Путь к свободе Глава 9. Казнь

По направлению к Гревской площади катила повозка. Шедшие мимо с любопытством оглядывали как возниц (а их было двое), так и пассажирку.

В центре повозки торчал невысокий столб с распятием на конце. Лицом к столбу стояла на коленях молодая, красивая девушка. Шею девушки охватывал массивный ошейник, от которого тянулась короткая цепь. Девушка была коротко, как полагается осужденным, острижена, но даже эта уродливая прическа не могла скрыть благородной красоты герцогини Нэверской. Стоял октябрь, было уже холодно, поэтому возницы кутались в широкие плащи. На девушке же была лишь короткая, до середины бедер, рубашка из грубого холста, вся грязная и рваная. Руки осужденной были крепко связаны за спиной в запястьях и локтях, отчего её упругая грудь сильно выдавалась вперед.

Шарлота дрожала от холода. Сегодня утром ей объявили о приведении приговора в исполнении, и комендант Бастилии сообщил, что её должны приготовить. Ей велели раздеться догола и встать на колени. Цирюльник ловко остриг её немного отросшие волосы. После стрижки её уложили на узкую скамью, широко развели ноги, и цирюльник выбрил ей лоно. Только тогда она испугалась. Дело в том, что наказание за прелюбодеяние было суровым. Екатерина Медичи лично рассматривала такие дела, и сама выносила приговоры. Бедная любовью короля, заводившего себе фавориток одну за другой, она всю свою нерастраченную ненависть обрушивала на головы несчастных женщин, волею случая попавших к ней на судилище. Вот и её судили, как прелюбодейку!

После "стрижки" ей наконец-то выдали одежду – старую, рваную рубаху из грубого холста. Рубаха была неприлично коротка, но комендант с усмешкой сообщил ей, что это его знак внимания, так как вообще-то прелюбодеек ведут на казнь нагишом.

Смерти Шарлотта не боялась, наоборот. Она мечтала, КАК она скажет народу всю правду про короля. Да, она будет как Жанна! Её смерть только ускорит народный гнев. Её соратники найдут способ отомстить за неё!

Но сейчас, связанная, в куцей рубахе, сквозь которую проглядывало её нагое тело, она с понятным чувством страха оглядывалась по сторонам. Её ждет унизительная, публичная порка и позорные колодки!

Тем временем повозка, не достигнув Гревской площади, свернула к Сент-Антуанскому предместью. Прогрохотав по булыжникам, повозка въехала на площадь Турнель, где обычно казнили простолюдинов.

Повозка остановилась, и один из возниц, обернувшись, спросил Шарлоту:

– Ваша милость замерзла? Ничего, сейчас согреешься!

Возница отстегнул ошейник и помог Шарлоте выбраться из повозки. Перед ней стоял прево Парижа. Одетый в кольчугу поверх кожаной куртки, этот уже пожилой человек наводил ужас на обитателей Парижского дна. Вот и сейчас он накинул на шею стоящей перед ним женщины веревочную петлю и потащил её к возвышавшемуся в центре площади помосту.

На помосте возле столба для порки стояли два человека. Шарлота с удивлением обнаружила в одном из них Жиля де Франса, главного советника короля. Рядом с ним стоял палач в красном капюшоне. Но самое шокирующее ждало её впереди. Толпа народа расступилась, и Шарлота увидела основание эшафота.

Перед помостом стояли три позорных столба, причем около двух из них уже находились осужденные. Две голые женщины стояли на коленях, широко раздвинув бедра. Сдвинуть их им мешали деревянные распорки между коленями. Шеи и запястья женщин были зажаты в толстых, установленных горизонтально, досках. Рты были заткнуты короткими круглыми деревянными кляпами. Женщины, как и Шарлота, были коротко острижены, а их нагие тела покрывали вспухшие багровые рубцы от плети. В гладко выбритые промежности обеих были вставлены деревянные чурки. Таким было наказание за прелюбодейство, установленное королевой. После суток позорного столба осужденных ждала королевская каторга.

Ошеломленная увиденным, Шарлота очнулась, только когда её босые ноги коснулись гладких, отполированных многими женщинами до неё, ступенек эшафота. Прево втащил её и поставил на край помоста.

– На колени, шлюха, – прорычал он. – Королевский приговор слушают на коленях!

Шарлота опустилась на колени. Жиль де Франс, ухмыльнувшись, развернул пергамент.

– Жители Парижа! Эта женщина, Шарлота Лавуазье де Котэ, герцогиня Нэверская, признана виновной в подготовке покушения на короля Франции, всемилостивейшего Генриха II Валуа, да сохранит Господь его дни! По Уложению она была приговорена к смертной казни. Но наша всемилостивейшая королева Екатерина Медичи сумела смягчить сердце его величества! Этой женщине дарована жизнь!

По толпе прошел приглушенный гул. Сохранить жизнь за столь тяжкое преступление? Раздались крики – "Да здравствует король!" и "Да здравствует королева!". Жиль де Франс поднял руку и, когда шум стих, продолжил:

– По указу короля эта женщина лишена своего дворянского звания и всех титулов! Все её земли и замки отходят в казну. Помимо этого её мерзкое преступление сродни прелюбодеянию, только так можно назвать измену своему сюзерену! А посему велено поступить с ней, как с прелюбодейкой! Этой шлюхе будет дано пятьдесят ударов плетью, после чего она на сутки будет помещена в позорные колодки! Далее она направится на пожизненное заключение в славный город Марсель, дабы молитвами своими и смирением очистить душу свою!

Толпа взревела. Шарлота стояла полностью раздавленная. Её, принцессу крови, будут пороть, как простолюдинку! Но тут её посетила одна светлая мысль:

"Хм, пожизненное заключение? Ладно, я вынесу все унижения! Но берегись, Жиль де Франс! Мои друзья найдут способ вытащить меня оттуда! И тогда смерть и тебе, и этой суке! Берегитесь!"

Эта мысль так захватила её, что когда палач развязал ей стянутые сзади руки и подтолкнул к столбу, она сама гордо подошла и скрестила за столбом запястья. Палач связал их и, подтянув руки вверх, прикрутил к вбитому в столб кольцу. Со стороны могло показаться, что женщина просто обняла столб, и прильнула к нему, как к любимому. Раздался треск. Это палач разорвал рубаху осужденной сверху донизу и сдернул обрывки, оставив женщину у столба полностью обнаженной. Затем он крепко связал её щиколотки, таким образом, полностью обездвижив. По толпе прошло волнение, когда палач взял в руку тяжелую плеть с тремя хвостами, и щелкнул ею по помосту. Жиль де Франс поднял руку:

– Напоминаю, эта женщина получит пятьдесят ударов, причем двадцать пять сзади и двадцать пять спереди! Палач, приступай!

Шарлота, стиснув кулаки, ждала первого удара. Палач взмахнул рукой, и с отвратительным звуком плеть опоясала спину осужденной. На нежной бархатной коже сразу вспухли три багровых рубца. Следующий удар пришелся по ягодицам, затем по плечам. Палач был опытен, тем более, что ему строго-настрого запретили бить в полную силу. Поэтому удары, хоть и были очень болезненными, кожу не рвали и не резали.

Тем не менее, как не крепилась Шарлота, но после пятого удара, пришедшегося чуть ниже ягодиц, она не выдержала и завопила во весь голос.

Плеть продолжала с сочным звуком падать на голое тело. Стоявший рядом прево считал удары.

– Семнадцать.

– А-а-а-а-а! Не надо-о-о-о!

– Восемнадцать!

– А-а-а-а-а!

– Девятнадцать.

– Н-е-е-е-е-т! А-а-а-а-а!

………..

Наконец просвистел двадцать пятый удар. Шарлота тяжело, с хрипом простонала:

– Господи! Не надо… умоляю… не надо…

Все тело женщины, от лопаток до бедер, было покрыто ярко-красными следами от плети. Больше всего досталось ягодицам, которые приобрели багровый оттенок.

Раздался голос Жиль де Франса:

– Палач, чего медлишь? Переверни её и продолжай порку!

Тот кивнул головой. Подойдя к почти бесчувственной Шарлоте, он отвязал руки и повернул несчастную спиной к столбу.

Шарлота была почти без сознания. Палач поднял её руки вверх, и связал их по другую сторону столба. Способ, которым была привязана женщина, заставил её прогнуться вперед так, что её упругие груди, увенчанные розовыми сосками, выпятились, как будто бы предлагая себя для порки. Не удержавшись, палач погладил эти дивные холмы и сильно ущипнул соски, заставив Шарлоту застонать и открыть глаза.

Сквозь туман, застилавший ей глаза, женщина с трудом разглядела палача и усмехающегося Жиля де Франса. Сквозь шум в ушах доносился довольный гул толпы, и отдельные выкрики:

…А герцогиня-то… да, это тебе не заговоры устраивать… так ей и надо… сука… ведьма… сжечь её надо…

Разобрать что-то еще Шарлота не успела, так как палач взмахнул рукой, и жестокий удар плетью пришелся прямо по её выпяченным грудям. Шарлота задохнулась от жуткой боли, но пока она набирала воздуху, чтобы заорать, палач с оттяжкой хлестнул её по низу живота. Нанесенный чуть наискосок удар пришелся прямо по лобку. Из горла несчастной вырвался крик такой ужасающей силы, что даже привычный к этому палач вздрогнул и опустил уже занесенную для повторного удара руку. Жиль подскочил к палачу и зашипел:

– Ты что, скотина, искалечить её хочешь?! Тебе сказал вполсилы! А то сам у столба окажешься! – и, уже шепотом. – И по соскам не очень-то, понял?

Смущенный палач кивнул и хлестнул в третий раз по животу. Далее он хлестал Шарлоту почти бережно. После двадцатого удара, на который женщина никак не прореагировала, Жиль остановил порку и подошел к висящей Шарлоте. Пощупав её пульс и приподняв веко, он громко объявил:

– Осужденная без сознания. Я останавливаю экзекуцию, дабы эта женщина смогла до конца испить свою чашу. Палач, приведи шлюху в чувство, и поставь её в колодки.

Когда палач отвязал Шарлоту от столба, женщина без чувств рухнула на помост. Палач взял поданное ему ведро и окатил ледяной водой беззащитное тело. Затем еще раз. Шарлота закашлялась и открыла глаза. Увидев, что осужденная пришла в себя, палач с одним из помощников потащили её с помоста к позорным колодкам.

Шарлоту поставили на колени и закрепили её шею и запястья в колодке. Затем палач пинком раздвинул ей ноги и закрепил между ними деревянную распорку. Кульминацией стал момент, когда палач вынул из мешка две деревянные чурки, напоминающие грубо вырезанные фаллосы, и показал их толпе. Раздались крики:

– Давай, засунь ей деревянного…

– А потолще нет? А то ей может не понравиться…

– В задницу не забудь, в задницу…

Палач успокаивающе помахал толпе рукой, и присел перед Шарлотой.

– Слушай меня, шлюха, – донесся до неё его шепот. – Щас засовывать буду, так что ты не жмись, а то больнее будет, поняла?

Шарлота почувствовала, как чужие пальцы раздвинули её нежные половые губки, и что-то твердое проникло в неё. Это что-то продолжало двигаться, заполняя её целиком, и вдруг коснулось матки. Женщина вздрогнула и застонала. Палач удовлетворенно похлопал её по щеке. Обойдя Шарлоту сзади, он позвал помощника:

– Давай-ка, жопу ей раздвинь, а то мне не удобно.

Женщина охнула, когда мозолистые ладони легли на её израненную попку и потянули ягодицы в стороны. И тут она закричала от боли. Дюйм за дюймом деревянный фаллос входил в её анальное отверстие, растягивая эту девственную дырочку. Шарлоте показалось, что её сажают на кол, что в принципе было недалеко от истины. Наконец движение кола прекратилось, и женщина смогла чуть перевести дух. Ей казалось, что эти два чужеродных предмета, помещенных в неё, сейчас прорвут ей внутренности и соединятся. Боль в растянутом анусе была ужасная, а при малейшем движении бедрами, фаллос, помещенный во влагалище, касался матки, вызывая острую боль.

Палач, отдуваясь, поднялся с колен и, ухватив Шарлоту за короткие волосы, потянул её голову вверх. Женщина от неожиданности открыла было рот, но тут же в него поместили круглую деревянную палку с кожаными завязками, которые палач туго затянул у неё на затылке.

Два скучающих алебардщика встали возле колодок, и древками отогнали чересчур любопытных. Народ заворчал. Обычно над шлюхами можно было поглумиться, а тут охрану приставили. Но распоряжение Жиля де Франса было выполнено, поэтому Шарлота была избавлена от издевательств, плевков и прочих "прелестей".

Стоя на коленях с бесстыдно раздвинутыми ногами, между которых торчал деревянный фаллос, Шарлота испытывала не только моральные, но и физические страдания. День близился к закату, и холод, которого она практически не ощущала во время экзекуции, стал покусывать её беззащитное нагое тело.

Послышался скрип хорошо выделанной кожи, и перед Шарлотой опустился на корточки человек в темно-синем плаще. У женщины перехватило дыхание от гнева. Прямо перед ней сидел и улыбался барон де Кавиньяк! Волна дикого гнева, охватившая Шарлоту, вылилась всего лишь в протяжное мычание. Барон насмешливо спросил:

– Ну, ваша милость, как вам здесь, удобно? Ха! Ха! Да не таращьтесь вы так на меня! Вижу, вам досталось. Да! Но, – Кавиньяк понизил голос, – это еще не все!

Протянув руку, барон коснулся затвердевших от холода сосков.

– Какие они у тебя твердые! – восхищенно воскликнул предатель. – От холода, или от удовольствия? – издевательски спросил он, слегка ударив по торчащему из влагалища фаллосу.

– Ладно, покидаю вас, герцогиня! Пора вступать во владение имуществом. Вы, я вижу, не знаете? Король решил отблагодарить меня, и теперь ваше поместье в Анжере моё! Вот так-то, милая герцогиня! – сделав издевательский поклон, Кавиньяк удалился.

Смеркалось. Толпа горожан разошлась с площади. Люди спешили либо домой, к очагу, либо в трактиры, промочить горло в приятной компании. И когда часы на ратуше пробили десять часов, только три обнаженные фигуры по-прежнему стояли у помоста.