естественные для человеческой сущности. Жизнь… Что за такое сложное явление? Кем она создана? Кто заложил в саму жизнь стремление к жизни? Почему каждое существо стремится к ней? Возможно ли замкнуть жизнь в закрытом пространстве, не дав ей возможности распространения за пределами этого пространства? Возможно. Но только временно. Насыпьте земли в банку, поместите туда растение, закройте крышку, но не забывайте поливать его. Если в растение заложено бесконечное стремление к росту, рано или поздно, банка треснет, когда огромная сеть тоненьких корней снизу пробьется за пределы прочного стекла, когда зеленые, напитанные жизнью листья прорвутся сверху, вытолкнув под напором крышку или пробравшись наружу где-то сбоку. Жизнь будет стремиться к росту, к развитию, к размножению, к усложнению в своей структуре – жизнь будет стремиться к жизни.

Бриджет Оллфорд – отдельная жизнь, отдельная частичка вселенной, стремилась к прекрасному. За пятнадцать лет, до Джеймса, у нее были мужчины, но осознание того, что она продолжает жить, не приходило. Только сейчас она почувствовала это. Все, что было с ней после кончины мужа до появления Джеймса Бишопа в ее кровати – пустая нирвана. Временная и безжизненная. Теперь, все вновь пошло на взлет.

– ДЖЕ-Е-Е-ЙМС!

Горячее тело Джеймса быстро двигалось. Массивная кровать, казалось, намертво стоящая на полу, начинала маневрировать вперед – назад. Передняя ее часть, та, у стороны которой лежали подушки, постукивала в холодную стену. Раздавался слабый, глухой стук, словно наносили легкие удары маленьким молоточком.

Джеймс был плотно прижат к Бриджет. Его нос соприкасался с носом партнерши. Если он открывал глаза, то впритык видел и ее, то закрытые, то открытые. Когда Джеймс выдыхал, Бриджет вдыхала и наоборот – так они дышали друг другом, достигая наибольшего чувства единства.

Бриджет ощущала Джеймса в себе. Его член быстро и плавно проходил туда-сюда, не выходя полностью наружу.

– ДЖЕЙМС!

– Я хочу тебя! Я хочу тебя!

Бриджет ощущала наслаждения не только там, внизу, но и по всему телу, словно волна, берущая начало снизу от проникновения Джеймса, накатывала вверх до самой макушки, омывая весь организм. Так Джеймс продолжал двигаться. Крики Бриджет становились для него не так слышны, потому что его самого начинала поглощать эйфория. Бриджет чувствовала то же самое. Она обхватила своими ногами ноги Джеймса, а руками она цеплялась то за его спину, которая становилась мокрой от пота, то за его ягодицы.

– Еще, Джеймс! Еще! Еще!

Джеймс непроизвольно прикусил язык зубами. Его кончик немного выглядывал изо рта – признак сосредоточенности. Он приподнял свою голову вместе с торсом. Теперь он разглядывал ее большую грудь. Приподнявшись выше, как только это ему позволяло, его нижняя часть тела оставалась в тесном контакте с телом Бриджет. Руки опирались в кровать. Такое изогнутое положение позволило ему увеличить нагрузку на свои бедра, вкладывая силы в движения вперед. Бриджет еще сильнее сжала ноги. Она запрокинула голову назад, ее рот был постоянно открыт. Задняя часть шеи изогнулось и не соприкасалось с подушкой. Из Бриджет вырвался протяженный стон.

– ДЖЕ-Е-Е-Е-ЙМСС!

Прерывистый звук стука кровати об стену участился, сократив промежутки между ударами.

Член то быстро отступал назад, то с каждым разом все сильнее и сильнее проникал внутрь. Бриджет ощутила боль.

– ЕЩЕ!

Джеймс толкнул вперед. Боль усилилась.

– ЕЩЕ!

Еще один толчок и еще один. Боль жгла.

– О-О-О, ГО-О-ОСПО-ОДИ-И!

Снова толчок. Джеймс не жалел ее – на миг он потерял контроль, но она и не просила жалеть. Это была чертовски обжигающая приятная боль.

– ЕЩЕ!

Толчок. После него Джеймс немного расслабился и Бриджет это почувствовала.

– НЕТ! ЕЩЕ, ДЖЕЙМС, МОЛЮ ТЕБЯ!

Джеймс приподнял правую руку, навалившись чуть больше на левую, чтобы вернуть ей наиболее удобную точку опоры – за это время ладони незаметно отодвинулась в стороны, дальше от Бриджет. То же самое он проделал и с левой рукой. В его изогнутой пояснице начиналось чувствоваться напряжение мышц, включая и всю спину. Чуть-чуть приподняв бедра, Джеймс сделал очередной резкий толчок вперед с новым запасом сил.

Крик Бриджет все это время не прекращался. Теперь член доходил до самого основания, и она ощутила, как лобковые волосы Джеймса щекочут ее кожу.

– БО-О-Ж-Е-Е!

Новые, сильные толчки Джеймса. Где-то снизу стал слышен скрип.

Толчок. Скрип. Толчок. Скрип. Толчок. Скрип.

– КОНЧАЙ, ДЖЕЙМС!

Джеймс услышал и для приближения конца еще больше придал сил своим движением. От стен этой шикарной квартиры отражались крики, сотрясая их.

– ДЖЕЙМС!

Конца нет. Джеймс не останавливается. Ощущения кайфа граничат с болью.

– БО-Ж-Е-Е, ДАВА-А-Й!

***

В это же время.

– Давай, – мягким тоном проговорила Сандра. Она целовала щеки и губы своего мужа. Она делала это особенно, вернее, старалась делать особенно, когда ее губы прикасались к его – с проникновением языка ему в рот, с прикусыванием его верхней губы и небольшим оттягиванием на себя. Руками Сандра массировала его уши. Так она хотела вызвать большее возбуждение у мужа. – Ну, давай.

Говорила Сандра медленно и спокойно, пытаясь придать своему голосу романтический оттенок.

– Но-о-рман… – нашептала она имя ему на ухо. Сандра почувствовала Нормана – тот вошел в нее медленно. Медленно и… как-то боязливо. Правую ногу Сандра запрокинула на него, словно намеривалась ею удержать Нормана, опасаясь, что тот снова решит прекратить и начнет подниматься с кровати.

Медленное движение Нормана назад, затем чуть быстрее вперед. Сандра застонала от приятного ощущения, почувствовав одновременно радость, что ее страхи не оправдались – Норман начал.

Медленно назад, вперед, назад, вперед. Сандра открыла глаза, чтобы взглянуть на Нормана – тот смотрел на нее, но когда увидел, что она стала наблюдать за ним, то увел взгляд в сторону.

«Что-то не так…», – вновь появились знакомые Сандре ощущения тревоги.

Норман продолжал движения, но он не чувствовал ничего, словно бездушная кукла. У Сандры так же быстро пропали приятные ощущения от близости, как и возникли в начале. Личные беспокойства за Нормана и за их отношения препятствовали ощущению настоящих эмоций, которых так не хватало ей. Норман был похож не на живого человека, а на робота, запрограммированного на монотонные движения и, хотя Сандра и не видела его лица, так как Норман отвернулся от нее, она знала, какой у него сейчас взгляд: холодный и мертвый. Ему будто отдали приказ и он, во что бы то ни стало, должен его выполнить, хоть и без личного энтузиазма, вдохновения и страсти.

Норман замедлился, хоть и замедляться было некуда.

– Норман…

Он молчит.

– Давай, Норман… – просила Сандра.

Толчок.

***

– ДАВАЙ, ДЖЕЙМС!

Толчок.

***

Сандра ничего не чувствовала, хоть и Норман по-прежнему был в ней.

– Давай…

Толчок.

***

– ГО-О-О-СПО-О-ДИ.

У Бриджет начало гореть все тело.

Толчок.

Она собралась с новыми силами. Теперь каждый ее крик сопутствовал каждому движению Джеймса.

– ДАВАЙ!

Толчок.

– ДАВАЙ!

Толчок.

– ДАВАЙ!

Начались судороги.

***

– Давай, Норман… Ну что же ты?..

Толчок.

***

– ДЖ-Е-Е-ЙМСС, КОНЧАЙ!

На тумбочке рядом с кроватью зазвонил мобильник телефон Бриджет. Никто не слышал мелодию.

– ДЖЕЙМС!

Толчок. Толчок. Еще толчок.

– ДА-А-А!

Джеймс вынул член. Белое семя вырвалось и попало на участок тела Бриджет между животом и ее грудью.

– Боже мой… Господи… – простонала Бриджет. Она смотрела на потолок, который то отдалялся от нее выше, то приближался к ней. Голова кружилась. Сердце билось со страшной силой. Джеймс, обессилев, свалился рядом с ней. Спальню наполнили отдышки, как будто в ней совсем не было воздуха, и теперь туда пустили кислород, и каждый из них пытался надышаться.

***

– ДА ЧТО С ТОБОЙ, НОРМАН?! – сорвалась на крик Сандра. Она уже ничего не чувствовала. Член Нормана расслабился, и он вынул его наружу.

– Прости… – сказал он тихо.

– ЧТО ПРОИСХОДИТ? ОЪЯСНИ МНЕ!

От крика Кейт их кошка, которая все это время лежала на кресле, спрыгнула с него и выбежала из комнаты.

– Давай потом.

Норман сидел на краю кровати спиной к Сандре. Он хотел повернуть голову в ее сторону и посмотреть на нее, но не мог.

– НОРМАН! ТЫ РАЗМАЗНЯ, НОРМАН! – Сандра не контролировала себя.

– Пожалуйста, не кричи.

Она подвинулась к нему ближе и, размахнувшись рукой, ударила по его плечу, сколько в ней было сил.

– РАЗМАЗНЯ!

Норман встал с кровати и взглянул на Сандру. Та, по сравнению с ним, была гораздо меньше по размеру, но удар был нанесен с таким отчаянием, что у него заболело плечо.

– Боже мой… – Сандра легла на живот и уперлась лицом в подушку. Норман услышал, как она заревела. Он нагнулся и попытался как можно нежнее притронуться к ней.

– НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!

Она приподнялась и попыталась еще раз ударить Нормана. Все вышло из-под контроля – она не понимала, что делает.

– Сандра…

– Уйди…

***

– Джеймс…

– Да?

– Мне нужно выпить…

Дыхание Джеймса почти восстановилось, и он почувствовал, как силы стали к нему возвращаться. Он поднялся с кровати и ушел на кухню за виски. Наполнив стаканы для Бриджет и для себя горячительным напитком, он вошел обратно в комнату, где Бриджет уже сменила позу: она уперлась спиной к передней части кровати.

Джеймс подал ей стакан, а сам начал ходить по комнате и пить. Бриджет рассматривала его голое тело. У него была не атлетическая фигура, но вполне стройная: на животе присутствовали слабые квадратные выпуклости, ровные бока, не широкие, но мощные ноги, а чуть ниже – выпячивающие икры. И хотя Джеймс никогда усердно не занимался ни в каких спортзалах, он часто прибегал к спорту в домашних условиях для поддержания своего здоровья.

Бриджет кое-что вспомнила, и это заставило ее немного посмеяться, пусть и с некоторой долей смущения и неловкости.

– Ты чего? – спросил Джеймс, взглянув на Бриджет, когда услышал ее смех.

– Посмотри…

– Куда?

Бриджет развела руки в стороны вместе со стаканом виски, полностью открыв свое тело. На ее белой коже между животом и грудью Джеймс увидел то, от чего ему самому стало неловко. Бриджет продолжала улыбаться, и он улыбнулся ей в ответ.

– Ах, да… прости…

– Все в порядке. Я пойду в душ.

– Прости… – смущенно повторил он, когда Бриджет проходила мимо него в ванную.

– Да перестань ты, все хорошо.

***

16 лет назад.

– Джеймс…

Молчание.

– Джеймс…

– М…

– Джеймс!

– М-ММ…

Рик дергал Джеймса за плечо, пытаясь пробудить его.

– Джеймс, старик, вставай, мы проспали.

– Угм.

– Вставай, скотина!

Голова Рика раскалывалась на две части. Он сильнее дернул плечо Джеймса, но тот лежал неподвижно. Тогда, он поднял с пыльного пола пустую пластмассовую бутылку и швырнул ее в своего друга.

– Вставай, пьяный ты ублюдок!

– Пшлл нн-а-х-р… – нечеловеческое бормотание в ответ.

– Чего-о?

– Пшл…

Рик взял со стола другую бутылку, опустошенную наполовину, и, запрокинув голову вверх, поднес ее ко рту. Жидкость потекла мимо, и только небольшая ее часть попала Рику в рот. Он сам был чертовски пьян.

– Ах, ты, блять… – выругался он вслух, вытирая рукой свой рот и футболку. Рик решил сменить тактику: он сначала поднес бутылку ко рту, плотно обхватив ее губами, и затем, вместе с ней поднял голову. Выдохшееся пиво устремилось прямо внутрь. Джеймс, чей слух в эти часы был особенно обострен, услышал, как что-то льется с жадными прорывами кому-то в глотку. Как измученное от жажды животное, кто-то с хищной прожорливостью заглатывал быстро льющеюся дрянь себе в желудок. Джеймс знал, что это. Он чувствовал себя паршиво. От этих звуков на него резко нашел рвотный позыв. Он быстро перевернулся с живота на спину, все его тело будто охватил спазм и...

– ДЖЕЙМС! – Рик бросил бутылку на пол. Теперь все началось разливаться по паркету. – Только этого не хватало! – он схватил Джеймса и приложил все усилия, чтобы перевернуть его вниз головой. – Ты захлебнуться решил, придурок?

Оставив Джеймса в таком положении, Рик метнулся в ванную, чтобы взять таз. Он подставил его прямо под свисавшей с кровати головой Джеймса.

– Не умеешь ты пить, Джеймс.

– Б-У-У-Э-Э

– О-о-й, бля-я-ть, – проговорил Рик, отвернувшись от Джеймса.

***

– Алло, Рик?

– Привет, Джеймс! – услышал он восторженный голос в трубке. – Вспомнил старого друга! Ты куда пропал? Я не мог до тебя дозвониться весь вечер.

Джеймс решил набрать Рика, увидев пропущенные от него звонки, пока Бриджет принимала душ.

– Я был занят, Рик, извини.

– Да я мог только догадываться. Ты теперь у нас знаменитость! Можно ли мне начинать тебя поздравлять?

– Я позже тебе скажу.

– Ты что, не уверен?

– Уверен, но…

– Ладно, ладно – я все понимаю. Можешь не объяснять. Надо встретиться.

– Да, согласен. Может, завтра?

– Когда угодно, старик.

– Я позвоню тебе завтра.

***

– Джеймс…

– М-м?

– Тебе лучше?

– Вроде.

Джеймс сидел на кровати. Его лицо покрывали красные точки – лопнули капилляры в результате сильной рвоты. Весь сгорбившись, свои ноги он скрестил между собой и поджал их. Руки немного тряслись, а в голове так и раздавался болезненный звон.

– Вот посмотри, что ты наделал… Я пока крутился вокруг тебя, твою блевотину разносил по всей квартире.

– Прости, Рик. Ах, да – пошел ты в задницу, – сказал Джеймс и заулыбался.

В ответ лишь смех.

– Ты похож на Свими, – заметил Рик после недолгого молчания.

– На кого?

– На Свими.

– Кто это?

– Поросенок Свими из мультфильма. Он такой же розовый. Прям, как ты.

***

Несколько часов назад.

– Брось, Джеймс. Не подводи меня.

– Что это такое, Рик?

– Говори тише.

– Рик, объясни мне, что ты задумал?

– Ну а как ты думаешь?

– Ты что, собрался тут прямо с тремя?!

– А что такого?

– Рик, это дело твое конечно. Мне насрать, кого ты сюда водишь, мне насрать, сколько ты денег выложил за троих, хотя я уверен, что не мало, и я готов опустить глаза даже на то, что завтра ты начнешь клянчить у меня деньги, которых мне самому чертовски не хватает, но ты можешь устраивать свои развлечения в мое отсутствие, а не когда я сам возвращаюсь домой?

– Перестань, Джеймс, они услышат.

– Что, стесняешься шлюх? Ладно, хрен с тобой, я пошел, – Джеймс взял с кровати куртку, которую он бросил туда по возвращении.

– Куда ты собрался?

– Не твое дело.

– Да ладно тебе, Джеймс…

– Пойду в офис.

– В какой офис?

– В офис мистера Мо, куда же еще…

– Джеймс, уже вечер, какой тебе офис?

– У меня есть ключи. Переночую там.

***

Рик наполовину опустошил бутылку. Он передал ее Джеймсу, почувствовав, как простая вода освежила засохшую полость рта.

– Десять часов, Джеймс! – воскликнул Рик, пока его друг отпивал. – Самые безумные за мою жизнь десять часов!

– Да, есть, чем гордиться.

– Я про тебя молчу… ты еще тот лицемер, как оказалось.

– Я знаю, к чему ты клонишь. Я не буду возражать. Однако, мы все лицемеры.

– Я – нет. Мои намерения всегда соответствуют моим поступкам.

– Как бы не так…

– Ты же меня хорошо знаешь, Джеймс.

– Ты не представляешь, насколько хорошо я тебя знаю…

– Когда мне начинать бояться?

– Ты не будешь бояться, пока в твоей жизни не появится человек, который будет для тебя по-настоящему дорог. Есть еще вода?

Рик достал из-под письменного стола еще одну бутылку и подал ее Джеймсу.

– Опять твои умственные размышления…

– Ну, ты же меня хорошо знаешь, Рик, – Джеймс открутил крышку и начал пить.

– Но ты… – заговорил Рик, – да, Джеймс, теперь я тебя хорошо знаю. Вчера ты полдня просидел в колледже с умным видом, потом приперся к этому мистеру Мо. Там ты сделал еще более умное лицо, а в перерывах между посещениями клиентов ты наклонялся над какой-нибудь очередной умной книжкой. И все время ты тих и спокоен, как таракан, пока на тебя не наступят, и ты не издашь хруст.

***

– Не дури, Джеймс. Ты видел девчонок?

– Девчонок? Да каждой из них за тридцать лет.

– Ну и хорошо – опытные и все такое. Джеймс, да ты благодарить должен, не знаю кого, правда, но благодарить за то, что у тебя есть я! Девчонки, куча алкоголя – и все за мой счет. Это еще и в придачу к тому, что у нас нет проблем с оплатой квартиры за этот и следующий месяц. Ты, я, мы оба вкалываем целыми днями, и что, я не могу насладиться компанией этих женщин?

Джеймс молчал. Он хотел подобрать слова для возражений, но так и ничего не сказал.

– Давай, Джеймс, я угощаю…

– Рик, вообще-то у меня есть девушка, в отличие от тебя… Ты об этом не подумал?

– А… Верна? Ты про Верну? Извини, Джеймс, но я никак не могу понять – встречаетесь вы или нет. Ты целыми вечерами можешь просидеть дома. Друг к другу вы не ходите, куда-то в другие места – тоже… Я не помню, была ли она хоть раз здесь?

– Я ничего не буду тебе объяснять, Рик. Это наше дело…

***

Джеймс допивал вторую бутылку дешевого пива. Приятное чувство легкого опьянения немного затмило ощущение реальности. Он сидел на диване в комнате, которую занимал Рик, с широко расставленными ногами, а прекрасная шатенка отсасывала ему. Ее звали Наоми. Джеймс знал, что Рик выложил немалую сумму для того, чтобы в этот день их посетили сразу три женщины. Большая часть денег ушла на проституток, так как каждая из них была хоть и не из категории премиум класса, но и не из самых дешевых. Так получилось, что каждая проститутка была разной национальности: Наоми была американкой, Ким – кореянкой, уже десять лет проживавшей в штатах и занимавшаяся этим промыслом, а Маргрет, как оказалось, была родом из Норвегии. Девяти с лишним часов хватило, чтобы Джеймс и Рик узнали больше о жизни каждой из них.

– Давай, Наоми, – спокойным, но приказным тоном сказал Джеймс. Левой рукой он обхватил ее голову и начал придавливать ею сверху, показывая той свое желание ускориться. Наоми все поняла. Она увеличила темп, опуская, при этом, свою голову ниже. – Да-а-а, вот та-ак, – произнес он.

Получая наслаждение, он мог наблюдать и другую картину: у другой стены комнаты, прямо напротив него с Наоми, в сложной позе, называемой просто как «поза 69» расположился Рик с Ким и Маргрет. Он лежал на спине. Ким находилась сверху, а Маргрет разместилась у его ног – обе по очереди ласкали член языком.

Так началась их долгая, совместная оргия.

***

– Папа, папа! – маленькая девочка, только что выбежавшая из дома, направилась на встречу к своему отцу, который вышел с припаркованного у дома автомобиля. – Папа вернулся!

– Э-э-й, привет, принцесса.

Мужчина поцеловал свою дочку. Девочка крепко обняла его.

– Что, успела соскучиться?

– Очень, очень сильно успела, – прокричал ребенок, смотря снизу вверх на улыбающегося отца.

– Пойдем, найдет маму.

– Она на кухне. Мы готовим ужин.

– И что мне готовит моя маленькая?

– Я уже не маленькая, пап. Сегодня я научилась делать салат!

– Правда?

– Да! Мама сказала, что у меня получилось очень вкусно!

– Конечно вкусно, а как же иначе?

– А еще мы были в магазине!

– Серьезно? Вы у меня молодцы.

Они зашли в дом. Девочка первой вбежала на кухню, а следом за ней зашел ее отец. Остальные члены семьи в спешке накрывали на стол.

– Всем привет.

– Привет, па, – быстро произнес сын, раскладывая вилки с ножами.

– Здравствуй, дорогой, – поздоровалась мама детей, уставшая от постоянной беготни по кухне. Она подошла к нему и поцеловала.

– А к чему такая спешка? – спросил он у своей супруги.

– Просто хотели все успеть к твоему возвращению.

– У меня для всех хорошая новость, – сказал мужчина так, чтобы все услышали.

– Какая? – спросил мальчик.

– Накрывайте быстрее. За столом скажу. А где Брэд?

– Он еще наверху, – ответила девочка, неся к столу большую тарелку с приготовленным ею салатом.

– Софи, только аккуратно! Чендлер, помоги ей, – обратилась мама к сыну. Чендлер подошел к младшей сестре и прихватил снизу тарелку.

– Я сама! – стала отказываться от помощи брата Софи.

– Дорогой, позови Брэда. Пускай спускается.

– Ладно, – сказал отец семейства и пошел к лестнице. Он решил не кричать на весь дом, в котором и так царила суета, чтобы позвать старшего сына. Он поднялся на второй этаж и постучал в закрытую дверь комнаты Брэда.

– Брэд, спускайся, все почти готово.

Брэд не откликнулся. Никаких обычных «иду, пап» или «сейчас».

– Брэ-э-д, – повторил отец и постучал еще раз.

За дверью тишина. Мужчина только слышал шум, издававшийся снизу, с кухни.

– Брэд…

***

– О-о-о, – выдыхал из себя Джеймс. Свои ноги он расставил еще шире, а за голову Наоми держался теперь двумя руками. Ночная жрица любви перешла к быстрому минету. Джеймс чувствовал, как его член засасывает между двух щек, а снизу дополнительные приятные ощущения вносил язык.

Стоя на ногах, руками к стен упиралась Маргет. Рик входил в нее сзади, держа ее за бедра, а Ким находилась сбоку и одной рукой массировала то левую, то правую его ягодицу. Иногда Рик поворачивал голову к Ким и их языки сплетались вместе. Вот и сейчас, высвободив свой язык от ее, он повернул голову обратно и принялся сильнее двигать своими бедрами. Маргрет, в свою очередь, начала производить встречные движения. Они ускорились. От ударов тел в комнате стали раздаваться отчетливые звуки шлепков, словно кто-то хлопал в ладоши. Маргрет застонала. Ким поняла, что Рик закончит с ней, поэтому она подошла к Джеймсу. Она выпятила перед ним свою грудь, и Джеймс немного наклонился в ее сторону. Своим языком он начал водить вокруг ее соска, а затем буквально впился в грудь.

***

– Здравствуйте, могу ли я поговорить с мистером Норманом Булманом?

– Это я. Добрый день, – ответил Норман. Он узнал молодого человека по голосу, так как тот ему звонил уже не в первый раз. Этому звонку он был не рад, но понимал, что участие в диалогах, где Норману приходилось отвечать на неудобные вопросы, было не избежать. Он добавил, ощущая злость: – Вы что, каждый раз не узнаете меня по голосу?

– Я узнаю вас, мистер Булман, но кодекс чести специалистов нашей компании говорит…

– Мне плевать, что там говорит ваш кодекс. Я слушаю вас.

– Мистер Булман, перед тем, как начать разговор, в целях информационной безопасности я прошу вас подтвердить дату вашего рождения, – чуть растеряно сказал молодой человек из трубки. Он не ожидал, что Норман Булман его перебьет, когда будет рассказывать про свой кодекс.

– Вы прекрасно ее знаете, – без интереса проговорил Норман.

– Мистер Булман, в целях информационной безопасности, прежде чем начать разговор, я прошу вас подтвердить…

– Вы что, робот?

– Простите?

– Вы все прекрасно обо мне знаете. Задавайте свои вопросы.

– Мистер Булман, правила гласят…

– Мы с вами общаемся уже на протяжении двух месяцев, – снова перебил Норман, – и вы прекрасно знаете, что это я.

Молодой человек замолк. Норман слышал, как он только дышал в трубку на том конце провода.

– Послушайте, мистер Булман…

– Задавайте ваш вопрос, Джон!

Вновь молчание.

– Мистер Булман, я хорошо знаю ваше положение…

– Вопрос, Джон!

– Мистер Булман, я действую только ради сохранения конфиденциальности вашей информации и…

Молодой человек услышал гудки – Норман прервал связь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5

Глава 5

– Мистер Бишоп, давайте вернемся к вашему основному методу, о котором мы успели поговорить до рекламы, – предложил Брэндон Фейн, потирая руки. – Скажите, как метод группового сношения действует на практике?

– Очень просто, – начал уверенно Джеймс, – для многих людей групповой секс считается неприемлемым, и я прекрасно понимаю тех, кто реагирует на подобные виды сексуального контакта слишком критически. При этом, я хочу, чтобы все знали – я с большим уважением отношусь к тем или иным нравственным устоям, что укрепились в нашем обществе, но я также вас попрошу хотя бы не на долго перестать мыслить негативно, и взглянуть на данную ситуацию под другим углом.

– Каким же?

– Само по себе прохождение курса группового сношения является конфликтным для моих клиентов. В чем заключается конфликт? – заключается он в том, что я специально ставлю человека в такое положение, где он оказывается перед трудным выбором между прохождением полноценного курса и его отказом в любой момент. Другими словами, я создаю такие условия для человека, в которых ему трудно отказаться от полного прохождения курса, несмотря на то, что сама необходимость участия в групповом сексе тоже ставит его в крайне неудобное положение.

– Получается, что у человека не остается выбора? Если он решился пройти ваш курс, то он его пройдет, во что бы то ни стало.

– Выбор присутствует всегда. Выход есть из любой ситуации. К тому же, человек прекрасно знает, на что он идет, поэтому морально он готов.

– Но как так выходит, что для клиента решение им самим в отказе от дальнейшего прохождения курса является сложным?

– Признаюсь, для меня это самое трудное, потому что в каждом конкретном случае с каждой семейной парой могут быть разные факторы, которые необходимо учесть, а прежде, чем их учесть, их еще необходимо и выявить.

– И как вы их выявляете?

– С помощью простого общения с клиентом.

– Сколько же стоят ваши услуги, мистер Бишоп?

– Вы заинтересовались? – вдруг спросил Джеймс у Брэндона и засмеялся, а вместе с ним и засмеялся весь зал, кроме нескольких экспертов, которые так и сидели с сердитыми лицами. Брэндон Фейн тоже ответил смехом. Он был уверен, что Джеймс сделал это умышленно, вовремя среагировав.

– Ничуть, мистер Бишоп, но я думаю, многим интересно узнать, сколько вы стоите, – Фейн попытался отомстить и, частично, ему это удалось – в зале опять раздался смех, но не такой, как в случае с подколкой Брэндона.

– Опять же, цена моих услуг может розниться, а для некоторых я и вовсе могу ее не устанавливать.

– Вы это серьезно? – недоумевающе спросил Брэндон.

«Пенсионерам специальное предложение», – захотелось сказать Джеймсу.

– Я никогда не шучу о таких вещах, Брэндон. Речь идет о людях и об их душевном здоровье, а не о деньгах.

***

Циферблат настольных электронных часов показывал четвертый час ночи. Час назад Рик сменил уже третий презерватив, а сорок минут назад он его стянул и бросил прямо на пол. Решивши, что они с Джеймсом натрахались вдоволь, три девушки легкого поведения покинули их съемную квартиру. Теперь они просто сидели в разных частях комнаты и потребляли алкоголь, что еще остался у них в достатке: Джеймс сел прямо на пол, оперевшись спиной к стене и вытянув ноги, а Рик курил, подвинув кресло ближе к открытому окну. Он поставил кресло боком, чтобы видеть Джеймса и вести с ним диалог.

– Джеймс?..

– Чего?

– Как считаешь, можно ли заставить человека сделать что-то, чего ему не хочется, или хочется, но обстановка ему этого не позволяет, при этом, не прибегая к насилию?

– Человека можно заставить сделать все, что угодно, не прибегая к насилию вообще.

– Я имею в виду не только физическое насилие, но и психологическое.

– Ни к физическому, ни к психологическому насилию.

– А как это?

– Да очень просто, – сказал Джеймс, сделав последний глоток из почти пустой бутылки. Он открыл следующую и добавил: – И одновременно сложно…

***

– Как групповой секс может излечивать душевные раны, мистер Бишоп? Вы понимаете, что все, о чем вы тут говорите – полная ересь?

Джеймс проигнорировал второй вопрос, заданный экспертом. Им был Эйден Бирн, один из самых известных авторов одного глянцевого журнала, чьи темы в каждом номере составляли новую одежду, вышедшую на рынок, несколько статей о сексе и о жизни знаменитых людей. Все это завершалось на последних страницах одними и теми же пошлыми анекдотами, но переписанными каждый раз по-новому, и еще гороскопом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Вступить в конфликт с самим собой и перебороть его – это самое сложное для любого человек, – начал Джеймс, – и тот факт, что человеку удалось пройти через это, его излечивает. Точнее, тут речь идет не об излечивании, а о раскрепощении внутреннего Я, об освобождении своих эмоций, долгое время копившихся в нем. Самое интересное заключается в том, что это раскрепощение действует как вирус – оно может распространиться на все сферы деятельности, в которых человек участвует. Я приведу вам пример: один из моих бывших клиентов, который проходил данный курс, имел проблемы, связанные не только с его сексуальной жизнью. Проблемы могли касаться чего угодно – работы, налаживания деловых контактов, общения с близкими людьми, а не только с супругой, скажем. После завершения курса он решил все проблемы, которые у него были. Все! Если раньше ему казалось, что он оказался в тупике перед решением той или иной задачи, то теперь это было для него вовсе не так – он это сам понимал. Он начинал искать выходы, и он их находил, потому что они есть всегда! Проблема в том, что он их не видел. Это действие носит универсальный эффект – оно переходит на все, что только возможно.

– Я думаю, что многие просто не понимают, что вы говорите, – заключил Эйден Бирн.

– Вам важно понять одну деталь – человек после прохождения курса решает свои проблемы не самим фактом своего участия в групповом сексе как таковом – это само по себе ничего не значит. Он решает их тем, что он когда-то переборол себя и сделал то, что от него требовалось, либо, он нашел выход из сложившейся ситуации и поступил так, как лучше всего для него самого.

– Ну вы и закрутили, мистер Бишоп, должен я вам сказать, – прокомментировал Брэндон Фейн и расплылся в улыбке.

***

– Количество, Рик, количество! Ты можешь прославиться, можешь заявить о себе, можешь разбогатеть, в конце концом, за счет количества.

– Коли… – Рик икнул. – Количества чего? Продуктов, что ты выпускаешь?

– Нет! Количество продуктов определяется количеством заинтересованных в твоем продукте. Люди, Рик! Люди – главный источник твоего благополучия!

– Слушай, Джеймс, после продолжительной оргии с незначительными перерывами, что мы тут устроили с теми тремя, меня совершенно выбило из сил. Для меня все эти твои умные мысли сейчас трудны для восприятия…

– Рик, твою мать, я тебе рассказываю о таких простых вещах! Главное – умело забросить удочку, а там рыба сама попадется на крючок. Ты, конечно, всю ее не выловишь, но за счет количества этой рыбы… Ты слышишь меня? За счет количества этой рыбы на твоем крючке будет достаточно.

–Но, если ты забросишь удочку, еще не факт, что хоть одна рыба да попадется. Разве нет?

– Все возможно, но что тебе мешает забросить ее еще раз? Рано или поздно, количество сыграет на тебя.

– Средства?

– Средства… – Джеймс усмехнулся и отпил еще с бутылки. – Средства ты всегда найдешь, если захочешь. В любой ситуации есть выход, Рик.

Джеймс резко поднялся с пола, чтобы пойти и облегчиться. Не рассчитав количества выпитого им к этому часу, его ноги подкосились, и он со всей силы грохнулся на пол, не сделав и двух шагов. Рик отреагировал на это тем, что просто закатил глаза.

– Вот и на тебе отразилось количество.

***

– Мистер Бишоп, признаюсь – то, что вы сейчас нам рассказали, является весьма интересным, – заключил один их экспертов, Джон Скиннер, кто до этого внимательно слушал, соединив два указательных пальца и приложив их к губам, но ни разу не заговорив. В ту же секунду он почувствовал, как вокруг него начал зарождаться недовольный гул, сначала слабый, но медленно нарастающий. Эксперт посмотрел в сторону и сделал два указательных пальца вверх. – По моему мнению, господа, по моему мнению. Однако! Однако… вы, мистер Бишоп, не оригинальны и ваша методика тоже. Хотя бы за это вы достойны критики.

– Да, вы правы, – согласился Джеймс, воспользовавшись перерывом Джона Скиннера, – я действительно не оригинален, но от этого результаты работы по данной методике не страдают.

– Так вот, я бы тоже хотел кое-что прояснить, – продолжил Джон Скиннер. Он вновь повернул голову в сторону, обращаясь ко всем одновременно. – Тот метод, о котором говорит мистер Бишоп здесь, не что иное, как метод выхода человека из зоны комфорта. Многие психологи давно это практикуют, рекомендуя своим клиентам делать что-то, чего они никогда не делали. Я слышал об одном случае в Германии. Это происходило на железнодорожном вокзале. Нескольких добровольцев просили за определенное время обнять как можно большее количество совершенно не знакомых им людей. В начале им могло показаться, что это не так уж и сложно, но, когда время начинало идти и приближаться к концу, это оказалось не совсем простой задачей. Мистер Бишоп, – вновь обратился Джон Скиннер к психологу, – но почему? Почему именно групповой секс? Почему вы пошли таким сложным путем?

Все ждали ответа. Прямой эфир длился уже почти час, и ему был отведен именно один час времени, поэтому передача близилась к своему окончанию. Все это время Джеймс вынужден был тратить свои силы либо на опровержение пустых, по его мнению, догадок экспертов, либо на разъяснения своих подлинных мотивов. Он слегка опустил голову и задумался. В первый раз Джеймс не приступил к ответу сразу. Брэндон Фейн заметил, как он, склонив голову, шевелил губами, словно сначала решил проговорить ответ самому себе.

«Выдохся…», – заключил старый ведущий.

Наконец, приглашенный психолог поднял голову, сделал тихий выдох и, взглянув на Джона Скиннера, ответил:

– Это самый легкий вариант.

– Какой? Групповой секс? – в недоумении уточнил Джон Скиннер.

– Да.

– Вы можете пояснить?

– На мой взгляд, вступить в групповой секс гораздо легче, чем подойти к незнакомцу и обнять его.

– А подробнее?

В наушник, вставленный в ухо Брэндону Фейну, сообщили, что до конца эфира осталась одна минута. Ведущий, отчасти расстроенный тем, что к моменту, когда Джеймсу Бишопу стало тяжело отвечать на вопросы, был вынужден вмешаться. Их программу на телевизионном канале должен был сменить вечерний выпуск новостей.

– Друзья, наше время подходит к концу, и мы должны…

– Подождите, Брэндон, – перебил старика Джон Скиннер. – Я хочу, чтобы мистер Бишоп пояснил.

Испытывая пронзительный взгляд Джона Скиннера, Джеймс молчал. Его сосредоточенные глаза почувствовали сильную усталость, а голова стала тяжелой, как камень. Больше он не хотел говорить ни слова.

Немного растерянный Брэндон Фейн снял с лица очки и, достав из кармана брюк платок, начал протирать им круглые линзы.

– Мистер Бишоп, время идет. Ответьте на последний вопрос! – Джон Скиннер добивался своего. В самом конце напряженность, царившая в студии, накалилась до предела, словно как объятая пламенем сталь.

Джеймс ничего не сказал. Брэндон Фейн завершил эфир. Сейчас на многомиллионных экранах телевизоров шла привычная всем заставка новостей.

Когда Бриджет вела Джеймса под руку, при выходе из студии, среди толпы, их нагнал Джон Скиннер. Он взял Джеймса за плечо и сунул в карман его пиджака визитку.

– Свяжитесь со мной, – сказал он.

Джеймс на это никак не отреагировал, кроме как тем, что просто улыбнулся. Они с Бриджет покидали здание.

***

– Брэд, ты откроешь дверь, или нет?!

Мужчина сжал руку в кулак и продолжал стучать по двери, ведущую в комнату его старшего сына. В голове начали вырисовываться местами глупые, местами страшные образы того, что их всех могло ожидать.

– БРЭД!

Такого волнения он еще не испытывал. Внутри что-то защемило.

«Что происходит?»

Снизу раздался встревоженный голос матери. Она услышала, как ее муж крикнул имя их старшего сына и, бросив все дела на кухне, быстрыми шагами подошла к лестнице.

– Что случилось? – крикнула она, посмотрев вверх и взявшись за перила лестницы.

– Брэд, открой дверь!

Мать вскочила на первую ступеньку и через мгновение оказалась на втором этаже, рядом с мужем, который продолжал стучать в дверь.

– Что случилось? – повторила она.

– Ты мне скажи! – проворчал отец семейства. – Он давно в комнате?

– Не знаю, наверное, пару часов, как он поднялся к себе.

– И что, на кухне он ни разу не появлялся?

– Нет.

– Брэд! – мужчина продолжил колотить по двери.

К ним сзади с испуганными лицами подошли Софи и Чендлер. Они ждали, когда, наконец, с той стороны двери раздастся щелчок замка и они увидят Брэда целым и невредимым.

– Я выламываю дверь, – предупредил отец.

Все отошли назад. Мать встала сзади своих детей и обхватила их руками.

Широким плечом мужчина нанес удар по дереву, выкрашенному в белый цвет. Одного раза хватило, чтобы она поддалась и замок вылетел. В комнате оказалось темно. Шторы были задернуты. В углу комнаты ярко мелькал экран компьютерного монитора, а с ручек кресла, которое стояло рядом с компьютерным столом, свисали две руки.

– Господи! – вырвалось у отца. – Брэд!

Для одного человека комната была весьма просторной. Мужчина рванул к сыну, а мать, поняв, что произошло что-то страшное, ощущая сильное сердцебиение, тем не менее, смогла сохранить контроль над собой. Она сказала детям, чтобы те оставались в коридоре, а затем вбежала в темную комнату вслед за супругом.

– Что с ним?! – спросила она.

– Звони в скорую!

Из открытого рта Брэда струилась красная пена. Его широко раскрытые глаза смотрели в пустоту, а все тело изредка начинало биться короткими промежутками в конвульсиях.

– Он захлебнется!

Подняв Брэда с кресла, отец положил его на пол на правый бок. Супруга схватила трубку и начала набирать скорую.

– Почему пена красная? – спросила она с волнением.

– Он прикусил язык.

Отец вытер рот Брэду, пока его тело в очередной раз поражал спазм.

– Ничего страшного. Сейчас все пройдет, Брэд, – сказал отец своему сыну спокойным голосом. Он поддерживал его голову снизу, чтобы она не билась об пол. – Кейт, успокойся и не нервничай, – обратился он к своей жене. – Это эпилептический припадок. Лучше выйди в коридор и там вызови скорую помощь. Я побуду с ним. Скажи Софи и Чендлеру, что все в порядке.

Дрожащей головой Кейт кивнула Рику. Держа указательный палец на кнопке телефона, она вышла из комнаты в коридор, откуда сразу же набрала номер скорой помощи.

***

Норман нажал на правую кнопку телефона, на которой была изображена трубка красного цвета, прервав разговор с Джоном. Джон являлся молодым сотрудником небольшой кредитной организации, в которой когда-то Норман стал клиентом, взяв у них кредит наличными. Возможно, ему никогда не пришлось бы знакомиться и разговаривать с этим человеком, если бы он расплачивался вовремя, периодически высылая на свой счет определенную сумму, которая была изначально оговорена, когда он пребывал в офисе организации впервые. В тех случаях, когда Норман, пусть и с задержками, но пополнял свой счет, эти акулы могли списать себе сумму, в лишний раз не беспокоя своего нерасторопного клиента. Теперь же, последние три месяца на мониторе компьютера у Джона в информации о счете Нормана Булмана высвечивалась одна и та же цифра – ноль.

Уже как три месяца Норман Булман не проявлял каких-либо эмоций, свойственных людям, чью жизнь можно было охарактеризовать как «более-менее». Выражением своего лица Норман напоминал окружающим его людям памятник какого-нибудь философа, на лице которого еще при жизни постоянно царствовал задумчивый вид, и этот вид был увековечен в куске гранита. Редко Норман демонстрировал даже самую легкую улыбку, и, находясь наедине с самим собой, мог шептаться, словно представляя себе, что в комнате есть еще кто-то. День ото дня, вечерами, он разговаривал сам с собой, когда его никто не видел. Так он мог немного успокоиться, пусть и ненадолго. Имея те или иные проблемы, человеку необходимо о них рассказать, одновременно анализируя для самого себя ситуацию, пока собеседник его слушает. У Нормана не было такого человека. Или он мог появиться, если бы Норман сам того захотел. Пока он предпочитал оставаться один.

Безусловно, Нормана Булмана нельзя было назвать человеком, постепенно теряющим рассудок. Он принадлежал к той категории людей, которые, имея самые большие жизненные амбиции и ценности, в конечном счете, затеривались среди высоких стволов деревьев под названием «ожидания» от жизни.

Сейчас ему было тридцать два года, его супруге Сандре тридцать лет. Живя в собственном доме, точнее, не совсем в собственном – пока что дом принадлежал банку, они вели простой, ничем не отличающийся быт молодой семьи, пытаясь найти и крепко-накрепко закрепить семейное счастье и благополучие, точно так же, как и крепко были закреплены сваи их дома. Одну из небольших комнат на втором этаже, рядом с их спальней, занимала детская, стены которой были окрашены в розовый цвет – цвет жизни и всего живого. Так же этот цвет говорил о том, что здесь жила девочка, пятилетняя малютка Синди. Оба родителя были очень рады появлению маленькой Синди на свет, оба одинаково участвовали в воспитании девочки, пока Норману не сообщили на работе, что его увольняют. Именно это неблагоприятное событие являлось той точкой отчета, после которой в его жизни и жизни членов его семьи наступило помутнение.

– Попробуй сегодня вот это, Норман, – Стив указывал на тесно уложенные на подносе в два ряда куски мяса. – Отличная вещь! Эй, вы, можно вас? – Стив обратился к девушке, сотруднице кафе, в которое приходили на обед большинство сотрудников бизнес-центра.

– Да? – откликнулась девушка с доверчивой улыбкой и подошла ближе к Стиву и Норману.

– Напомните мне, что это такое? – высказал просьбу Стив в немного приказном тоне.

– Это свинина в молоке, мистер.

– Вот! – Стив поднял указательный палец вверх и посмотрел на Нормана. – Свинина в молоке… Как тебе название?

– Звучит обнадеживающе, – ответил Норман.

– Вот именно. Пожалуйста, нам две порции, мне и моему другу.

– Что будете на гарнир, господа?

– Картофель. Тебе тоже, Норман?

– Да, и мне тоже картофель, если можно, – мягко сказал Норман девушке и улыбнулся.

– Если можно… – передразнил Стив Нормана, растянув каждое слово. Девушка, накладывающая картофель в первую тарелку, ничего не сказала. Она по-прежнему улыбалась. – Ей богу, Норман, иногда ты меня удивляешь.

– Чем же?

– Твоей время от времени чрезмерной скромностью.

Стив по-дружески ударил Нормана по плечу, а потом взял из протянутых рук девушки тарелку и поставил себе на поднос.

– Благодарю вас, – сказал он ей.

– Это не скромность. Это – воспитанность, – запротестовал Норман.

– Ладно, каждый из нас по-своему скромен. Смотри, вон свободная касса. Давай за мной.

Девушка протянула Норману тарелку, наполненную картофелем и румяным куском свинины в молоке.

– Спасибо большое, – сказал он.

– Приятного аппетита.

– Норман, давай сюда, – крикнул ему Стив, стоя у кассы и вытаскивая кошелек из внутреннего кармана пиджака.

После оплаты обеда Норман со Стивом заняли свободные места за длинным столом, за которым вместе сидели шесть сотрудников из другой компании. Пока человек держал в руках поднос, заставленный всевозможными тарелками, следя, чтобы из стакана не вылился напиток, и пробирался по узким коридорчикам между стульями, выискивая свободное место, он мог услышать абсолютно разные темы разговоров людей, которые уже с жадностью протыкали вилками приготовленную для них пищу. Вообще, в местах, подобных этим, в крупных деловых центрах, в бизнес-центрах, властвовала особая атмосфера, включавшая в себя одновременно отдых и работу. Причем, отдыху как таковому уделялась малая часть того небольшого времени, которым располагал сотрудник. Львиную долю обеденного перерыва продолжали занимать разговоры о работе, к которой каждому предстояло вернуться, недовольные мнения руководства о предоставленных отчетах, разочарования от опустившейся планки продаж на этой неделе или сказанные полушепотом восторженные мысли об их возросшем уровне. Норман, казалось, только один и осознавал эту атмосферу, в которой сам и крутился, чувствовал все «от» и «до». Вот и сейчас, в очередной раз, садясь за обеденный стол со Стивом, начальником отдела логистики, в котором работал Норман Булман, им обоим предстоял длинный разговор о том, что происходило, происходит, или будет происходить в их компании, и, в частности, в их отделе.

– Так вот, Норман, я объяснил этому идиоту, как нужно вести переписку с таможенной службой, – Стив взял в правую руку нож и отрезал небольшой кусочек мяса, которым так восхищался. Сунув его в рот и начав пережевывать, он добавил: – И еще как все объяснил! Я все рассказал: с кем можно, с кем нельзя, как можно, а как нежелательно. Только вот все это оказалось бесполезно.

– Не понимаю, почему у него изначально возникли проблемы с таможней? – Норман отпил немного напитка. – Ведь с ней у нас всегда все проходит по стандартной процедуре.

– Если говорить о таможенных декларациях, то тут все стандартно, как нигде больше. Проблема в другом. Когда компания расширяет территорию своей деятельности, появляются новые страны, где мы планируем реализовывать свою продукцию. Но вместе с новой страной появляется новая система таможни, национальна система, мать их за ногу. А там, как обычно, каждый мнит себя большим боссом. С такими людьми нужно уметь разговаривать, Норман. Просто нужно уметь. Если мы хотим, чтобы местные мужики натягивали на себя именно наши презервативы, мы, как заинтересованные в этом, должны уметь подлизать чей-нибудь зад, да так, чтобы это подлизывание несло в себе их национальный оттенок. Понимаешь? Им нужно почувствовать, что их не просто обласкали, а обласкали так, как это нужно для них.

– Ты слишком категоричен, Стив, – высказал мнение Норман.

– Нет, друг мой, вовсе нет. Это опыт. Вот скажи, неужели тебе нравится крутиться в этом?

– Ты о чем?

–Тебе нравится эта работа?

Если бы Стив являлся для Нормана простым начальником отдела логистики, а не только другом, с которым был знаком уже как шесть лет, то для него подобный вопрос прозвучал бы как тревожный звоночек. При таких же обстоятельствах Норман понимал, что их разговор нес смешенный характер – рабочий и дружественный одновременно.

– Мне нравятся деньги, которые мне платят за эту работу, – честно признался Норман, усмехнувшись.

– Хм… и совсем без фальши, – сказал Стив. – Как тебе мясо?

– Вкусно.

– Еще бы. Скорее всего, его готовят такие же нежные руки, как у той девицы, которая стоит на раздаче. Иначе, мясо бы невозможно было положить на язык. Кстати, как поживает Сандра с дочкой?

– Все отлично, спасибо.

– А когда у дочери день рождения?

– Чуть больше, чем через три месяца.

– Быстро время идет. Сколько ей исполниться? Пять лет?

– Да.

– Первый юбилей… Готовитесь к празднованию?

– Да. Уже закупили целую упаковку воздушных шаров. На следующей неделе начнем подбирать агентство по организации праздников. Кстати, может у тебя есть кто на примете?

– Для организации праздника? Вряд ли. Неужели нельзя обойтись без этих агентств?

– Я думал об этом, но когда увидел, что у Сандры самые серьезные намерения, то решил не озвучивать свое мнение. Да и к тому же, это ведь все ради дочки. Кстати, еще нам нужен клоун.

– Клоуна вам там предоставят. Другое дело, что все это затратно…

– Это ведь ради дочери, – повторил Норман.

– Да, да, я понимаю, – согласился Стив. Он смотрел в свою тарелку, ковыряя в ней вилкой и ничего больше не говорил.

Норман тоже сосредоточился на свинине и картошке. Из-за разговора он не съел еще и половины. С минуту они оба сидели молча, пока Стив не решил прервать молчание первым.

– Просто…

– В чем дело, Стив?

– Сейчас дела наши идут так, что…

Стив увидел, как Нормана сзади толкнул мужчина, который обедал за соседним столом. Тот отодвинул свой стул, чтобы встать, но так как места было не так много, а сам мужчина был достаточно крупным в своих габаритах, то не потревожить того, кто сидел позади него, он не мог.

– Прошу прощения, – чуть наклонив голову, извинился мужчина перед Норманом.

– Ничего страшного, – ответил тому Норман. Он повернулся опять к Стиву и спросил:

– Так в чем дело, Стив?

У Стива рот был полуоткрыт, а его взгляд то опускался на тарелку, то поднимался на друга и коллегу в одном лице. Он пытался подобрать слова.

– Стив, скажи уже, в чем дело? Может, ты беспокоишься за то, что у меня уйдет слишком много денег…

– Тебя увольняют, Норман, – выдавил из себя Стив, пока Норман говорил. Тот не остановил высказывание своего предположения.

– …на организацию праздника?

Норман услышал Стива, и ему показалось, что та информация, которую сказал ему Стив, дошла до его ушей откуда-то издалека, точно так же, как перед выходом из сна, когда человек, еще не до конца проснувшись, слышит что-то, сказанное ему вслед. Если бы в этот момент они находились одни в какой-нибудь комнате, то можно было бы сказать о гробовой тишине, но та ситуация, при которой в этом кафе было слишком людно, не позволяла этого.

– Стив… – проговорил Норман, сглотнул накопившийся сгусток слюны, – как это? Объясни…

Стив с опущенными глазами облизал свои губы. У него пересохло во рту, хотя буквально только что он отпил напиток, опустошив стакан наполовину.

– Это не мое решение, Норман. Не мое. Но сообщить тебе об этом поручили мне.

– Конечно тебе, твою мать, ты же мой начальник! – Норман почувствовал злость. – Слышишь? Ты руководишь отделом логистики! Да что там, мы же друзья, черт возьми! Так неужели ты ничего не сделал? Неужели ты ничего не сказал в мою защиту?

Стив слушал вполне обоснованные претензии в свой адрес. Сейчас он испытывал эмоции, которые скребли его душу не меньше, чем душу Нормана, человека, с кем он дружил и работал бок о бок на протяжении шести лет. Столько же, сколько и должно скоро исполниться его дочке, Синди.

– Чего ты молчишь, Стив?

– Норман… Мне незачем было тебя защищать, потому что не было для этого повода. Решение о твоем увольнении было принято не за что-то, а для чего-то… Я думаю, что…

– Мне плевать, что ты думаешь! – резко перебил Норман Стива.

Сидевшие вокруг другие сотрудники начали оглядываться в их сторону, так как Норман начал говорить громче принятого, а в его словах все, кто его услышал, почувствовали агрессию, включая и самого Стива.

– Норман, подожди… – Стив оглянулся по сторонам. Он проклинал себя за то, что решил сообщить эту настолько плохую для Нормана новость именно здесь, во время обеда.

– Точнее, извини! На самом деле, ты ничего не думаешь! Как ты можешь думать?! Откуда у тебя может взяться свое мнение?! Ты тряпка, Стив!

– Норман, позволь мне…

– Ты два года назад прижал свою задницу к этому мягкому креслу! Слышишь? Два года прошло, как ты руководишь отделом! И за эти два года ты ни черта не приобрел авторитета! Ты не можешь отстаивать своего мнения перед этими ублюдками!

– Потому что я согласен с ними, Норман!

– Господа, простите, у вас все хорошо? – обратился к ним один из мужчин, который сидел в другой компании ближе всех к ним обоим, за одним столом.

– Да, все хорошо, простите нас, – дрожащим голосом сказал Стив. – Норман, послушай, давай сейчас тихо встанем и выйдем отсюда. На эмоциях мы ничего не проясним…

– Тут нечего прояснять, Стив. Я сейчас сам встану и уйду. А ты сможешь доесть свое мясо в молоке. Кстати, передай своему начальству, что мне мясо понравилось. Действительно вкусно. Ведь наверняка это они подсказали тебе подсунуть мне эту дрянь, прежде чем отправить тебя на встречу со мной. – Норман взялся двумя руками за края подноса, и запрокинул его вверх вместе с тарелками, отчего поднос чуть не перевернулся. Тем не менее, стакан с напитком упал, и все вылилось на Стива, запачкав его рубашку и брюки. Норман сразу же встал и покинул кафе. Так закончился последний для каждого из них разговор друг с другом. А вместе с ним и конец их дружбе.

Глава 6

Глава 6

– Я называю это увольнением по-американски. В нашем обществе слишком сильно ценится личность, мистер Булман, но и не менее этого ценятся интересы каждой компании. Главное, что компания ведет свою деятельность, не нарушая закона и обычаев. Еще важнее – она должна вносить свой вклад в процветание экономики страны. В итоге, что мы получаем? – Джеймс Бишоп сделал паузу. – Конфликт, мистер Булман. С одной стороны, у нас стоит личность со своими интересами, а с другой – компания.

– Вы хотите сказать, мистер Бишоп…

– Джеймс.

– Вы хотите сказать, Джеймс, что мое увольнение связано с интересами компании?

– Вы, скажем так, не отвечаете, вернее, перестали отвечать их ожиданиям от того, какой они видят свою компанию в будущем. Так что сейчас ваше место занимает человек, который более всего подходит для этого. Но и он не защищен от того, что произошло с вами. Если, в очередной раз, политика изменится, то кто знает, возможно, и он перестанет подходить.

– Я понимаю…

– Это хорошо, что вы понимаете, мистер Булман.

– Можно просто Норман.

– Норман. К сожаленью, подобная практика прекращений трудовых отношений очень распространена, а значит, такие случаи не являются чем-то диким и вопиющим. Вы раньше сталкивались с увольнением?

– Нет. Никогда.

– Сколько вы проработали там?

– Шесть лет.

– И что вы сейчас ощущаете?

Норману казалось, что он еще не готов ответить на подобный вопрос. Он прекрасно знал ответ, но еще сомневался в самом Джеймсе Бишопе, как человеке, которому он был готов рассказать о своих чувствах, личных и, даже, стыдливых.

– Опустошенность, мистер Бишоп.

Джеймс не стал второй раз подправлять Нормана, чтобы тот называл его по имени.

– Хорошо, – сказал психолог. Он придал своему звучанию немного восклицательный оттенок. – Этого достаточно. Расскажите о своей семье, Норман.

– О моей семье… – Норман задумался. Для него переход от личных ощущений после увольнения к рассказу о семье являлся слишком резким. Он готовился к тому, что Джеймс попросит его рассказать подробнее о своих переживаниях. – Ну, у меня супруга, Сандра, и у нас есть маленькая дочь, Синди.

– Сколько лет вашей дочери? – спросил Джеймс, улыбнувшись.

– Недавно исполнилось шесть лет.

– Вы живете в своем доме, или в квартире?

– В доме. В своем доме…

– И наверняка выделили для дочери самую большую комнату?

– О-о, еще бы, – усмехнулся Норман. – Когда мы с женой смотрели этот дом и зашли в ту комнату, то каждый из нас подумал об одном и том же – здесь будет стоять детская кроватка.

– Большое устроили новоселье?

– Было достаточно много народу. Родственники, друзья… Как обычно, знаете ли, – Норман откинулся на стуле и посмотрел в окно. – Но больше всех родственников было у Сандры. А еще я тогда узнал, как много у нее подруг.

– А ваши… – на мгновение Джеймс запнулся. Он хотел спросить про друзей самого Нормана, но подумал, что сейчас это не самая хорошая идея, – ваши родители там были?

– Был отец. Он специально приехал из Чикаго.

– Вы родом оттуда?

– Да.

– Как вы познакомились с вашей супругой?

– Это было в аэропорту.

– Серьезно?

– Да. Не совсем обычное место для знакомства, я думаю. Я возвращался из Остина в Чикаго после фестиваля. В зоне ожидания вылета она села рядом со мной, а потом мы разговорились. Как оказалось, она тоже была на этом фестивале, и теперь спешила обратно к родителям.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Что за фестиваль?

– Музыкальный. В основном там играли джаз, блюз и рок.

– А почему именно Остин? Это практически другая часть страны.

– По рекомендациям. Да и в то время просто хотелось вырваться из дома подальше, так же, как и хотелось Сандре.

– Понимаю. Родительский надзор.

– Не то слово какой… Но больше всего досталось Сандре. У вас с родителями было так же, мистер Бишоп?

Джеймс, как и всегда, внимательно слушал, что ему отвечал клиент, но на вопрос, заданный ему Норманом о его родителях, он сразу не ответил. Джеймс переменился в лице и на Нормана он теперь смотрел так, как будто не понял вопроса.

– Нет. Я с этим не сталкивался. Так значит, вы любите музыку? – сразу задал другое направление в разговоре Джеймс.

– Люблю, но когда я был моложе, любил ее гораздо больше. Могу я задать вам один вопрос, мистер Бишоп?

– Конечно.

– К чему все это?

– Что вы имеете в виду?

– К чему все эти вопросы? Нет, я заранее прошу у вас прощения, мистер Бишоп, но вы не хуже меня знаете, для чего я к вам пришел. Так зачем вам знать о моих родителях, или о причинах моего посещения именно Остина, или о том фестивале, который я там когда-то посетил?

– Вы правы, Норман. Я прекрасно знаю о целях вашего визита ко мне. Главное – вы тоже это знаете… – последнее утверждение Джеймс сказал с нотой сомнения, и Норман это почувствовал.

– Да, я знаю… – сказал он и нервно сглотнул. Как бы сильно Норман не старался в этот момент скрыть нервозность, Джеймс прекрасно все понял, включая и то, что Норман прилагал неимоверные усилия, чтобы подавить свое волнение. Невзначай он посмотрел на его горло, по которому кадык, поднявшись и немного задержавшись, медленно опустился обратно вниз.

– Вы уверены, Норман? Вы точно знаете, чего вы хотите?

– Я хочу перестать бояться…

– Чего именно?

– Всего, мистер Бишоп. Последние четыре месяца для меня прошли очень тяжело. Признаюсь, мне еще никогда не было так тяжело, как в последнее время. С тех пор как я узнал о своем увольнении, у меня все начало валиться из рук. Я…

– Вы не пробовали найти другую работу? – перебил Джеймс.

– Конечно пробовал.

– И я так понимаю, вы и здесь столкнулись с проблемами?

– Не то чтобы столкнулся с проблемами, просто… почему-то после пережитого мной потрясения, а для меня увольнение с работы было большим потрясением, я начал думать как-то по-иному… Вы понимаете?

– Нет, прошу вас объяснить.

– Я всегда считал, мистер Бишоп, что, имея надежную работу и надежный заработок, я защищен. Я и моя семья тоже. Но иллюзия состояла в том, что я видел свою работу как раз такой, самой надежной, но это было не так. У меня не было никакой защиты. Я постоянно действовал, не видя, что на самом деле я кручусь во всем этом, как одинокий, беспомощный человек, все время находившийся в гнилой лодке, без крыши над головой, среди бескрайнего океана, в котором в любую секунду мог накатить шторм.

Нормана словно подменили. Если раньше он старался отвечать на вопросы Джеймса кратко, то теперь он не ограничивал себя в одних лишь словах, предназначенных только для того, чтобы передать минимальный смысл собеседнику. Теперь он заговорил как настоящий мыслитель, имея за плечами определенный опыт, и впервые ощутивший горечь от того, что иногда преподносит жизнь. Норман продолжал:

– И вот я здесь, в вашем офисе, сижу перед вами. Признаюсь, я никогда раньше не посещал психолога, мистер Бишоп. Вы первый.

– Как вы думаете, Норман, мог бы я стать и последним?

– Я бы хотел на это надеяться…

– А от чего это зависит, по-вашему?

– От того, насколько правильно вы выстроите работу со мной и от того, насколько правильно и верно я буду выполнять ваши рекомендации.

– Я не соглашусь с вами, Норман. Все зависит от вас и только от вас. Вы уже стали осознавать, в каком мире нам приходится жить. И это еще до того, как вы посетили меня. Это хорошо. Но теперь, за вами стоит выбор – пускать все на самотек, или стараться занять место у руля. Выбор есть всегда, Норман. Он есть всегда. Так что выберете вы?

– Я выбираю последнее, мистер Бишоп.

– В таком случае, я вам больше не нужен.

Джеймс поднялся со своего мягкого кресла, ожидая, что поднимется и Норман. Он собирался пожать ему руку, однако Норман продолжал сидеть, еще не поняв, что их разговор закончен.

– Но подождите… Мистер Бишоп, я…

– Что?

– Я не знаю, как мне действовать. Ваш метод… – Норман остановился, надеясь, что психолог поймет все сам.

– Зачем он вам? – напрямую спросил Джеймс. – Поймите одно, Норман – вы выбрали место у руля, а значит, вы сами должны определять, что вам делать и как. Но вы вновь пытаетесь переложить задачу по решению ваших проблем на кого-то другого. Именно сейчас – на меня.

– Вы хотите сказать, что довериться вам, значит пустить вещи на самотек?

– Именно. Если вы остановились на втором варианте, то действуйте сами. Я уверен, вы прекрасно с этим справитесь, потом еще и я попрошу у вас совета. Но если вы начнете думать о первом варианте, то вы попросту можете потерять время, выбрав его. Мой вам совет – поговорите с вашей супругой. Перестаньте быть скрытным от нее. Она заслуживает того, чтобы вы говорили ей все напрямую. Если вы оба поймете, что вам действительно требуется моя помощь, то вы можете прийти ко мне еще раз. Вдвоем.

Норман, так и не пошевелившись, смотрел снизу вверх на мистера Бишопа недоумевающим взглядом. Он, никогда не посещавший психологов, имел представления о том, как строится их работа, вернее, как она должна строиться. Поведение же мистера Бишопа полностью противоречило его представлениям.

– Мистер Бишоп, я не совсем понимаю вашу логику…

– Вы и не сможете ее понять, Норман. Не сможете. Вы даже не добились ответа на свой вопрос. А как вы можете что-то понять, не зная никакой информации?

– Какой именно вопрос?

– Вы спросили меня о том, почему я задаю вам вопросы, которые, на ваш взгляд, не имеют никакого отношения к обсуждаемой проблеме.

– Так почему?

– Потому что ваши ответы помогли мне узнать о вас больше. Когда я спросил про ваших родителей, вы упомянули только отца, но не мать. Это может означать, что вы воспитывались только им. Я прав?

Джеймс вел разговор аккуратно, соблюдая спокойный тон. В его выражениях чувствовалось, что он только высказывает предположения, а не что-то похожее на факты, в которых он был полностью уверен. К тому же, Джеймс допускал, что его мысли могли быть ошибочны.

– Да, мистер Бишоп, вы правы. Меня вырастил отец. Но что с того?

– Я упомянул про родительский контроль после того, как вы сказали, что вам хотелось вырваться подальше от дома. Ведь на тот момент вам было около двадцати трех лет, согласитесь, в этом возрасте человек должен вести самостоятельную жизнь. Но ваш отец так увлекался вашим воспитанием, что, когда вы достигли этого возраста, он все равно продолжал следить за вами. Естественно, вас это осточертело, и поэтому вы уехали. А те родители, которые слишком заботятся о своих детях, не давая им возможности самим решать за себя, при каждом удобном случае не упустят возможности что-то проконтролировать. Он слишком много в вас вкладывал, Норман, слишком много вам давал, а уже потом, он следил, чтобы вы делали все правильно, все так, как он от вас и ждал. Если бы он этого не делал, то ни о каких желаниях уехать из дома вы бы не заговорили.

Джеймс сел обратно в кресло и продолжил:

– Что касается вас, Норман, то вы привыкли, что вас контролируют. Вы ждете, что за вас решат ваши проблемы. На сознательном уровне вы взрослый, самостоятельный мужчина, имеющий работу, и вы с гордо поднятой головой идете вперед, приобретая дом в ипотеку для себя и для своей семьи. Но на уровне подсознания вы остались все тем же юношей, который устал от родительского контроля, но который полноправно продолжает ждать, что, в случае возникновения проблемы, ее решит за вас отец. За вас никто ничего не решит, Норман. Ни ваш отец, ни я, ни кто-либо другой. Все в ваших руках.

***

На следующий день после встречи с Норманом Булманом

Покрытый потом, Джеймс лег на спину рядом с Верной. Только что они закончили заниматься любовью, и Верна со спины перевернулась на правый бок, обняв одной рукой Джеймса. Погрузившись в свои мысли, они недолго помолчали, пока первым не решил заговорить Джеймс.

– Знаешь, что больше всего привлекает в человеке?

– Что?

– Загадочность.

– Загадочность? Я думала, что загадочность только раздражает.

– Нет. Именно это. А еще нестандартность.

– Да уж, нестандартности тебе не занимать.

Верна медленно провела пальцами по губам Джеймса и сказала:

– Ты слишком много стал работать.

– Я всегда много работал, – Джеймс повернул голову к Верне и добавил: – Но завтра я весь день пробуду с тобой.

Верна, улыбнувшись, спросила:

– Несмотря ни на что?

– Несмотря ни на что.

Уличные дороги и тротуары заливал дождь, и из приоткрытого окна в комнату проникал свежий, прохладный ветер. Джеймс и Верна слушали, как крупные дождевые капли ударялись по металлическому карнизу. В каждом из них чувствовалась умиротворенность и приятная усталость от проведенного за работой дня. Сейчас Джеймс находился в том состоянии, когда голова, полностью свободная от тех или иных мыслей, которые могли придать чувство городской суеты и постоянной заботы о чем-либо, наполнялась безмятежным туманом, где сознание начинало растворяться, пока не наступит сон.

Когда Джеймс заснул, Верна, ощутив уличную прохладу, встала и закрыла окно. Затем она подняла с пола теплый белый халат, который лежал рядом с кроватью, и накинула его на себя. Она нагнулась к Джеймсу, погладила его по голове и, оставив одного в спальне, вышла из комнаты. Заварив себе крепкого зеленого чая на кухне, она с горячей кружкой в руке отправилась в гостиную. Напротив большого плазменного телевизора посреди гостиной стоял широкий, кожаный диван, а за ним был пристроен маленький письменный столик. Он был настолько небольшим, что на нем умещались только рабочий ноутбук и лампа салатового цвета. Верна села за столик, включила лампу и поставила кружку с чаем рядом с компьютером. Черный экран ноутбука сменился картинкой, на которой был изображен густой, хвойный лес. Верна открыла одну из папок, содержащей большое количество различных файлов и документов. Выбрав нужный ей, она еще раз легонько прикоснулась к ноутбуку, и перед ней открылась белая страница с текстом черного цвета, набранным ею еще сегодня утром, когда Джеймс отправился в свой офис. Сделав небольшой глоток ароматного чая, который придал ей кратковременное ощущение тепла внутри, она медленно выдохнула и прикоснулась пальцами к клавиатуре. В гостиной раздались глухие, быстро шедшие друг за другом звуки от непрерывных нажатий на белые клавиши.

Верна особенно любила такие условия для своей работы, когда за окном шел дождь и разгуливал ветер, несущий в себе летнюю прохладу в вечерние или ночные часы. Большой город, который, как любили говорить, никогда не спит, находился в состоянии полудремы, и городские шумы приглушались или исчезали вовсе, не на долгое время, с той только целью, чтобы на следующее утро вновь возникнуть, набирая и набирая обороты с новыми силами. Она старалась использовать каждую такую минуту, каждый такой час, чтобы способствовать появлению новых слов, фраз, целых предложений, в которых отражались ее мысли и чувства. Иногда ей казалось, что она печатает в такт с дождем, когда каждое слово появлялось одновременно с каждым ударом дождевой капли об асфальт. Сейчас она находилась в гармонии не только сама с собой, но и со всем, что ее окружало вокруг. Она была в своей стихии, и слова вырывались наружу, словно они торопились занять свое место на чистом, белом фоне.

Обычно Верна старалась много не работать в ночное время, отдавая предпочтение разделу с Джеймсом одной кровати. Но она очень любила дождь. Она любила слушать его успокаивающий звук, а вместе с тем, и трудиться с таким же усердием, как дождевые капли хлестали землю. Так прошло два часа. Верна ни разу не подняла голову над монитором. Ее зрачки, сосредоточенные только на тексте, были ссужены. Зеленый чай уже давно остыл, и к кружке Верна больше не притронулась.

***

На следующее утро Джеймс встал раньше, чем обычно. Циферблат часов высвечивал шесть часов утра. Верна спала крепким сном, и Джемс ее не побеспокоил своим бодрствованием, хотя, как она сама ему не раз говорила, у нее очень чуткий сон.

Приняв душ, Джеймс направился в комнату, которую они с Верной специально сделали под кабинет с целью общего пользования. Своей отделкой он напоминал те кабинеты, в которых когда-то свои штаны протирали английские аристократы, работавшие адвокатами или врачами. Мебель была изготовлена из ореха цвета фундука. На всех полках углового книжного шкафа со стеклянными дверками размещались книги – главное материальное сокровище Джеймса, как он сам утверждал. Поверхность письменного стола была покрыта специальным лаком в четыре слоя, от прикосновения к которому ощущалась приятная шелковистость. Часть пола, сделанного из коричневого паркета, который хорошо сочетался с мебелью, занимал шелковый ковер в узорах различных теплых цветов.

Как оказалось, у Джеймса и Верны совпали вкусы и представления о том, каким должен выглядеть настоящий домашний кабинет. Джеймс хотел, чтобы в будние дни здесь работала Верна, продолжая писать свои книги, пока он сам отсутствовал дома. Однако так вышло, что Верна выбрала другое место для своей работы – в гостиной, за маленьким столиком, который она решила поставить позади дивана. Она не смогла толком объяснить свой выбор, но Джеймсу этого и не требовалось. Он прекрасно понимал, какие иногда могли возникать причуды у творческих людей, над чем он, время от времени подшучивал в отношении Верны. В такие моменты она, в свою очередь, реагируя на шутки Джеймса улыбкой на лице, говорила о том, что ее лучшие работы были написаны ею в их гостиной за этим маленьким столиком. Так оно и было. За последние пять лет, что они прожили в этой квартире, Верна написала три книги, каждая из которых стала национальным бестселлером. Джеймс, испытывая за нее гордость, считал, что в этом не стоит искать никаких знаков свыше, просто, как он любил говорить, пришло ее время.

Как бы там ни было, Верна очень полюбила свой стол и то небольшое пространство, которое он занимал. В большой гостиной она мысленно обозначила границы комфортной для нее рабочей зоны, и Джеймс ничего против этого не имел.

Сев в кабинете за массивный стол, он дотянулся до аккуратно сложенной стопки газет, которые Верна собирала для него в течение всей рабочей недели. Свой единственный выходной день он всегда начинал с прочтения почти всех газет от первой до последней страницы, изредка пропуская совсем не интересующие его темы. Прошло около сорока минут, но он продолжал медленно пролистывать один разворот за другим, откладывая прочтенные газеты в сторону. И вот, в одной из них, на последнем развороте Джеймс увидел фотографию, на которой был изображен молодой человек в полный рост с широко расставленными ногами и сложенными на груди руками. Такой позе особый колорит придавала его улыбка до ушей. Он был достаточно худой, с острым подбородком и длинными кучерявыми волосами. Сверху фотографии крупными буквами гласил текст: «Я УЧУ ЛЮДЕЙ ДЕЙСТВОВАТЬ». Чуть ниже обозначалось имя человека, кому принадлежали эти слова: «МАЙКЛ МАР».

Джеймс долго всматривался в фотографию. Имя Майкла Мара ему ни о чем не говорило, но вот сам человек, изображенный на фото, казался ему знакомым. Он начал вспоминать о тех чертах лица, которые он когда-то видел, и тут, бесспорно, эти черты присутствовали, но общий внешний вид молодого человека как бы выполнял функцию отвлечения и не позволял сразу их сопоставить с теми, что он запомнил. Когда Джеймс, наконец, убедился, что это тот самый человек, он откинулся в кресле, закрыл газету и бросил ее на стол. Погруженный в собственные мысли, в голове он мельком прокрутил один из моментов в его жизни, когда-то подаривший ему большую порцию адреналина.

***

Девять лет назад

Когда двадцатитрехлетний Стивен Линч одной рукой сжимал большую грудь своей новоиспеченной подруги с такой силой, что та была вынуждена терпеть, она только вскрикивала. Чтобы заглушить крик, Стивен убирал вторую руку с ее бока и зажимал ею рот девушки, чье имя уже успел забыть.

– Ты знаешь, что я люблю собак? – Стивен убрал руку со рта, чтобы девушка могла ответить.

– Да-а, знаю-ю.

– А знаешь, что я люблю по-собачьи? Вот прям, как сейчас.

Теперь он крепко схватился за ее бока обеими руками, и увеличил темп, который и без того был быстрый. Девушка вскрикивала каждый раз, когда Стивен касался своим телом ее.

– ЕЩЕ, ЕЩЕ, СТИВЕН!

Лицом девушка практически упиралась в зеркало, установленное в гримерной. От учащенного дыхания его часть, находившаяся напротив рта девушки, запотела. Она облокотилась на столик, и иногда полностью ложилась на него, если Стивен убирал руки с ее груди.

– Я люблю жестко! – сказал молодой человек, словно девушке требовалось еще и словесное подтверждение этого, а не только то, что она и так испытывала боль.

В это время за дверью гримерной стоял еще один молодой человек, Марк Грэн, ровесник Стивену и его партнер по бизнесу. Сейчас он выполнял функции старожилы, на всякий случай, если кто вдруг решит зайти в гримерную. Заблаговременно до того, как Стивен уединился с этой девицей, которую они буквально подобрали на улице и провели внутрь здания выставочного центра, где в одном из конференц-залов совсем скоро должно было начаться их совместное выступление, Марк попросил Стивена «потише». И вновь Стивен не вразумил просьбу своего партнера, и теперь тот был вынужден неловко смотреть по сторонам, боясь, что кто-нибудь пройдет мимо гримерной в тот самый момент, когда девушка особенно хорошо почувствует Стивена «в себе».

Марк поднял руку и взглянул на свой Rolex. Минутная стрелка приближалась к двенадцати, а часовая к семи. Он постучал в дверь.

– Стивен?

– Сейчас! – раздалось с той стороны двери.

Марк открыл дверь и, быстро зайдя внутрь, закрыл ее за собой.

– Стивен, мы и так опоздали.

Марк смотрел на обоих, как на что-то, что было ему совсем привычно. Не раз он был вынужден вести разговоры о бизнесе со Стивеном даже тогда, когда тот развлекался с девушками.

– Подождут! – рявкнул Стивен. Он стянул с себя рубашку и бросил ее в сторону. Теперь он был полностью голый, не считая cпущенных брюк и неснятых красных туфель. – Они все привыкли ждать, Марк! Подождут и сейчас! В отличие от меня! Я просто беру и делаю! Да, красотка? – обратился он вновь к девушке. – Скажи же, что Я. ПРОСТО. БЕРУ. И. ДЕЛАЮ.

Стивен отпрянул назад. При этом он ударил девушке ладонью по заднице, отчего на ней остался красноватый отпечаток.

– Ху! Пора! Ты готов, Марк?

– Это ты у меня спрашиваешь?

Стивен поднял рубашку, встряхнул ее и надел обратно. Натянув трусы и брюки, застегивая ремень, он повернулся к девушке и спросил:

– Ты там что-то говорила про клуб… Завтра?

– Да, – ответила та, радостно выдохнув.

– Тогда до завтра. Встретимся у входа в десять. Пошли, Марк. – Стивен ударил партнера по плечу, и они оба вышли в коридор, откуда отправились на сцену.

***

Одним часом ранее

Оказавшись в большом зале, тридцатилетний молодой человек посмотрел на билет. Среди множества ненужных ему в эту секунду слов, написанных на куске дешевой картонки, он отыскал информацию о месте, где он мог сесть. Ряд девятнадцать, место двадцать три. Он прошел немного вперед. Первый ряд красных кресел оказался последним, сорок седьмым. Сорок седьмой ряд! В каждом ряду по шестьдесят мест! Тридцать справа, тридцать слева. Ряды вытягивались вдоль зала, стены которого начинали постепенно закругляться, и те, кто устанавливал кресла, учли форму помещения. Между разделенными на две части рядами проходил свободный коридор прямо до сцены. Над сценой был установлен большой проектор и все, кто сидели на задних рядах, могли не пропустить всего, что происходило впереди.

Молодой человек с неуверенной походкой пошел дальше, периодически склоняя голову, чтобы еще раз посмотреть на билет. К моменту его прихода зал был заполнен примерно наполовину. Учитывая то количество людей, которое продолжало пребывать за его спиной, можно было смело сказать, что сегодня каждое кресло будет занято. Пока он шел, то обнаружил широкий диапазон возраста людей, которые находились здесь. Среди них были как представители молодежи, так и люди более зрелого возраста.

Наконец, он пробрался к своему месту. Для этого ему пришлось потревожить нескольких тинейджеров, сидевших вместе в том же ряду, в котором и должен был сидеть он. Увидев легкое недовольство в их глазах, молодой человек только улыбнулся и попросил прощения за беспокойство, на что один из юношей примерно восемнадцати лет надул пузырь из жвачки, и тот лопнул.

Перед тем как сесть, молодой человек снял с себя ветровку. Он обратил внимание на пару, которая расположилась прямо позади него. Практически облысевший мужчина с выпячивающим животом, в зеленой кофте, явно стиранной в последний раз несколько месяцев назад, сидел, держа за руку женщину, блондинку, которая решила специально для этого вечера переусердствовать со слоем красной помады на губах.

– Я уже был у них, тогда, в прошлую пятницу, когда ты уезжала к нашим поставщикам, – услышал молодой человек обращение мужчины к женщине. – Уверен, тебе понравится. Парни знают, о чем говорят. Иногда я начинаю грезить. Вот хочу прямо вернуться в ту молодость, когда мы еще только задумывали с тобой дело. Ты помнишь? – мягко спросил он.

– Чему тебя, сорокалетнего, могут научить эти мальчики? – с такой же мягкостью в тоне спросила в ответ женщина. – Это ты должен сейчас готовиться к выходу, чтобы учить таких, как они – молодых и бестолковых.

– Не скажи, – возразил мужчина. – Всем им рознь. Я вновь и вновь убеждаюсь, что каждый человек талантлив в чем-то. Вот они выявили свой талант в таком раннем для этого дела возрасте и теперь успешно применяют его. Я им завидую. Ты вспомни, кем были мы с тобой, когда нам было по двадцать четыре?

«Важно не то, кем ты был, а то, кем ты стал», – словно за женщину ответил молодой человек. Он скрутил ветровку и положил к себе на колени, прижав ее сверху руками.

– Меня больше волнует то, где мы с тобой находимся сейчас, – как по волшебству, женщина прочла мысли человека, сидевшего впереди них. Молодой человек улыбнулся сам себе, поняв, что он и эта незнакома ему женщина ведут мысли в одном русле.

– Их двое: Марк и Стивен, – продолжил мужчина, как будто он не услышал, что ему ответила женщина. – Марк спокойный. Всегда ведет себя умиротворенно. Здраво рассуждает. А вот Стивен наоборот – придурковатый, иногда слишком резкий, но при этом он понимает и разбирается не меньше, чем его партнер. Настоящий предприниматель, одним словом. Я помню одну мысль, высказанную учителем в школе. Он сказал: «Чтобы чего-то достичь в бизнесе, человек должен быть немного маньяком». Вот Стивен – настоящий маньяк. Самодур.

После непродолжительного молчания, женщина коротко сказала и, тем самым, закончила этот разговор:

– Понятно.

Просидев еще какое-то время, наблюдая за другими людьми и невольно подслушивая время от времени чужие разговоры, молодой человек увидел, как впереди заработал проектор. Кто-то включил камеру, и на большом белом полотне отобразилась сцена, на которую поднялись двое молодых людей.

– Здравствуйте, – сказал первым слово приветствия один из них. Его вид был взъерошенный: мокрые, растрепанные волосы, мятые складки на пиджаке, небрежно заправленная наполовину рубашка в брюки, столь же небрежно завязанный наспех галстук. Большинство присутствовавших в зале подумали, что Стивен предстал перед ними под градусом чего-то выпитого.

– Добрый вечер, – с такими словами начал второй молодой человек, чье имя также знали практически все – Марк Грэн, бессменный партнер Стивена Линча в их совместном бизнесе. Он сразу сел на высокий, крутящийся стул.

– Ну что, мужики, начали звенеть, вопреки тому, что охранник при входе в клуб вытащил у вас из карманов все металлическое? – обратился к мужской аудитории Стивен с широко расставленными ногами, держа одной рукой микрофон, а второй теребя что-то в кармане своих брюк.

Никто не ответил, но в зале слышались смешки тех, кто понял вопрос-шутку.

– Да, да, я говорю про вас всех! Почему вы должны звенеть, если на металл вы чисты? – Стивен вытащил руку из кармана и сжал ее в кулак. – Потому что у вас теперь должны быть железные яйца!

В зале установился всеобщий хохот.

– Мы все предприниматели с железными яйцами! И каждый из нас должен входить в клуб, выбивая дверь ногой и посылая этих кирпичномордых охранников куда подальше!

После недолгих аплодисментов Стивен продолжил:

– Те, кто присутствуют на нашем тренинге впервые, должны знать, кто мы, и для чего мы здесь собрались. Так вот, меня зовут Стивен Линч, ваш покорный слуга, а это, – Стивен обернулся и указал рукой на Марка – тот сел на высокий стул, – мой партнер и верный друг в одном лице, Марк Грэн. Буквально два года назад мы основали компанию «Бизнес Перспектива», и теперь даем бесценные советы, как начать собственное дело и как улучшить свои показатели в уже существующем и действующем бизнесе.

Теперь эстафетную палочку подхватил Марк. Он продолжил вместо Стивена:

– К нам обращаются как совсем юные, начинающие предприниматели, так и закаленные, прошедшие через огонь и воду бизнесмены. Мы уверены, что многие из таких матерых сидят сегодня тут, вместе с нами. О чем это может говорить? Бизнес – это сфера деятельности, где ты не должен останавливаться в развитии ни на секунду, ни в двадцать, ни в сорок, ни в шестьдесят лет. Если ты решил оставить свою скучную работу и отрыть что-то свое, будь готов работать все сто часов в неделю, – Марк сделал небольшую паузу. Он оглядел весь зал. – Испугались?

– Да, – вновь вступил Стивен. – Если вы готовы заниматься бизнесом, значит, будьте готовы к тому, что ваш бизнес будет вместе с вами всегда и везде. Будьте готовы к тому, что сидя в своем самолете, который должен доставить вас на райские острова, вы будете думать о своем бизнесе. Будьте готовы к тому, что, когда вы развалитесь на лежаке с коктейлем в руке, вы будете думать о своем бизнесе. Понимаете? Физически вы можете быть где угодно, а духовно – все там же, у себя в офисе, или на ваших объектах, или на ваших торговых точках.

– Поэтому, – очередной выход Марка, – если до прихода сюда у вас уже сформировались какие-то представления о том, чем бы вы конкретно хотели заниматься самостоятельно, без многотысячных взоров руководства, и, если вы почувствовали страх или хотя бы слабое чувство неприязни, когда услышали наши слова о том, что есть бизнес – просим вас серьезно подумать и взвесить все «за» и «против».

– Также просим вас подумать и решить, готовы ли вы вкалывать и тратить свои силы на то дело, которое вы задумали в своей голове, – заключил Стивен. – И всегда нужно помнить – об этом мы говорили в прошлый раз, – что главное – это действовать. Банально звучит? В простоте сосредоточена вся сила, скажу я вам. Действуйте! Вот главное правило. Вам не нужны ни удача, ни первоначальные капиталы, ни связи, вам не нужно ничего. Вам нужно действие, производимое вами же.

– И так, – Марк слез со стула и подошел ближе к краю невысокой сцены. Стивен присел вместо него, – в прошлый раз мы говорили о тех сдерживающих факторах, которые мешают нам начать свое дело. Мы пришли к выводу, что основной из них – это страх. Также мы обсудили правила выбора своей ниши. Ну, и как уже сказал Стивен, мы говорили о действии. Сегодня мы расскажем вам, как правильно организовать отдел продаж.

Марк взял фломастер и подошел к флипчарту, на котором был расположен рулон чистой бумаги. Посередине сверху он успел написать слово «Отдел», когда из зала прозвучал вопрос:

– Тогда почему вы опять всех собрали?

Марк опустил руку с фломастером и, полностью не разворачиваясь к залу, взглянул на Стивена. У того лицо выражало такое же легкое недоумение, но именно сейчас каждый из них ждал друг от друга того хладнокровия, которым должен обладать один из партнеров, если другой не мог быстро собраться.

– Прошу прощение, мы не видим человека, который задал вопрос, – начал первым Стивен.

– Да здесь я, здесь.

За множеством рядов, где люди повернули головы назад, чтобы попытаться разглядеть человека, задавшего такой вопрос, Стивен и Марк уже увидели, как он поднялся с места.

– Пусть кто-нибудь даст мне микрофон, – сказал вмешавшийся в выступление знаменитого тандема так неожиданно. Стивен и Марк почувствовали, как молниеносно этот выскочка завладел инициативой.

К сцене подошел молодой, короткостриженный парень в черной футболке, джинсах и белых кроссовках. Он взглянул на Стивена и тот, одобрительно кивнув, протянул ему свой микрофон, а второй взял у Марка, тем самым дав понять, что именно он будет вести беседу с этим гостем. Парень в черной футболке подбежал к ряду, в котором находился мужчина, но не решил идти прямо к нему, проталкиваясь через людей. В его глазах показалась растерянность.

– Может быть, вам лучше выйти в проход? – предложил Стивен. – Там все равно должны были установить микрофон для всех, кто захочет задать вопрос.

– Нет. Просто сделайте так, чтобы микрофон оказался у меня в руках.

Стивен почувствовал нотку издевательства, исходящего от мужчины, а вместе с тем и свое раздражение.

– Мик, ну передай ты микрофон первому в ряду, он передаст дальше. Что за беспомощность? – демонстративно отчитал Стивен парня в черной футболке. Когда Мик отдал микрофон, то тут же направился быстрым шагом обратно.

Наконец, получив микрофон, молодой человек, представился:

– Здравствуйте, меня зовут Джеймс. Я впервые на вашем тренинге и у меня возник такой вопрос: почему вы собираете людей во второй раз?

– А в чем, собственно говоря, дело? – спросил Стивен, улыбнувшись и быстро оглядев весь зал.

– Вы сказали, что главное для всех – это действовать. И что больше никому ничего не требуется. Так зачем же вы собираете людей во второй раз?

– Мы никого не заталкивали сюда силой, Джеймс. Если кто-то пришел сюда во второй раз, значит, это только по его собственному желанию.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно.

Джеймс оглядел людей, которые сидели рядом с ним – те просто прожигали его своим любопытным взором, словно готовые вот-вот его испепелить.

– Но сегодня вы решили поговорить об организации отдела продаж, значит – ваш тренинг состоит из нескольких тем. Ведь так?

– Джеймс, ни я, ни мой коллега не понимаем, к чему вы клоните. Вы не могли бы сказать напрямую, а не ходить вокруг, тратя наше время и время этих людей?

– Вы этих людей держите за идиотов?

– Нет, – уверенно ответил Стивен.

– Но вы противоречите сами себе. В прошлый раз вы сказали о том, что главное – это действовать. А сейчас вы хотите рассказывать про отделы продаж. Вы считаете, что ваши тренинги эффективны? Скольким людям в процентном соотношении вы действительно помогли?

– Подождите, подождите, – Стивен усмехнулся и завертел головой, – у вас слишком много вопросов. Мы…

– Так ответьте по очереди на каждый. В чем проблема?

– Джеймс, я попрошу вас не перебивать меня. Безусловно, мы не сможем помочь всем. Это факт. Мы не даем никакой гарантии, что после нашего тренинга все разбогатеют. Но мы…

– Но мы держим людей за идиотов. Да, Стивен?

– Джеймс…

– Ваши тренинги – ничто. Вы набрали всю эту информацию из кучи книг, и теперь пересказываете ее, создавая себе репутацию мальчиков-гениев. Вы ничего не даете людям. Вы кормите их воздухом, и набиваете свои карманы их деньгами. Вы…

– Вы можете думать о нас, что хотите, Джеймс, – сказал, в свою очередь, Стивен.

– Пусть так. Но для вас главное – что будут после этого думать все эти люди. Изменится ли их представление о вас? Вам по сколько лет? Около двадцати четырех каждому?

– Ну допустим, – выкрикнул Марк, все это время молчавший.

– А откуда вам знать, как должен строиться бизнес? С чего вы взяли, что можете учить опытных бизнесменов их же собственному ремеслу.

Такие простые вопросы несли в себе страшную силу для этих двух молодых людей, которые пытались сохранить свое величие среди толпы. Стивен поднялся со стула и принял привычную для себя боевую стойку – широко расставленные ноги и рука, спрятанная глубоко в кармане.

– Необходимо обладать большой смелостью и наглостью, чтобы выходить на сцену с подобными мыслями, – продолжал Джеймс. – Стивен, я читал ваше интервью, не помню, какое именно, но уверен, у вас их было много. В нем вы говорили о том, что проведение тренингов о построении бизнеса – ваше единственное успешное дело. Единственное успешное дело…

Стивен поднес микрофон ко рту, но в следующую секунду им овладела растерянность.

– У вас не было ни одного успешного бизнеса, но тренинги по его ведению самые успешные. Меня это смущает. Я думаю, что и другие сидящие здесь люди должны задуматься над этим.

– Если нужно будет, они задумаются. Спасибо вам, Джеймс, за высказанные замечания, – Стивен хотел быстрее закончить это. Мало кто из людей еще не понял, что для него, да и для Марка все эти вопросы – настоящая пытка.

– Да, я очень надеюсь, что люди начнут объективно оценивать вас, ваши знания и вашу пользу. По мне – вы ничего не стоите. Ни цента. А билеты на ваши тренинги нельзя назвать доступными даже для среднего класса.

– Спасибо, Джеймс, – Стивен кивнул. Злобная улыбка на его лице являлась результатом сорванного выступления.

Джеймс повернулся спиной к сцене, на которой стояли Стивен с Марком и внимательно следили за ним. Обезвреженные, каждый из них думал о своей дальнейшей судьбе. Когда Джеймс начал натягивать на себя ветровку, он посмотрел на пару, чей разговор услышал в самом начале. В глазах почти облысевшего, тучного мужчины он не увидел ничего, кроме досады и обескураженности. От женщины же исходило восхищение и радость, которым она пыталась не дать слишком уж выплеснуться наружу, чтобы не обидеть мужа.

Посмотрев внимательно в глаза женщины, Джеймс перевел взгляд на мужчину и, прежде чем он отправился к выходу из зала, сказал:

– Знаете, а ведь ваша супруга права. Прислушивайтесь к ее мнению, а не тащите за собой.

Глава 7

Глава 7

Ошеломленный Джеймс вышел в коридор и взял в руки мобильный телефон, который он оставил на небольшом столике рядом с зеркалом, когда вернулся вчерашним вечером домой. В списке последних входящих звонков он отыскал Рика и собрался ему позвонить, но одумался, и не стал этого делать. Джеймс хотел рассказать ему о газете и о человеке, чью фотографию он увидел в ней. Однако, он вспомнил про Верну и свое обещание этот день полностью провести с ней, дома, а этот звонок и сообщение Рику о Майкле Маре могли сподвигнуть их обоих к немедленной встрече. Джеймс немного поколебался, а затем положил телефон обратно на столик.

«Майкл Мар! Теперь этот сукин сын зовет себя Майклом Маром!», – неистовствовал Джеймс.

Попытавшись отбросить все дурные мысли в сторону, которые начинали рождаться одна за другой в его голове, Джеймс пошел на кухню, чтобы приготовить себе кофе. Кофе он пил крайне редко, находя в этом напитке отвратный вкус. Да. Именно сейчас Джеймс чувствовал себя отвратно, и нелюбимый им кофе должен был поспособствовать его плохому настроению. В шкафчике, над микроволновой печью, он нашел банку растворимого. Всыпав две ложки в чашку и залив все это кипятком, Джеймс стоял у барной стойки и помешивал ложкой против часовой стрелки. Он смотрел куда-то в пол и думал о Майкле Маре. Вернее, о Стивене Линче.

«Сукин сын! Только этого мне не хватало!»

Джеймс сделал глоток и поморщился.

«Где-то здесь сахар…»

Он оглядел всю кухню, ища банку с белым сахаром. Нигде ее не обнаружив, он начал искать по другим шкафчикам, поочередно открывать их один за другим, не закрывая за собой дверку предыдущего. В одном из них он увидел коробку, на которой было написано «HENNESY».

«Это будет лучше…»

Он взял коробку, вытащил из нее бутылку, полную коньяка, открыл ее и добавил пьянящего напитка в чашку с кофе.

Бодрящий заряд ударил Джеймсу в голову, когда он сделал второй глоток. Немного успокоившись, он вышел в гостиную, где присел за маленький рабочий столик Верны. Чтобы хоть как-то отвлечься, он решил почитать последнее ею написанное (Верна никогда не была против того, если Джеймс прочтет ее тексты, даже неотредактированные). Чаще всего, именно Джеймс становился первым, перед чьим взором возникали свежие страницы романов его жены, и каждый раз, когда он прочитывал новые главы, над которыми еще не успели поработать редакторы литературного агентства, он все больше и больше убеждался, что они не нуждаются в исправлении. За долгие годы Верна выработала собственный, неповторяющийся никем стиль повествования, в меру лаконичный, но весьма содержательный. И да, Верна умела держать читателя в напряжении. Сам Джеймс неоднократно ей это повторял, когда он видел, как ее поражали вымышленные ею самой тени сомнения о своих способностях в писательстве.

– Ты самый нестандартный автор, которого мне только приходилось читать. Ты знаешь об этом? Ты просто не позволяешь читателю отложить книгу, даже на несколько минут, чтобы заварить чай, – обратился как-то Джеймс к Верне поздним зимним вечером, подавая ей чашку ее любимого зеленого чая, пока она сидела на диване, опершись боком на подушку, и смотрела телевизор. Ее ноги были завернуты в теплый красно-зеленый плед, который Джеймс подарил ей на Рождество.

– Почему ты так решил? – поинтересовалась в ответ Верна, принимая чашку из его рук.

– А почему ты все время в этом сомневаешься? – спросил Джеймс со всей серьезностью. Верна ничего не ответила. Она только улыбнулась и посмотрела в чашку, в которой еще полностью не растворились два кубика сахара. – Ты можешь со мной не делиться своими переживаниями, Верна, я и так все прекрасно вижу.

– Знаешь, как-то моя мама назвала тебя очень проницательным молодым человеком, – начала Верна. Она сделала глоток и добавила: – и профессиональным заварщиком чая.

– Ты уходишь от ответа, – сказал Джеймс с разочарованием. – Ты постоянно в чем-то сомневаешься.

– Мне все время кажется, что, например, вот на этом моменте, или вот здесь, а если и не здесь, то вот тут читатель точно закроет книгу.

Джеймс взял немного времени, чтобы переварить эту сказанную Верной нелепицу (а для него это звучало как нелепица. Он-то точно это знал), этот страх, который больше всего пугал Верну – страх быть отвергнутой. Страх допустить малейшую ошибку, которая могла привести к неминуемой гибели на писательском поприще, к стиранию и беспощадному уничтожению всех прежних заслуг и признаний.

– Глупое ты создание, – коротко прокомментировал Джеймс и засмеялся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ты хочешь сказать, что бояться – это глупо?

***

«Успокойся, успокойся, Джеймс. Все хорошо. Почему ты так боишься?»

В скором времени к Джеймсу вернулись его переживания. Дальше он уже не мог вникать в написанный Верной текст. В голове то и дело возникала та фотография с молодым человеком.

«Майкл Мар…»

Его новое имя звучало для Джеймса зловеще, будто бы оно принадлежало маньяку убийце, а не молодому тридцатитрехлетнему мужчине, который вновь решил подзаработать деньжат.

«Да. Сейчас ему где-то тридцать три. Где же ты был девять лет, сукин сын? Чем ты занимался? Что вынудило тебя вылезть из норы, в которую я тебя загнал?»

– Он увидел меня по телевизору, – сказал Джеймс вслух, разъясняя самому себе то, почему это произошло, почему он вновь появился. – Он узнал меня…

– Ты с кем разговариваешь?

– Что? – Джеймс резко обернулся назад и увидел Верну. Вид у нее был заспанный, а взгляд немного обеспокоенный. Она притронулась к его плечу, поцеловала его в макушку головы и спросила еще раз:

– С кем ты разговаривал?

– Ни с кем, – холодно ответил Джеймс, – просто мысли вслух.

– Все в порядке? – она пыталась внимательно посмотреть ему в глаза, но у нее не выходило, так как Джеймс постоянно уводил от нее свой взгляд, обращаясь к тексту на экране ноутбука, набранному ею сегодняшней ночью.

– Джеймс?

Он продолжил молчать и только медленно вертеть головой. Верна притронулась обеими руками к его лицу и сделала так, чтобы тот, наконец, посмотрел на нее. Затем, она приложила четыре своих пальца к его лбу.

– Боже мой, да у тебя жар!

– Все в порядке, – еле слышно проговорил Джеймс.

– Ты даже говорить нормально не можешь. Пойдем, я уложу тебя. Пойдем, Джеймс… Пойдем…

Как оказалось, силы полностью его покинули. Он попытался встать, но немного приподнявшись, сразу же сел обратно. Тогда Верна взяла его под мышки и помогла ему подняться на ноги. Она обратила внимание на пустую чашку на столе.

– Что ты пил? – спросила она.

– Кофе.

– Ты же не пьешь его?

– А сегодня захотелось.

Они медленно дошли до кровати в спальне. По пути Джеймс то и дело несколько раз опирался рукой к стенам – сил у него совсем не было. Верна уложила его в постель, подбив под его головой подушку.

– Меня морозит, Верна. Что со мной?

Верна накрыла Джеймса одеялом и сказала:

– Сейчас, я принесу тебе еще одно, потеплее.

Когда Верна вышла из комнаты, Джеймс перевернулся на левый бок, в сторону к окну, за которым только-только начинался новый рабочий день. Свои ноги он согнул в коленях и прижал к себе, стараясь таким образом сохранить тепло организма, но это оказалось бесполезным: его сильно знобило.

В спальню снова зашла Верна, держа в руках толстое одеяло, заправленное в чистый пододеяльник.

– Что, сильно холодно? – спросила она

– Да, – коротко ответил Джеймс и закрыл глаза.

Верна накрыла его еще одним одеялом и подправила края, чтобы не оставалось никакой возможности для комнатного воздуха проникнуть под него.

– Может, поедем в больницу? – неуверенно спросила Верна. Она прекрасно знала об отношении Джеймса к поликлиникам и врачам.

– Нет. Не нужно никуда ехать.

– Хорошо, отдыхай.

Верна направилась к выходу из спальни, и Джеймс сказал ей:

– В коридоре, на столике, лежит мой телефон. Ты можешь принести его? Мне нужно позвонить.

– Нет, – отказалась наотрез Верна, – никаких телефонов. И никакой работы, слышишь меня? – предупредила она недовольным тоном. – Сегодня ты недоступен, Джеймс. Я выключу этот проклятый телефон, а потом пойду в аптеку.

***

В тот же день спустя несколько часов

В переговорной комнате, на входной двери которой висела табличка с надписью «Твен», в честь знаменитого американского писателя Марка Твена, за круглым столом сидел Бен Хамфри. Он приподнял правую ногу, чтобы подправить под собой приклеившуюся изнутри ткань штанины к коже. Со второй ногой он проделал то же самое.

Уже как на протяжении получаса Бен ждал прихода Сэма Сайке, сотрудника рекламной фирмы, который заверил его по телефону, что он вынашивает гениальный план проведения рекламной акции. Речь шла о раскрутке новой компании по доставке товаров на дом, наименование которой звучало как «Страус».

Бен Хамфри являлся одним из учредителей. Все было готово к полноценной работе новой компании на рынке, но для этого требовалось лишь одно – стабильный поток клиентов, который мог быть обеспечен проведением эффективной рекламы.

Пусть и немного нервный, но восторженный голос рекламного агента Сэма Сайке по телефону подействовал на Бена весьма обнадеживающе, и сейчас он находился в прекрасном расположении духа, хотя он в силу своего излишнего веса более всех страдал от установившейся с сегодняшнего дня на улице жары.

Бен смотрел в окно. Вид на прекрасный зеленый и цветущий центральный городской парк радовал глаз. Толстое оконное стекло, с пола до самого потолка, ограничивало пекло снаружи от прохлады, созданной внутри кондиционером. Покусывая кончик большого пальца, Бен резко отдернул ото рта руку, когда дверь открылась, и в переговорную буквально влетел Сэм. Даже офисная прохлада не спасала его от пота, выступавшего на лбу и висках.

Бен Хамфри начал подниматься со стула, но, не успев полностью выпрямиться, Сэм протараторил:

– Да, да, и вам доброе утро, Бен. Как вам наш зной? – рекламный агент тут же приступил раскладывать бумаги на столе

– А-а, – промямлил Бен, – да… как-то не очень.

– Ужас, да? А ведь еще сегодняшней ночью шел страшный ливень… Ну ладно. Как я уже вам сказал, у меня в голове просто блестящая… – Сэм остановился, что-то обдумывая, – хотя нет, что я все о себе да о себе. Вы присаживайтесь, Бен. В ногах правды нет.

Бен улыбнулся и плюхнулся обратно на стул.

– Так вот, – продолжил Сэм, – дорогой мой Бен, вы и ваш партнер являетесь счастливыми обладателями просто умопомрачительного рекламного видеоролика, который, – Сэм развел руки в стороны, сжал их в кулаки, и стукнул их друг о друга так, что Бен услышал, как у рекламщика хрустнули косточки, – который так ударит в головы наших с вами потенциальных потребителей, что они из потенции… вернее, из потенциальных перейдут в группу реальных.

– Серьезно? Я хотел еще раз обсудить с вами сюжет. Мы подумали и решили…

– Да, да, – перебил Бена Сэм, – тот сюжет, что вы предложили – полная чушь!

Бен скривил недоумевающее лицо, откашлялся и спросил:

– Чушь?..

– Бен, что примечательного в этом сюжете? Вы думаете обыденно, скучно и не оригинально.

– Но я с партнером…

– Нет, нет, нет, нет, – Сэм закрыл глаза и покачал головой, – вы сейчас тут не с партнером. Вы со мной. И в рекламном бизнесе я ваш третий партнер. С чего вы взяли, что я заговорил именно о вашей версии видеоролика, когда сказал, что он умопомрачительный? – Сэм Сайке запрокинул голову к потолку и надрывисто засмеялся. Бен вспомнил мультфильм, который вчера по телевизору смотрел его сын. В нем главный злодей – дьявол с красной кожей и рогами, засмеялся точно так же, когда сказал какому-то лилипуту что-то вроде: «Ты умрешь здесь, раб!» Бен хотел было подумать, что этот сумасшедший рекламщик просто над ним издевается, но его смех звучал очень правдоподобно, а не искусственно.

– Я просто вспомнил свою версию сюжета, Бен. Честное слово, я хохочу так каждый раз, когда вспоминаю об этом. Сегодня ночью даже не мог нормально заснуть. Да еще и этот дождь… Ну ладно.

«По-моему, ты вообще никогда не спишь, кретин».

– Представьте себе, – начал Сэм, сев на стул напротив Бена и вытянул правую руку вперед, – наш город. Лето. Зной. Вот прямо как сейчас, – Сэм указал на окно. Говорил он с возбуждением в голосе.

– Ужас… – прокомментировал Бен. Если бы Сэм страдал комплексом собственной неполноценности, он бы расценил такой комментарий клиента как сарказм. Или как мнение о ролике уже на начальной стадии.

– Не то слово! – согласился рекламщик. – А дальше – просто жуть. Утренние часы. Понедельник. Все едут на свою работу. Куча народу в метро. Давка, боль и отчаяние. Что еще надо мне? – Взгляд Сэма вдруг стал туманным. Казалось, он смотрел не в глаза Бену, а сквозь него. – Давка, боль и отчаяние. Что еще надо мне? – повторил рекламщик. – Звучит, прямо как отдельный слоган! Надо запомнить.

– Ну так… и что? – внутри Бена начало зарождаться чувство раздражения.

– Не спешите, – порекомендовал Сэм клиенту. – Вы осознаете весь ужас происходящего, Бен?

– Вы про давку? Более чем.

– На улице 95 градусов по Фаренгейту!

– С утра?

– Да!

– Маловероятно, чтобы с утра была такая температура, – усомнился Бен.

– А вы представьте, что вот, именно такая, – не сдавался рекламщик.

– Хорошо, я представил. Что дальше?

– Представьте себе, что поезд с людьми приезжает на станцию. Он постепенно замедляет ход, пока не встанет намертво. Двери открываются. Пассажиры, которые стояли впереди всех, еще не успели ступить на платформу, как их сзади что-то расталкивает в стороны, и перед нами появляется… страус! – Сэм Сайке вскочил со стула и замотался по комнате, словно представляя себя самого крупной птицей.

– Страус? – Бен приготовился раскритиковать предложение рекламщика. Он недоуменным взглядом следил за молодым человеком и пытался побороть в себе явное смущение от подобного поведения.

– Ну ваша же компания называется «Страус»! – остановился, наконец, Сэм, посмотрев на Бена с разведенными в стороны руками.

– Настоящий страус?

– Не настоящий, а компьютерный, Бен. Я, конечно, акула в рекламном бизнесе, но не Господь Бог…

Сэм Сайке сел обратно на стул. Он откинулся на спинку и, подняв ноги, положил их на стол.

– Так, хорошо, – сдался Бен, не начав «войны». – И что дальше?

– Не спешите, – вновь предложил Сэм. – Прочувствуйте это, Бен. Прокрутите у себя в голове будущий ролик, где из поезда выбегает страус. Представили? Какие у вас ощущения? Что первым приходит в голову?

– Удивление, – сказал Бен.

– Так! – согласился Сэм. – А еще?

– Ошеломление?

– Это то же самое, – отмахнулся рекламщик, скривив лицо.

– Это что-то… экстравагантное… – еще одно слово пришло Бену на ум.

– О! Именно! – Сэм щелкнул пальцами обеих рук и указал ими на Бена. – Экстравагантность! Вот он – мой подход! – рекламщик начал медленно подниматься со стула. – А? А? А? Да, Бен? Вы прочувствовали? Метро. Поезд приехал на станцию. В окнах видны люди, держащиеся за поручни. Двери открываются… Каждый, кто будет смотреть этот ролик впервые, на этом моменте додумает в своей голове дальнейшие события. Ну что они там представят? Вываливающихся мужиков с кейсами и дамочек с сумками? А тут раз – и страус!

– Хорошо. Дальше что?

– Дальше страус бежит со всех ног по платформе в сторону выхода. Тут же заступает музыкальное сопровождение. Вы смотрели какие-нибудь советские фильмы, Бен?

– Советские? Вы имеете в виду русские?

– Нет. Советские, – рекламщик опять сел на стул и положил ногу на ногу. – Я большой киноман и смотрю общемировую классику. Правда, я не совсем помню, как там назывался фильм, но суть в том, что несколько итальянских идиотов, даже, вроде, и один мафиози там был… – Сэм отвел взгляд в сторону от Бена и попытался вспомнить. – Запамятовал. Но неважно. Так вот. Несколько итальянских идиотов вместе с русским полицейским, у которого в руках был сундук с сокровищами, убегали ото льва.

– Так у нас в ролике и лев еще будет?

– Нет. Боже мой, Бен, что за глупость – лев? Дело не в этом. Музыка! Вы бы слышали, какая там играла музыка во время погони. Наряду с бегом – это композиционный шедевр. Я хочу вставить эту музыку в наш ролик со страусом.

Бен закрыл глаза и провел рукой по лицу, начав со лба и заканчивая подбородком. Он ощутил непривычное для него легкое покалывание – сегодня утром перед уходом на службу он забыл побриться. Сейчас наступила только середина рабочего дня, и солнце, находясь в зените, беспощадно палило на городские улицы. На Бена же начинало уже находить чувство усталости. Отчасти, причиной этого являлась его встреча с Сэмом – этим, как считал Бен, энергетическим вампиром, который сам, наверняка, ощущал инородный предмет в заднице, и он не позволял ему успокоиться.

– Кстати, Бен, один важный момент – нашему страусу тяжелее всего.

– Почему?

– Так ведь жара же!

– Ну и что? Ему что, еще жарче?

– Конечно! Он же в перьях!

– А вы в курсе, что страусы обитают в Африке, Сэм?

– Да, да, да, да, я понимаю, к чему вы клоните, но мы-то говорим о рекламе. Здесь какие-либо установленные факты или явления можно оставить за бортом. Точнее – нужно.

– Я так понимаю, мы с вами не добрались еще и до середины ролика? Мы остановились там, где страус начал бежать по платформе в сторону выхода, – напомнил Бен рекламщику.

– Не спешите, – упорно продолжал советовать Сэм клиенту. – Что вы скажите о нашем страусе, Бен? Какой он?

Бен сжал губы, помотал головой и ответил:

– Такой же, как все. Страус как страус.

– Нет, нет, нет, нет. Какой он внутренне? Помните, что страус – это ваша компания. Так что собой представляете вы? Тут я вынужден зайти вперед, и сказать, что страус бежит к клиенту, чтобы доставить заказ.

– Я сразу это понял, – чуть ли не равнодушно сказал Бен.

– Прекрасно. Так какой он, наш с вами страусик? – Сэм смягчил голос и, теперь, в нем чувствовалось умиление.

– Он неравнодушен к клиентам.

– Так. Еще?

– Он бежит доставить заказ, несмотря на жару.

– Еще, папочка, еще!

– Простите?

– Это я шучу, – пояснил Сэм, а потом на его лице появилась стыдливая улыбка.

Бен ощущал смятение, и где-то изнутри к его устам приближались слова «с меня хватит». На него смотрел еще совсем молодой, по сравнению с Беном, парень, лет двадцати семи, с карими глазами и с прической в стиле ежика.

– Может быть, сделаем перерыв? – предложил Бен в надежде, что на время, пусть и короткое, он избавиться от назойливого, а теперь, как выяснилось, еще и похабного рекламщика.

– Поддерживаю! Время обеда, и я что-нибудь бы съел. Внизу есть кофейня, давайте спустимся туда.

***

Следующий день

На раскаленной сковороде шипело масло, когда раздался телефонный звонок. Жаклин Скиннер, отпраздновавшая вчера в кругу своей семьи пятидесятилетие, оставила пластмассовую лопатку для перемешивания пищи на плите, наспех вытерла влажные руки и взяла трубку.

– Да?

– Привет, мама. Зачем ты выложила фотографии со мной в интернете?!

– Это ты, Пиби? Привет. Какие фотографии?

– Фотографии с твоего дня рождения. Зачем ты разместила те, на которых изображена я?

Растерянная от немного повышенного тона младшей дочери, Жаклин вернулась к плите и снова взяла лопатку в руки. Продолжив размазывать поверхность сковороды маслом, она ответила:

– Но там ведь хорошие фотографии, Пиби…

– Удали все, на которых есть я, хорошо?

– Но в чем дело?

– Я сказала – удали! Ты за компьютером?

– Нет. Я стою у плиты.

– Нет, мама, прямо сейчас удали фотографии!

– Что случилось, я не могу понять?

– Мама, пожалуйста, удали фотографии! Ты уже за компьютером?

– Подожди, Пиби, я на кухне и занята. Сейчас все удалю.

– Хорошо. Я буду ждать.

Жаклин услышала короткие гудки. Жалостливо вздохнув, она оставила трубку и достала из холодильника широкую тарелку, в которой лежало несколько стейков, обвернутых пищевой пленкой. Не успев положить первый кусок мяса на сковороду, раздался второй звонок.

– Да?

– Ты не удалила фотографии!

– Пиби, я занята. Я готовлю ужин. Потом все сделаю.

– Я сказала, чтобы ты сейчас же все удалила!

– Успокойся, дочка…

– Мама, удали фотографии! И больше никогда не размещай те, на которых изображена я без моего разрешения!

– Я вообще больше никаких фотографий не буду размещать!

В этот раз Жаклин сама прервала связь. Речь шла о фотографиях с ее дня рождения. На них был изображен большой праздничный стол, в центре которого на серебряном подносе лежал поросенок с яблоком во рту, и кругом расставленная еда и закуски в тарелках различных форм и размеров. За столом собралась вся семья, и более всех составляли, конечно, родственники по линии Жаклин, вплоть до ее двоюродных братьев и сестер. Еще до того, как приехали все гости, Жаклин заблаговременно попросила нескольких человек из домашней прислуги поставить стол на застекленной веранде, откуда открывался вид на поместье, где в доме жила чета Скиннеров, во главе с Джоном Скиннером, который был старше своей супруги ровно на пять лет.

Поместье общей площадью в семь гектар служило хорошим местом для беззаботной жизни Жаклин и уютным для младшей дочери Пиби, средней Мишель и старшего сына Альберта, когда они приезжали сюда, чтобы навестить родителей. Оно располагалось в пригороде Лос-Анджелеса, штат Калифорния, и основной дом поместья состоял из трех этажей, подвального помещения и отдельно построенного рядом гаража, который соединялся с домом коридором. Дом, выкрашенный в белый цвет, был построен по индивидуальному заказу отца семейства, Джона Скиннера, шесть лет назад. А спустя несколько месяцев территория поместья обзавелась вторым двухэтажным домом, предназначенным для гостей, и еще одним домиком, расположенным возле бассейна, который наполнялся морской водой, по личной прихоти самой Жаклин.

Жаклин, наполовину француженка (по отцовской линии), наполовину англичанка, приехала в Америку вместе со своими родителями из Франции, когда она была еще совсем маленькой. Ее отец, Филипп Блан, с юношества начал заниматься юриспруденцией, сначала устроившись в небольшую юридическую контору в городе Гавре, недалеко от французской столицы, а затем, проработав усердно несколько лет, перебрался со своей женой, Грэйнн Лонгман, в саму столицу. Причиной переезда послужило внимание одного столичного адвоката, который был поражен талантом молодого и малоопытного Филиппа в выступлении перед судьей, формировании доказательственной базы и в грамотном преподнесении этих доказательств суду.

После недолгих раздумий, совместно со своей молодой женой Грэйнн, которая уже на тот момент вынашивала в животе Жаклин, Филипп Блан принял предложение матерого адвоката устроиться работать к нему в компанию и, собрав вещи, перебрался с беременной женой в Париж. Однако, там он не сыскал должной славы в качестве юриста, так как Филипп не смог перебороть разногласия внутри компании, в которой трудилось несколько десятков человек. Одновременно, он начал активно изучать прецедентное право, а также увлекся и иностранными языками, особенно, английским. Позднее, в первые месяцы пребывания их семьи в Америке, после того, как они перелетели через Атлантический океан, Грэйнн сказала Филиппу, что время, затраченное им на его увлечения, не прошли даром – им куда легче было освоиться на американской земле, несмотря на все трудности.

Пока Грэйнн вела хозяйство в скромной квартирке, а маленькая Жаклин подрастала, Филипп перебивался временными заработками, никак не связанными с юридической деятельностью, по той причине, что, как ему неоднократно говорили обольстители Фемиды на собеседованиях: «У нас достаточно своих специалистов». Тогда, Филипп оставил попытки устроиться юристом и на постоянной основе пошел работать в маленький продовольственный магазин бакалейщиком, а спустя двадцать пять лет он занял пост председателя совета директоров в созданной им вместе с Говардом Скиннером, отцом Джона Скиннера, продовольственной компании «Виктор Индастрис».

С тех пор, как оба отца скрепили свои отношения прочной дружбой и деловой связью, их дети, Жаклин Блан и Джон Скиннер, каждому из которых уже было чуть больше двадцати лет, что называется, стали присматриваться друг к другу.

– Ты хочешь сделать ей предложение? – поинтересовался как-то Говард у сына.

– С чего ты взял? – спросил, в свою очередь, Джон. Он ждал этого вопроса от своего отца или от матери, и, услышав его, почувствовал легкую неприязнь. Пока он не хотел думать о женитьбе и не спешил ограничивать свою и без того относительную свободу семейными обязательствами.

– Вы все время вместе, – ответил Говард. – К тому же, вы оба находитесь в таком возрасте, когда детская дружба давным-давно закончилась, и теперь ты смотришь на нее как на женщину, а она на тебя как на мужчину.

– Папа… – Джон поморщился. – Я не люблю разговоры на подобные темы… Да и если вспомнить, не так уж и долго мы знаем друг друга…

– И сколько же тебе нужно времени, Джон?

Джон не хотел отвечать на этот вопрос. К тому же, он не был уверен, что готов дать ответ самому себе.

– Папа, давай пока не будет торопить события, хорошо?

– Хорошо, – согласился отец, – но я все же должен тебе сказать, что я не молодею… и мне хотелось бы увидеть внуков, прежде чем меня не станет…

– Перестань. К тому же ты должен понимать, что мне необходимо прочно встать на ноги, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась.

– Джон, для тебя уже давно заготовлено место в нашей компании. После меня возглавишь ее ты. Я уверен, что именно при тебе «Виктор Индастрис» достигнет пика своего могущества.

– Ты уверен, что я буду способен управлять? – как-то особенно аккуратно задал вопрос молодой Джон.

– Я в своих детях уверен всегда! И ты должен быть уверен в своих! По-другому не может быть и речи!

***

– Бен, вы извините меня еще раз за это недоразумение в переговорной.

– Все в порядке, Сэм, просто… – Бен пытался подобрать слова, – просто это все чувство голода, – он взглянул в глаза рекламщику и улыбнулся. Так он разрядил напряженную обстановку, породившую чувство дискомфорта не только у него, но даже у Сэма Сайка, на долю секунды. Они стояли в кабине лифта, который вез их вниз, на первый этаж.

– Так неловко, честное слово, – продолжал сокрушаться рекламщик, пока на маленьком дисплее красным цветом отражались цифры в порядке убывания. На этот раз Бен не нашел, что сказать.

Непродолжительное время они стояли молча. Сэм несколько раз жалобно вздохнул. Лифт остановился на пятом этаже, двери раскрылись, и Бен увидел перед собой двух мужчин.

– Вниз? – спросил один из них, худощавый и высокий. Оба были одеты в классические черные костюмы и белые рубашки.

– Да, – ответил Бен, а затем отошел назад, чтобы пропустить их. Двери закрылись, и лифт двинулся дальше.

– Надо будет пересмотреть «Люди в черном», – сказал Сэм.

Бен не смог логически связать эту обыденную ситуацию, в которой они находились – спуск в лифте, с тем, что говорил себе вслух рекламщик. Он вновь глянул на Сэма с недоумевающим выражением лица, но тот неизменно смотрел вперед с легкой ухмылкой.

Бен повернулся обратно и вздохнул.

– Сейчас спереди будет вспышка «забывателя».

– Простите, Сэм, вы о чем? – спросил его Бен.

Лифт вновь остановился, на этот раз на третьем, и наполнился еще тремя пассажирами. Бен и Сэм теперь стояли, тесно прижатые к задней стене.

– Слушайте, Бен, я все-таки еще раз хочу извиниться перед вами. Иногда я теряю контроль над собой.

Бен заметил, как впередистоящие пассажиры переглянулись между собой, отреагировав на слова молодого человека, который стоял сзади.

«Замолчи! Замолчи, кретин!»

– Вы можете быть уверены, я вас не подведу. Это будет лучший рекламный ролик!

– Давайте обсудим это не здесь, – предложил рекламщику вымотанный морально Бен.

– Конечно. Да мы и не успеем – наш этаж.

Когда Сэм Сайке, а за ним и Бен Хамфри, переступили порог кофейни, в которую можно было попасть прямо из главного холла делового центра, она была полна народу. Новых посетителей вовремя заприметила девушка, с пояса которой свисал черный фартук. Она взяла в руки два меню и, приблизившись к мужчинам, сказала:

– Добрый день, господа.

– Здравствуйте. Только не говорите, что у вас нет мест… – высказал свое опасение Сэм Сайке, оглядываясь вокруг.

– Почему же нет? Могу вас посадить за небольшой стол на две персоны.

– Отлично, ведите. – Сэм улыбнулся, а затем, повернулся к Бену, который никак не мог скрыть свое недовольство. – Пойдемте, Бен.

Присев за стол, мужчины раскрыли свои меню, оставленные им девушкой. Бен внимательно изучал содержимое первой страницы, а Сэм начал с последней, зажав их все тремя пальцами и пролистав с характерным звуком, как профессиональный игрок перетасовывает карты.

– Ну, я тут не в первой, Бен, поэтому могу вам порекомендовать что-нибудь. Начнем с кофе?

– А могу я все-таки посмотреть меню?

– Конечно, конечно.

«Боже мой, ну что за тормоз?», – вознегодовал Сэм.

Когда Бен, наконец, перевернул первую страницу, к ним подошла другая девушка с маленьким блокнотом и ручкой.

– Здравствуйте. Могу я у вас принять заказ?

Бен никак не отреагировал на вопрос, сохраняя невозмутимость. Он продолжал рассматривать названия блюд, оставив возможность ответить Сэму.

– Добрый день. Нет, нет, чуть позже. Мы изучаем меню.

Девушка удалилась с пустой страничкой блокнота, и Сэм, невзначай, проводил ее взглядом, задержавшись на ее ягодицах.

Спустя пять минут Бен Хамфри определился с выбором, заказав чашку кенийского кофе и два куриных сэндвича, а Сэм пожелал, чтобы ему принесли большой свиной стейк с картофельным гарниром и… сразу две чашки эфиопского молотого.

– Не многовато ли кофе? – поинтересовался Бен у рекламщика.

– Не беспокойтесь, мой друг, для меня это давно стало нормой.

«Мой друг?», – Бен подумал, что Сэм явно был раскрепощен с ним.

– Кстати, Бен, послушайте, что я придумал буквально только что: «Сэм-энд-Бенс», – молодой рекламщик засмеялся, как тогда, в переговорной комнате, и другие посетители кофейни, сидевшие рядом, обратили на него внимание.

Робко оглянувшись вокруг, Бен непроизвольно вжал плечи и подправил свой галстук, хотя в этом и не было никакой необходимости.

– Вы не могли бы смеяться тише, Сэм? – обратился он к рекламщику, который начал вытирать слезы, вызванные смехом.

– А что? Ведь смешно же, а? Сэм-Энд-Бенс! Ну вы поняли, да? Как эм-энд-бенс! У вас нет платка?

– Нет. Возьмите салфетки.

– А где они? – рекламщик продолжал смеяться.

– Да вот же, прямо у вас перед носом.

Сэм протер под глазами белой салфеткой, вздохнул и принялся разглядывать людей, которые стали свидетелями только что произошедшего с ним наката смеха. Когда они встречались взглядами с молодым парнем, то смущенно отводили глаза, возвращаясь к своим напиткам и тарелкам, наполненными едой.

– Ну, Бен, кто из нас будет красненьким? – вновь он обратился к своему собеседнику, и очередная порция хохота не заставила себя долго ждать. Бен хотел только одного – провалиться сквозь землю и избавить себя от чрезмерного внимания публики.

Они так и просидели вдвоем, пока ждали возвращения официантки с заказом. Сэм периодически обращался к Бену, вытаскивая его из «самого себя». Казалось, только так Бена можно было вернуть в реальность – постоянно выводить его на разговор.

– Бен, а почему вы решили заняться этим бизнесом?

Пока Бен рассказывал, Сэм вытащил из кармана мобильный телефон, зашел в меню сообщений, выбрал там иконку, изображающую молодую рыжеволосую девушку, с красивым румяным лицом и чуть пухленькими щечками, и набрал SMS следующего содержания: «Скучаю…»

– …и мы с моим партнером посчитали, что в этом городе есть, где развернуться, – отвечал Бен на вопрос достаточно подробно.

– Угм, – пробубнил Сэм, читая одновременно ответное сообщение.

«Неужели? Чего это вдруг?»

– … а так как, в восточной части города, особенно…

– Да? А что там? – поинтересовался рекламщик, перебив Бена. Он написал ответ: «Просто скучаю, а что?»

Нажав на кнопку «отправить», Сэм, наконец, оторвал взгляд от дисплея и перевел все внимание на Бена, но очередное ответное сообщение пришло достаточно быстро.

«Ничего… все вокруг, да около…»

«Ты холодна, как холодна льдинка того айсберга, что разлучил трепещущие сердца!»

«Начинается… давай без этого…»

Сэм вновь посмотрел на Бена, пытаясь показать всем своим видом, что ни одно слово не прошло мимо его ушей.

– Что ж, я думаю, вы большие молодцы, Бен. А если все это сопроводить безупречной рекламой…, – Сэм заприметил большой, велящий женский зад чуть дальше, за спиной Бена, – то… ну… все должно получиться!

– Мы на это очень рассчитываем, Сэм, ведь…

Дисплей телефона опять озарился светом, и Сэм написал: «Трахаться?»

«Отвали!»

– … а данные эти нам привели в том самом агентстве, и мы никак не можем поставить их под сомнение.

– Да. Еще бы… – сказал Сэм, и Бен заметил, как рекламщик резко сменился в лице, став каким-то удрученным.

«Хорошо! Приезжай!», – гласило в следующем SMS от девушки.

– Ну что, Бен? Так что у нас с нашим страусом?! – с привычным своим зарядом энергии спросил Сэм.

***

Спустя четыре часа

Крис, давний друг и партнер по бизнесу Бена Хамфри, увидев от него на своем мобильном входящий звонок, принял вызов и заговорил первым:

– Да, Бен.

– Это просто цирк, Крис! Этот сукин сын вынес мне мозг!

Крис, прекрасно осведомленный о том, что Бен должен был сегодня встретиться с рекламным агентом, понял, о ком он говорил с такой яростью.

– Успокойся, Бен. Давай по порядку. Скажи, обеспечены ли мы хорошей рекламой?

– После всего, через что я сегодня прошел? Конечно же да, черт возьми!

– Поясни…

Бен взял небольшую паузу, а потом начал:

– Ну, в начале я воспринял его идею в штыки – признаюсь тебе честно. А затем… не знаю, что-то в этом ролике есть… что-то такое… сумасшедшее, что ли…

– Сумасшедшее? – настороженно спросил Крис. – Я надеюсь, там нет пошлости?

– Нет, нет, ничего подобного.

Когда Бен закончил рассказывать сюжет ролика, предложенного Сэмом Сайке, Крис только воскликнул:

– Черт возьми, да он гений!

***

Спустя три дня

– Слушаю.

– Доброе утро. Могу ли я поговорить с мистером Скиннером?

– Да… Да. Это я, – ответил Джон Скиннер в том конце провода. В его голосе почувствовалось воодушевление и тот азарт, который он ощутил под конец телеэфира с психологом. Находясь в приглушенном состоянии, этот азарт вновь проснулся, так как в звонившем Джон узнал Джеймса Бишопа.

– Это Джеймс Бишоп, с телеэфира. Вы дали мне свою визитку и попросили позвонить вам.

– Да, я прекрасно вас помню, Джеймс, ведь времени прошло не так много, – улыбка не сходила с лица Джона все время, пока он говорил.

– Действительно, не так много, – согласился Джеймс, взглянув на наручные часы, в которых маленькие стрелки показывали число и месяц.

– Да и трудно забыть такое, Джеймс, вы и сами понимаете все – тогда вы произвели настоящий фурор… да что там?! – это бомба!

Джон общался так легко и раскрепощено, что Джеймс почувствовал, будто это не первый их телефонный разговор. И то, что этот человек, один из экспертов в том выпуске, все время молчал, а иногда, сам того не понимая, демонстрировал безразличие к происходящему, оказалось лишь временным. И Джеймс изначально прекрасно это знал – обычно в таких молчунах кроется что-то невообразимо сильное и, возможно, опасное.

– Как вы располагаете со временем, Джеймс? Я бы хотел встретиться с вами, – Джон был готов услышать отрицательный ответ, но когда этого не произошло, он не удивился.

– С удовольствием. Кто назначит место и время?

– Оставляю это право за собой, – засмеялся Джон, – в эту субботу, у меня в загородном доме. За вами прибудет автомобиль. Вы только скажите, куда должен подъехать водитель. В 16.00 вам будет удобно?

– Конечно. Дом «Дакота», на пересечении Сентрал-Парк-Вест с 72 улицей.

– Вы действительно живете там? – удивился Джон Скиннер. – Это весьма красивый дом. Отлично. Тогда, до встречи, Джеймс.

Глава 8

Глава 8

После встречи с Беном Хамфри. Вечер

– Это только начало, Роза! Не делай этого! Нет! Нет! Вода холодная!

– Хватит называть меня Розой! Ты уже достал!

– Хорошо! Хорошо! Тогда ты будешь… миссис Смит! Нет! Ты Ева Браун! Да, черт возьми, ты Ева Браун!

– Фашисты?! Ты спятил?! Это омерзительно!

– Ну пожалуйста! Ради меня!

Сэм, стоя на кровати, в полуприседе, вынул член и, спрыгнув на пол, чуть не свалившись, выбежал из комнаты. Колени рыжеволосой девушки были утоплены в одеяло, а руками она упиралась в табурет, который она предварительно приставила к кровати.

– Вы куда, мой фюрер? – крикнула она игриво Сэму вдогонку.

– Подожди! Я уже! – послышался имитированный голос фюрера. Сэм являлся большим мастером не только изменений голоса, но, иногда, и всего перевоплощения. Рыжеволосая всегда восхищалась этим.

– Прорыв! Прорыв! Танки противника прорвали восточный фронт! Где же вы, мой фюрер?!

– Точно! Ева, явитесь ко мне с докладом о положении на всех фронтах! Сейчас же!

– Я не могу, мой фюрер, я сооружаю амбразуру!

– Идти! Я идти к вам!

Рыжеволосая посмотрела назад. В дверном проеме она увидела Сэма, на котором по-прежнему не было ничего из одежды, только в руках он держал какой-то предмет. Сэм произвел нехитрое движение, и что-то чпокнуло – оказалось, в руке он держал маркер. Приставив его над верхней губой, он нарисовал себе самый узнаваемый атрибут этой исторической личности.

– ТРАХНИ МЕНЯ, ДЬЯВОЛ ВО ПЛОТИ! – закричала рыжеволосая на всю квартиру.

Сэм сжал руки в кулаки, прижал их к груди, выпрямил спину, встал в стойку смирно и напряг ягодицы. Задрав подбородок, с чуть вытянутыми вперед губами, он прокричал в ответ:

– Stoppen Sie die Unglaubigen![1]

– Они уже здесь, мой фюрер! Быстрее!

– Bei mir ist mein Schcksal![2]

– Что? Что вы сказали, мой фюрер?

– Sind Sie bereit?![3]

– Действуй, Фюрер! – рыжеволосая поймала кураж, а одна мысль о предстоящем, как она сейчас и представляла, тайфуне в ее кровати сводило ее с ума.

– Ich kann nicht horen![4]

– Только блицкриг! Только блицкриг! Никакой осады, фюрер, сукин ты сын!

– Sind Sie sicher?![5]

– ДА-А-А-А-А-А-А!

Сэм нервозно начал размахивать руками, не разжимая кулаков.

– NEIN! DAS IST ALLES, WAS SIE HURENSOHNE![6] A-A-A-A-A-A-A-A-A-A-A!

– ДА-А-А-А-А-А-А!

Крик обоих слился воедино. Он не прекратился, пока Сэм Сайке не вскочил на кровать. Он схватил рыжеволосую за ягодицы, проник в нее сзади, и приступил в неестественно быстром темпе.

– ДА! ДА! ДА-А-А! ТРАХАЙ МЕНЯ, ФАШИСТКИЙ ВЫРОДОК!

– ICH WERDE NICHT AUF DEN…

– ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ! ПРОСТО ТРАХАЙ МЕНЯ!

– … WOHNRAUM LASSEN SIE![7]

***

– Что ты там слышал, а?! Что ты там слышал?! Какие угрозы расправы?

Сэм с широко раскрытыми глазами смотрел на мистера Брауна, восьмидесятилетнего пенсионера с наивным, самоуверенным взглядом, который жил в соседней квартире, напротив рыжеволосой девушки.

– Сэр, если вы не успокоитесь, я буду вынужден надеть на вас наручники, – предупредил Сэма офицер полиции, чье округленное лицо украшали усы, а его напарник, явно младше его как минимум на десять лет, стоял чуть ниже на лестнице и наблюдал за происходящим. На всякий случай он держал руку на металлических браслетах, прицепленных к поясу, и не мог сдержать улыбки. По сообщению, что поступило в 911 от мистера Брауна, за стенкой раздавался шум, женские и мужские крики, причем мужчина кричал на незнакомом языке.

– Я абсолютно спокоен, – пытался Сэм донести до офицера полиции свое мнимое состояние, однако скрыть раздражение от опытного офицера полиции он не сумел. – Так вы говорите, что поступили жалобы на крики из соседней квартиры, да еще и на непонятном языке, да еще и выражающие угрозы расправы?

– Да. Я хотел бы услышать от вас, что здесь произошло, – офицер полиции сохранял невозмутимое выражение лица, а его напарнику все сложнее и сложнее было сдерживать смех.

– Хорошо. Если коротко – мы трахались.

– Сэм! – рыжеволосая ударила своего бойфренда по руке, недовольная тем, что только что ее личная жизнь вышла за пределы ее квартиры.

– А что, Энн? Он же ясно сказал: «Я хотел бы услышать…

– Послушайте, офицер, – обратилась Энн к усатому полицейскому, – я все вам объясню…

– … что здесь произошло». Вот я и рассказываю. Да, мы трахались, и, возможно, немного перестарались.

– Да не слушайте вы его! Дело в том, что мы…

– Мы трахались! – вмешался Сэм.

– ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ!

– А-а! То есть ты будешь сейчас врать? Что же, послушаем, что ты…

– Офицер, мы ставим спектакль…

– … сможешь выдумать, да так, чтобы…

– … спектакль о Второй мировой войне и…

– … было все логично. Какой спектакль?!

– Так, господа, – офицер полиции приподнял руку, показывая, что он намерен успокоить обоих, – вы можете…

– А что? Тебе не хватает внимания, Сэм? Конечно! Если ты хреново играешь в нашем спектакле, то уж здесь-то ты попытаешься отыграться!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ха! В сексе? О-о, да-а!

– Нет! Перед всеми этими людьми! Перед этим приятнейшим человеком, – Энн указала на полицейского с усами, – красивым, надежным и сильным. Сразу видно – настоящий офицер полиции! И перед вторым полицейским, – теперь Энн указала на молодого человека, – зная, какие надежные люди служат в нашей…

– А говоришь, это я хреновый актер...

– … полиции, да мы, мы все будем спать спокойно. И перед многоуважаемым мистером Брауном, который все неправильно понял…

– Ах, да! Кстати, мистер Браун, а с чего вы взяли, что мои крики выражали угрозы? – спросил Сэм у старика.

– Вот точно, Сэм! – вступилась Энн и пристально посмотрела на мистера Брауна. – Ведь вы сказали, что кричали на непонятном языке? Тогда откуда вы взяли, что это были именно угрозы, мистер Браун?

– А ведь такой мудрый должен быть человек, да в таком-то возрасте… – подхватил Сэм.

– Нет, а я-то уже думала – какой рассудительный этот мистер Браун, такой…

– Приятнейший! – в очередной раз вставил слово Сэм за Энн.

– Нет! – запротестовала Энн. – То есть да! Безусловно! Самый приятный сосед за всю мою жизнь, только вот произошло у нас небольшое недоразумение. Ну, теперь я, как ответственный человек за проведение нашего спектакля, не буду проводить на дому дополнительные репетиции с актерами, которые в этом нуждаются в силу своей… лени!

– Да, уж трахаюсь я куда лучше!

– Я не знаю, где ты там с кем спишь, но здесь…

– Куда лучше, чем ты врешь!

– Послушай! Ты! Ты…

– Все! Хватит! – решительным тоном сказал офицер. – Вам обоим придется пройти с нами.

– Конечно-конечно, мы пройдем, раз уж вы так сказали. Я уверена, в участке мы во всем разберемся. Кстати, у вас есть дети? Может быть, они интересуются историей? Наш спектакль очень познавательный, офицер.

– Офицер, а как же право на неприкосновенность моей частной жизни? Ведь этот человек, – Сэм указал пальцем на мистера Брауна, – влез в мою частную жизнь! Я хочу сообщить об этом официально!

– Это что же я нарушил? – спросил мистер Браун в изумлении.

– Что? – Сэм слегка усмехнулся. – Что? Ты спрашиваешь: «Что?». Наверняка ты стоял в своей комнате со стаканом, приставив его к стене… САМ ВИНОВАТ! – закричал во все горло Сэм.

Офицер полиции схватил Сэма и скрутил ему руки, но тот даже и не сопротивлялся. Он только смотрел на мистера Брауна в упор.

– САМ ВИНОВАТ! ТАК В ПРОТОКОЛЕ И НАПИШУТ!

Через мгновение руки Сэма украшали холодные, металлические браслеты.

***

Наступила суббота, а вместе с ней и долгожданная прохлада, сменившая невыносимую жару. Вместо безоблачного голубого неба над головами успевших измучиться стариков, маленьких детей и их родителей нависли серые тучи. Метеослужбы передавали кратковременные дожди в отдельных частях мегаполиса, но уже с утра центр города поражал сильный ливень.

Джеймс Бишоп вышел из подъезда на улицу, во внутренний двор, и с первым вдохом он почувствовал свежесть. Грипп, сваливший его с ног на полнедели, начиная с понедельника, отступил два дня назад, но, тем не менее, оставшиеся четверг и пятницу он провел дома, рядом с Верной, часто наблюдая, как она работала над книгой. В дни болезни Джеймс был ни для кого не доступен, так как Верна отказалась дать ему телефон, чтобы оградить его, да и себя, от частых звонков. В четверг Верна собралась отнести один из костюмов Джеймса в химчистку, и перед этим она предварительно проверила карманы пиджака, и в одном из них нашла визитку, о которой сам Джеймс успел забыть. Когда она передала визитку Джеймсу, тот только усмехнулся – только сейчас он впервые взял ее в руки, не трогая ее с тех самых пор, как Джон Скиннер сунул визитку в карман его пиджака. Визитка была стандартной, без лишних, оригинальных особенностей, которыми все чаще пытались выделиться бизнесмены, особенно, начинающие: черные буквы на белом фоне. Надпись гласила: «Джон Скиннер. Генеральный директор. “Виктор Индастрис”». Ниже были указаны мобильный номер, номер офиса и электронная почта.

Джеймс немного постоял у двери подъезда, как бы привыкая и адаптируясь к улице и установившейся погоде. Затем, не раскрывая зонта, он двинулся в одну из арок, выходящих к широкому тротуару и проезжей части, там, где должен был припарковаться посланный Джоном Скиннером человек на BMW черного цвета. Выйдя к дороге, он убедился, что водитель еще не подъехал, так как Джеймс вышел достаточно рано, чтобы, как он сказал Верне, подышать свежим воздухом. Мимо него по дороге проносились автомобили с работающими дворниками, а фары освещали поблескивающий от дождя мокрый асфальт. По тротуарам куда-то спешили люди, делая быстрые шаги, кто в одиночку, а кто и целыми компаниями, и некоторые из них ютились под одним зонтом.

Наконец, среди нескончаемого потока автомобилей Джеймс обратил внимание на один, лихо свернувший к нужной улице и припарковавшийся прямо возле него. Джеймс заметил, как с той стороны открылась дверь, и из нее показался водитель, молодой человек с приятной внешностью и доброжелательной улыбкой. Он кивнул Джеймсу, подбежал к нему и сказал:

– Добрый день, мистер Бишоп. Прошу вас.

Водитель открыл дверь и пригласил Джеймса сесть в автомобиль, на заднее сидение.

– А могу я сесть спереди? – с почтением спросил Джеймс

– Да, конечно, – ответил молодой человек, и закрыв, дверь, он уже было потянулся за ручкой передней, но Джеймс его остановил.

– Я сам. Не нужно.

– Как вам будет угодно.

Прежде чем сесть за свое место, молодой водитель немного задержался, оглядывая весь дом и, в частности, ту арку, что вела во внутренний двор, и из которой вышел Джеймс. Когда он сел, они оба пристегнули ремни безопасности и, прежде чем тронуться, молодой водитель сказал, как бы провожая самого себя в путь:

– Ну, поехали.

Сначала они ехали молча, но Джеймс чувствовал, как водитель находился в каком-то трепете, и он то и дело так и хотел что-то сказать, но каждый раз подавлял в себе это желание. Они покидали центр города, двигаясь в южном направлении, и когда их машина проехала второй перекресток со светофором, водитель, наконец, собрался:

– Мистер Бишоп, эта та ведь самая арка?

– В каком смысле? – Джеймс действительно не понимал, о чем идет речь.

– Ну, та арка, в которой застрелили Джона Леннона.

– А, вы об этом. Я даже не знаю. Наверное…

После подобного ответа водитель даже мельком посмотрел на Джеймса, недоумевая от его непросвещенности. Продолжая двигаться по прямой, водитель продолжил:

– Как там бишь звали убийцу? Не помню. Я смотрел много передач и прочел кучу книг на эту тему. Представляете, он его поджидал там, под той самой аркой, а когда в ней показался Леннон со своей супругой, он достал пистолет и выстрелил.

– Серьезно? Прямо среди бела дня?

– Да. Но только это было уже поздно вечером. Они подъехали к дому на такси, кто знает, возможно, я сейчас остановился прямо на том месте, где и их высадил таксист.

– Интересное сравнение, – предположил Джеймс и улыбнулся, – может быть, и меня ждет та же участь, когда вы доставите меня обратно?

– Ну вы и шутник, мистер Бишоп. Нет, там действовал больной на всю голову. Ведь интересно, он сначала спокойно стоял под аркой, в больших круглых очках, в руках он держал книгу «Над пропастью во ржи», с таким милым выражением лица, в общем – самое безобидное существо, а когда те прошли мимо него, обнимаясь и о чем-то говоря, этот сумасшедший окрикнул Леннона, тот повернулся и получил пулю. А знаете, что после этого сделал убийца?

– Даже не имею представления.

– Он сел на асфальт, раскрыл книгу и продолжил читать. Цинично, правда?

– Еще бы.

– Да! Рядом с ним лежит известнейший человек на Земле, истекает кровью, тут же в панике пытается его поднять его жена, кричит и плачет, а этот сукин сын сидит и читает книгу.

– Действительно, жутковато выглядит, – согласился Джеймс. Он хотел, чтобы этот разговор прекратился, но водитель продолжал.

– Мне об этом еще рассказывал мой отец, он настоящий поклонник Джона Леннона. В родительском доме он даже выделил отдельную комнату, в которой собрано все, что связано с ним и с Битлз.

«Никогда не любил Битлз», – подумал Джеймс, но решил не говорить об этом вслух.

– Вы бы видели, мистер Бишоп – там целый музей: и пластинки, и альбомы, и плакаты, видеокассеты с записями их концертов, документальные фильмы, в том числе, и про убийство Леннона, сувениры и еще много всякой всячины. Даже кружки с изображением всех музыкантов по отдельности, и где они все вместе, молодые и повзрослевшие.

– Большой дом у ваших родителей? – спросил Джеймс, стараясь перевести тему.

Водитель не ответил сразу, делая вид, что он запамятовал, а на самом деле он пытался сообразить, с чего вдруг мистер Бишоп этим начал интересоваться.

– Нет, совсем небольшой. Кухня да две комнаты, и еще подвал.

– Две комнаты? И одну из них отец занял под музей Битлз?

– Да, – с гордостью ответил водитель.

«С ума сойти».

– Вот у вас, конечно, огромный дом, – проговорил парень с ноткой сожаления. Так, обычно, говорят о чем-то те, кто считают, что этого у них не будет никогда. Джеймс ничего не сказал, только улыбнулся.

– Помимо убийства Леннона, в нем, к тому же, Роман Полански снимал своего знаменитого «Ребенка Розмари»!

– Да. Здорово.

Только сейчас водитель начал осознавать, что мистеру Бишопу не было никакого дела ни до трагедии Леннона, ни до Полански со своими фильмами. Он подумал, что его пассажир, тоже ставший достаточно известным в широких кругах после той скандальной передачи с ведущим Брэндоном Фейном, которого, кстати, просто обожала его пожилая мама, хотел провести всю поездку до загородного дома мистера Скиннера в тишине. Ощутив чувство вины за доставленный мистеру Бишопу дискомфорт, он немного поежился, и решил, что больше не проронит ни слова, только если сам пассажир к нему не обратится.

Они покидали центральную часть города, но дождя не убавлялось, и казалось, что непогода охватила весь мегаполис. Дворники черного BMW продолжали работать в усиленном режиме – вниз-вверх, вниз-вверх, не успевая смывать дождевую воду с лобового стекла. Увидев, как впереди в очередной раз загорелись красные огни задних фар желтого такси, водитель нажал на тормоз – на дороге образовался затор, в том месте, где она ссужалась.

– Давно вы работаете у мистера Скиннера? – спросил Джеймс, не поворачиваясь лицом к водителю.

– Иногда мне кажется, что меня, только я появился на свет, сразу же назначили его помощником, – усмехнулся молодой человек.

– В каком смысле?

– Да сколько себя я помню, столько и работаю, – уточнил водитель, – у него еще мой отец начинал работать, за тридцать лет до того, как он ушел на пенсию.

– Тридцать лет? И все тридцать лет он служил у мистера Скиннера?

– Да, – вновь ответил парень с гордостью. – И отец по-прежнему остается ему очень преданным, несмотря на то, что он уже на пенсии. Да и сам мистер Скиннер не забывает о нем, часто интересуется у меня его здоровьем. Регулярно спрашивает о том, как идут дела на пенсии. А за последние два года, он даже навестил моих родителей в их маленьком доме в Балтиморе. Все думали, что он был там проездом, ну вы сами понимаете – все дела да дела, у такого-то человека, как мистер Скиннер, вот он и заодно заехал к нему. Но я-то знаю, что никаких дел у мистера Скиннера не было в Балтиморе – он полетел туда исключительно ради встречи с моей семьей.

– Значит, ваш отец многого стоит, – заключил Джеймс.

– Еще бы – тридцать лет бессменным помощником! До этого он нигде так долго не работал никогда, да что там, даже и близко не приближался к такому сроку, ни в одной компании. А ведь он, мой отец, инженер по образованию, и очень хороший инженер, но, как он ни старался, ничего у него не получалось… по разным причинам, от него независящим. Вот и переходил он с места на место, пока ему не посчастливилось познакомиться с мистером Скиннером.

– А как произошло их знакомство?

– Вы слышали о здании с названием «Северное сияние[8]», что в Торонто? – спросил водитель, украдкой глянув на мистера Бишопа.

– Да, кажется, что-то слышал.

– Это всего лишь один из офисов компании «Виктор Индастрис». Мой отец сконструировал его.

– Вот это да! – удивился Джеймс. – Правда? Ваш отец?

– Да. Когда он работал в архитектурном бюро, их офис навестил лично Джон Скиннер, будучи уже унаследовавшим империю «Виктор Индастрис». Ему нужен был проект нового здания под еще один офис в Канаде, но не какое-нибудь там стандартное, а новое, в самом прямом смысле – непохожее на все остальные здания, но и при этом, чтобы оно не портило внешний облик всего города. Задачка не из легких была, скажу я вам.

– Но с ней прекрасно справился ваш отец.

– Да! Мистер Скиннер был настолько поражен предложенным моим отцом решением, что, еще здание не начали строить, у него уже был оформлен трудовой договор с «Виктор Индастрис».

– Интересная история, – Джеймс искренне улыбнулся.

– Да просто сказка! – воскликнул водитель. – Но это все после долгих лет неопределенности.

– А вы? Вы разве не пошли по стопам вашего отца? Я имею в виду, в части образования, а не места работы у мистера Скиннера.

– Не-е-е-т, – протянул парень, улыбнувшись, – я слишком глупый, чтобы заниматься подобной работой.

«Но не настолько, чтобы быть простым водителем?»

– Я тоже, как и мой отец, не мог нигде закрепиться, вот он и предложил мне пойти работать к мистеру Скиннеру. Но кто знает, может, позднее во мне и проявятся какие-нибудь еще способности, и они пригодятся мистеру Скиннеру, а пока – я просто кручу руль этой красавицы.

***

Сьюзан Дарем сидела в красном купе De Tomaso Guara[9]. Она очень любила Альфредо – так она называла свой автомобиль, тайно обращаясь к нему по имени, которое больше подходило какому-нибудь загорелому итальянскому красавцу, с сильными руками с выступающими даже при ослабленном состоянии венами и с животом, испещренным кубиками. Альфредо – не только ее автомобиль, купленный и подаренный ей несколько лет назад Фрэнком. Альфредо – это невзначай вымышленный мужчина, чьи руки мысленно заменяли руки Фрэнка, когда тот ласкал ее грудь, медленно водя ладонями по коже, зажимая выпуклые соски. Так, у Фрэнка менялись не только руки, но и вся внешность: чуть проявляющийся второй подбородок бесследно пропадал, увесистый живот куда-то сдувался, и на его месте возникал накаченный пресс, а ягодицы становились гладкими и упругими.

Сьюзан свернула направо, выехав с 34-й улицы на 5-е авеню. Ее волосы колыхались под потоком воздуха, что проникал в салон через открытое боковое стекло вместе с каплями дождя. Она внимательно следила за дорогой, перестав при этом обращать внимание на многие дорожные знаки, так как этот маршрут от своего дома до любимого магазина женской одежды она проезжала уже в сотый раз. Смотря впереди себя через стекла солнцезащитных очков, Сьюзан вся находилась в предвкушении не столько от приобретения новых дорогих вещей, сколько от встречи с ее хорошими подругами – Шарил, Элисон и Николь. Как и для многих женщин походы по магазинам являлись для каждой из них лучшим досугом, которые они обычно любили осуществлять вместе, занимая иногда на полдня большую примерочную с грудой вещей, где на столике среди мягких кожаных диванов для них в ведре со льдом была оставлена бутылка шампанского.

Подъезжая к магазину, Сьюзан свернула направо, выехав на небольшую стоянку, и припарковалась на одном из свободных мест, выделенных желтой краской на асфальте. Она посмотрела в зеркало, подправила прическу и, убедившись, что с ее внешностью все в порядке, открыла дверь и вышла из машины.

Встретивший ее молодой человек в белой рубашке без рукавов, черных брюках и в начищенных до блеска туфлях привычно улыбнулся, узнав в посетительнице миссис Дарем.

– Добрый день, Глен, – поздоровалась первой Сьюзан с молодым человеком.

– Здравствуйте, миссис Дарем, – ответил продавец-консультант. – Я рад вас снова видеть в нашем магазине.

– Девочки уже тут? – поинтересовалась Сьюзан о подругах, снимая солнцезащитные очки.

– Да, они ждут вас в примерочной. Я провожу, – любезно сказал Глен.

– О-о, нет-нет, не стоит, – отказалась Сьюзан. – Не нужно беспокоиться. Я сама.

– Как вам будет угодно, – ответил молодой человек.

Сьюзан направилась в примерочную, одобрительно кивая другим сотрудникам магазина, как мужчинам, так и женщинам. Других посетителей она не видела, что было и не удивительно – этот магазин предлагал особый ассортимент товаров, а особенным их делали качество и, конечно же, цена. Последняя являлась недоступной для многих американцев, или как принято говорить, для среднего класса. Иногда это место посещали выходцы из средних кругов, но, немного побродив по магазину, где на товарах даже отсутствовали ценники, они разворачивались и уходили. При этом, все они делали, точнее, пытались сделать вид, что их просто не заинтересовал предлагаемый товар.

Пройдя уверенным шагом до середины торгового зала, Сьюзан свернула налево, где через проем без двери можно было попасть в небольшой коридор, в котором с правой и левой сторон шли по паре дверей. Она взялась за ручку последней двери справа и зашла в примерочную.

– А-а-а, Сьюзан, наконец-то! – воскликнули все три подруги одновременно.

Сьюзан заулыбалась в ответ. Все трое ее окружили, а затем последовал обмен поцелуями.

– Пойдем, пойдем сюда, – взяла ее за руку Николь и потянула за собой, – смотри, что мы для тебя успели подобрать, правда красиво?!? Шарил, быстрее, налей ей шампанского, – немного возбужденным голосом обратилась она к другой подруге.

– Девочки, ну вы что? Я же за рулем, – запротестовала Сьюзан, но ей уже в руку практически сунули бокал пенящегося напитка.

– Ай, ничего, потом Фрэнк за тобой приедет, – отмахнулась Николь, – вот, смотри! – она взяла с вешалки платье цвета бирюзы и показала Сьюзан.

– Фрэнк на работе, и он… о, боже, какое красивое! – Сюзан очаровало платье из новой коллекции.

– Да, а ты глянь, какая ткань, а цвет! Цвет! Ты непременно должна его взять, – решила за Сьюзан Николь, положив ей на плечо руку.

– Какая красота. Девочки, я его сейчас буду мерить! – Сьюзан вся затрепетала, обнажив в улыбке свои зубы. Все без исключения женщины вели себя как дети, увидев под елкой завернутые в красочные упаковки новогодние подарки.

– Тебе оно точно подойдет, – вмешалась Элисон, стоя чуть позади всех и наполняя себе уже второй бокал. – Такого не будет ни у кого. Определенно.

Сьюзан оставила свою сумку на диване и тут же разделась до нижнего белья, чтобы примерить эту, как она для себя определила, красоту. Здесь, среди всех этих вещей, среди ее лучших подруг она чувствовала себя в своей стихии. Сейчас она испытывала радость от жизни. Но было ли этого достаточно?

[1] Остановим неверных!

[2] Со мной моя судьба!

[3] Вы готовы?

[4] Я не слышу!

[5] Вы уверены?

[6] Нет! Это вы все сукины дети!

[7] Я не оставлю на тебе живого места!

[8] Местонахождение здания вымышлено (прим. автора).

[9] Итальянская марка автомобиля.

Глава 9

Глава 9

За три часа до припадка

Примерно через три часа отец должен был вернуться домой. Вернуться и сесть ужинать со всеми. В коридоре носилась туда-сюда Софи, издавая громкие звуки своими маленькими стопами, когда они ударялись о паркет.

«Хорошо, – подумал Брэд, – что там лежат ковры». Ковры действительно приглушали шум от беготни маленькой сестры, но этот приглушенный шум все равно действовал на Брэда раздражающе. Услышав, как в очередной раз по коридору мимо его двери промчалась эта тупорылая – так Брэд ее ненавистливо называл, он все же сдержал в себе гнев, не встав с кресла и не начав кричать на девочку, выйдя в коридор.

Засветился экран мобильного – подарок отца на день рождения, чтобы он был всегда на связи с родителями. Держать связь – самая распространенная причина у предков для приобретения телефона своим детям. Брэд нажал на кнопку. Оказалось, очередное смс-сообщение от Оуэна, его одноклассника и хорошего друга.

«а тут просто… особенно в конце!»

Брэд набрал ответное сообщение, быстро перебирая по сенсорному дисплею большим пальцем, кожица на котором была обгрызена вместе с ногтем. Из-за этой дурной привычки его часто ругала мама, но Брэд все равно продолжал пихать пальцы в рот, даже когда сидел в школе, за своей партой, думая о том, какие сейчас надеты трусики у учительницы, миссис Миллс, под длиной юбкой.

«отправляй»

Через мгновение на экране появилось новое прямоугольное окошко, слегка затертое, а в его центре вокруг своей оси бежал полупрозрачный кружок. Пока шла загрузка видео, Брэд прочел еще одно сообщение от Оуэна.

«там минут пять, долго загрузк».

«ок»

Раздались громкие стуки в дверь. Раз-два. Казалось, сейчас начнет сыпаться штукатурка с потолка. Затем, ехидный, удаляющийся смех Софи вперемешку с приглушенным топаньем ножек.

«Достала тупица!», – отреагировал Брэд. Он положил телефон, встал с мягкого кресла и открыл дверь. Он только выглянул из комнаты, высунув голову в коридор, и, увидев Софи в другом его конце, там, где дверь вела в ванную, закричал во все горло:

– ДА ОТВАЛИ ТЫ!

В ответ Софи захотелось подразнить старшего брата. Она высунула язык и промычала:

– М-м-м-м-м.

«Идиотка».

Снизу они оба услышали голос обеспокоенной матери:

– Что там происходит? Софи? Брэд?

– МАМА, ДА ОНА ДОСТАЛА МЕНЯ! ЗАБЕРИ ЕЕ!

– Брэд, не кричи. Софи, перестань к нему лезть. Спускайтесь сюда оба!

– Ты слышала? – обратился мальчик к сестре. – Вали отсюда!

– Тогда ты тоже из комнаты выйди, – поставила свое условие пятилетняя девочка.

– Иди в задницу, – высказался Брэд и захлопнул дверь.

Он вернулся к столу с компьютером, сел в кресло и нажал на телефоне боковую кнопку, выведя его из спящего режима. В окне чата видео было готово к просмотру. Немного ниже Брэд прочел еще одно сообщение, посланное Оуэном, пока он выяснял отношения с Софи.

«Готово!»

Брэд услышал, как в коридоре Софи подбежала к лестнице и прокричала с жалобным голоском:

– Мама, а Брэд опять послал меня в задницу!

***

– Ну привет, трудяга, – Рик протянул старому другу руку. После, они обнялись, похлопали друг друга по плечам, и Джеймс предложил ему сесть на его место, в кожаное кресло.

– Да, я бы присел, – проговорил Рик, – а то сегодня совсем замотался.

Рик оперся руками в подлокотники и медленно опустился в кресло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– А я бы постоял, а то сегодня совсем засиделся. Будешь кофе?

– Да, спасибо. Погоди… – Рик недоумевающее взглянул на Джеймса, который, не дождавшись ответа, уже ринулся к кофемашине, – ты же его не пьешь?

– Так для клиентов, – ответил тот с легкой улыбкой.

– А-а, ну, ты всегда был очень предусмотрительным. Надеюсь, тебе не пришлось отменить с кем-нибудь встречу из-за меня?

– Нет. Один человек должен прийти через час, – сказал Джеймс. Он отвлекся от приготовления кофе и раскрыл жалюзи, пустив тем самым в кабинет солнечные лучи.

– Наличие клиентов – это хорошо, – Рик мельком осмотрел офисный стол Джеймса. Идеальный порядок, где не лежало ничего лишнего. Две стопки бумаг, да развернутая записная книжка с ручкой. Только сейчас он подумал, что на столе не хватало компьютера. Невзначай, Рик глянул в раскрытый ежедневник и прочел последнюю запись в колонке за пятницу: «Интервью у Фейна. 20.00. Прибыть за полчаса». Рик сморщил лоб. По офису раздался звук заработавшей кофемашины.

«Фейн… Фейн… Что-то очень знакомое…»

Поборов в себе желание расспросить Джеймса об этой записи, Рик откинулся в кресле и попытался расслабиться.

– Что случилось, Рик? – Джеймс задал вопрос, не оборачиваясь.

Вопрос, казалось, застал Рика врасплох. Он и не думал, что Джеймс, повернутый к нему спиной и занятый приготовлением кофе, все слышит и видит.

– То есть? – Рик попытался навеять неуместность от заданного Джеймсом вопроса. Получилось не очень убедительно.

– Ты ведешь себя так, как и все, кто приходит в этот кабинет.

– Как?

Джеймс выдвинул дверцу шкафчика, на котором стояла кофемашина, и достал два кубика сахара. Он бросил их в чашку, в ней же оставил и ложку, и, не размешивая, подал Рику. Тот, улыбаясь, не сводил с Джеймса глаз. Он не оставлял попыток скрыть перед психологом и своим лучшим другом в одном лице чувство беспокойства, с которым он вошел в кабинет.

– Ерзаешь в кресле, – пояснил Джеймс. – Так что случилось?

***

В комнате стоял красный диван. Время от времени ракурс отдалялся, охватывая и показывая белые стены, на которых висели картины. Сверху, на потолке, вертелась люстра-вентилятор. Пол украшал ковер из шерсти белого медведя, тут же виднелась и голова этого медведя с разинутой пастью. Он еще не находил ничего красивого и привлекательного в этой обстановке. Комната как комната. Таких очень много. Все его внимание было сконцентрировано на красном диване, а точнее, на тех, кто на нем находился. Женщина лежала на спине. Ее тело блестело от нанесенной жидкости, похожее, скорее, на подсолнечное масло. Стоящая на столике бутылка с жидкостью была ему не знакома. Во всяком случае, такую бутылку с непонятной этикеткой он не видел ни в одном магазине, хотя уже и знал, что ее можно приобрести в магазине для взрослых.

Красотка медленно дышала, ее рот был открыт, глаза закрыты, а голова чуть запрокинута назад. Иногда она вскрикивала. Одной рукой она держалась за мягкую спинку дивана, периодически сжимая ее, а другой она то засовывала ее себе под поясницу, приподнимая бедра или полностью весь торс, то вытягивала ее вперед, дотрагиваясь до макушки чей-то головы. Ракурс был подобран так, что голову второго человека в кадре практически не было видно. Да и ноги женщины, в меру раздвинутые, скрывали ее. Но можно было разглядеть, как мужская голова медленно и плавно двигалась, приподнимаясь и опускаясь. Кто-то подошел немного правее, стараясь не трясти камеру, и Брэд увидел, что носом мужчина упирается в тонкую линию лобковых волос женщины. Вокруг же все было гладко выбрито, но кое-где волосы уже начинали проступать.

***

– Кстати, почему у тебя тут нет компьютера? – Рик сделал первый глоток кофе.

– Я в нем не нуждаюсь, – ответил Джеймс. Он сел напротив Рика, на один из двух стульев, которые предназначались для клиентов. Все с той же характерной для себя манерой, уверенной и чем-то властной, хотя сам Джеймс никогда не пытался намеренно это демонстрировать перед кем-либо – все выходило как-то само собой, он, как ему всегда было удобно, запрокинул одну ногу на другую, сплел пальцы рук и положил их себе на живот. Он одарил Рика доброй улыбкой, понимая, как тот себя неудобно чувствует, но одновременно и недоумевая, по какой же причине. Ведь перед ним сидел не человек, к кому Рик пришел впервые и кого он до этого никогда не видел. Перед ним сидел человек, чья подноготная была хорошо ему известна. Почти…

– Ну так что же, Рик?

Тут в кармане брюк у Джеймса громко завибрировал телефон, и Рик почувствовал облегчение от возможности отложить рассказ, пусть и ненадолго. Он знал, что теперь обратного пути нет, и Джеймс его не отпустит, пока он не расскажет все. В конце концов, он ведь сам сюда пришел и сам себя выдал своим неумением скрывать волнение, пусть и самое легкое и неприступное. Джеймс достал телефон и сбросил входящий звонок. Он чуть двинулся вперед и положил мобильный на стол, после чего сказал:

– Я слушаю тебя.

Рик усмехнулся и достал из кармана свой мобильный, вернее, тот, что принадлежал его сыну Брэду.

***

Женский крик отражался от белых стен особенно громко. Видимо, комната была большой и практически пустой. Только эти картины на стенах, этот несчастный мишка на полу и красный диван.

До конца оставалось сорок секунд. Медленные, плавные шевеления мужской головы, которые можно было сравнить с лавированием деревянной лодки на небольших волнах в море, сменились до невозможности быстрыми движениями его правой руки. Ноги женщины по-прежнему были раздвинуты, но до такой степени, до которой это было еще физически возможно. Из всей одежды на ней были надеты только черные лакированные туфли с высоким каблуком. Сиськи, с которых местами стекали капли этой жидкости из бутылочки, особенно сейчас, когда все тело женщины буквально содрогалось, были куда больше, чем у его матери. Безызвестный человек с камерой больше никуда не ходил, не менял ракурс и не показывал ни стен с картинами, ни медведя, ни вертящегося вентилятора на потолке. Даже красный диван исчез. Объектив камеры был наставлен прямо на влагалище женщины, уже влажное и мокрое, тоже красное, но не настолько, как мягкий диван. Показывался указательный палец, и вновь скрывался за плотью внутри. Осталось секунд тридцать, может меньше, не известно. Сейчас он видел то, чего никогда не видел до этого в своей жизни, никогда нигде об этом не читал, ни в журналах, ни в книгах, ни в интернете. Все это и увлекало, и отторгало одновременно. Два таких непохожих друг на друга чувства соревновались за свое превосходство в его разуме и душевном состоянии. Одно выталкивало другое и наоборот. Теперь в плоть стали входить два пальца, до основания, и иногда мужчина не спешил вытащить их обратно, наоборот, находясь внутри, он, видимо, проделывал дополнительные движения в женщине. Может быть, кончиками пальцев, раздвигая их в стороны, медленно, или также быстро – уже не разглядеть. В такие моменты женщины особенно содрогалась, казалось, сейчас она сорвет свой голос, не удержится и упадет с дивана.

Вот-вот все остановится. Сейчас эту картинку сменит черный экран, когда видео закончится. А пока мужчина продолжал делать то, что, возможно, доставляло бедной женщине боль. Может, от этого она так и кричит? От боли? Или это что-то нечто особенное, что-то, что смешано и удовольствием, и болью в одном. Может, здесь у женщины рождается какое-то новое ощущение? Такое, которое они не чувствуют в обычной жизни. Все эти вопросы задавал себе Брэд. Он отвлекался от видео на собственные размышления, и не заметил, сразу не осознал, что у женщины что-то полилось из влагалища. Мужчина продолжал. Звук стал похожим на тот, когда кто-нибудь бьет ладошкой по воде. Когда Брэд был поменьше, он любил бить своими ладошками по волнам, находясь в детском надувном круге. Он ворочал ножками под водой, не касаясь дна. Рядом с ним стояли его отец или мать, придерживая его за надувной круг и смеясь. И теперь тут, это видео сопровождалось знакомым с детства звуком. Детские воспоминания смешались с одним из видов плотских утех. «Фистинг». Так, кажется, назвал это его друг Оуэн. Мужчина вытащил пальцы, и его рука больше в кадре не появлялась. Камера приблизилась еще ближе. Из женщины большой порцией что-то вылилось. Струя была достаточно сильной, и теперь Брэд разглядывал капли, неравномерно попавшие на объектив. За кадром раздался мужской смех нескольких мужчин. Голоса были разные, а язык – непонятным. Затем показали лицо женщины, с которой проделывали все эти вещи. Она улыбалась и смеялась. Когда на экране телефона окошко с видео стало черным, Брэд отложил телефон в сторону, и бесцельно просидел какое-то время, прокручивая в голове то, что он увидел. Из комнаты он не вышел. В коридоре за дверью все стихло. Софи, должно быть, ушла вниз, к маме. Поделившись позднее с Оуэном о своих только что родившихся впечатлениях, он взял в руки мышку и двойным кликом по иконке с цифрой «V» зеленого цвета начал загружать компьютерную игру.

***

Используя бегунок на дисплее, Джеймс быстро просмотрел видео. Он положил телефон, который ему протянул с другой стороны стола Рик в начале их беседы, взглянул на старого друга и засмеялся негромким смехом, отчего Рик ощутил не столько удивления от подобной реакции, сколько смущение.

– Тебе смешно? – серьезным голосом спросил Рик, но, в конце концов, и он растянул на лице улыбку, видя перед собой смеющегося Джеймса. Редкая картина.

– Прости, Рик, – Джеймс перестал смеяться, – я уже подумал о чем-то более серьезном.

– То есть, ты не находишь в этом ничего серьезного?

– Знаешь, почему я засмеялся? – Джеймс поднялся со стула, подошел к окну и, глядя на улицу с высоты семнадцатого этажа, ответил сам. – Просто я подумал, что наш Рик, в прошлом знаменитый обольститель женских сердец, устраивавший в свое время оргии с проститутками, спустя годы обнаружил у своего сына порнографию.

– Какая ирония…, – прокомментировал Рик, вспомнив при этом некоторые подробности своей половой жизни в молодости, те, которые яснее всего остались в памяти. – Джеймс, ему же всего тринадцать лет. Тринадцать!

– Поверь мне, в этом нет ничего удивительного, что Брэд в свои тринадцать смотрит порнографию. Ты вспомни себя в этом возрасте, – Джеймс продолжал смотреть в окно. Он разглядывал прохожих, столпившихся у дороги с обеих сторон, которые устремятся навстречу друг другу, когда светофор даст им добро.

– В то время с такими делами было куда сложнее. Я имею в виду – с порнографией.

– А журналы? – Джеймс смотрел на ту точку, где два пешехода с обеих сторон, шедшие быстрее всех, должны были пересечься.

– Да, – Рик закивал головой, – журналы были и в моем детстве.

– Знаешь, раз уж на то пошло, я расскажу тебе одну историю, свидетелем которой я стал когда-то.

***

Бобби Хейга знавали во всей округе, как сынка пьяницы, мистера Артура Хейга, участника вьетнамской войны, который столкнулся с проблемой социальной адаптации, после того, как он и тысячи других американцев вернулись на родину, покинув полуостров Индокитай. В свои неполные одиннадцать лет он узнал, какие страшные картинки, словно безжалостно крутящаяся пленка, кадр за кадром, всплывали в памяти его папаши. Он сам о них рассказывал, вернее, не рассказывал, а вспоминал вслух, не осознавая, что где-то поблизости в этот момент мог находиться Бобби. В такие минуты, когда на него находили желания исповедаться за совершенные грехи во Вьетнаме, он был чертовски пьян. Из подобных исповедей Бобби узнал, что люди, например, где-нибудь в деревушке, могут избить калеку с одной ногой до полусмерти, бросить его, полуживого, в его же доме и поджечь соломенную крышу. Пока тот сгорал заживо, в кустах неподалеку сослуживцы насиловали двух лежащих рядом женщин.

– Это были мать с дочерью! – рассказывал Артур стене в гостиной своего полупустого дома. Весь покрытый потом, с взъерошенными волосами, в грязной одежде, среди пустых бутылок, он обращался то к одной, то к другой стене, забившись в угол комнаты. Вопив, он прикасался к этим стенам, гладил их и, даже, целовал, словно он думал, что только они и смогут простить его за то, что он видел во Вьетнаме, пусть даже он и не принимал в этом участия. – Я не остановил их! Не остановил! Они делали, что хотели!

***

Джеймс увидел, что на лице Рика отражалось лишь только отвращение от услышанного, а его рту так и не терпелось произнести: «Для чего ты мне все это рассказываешь?»

– Рик, если тебе неприятно слушать это, я не буду продолжать свой рассказ так издалека. Расскажу только, в чем суть.

– Все в порядке, – Рик сглотнул набравшийся комок слюны с такой мимикой, будто его заставили съесть насекомое, сохраняя, при этом, каменное выражение лица. – Я, в принципе, понимаю, к чему ты ведешь.

– Да. Я веду к одной из самых больших проблем, с которыми могут столкнуться родители – как защитить детей от насилия и от подобного, – Джеймс указал пальцем на телефон Брэда. – С детьми мне тоже приходилось работать, кстати, и сейчас, если ко мне на прием хотят привести ребенка, я категорически отказываюсь.

– Почему? – удивленно спросил Рик. – Ведь дети как никто из других, нуждаются в помощи?

– Ты думаешь о том, чтобы привести Брэда ко мне?

– Да.

– Нет. Так мы можем только ему навредить.

– Поясни, – попросил Джеймса Рик.

***

– Эй, парень? – Бобби Хейг окрикнул одного с ним роста мальчишку. Он в компании еще с двумя ребятами подошли к нему. Мальчик стоял и не шевелился. Обеими руками он держал ведро, наполненное водой из ручья, что тек здесь неподалеку. На испачканную в земле и не известно еще, в чем белую футболку, в которую был одет незнакомец, ни Бобби, ни кто-либо из ребят не обратил никакого внимания – все они ближе к вечеру были перепачканы после целого дня, проведенного на улице.

– Я тебя тут видел несколько раз, – сказал Бобби. – Ты новенький, что ли?

Мальчик внимательно посмотрел на Бобби. Одет он был в футболку с полосками желто-синих цветов, шедших горизонтально друг за другом, шорты черного цвета, которые не закрывали колени, запачканные то ли в краске, то ли в золе. Обутые на ноги кроссовки “просили еды” – так в здешних краях говорили о дырявых вещах. Другие члены компании, в которой мальчик с ведром воды распознал лидером именно Бобби Хейга, были одеты точно так же: в грязные футболки, шорты разных цветов и длины, и в кеды.

Мальчик аккуратно поставил ведро на землю, выпрямил осанку и, всех одарив доброжелательной улыбкой, сказал:

– Да, я новенький. Я недавно переехал сюда с родителями.

– Должно быть, твои предки – конченые кретины, раз переехали сюда. А это тебе зачем? – Боби пнул носком ведро, и с него вылилось немного воды, которая, как все говорили в городке, была чистая.

Мальчик не нашел, что ответить, и сказал:

– Чтобы пить.

– Пить? – спросил Бобби с усмешкой, оглянувшись на других членов банды, какой себя они считали. – А если мы скажем тебе, что несколько раз срали в тот ручей, ты будешь это пить?

Всю компанию, включая и Бобби, пронзил смех. Мальчик никак не отреагировал на подобную шутку. Он не шевелился и пустым взглядом смотрел только на Бобби. Тот заметил, что у незнакомца он не смог вызвать той реакции от издевки, которую он ожидал, и, немного растерявшись и почувствовав злость, смеяться прекратил. Другие ребята продолжали хохотать, словно сами боялись усомниться в остроумии своего лидера, но под конец их хохот сменился лишь слабым хихиканьем.

– Меня зовут Джеймс, – произнес незнакомец и протянул Бобби руку, на ладони которой еще не успели исчезнуть следы от тонкой, железной ручки ведра, что образовываются под воздействием большой тяжести.

Бобби недоумевающе посмотрел на протянутую ему руку, которая даже не дрожала от страха, и, протянул ему свою в ответ.

– Бобби, – представился лидер банды, а затем указал рукой на одного из ее членов. – А это…

– Бобби? Я слышал о тебе, – сказал Джеймс. Это была всего лишь ложь – ни о каком Бобби он слышать не слышал. Небольшой трюк, каких Джеймс уже знал достаточно много. Так он дал понять Бобби, что тот к своим то годам имеет популярность и обладает авторитетом среди своих сверстников.

– Да? Да, я Бобби, – грозный лидер банды улыбнулся. – Так, и куда ты несешь это ведро?

– На базу, – тут же сообразил Джеймс. – Идемте, я вам покажу, где она находится. Никто не знает.

– Возьми ведро, Блейк, – приказным тоном сказал Бобби одному из ребят.

Блейк неохотно послушался. В своем весе он был немного больше, чем остальные ребята, включая и нового члена их компании. Он взялся за ручку, без труда поднял ведро и последним поспешил за остальными, которые уверенным шагом уже последовали за Джеймсом.

***

Жара, установившаяся в этих краях с начала июля, и не собиралась уступать свое место. Даже после заката, когда солнце скрывалось за горизонтом, и яркие красно-оранжевые краски исчезали вместе с ним, оставляя за собой лишь черное небо, усеянное звездами, ночной прохлады совсем не чувствовалось.

Джеймс испытывал слабость к солнечным красно-оранжевым краскам. На него они действовали более чарующе, чем на остальных. Бывало, что целыми вечерами он сидел неподвижно на ветке какого-нибудь дерева, вглядываясь в горизонт и следя за медленным, ленивым заходом космического гиганта.

Вот и сейчас, он, в компании с Бобби Хейгом, сидел на дереве. Внизу, неподалеку от заброшенной хижины, в которой вместо пола осталась только голая земля, Блейк и Тод играли с собакой, бросая ей корявую, полусгнившую палку. Пса они обнаружили здесь по приходе к хижине, куда их привел Джеймс. Эта псина золотистого цвета с длинными, свисавшими ушами никак не могла отстать от мальчишек, которые, к слову, с радостью ее приняли.

– Странно, что я не обнаружил эту шарагу первым, – сказал Бобби, отпив с алюминиевой банки пиво и подав ее Джеймсу. Несколько банок он стащил у отца дома, перед тем, как выбежать на улицу, с разбегу спрыгнув с невысокого, грязного крыльца.

– Твой отец наверняка обнаружит, что банок не хватает. Тебе влетит, – предупредил Джеймс. Он немного отпил и ощутил во рту горький вкус.

– Когда я вернусь, он уже будет в отключке. А на завтра и вовсе позабудет, что я стырил банки. Подумает, что это он все выпил.

– Так и у кого они были, эти банки?

– У Блейка. Он сунул их себе в шорты, спрятав за футболкой, а футболка у него на несколько размеров больше. Так что не видно. Дайка теперь мне, – Бобби протянул Джеймсу руку и тот передал ему полупустую банку.

– А почему он все время молчит? – спросил Джеймс.

Бобби сделал несколько больших глотков, изрыгнул длинную отрыжку и ответил:

– А-а, он только любит рассказывать, как отец, после того, как напьется, полезет приставать к его мамке. А если та не даст, он тайком пойдет щупать его старшую сестричку.

– Неужели отцы способны на такое? – спросил Джеймс и посмотрел вниз, на Блейка, который пытался вытащить палку из пасти собаки.

– Не все, но отец Блейка – вполне. Раз он сам так рассказывает. Да ты погоди, он и с тобой заговорит, когда привыкнет к тебе – тогда и сам наслушаешься.

Бобби сделал еще один глоток, сунул банку Джеймсу, прижав ее к его груди, и сказал:

– У Блейка не только пиво было спрятано.

Джеймс взял банку, с любопытством посмотрел на Бобби, который от принятого количества пива совсем захмелел, и спросил:

– А что еще?

– Хочешь увидеть? Слезай вниз.

***

– Ты это серьезно? Тебя с самого детства окружали одни извращенцы, Джеймс, – сказал Рик, когда Джеймс закончил свой рассказ.

– Вот тебе один яркий пример, как дети начинают познавать этот мир. Подобное поведение можно многим объяснить, например, той жизнью, в условиях которых они жили. А, вообще, мы мало чем отличаемся от животных, Рик, – озвучил свое мнение Джеймс. – Я сам долгое время мучил себя вопросом – как оградить детей от всего этого? И знаешь, к какому выводу я пришел? Если рассуждать глобально, то – никак. Не существует какого-либо верного, всегда эффективного способа защиты. Безусловно, каждый родитель может принимать свои меры, касаемые воспитания детей, их развития как в физиологическом, так и в психологическом плане. Мы можем применять какие-то меры, но они… – Джеймс прервался рассуждать и замотал головой, – но в глобальном смысле они все никчемные, понимаешь? И если ты не посадил своего ребенка в клетку, не лишил его возможности всячески взаимодействовать с себе подобными, то не удивляйся, если в последующем твой ребенок услышит о зверствах, какие успели совершить люди за свою историю, или увидит, чем еще могут заниматься люди, – Джеймс кивнул в сторону мобильного телефона Брэда.

Рик помолчал, переваривая слова Джеймса, а потом задал вопрос, напомнив тем самым о том, что Джеймс сказал вначале:

– А при чем здесь животные?

– Можно сравнить рождение ребенка и его дальнейшее развитие с детенышами морских черепах. Когда мать откладывает яйца на берегу, она закапывает их в песок и… уплывает. Навсегда. Часть этих яиц будут съедены еще до того, как детеныши вылупятся, а возможно, что их всех заглотит какой-нибудь крокодил, или утащит хищная птица. Для аналогии с ребенком в утробе матери это может быть смерть плода по различным причинам, или аборт. Но те черепашки, которые все же вылупятся, должны сделать только одно – добраться до воды. Вот этот путь от своей скорлупы до воды я представляю собой тот период жизни ребенка, когда он наиболее восприимчив ко всему, что его окружает. Пока черепашка перебирает своими лапками, преодолевая это расстояние, кругом ее окружает опасность. Ее все еще может схватить птица и утащить к себе в гнездо. Так и с нашими детьми – их могут поразить реалии нашей жизни, начиная от травли сверстников, заканчивая педофилами. Ты и сам все это понимаешь, Рик. Наши дети, с одной стороны, находятся под родительской защитой, а с другой – они совершенно одни в этом мире.

– И что, значит, по твоему мнению, все плохо? Так как мне быть с Брэдом?

– Надо рассматривать каждый случай отдельно, Рик. Что касается Брэда, то, я считаю, тут не надо вмешиваться совсем.

– Это как же так, Джеймс? – Рик встал с кресла, сунул руки в карманы и уставился куда-то в пол. – Ты предлагаешь мне ничего не делать?

– Ни со мной, ни с Бобби Хагеном, ни с кем-либо из тех ребят тоже ничего не делали. Каков результат? Все в порядке. Каждый из нас вырос нормальным человеком, и никто из нас не дает даже легкого намека на асоциальное поведение. К тому же вспомни, что пережил Бобби Хаген в своем детстве, или тот же Блейк.

– Не знаю, Джеймс, не знаю. Одно дело – слышать об этом со стороны, и совсем другое – когда это касается непосредственно тебя и твоих детей. Может быть, Бобби Хаген и вырос нормальным человеком и стал хорошим адвокатом по уголовным делам, но нет гарантии, что с Брэдом будет то же самое.

– Рик, ты должен понять – то, что увидел Брэд в этом видео – это лишь малая часть того, что он познал в нашем обществе. Да, возможно, он пережил эмоциональное состояние, возможно…

– Не возможно, а точно, – Рик перебил Джеймса, сев обратно в кресло.

– Откуда ты знаешь?

– Я не все тебе рассказал, Джеймс. У Брэда случился приступ эпилепсии после этого. Да и еще эти чертовы компьютерные игры…

– Значит, – продолжал уверенным тоном Джеймс, – ему необходимо провести обследование головного мозга.

– Ты думаешь, у него была какая-то травма?

– Травма была точно. Вопрос – когда именно? Тут два варианта. Первый – при рождении и второй – в последующем при жизни.

– При рождении не было ничего такого… – Рик начал вспоминать, смотря на стол в одну точку.

– Возможно, Брэд мог удариться головой на спортивной площадке, в школе, да где угодно, и вам этого не сказать. Здесь необходимо полное обследование. Но если ты главной причиной его припадка считаешь это видео, или компьютерные игры, то ты глубоко ошибаешься. Здесь во всем виновата полученная травма. А они лишь могли стать последними фактами к наступлению припадка, но никак не главными.

Рик улыбнулся Джеймсу и кивнул головой.

– Что касается идеи привести его ко мне, – напомнил Джеймс, – то тут я советую тебе сто раз подумать. Сам Брэд может отнестись к этому неправильно, понять все не так. Он может подумать, что родители считают его каким-то ущербным или… не таким, каким они хотят его видеть.

– Может быть, мне хотя бы стоит поговорить об этом видео с ним?

– Нет, – Джеймс неустанно продолжал гнуть свою линию, – так ты можешь только навредить ему. Дети не боятся, того, что они увидели в порно, Рик, понимаешь? Они могут почувствовать к этому отвращение или легкую неприязнь, но они сами в состоянии пережить это. Они боятся только одного – быть пойманными, или, что родители будут догадываться о том, чем они зачастую занимаются. Если он начнет догадываться, то он просто-напросто может замкнуться в себе, уйти в себя, а потом ты опять начнешь твердить, что его необходимо отправить к психологу, чтобы вывести из этого состояния. Твоя реакция на это порно может навредить ему куда больше, чем само порно. Понимаешь?

Рик молчал. В конце концов, ничего не ответив, он лишь кивнул головой.

– Главное, это разобраться с припадком. Теперь вы с Кейт должны быть готовы к тому, что он может повториться. Вот про это вам нужно серьезно поговорить с Брэдом. Кстати, насколько я знаю, перед припадком у человека начинает болеть голова. Теперь, как только он почувствует боль, он должен незамедлительно предупредить вас, или учителей, когда он в школе.

– Спасибо, Джеймс, – Рик поднялся и протянул Джеймсу руку. – Спасибо за совет. К тебе скоро придет клиент, так что я пойду.

– Рад был тебя видеть.

Они пожали руки на прощание. Перед тем как покинуть офис, Рик обернулся и спросил с улыбкой:

– Теперь ты добрался и до телевидения?

– Ничего от тебя не скроешь, друг мой. Да, в следующую пятницу буду участвовать в одной передаче.

– Что за передача?

– Открытые окна закрытых домов, кажется…

– Точно. Я вспомнил. Брэндон Фейн в главной роли. Кейт любит этого старика. Как тебе удалось туда пробраться?

– Мне помогли, – коротко ответил Джеймс.

***

Со страницы затрепанного, мятого журнала с манящим взглядом смотрела красотка. Ее длинные светлые волосы, белоснежная улыбка и красивая, выпирающая грудь привлекали мальчишек не меньше, чем возможность прокатиться на каком-нибудь аттракционе. Каждый из них с надеждой думал, что эта неизвестная лично им особа смотрит именно на него, пытаясь завлечь в нечто запретное, но уже такое желанное.

Джеймс, отказавшийся оголить кое-какие свои участки тела, самые интимные, лишь наблюдал в стороне за тем, с чем никогда не сталкивался. И так как Бобби, Блейк и Тод являлись единственными сверстниками в округе, которых он теперь знал, то наивно полагал, в силу еще своей неопытности, что групповой онанизм среди местных по вечерам является вполне обычным явлением.

Глава 10

Глава 10

– Бен, я искренне прошу у вас прощения за внезапное исчезновение нашего сотрудника…

Бен наблюдал, как Говард Аддамс мельтешил своими жалобными глазами. Пока креативный директор распинался, и пытался рассеять все подозрения в виновности кого бы то ни было в их рекламном агентстве, кроме самого Сэма Сайке, он ни разу не взглянул на Бена.

– Вы не напомните, в какой день вы с ним встречались?

– В понедельник, – ответил Бен.

– Да, в понедельник, – подтвердил Говард. – Я помню, как Сэм пришел ко мне с проектом рекламного видеоролика вашей компании. Признаюсь, даже я не ожидал от него такой… такой идеи. Подобных роликов мы еще не снимали, признаюсь вам.

– И, возможно, так и не снимите… – предположил Бен. В его голосе чувствовалось разочарование от того, как развивались события.

– Ну почему же?! – воскликнул Говард. Он наконец-то взглянул на Бена впервые, задержав на нем изумленный взгляд. – Свою работу Сэм, можно сказать, выполнил. За реализацию проекта он теперь не несет никакой ответственности.

– Простите, мистер Аддамс, но… вы можете мне сказать, что с ним случилось?

– Его задержала полиция.

– Что? – спросил Бен, подумав при этом, что в этом нет ничего удивительного.

– Мы забили тревогу на следующий день, вечером, когда после еще одной попытки дозвониться ему на мобильный он так и не ответил. Затем, один из наших сотрудников смог связаться с его подругой. Она толком ничего не объяснила, сказав только, что Сэма задержали на несколько суток.

– И что же намерены делать вы? Я имею в виду, с Сэмом…

– Вы, я вижу, за него беспокоитесь? – ответил Говард Аддамс вопросом на вопрос. Он улыбнулся.

– Просто, я бы не хотел, чтобы вы его увольняли…

– Побойтесь Господа нашего Бога, мистер Хамфри, я ни за что не расстанусь с таким сотрудником, как Сэм. Он, конечно, весьма… как бы это сказать…

– Специфичный.

– Именно! Да, он очень специфичный, но он – настоящая находка. Слиток золота среди… в общем, вы меня поняли.

– Он давно у вас работает?

– Да где-то года три уже есть, – неуверенно ответил Говард Аддамс в силу своей забывчивости. Стариком его никак нельзя было назвать, но и молодым он уже давно не был. Бен был уверен, что мистер Аддамс – самый старший из всех, кто присутствовал в офисе.

– Конечно, своим поведением он многих отталкивает от себя, – продолжал Говард Аддамс. – Помню, буквально на следующий день после его зачисления в штат, я начал сомневаться в его возможностях соблюдения субординации. Три года назад я наивно полагал, что уже видел настоящих раскрепощенных людей, до тех самых пор, пока не познакомился с Сэмом. Вот тогда я и задумался, а не стоит ли его уволить, сразу же, без всяких выяснений обстоятельств. Чтобы я, человек уже достаточно зрелый, сказал молодому парню, что, мол, прости, приятель, но ты нам не подходишь. Да любой человек, который настолько переполнен амбициями, что они даже вываливаются у него из ушей, подобный поворот событий мог отразиться болезненно.

– Но потом, – Бен продолжил за Говарда, – Сэм начал выдавать идеи, каких еще никто не выдавал.

– Почти угадали, – мистер Аддамс усмехнулся. – Я бы не сказал, что Сэм с порога стал демонстрировать что-то свежее в рекламном бизнесе, хотя, некоторые его работы можно назвать если не революционными, то уж точно цепляющими за душу. А что касается ролика с несущимся по городу страусом, который должен исполнить заказ вовремя, – креативный директор поджал губы и медленно начал кивать головой, – это мощно. Очень мощно. И смешно. Это такой некий сплав драйва с юмором, пусть и граничащим с «черным».

– А как другие клиенты относятся к нему?

– Те, с которыми он непосредственно работал – весьма положительно. Хотя я и видел у них в глазах растерянность после первой встречи с ним, но его идеи, его умение понять суть того, что нужно прорекламировать или распиарить, его талант прочувствовать сущность, ну, или хотя бы попробовать, играют решающую роль. Конечно, не все с ним сработались – тут он не стал исключением – все мы теряем клиентов, но… он самый ценный сотрудник. Его многие знают в других агентствах, некоторые даже пытались переманить его к себе. И вот тут я узнал об еще одном качестве Сэма – это преданность. Он ни за какие деньги не соглашается перебраться к кому-либо.

– Да, – согласился Бен, – с такими качествами сейчас трудно найти человека. Знаю по своему опыту.

– Ну вот видите, – мистер Аддамс сделал довольную гримасу и расслабился в кресле, уперевшись на спинку. – Значит, мы понимаем друг друга, как руководители. После Сэма все, кто приходит к нам с надеждой устроиться на работу, выглядят как… умирающие лебеди. Да, все красивые, умные, опрятные, подтянутые, хорошо одеты, а иногда даже слишком хорошо, но, за всем этим скрыта простая зажатость и неуверенность в своих силах.

– Да, согласен с вами. Я сам часто проводил…

Бен замолк. Он услышал чей-то восторженный голос, раздавшийся за дверью кабинета Говарда Аддамса. Сам мистер Аддамс смотрел на Бена, одновременно слушая, как в коридоре внезапно зарождалось всеобщее ликование, будто в офисе появился именинник.

– Сэм! И где же ты был?!

– Мы все волноваться уже стали.

– Ладно-ладно, ребят, видите себя тише. Так уж и быть. Я обычно люблю фанфары, фейерверки, но раз вы не подготовились…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Мы думали, ты вернешься в сопровождении двух полуобнаженных красоток в обнимку…

– Хорошая идея, – голос прозвучал более отчетливо. Говард увидел, как ручка входной двери в его кабинет немного опустилась, – в следующий раз появлюсь с твоими сестрами.

Бен обернулся, приготовившись поздороваться с человеком, который сйчас зайдет в кабинет.

Дверь распахнулась. На пороге стоял Сэма Сайке.

– Гомес! – обратился он сразу же к Говарду Аддамсу, – Мартиша пришла!

В коридоре раздался хохот, казалось, сразу всех людей, которые находились в офисе.

– А, мистер Хамфри, – перевел Сэм внимание на Бена, – вы тоже здесь? Это очень хорошо. Знаете, я несколько дней провел, можно так сказать, в комнате для медитации, и у меня очень много возникло новых идей касательно нашего с вами страусика, – Сэм присел напротив Бена. – Так вот, Бен, как вы думаете о том, чтобы наш страусик был геем?

***

– Ну, хорошо, – Николь поставила бокал шампанского на столик. Она повернулась к Сьюзан, которая, закончив на сегодня примерку, сидела рядом с ней и рассматривала новую сумку. Она должна ее приобрести. Расстегивая одну молнию за другой, Сьюзан заглядывала в каждое отделение, чтобы убедиться в отсутствии какого-либо брака. – Сьюзан, я хотела с тобой поговорить…

– О чем? – спросила та, не отвлекаясь от сумки.

– Скажи, как у вас дела с Фрэнком?

Николь положила ногу поверх другой, а руку на спинку дивана. Так она устроилась в удобной для себя позе. Лицо ее было сосредоточено. Всем своим видом она показывала Сьюзан, что непременно желает получить ответы на все грядущие вопросы относительно семейной жизни ее лучшей подруги.

– А что с Фрэнком… – начала неуверенно Сьюзан, – у нас все в порядке.

– Да тут у всех все в порядке, Сьюзан. У всех, кто находится сейчас в этой комнате. Все продолжают жить в привычном ритме, или… – Николь демонстративно сделала паузу, – или в осточертевшем…

– Ты о чем?

– Сьюзан, я тебе сейчас лицо расцарапаю! Не делай вид, что не понимаешь, о чем я говорю. Да ты бы посмотрела на себя со стороны!

– А что не так?

– Что не так? На молодых мальчиков тебя потянуло, вот что…

– Ты… – Сьюзан запнулась и поджала губы. Она словно по рефлексу оглядела всю примерочную, боясь, что Шарил и Элисон могли услышать их разговор. Никакого моментального переключения внимания от вешалок с вещами на них двоих она не обнаружила – те продолжали примерять на себе новые вещи, оценивая, насколько хорошо или нет идет то или иное платье. – Ты из ума выжила, Николь? Какие мальчики? Я замужняя женщина, у меня трое детей!

– Вот поэтому я и хочу, чтобы ты все мне рассказала. И не нужно считать детей сдерживающим фактором, Сьюзан, ведь это их не касается. Здесь речь идет только о тебе… ну, и о Фрэнке.

Сьюзан почувствовала, как внутри нее начинало разгораться пламя, называемое стыдом и смущением. Ей казалось, что сейчас она себя выдаст – щеки стали заполняться краской.

– Не говори ерунды, Николь. Я не хочу слушать это…

– Сьюзан, детка, я тебя не осуждаю, – неуклонно продолжала Николь, – я же все вижу… Все…

– Что ты видишь?

– Я вижу, как ты смотришь на подтянутых молодых людей. Мы же много времени проводим вместе. Поверь мне, некоторых ты просто раздеваешь своим взглядом…

– Николь, – перебила Сьюзан, – пожалуйста, хватит так говорить. Это пошло…

– Пошло, но вполне нормально…

– Николь!

– Сьюзан… я не отступлю. Ты же меня хорошо знаешь. У тебя было достаточно времени, чтобы понять это.

– Николь, мне сорок девять лет. Понимаешь? Сорок девять! Я уже давно не студентка, чтобы засматриваться на юношей. Боже мой, да я даже говорить нормально об этом не могу. Это отвратительно!

– Я не понимаю, почему ты настолько скрыта от меня, Сьюзан. Я же тебе не враг. Расскажи мне…

– Я смотрю, ты держишь меня за ненормальную. Это ведь ненормально, Николь, если женщина… – Сьюзан замолчала. Она смотрела на сумку, что лежала у нее на коленях, и мяла ее. Она чувствовала новый, свежий запах кожи, исходивший от этой сумки, – если женщина начинает думать об этом…

– Сьюзан, но ведь мужчины в возрасте начинают думать о более молодых? Может быть… ты только прости, – Николь положила руку Сьюзан на плечо, – но… возможно и Фрэнк не без грехов…

– Спроси у него, – бесстрастно сказала Сьюзан. – Это ведь он ходил к психологу, а не я… – она откинула сумку с колен в сторону, нагнулась и взяла свой бокал шампанского.

– Фрэнк был у психолога? – с удивлением спросила Николь.

– А чего ты удивляешься? Да у нас каждый второй ходит к ним. А что толку?

– Подожди, подожди, давай по порядку, – теперь Николь взглянула на Шарил и Элисон – те по-прежнему были заняты примеркой. – Значит, Фрэнк ходил к психологу, и…

– Да, – перебила Сьюзан и отпила немного шампанского, – к Бишопу…

Между ними наступило молчание. Только две другие подруги продолжали что-то говорить друг другу, одетые в дорогие наряды.

Николь смотрела в упор на Сьюзан. Она чувствовала, что еще чуть-чуть, и она сможет разговорить ее.

– Ты это серьезно? – спросила она, не до конца веря своей подруге.

– Серьезнее не бывает…

– То есть твой муж ходил к знаменитому Джеймсу Бишопу?

– Он что, так уж прям знаменит?

– Сьюзан, да у нас на работе все только его и обсуждают. Многих он, сам того не зная, так очаровал собой, что… Все только и мучаются вопросом, на ком он женат…

– Я слышала, на какой-то писательнице. Но это только слухи…

– Ну, так и что Фрэнк? Он тебе рассказал?

– Он мне много чего интересного рассказал. А до этого этот Бишоп вбил ему в голову необходимость пройти этот курс…

– Вот так новость! – Николь сдержала свои эмоции весьма умело. В обычной ситуации она бы уже давно обратила на себя внимание посторонних лиц.

– Я прошу тебя, ты только не говори никому. Ты представляешь, что будет, если узнают?

Вместо ответа Николь соединила указательный палец с большим и провела ими по губам слева направо, выразив свои намерения молчать и беречь эту тайну. Увидев, что Сьюзан не желает продолжить рассказ по своей воле, она поинтересовалась:

– А ты что об этом думаешь?

– Я? Я назвала это сумасшествием.

– Действительно? Но при этом ты думаешь о молодых…

– Что ты хочешь от меня услышать, Николь? Что? Да! И пусть простит меня Всевышний, но да – когда мы занимаемся с Фрэнком любовью… вернее…

– Я поняла тебя, Сьюзан. Если я спрошу о том, как давно вы занимались любовью, ты и не вспомнишь.

– Да, это было давно. Точнее, нет… если говорить о занятии любовью, в моем понимании, то не так давно, я бы сказала… а вот если… ну… ты понимаешь меня.

– Понимаю. Ты давно не получала хорошего траха.

– Николь… зачем мы это обсуждаем? Давай закроем тему.

– Мы это обсуждаем, потому что это нужно обсуждать, Сьюзан. Боже мой, да ты посмотри на себя. Тебе сорок девять лет, а выглядишь ты куда моложе. Все эти твои поглядывания на юношей, твой голос, когда ты с ними начинаешь говорить, твое лицо – все говорит о том, что в тебе кипит жизнь. Это настолько элементарные вещи, что они даже не достойны подробных обсуждений. Ей-богу, Сьюзан, ты вынуждаешь меня доказывать тебе это, словно научную диссертацию… Не делай свою жизнь такой сложной. Тебе надо быть проще. Намного проще. Вот почему ты так боишься признаться себе, что ты всего-навсего хочешь, чтобы какой-нибудь студент, или вчерашний выпускник… тебя…

– Можешь не продолжать, – Сьюзан закрыла глаза и разгладила себе кожу лица, по обоим бокам переносицы и ниже, проводя влажными от нанесенного утром крема руками. Ее вид напоминал уставшую женщину после тяжелого рабочего дня, вопреки тому, что она уже несколько лет не работала. – Да, я стала думать об этом. И это нормально, если смотреть на это со стороны физиологических потребностей, которые могут проявляться и в куда большем возрасте, но… со стороны моральных принципов… это ненормально… Ведь у меня муж, у меня дети…

– Вот поэтому… – Николь замялась. Она опасалась возможной реакции Сьюзан на мнение, которое она так хотела высказать.

– Что? – Сьюзан вопрошающе уставилась на свою подругу.

Николь не высказалась, но ее взгляд, и то, какая идея за ним была скрыта, Сьюзан поняла, словно она смогла прочесть ее мысли.

– Нет! – запротестовала Сьюзан. – Нет, нет и еще раз нет. Я не пойду на такое…

– Тогда, я могу с большим опасением сказать, что ваш брак распадется.

– Звучит как приговор.

– Неприятно, да? Послушай, Сьюзан. Это все не шутки. Ты думаешь, что твои вынужденные фантазии, как тебя… – Николь взглянула опять на Шарил и Элисон и убедилась, что их не слышат. Она пригнулась ближе к Сьюзан и стала говорить еще тише, – как тебя, извини за откровенность, трахает юноша, вроде того, который стоит при входе в этот магазин, не несут за собой никаких последствий? Ты должна пойти к психологу, Сьюзан. Пойти вместе с Фрэнком. Не делай поспешных выводов из того, что этот Бишоп говорил по телевизору. Сходи к нему, присмотрись, послушай сама, что он скажет и посоветует.

– Ты хочешь, чтобы я все рассказала психологу? При Фрэнке?

– Нет, ты меня не поняла. Я хочу, чтобы вы… возможно, этот курс, каким бы ты его диким не считала, поможет вам. Я думаю, что то, о чем говорил этот психолог – не простые игры и не дурацкие забавы какой-то горстки людей, которым захотелось новых впечатлений, нет. Здесь куда все сложнее. Это что-то вроде переосмысления себя, ваших отношений и твоего партнера… Понимаешь?

***

Когда Верна присела за стол, заблаговременно приготовленный для нее руководством небольшого книжного магазина, единственного и не входящего ни в одну книжную сеть, она увидела перед собой изрядное количество посетителей, столпившееся от нее на определенном расстоянии, чтобы сохранить ту скудную свободу в пространстве, среди стеллажей с печатными изданиями самых различных жанров, от кулинарных советов до фэнтези.

Посетители взирали на Верну с любопытством. Некоторые из них держали в руках, прижимая к себе, довольно толстую книгу в белой обложке, и, казалось, что они оберегали ее как зеницу ока. Нескольких таких книг стояли перед Верной на столе, повернутые лицевой частью к посетителям.

Еще за час до того, как Верна переступила единственный порог, людей собралось здесь больше, чем за всю последнюю неделю, и та давнейшая договоренность администрации магазина с самой Верной и ее литературным агентом о проведении встречи с читателями должна исполниться с грандиозным успехом. По-другому не могло и быть – каждый хотел заполучить хотя бы один час личного времени Верны, и из многочисленных книжных магазинов и сетей могла получиться отдельная очередь, ничуть не меньше, чем та, которую здесь образуют посетители, когда наступит время раздавать автографы.

Верна расположилась на стуле поудобнее, взяла в руки микрофон и с добродушной улыбкой приступила внимательно разглядывать всех, кто ее окружал. В это время другая женщина, появившаяся в магазине вместе с писательницей, облаченная в черные брюки и белую блузку, взяла другой микрофон, и, стоя как бы в стороне, неподалеку от Верны, произнесла:

– Здравствуйте, дамы и господа. Мы готовы начать встречу с известной писательницей Верной Холл. Как вы знаете, с сегодняшнего дня в продажу поступила новая книга, которую, мы с Верной надеемся, – женщина улыбнулась и взглянула на писательницу, – вы ждали с нетерпением. С момента выхода предыдущей книги прошло два долгих года, и вот теперь у нас появилась возможность пообщаться с Верной, задать ей интересующие нас вопросы и, я уверена, получить на них подробные ответы.

В это же время среди собравшихся людей, скромно и ничем не выделяясь, стоял Джеймс Бишоп. О своем присутствии он ничего не сказал Верне, и та полагала, что ее муж занят работой. Одетый в один из своих костюмов, он сложил руки и внимательно слушал, как Верна рассказывала своим читателям об истории написания ее романа. И, хотя, он, как никто другой, знал все подробности, знал, какого Верне приходилось в своей работе над этой книгой, и сколько было проведено бессонных ночей за ее написанием, Джеймс слушал это как в первый раз. Он гордился ею всем сердцем и был безумно рад, что она, наконец-то, смогла вздохнуть спокойно, сбросив с себя этот тяжелый груз – создать философский роман о жизни после жизни, что так внезапно прервалась у главной героини.

– У нее изумительный стиль повествования, – сказала женщина, стоявшая рядом. Ее локоть слегка коснулся локтя Джеймса, и ему показалось, что свое мнение о писательнице она выразила лично ему. Он повернул голову и увидел перед собой даму средних лет, весьма привлекательную внешне и милую. Она повернулась в его сторону и одарила отзывчивой улыбкой.

– Вы так считаете? – спросил он.

– Иначе я бы здесь не стояла.

– Знаете, а ваше лицо мне знакомо, – Джеймс прищурил слегка глаза. – Я видел вашу фотографию в каком-то журнале, кажется, вы главный редактор…?

– Бриджет Оллфорд, – представилась женщина. Их руки слились в рукопожатии. – Главный редактор какого-то журнала, – добавила она с насмешкой.

– Джеймс Бишоп. Я думаю, что могу рассчитывать на прощение?

– Раз вы меня где-то видели, значит, вы открывали женский журнал, мистер Бишоп. А это сама по себе редкость, когда мужчина интересуется женскими проблемами. Поэтому, вам незачем просить прощения.

– Интересоваться, в том числе, и женскими проблемами – моя профессиональная заинтересованность.

– Вы психолог?

– В самую точку.

– Как только я слышу слово «проблема», то сразу же вспоминаю психологов.

– И что вы думаете о новой книге Верны Холл? – поинтересовался Джеймс не без доли личной заинтересованности.

– Новый бестселлер, никак иначе, – с уверенностью сказала Бриджет. Джеймс почувствовал свежий прилив гордости. – Я разговаривала с людьми, которые работают в Нью-Йорк Таймс. Там уже готовы поместить книгу на первую строчку.

– Понимаю. Осталось только подождать, чтобы результаты оправдали ожидания.

После непродолжительного молчания, когда каждый из них снова принялся слушать Верну Холл, Бриджет, не поворачивая головы, задала Джеймсу вопрос:

– Вы здесь для того, чтобы получить автограф для своей супруги?

Джеймс был готов рассмеяться на месте.

«Забавная ситуация», – подумал он.

– Можно и так сказать.

– А вы не из тех, кто подробно отвечает на все вопросы, мистер Бишоп – вы только не сочтите мои слова за упрек.

– Вы не первый человек, который говорит мне это. Моя жена тоже так считает.

– Знаете, я до последнего думала, что здесь, в толпе, меня никто не узнает, и я смогу спокойно постоять и послушать автора как простой читатель, который любит и ценит хорошую литературу, но никак не главный редактор журнала, в котором, между прочим, готовиться большой материал по Верне Холл и ее новой книге. И вот получилось так, что я встала рядом с человеком, который видел мою фотографию.

– Что ж, тогда, сегодня у вас день удивлений и неожиданных встреч, – Джеймс посмотрел на Бриджет, следя за ее реакцией. В ее глазах читалась предосторожность – обычное дело, когда незнакомый человек начинает говорить с интригой. – Вас еще и угораздило встать рядом с ее мужем.

– С мужем кого? – Бриджет не поняла сразу, о чем говорил этот высокорослый мужчина.

Джеймс улыбнулся и кивнул в сторону Верны, которая приступила к ответу на очередной вопрос, заданный кем-то, кто стоял впереди них, ближе к автору книги, которую в будущем признают ее лучшей работой.

***

Бриджет все понимала. Понимала, и от этого ей было больно. Она, находясь дома, в следующий день после проведенного вечера с Джеймсом, который уехал домой на такси, не могла найти себе места. Не зная, чем себя занять в выходной день, она бесцельно расхаживала по большой квартире, в которой кроме нее никого больше не было. Мысли в ее голове спутались в один комок, обеспечив бесперебойный поток напряжения и тревоги.

«Как можно назвать то, что случилось вчера?»

Бриджет хотела продлить то время с Джеймсом, хотела отвезти его домой, чтобы только побыть с ним еще немного. Просто остановиться и высадить его. Она не смогла. Одна только мысль о том, что она окажется в месте, где совсем рядом находится Верна, приводила ее в смятение. Но вот время с Джеймсом, которое выпало ей, казалось, так внезапно, но и так закономерно, она благословляла.

«Ведь я была с ним… Я находилась рядом, когда он особенно нуждался в поддержке. А где была Верна?»

Она не считала, что она должна искать оправдания в своем поступке, но, словно по рефлексу, она очеловечивала себя перед Верной Холл, подбирая необходимые слова в свою защиту. Вчера, когда Джеймс вышел из нее, после продолжительной близости, Бриджет ощутила себя самым счастливым человеком. Она, впавшая в экстаз, с помутневшим разумом, не видела, но почувствовала, как он перевернулся на бок и остался лежать рядом с ней. Он не покинул ее дом сразу же, стоило им только закончить и выйти из объятий друг друга. В те минуты она бодрила себя мыслями, что еще ничего не закончилось, и он побудет с ней несколько часов, и эти часы будут идти медленнее, чем обычно.

И вот теперь внеземное воодушевление, «долгая» встреча сменились горьким послевкусием – стоило только показаться первым лучам солнца. Когда Бриджет проснулась, она перевернулась на левый бок и посмотрела на вторую подушку, лежащую рядом с ней. Не смятая кем-то другим, – «именно им», – не мокрая от пота, она, казалось, была совсем новой. Ее спальня, ее гостиная, коридоры, соединяющие все комнаты, все здесь, казалось, отражалось зловещим отзвуком, отзвуком одиночества и обездоленности, куда бы Бриджет не пошла.

Еще вчера, несколько часов назад, он был здесь. Он пил из этого стакана свой любимый виски, он дышал с ней одним воздухом, он смотрел на нее и… трогал. Бриджет прокручивала в голове свежие воспоминания, как Джеймс, вот тут, когда она стояла рядом с барной стойкой, возник перед ней. Она вспомнила его взгляд. Кто-то бы, из тех, кто любит мыслить в дешевом, пафосном русле, назвал бы такой взор хищным. Но Бриджет знала, что Джеймс не был никаким хищником. Хищник берет силой. Джеймс же брал своим обольщением, своим умением видеть эту жизнь иначе, читать ее, как книгу между строк, и невиданным Бриджет ни в одном другом человеке чувством сострадания к ближнему.

***

Раскрытые обложки книг исчезали, сменяя друг друга, так же быстро, как и появлялись. Верна только и успевала увековечить на них свои слова благодарности или пожелания удачи. Очередь, как и предполагалось, выстроилась в длинный ряд, и каждый спешил оказаться рядом с писательницей.

Джеймс повернулся и посмотрел на стеклянные двери, служившие одновременно и входом, и выходом. Он увидел, как какому-то мужчине преградили путь в магазин, успев он взяться только за ручку и отворить одну из них.

– Такими темпами последний в очереди будет греться на солнышке, стоя на улице, – сказала Бриджет, увидев ту же картину, что и Джеймс.

Джеймс ничего не ответил, он лишь одобряюще кивнул головой, а затем посмотрел опять на Верну. Та что-то выслушивала от женщины, примерного одного с ней возраста. Когда, радостная и довольная, женщина приняла от Верны книгу с подписью, она медленным шагом отошла от стола, продолжая что-то говорить писательнице. Верна смущенно улыбалась и кивала, закрывая глаза. Руку, при этом, она уже протянула к следующему человеку, девушке, на вид студентке, готовая взять ее экземпляр книги и расписаться.

– Вы, должно быть, очень гордитесь своей супругой, мистер Бишоп? – спросила полушепотом Бриджет, заботясь о сохранении конфиденциальности информации. Ни Джеймс, ни она сама не хотели, чтобы кто-то из людей понял, что здесь присутствует супруг Верны Холл.

– Вы не представляете, насколько, миссис…

– Мисс, – подсказала Бриджет.

– Мисс Оллфорд.

– Не хочу показаться назойливой, но раз, как вы сказали, меня угораздило встать рядом с мужем Верны Холл, я не упущу возможности узнать, какого это являться близким человеком писательницы, чье имя знает половина земного шара?

– На самом деле, ничего особенного в этом нет, – ответил Джеймс. В его взгляде Бриджет читала скромность, присущую многим талантливым людям. Она всегда считала, что чем человек талантливее является, тем он ведет себя скромнее.

– Но ведь говорят, что писатели – люди достаточно своеобразные…?

– Не буду спорить – это так, – согласился Джеймс. – Но определяющим здесь является то, что все они такие же люди…

***

За 8 лет до знакомства с Бриджет Оллфорд

Джеймс, еле волоча ноги по паркетному полу, после рабочего дня, шел из ванной комнаты в гостиную, одновременно вытирая лицо белым полотенцем. Когда он убрал полотенце от лица, то увидел Верну, скромно сидящую в гостиной в углу дивана. Локтем она упиралась в мягкий подлокотник, а ноги, согнутые в коленях, она поджала к себе – в такой позе ему чаще всего и приходилось ее заставать, когда Верна, мало чего замечая и не обращая на что-либо внимания, уходила в собственные мысли. Джеймс знал, что сейчас Верна не была расположена к разговору, но, как и каждый раз, когда он видел ее такой, он, тем не менее, старался с ней поговорить.

– Верна?.. Что на этот раз? – Джеймс постарался придать немного юмора своим словам.

Его супруга не шевельнулась и никак не отреагировала на вопрос мужа, даже самым незаметным образом. Она все так же сидела в этой позе.

– Верна?

Несмотря на поздний вечер, по городу продолжали раздаваться сирены пожарных машин и скорой помощи, начавшиеся еще с самого утра, когда новый рабочий день только-только набирал обороты, и многие люди вернулись в свои офисы после сна.

Оставив попытки, Джеймс еще немного постоял, смотря то на Верну, то на открытое окно, где шторка, подхваченная прохладным осенним вечерним ветерком, беспорядочно барахталась. Он развернулся, чтобы оставить Верну одну, но услышал вопрос, который ему, вполне возможно, предстоит услышать еще не раз от особо эмоциональных клиентов:

– О чем думает человек, когда падает вниз?

Перед Джеймсом встала та картина, свидетелем которой он был сегодня, и вопрос был задан Верной не без основания. Он развернулся обратно, подошел к ней чуть ближе, чеса затылок, и сказал:

– Надеюсь, в той ситуации, которая заставила их это сделать… о чем-нибудь хорошем, но маловероятно…

– Они просто прыгали вниз, Джеймс, – произнесла Верна с небольшим надрывом. Он почувствовал, как у нее в груди начинало что-то подпирать, пробираясь к горлу. – Один за другим, один за другим, один за другим…

Верна сдержалась, чтобы не заплакать.

– Мне кажется, что, выбрав из двух способов умереть самый милосердный, – продолжила она, – человек и здесь вынужден платить за это, но итог-то в любом случае один – смерть.

– Что ты имеешь в виду? – Джеймс сел рядом с Верной на диван.

– Если человек выбирает разбиться насмерть вместо невыносимых страданий задохнуться от ядовитого дыма, то он платит куда большую цену за свой выбор – пока он летит с высоты нескольких сотен метров вниз, он знает, что уже не выживет. И ничто не спасет его. Неужели это не является большей пыткой, чем дым?

– А находясь в дыму? Разве это не то же самое? Ведь там тоже все предрешено…

– Да, но… пока ты там, внутри, среди пекла и гари, у тебя еще остается надежда… Понимаешь? У человека всегда должна оставаться надежда. А если ты летишь вниз, с такой-то высоты, то ничто тебя не встретит, кроме твердого бетона…

– А в другом случае на что должна быть надежда, Верна? На то, что дым внезапно рассеется? Или на то, что вертолет сможет к тебе подлететь и забрать тебя? Поверь мне, определенное количество людей сегодня были обречены на смерть. Оказались бы они немного ниже, хотя бы на один этаж, они могли бы спастись, спустившись по лестнице, но… они там не оказались.

– Не знаю, Джеймс, но мне кажется, что за любой выбор, за абсолютно любой, человек всегда платит. И чем легче этот выбор, тем больше получается цена…

Они оба помолчали с минуту, каждый думая об одном и том же, а затем, Джеймс сказал:

– Верна, я бы не хотел, чтобы ты терзала себя подобными мыслями. Оставь это. Ведь любая катастрофа, даже самая ужасная, как та, что произошла сегодня, в последующем вспоминается лишь один раз – в тот день, когда она случилась. Я не думаю, что здесь что-то станет исключением…

– Происходят они или нет, Джеймс, но я думаю о подобных вещах каждый день. Каждый божий день. Это моя плата.

***

– Спасибо вам. Всего доброго, – искренне пожелала Верна очередной поклоннице. Счастливая обладательница новой книги с автографом, оставленной писательницей собственноручно, отошла подальше, остановившись у одного из стеллажа с книгами. Эта была Бриджет Оллфорд. Она находилась в предвкушении от исполнения обещания, которое дал ей Джеймс. Он заверил, что после окончания презентации и автограф-сессии он непременно познакомит ее со своей супругой.

– А мне подпишите?

Верна повернула голову, узнав хорошо знакомый ей голос. Она, сидя на стуле, держа наготове ручку с черной пастой, замерла, так как человека, возникшего перед ней и которого она, скорее, в силу своей легкой рассеянности, не заметила изначально, никак не ожидала здесь увидеть. По крайней мере, сегодня. Джеймс, с привычной для него улыбкой, с добрыми глазами смотрел на нее, и его взгляд говорил Верне: «Я горжусь тобой».

Верна улыбнулась, ничего не сказав. Она взяла из его рук экземпляр книги и написала на обложке: «Спасибо за бесценную поддержку. Я люблю тебя. Твоя Верна».

Когда она протянула книгу обратно, тот слегка нагнулся к ней и тихо произнес:

– Я поздравляю тебя с успехом. Эта книга станет бестселлером.

***

Тишина окончательно стала угнетать. Бриджет включила телевизор, чтобы наполнить свою квартиру хоть какими-то звуками. Бросив пульт на диван, он чуть не свалился на пол, по инерции отскочив от мягкой поверхности. Теперь еще и злость, граничившая с безнадежностью.

Не слушая, что говорят по телевизору, она направилась в кухню. Достав из шкафчика зелено-коричневую мягкую упаковку, в которой от прикосновения затрещали зерна кофе, Бриджет подошла к кофемашине. Открыв черную крышку этого механизма, во всех функциях которого она так до конца и не разобралась, Бриджет внезапно застыла на месте, услышав из телевизора имя человека, который не желал покидать ее разум.

– Во вчерашний вечер я еще раз убедился в том, что наше общество больно. Я понимаю, что это звучит как клише, и тут я не претендую на оригинальность, но вы вдумайтесь сами. Как так получилось, что какой-то никому не известный Джеймс Бишоп попадает на телевидение с такими идеями? И ведь есть люди, которым заранее было известно о его намерениях рассказать о подобных вещах. Да-да, это я говорю про тех, кто занимает руководящие должности на телевидении, и кто непосредственно дал зеленый свет появлению этого шарлатана.

– Так вы считаете, – обратилась к гостю в студии молодая женщина с азиатской внешностью, – что Джеймс Бишоп – простой обманщик?

– Джеймс Бишоп, – начал пожилой мужчина, в лице которого Бриджет узнала некогда популярного сатирика, Аллана Чейна, – мошенник, каких на свете полно, но в отличие от других, ему удалось пробраться куда дальше. И то, что сейчас мы с вами сидим здесь и обсуждаем его личность – только на руку самому Бишопу.

– Что вы имеете в виду?

– Вся эта последующая суматоха подогревает интерес к его личности. Я уверен, что сейчас он уйдет в тень, никому ничего не будет объяснять, не будет давать никаких интервью. Это еще одна очень важная вещь, которую не все понимают, но которой поддаются многие. Его молчание и образ, который он же сам и создает, такой некий человек-загадка, все это будет вызывать к нему огромную симпатию. И бишоп знает об этом прекрасно. Это, и не только, позволит ему играть с людьми, как с тряпичными куклами.

– И все же, – камера переключилась на ведущую. Ее лицо выражало сдержанный, личный интерес к обсуждаемой теме, но трудно было не заметить, что она была не способна мыслить так же широко, как ее гость, – что дает вам возможность так говорить? Ведь прошло совсем мало времени с того момента, как люди впервые увидели Джеймса Бишопа, некоторые, я уверена, восприняли его идеи враждебно…

– В том-то и дело, – вежливо перебил ведущую гость, – некоторые, но не все. Его идеи критикуют только те, кому известно о его истинных мотивах, либо те, кто остается верен нормальным моральным принципам. Остальные же – сброд, которых легко ввести в заблуждение.

Ведущая слегка растерялась от подобных, весьма смелых и острых заявлений Аллана Чейна. Она выпрямила и без того ровную спину, сидя за столом. Ее рот был приоткрыт, а на губах блестела аккуратно нанесенная розовая помада.

– Я прошу прощения, что выразился не совсем корректно, – сказал Аллан Чейн, заметив смущение ведущей. – Я не хотел называть наших зрителей сбродом и обидеть кого-либо этим. Я лишь хочу предупредить, чтобы люди не велись на уловки, который применяет Джеймс Бишоп. Поймите, что он просто играет на публику. Он решил выделиться и заявить о себе путем критики всей психологии. Вы только подумайте – он своими дешевыми выходками наплевал в душу сотням, если не тысячам психологов. А скольким людям они помогли? Скольких людей они вытащили из петли? Такими способами любой дилетант с улицы может подвергнуть критике все, что только ему заблагорассудится.

– Я поняла вас, мистер Чейн. Скажите, так каковы же истинные мотивы Джеймса Бишопа?

– Я не удивлюсь, если он просто хочет, как бы это сказать, позабавиться…

– Позабавиться?

– Да. Повторюсь – я не исключаю этого.

Бриджет не сводила с экрана телевизора глаз. Кофе давно был ею забыт, а кофемашина так и осталась стоять с открытой крышкой. Она внимательно слушала, что говорил Аллан Чейн, чьи выступления она любила смотреть по телевизору вместе со своей матерью и отцом, несколько десятков лет назад. Бриджет вспомнила, как она, поджав под себя ноги, сидела на ковре, не отрывая взгляда от голубого экрана. Чуть позади нее на диване сидели вместе родители, держа руки и смеясь над Алланом Чейном, поражаясь его таланту и умением ловкой, словесной импровизации. Теперь, с этого момента, она возненавидела когда-то любимого всей ее семьей сатирика.

***

В это же время

– И все же вы можете рассказать более подробно о его целях, и можете ли вы как-то это обосновать?

– Истинные мотивы в поступках того или иного человека невозможно понять в принципе, – сказал Аллан Чейн, – в этом и кроется опасность, особенно, если речь идет о таких людях, как Джеймс Бишоп.

– Да, но вы говорили, – ведущая не думала уступать, – что есть люди, которым известен его истинный мотив, и поэтому они восприняли идеи психолога враждебно? Вы относитесь к их числу?

– Безусловно, я весьма неприязненно отношусь к нему и его идеям.

– Нет, я имею в виду, относитесь ли вы к тем, кто сумел понять, чего пытается добиться Джеймс Бишоп на самом деле?

– Я, конечно, не могу сказать точно, – гость откашлялся, прикрыв рот сжатым в кулак рукой, – но, безусловно, это никак нельзя назвать добродушным.

– Но почему? Нет, вы не подумайте, что я пытаюсь защитить мистера Бишопа, но наша передача на то и направлена, чтобы как можно объективнее обсудить тему. Мы ведь можем попытаться рассмотреть идеи этого психолога всесторонне.

– Тогда вам нужно было пригласить человека, который придерживался бы нейтральной позиции. Я же вам не подхожу, так как занимаю определенную сторону.

– Я вижу, что вы заняли сторону недоброжелателей, мистер Чейн, – сказала ведущая, – но мне кажется, вы не привели каких-либо доводов относительно своего мнения.

«А эта баба с яйцами», – решил Сэм Сайке. Он сидел на полу, опираясь спиной к дивану.

– Вот вы сказали, что Джеймс Бишоп опасен? Но с чего вы это взяли?

– Надо смотреть на его истинные мотивы, я повторюсь…

– Ну, так объясните нам их, мистер Чейн. Что задумал Джеймс Бишоп? Опасен ли он? Вы говорите, что да, безусловно. Значит, вам известны его мотивы? И что же, он мошенник? Если это так, то нужно, скажем, подключиться полиции, в таком случае…

Рядом прошла Энн. В одном халате, с распущенными волосам, со столика она взяла расческу и стала приводить свои волосы в порядок.

– О чем тут говорят? – спросила она у Сэма, стоя чуть в стороне от него.

– Да тише ты, – отмахнулся он. – Я слушаю.

По телевизору продолжали вещать.

– … поэтому, я думаю, – Аллан Чейн уверенно закивал головой, – что полиция обязательно возьмется за этого человека.

– Какого человека? – вновь поинтересовалась у Сэма Энн.

– Энн, чеши волосы молча!

– Да ты совсем обнаглел! – девушка бросила расческу в Сэма, попав ему в плечо. – Не надо так разговаривать со мной!

– Да подожди ты, Энн, – Сэм поднял расческу и положил ее на противоположную от Энн сторону, спрятав ее за собой.

– …да, Джеймс Бишоп высказал идеи относительно своей методики, – ведущая продолжала возражать гостю. – Да, эта методика…

– Верни мне расческу.

– Твою мать, Энн! – закричал Сэм. – Дай мне послушать, что говорят!

– Не ори на меня! – воспротивилась она в ответ еще громче. – Дай мне сюда расческу!

– На-на, извольте принять ее обратно.

Сэм протянул Энн расческу, и та выхватила ее из руки. Продолжив расчесывать волосы, она спросила:

– Тебе кофе сделать?

– Давай, – коротко ответил Сэм. – С молоком.

Энн вышла из комнаты, и в скором времени с кухни начали раздаваться звуки бряцания кружек. Сэм, наконец, смог внимательно послушать, как Аллан Чейн пытался вывести себя из угла, в который его загнала ведущая, красивая женщина то ли японского, то ли китайского происхождения.

– О таких вещах рассказывать, как минимум, непристойно, – сказал гость, – к тому же, еще и на телевидении.

– Но ведь по телевидению показывают куда более непристойные вещи? Разве нет? Почему же все так возмутились именно после Джеймса Бишопа?

– Я думаю, что Джеймс Бишоп станет последней каплей, и после этого произойдет переосмысление всей телевизионной индустрии. Я бы хотел, чтобы произошел пересмотр политики, и мы бы перестали развращать население.

Сэм выключил телевизор, а затем вскочил с пола на ноги и подошел к креслу, в котором он оставил со вчерашнего вечера свой ноутбук. Раскрыв компьютер, он кликнул на интернет-браузер, и в поисковике ввел имя: «Джеймс Бишоп».

Увидев десятки ссылок на интернет-ресурсы, которые пестрили многочисленными интервью и видео, он кликнул на одну из них. В открывшимся окне Сэм прочел небольшой текст, являвшийся вводной частью к прилагаемой записи видео, озаглавленное как «Открытые окна закрытых домов. Выпуск от 07.18.14. Джеймс Бишоп».

«Вчерашний выпуск», – подумал Сэм.

Он кликнул на Play, и после недолгой подзагрузки он увидел улыбающегося седовласого старика и мужчину с невозмутимым выражением лица.

– Кофе готов, – сказала Энн, заглянув в комнату.

– Сейчас иду, – ответил Сэм.

– Я ухожу. У меня сегодня смена.

– Хорошо.

Спустя один час Сэм Сайке поднял голову от экрана ноутбука. К кружке с кофе, оставленное для него его девушкой, он так и не притронулся. Сама Энн как сорок минут назад ушла на работу. Он закрыл браузер и отложил компьютер в сторону.

– Тво-ою-ю ма-а-ть, – протянул он вслух, высказав единственную мысль, зародившуюся у него после просмотра.

Конец