Путь к свободе Глава 11. Марсель. Каторга

Сидя в клетке, Шарлота непрерывно думала о графе де Лорше. Филиппа она знала с малолетства, когда он со своими родителями приезжал к ним в замок. Они были очень дружны с белокурым, статным мальчиком, который был всего на два года старше её. Детская привязанность постепенно переросла в любовь. Они полюбили друг друга как-то сразу и одновременно. И когда она рассказала Филиппу у своих планах, тот, ни минуты не сомневаясь, примкнул к заговорщикам. Перед поездкой в Анжер она отправила его в Лион, чтобы он разузнал настроения местного дворянства.

– Эй, Шарлота, так как тебе был капитан Божоме? – вывел её из задумчивости голос Амалии.

Девушка с ненавистью смотрела на Шарлоту. В ту ночь, вернее утро, когда она вернулась от капитана, Амалия лежала на соломе и тихо плакала. Шарлота бросилась к итальянке с намерением как-то её утешить, но та отшвырнула её руку и сдавленным от ярости голосом спросила:

– Что, вернулась, благородная герцогиня?!! Ну, и как вам капитан? Вижу, вы не очень-то страдали, не так ли? А я?!! Знаешь, ЧТО с нами было?!! Меня четыре, слышишь, четыре раза изнасиловали, на, глянь!

Амалия спустила рубаху с плеч. Её смуглые груди покрывали фиолетовые пятна синяков и кровоподтеков. Соски были распухшие, все в запекшейся крови.

– Знатно повеселились, а?! Все, кроме тебя, благородная… Ненавижу вас!!

Оглушенная этой гневной тирадой, Шарлота молча натянула рубаху и присела на солому. Что она могла сказать?

– Послушай, Амалия, я не виновата, что родилась благородной женщиной, а ты нет. Капитан тоже оказался благородным человеком, и думаю, если бы он выбрал тебя…

– Так что, он меня бы не насиловал?! Ха, тебя не трогали, потому что ты "благородная"! Ненавижу вас, поэтому отвали, и не приставай ко мне! – Амалия гневно отвернулась.

Более до отправки в Марсель они не разговаривали. Но теперь при каждом удобном случае Амалия не упускала возможности подколоть Шарлоту вопросом про Божоме. Сначала Шарлота пыталась отвечать, но острый язычок Амалии быстро отбил это желание, поэтому теперь герцогиня лишь презрительно смотрела на сокамерницу, храня горделивое молчание.

– Ну, чего молчишь? Да ты наверно и не можешь удовлетворить мужчину как женщина, а? Или вы всю ночь играли в фанты? Слушай, а может, он тебе декламировал стихи? – и девушка залилась смехом.

Лейтенанту Каву уже до смерти надоели плоские шуточки Амалии. Слушать на протяжении пяти дней одно и то же! Поэтому, услышав очередную порцию насмешек, он подскакал к клетке и хлестнул по прутьям хлыстом.

– Заткнись, цыганка! А не то на первом же привале так отхожу плеткой…

– Не надо, господин лейтенант, – устало вздохнула Шарлота. – Да и не цыганка она, а итальянка. Пусть себе веселится.

Хмыкнув, тот отъехал от повозки и поскакал в голову каравана.

Спустя две недели под вечер тюремный караван прибыл в славный город Марсель. Вернее в центральную городскую тюрьму, бывшую по совместительству еще и каторгой для преступников женского пола.

При слове "каторга" у читателей возникает мысленная картина что-то типа каменоломен с закованными в цепи заключенными. Позднее так и было, например, страшная каторга Кайенн. Но в описываемые времена женская каторга находилась в помещении тюрьмы. Здесь осужденные женщины занимались плетением всевозможных канатов и шитьем парусов. Морской порт Марселя бурно развивался, и подобных товаров требовалось все больше и больше.

Рано утром каторжанки, звеня ножными кандалами, выходили из своих камер и шли на работу. Одетые в одни лишь рубахи, с коротко остриженными головами они занимали рабочие места и начинали трудиться во благо его королевского величества. Трудились, безусловно, бесплатно, лишь за миску похлебки в обед, да кусок жареной рыбы на ужин. Трудились молча, ибо за разговоры давали десять ударов плетью. Трудились старательно, ибо за невыполненный урок, двадцать ярдов канатов в день, полагалось двадцать ударов. Трудились недолго, ибо средняя продолжительность жизни каторжанок, не превышала десяти лет.

Повозка с клеткой прогромыхала по вымощенному булыжниками тюремному двору, и остановилась у низкого строения. Лейтенант Каву отомкнул замок у клетки, и насмешливо произнес:

– Ну вот, милые дамы, вы и прибыли. Надеюсь, путешествие было приятным? А ну, на выход, шлюхи!

Понукаемые таким образом, девушки выбрались из клетки, и, испуганно озираясь, сгрудились в кучку. Раздались твердые шаги, и перед ними предстала фигура начальника тюрьмы господина де Клотье. Невысокого роста, кряжистый с обветренным лицом и грубым голосом, он никогда не расставался с внушительного вида кнутом, частенько пуская его в ход. Оглядев вновь прибывших каторжанок, Клотье прорычал:

– Ага, еще четверо шлюшек! А что так мало?

Каву подошел к начальнику и, прошептав тому что-то на ухо, передал запечатанный пакет. Брови Клотье взлетели вверх от удивления. Хмыкнув, он тут же распечатал пакет и углубился в чтение. Закончив читать, начальник еще раз хмыкнул и внимательно посмотрел на Шарлоту. Та поежилась, уж очень неприятным был взгляд начальника. Взгляд, откровенно раздевающий и оценивающий, словно рабыню на торгу.

Клотье усмехнулся и подозвал стражника:

– Этих в пятую камеру. Переодеть, заковать! Да и у этой, – он ткнул пальцем в Амалию, – по-моему, не та прическа!

Женщин повели внутрь тюрьмы. Там в небольшой комнате им велели раздеться догола и сняли кандалы, в которых они "путешествовали". Затем всем выдали тюремные рубахи и снова заковали ноги. Внимательно наблюдавший за этими процедурами невзрачный человек велел женщинам построиться и напыщенно произнес:

– Запомните, шлюхи, вы на королевской каторге! Здесь у вас нет никаких прав! Будете работать и еще раз работать! За разговоры на работе десять ударов плетью! Не выполните дневного урока – двадцать ударов! За дерзость и неподчинение – пятьдесят ударов и месяц карцера! За попытку бегства – сто ударов, за вторую – смерть! Ясно, шлюхи?!!

Женщины подавлено молчали. Шарлота угрюмо смотрела себе под ноги. Картина вырисовывалась весьма и весьма неприятная. Каторжный труд и побои не слишком располагали к светлым мыслям! Оставалось только надеяться на Божоме, Бюжо и, конечно, Филиппа!

– Вижу, уяснили! Тогда марш в камеру!

Звеня кандалами и понурив стриженные головы, осужденные побрели вслед за стражником к страшной каторжанской жизни.

Прошел месяц, как Шарлота попала на каторгу. Условия, которые рисовались ей по прибытию, оказались еще хуже.

В камерах содержалось по двадцать каторжанок, причем размеры камеры были таковы, что спать можно было только скорчившись и плотно прижавшись друг к другу. Никаких матрацев или одеял не было и в помине, и осужденные спали на голом полу.

Рано утром их вели на работу в низенькие бараки, где женщины плели канаты. От пеньки в бараках постоянно стояла пыль, и было удушливо жарко.

В первый же день Шарлоту поставили плести канаты и, конечно же, она не справилась с дневным уроком. После работы каторжанок выводили во двор, где стояло несколько колодок для наказаний. Шарлоту и еще трех женщин (одна из которых, кстати, оказалась Амалией) подвели к колодкам. Те напомнили герцогине позорные колодки, в которых она стояла на Турнельской площади с той только разницей, что доска с отверстиями стояла вертикально, на высоте её груди. Стражник заставил её нагнуться и зажал ей шею и запястья в доске. Затем он задрал рубаху, оголив ягодицы и спину жертвы. То же самое проделали и с другими наказуемыми. Четыре голые женщины стояли в ряд, оттопырив свои зады и подрагивая отвисшими грудями. Четыре стражника встали около колодок и четыре плети взвились в воздух.

Боль от ударов была ужасной. Уже на третьем ударе Шарлота не выдержала и завопила во весь голос. Рядом ей вторили Амалия и две другие женщины. Стражники били методично и неторопливо, обрушивая жалящие удары на ягодицы и спины осужденных.

Шарлоте и Амалии дали по десять ударов, все-таки они были новенькими, а вот двум другим каторжанкам досталось по полной. После порки женщин, как ни в чем не бывало, отвели в камеры.

Так продолжалось день за днем. За этот ужасный месяц Шарлота четырежды стояла с голой задницей в колодках, получая свои "заработанные" удары. Однажды одна из девушек, что прибыли с ней, ударила по рукам стражника, когда тот полез ей под платье. Мэтр Клотье посчитал это нападением на охрану и приказал примерно наказать девушку.

Расправа над несчастной глубоко запала в душу Шарлоты. Девушку поместили не в колодки, а голую подвесили к столбу с перекладиной, напоминавшем виселицу. Затем два стражника, вооружившись длинными кнутами, стали поочередно наносить удары по беззащитному телу. Бедняжка даже не успевала перевести дух после ударов, которые сыпались практически без перерыва, один за другим.

После пятидесяти ударов тело несчастной напоминало свежеободранную тушу. Девушку сняли со столба, надели на шею ошейник с короткими ручными кандалами и потащили в карцер. Больше Шарлота её не видела.

Спустя месяц она впала в глубокое отчаяние и даже подумывала о самоубийстве, как целая цепь событий резко изменила её судьбу, её путь…