Последний конунг Пограничья Часть 22. Рынок рабов

В Фергол вошли к вечеру, успели перед закатом солнца. Темные переулки каменного города усиливали чувство безысходности у невольников. Неизвестно, кто скоро станет новым хозяином, как сложится судьба. Алекс желал лишь об одном, скорее быть проданным, и желательно кому-нибудь из местных, чтоб бежать легче. Если продадут заморскому купцу, бежать придется с корабля. Он уже решил про себя симулировать неповиновение в случае не устроившего его потенциального покупателя. Накажут, конечно, но придется терпеть. А пока рабов разместили на постоялом дворе при рынке, где имелась возможность помыть в бассейне запущенные в переходе тела. То, что назвали бассейном под открытым небом, являлось, по сути, невысыхающей лужей, подпитываемой из неглубокого колодца. Первый человек мог спокойно смыть с себя грязь, остальные вынуждены барахтаться во взбитой мути.

Да и побарахтаться не дали. Глава конвоя, Серый Горбун, торопился проведать женушку, толстую крикливую бабу, за которую однако, по завистливым разговорам конвоиров, отвалили целый дом в качестве приданого. У него самого, кроме крепкого меча, отродясь ничего не было. Рядовые стражники шутили:

– Горбун на бегемотихе женат. Он себе горбатую не нашел, вот такую выбрал.

Бегемотиха встретила колонну невольников на подходе к рынку. Загораживая улочку своими широкими телесами, громко закричала:

– Как отведешь скот, немедленно в дом! Соскучилась, мочи нет ждать!

У Горбуна радостно засветились глаза:

– Солнышко, рабов запру и к тебе! Раньше не могу, Нетарх башку снимет! Сбегай пока к соседу за вином!

Под нетерпеливыми ударами скаргов рабы и рабыни быстро окунулись, смыв дорожную пыль и налепив новую грязь, и все же освежившись немного после долгого пути. Торги начнутся утром, едва солнце встанет из-за горизонта, и закончатся к полудню, до наступления палящего солнцепека. Одежду у девушек отобрали, на рынке она ни к чему. После продажи затрепанные одеяния выдадут покупателю, легальному владельцу раба и всего того, что на рабе. Хотя ушлые работорговцы умудрялись зажать жалкие тряпки, ссылаясь на изношенность. Тут как удастся сторговаться. Лопух уведет рабыню голой, а знающий человек поторгуется еще немного, после чего прихватит вполне годное платье. Ночь прошла спокойно. Алекс на коленях Ремиллы ограждал ее от посягательств. Другим рабыням повезло меньше. Ошалев от безнаказанности, рабы грубо насиловали подруг по несчастью, не без оснований полагая, что другого случая вкусить женщину им может и не представиться. На крики никто не реагировал, сторожа беспробудно пьянствовали. Толстые стены каземата и железные запоры делали работу за них. Помощи бедным девушкам ждать не от кого, завтра многие из них найдут нового хозяина, который будет им судьей или отцом, палачом или защитой... Как повезет...

Странные, двойственные чувства беспокоили Алекса, когда стоял он дощатом настиле невысокого помоста, выставленный на обозрение потенциальных покупателей. Он их одновременно ненавидел и заискивал невольно, хотелось продаться тому, кто на первый взгляд мог быть неплохим господином, если такие вообще бывают. Жаль, что женщин не было среди покупателей. Они сопровождали мужей для совета, критического взгляда, но встревать им в торг считалось крайне неприличным. Рабов покупает глава семьи, и ответственность за живой товар на нем лежит. Ведь приобретение недешевое, а надуть, подсунуть негодного доходягу могут, хоть с виду красавец красавцем. Из жен плохие советчики, за красивые глазки и убогого готовы взять с впалой грудью и гнилыми зубами. Встретив оценивающий взгляд угрюмого крестьянина, Алекс корчил рожу, пытаясь придать своему лицу злобное выражение. Крестьян, подбирающих рабочий скот, свирепость Алекса мало смущала, их отпугивала высокая цена за него. Мужчины благородного вида в хорошей одежде приценивались в основном к девушкам. Бедная Ремилла, ее за этот день ощупали извне и изнутри десятки рук, заставляли прыгать, нагибаться, широко разводить ягодицы, чтобы увидеть возможные дефекты и скрытые изъяны. Это после проверки зубов, а зубы Ремиллы блестели морским жемчугом, придраться не к чему. Нетарх не сбавлял цены за златоглавую красавицу, не принято делать скидки в первый же день торгов. Даже состоятельные покупатели бранились:

– С ума сошел Нетарх, такие деньги требовать за рабыню. Она же ничего не умеет! Ноги тонкие, щеки впалые, ребра светятся. У других товар не хуже, а цены вдвое ниже!

Опытный Нетарх не терял спокойствия:

– Другие продают все подряд, у меня товар отборный. Взгляните на эту девушку! Ты будешь удивлен, мой друг, она благородных кровей. Все ее несчастье состояло быть дочерью родителей, перекинувшихся к проклятому конунгу. Ах, не верите! Откуда у нее эти великолепные золотые волосы? Вы видели такие волосы у девушки низкого происхождения? Одни только волосы стоят дороже, чем я запрашиваю за все ее стройное тело. Не возводи хулы на ее ноги, ноги косули еще тоньше, но бегает она быстрее тебя. Ты знаешь, мой друг, сколько мужчин прошло через ее божественное лоно? Это юное создание, которому не хватает только крыльев – одна из самых необузданных и выносливых распутниц, каких только знал на веку, а познал я немало женщин. Она выдержала столько грубых мужчин, и меньше бы свели с ума любую другую. Ее же красота только расцвела и заблестела ярче! Уверяю, она через год будет стоить дороже жалких 50 динаров, которые запрашиваю сейчас.

– Видят боги, Нетарх продает волосы вместо рабыни! Полсотни динаров за волосы!! Непостижимо. Да будь ее волосы из чистого золота, и то меньше бы стоили. Ты подсовываешь рабыню из Пограничья, пострадавшую за конунга. Скорпион менее опасен, чем человек, пострадавший за конунга! За удовольствие вкушать ее худое тело я могу поплатиться жизнью. Как много достойных людей пало в последний год от рук этого тирана!

– Я продаю не любовницу конунга, а девушку, которую он не знает и никогда не узнает. Если, мой друг, ты ценишь свою безопасность, можешь вырвать ей язык. Молчаливая женщина должна стоить дороже, как мне самому не пришло в голову сделать это раньше? Можешь поставить ей личное клеймо, тогда никто, даже конунг не вступится за нее. Можешь верить, она так грациозно танцует под кнутом, как ни одна танцовщица не усладит изысканный взор. Она подарит вам любовь ночью, наслаждение днем, где еще такое вы купите за 50 динаров?

– Ха, старый прохиндей! Вот ты и проговорился! Я потрачу целое состояние, 50 динаров, а получу взамен наложницу, которую придется стегать кнутом! Хорошая наложница танцует без кнута, или я ничего не понимаю в танцах!

Нетарх держался стойко, цену не сбавлял:

– О, если господин так же разбирается в женщинах, как в танцах, то согласится, что кнут делает женщину лучше. Какой смысл наказывать, когда все свершилось? Надо пороть, чтобы предотвратить дурные поступки. Приходилось пороть милую овечку, лишь чтобы вам не пришлось это делать в будущем!

– Должно быть, господин Нетарх думает, я хлебнул кислого вина с утра! Я же вижу ее исполосованный зад. У меня в голове не укладывается, что могла совершить эта милая овечка, за что понадобилось столь жестоко ее избивать!

Нетарх взглянул свирепо на Алекса, впрочем, не стал валить вину на него:

– У красивейшей из женщин господин считает шрамы?! Шрамы сойдут через несколько дней, а необузданная похоть, а дикая прелесть останутся навсегда. Господин сам захочет жестоко пороть этот самку, лишь бы избавиться от своей пагубной страсти к девушке. Вот тогда он проклянет меня, что купил вечное блаженство в любви всего за 50 динаров!

Под конец торгов Нетарх перестал разрешать ощупывать Ремиллу, он заметил синяки от наиболее увлеченных "покупателей". Сквозь зубы, чтоб из толпы не услышали, он ворчал:

– Шантрапы развелось... Гонора полно, а кошелек пустой. Видно, денег на бордель не хватает, шастают тут...

Судьба предоставила возможность Алексу провести с Ремиллой еще ночь. Выставили котел с похлебкой из капустных листьев и кинули соевых лепешек. Как всегда за лепешки возникла драка. Как всегда Алекс схватил большую часть добычи, вынудив побежденных хлебать похлебку ладонями. После “ужина” сводили ополоснуться в бассейне и не беспокоили до следующего утра. Народу сильно поубавилось, крестьяне разобрали мужчин-рабов. Купили и Ромулайю. Ей повезло попасть в услужении богатой семье, правда, не местной, увезут за море. Взяли учить языку и хорошим манерам детей одного купца, владельца целой флотилии. Девушки ей завидовали, без ненависти. Все понимали – роль сыграли хорошее происхождение и образование Ромулайи. Вот уж не думала бывшая госпожа Ромулайя, что пригодятся ей знания основ начальной математики и несколько варварских языков, которые учила для объяснений со своими рабами. Нетарху пришлось скинуть динар за следы на грудях, насторожившие было покупателя. Нетарх снял опасения, уверив, что это следы от грудных браслетов. Якобы так женщины в глухих местах Пограничья грудь увеличивают, для красоты и женского здоровья. Так как груди у Ромулайи действительно крупные, покупатель поверил, заодно решив использовать женщину как кормилицу. Завтра основной день торгов, решающий. Самый дорогой товар всегда уходил на второй и третий день. Покупатели приценились, осмотрели товар, приняли решение. В последующие дни цена падает, однако и остаются рабы с дефектами. Завтра будет судьбоносный день. Осознание этого напрягало Алекса. Хотел подлезть к Ремилле, но внутреннее беспокойство мешало расслабиться.

– Мы расстанемся завтра, – печально сказал подруге по несчастью. И горестно вздохнул.

Девушка неожиданно прижалась к Алексу:

– Боги не оставят тебя милостями. Пусть тебе всегда сопутствует удача.

Ремилла опустила голову и ласково поцеловала заживающий шрам на бедре обалдевшего Алекса. Рассыпавшиеся волосы нежно пощекотали кожу на животе. Удививший Алекса душевный порыв был вызван нежеланием расставаться, возникшей за трудные дни привязанностью к спутнику. Обычно всегда готовый к решительному действию, член сейчас скромно притаился, выжидая более благоприятного момента. Что ж, зато Алекс отлично выспался, удачно пристроившись к животу Ремиллы.

На второй день торгов толпа заметно изменилась. Исчезли немытые, пропахшие потом крестьяне с тупым выражением лиц в засаленных робах. Они появятся после, с надеждой выискивая товар подешевле. Поблескивали драгоценностями важные господа в сопровождении свиты. Девушки устали стоять на подиуме, подвергаясь бесцеремонным ощупываниям. Алекс расслышал шепот невольниц:

– Скорее бы купили. Хоть за пять динаров, надоело. Они мне все расцарапали внутри, чего там только ищут...

– Ой, подруга, не спеши. Сегодня из борделей придут покупатели, слуги так говорили.

– Да мне хоть куда, хоть в бордель, лишь бы кошмар кончился. Устала ничейной быть....

Как ни странно, первый же серьезный покупатель приценился к Алексу. Солидный по виду мужчина с дорогими перстнями долго выпытывал историю Алекса. Когда Алекс понял, что его хотят купить в заведение для любителей однополой любви, чуть не выдал себя открытым бунтом. Из разговора уловил, что его собираются использовать как жеребца-осеменителя для богатых извращенцев. Мысленно строил виселицу, на которой вздернет потенциального покупателя после хорошеньких пыток. Сделка не состоялась, мужчине не понравилась темная история Алекса, связанная с побегом. Он искал на такое деликатное занятие абсолютно послушного и предсказуемого парня, желательно неграмотного и забитого. С сожалением взглянув на атлетическую фигуру Алекса, владелец борделя заметил Нетарху:

– Да, да, отлично подходит по мышцам, мои клиенты таких любят. Они не любят своенравных рабов, в нашем деле приходится опасаться случайностей. Неизвестно, как вел себя раб в бунте, брал ли в руки оружие. В нашем деле не годится раб, державший в руках меч...

Как и ожидалось, повышенным интересом пользовалась Ремилла. Однако теперь покупатели не просто ощупывали девушку, но стремились понять ее физиологическую выносливость. Один говорил Нетарху:

– У меня глаз опытный. Девка хороша, но молодая. По молодости стерпела насильников, хотя вижу, как там все запущено. А что будет, если мои клиенты по 20 раз за день будут ее заказывать? Девка видная, будет пользоваться спросом, клиенту я никогда не откажу. Так она за неделю сносится, дай бог лишь малую часть верну из 50 динаров.

– Молодость пройдет, об этом не беспокойтесь. Вы разбогатеете только на ее поцелуях. В каком еще борделе вы найдете такие золотые волосы, мой друг?

– Моих клиентов волосы не волнуют. Моих клиентов волнуют другие прелести. Меня удивляет, почему рабыня не подбрита, ничего у нее не видно.

– Мой друг, вы подбреете ее, если купите. Всегда можно открыть лоно для взоров ценителей, но что делать, если приходится сталкиваться с покупателями, которых смущает открытый девичий бутон. Я не в силах вырастить волосики на ее гладком лобке, благородном лобке, не знавшем ранее бритвы.

– Хм, хитрый Нетарх, только не надо расписывать ее девичью прелесть. Вы изрядно потрепали ее бутончик, благородство лобка не заменит девственную нетронутость.

– О, великий Ралайтан, за что мне такое наказание! Как удивлен я вашим интересом к забору, что мешает проникнуть в сад наслаждений! Кусочек кожи, не стоящий даже упоминания, если вы не собрались дать рабыне свободу и жениться на ней. Я слышал о таких случаях, есть глупцы. Но вы не производите впечатления легкомысленного человека. Взгляните же еще раз опытным взглядом на это благородное творение Всевышнего создателя, радость оно будет дарить даже мужчинам искушенным, и силу вселять в мужчин немощных.

Нетарх приказал Ремилле выйти вперед.

– Раскрой свой бутончик, уважаемый покупатель не видит твоего цветочка.

Ремилла не двинулась с места. Помощник Нетарха подтолкнул ее рукояткой скарга, демонстративно распустил жалящий кнут. Ремилла, зажмурившись от презрения к себе самой, оттянула розовые лепестки интимного места, выставляя напоказ краснеющую слизистую. Ничего там не увидеть, просто Нетрах хотел продемонстрировать покорность рабыни. Он сжал ей одну из грудей, обращаясь к покупателю:

– Боги дали вам разум и опыт оценить крепость юной груди. Эти груди никогда не отвиснут, отпугивая клиентов дряблостью, всегда будут нежными и упругими как гроздь раннего винограда, всегда будут сладкими как поздняя клубника. Ее груди вдохнут молодость в старого мужчину, пробудят мужскую зрелость в юном отроке. Взгляните на ее зад!

Нетарх повернул Ремиллу, сильно хлопнув по ягодицам. Девушка прогнулась вперед от боли в еще свежих рубцах.

– Ее зад упругий как дыня, держит форму, не расплывается студнем. Ни капельки жира, одни совершенные мышцы, вылепленные богами для вдумчивого созерцания. Кто-нибудь в вашем борделе сможет похвастаться такими ягодицами? Вы же можете не только созерцать, а и пользовать, щупать, бить. Самые сильные удары кнута без следов растворяются в бархате ее кожи! Да, мой друг, когда я взял эту девушку, всерьез задумался, не открыть ли мне свой бордель в Ферголе. Кого выберут клиенты, эту сладкую соблазнительницу или ваших потрепанных шлюх? Она одна принесет вам состояние!

– Если бы у тебя, Нетарх, было столько же ума, как шрамов на теле этой рабыни, и поменьше жадности, ты бы понял, что не сможешь обмануть владельца борделя. Твои слова рассчитаны на озабоченного юношу. Почему столько следов от кнута на ее теле? Она дерзка, горда, капризна, признайся в том! Ты показываешь ее маленькие груди и расхваливаешь как достоинство. Да она прозрачна как слюда в окнах бедняков. Настоящий мужчина ищет грубую страсть, а не утонченное удовольствие любоваться длинными худыми ногами. Как она с такими тонкими ногами сможет вынашивать ребенка и удовлетворять мужчин?! Или ты думаешь, бордель даст ей возможность прохлаждаться при беременности?

– О да, теперь я понимаю, почему боги не могут остановить насилие и войны! Столько много глупцов вокруг, даже боги не в силах с ними справиться! Я продаю рабыню для наслаждений, а меня спрашивают про свинью для траханья. Отойди в сторону, человек, если не понимаешь моих слов. Он ставит молодость в упрек, о боже! Если ты настолько скуп, что не видишь неистовой страсти в юном теле, тебя не взволнует сама богиня любви, окажись ты на ее пути. Ты ищешь старух, их нет у меня!

Взволнованная Ремилла, покусывая губы, вернулась в строй рабынь. Видно было, как переживала, не привыкла еще к положению бесправной игрушки для утех господских. Остатки гордости болезненно саднили в юной душе, воспитанной повелевать с детства. Алекса нагота не слишком волновала, он забыл про смущение от собственной обнаженки еще в те далекие времена в том призрачном мире, где существовали нудистские пляжи. На пляже лучше. Лежишь себе на подстилке, нудисток рассматриваешь. А тут стоишь столбом. Скучно и утомительно, еще цепь ногу натерла. Он пристально рассматривал толпу, старался зацепиться взглядом за подходящего покупателя. Услышал, видно, Ралайтан его внутренний зов о помощи. Алекса как током ударило, когда в пестрой толпе увидел приближающегося Эдгирса. Сразу его не узнать, непривычно гладкие щеки лоснились на солнце, молодили полковника, придавали ему добродушный вид. Зато походка не изменилась, так же шагал вразвалочку, переваливаясь, как пингвин. Быстро же он набрал вес. Вряд ли Эдгирс был покупателем, скорее совершал здесь оптовую сделку. Он должен стать покупателем! Мысли хаотично забегали, ладони мгновенно вспотели. Можно ли положиться на него, не выдаст ли конунга? Риск есть, но меньше, чем совершать побег без помощи извне во враждебном Ферголе. Эдгирс скользнул равнодушным взглядом на рабов и прошел бы мимо к бешенству Алекса, если бы пшеничные волосы Ремиллы, отливающие чистым золотом на солнце, не привлекли его рассеянное внимание. Алекс закашлял, привлекая внимание к себе лично. Безнадежно, кажется, полковник совершенно игнорировал голых мужчин. Он спросил с интересом Нетарха:

– Откуда откопал такое чудо? Обычно продаешь сброд, скупленный у разбойников.

– Боги добры ко мне за умеренность и воздержание, господин Эдгирс.

Торговец знал полковника, встретил его вопрос настороженно. Эдгирс не рассматривался как покупатель, скорее как удачливый конкурент, разбогатевший сомнительными делишками с этим тираном-конунгом. Настолько нечестными делишками, что глодала зависть от невозможности поступить так же. Эдгирс проигнорировал холодность Нетарха:

– Красивая девочка, но держать цену не рекомендую. Времена наступили неспокойные, товара много будет. Владельцы борделей не понимают женской красоты, настоящие ценители уезжают в Империю, подальше от смуты. Советую товар в Империю отогнать, цены там выше.

– Хотите от конкурента избавиться? Фергол – портовый город, здесь борделям всегда надобна свежая кровь. Цену на нее сбрасывать не буду, лучше в храм отдам как жертвенное подношение.

– Поистине Нетарх, ты сам не ведаешь чем владеешь. Такую совершенную и хрупкую красоту хочешь превратить в пепел!

Алекс злобно подумал про Эдгирса: "Толстопузый бабник". Боги подарили шанс благополучно выпутаться из серьезной переделки, а его старший офицер ведет в нескольких метрах от своего начальника нравоучительные беседы. Придется рисковать шкурой. Алекс решительно сделал шаг вперед:

– Да продлятся годы ваши, господин Нетарх, и пусть удача в торговле всегда сопутствует милостью богов. Низкий раб просит соизволения вашего стать собственностью этого уважаемого господина, которому нужны грамотные рабы. Прошу вас, уважаемый господин, не поскупиться, и Вы сполна вознаградитесь за щедрость моим усердием и прилежанием.

Наступила неловкая пауза. Нетарх потерял дар речи от неслыханной наглости раба, Эдгирс же судорожно пытался сообразить, не хватил ли его тепловой удар после выпитого с утра неразбавленного вина. Он мужик не глупый, мыслил быстро даже после кувшинчика красного виноградного напитка, набравшего вкус и сочность в фамильном погребе за семь лет. Именно столько лет полагается выдерживать вино, чтобы из веселящего напитка превратилось оно в напиток благородный, ум просветляющий. Полковник, а звание за ним осталось, небрежно произнес:

– Я ведь не случайно на рынок пришел, господин Нетарх. Ищу писаря для жены, увлеклась, знаете ли, драматургией под влиянием столичных подруг, пробует сама сочинять.

Алекса удивила легенда Эдгирса, он и не подозревал о семейном статусе полковника. Похоже, в варагский поход тот сбежал с целью покуролесить на воле, уж точно не только торговые интересы заставляли его рисковать холеной шкурой.

Нетарх оказался хуже, чем о нем думал Алекс. Тяжело глядя на охамевшего раба, ответил сквозь зубы:

– Боюсь, не смогу продать Вам одичавшего скота. Я должен впредь привести его в послушание.

В словах работорговца был резон. Всякий продавец нес ответственность перед покупателем за невольничий товар, за этим строго следили городской Совет и стража рынка. Если вместо домашнего слуги подсовывался пленный воин, и этот факт вскрывался, работорговца принуждали вернуть покупателю потраченную сумму в двойном размере, не говоря уже об испорченной репутации. Нетарх не желал рисковать репутацией, рынок Фергола являлся крупнейшим на побережье за пределами Империи, в других местах такого барыша не заработаешь. Алекс незаметно для хозяина кивнул Эдгирсу на Ремиллу. Тот понял намек с лету:

– Да, а для себя я возьму эту златоглавую. Обоих за 60 динаров. О, боги, я не привык к такому расточительству. Солнце напекло мне голову, заставляет делать глупости.

Нетарх заколебался:

– Раб стоит дороже 10 динаров, вы знаете лучше меня цену вещам.

– Конечно, он исключительный экземпляр. Так я и предлагаю за него двойную цену.

– Он стоит четверых работяг, видит небо, я его сильно недооцениваю!

– Да, но не забывайте, я беру у вас и рабыню. Кто сможет купить у вас за такие деньги обоих? Еще пара дней, и ваша красавица увянет под солнцем. Сможете пожертвовать ее в храм, как собирались, а я плачу золотыми динарами. Все знают, скорее осел заговорит, чем Эдгирс переплатит за рабыню.

– Знаю вас. Если купите рабыню, лишь чтобы перепродать ее в Империи!

– Попробуйте сделать то же самое, уважаемый Нетарх. У меня рабыня расцветет как цветок весной, прибавит в цене. У вас зачахнет как куст розы без полива. А раба я сам воспитаю, у вас под кнутом он тоже в цене не прибавит.

Поторговавшись в удовольствие, торговцы живым товаром разошлись довольные друг другом. Сразу с собой столько денег у Эдгирса не было. Он внес задаток в 12 динаров, а остальные обещал передать завтра с утра. Сомневаться в его слове не было причины, нарушать денежное обещание, закрепленное печатью, не в его интересах. Фергольский закон о должниках сурово карал людей вне зависимости от социального статуса. Даже если обещание нарушено из-за смерти должника, его семья расплачивалась сполна как за мошенничество. Бывали случаи, когда недобросовестные кредиторы убивали своих должников, а затем разоряли их семьи к своей немалой выгоде.

В городском доме Эдгирса Алекс смог расслабиться. Первым делом принял горячую ванну с целебными солями. Ублажала его, как обычно принято в хороших домах, делфинка. Тонкая девушка с невероятно гибкой шеей надолго ныряла под воду, лишь белый зад всплывал на поверхность поплавком, дразнил и возбуждал. Пока конунг в расслабленной полудреме блаженствовал, тугие губы умело обхватывали, плотно, без зазора, выступающие между ног части тела. Острые зубки игриво покалывали и нежно щипали самые уязвимые места. У Алекса заломил низ живота в сладостном приближении извержения. Схватив голову рабыни, прижал ее до упора. Неожиданно делфинка, словно упавшая в воду стрекоза, беспомощно забила по воде руками. У ней кончился воздух, но даже в такой ситуации она не смела оттолкнуть господина. Алекс сквозь туман удовольствия прикинул: если оргазм задержится, между его ног окажется утопленница. Сомневаясь, все же неохотно отпустил девушку. Та резко вынырнула с жадно раскрытым ртом. Выпученные глаза смотрят виновато и жалобно. Когда делфинка отдышалась, желание у конунга если и не ушло, то стало, по крайней мере, переносимым. Вспомнив Ремиллу, он решил потерпеть, дождаться близости с ней. Нечего растрачивать страсть и сперму на всяких мокрогубых девок, которые не могут толком оценить приближение оргазма и рассчитать воздух в легких. За что ее только Эдгирс держит? Ну, точно, глазки у ней зеленые! Эх, не сравниться девахе с делфинкой Юллой, что была в имении у Парови. Вот та была настоящая русалка. Алекс с восхищением вспомнил, как Юлла на его глазах нырнула и не выныривала, пока не довела до исступления одновременно двух мужчин. Правда она перед этим немало поработала над ними руками, грудью и другими частями своего великолепного тела. Вот умелица была, так умелица. Скорее мужик нечаянно захлебнется в оргазме, чем Юлла оплошает. Шлепком по попе прогнал делфинку, тем самым выразил мягко ей свое неудовольствие. Девушка обернулась, вылезать из ванны явно не спешила. Распаренный Алекс великодушно махнул рукой, развеяв ее опасения:

– Иди, иди. Не бойся, господину Эдгирсу не пожалуюсь.

Делфинка сразу оживилась, легко и быстро упорхнула на длинных ножках. Рядом на таких же длинных ножках уже стояла другая рабыня с полотенцем наготове. Алекс одобрительно подумал: "Хорошо их вышколил полковник. И ведь вроде не лупит, следов не заметно".

Увидев хозяина, похвалил его:

– Рабыньки у тебя толковые. Служат не за страх, а за совесть.

Эдгирс порозовел от комплимента:

– У меня в доме и плети нет. Для моих девочек большим наказанием будет лишиться моей ласки. Они мои любимые куколки.

Алекс рассмеялся:

– Скажешь тоже, Эдгирс... Куколки... Бантики еще на них навешай.

– Какие бантики? Куда?

– Э-э... Ладно, потом как-нибудь растолкую. Хех, в куколки играешь!

Эдгирс смутился:

– Не играю, конечно. Просто забочусь о них. Ты заметил, конунг, как они у меня одеты? Туники скроены по моим указаниям, у каждой служанки все подогнано по фигуре. У меня есть в имении своя ткацкая мастерская, но я заказал у лучших мастеров. Ха, они и не знали, что на рабынь шьют. Каждой замерял талию, бедра, грудь... Застежки из чистого серебра, отлиты по моим рисункам... Моим девочкам завидуют свободные женщины в Ферголе, они не могут позволить себе таких нарядов.

– Да, фигурки у девушек скроены ладно, со вкусом рабынь выискивал.

– Конечно. Прилаженная туника лучше смотрится на точеной фигуре. Благородное вино пьют из золотых бокалов, самоцвет сияет в ювелирной оправе. Красивая девушка тоже требует тщательного украшения. Зато потом глаз радует, не только плоть.

– А не жалко потом трахать таких куколок? Вкушать, так сказать, содержимое обвертки.

Эдгирс рассердился, отчего гладкое лицо увальня слегка покраснело:

– Я дарю им внимание и ласку, они мне платят искренней любовью. Не путай, конунг, моих девочек с заморенными рабынями на латифундиях... или накрашенными шлюхами из портовых борделей.

– О, фергольские бордели. Много слышал, но не посещал. Ладно, ладно, не обижайся. Я просто в восторге от твоих наложниц. Эх, жизнь наладится, таких же куколок себе заведу...

Служанки мягко и нежно массировали тело Алекса, подуставшее от веревок и постоянного напряжения, втирали благовония и смягчающие кожу лечебные мази. В голове конунга вертелась только одна мысль: “Жить-то как хорошо, спасибо вам, боги, что не оставили милостями скромного слугу”. Готовился грандиозный обед к ночи, а пока рядом с ним выставили вазу с лакомством из миндальных орехов, залитых желе из виноградной отжимки, и три серебряных кувшинчика, с белым, розовым и красным винами. По просьбе Алекса вина не разбавляли. Нечего портить качественный напиток родниковой водой. Вода есть вода, вино есть вино, пусть их смешивают простолюдины от бедности, или аристократы от невежества. Алекс, сонно щурясь под ладошками гибких как виноградная лоза юных служанок, лениво поинтересовался у Ремиллы:

– Ну что, останемся у Эдгирса? Похоже, здесь хорошо обращаются с рабами.

Потерявшаяся в водовороте событий девушка смущенно всматривалась в своего недавнего палача, а теперь избавителя:

– Ничего не понимаю. Почему такие любезности, нас не собираются принести в жертву?

Алекс перевернулся на спину, освободив для трепетной, чрезвычайно приятной и возбуждающей ласки переднюю часть тела:

– Ну что ты... Эдгирс богов уважает, но 60 динаров им ни за что не пожертвует. Просто мы ему сильно понравились.

– Он хороший, добрый человек.

Алекс вспомнил, как в недалеком прошлом “добрый человек” гнал с гор сотни варажских пленниц в жестких хомутах со стянутыми за спиной руками, но разубеждать девушку не стал. Согласно кивнул:

– Да, добрейшей души человек...

Насладиться обедом не пришлось. Сильно встревоженный хозяин сообщил конунгу сведения от осведомителя. Чей-то любопытный взор на рынке признал в рабе возле Эдгирса человека, очень похожего на конунга. И хотя могущественный конунг и раб абсолютно не сочетались, городской Совет решил проверить слух. Даже невероятный слух про конунга в обличии раба являлся достаточным раздражителем для местной знати. Пока утрясали и согласовывали решение с префектом городской стражи, затем отправят конвой для дознания. Эдгирс добавил:

– Через городские ворота не выйдем, меня признают. Да и поздно уже, каждого человека проверяют. Остается бежать через порт, я зафрахтовал галеру в последний момент. Капитан согласился отложить выход в море за 20 динаров, еще за 30 он доставит нас куда угодно. Бандит, почуял выгоду. Моя семья в загородном имении, туда послан гонец предупредить их. Конунг, ты меня разоришь.

– Тебя разорят рабыни, если мужчины потеряют к ним интерес. Не опасайся полковник, мы свое возьмем.

– Что ж конунг, судьба мне быть с тобой. Сделаешь генералом?

– Генеральские звания не дарю. Заслужишь – сделаю.

Где-то глубоко внутри Алекса разлилась темная слепая ненависть к фергольцам. Он собирался провести насыщенную ночь с обольстительной златоглавой девушкой, на мягкой перине, сытый и пьяный. Вместо этого опять бежать в неизвестность как загнанный зверь. Не в том он ранге, чтобы зайцем бегать от разжиревших купцов. Переживать некогда, время не ждет. Через 40 минут конунг наблюдал со стороны моря за кровавыми отблесками солнечного заката на черепичных крышах Фергола. Попутный бриз стремительно уносил беглецов от гнусного города, утопающего в разврате бесчисленных борделей, где не созидалось никаких культурных ценностей, где люди стоили дешевле овец, а их жизни вообще ничего не стоили, где все продавалось и покупалось, звания и честь, любовь и верность. Обдуваемый соленым ветром Алекс поклялся скоро вернуться...