Убийца для воровки

1

***

Весь этот город - гнилое болото. Мерзкая, вонючая клоака. Отравленный разочарованием и огненным зельем я бродил по улицам, шатаясь от одной стены дома до другой.

Будь проклят тот день, когда в мою голову пришла мысль: вернуться сюда!

Теперь я связан обещанием и - самое отвратительное - жалостью. Жалостью к тому, кому я должен по всем законам завидовать страшной, жгучей завистью. К тому, кто занял место, которое должно было принадлежать мне по праву первородства. К тому, кого я хотел убить и не смог.

Отвратительно ещё и то, что вместо того, чтобы попытаться убить меня в ответ, этот сопляк решил меня защищать, словно мой меч не со мной, и я нуждаюсь в помощи какого-то молокососа.

От всего этого дерьма в груди жгло и горело, словно туда насыпали углей из камина или плеснули яда. Так невыносимо больно, что я вышел из милостиво одолженной мне лачуги и нашёл торговца горючим зельем. Пусть один огонь выжжет другой, после этого в душе останется только пепел, но хоть болеть там больше будет нечему.

Выпивка не помогла, я шатался по грязным улочкам в надежде найти себе компанию, что скрасит моё одиночество, но так и остался один. В этом районе моя фигура и лицо, испещренное шрамами, знакомо всем. Моя слава безжалостного убийцы и первого мечника королевства летела впереди меня, руша все планы на постель и тёплое обнажённое тело рядом.

Шлюхи боялись меня как огня. От страха были готовы добровольно сдаваться на милость городским стражникам и отсиживать по трое суток в каталажке, отдаваясь бесчисленной веренице желторотой солдатни, лишь бы не связываться со мной. И чего они так боятся? За свою жизнь я не убил ни одной женщины.

Я ничтожен, даже не в состоянии ни напиться, ни забыться. Может, дело в дозе? Я снова отыскал торговца. Застал его прямо в тот момент, когда он, собрав свои пожитки, драпал из города с женой и детьми. Взял у него все пойло, что было, и направился домой, заливать бушевавший в груди пожар.

Из алкогольного дурмана меня вырвали звуки. Вокруг моей жалкой лачуги раздавались шорохи и скрежет гравия. Кто-то, прячась в тени, шастал туда-сюда. Первое, что пришло на ум: они-таки пришли отобрать мою жалкую жизнь. Посчитали угрозой короне и трону.

Я был настолько пьян, что даже не смог встать с потёртого кресла. Но мой меч всегда со мной, они отберут его только из моих мёртвых рук! Если, конечно, смогут.

Я напряженно ждал, прислушиваясь и принюхиваясь, как загнанный в угол зверь.

Но первое, что я почувствовал, был аромат вспотевшего женского тела.

Я видел, ощущал, почти осязал сказочное видение, совершенно развратно восседающее на моем подоконнике. Это было ошеломляюще привлекательно для страдающего одиночеством мужчины! Головокружительное видение предстало передо мной в виде молодой прекрасной Эноки-ласки с дурманящим запахом тела, сидящей на корточках на моем подоконнике, а там, ниже… Р-р-р-р! Огромная дыра на потертых бриджах и полное отсутствие нижнего белья!

Показалось, что кровь отхлынула от головы, чтобы туго и болезненно наполнить мужественность, а после вновь ударила жаркой волной в мозг. Пришлось принять более удобную позу, чтобы вставшее дыбом хозяйство уместилось у меня между ног.

Вполне трезвая мысль пришла в пьяную голову: этот чудесный сон и божественное видение навеяны чем-то запретно-забористым, что торгаш подмешал в пойло. Надо вновь разыскать того Энока с зельем, даже если он уже бежал из города. Впрочем, нет, кажется, в припадке ярости я пообещал ему, что вырву ноги, если он сделает хоть шаг прочь, скорее всего торговец все еще там, где я его и оставил: около ворот, ведущих прочь из города.

Я отхлебнул вина из кубка, чтобы хоть немного прийти в себя от такого подлого удара судьбы, прогнать комок, застрявший в горле. С ненавистью зыркнул единственным глазом на прекрасное видение, такое реальное до дрожи и такое недоступное, ибо мираж нельзя ни обнять, ни подмять под себя, сжимая в страстных объятьях.

- Это ты шуршала под моей дверью? Я слышал о тебе. Скользящая Тень - самая ловкая воровка в Еоле. - Призрак вздрогнул от хриплого и грубого звука моего голоса.

- Не самая лучшая, я только учусь.

Мне все больше и больше нравился этот сон, видение разговаривало соблазнительно нерешительным голоском, тут и у евнуха встанет, когда перед тобой такое!

Меня не удивило, что она знала, кто я. Конрад Черный - первый ужас королевства, палач его величества всем известен. Странно то, что призрак, навеянный ядовитым зельем, почти не боится меня и явился ко мне в образе дешевой воровки, берущейся за любое гиблое и заведомо провальное дело, правда, впоследствии не без успеха справляющейся почти со всеми заданиями.

- Слышал, что полгода назад по заказу ты «обнесла» купца на горсть драгоценных камней.

- Камни толстосум мог потерять. Их могли выкрасть его подельники, да мало ли хороших воров в столице, которые могли добраться до его рубинов.

А еще нагло врет, глядя прямо в мой единственный глаз! Но тут-то я это брехливое видение могу прижать к стенке.

- Ага, только торговец проглотил их для сохранности. Я даже не стану спрашивать, КАК ты добралась до них...

- А я не буду отвечать...

Я почесал в затылке, соображая, было трудно спьяну шевелить мозгами. В конечном итоге я пришел к мнению, что если я чего-то не знаю, то и придуманная моим воображением воровка не может этого знать.

- Я так понимаю, что ко мне ты заглянула не для того, чтобы каяться в своих грехах и облегчать душу. Дай угадаю, тебе от меня что-то нужно?

Гостья протянула руку с раскрытой ладонью. Блеснуло золото. Откуда у нищенки столько? Следующая мысль каленым железом обожгла и без того израненную душу.

Подкуп, как низко!

Ничем не прикрытое оскорбление, неужели она думает, что у меня нет чести, и я настолько продажная тварь, что позарюсь на ее блестящие кругляши?!

- Я слуга короля, я его меч, его возмездие и справедливость! – От горькой обиды я потерял голову. Если она считает, что я буду по первому щелчку ее проворных пальчиков обнажать меч - она ошибается. Пусть сама обнажается передо мной, раз такая продажная шкура! - МОЯ ЧЕСТЬ НЕ ПРОДАЕТСЯ! Ты позарилась на мою, взамен я заберу твою!

В ярости я бросился на воровку. Не я первый в пьяном угаре гонял чертиков по дому, у меня, правда, алкогольные глюки в сотни раз привлекательней зелененьких человечков, вызванных паленым пойлом, в тысячу раз обворожительней, и в миллион приятней. В пьяных галлюцинациях присутствовали даже вполне себе настоящие дурманящие голову запахи девичьего тела.

- Неужели ты, жалкая воровка, считала, что мою совесть можно купить за золото?

- Не купить, взять в аренду! – визжало мое умопомрачительное видение, бойкое к тому же, не лезущие за словом в карман.

Каждая тряпка, срываемая с ее тела, источала благоухающий аромат желанной добычи. Того, чего мне так не хватало в моем одиноком состоянии. Я жадно поглощал каждый участок оголенного тела, до которого к моему сладострастному удовольствию наконец-то дорвался.

Я вонзился в ее мягкое податливое тело с яростью оголодавшего мужчины.

- Первый! - горько усмехнулся я и, поддев под колено рукой, перевернул грезу.

Неужели мое извращенное сознание подсунуло мне нетронутую мечту? Сладостную, сводящую с ума Эноку-ласку только для меня. Я был благодарен моему сознанию за эту щедрую подачку.

Я неистово двигался в ней, спешил, боялся не успеть, ведь, когда взойдет солнце, она растает как дым, и в моих руках останется только одинокая пустота.

Но пока еще тьма властвует над миром, эта греза моя, даже если пытается выцарапать мне последний глаз!

Удерживая ее руки одной левой, в неописуемом восторге я хрипло рассмеялся, - все, на что был способен мой сорванный голос. Хотя хотелось большего, шептать слова любви, одновременно даря ласки, но я только молча молил про себя: «Не исчезай, не улетай, не растворяйся во мраке! Будь со мной, не покидай!»

Во мне горела призрачная надежда, что это безумие останется навсегда, она услышит мои мольбы и будет со мной. Но мой ласковый призрак молчал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

2

- Говори... – потребовал я, скользя губами и животом по шелковому телу. Умопомрачительные ощущения. Но в ответ лишь насмешливое безмолвие, тишина, молчание. А я так хочу слышать ее голос.

- Зачем пришла? Хочешь, чтобы я убил заключенного быстро, без боли? - ради тебя я готов утопить в крови все королевство, только останься со мной.

Созданный моим воображением призрак молил отпустить, но я был не в состоянии разжать руки.

- Отпустить не могу... - Ну конечно, я же палач, чего еще может просить призрак в моем воспаленном сознании. – И тебя тоже. – уточнил я, крепче сжимая жертву моего одиночества.

Я всегда слыл неподкупным и честным, но сегодня соблазн был слишком велик, настолько, что я готов был поторговаться с видением и даже с самим собой.

- Но бумаги на пленника могут случайно затеряться, – предположил я. В мозгу мелькнула ядовитая мыслишка: не ждет ли меня облом, не подкинет ли воображение разочарование? Вдруг призрак сладостной ласки старается ради другого? - Кто он, тот, кого ты так защищаешь? Возлюбленный? Муж? Любовник? - с каждым словом я вонзался в нее сильнее, желая, чтобы она была моя и только моя. В приступе бешеной ревности я собирался, если надо, силой отнять у нее все то прекрасное, что она может дать.

А видение впервые ответило четко и определенно:

- Сестра! Сестра! Она совершенно невиновна, ее оболгали сваха и бывший жених! – призрак ласки просила за единственного родного человека. Не за себя, не за своего любовника, не ради мести или шкурного интереса, и эта преданность близким удивляла больше всего. - Мы не брали их денег! Не брали!

- Хех... – усмехнулся я. - И это говорит воровка. Самая честная воровка Еоля!

Поведение воображаемой ласки изменилось. Губы, с которых всего минуту назад срывались страстные стоны, теперь упрямо сжались, искаженное страстью лицо окаменело, я остановился и посмотрел на грезу.

В первый раз я увидел ее лицо, не измененное страхом или страстью, с припухшими от украденных поцелуев губами и раскрасневшимися от сладостной возни щеками. В таком виде она была пронзительно прекрасна. Ко всему этому прилагался уверенный прямой взгляд. Энока пристально смотрела в мой желтый глаз. Пораженный переменой я замер на месте, чтобы в следующий момент в абсолютной тишине прозвучал вопрос:

- Ты спасешь ее? – Для тебя все что угодно, но на что ты готова ради сестры? Взглядом спросил я и прочитал ответ в ее глазах: «На все, даже вытерпеть первый ужас королевства».

- Не за бесплатно, - бросил я, переворачивая и становясь позади ласки. Сделка так сделка, раз уж ради сладостного видения я расстаюсь с честью и совестью, свою плату я хочу получить вперед.

Дыхание сбивалось от ритмичных движений. Я не знал, откуда берутся силы, но я готов был проводить дни и ночи вот так, в ней, неистово и без устали двигаясь, ловя губами ее стоны, прижимаясь к ней, когда она выгибала свое гладкое, лоснящееся от шерсти тело.

Остановиться и нехотя с сожалением выйти меня заставили только подгибающееся под видением колени и набухшие от чрезмерных возлияний интимные прелести.

Я разочарованно плюхнулся в кресло, мужественность все также неудовлетворенно торчала. К тому же, созданная моим воображением воровка взбунтовалась против своего создателя и медленно стаскивала с кровати одеяло.

Лишая единственный глаз сказочной услады в виде разгоряченного обнаженного девичьего тела. Прежде чем дырявая засаленная тряпка закрыла обзор полностью, я заметил собственное упущение: вполне себе пышная грудь, в завитушках шелковой шерсти, так и не получила достойных возлияний в виде моих ласк.

Длинный гладкий хвост, сейчас взъерошенный, тоже скрылся от внимания, и пухлые розовые округлости, что находились под ним тоже. Громадный недосмотр с мой стороны.

Я вздохнул, пора заключить сделку с совестью и со своим сознанием, придумавшим этот соблазн и адское мучение для моих ненасытных чресел.

- Поговорим об оплате.

- Разве я недостаточно заплатила? – я усмехнулся, смахивая деньги на пол. Это вовсе не то, в чем я сейчас нуждался, мой единственный глаз жадно скользил по полуобнаженному телу, впитывая каждый изгиб, рельеф, потайную складочку

- Я ворованное золото не принимаю, – мне необходимо нечто совершенно иное, другой вид валюты, который не на каждом рынке найдешь. Почему же до нее никак не дойдет, чего я хочу?

Внезапно мое видение стало удручающе непонятливым, неужели неясно: когда мужчина смотрит на тебя подобным взглядом - это может означать только одно! Он желает тебя.

Вместо этого Энока опустила взгляд в пол и зашептала:

- Я не то имела в виду.

- Хы! – я радостно ухмыльнулся, дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки. - Я тоже не то имел в виду.

- Ты забрал мою... честь, что тебе еще надо? Какая оплата?

Вот оно, торг начался. Теперь главное - не оплошать и выторговать у судьбы дополнительное время в компании видения, сводящего меня с ума.

- Сомнительное удовольствие - лишать невинности, много мороки - ноль удовольствия. – Я сделал безразличную мину, даже недовольную, когда чего-то сильно желаешь, главное не показывать виду. Весь мой пах был измазан кровью, какой правдоподобный сон.

- Я не получил ни грамма удовольствия. Испуганная женщина - это не то, чего желает мужчина. Ты ведь догадываешься, что мужчинам надо?

Ответ я получил незамедлительно,

- Золота! Я возьму в долг, мне дадут «чистые» деньги! Я заплачу за свободу сестры!

Не то чтобы в армиях Темной и Светлой империй много платили, но не до такой же степени, чтобы я только об этом и думал. Мое сознание явно решило поиздеваться. Отсутствие финансов и одиночество - постоянные спутники карьеры воина, наемного убийцы и палача, всю его сознательную жизнь не хватает то одного, то другого.

- Святая наивность! – мое терпение лопнуло, я с грохотом поставил кружку на стол, так что вино расплескалось. - Или бездонное коварство!

Что она делает, что творит? Дразнит меня? Распаляет еще больше?

- Неужели ты думаешь, что я смогу думать о золоте тогда, когда мой мужской аппетит раздразнили, не удовлетворив? Вот скажи, ты всегда, когда голодная, о деньгах думаешь? – задал я каверзный вопрос и получил ошеломляющий ответ.

- Думаю. Всегда, - призналась ласка. - О деньгах. Постоянно думаю, особенно зимой, когда кроме еды и жилья надо еще за дрова платить... Еды мало, и ты вечно голоден...

Моему удивлению не было предела: это что, такой своеобразный пинок от подсознания? С требованием запастись дровами на зиму и сохранить на черный день хоть одну монету? Мой взгляд метнулся к полной поленнице, сожжённому супу и остаткам еды на столе. Вроде бы все не так плохо.

- Я имел в виду другой голод! - рявкнул я. - Нет ничего страшнее, чем соблазнить, раззадорить, а после кинуть. Если ты хочешь спасти свою сестру, ты согласишься на все.

- Вы... вы... настолько голодны, что после нескольких блюд не насытились? – да она издевается!

- Я чертовски голоден, можно сказать, умираю, и если я вскоре не удовлетворю свои потребности... в общем, у меня есть два любимых удовольствия: жажда убийства и мужской голод. Если одно их двух не будет утолено так быстро, как хочу, то я самостоятельно добуду себе... пропитание. - Я приподнял двуручный меч одной рукой и демонстративно пару раз крутанул его, надеясь, что на видение это произведет впечатление.

- Почему вы сами не можете себя мм... покормить? - робко спросили меня. Нет, мне что, предлагают нарастить побольше мозолей на правой руке? Серьезно?

- А так невкусно... – оскалил зубы я. Ну давай же, соглашайся на сделку, становись моей на всю ночь, весь день, навсегда, помни про свою воображаемую сестру.

- Я... я... Вы не останетесь голодным, если спасете мою сестру. – Это то, что я хотел услышать. Даже воображаемые подруги подвержены шантажу, это самое действенное в мире.

- Надеюсь, потому что жажда убийства удовлетворяется гораздо тяжелее. Нужно отрубить не одну голову, чтобы она погасла. Приступай. – Я расслабленно откинулся на спинку кресла, практически развалился, широко расставив ноги.

Счастье захлестывало меня с головой, я выторговал у судьбы кусок счастья. И пусть потом от выпитого зелья у меня будет раскалываться голова и я буду мечтать сдохнуть на месте, но за одно ощущение нежных губ, обхватывающих мою напряженную плоть, не дорого и умереть. Пусть это последний сон в моей жизни, можно сказать, вечный. Я так и умру, наслаждаясь ее прикосновениями. Но оно того стоило, это не самый худший конец: отойти в мир иной, воображая себя в объятьях идеальной спутницы.

Раньше я никогда подобного не испытывал. От хлынувшего в мозг вместе с кровью адреналина закружилась голова. Возможно, это и есть агония. А я, отравленный алкогольным ядом, сейчас валяюсь на полу собственной хижины, предаваясь несбыточным мечтам.

Вместе с острой, предсмертной болью, почему-то сосредоточенной именно в промежности, внутри зародилось нечто вроде неудержимого восторга.

С губ сорвался недопустимый для грубого мужчины стон.

Острый клык, задевающий болезненную от чрезмерной чувствительности плоть, заставлял стонать и напрягаться в ожидании следующего момента сладостной муки.

Грубая ладонь сама собой потянулась схватить желанное и попала в расставленную ловушку из густых волос. Зарылась глубже в копну благоухающих локонов и застряла там. Прижать, продлить этот сладостный миг.

И тут все разбилось вдребезги, словно кто-то бросил камень в зеркало, и изображение осыпалось миллиардом сверкающих кристалликов. Это у меня от острой боли из глаз посыпались искры.

Резкая боль заставила очнуться. Она была настоящей физической. Не самая сильная, что я испытывал в жизни, но с освежающе-отрезвляющим действием. Это не наркотический сон, вызванный огненным зельем! Все взаправду! Это реальность!

Я посмотрел на собственные руки, не веря в то, что они сотворили подобное. В опустевших ладонях осталось лишь несколько медно-рыжих волосков.

Никогда в жизни я так стремительно не трезвел. И никогда в жизни мне не было так страшно и мучительно стыдно за содеянное.

Осознание, что это был не призрак, созданный моим одиноким воображением, а настоящая живая Энока, невероятным образом попавшая в мои грубые от меча ладони, а я, неотесанный солдафон, схватил ее этими мозолистыми граблями, сминая и жестоко раня. Первый! Я был у нее первым мужчиной!

Понимание, что я наделал, ударило в темечко подобно кирпичу, напрочь прогоняя опьянение. Я вскочил и выбежал вслед за ней, но было уже поздно. Бесплодные метания по улицам и хриплые крики ничего не дали. Свет померк, тепло ушло насовсем из моей жизни, вновь оставив лишь тьму, холод и дождь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

3

***

Мир казался тусклым, в нем не было чистых цветов, только оттенки грязи: темно-серый, светло-серый, грязно-коричневый и прочие. А все эти разряженные дамы и господа, окружающие меня, скользящие будто призраки мимо, были словно плоские изображения. Они толпились вокруг, шептались и косились на меня. Вокруг словно распластался ковер из шипящих гадюк, и каждая норовила плюнуть ядом. В спину, ибо встретится лицом к лицу с первым ужасом королевства не решалась даже самая матерая гадина и мразь.

Музыка била в уши, яркий свет ламп терзал воспаленные глаза с красными от усталости белками, голова раскалывалась от притворного щебета этих продажных Энок. Костюм, в насмешку сшитый фрейлинами, нещадно давил в подмышках, пытаясь вместить плечи. Сжимал промежность и кололся в таких подозрительных местах, о которых и не подозреваешь. Не иначе дамы нарочно забыли в ткани пару-тройку булавок, чтобы посильнее меня помучить.

В тот момент, когда в нос ударил самый божественный запах на земле, мир расцвел миллиардом ярких красок.

Я не совсем понял, куда ведет меня фигура, внезапно возникшая передо мной, но руки инстинктивно вцепились в мечту, признав ее.

Странно, но она не вырывалась, хотя я не мог признать, действительно ли это мой оживший сон. Маска скрывала лицо, жесткая незнакомая одежда с вшитым китовым усом не давала определить желанные изгибы тела.

Даже нос мой отказывался помогать хозяину. То мне мерещился ее запах, то вдруг сменялся на сладковатую вонь духов.

Появилась шальная мысль наклониться к ее шее и лизнуть. Но стоило об этом подумать об этом, как промежность сжало неудержимое желание.

Я впал в заморозку как истукан, неуклюже перешагивая онемевшими ногами.

Мир напряженно сосредоточился в одной точке, пока до меня не дошло: это все-таки она. Рядом, здесь, со мной.

Внезапно наступил рай, вот так вот сразу опустился, как полог с потолка этого старого, прогнившего от подлости и интриг замка.

Я заметил, что она сторонится меня так же, как и остальные Эноки, но хоть не бежит с воплями: «Убийца! Черный палач!» И на том спасибо!

Мне достаточно стоять рядом и вдыхать аромат ее тела.

Пока я не понял, что все слишком хорошо и радужно: в жизни так не бывает. Это либо насмешка, либо сведение счетов.

- Зачем вы это сделали, привлекли всеобщее внимание? – задал я волнующий меня вопрос. - Очередная насмешка?

- Чтобы отомстить за вас! Никто не заслуживает такого. Вас вырядили, будто клоуна, и как диковинное животное на ярмарке вывели на потеху публике.

- Скорее для устрашения.

- Отнюдь, мне совершенно не страшно! – я почувствовал ложь в голосе. Храбрится.

- Я заметил, - прохрипел я.

- Впрочем, думайте как хотите, может быть, это происки ваших врагов. У вас есть при дворе недоброжелатели? – Она еще спрашивает!

- Ха-ха-ха! Правильнее будет спросить: кто при дворе не враг. – Заговорщицки прошептал я ей на ухо.

Пристальный взгляд… Секундное напряжение мышц, разочарованный выдох… Я так и не смог определить, моя ли это воровка, так ловко обведшая меня вокруг пальца, или нет.

Я уже взял себя в руки, перехватил инициативу и уверенно повел в танце свою загадочную пару.

Маска взглянула мне в лицо и вздрогнула. В мозгу возникла шальная мысль: вот бы упала в обморок! Тогда бы я мог под шумок схватить и умыкнуть незнакомку. Я даже не мог и мечтать о таком, но это был бы шанс снять с нее покров инкогнито, разгадать маскарад. Даже если для этого необходимо будет снять с нее все вплоть до белья. Я поймал взгляд. Испуганный, глаза незнакомки бегали по моему лицу, пересчитывая шрамы. Сотни раз видел у женщин такой взгляд, наполненный ужасом. Единственным лекарством от этого взгляда был поворот головы. Все виды Энок, без исключения, начиная от приличных дам до портовых женщин, залипали на не изуродованной части моего лица.

Только в этот раз не помогло. Внезапно посветлевший взгляд потемнел и сверкнул злобой, а потом еще чем-то непонятным.

Начался новый танец. Все выстроились в два ряда лицом друг к другу. Кадриль известна своей сменой партнеров.

Наслаждаясь танцем и ощущением гибкой фигурки в руках, я не заметил, как незнакомка скользнула в сторону и плавно вытекла из моих ладоней.

Мир тут же померк. Ощущение счастья исчезло, ровно как и ключи от тюрьмы с моего пояса.

***

Одним этим действием она выдала себя. Воровка! Моя воровка здесь, и я знаю, куда она направляется.

Увы, я опоздал на какие-нибудь считанные минуты, тюрьма была пуста, ключи валялись на полу, все замки вскрыты кроме одного.

По счастливой случайности я знал, где лежал этот последний ключ, потому что сам «отнял» его на хранение.

Я должен был остановить свою воровку, пока она не попала в переплет. Мне было известно, где эта неуловимая ласка появится в следующий миг.

Сетью тайных коридоров я проник в святая святых дворца: покои короля.

Тенью вынырнул из-за гобелена и замер в полной темноте. Я долго стоял, пытаясь услышать хотя бы шорох, но все было тихо до того момента, пока я не услышал свист сработавшей ловушки.

Усмехнувшись, я чиркнул спичкой: воровка попалась.

- Так-так-так… Кто это у нас здесь прохлаждается в ловушке? – Воровка молчала, не желая выдавать себя. - Мне кажется, или мы уже с вами встречались? – поддержать предложенную игру - это лучшая тактика.

Я уже было решил помочь, но тут свет упал на запутавшуюся в паутине фигуру, и я залип.

Донельзя соблазнительная поза, а полная беспомощность, взывает ко всему отвратительному, что есть во мне. Я не знаю, как долго я так стоял, потому как вскоре я почувствовал жар в совершенно необычном месте.

- Ас-с! - зашипел я, когда спичка обожгла кончики пальцев.

Я с каким-то извращенным сладострастием облизал пальцы, все связанное с этой лаской представляло из себе помесь райского блаженства со сладостной болью, и чиркнул спичкой вновь.

Я попытался снять маску, но воровка так изогнулась в путах что я забыл, как дышать, одежда натянулась на ее теле, демонстрируя все самое интересное.

Вторая попытка снять маску, и вновь это ощущение сладостной муки, а следом резкая боль. Сначала пухлые губы ласки коснулись моих пальцев, а в следующий миг в них вцепились зубы.

- Значит, играть любишь! - посасывая обожженный и прокушенный палец, злобно заключил я. - Я знаю еще одну игру! Тебе понравится. Показать?!

Что ж если она хочет поиграть…

Шорох задираемых вверх юбок был слаще любой музыки: я так долго мечтал это проделать.

- Мразь, подлец, урод! – Воровка ругалась на чем свет стоит, пока я пересчитывал бесконечные нижние юбки.

- Что вы собираетесь делать? – голос ласки шептал испуганно.

- Собираюсь поужинать, - деловито ответил я, любуясь нижним бельем, вернее, его полным отсутствием. Хотелось закрыть глаза и зарычать, подлецы пируют, обжираясь и заматывают свои телеса в кружева, а самые достойные и невинные этого города должны скатываться до состояния отребья сверкать голым задом и унижать себе воровством исключительно ради корки хлеба.

- Не фк-кусная! – попыталась обмануть воровка.

Кажется, я напугал ее до смерти.

- О нет, - возразил я, ныряя под юбки, - вполне себе съедобная! Я конечно не мог позволить себе много, обморочные девицы - это вовсе не предмет моих вожделений, но кое-что я решил-таки себя позволить. В качестве вознаграждения за то, что я такой хороший мальчик и сдерживаю себя.

Коснувшись оголенного живота, я довольно, словно дикий зверь заурчал. Тот же самый необузданный монстр не признавал слова стоп и зацеловывал горячими губами кожу ласки. А после на десерт прикусил зубами бочок. И даже этим он не насытился, голод разверзлся как бездна. А посему не слушая и отметая все запреты разума наслаждался необузданным развратом, утоляя свой голод.

Воровка сопела стонала, но молчала как рыба. Откуда такое упорство? Пой для меня, получай удовольствие вместе со мной!

- Ну же. Не молчи, стони для меня. – Почему ее так сложно заставить подчиняться? - Я хочу слышать твой голос. – Эта ласка бездна противоречий, вредности и прискорбного упорства.

Увы мое желание слишком быстро исполнилось только не так как я хотел. Воровка широко открыла рот и во все горло завопила:

- Как можно, вы… вы бесчувственный мужлан! – Эхо возгласа раскатилось по пыльным комнатам.

Вот значить как. Решила взять упрямством и опозорить перед людьми. Только не на того напала. Орать и спорить, я тоже могу. И не менее убедительно чем изворотливая, скользкая ласка. Жизнь в армии еще и не тому учит. Все, кто получил солдатскую прививку бесчувственны и черствы, а также ощущают вселенское безразличие к чужим страданиям и иным мнениям.

Эта зараза впитывается в кровь на всегда.

Так что моя греза права: я мужлан, убийца и мерзавец. Но какой солдафон в этом признается?

- Чушь! У мужчин тоже есть чувства, например, голод и жажда! Или ты забыла?! Так какую именно потребность из двух мне сейчас стоит утолить? – Шантаж, подкуп, воровство и убийство четыре помощника воина, что помогут выжить или добыть вожделенное. - Интересно, сколько заключенных в казематах? Насытит ли меня их кровь? - это был тонкий намек на то, что сестра воровки все еще сидит в казематах. Ведь один единственный определенный ключик ласка так и не смогла добыть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

4

Эффект от простой шутки получился ошеломляюще феноменальным. Воровка сиганула на меня словно оголодавшая кошка на мышь.

Небрежно я сунул кинжал за пояс, распахнув свои объятья.

Голод вспыхнул вновь словно адское пожарище. И все потому что самодовольная скотина во мне получила то что желала: вожделенное тело рядом. Упругое, податливое в моих ладонях. Со стоном всецело отдающееся мне.

Можно было бы поиграть в благородство, и милостиво отказаться от предложенного, но я ведь презренный преступник, убийца, палач и первый ужас королевства. Такая мразь и благородство два несовместимых понятия, и поэтому я со всей сдерживаемой яростью впился в пожертвованное мне, чтобы спасти сестру, тело.

Я целовал ее зло жестоко ненасытно, скользил поцелуем по телу, обжигая и опаляя, свои губы этим божественным прикосновением. И никак не мог насытится, пожар в груди не потухал. Мне уже было мало одних поцелуев.

Резкая боль спустила меня с небес на землю.

- Гр-рам! - ласка вцепилась в обожженный палец, стараясь вгрызться побольнее.

Благословенная боль, сумевшая ненадолго остановить мое безумие, я был благодарен и этому.

Я прижался к благоухающему телу ласки стараясь справится с приступом жадности и ненасытности. А в это время та, кто так легко сводила меня с ума кусала нижнюю губу.

- Ты! - яростно зашипел я, теряя последнее терпении. Как можно быть столь безрассудным самоубийцей? – Не смей так делать, слышишь? Иначе я за себя не отвечаю! Съем тебя прямо здесь, всю до последней капли! - Мой возбужденный голос был хрипл и страшен. Ласка тут же замерла, как соляной столб. Титул первого ужаса королевства впечатляет всех: - Пожалуй, мне даже хочется, чтобы ты это сделала, но после того как ты еще раз вот таким подобным образом прикусишь губу, я тебя съем прямо здесь, и уже ничто меня не остановит.

Воровка впечатлялась и тут же в задумчивости прикусила губу.

- Ты опять это сделала! Теперь пеняй на себя! – прорычал я. Ласка испугалась еще больше и приняла весьма неожиданный демарш.

- На это могу ответить только одно: КТО-НИБУДЬ, СПАСИТЕ! – заорала воровка, прежде чем я успел закрыть ей рот ладонью. Неужели она и правда решила сдаться стражам замка лишь бы не быть в моих объятьях? Безумная!

- Тише ты, я пошутил!

За спиной щелкнуло, и нас озарил свет. В помещение прокралась низенькая персона. Я знал кто это потому меня не впечатлил ни меч, ни шлем, а вот ласка напряглась.

Я и воровка вопросительно уставились на помешавшую нам личность. На ней посверкивали доспехи: нагрудник длиной до колен и шлем, явно не по размеру, поверх защитного головного убора была напялена всем знакомая корона. В кои-то веки тяжелый венец сидел не косо или криво, сползая то на глаза, то на затылок, а уверенно и непоколебимо. А вот сама фигура смотрела на меня с осуждением. Словно я дал обещание умирающему и не выполнил его.

- Ты не пришел ко мне сказать, кто это... - послышался неуверенный голос, - я сам пришел... - Фраза повисла в воздухе.

***

Я стоял и в шоке и наблюдал с какой лихостью воровка вешает лапшу на уши самому Королю! Чтобы так врать необходимо особое отчаяние или полная безбашенность.

Благо отважный малыш слишком часто слышал трехэтажную ложь от своих министров, и теперь никакая лапша на его ушах не держалась. Более того, чтобы выжить Пий Кровавый научился делать вид, что он верит каждому сказанному слову. Я, не обладал подобными навыками, в отличии от моего сводного брата и медленно закипал, вместо того, чтобы заслушиваться соловьиными трелями воровки.

И чего это ее лицо так вытянулось, когда она узнала, что я брат короля. Впрочем, ее удивление было приятно.

А ласка чирикала как соловей, и каждое ее лживое слово несказанно бесило и раздражало.

- КУХАРКА! Как же! - дня не пройдет, как все продукты исчезнут в неизвестном направлении. Впрочем, если честно признаться в королевстве и воровать-то не чего было. Но здесь важен принцип.

- И зачем мне кухарка... - презрительно бросил я, но воровка, как будто ждала этой фразы и моих возражений. Неужели я настолько предсказуем?

- Знаете, в последнее время к нам из Темной империи пришла странная мода травить неугодных. Некоторые так и говорят: он умер от выстрела в суп. А я за маленькую услугу буду верна вам до гробовой доски и накормлю и вас, и вашего… старшего брата.

- Мой брат сыт! - прорычал я, и закрыл собой воровку. Ярость и ревность вспыхнули во мне. А она ничем не гнушается? На ребенка нацелилась развратница?!

- Вообще-то я с большим удовольствием съел бы любую другую стряпню, только не то, что готовит дворцовый повар. В последний раз я нашел в еде дверную ручку. – я похолодел от этой фразы. Увы, теперь и сам Король на крючке у этой ласки!

- К тому же еда всегда наполовину сгоревшая. Я согласен даже на суп для бедняков, который по моему приказу раздают на улицах бесплатно. В нем есть грудинка и бобы! - похвастался оголодавший король.

Пий уже смотрел на воровку как на богиню, а она на него, как на рыцаря-избавителя, эти томные взгляды не способствовали моему душевному спокойствию.

- А что за маленькая услуга, что вы просите взамен? - решил уточнить монарх.

Выражение лица ласки было, как у кошки, которая упала в сметану и извозилась там по самые уши.

- Ну, во-первых, бесплатный суп для бедняков стоит две медные чешуйки и состоит из воды, жира неизвестного происхождения и капусты. Во-вторых… Для начала я хотела бы слезть отсюда.

«Черт!» – только и подумал я, осознавая, что воровку придется отпустить.

Приказ короля - это приказ короля. Но сначала требовалось сделать одно дельце. Ничуть не смущаясь я залез к воровке под юбку и с сожалением отнял свой кинжал, а у меня на него были такие планы! Ровно, как и на связанную ласку, которая в очередной раз выскользнула из моих ладоней. Но на этот раз она от меня далеко не убежит, глаза с нее не спущу, одну не оставлю, пока моей не будет!

Отпущенная воровка, вместо того, чтобы драпануть со всех ног, шлепнулась на пол. К такому я был не готов, но злорадствовал. Пока воровка висела у нее затекли руки и ноги.

Я попытался разрушить ее планы, но все напрасно, если эта вцепится – просто так уже не отвяжется. Дай лизнуть ей палец - откусит руку до самой задницы!

А голодный король тоже закусил удела.

- Эй, кухарка! Я не от кажусь от печенья и горячего молока…

- А чего это ты ей так распоряжаешься? - возмутился я, все еще строя различные планы на ласку. Сейчас я не против был увидеть ее в поварском фартуке. Только в нем и никакой больше одежды. - У меня с ней договор был раньше тебя!

- Где это?! – возмутилась уже воровка.

- Ну, если ты не хочешь стать королем вместо меня, - Пий Кровавый поправил стекляшки на конопатом носу, - то вне зависимости от ваших ранних договоренностей теперь все решаю я. Монарх мы в конечном счете или как?! – добавил вконец обнаглевший ребенок. Помолчали. – Ну, так как, хочешь на мое место? – осведомился наиковарнейший из детей.

Жестокий ребенок! Никогда не жалел, что спас твою жалкую душонку, которая готова продать единокровного брата за печение! Но сейчас впервые пожалел.

- То-то же! Значит, теперь я ее нанимаю. Хочу печенья и молока! – уже другим тоном произнес монарх. - Проводи мою личную кухарку на кухню, и пусть она все приготовит!

Я словно аллигатор за добычей, поплелся за лаской, облизываясь на изящную фигурку и сглатывая голодную слюну.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

***

Воровка металась по пустой кухне, а я торжествовал. Ну, что ж, пусть помучается, разыскивая припасы и находя только дырки от бубликов. А потом я милостиво расскажу ей, что единственное здесь съестное: мышь, повесившаяся с голоду в шкафу. И то, не факт, что ее можно есть. Серая упокоилась слишком давно, не желая мучительно долго погибать с голоду, ведь еды здесь не было и не предвидится, ни в скором, ни в отдаленном будущем, по причине кошмарного состояния казны королевства.

Но к моему удивлению воровка заметалась по кухне пытаясь хоть что-то состряпать. К моему удивлению у ласки даже что-то получалось.

- Где королевская доярка?

- Спит, - коротко ответил я, не веря, что из ничего можно получить что-то. Хотя про женщин всякое рассказывают. Якобы они и славятся тем, что из пустоты способны выделить три вещи: шляпку, салат и скандал. Ни на шляпку, ни на салат месиво не было похоже.

Но молока мы все же добыли, не без усилий, но это было оно. А после я впервые почувствовал обычный человеческий голод, вызванный божественным ароматом.

Я хвостом поплелся за дивным запахом. Стоило нам войти в королевские покои, как надежда что мне обломится кусочек, вспыхнула, как яркий факел в ночи. Брат спал так и не дождавшись позднего ужина. Привыкший голодать ребенок легко заснул и без еды.

Получалось, что хитрохвостая воровка сподобилась обмануть моего брата, только со мной этот фокус не пройдет. Ночь спать не буду и глаза с нее не спущу, а если вздумает улизнуть или обворовать… Что ж, это будет повод как минимум ее обыскать, слишком лицо у нее задумчивое.

Подозрительно поглядывая друг на друга мы уселись напротив. Нам ничего не осталось, как охранять покой короля, этого маленького отважного засранца. Которого, при всем своем желании, не мог заставить себя ненавидеть. Видно боги навечно связали меня с этим ребенком. Они же послали мне еще одну ночь в компании моей ожившей мечты. Третьим даром были благоухающие на всю комнату харчи.

Я не знал, о чем ласка думает, но подозревал и не ошибся. Что еще может волновать воровку кроме денег?

- Как так получается: в супе для бедных одна вода, а стоит он целых две медянки? – внезапно выдала воровка. Ну, конечно, не может в себе все держать, ее так и распирает поговорить о деньгах.

- Ежедневно на еду для голодающих корона тратит пять золотых. На закупку свиной грудинки, мяса, птицы, бобов и овощей...

- Куда же все это девается?

- Вот и я хотел бы знать… - буркнул я.

Помолчали.

Мы сидели, а искушение росло с каждой минутой.

В конечном итоге в моем воспаленном мозгу два желания слились в единое. Не удержавшись я протянул руку и схватил, то, что меня так сильно манило.

Я засунул печенье в рот невзначай представляя про себя, что вот так же, как я сейчас впиваюсь зубами в сладкую хрустящую сдобу я мог бы впиться зубами в холку ласки, оседлав ее, и заниматься более приятными вещами, чем отвечать на вопросы о презренном металле.

Не выдержав я заговорил первым, как оказалось на поговорить распирало не воровку, а меня.

- Ну и чего ты этим добилась? – спросил я, когда разжевал печеньку. Нахлынувшие видения были столь сильны, что мне, для того, чтобы остаться на этой грешной земле и не улететь, необходимо было услышать ее голос. И не только, созерцать ее, знать, что она рядом было не менее важно. - Все равно глаз с тебя не спущу! – Но воровка прибывала где-то далеко и поэтому на брошенный мной вызов в первый момент отреагировала вяло.

На секунду я затаил дыхание. Неужели она сейчас оскорбит меня презренным невниманием, окатит безразличным холодным взглядом, что не на секунду не задержится на мне и беспощадно проигнорирует меня, что будет в сотню раз болезненней для моего раненого ее присутствием самолюбия, чем тысяча кровоточащих дырок, нанесенных острым лезвием. Но ласка ответила зло и дерзко.

- Глаз у тебя один, рано или поздно ты его с меня спустишь! – и схватила печенье, которое я для себя заприметил, оно было такое же, как и сама ласка, кругленькое и румяное. Можно сказать, воровка молниеносно украла печенюшку прямо из-под пальцев.

В этом действии было нечто сладострастно-порочное. Я не хотел отставать, поэтому схватил другое печенье и засунул в рот целиком, злобно глядя на воровку.

- Мне и единственного глаза хватит, чтобы за тобой приглядеть!

Она на это только безразлично дернула плечом, как бы говоря: ну-ну, посмотрим.

К утру осталось всего три печенья, я боялся, что вместе с божественной выпечкой исчезнет и сама ласка. Так оно и случилось.

Когда я открыл глаз мир рухнул, ее не было.

Я метался по коридорам в поисках воровки и не находил ее. Путаясь в портьерах, задевая плечом дверные косяки, сшибая дворцовую мебель мне казалось, мир без нее - страшный сон, я попал в чистилище, в котором не было света, тепла, жизни. Хрупкое воспоминание поманило меня вперед, тонкий аромат горящих поленьев и даже не запах, а только намек на него. По коридорам незримая для всех кто не обладает феноменальным нюхом, кралась кислая вонь опары, обещание божественного аромата в будущем, а значит и робкая надежда на присутствие ласки и… печенья, что так прочно ассоциировалось теперь с ней.

Влетев в кухню я отреагировал молниеносно, схватил чайник с которым боролась ласка и поставил на плиту. Проделав эту манипуляцию я изумленно прислонился к столу. Мне требовалось время, чтобы осознать, - она здесь и не ушла. Я практически поедал ее глазами в тот момент, когда ноздри улавливали совершенно другой аромат, который еще не ассоциировался с воровкой, но вызывал голодные спазмы в желудке. Я начал видеть плюсы в том, что брат нанял ласку в качестве поварихи. Единственным минусом было только то, что насытится мне так и не дали, с воплем: «Это к завтраку!», отобрав все тарелки к которым я приник.

5

***

Мы смотрели, как мой брат и освобожденная указом короля Льель, сестра ласки, улепетывают за обе щеки сдобные плюшки с какао. Только ради того, чтобы увидеть, как с жадностью Пий улепетывает свежую еду, стоило потерпеть воровку не только во дворце, но и рядом. И вообще только за одно это я был несказанно ей благодарен. Правда это не означало, что я стал ей доверять.

Заметив, что воровка клюет носом я взял из ее рук чашу с чаем и отдал свою, в ней был кофейный напиток. И это был правильный поступок она заговорила правда не о том, о чем хотел слышать я.

- Кто занимается сбором и подсчетом налогов?

- Первый советник по торговле, – проговорил я, мысленно представляя, как исполняю свою работу, идеально выверенное движение и голова гада катится по земле. Одно движение и твари, отравляющей этот мир, как не бывало, и больше ничто не угрожает ласке и ее сестре.

- Так люди же бедствуют, им не с чего платить налоги… - добавил свою лепту Пий-недалекий.

Воровка задумалась по специфически нахмуренному лобику воровки становилось понятно, что в данный момент она думает о деньгах, и только о деньгах.

Мысли сложились в одно короткое слово, которое ласка не посмела сказать в слух, но которое все прекрасно прочитали по движению губ: ЗАГОВОР!

***

Не удержавшись я зевнул и тут же поймал взгляд воровки.

- По документам все сходится. - мы перебирали завал за завалом, раскладывая документам по стопкам: прошения в одну сторону, казначейские бумаги и отчеты о сборе податей в другую…

- И что это означает? – хором спросили Льель и Пий. Воровка ткнула пальцем в строчку:

- Вот видишь, по этим данным столько жителей королевства бедствует, а столько они заплатили. Цифры не сходятся. У нас в два раза больше торговцев, не могут они все быть разорены, если их лавки работают, а район, где живут дворяне, вообще тянется бесконечно, но ни одного титулованного имени нет в списках налогоплательщиков, у них у всех льготы, дотации и вспоможения от короны. Суммы, которые мы выплачиваем, чтобы поддержать дворян, огромны, но все они написаны прописью на обратной стороне отчета. Можно и не заметить, ведь ты смотришь только на цифры. Я и сама обратила на них внимание только со второго раза, вот здесь. – Воровка пристально посмотрела на меня и ужас отразился в ее глазах.

Я молился, чтобы она не догадалась, что я не умею читать. К моему несказанному удивлению уличная воровка оказалась особой с преотличным образованием, таким, какое могли дать детям только богатые родители.

Это меня расстроило. Не то, что она догадалась о том, что в последние годы своей жизни я больше упражнялся с мечем, чем с книгами и пером, эка невидаль, если захочу вспомню все чему меня учили, расстраивало другое: ласка открывалась с совершенно другой, не известной мне стороны, тогда, когда казалось я все про нее знаю. Это выбивало почву из-под ног, потому что получалось я не имею власти над ней, и моя ожившая греза утекает сквозь пальцы.

От падения в бездну отчаяния меня, как всегда спас брат деловито спросив:

- Что это означает?

- Только одно: двойную бухгалтерию. – прояснила происходящие воровка и это расставило все на свои места. Никто не мешает мне узнать о ней все то, что я желаю знать. Также, как она из этих бумаг узнала о творящемся в королевской казне беспределе. И для этого мне не нужно уметь читать. У меня есть свои приемы, не даром я первый меч королевства.

- Все эти бумаги и цифры фальшивые. Они написаны только для того, чтобы оправдать жалкие поступления в казну. Более того, из поступивших крох еще и вычесть льготы дворянам и мелкие подачки торговцам. Неудивительно, что у короны нет денег ни на регулярную армию, ни на возможность поддерживать хоть какой-то порядок в королевстве. Титулованные особы делают, что хотят, законов для них просто не существует, ведь за все мошна ответит.

- Где настоящие данные? - хрипло спросил я, надеясь быстро, одним ударом меча, решить все проблемы.

- А кто ведает королевской казной? - в ответ переспросила воровка.

- Первый советник по торговым делам. Только благодаря ему королевство еще хоть как-то сводит концы с концами, – отозвался Пий-наивный.

- Да что вы говорите! - возмутилась ласка, такой злой я ее еще не видел.

Я с интересом наблюдал за многочисленными стадиями гнева воровки, это было презабавно. Особенно то, как коварно сощурились в конце ее глаза, от принятого решения, которое, я готов был от уверенности в этом, сожрать свой меч, совершенно не понравится первому советнику.

- А где сейчас Северьян Пепельный?

- Ну... Так же как и все придворные - отдыхает после маскарада. Все утомились... - растерянно пробормотал король-ребенок. В глазах у воровки полыхнуло ледяное пламя ненависти. - Надо сказать, эти балы и маскарады каждый раз обходятся короне в бешеные суммы... Из-за этого не хватает на еду, но все придворные говорят, что надо поддерживать статус перед иностранными гостями…

- Значит, устали после бала… - зашипела ласка, и я готов был ликовать от уверенности, что теперь она если и не сживет первого советника со свету, так сделает его жизнь мало выносимой. - Я отомщ-щ-щу этому гаду!

- Что ты задумала, воровка?! – Я не выдержал, месть местью, но отчаянная ласка готова ради такого приятного занятия как месть, засунуть голову в пасть к ядовитой гадюке. А той это только и надо было. Нет, с подобными гадами надо разговаривать иначе они прекрасно понимают вкрадчивый голос стали.

- Моя сестра не такая! - воинственно пропищала Льель. Но ее никто не услышал, кроме Пия Кровавого. Король-ребенок подошел и обнял ее за плечи.

А я по упорному выражению лица воровки понял: именно такая, коварная и изворотливая… ласка!

- Вот что: я проберусь в его покои и ограблю!

- То есть уподобишься ему самому, – поддел я воровку, в надежде, что она образумится. Но к моему невольному ужасу она все уже решила.

- Мы должны как-то уесть этого негодяя! Посмотрите, что этот проныра сделал со мной и моей сестрой! С целым королевством! Вы видели, в каком состоянии была моя сестра, когда вы вынули ее из этого сырого каменного мешка?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

6

- С чего ты взяла, что эти цифры неправильные? Только ради мести первому помощнику ты полезешь в петлю? Хочешь попасть ко мне на плаху? – Мне чудилось, что упоминание моей профессии охладит пыл ненормальной, должны же воры быть осмотрительными и ценить собственную шкуру. На ласка оказалась гораздо отчаяннее чем я предполагал.

Вместо испуга воровка бросилась в наступление.

- Ты мне угрожаешь виселицей? Значит ли, что ты прихвостень Северьяна Пепельного и не на нашей стороне?

Нет, меня это не задело, я просто лишился дара речи, осознав всю пропасть безбашенности и лихачества ласки. Ну конечно же, скользящая тень, самая известная воровка Еоля. Чтобы сдержаться пришлось выдохнуть.

- Ты говоришь ерунду. Я не меньше других ненавижу этого скользкого хорька.

- Эти документы поддельные, если ты считаешь иначе - ты с ним заодно!

- Откуда ты об этом знаешь? Воровкам преподают на улицах Еоля грамоту и счет? - съехидничал я и тут же попался.

- Да уж там лучше преподают, чем во дворце, где не учат ни писать, ни читать! - Это был удар ниже пояса.

- Я не во дворце вырос!

- Значит, должен уметь писать и считать так же, как и я! – ласка чуть ли не прыгала на меня скаля клыки в приступе бешенства. А меня бесило ее упрямство и твердолобость в купе с заносчивостью и хвастовством. Не все в этом мире решается с помощью воровства, иногда самая твердая гарантия - это сталь.

Вот та наука, которой она не владеет. Ведь погибнет же! У меня все внутри сжималось от этой мысли!

В эту секунду моя греза открылась мне с иной стороны, мало кто может меня бесить и задевать за живое так, как она. Это уже не простое желание, это болезнь, острая прогрессирующая.

Между нами вклинились король и Льель, и буквально, растащили нас по углам комнаты. Но мы в пылу спора стремились встретиться в центре и вцепиться друг в друга так, чтобы полетели клочки шерсти.

- Допустим, бумаги и вправду поддельные, как ты это докажешь?

- Выкраду настоящие! Я же воровка! – Я подозревал нечто подобное. При одном упоминании того факта, что она полезет в пасть Северьяна Пепельного у меня холодело на душе. И ведь полезет отчаянная! Это как раз и было то, что восхищало меня в воровке ее безбашенная отвага. И это же свойство пугало меня. Будучи столь неосмотрительной, она легко могла попасть в лапы чудовища.

Я думал недолго.

- Одну я тебя туда не пущу. Если ты уверяешь, что первый советник настолько богат, подпустить тебя к этим деньгам - все равно, что пригласить козла в огород! Ты же воровка! Я с тобой, как свидетель или встретимся возле плахи! – Я во что бы то ни стала должен был защитить ее от самой себя, но гордость почему-то не позволяла выступить ее защитником открыто. Да воровка и не позволит этого, поэтому я должен сделать так, чтобы она ничего не заподозрила.

- Ты будешь ждать меня около нее, пока у тебя борода до земли не отрастет! - Мы вновь устремились навстречу друг другу. Она еще и оговаривается!

Наши лбы со стуком встретились.

В этот момент я готов был самостоятельно придушить ее, не дожидаясь того момента, когда до нее доберется первый советник.

- Ты не понимаешь! Если Северьян застанет тебя с поличным в присутствии свидетелей, ты попадешь ко мне на плаху. Тогда я буду бессилен что-либо сделать, кроме своей работы, так профессионально, как только смогу! – я думал, смогу напугать ее и образумить. Как же я ошибался.

- Тогда, если ты такой профессионал, просто казни его! Судя по цифрам, он много лет обчищает все королевство!

Без доказательств? Я палач, а не убийца. Этой фразой она меня без ножа резала.

Мой брат не выдержал первый, покраснел и потупил взгляд, мое сердце сжалось от тоски. Ему было стыдно за свое бессилие, а мне за свое. Каким же дерьмом, слабым не на что не годным я себя чувствовал. Трусом заставляющим страдать собственного брата. Я посмотрел на свои руки, которые, несмотря на все свое умение владеть мечом, не имели силы изменить этот мир. И могли только не продолжительное время защищать своего родственника, свою кровь, единственного оставшегося в живых. Когда-нибудь наш сговор с Пием раскроют, и он окажется в опасности. И защитить его я не смогу, но у меня есть призрачная надежда, что мне удастся сохранить жизни брату, если я пожертвую собой. Я не смогу противостоять всем этим титулованным ублюдкам и их стражникам, несмотря на свое звание первого клинка государства.

А все потому, что я недостаточно силен, просто слабак.

Мелькнула мысль, что воровка права. Убей я Северьяна Пепельного, и дышать в королевстве стало бы легче. Я бы так и поступил, если бы не был уверен, что место первого советника тут же займет другой титулованный упырь.

Поэтому вздохнув, я объяснил воровке то, что для меня было очевидно.

- Мы-то знаем, что Северьян проворовался. Но как доказать это остальным?

В разговор вмешался брат.

- Если я ни с того ни с сего объявлю первого советника мошенником, вором и грабителем, его прихвостни из дворян могут сказать, что я двинулся рассудком. - Пий Кровавый поправил очки на носу.

- У брата слишком много титулованных родственников, которые могут претендовать на трон. - я вытащил кинжал из ножен и с силой его туда засунул. В глазах воровки я увидел понимание, что предало мне сил и решимости. - Может случиться так, что Северьян решит избавиться от нынешнего короля и посадить на его место любого другого герцога, посговорчивей. Я смогу защитить Пия, выступив против группы людей, но, если будет переворот и мы столкнемся с предательством армии или дворянским ополчением - против взвода вооруженных солдат любой бессилен.

По задумчивому выражению лица ласки я видел, что она что-то замышляет, и даже мог догадаться, что за мысли бродят в ее бедовой голове. Очередная моя проблема.

Возлюбленная, желанная, неистовая и отчаянно смелая греза. С каждой минутой я восхищался ей все больше и боль и вместе с тем злился. Что же ты задумала, безумная? Спасти всех нас? Меня, свою сестру, моего брата, забота о котором должна лежать вовсе не на твоих хрупких плечах, до которых мне так отчаянно хочется дотронуться, чтобы еще раз ощутить нежность и гладкость твоей шерстки. Слишком благородна и горда для презренной воровки. И слишком мне дорога, чтобы я позволил тебе пожертвовать собой. Это мой груз, мне его и нести, мне рисковать своей головой, а не тебе. Поэтому, чтобы ты не задумала, моя сладостная греза, я не позволю тебе это сделать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец