Моя маленькая мерзавка. Серия: Эротические рассказы про маленьких девочек Часть 1

Иногда говорят: "Не было бы счастья, да несчастье помогло". Но в моём случае это выражение не совсем подходит. Я не могу сказать, что был несчастлив. Наоборот, у меня была прекрасная жизнь — любящая жена, дочь, крепкая семья. Однако несколько лет назад всё изменилось: они погибли в автомобильной аварии. С тех пор я живу, словно в тумане, погружённый в скорбь. Я замкнулся, перестал общаться с друзьями и знакомыми, полностью отгородился от мира. Так продолжалось до одного дня, который перевернул мою жизнь.

После трагедии я купил дачу за городом. Это место стало моим убежищем. Вокруг — только леса, поля и озёра. Ближайшие дачи давно заброшены, людей поблизости нет. Озёра здесь редко кто посещает — они расположены неудобно, и горожане предпочитают более доступные места. Поэтому я проводил свои выходные на ближайшем пруду с удочкой. Я не был заядлым рыбаком, но это занятие помогало мне немного успокоиться, найти хоть какое-то душевное равновесие. Здесь, за городом, я мог спать чуть спокойнее, чем в своей квартире.

Но в ту ночь сон ко мне не шёл. Я вышел во двор покурить и просидел там больше часа. Было уже около трёх часов ночи, когда я заметил силуэт, медленно двигающийся за забором. Увидеть кого-то в этом безлюдном месте, да ещё в такое время, было крайне неожиданно. Когда фигура вышла под свет фонаря, я разглядел, что это девочка лет десяти-одиннадцати. Её лицо было в ссадинах, и я сразу подумал, что её могла сбить машина на трассе, которая проходила за лесом, примерно в полутора километрах отсюда. Она шла именно оттуда. Я быстро вышел за калитку и начал расспрашивать её, что случилось.

— Помогите... — едва слышно прошептала девочка, шагнув ко мне во двор. Я не мог понять, что с ней случилось, но её вид вызывал тревогу. Внезапно она разрыдалась, и только тогда я заметил, что её одежда была в беспорядке, порвана и измята. Меня охватил ужас, когда до меня дошло, что с ней произошло. Сквозь слёзы она подтвердила мои догадки.

Я хотел броситься в дом, чтобы вызвать врачей и милицию, но она схватила меня за руку с такой силой, что я остановился. Её плач перешёл в отчаянный крик:

— Не надо, пожалуйста, дяденька! Не надо!

Я растерялся. Почему она не хочет, чтобы я помог? Ведь кто-то причинил ей боль, и этот человек должен ответить за содеянное. Но она умоляла никому ничего не говорить. Единственное, о чём она попросила, — это принять душ.

Душ находился в дальнем углу двора. Горячей воды у нас не было, только бак на крыше, который за день нагревался, но к вечеру вода в нём остывала. Девушка направилась туда, а я остался на скамейке, пытаясь осмыслить происходящее.

Не знаю, сколько времени прошло, но она вышла, мокрая и дрожащая.

— Я уйду, — тихо сказала она. — Не буду вам мешать. Только, пожалуйста, никому не говорите...

Я усадил её рядом и потребовал объяснений. Почему она так боится, что я сообщу куда-то?

— Они заберут меня обратно в детдом, — прошептала она.

И тогда она рассказала мне свою историю. Родителей она никогда не знала. Всю свою жизнь она провела в приютах, переезжая из одного города в другой. Сбежала она не от хорошей жизни, а от насилия, которое преследовало её даже там.

— Так тебя там изнасиловали? — спросил я, сжимая кулаки.

— Нет, сегодня не там... Хотя и там такое бывало. Но там всё было иначе. Меня не били, не мучили. Только морально ломали, особенно взрослые работники. А сегодня... сегодня я чуть не погибла...

Она снова заплакала. Я обнял её, и она немного успокоилась. Она сказала, что её зовут Настя, и что ей девятнадцать лет. Услышав это имя, я вспомнил свою погибшую дочь Настеньку. Сердце сжалось от боли. Моей Насте сейчас могло бы быть пятнадцать...

А моя полуночная гостья вдруг словно поняла, что и мне стало отчего-то нелегко, прижалась ко мне ещё крепче, и вдруг стало так легко и приятно. Настя продолжила свой рассказ, как оказалось, сегодня она сбежала из очередного ненавистного заведения, на дороге села в проезжающий автомобиль, где её согласились подвезти. Она много раз вот так не боясь наивно садилась к людям. но в этот раз жизнь преподнесла ей жестокий урок. В безлюдном месте трассы всё самое страшное и случилось, в лесу, откуда как я и подумал она пришла.

Двое мужиков жестоко над ней измывались, били, кусали... Бедный ребёнок! А после просто бросили её умирать. Она им рассказала, что детдомовская, видимо потому они и решились на сей страшный поступок, подумали, что никто не будет искать её и ни кому она не нужна, даже если выживет. Н-да, тяжко быть одному на свете, вдруг задумался я, и опять так грустно стало. Настя опять меня попыталась ободрить, а когда я спросил, почему же она не хочет в приюте жить, если там не так всё плохо, она сказала, что стремилась к лучшей жизни. а ту жизнь тоже не было сил выносить столько лет подряд.

- Неужели никто никогда не пытался усыновить тебя? Ты такая миловидная девочка, любая семья была бы только рада такому новому члену семьи! - Нет... Никому я не нужна. Видимо ещё и с документами проблема. Я даже не помню свой первый дом, откуда сбежала. Много городов было с тех пор. Теперь и не найти ничего. А так хочется жить в семье. Но кому нужна грязная бродяга. Правда хоть покормить всегда покормят, добрые люди у нас. Я тоже позвал её в дом и предложил перекусить, но она сказала, что не голодна. Ничего не полезет в глотку после случившегося. Она всё-таки попросилась пройти в дом и переночевать, очень сильно устала. Я уложил её на стареньком диване на втором этаже, а сам лёг внизу, на разобраном кресле.

Сон не дался мне надолго. Её стоны разбудили меня. Видимо, шок отступил, и боль начала напоминать о себе. Я поднялся к ней. Она так и не смогла уснуть, вся в слезах, измученная страданиями. У меня ничего не было под рукой, кроме пары таблеток от головной боли, которые я ей предложил. Мне нужно было уезжать завтра — работа ждала послезавтра. Но оставить Настю в таком состоянии я не мог.

— Я отлежусь и уйду завтра, не беспокойтесь, дядя Саша. Не волнуйтесь за меня.

— Как ты будешь одна? Неужели не страшно после всего, что произошло?

— Страшно… Теперь я боюсь всех. Людей… — Она снова разрыдалась.

Я прилёг рядом, обнял её. Она дрожала, видимо, у неё был жар. Бросать её здесь я не мог. Решил, что завтра заберу её к себе. Она сопротивлялась, говорила, что не хочет быть обузой для меня и моих близких. Когда я сказал, что живу один, она немного оживилась. Спросила, почему, и я рассказал, что потерял семью.

Настя ещё иногда стонала, пытаясь повернуться во сне, но уже не плакала. Озноб прошёл. Когда она окончательно заснула, я вышел на улицу подышать. Но через полчаса она снова проснулась в слезах.

— Что случилось, детка? Тебе больно?

— Да… И всё это снова вспомнилось…

— Обними меня ещё, дядя Саша. Мне спокойно, когда ты рядом… — Она смутилась, и я тоже. Я прилёг, обнял её.

— Всё хорошо, Настенька, всё хорошо.

Когда я прижался к ней, почувствовал, как тело откликается. Я старался отогнать эти мысли и в конце концов уснул. Крепко. Проснулся уже ближе к полудню, с Настей в обнимку. Чёрт, а у меня… Надеюсь, она ничего не почувствовала. Я вышел во двор, подождал, пока всё успокоится, сходил в туалет, потом перекусил на кухне. Настя проснулась и присоединилась ко мне.

Когда я стал собираться домой, она сказала, что сходит в туалет. Я уже был готов выдвигаться, как она вышла, снова в слезах. Я начал успокаивать её:

— Всё позади, не мучай себя воспоминаниями.

Но она ответила, что дело не в этом.

Когда я спросил её, почему она плачет, она смутилась, замялась и не знала, как ответить. "Ну же, малышка, расскажи, что случилось?" — настаивал я. Она, покраснев, наконец выдавила: "Я хотела в туалет... но не могу, мне очень больно..." Её лицо пылало от стыда. А я, услышав это, почувствовал, как внутри меня что-то ёкнуло. Мысль о том, что с ней произошло, вызвала странное возбуждение, от которого я тут же попытался отмахнуться. "Поехали, Настя, дома разберёмся," — предложил я, стараясь взять себя в руки.

Мы сели в автобус и отправились ко мне. Всю дорогу мои мысли крутились вокруг неё: как теперь она будет жить со мной, как я буду заботиться о ней. Но вместе с этим в голове всплывали и совсем другие, пошлые образы, которые я с трудом отгонял. После смерти жены я долгое время был один, не позволяя себе даже думать о женщинах. Лишь изредка снимал напряжение, но сейчас всё было иначе. Однако, представив, что могла пережить эта девочка, я начал думать о ней как о своей дочери. Возбуждение постепенно ушло, уступив место отцовским чувствам. Я стал размышлять, как помочь ей справиться с травмами, как поддержать её.

Мы доехали до остановки, прошли через несколько дворов. Настя шарахалась от каждого прохожего и звука. Я взял её за руку, и она крепко сжала мою ладонь. Казалось, всё вокруг стало для неё враждебным, хотя раньше она была такой смелой.

"Устраивайся, Настенька," — сказал я, как только мы вошли в дом. — "Я схожу купить еды и что-нибудь для твоих ран, если не душевных, то хотя бы физических." Я отправился в магазин и аптеку, набрал обезболивающих, мазей и ранозаживляющую смазку. Вернувшись, я застал её у телевизора. Смущаясь, протянул ей тюбик. "Вот, намажь... должно стать легче," — пробормотал я, стараясь не смотреть ей в глаза.

Облегчить, унять жжение... Да и смазать, чтобы, возможно, стало проще сходить в туалет... Я покраснел, как рак, и начал бормотать что-то невнятное, извиняясь. Настя ушла в ванную, чтобы нанести мазь, а через десять минут выглянула оттуда, снова в слезах.

— Дядя Саша, простите, мне так неудобно... Но у меня ничего не выходит. Как бы я ни старалась, всё тело болит. Не могу дотянуться руками... туда... Может, у вас есть что-нибудь длинное... Чем я могла бы воспользоваться...