Последний конунг Пограничья Часть 14.Рун-Лерак, вождь лакхаров

Через неделю после первого разговора Рун-Лерак пригласил Алекса на пир. Одна из тех наложниц, что терлась у ног властителя при первой встрече, теперь сидела в той же позе на том же месте, прижавшись плечом к колену вождя, как верная собака. Любимая сучка хозяина, рыжая кефара с маленькими грудями и длинными худыми ногами. В цивилизованном мире такие ноги придумали называть стройными. Рун-Лерак выглядел довольным. После приветствий кивнул головой заинтересованно:

– Рукоять твоего меча напоминает кориндер.

Алекс понятия не имел, что означает кориндер. Решив, что какое-нибудь варагское слово, вытянул клинок из ножен, протянул вождю для ознакомления:

– Мне он достался в бою. Что значит кориндер?

Лерак внимательно вгляделся в серый узор на металле. Удивленно покачал головой:

– Такие мечи называют по имени мастера. Кори-н-Дер жил более девяти десятков зим назад, один из последних настоящих мастеров. У тебя старый меч, конунг, очень редкий. Таких теперь не делают.

Обращение на ты обрадовало Алекса, союз становился реальностью, а для лакхаров вынужденной необходимостью. Без громких успехов сочувствующие вожди предпочитали выжидать, предоставив Лераку в одиночестве бросать вызов Храму. Меч нравился Алексу, хотя об его истинной ценности он не подозревал:

– Я слышал, клинок закален в крови девственниц. Невинность придает силу.

Лерак ухмыльнулся:

– Должно быть, немало девственниц перебили, для такого меча потребовался бы целый гарем. Меч не имеет цены в деньгах, но на него можно купить жизнь.

– Жизнь кому?

– За древний лакхарский меч можно выкупить заложника или родственника, попавшего в плен. Прежний хозяин, должно быть, не понимал, каким сокровищем владеет, много зазубрин набил. Владелец такого меча находится под покровительством бога Огня.

– Прежнему владельцу боги не помогли. Правда, он и не верил в ваших богов.

Рассматривая серый узор металла в отраженном свете факелов, Лерак задумчиво пояснял:

– По преданиям, рассказам стариков, мастер ковал лезвие в течение года. День за днем наносил слои разной твердости и упругости, твердая сталь на режущей кромке, упругая сталь в центре, мягкая сталь по краям, – вождь любовно водил пальцем по серому муару лезвия.

– Слои эти, сливаясь, образуют узор. Самый красивый узор в мире. Меч получался упругим и гибким как крылья орла и острым как оксидановая бритва. Такой клинок режет кожу буйвола, словно бумагу, металл рубит как долото. Точить меч долго, зато рубить легко. А для закалки брали воду из соленых озер, мастер сам определял на вкус, годится ли вода для закалки.

– Почему перестали делать такие мечи?

Рун-Лерак помрачнел:

– Мастеров не стало. Жрецы Храма решили собрать все знания по обработке железа в своих руках, передавать умение только приверженцам, а мастера отказались раскрывать семейные секреты. Гибли семьями, но секреты хранили. Жрецы потом сами пробовали воссоздать технологию легирования железа, и сейчас в Храме девственниц режут для этой цели. Еще поговаривают, будто вода в подземных озерах стала другой.

Алекс удивился:

– Неужели, в самом деле, в крови закаливают? Я был уверен – байки.

– В Храме закаливают, пробуют. Только на качество металла это не влияет. Мракобесы они. У нас верят, кровь невинной девушки вносит силу в оружие. Возраст девственницы строго определен, от ее первой женской крови должно пройти не больше пяти зим, и чтобы обязательно рождена от свободной женщины. Кровь кефары пустая, от нее только ржавчина. На Фергольском рынке такая девственница в десять раз дороже стоит, наши купцы скупают. Девок покупают, кольчуги и мечи продают.

– Я думал, они за девственниц переплачивают для утех.

– Для утех взрослому мужчине нужна не девственница, а здоровая умелая самка. Чтоб рожать воинов могла.

– Одна самка для утех, другая для ведения хозяйства. У вас в обычае иметь по две жены?

– На хозяйство воин может и кефару поставить. Старшая жена детей растит, следит за домом, младшая жена в походах воина согревает, кровь ему горячит.

Алекс прикинул соотношение мужчин и женщин у варагов. Недоверчиво спросил:

– Так на всех воинов варагских жен не хватит, как они без семьи живут?

– У нас не семьей живут, а кланом. Лучшие воины себе жену сами выбирают, остальных кланы сводят. Если воин пал в бою, его старшая жена и дети остаются в клане, а младшей достается свобода. Если у нее уже дети, то ее делают старшей женой брата, если тот еще не женат. Варагских жен завоевывают храбростью, у вас покупают золотом.

Алекс пожалел варагских парней:

– Похоже, молодой воин не знает женской ласки. Гибнет за племя, не испытав чувственных радостей.

Лерак нравоучительно прояснил ситуацию:

– Если муж прикажет, младшая жена не имеет права отказать кровным родственникам внутри клана.

– Так как разберутся, от кого дети?

– Какая разница внутри клана, от кого дети? У вас, на равнине, живут как волки, парами. В наших местах выжить можно только сильным кланом. Сегодня нас ожидает веселое представление. Мой воин из клана Наух-Барсов затравит собаками своих кефаров.

– Богатый такой, не ценит рабов?

– Чем-то они его обидели. Он гордый. И воин храбрый, добудет себе еще.

Алекс поморщился от необходимости разделять дикую забаву горцев. Собаки у варагов представляли особую породу, прекрасно приспособленную лазить по камням и крутым откосам. Мелкие с виду, однако, выносливые, сильные, с хорошим чутьем псы охраняли пещеры, служили проводниками в темных подземельях, притаскивали подбитую дичь из самых немыслимых мест. А еще их использовали в качестве орудия казни. Наух вывел юношу и девушку в центр освещенного факелами просторного зала, куда уже набились охочие до подобных зрелищ мужчины. Жертвы испуганно озирались, не представляя, что их ожидает впереди. Тощие шеи охвачены тяжелыми ошейниками, предназначенными скорее для удержания медведей, а не людей. Коротко обритый юноша ослепительно сверкал наготой хлипкого тела сквозь тряпки, в которые был завернут. Ветхая ткань туники совершенно расползлась на очень юной девушке, прикрывая хрупкое тело чисто символически. Хозяин тяжелой рукой опустил обоих на колени. Почувствовав, что расправа близка, пара соединилась в объятиях, дерзко не обращая внимания на окружающую толпу, убежав в свой, только им ведомый мир грез. Ударами кулака хозяин вырвал девушку у парня, стянув тому руки за спиной. Девушку пинком поднял на ноги. Теперь Алекс мог в упор рассмотреть обреченных. Девушка стояла прямо перед ним, пытаясь отвернуться от любопытных взоров. Губы подрагивали, словно хотели что-то сказать, но не решались. Впрочем, дрожали не только губы, но и все тело. Алекс не имел никакого желания любоваться зрелищем травли беззащитных людей. Он бы с радостью покинул варагскую забаву, если бы не необходимость укрепления военного союза. Девушка закусила губу, чтобы не закричать от страха. Она, кажется, стала осознавать, что им предстоит испытать не просто наказание, но нечто ужасное. Случайно ее распахнутые блестящие глаза встретились с сочувствующим взглядом Алекса. Животный инстинкт самосохранения заставил ее не отвести взор, уцепиться за призрачный шанс спастись. Наполнившиеся слезами большие темные глаза умоляли Алекса о спасении. Безмолвная мольба, может оттого, что безмолвная, тронула Алекса. В конце концов, вараги могли бы найти себе и менее дикие забавы, и уж во всяком случае, не тащить его на свои кровавые зрелища.

Отбросив политические соображения, Алекс громко спросил у хозяина рабов, который как раз собирался натравить свору голодных, безжалостных, как и их хозяин, псов:

– Уважаемый Рун-Наух, за что эти рабы подвергаются травле?

Наух почтительно ответил гостю:

– От них мало проку в хозяйстве. Парень не мог поднимать руду как остальные. Ленивый кефар вместо работы хотел собрать какой-то механизм, воровал железные части. А эта девка помогала ему, и оба собирались бежать с моего рудника. Но от Рун-Науха ни один презренный кефар не убегал.

После этих слов вараг подошел к юноше и ударил в лицо. Отшатнувшись, тот нашел в себе силы просить:

– Алирия ни в чем не виновата. Прошу вас, отпустите ее!

Следующий удар разбил юноше губы, заставив глотать собственную кровь. Учуяв запах чужой крови, псы насторожились и заворчали. Услышав про механизм, Алекс укрепился в решении спасти несчастных. Он предложил:

– Не согласится ли уважаемый Рун-Наух расстаться со своими кефарами за двойную цену?

Скрытая борьба между жадностью и стремлением наказать непокорных отразилась на толстом лице варага. Видимо, рабы чем-то очень сильно досадили Науху, раз он отверг предложение знатного гостя и, более того, предводителя союзной армии:

– Деньги не заменят мне удовольствия видеть, как собаки вырвут куски у этих бледнотелых червяков. Я собирался нарезать из них ломти мяса, заставить жрать собственные тела. Только из желания развлечь гостя предпочел наказать их травлей. В походе я возьму новых, более послушных кефаров.

После такого ответа продолжать торг неуместно. Однако задетое самолюбие Алекса посчитало отвергнутое предложение, пусть и не в оскорбительном тоне, неуважением своей персоны. Почти не успев обдумать последствия, следующим заявлением он поверг варагов в изумление:

– Тогда я предлагаю уважаемому Рун-Науху поединок голыми руками. Эти кефары против двадцати золотых империалов.

На 20 золотых империалов можно купить 10 крепких, пригодных к полевым работам рабов на рынке в Ферголе, или хорошее оружие. У варагов не развит кодекс чести, или обычаи, которые вынуждали бы их принять сделанный вызов. Однако предстоящий поединок мощного, широкого Науха с непонятным, окутанным невероятными слухами чужеземцем, победителем Лабиринта, нагнал волну энтузиазма у толпы. Своими одобрительными криками они сделали невозможным отказ Науха, загнавшего себя глупым упрямством в западню. Смерив Алекса взглядом, опытный боец признал риск проигрыша незначительным. В конце концов, в рукопашном бою побеждает более массивный соперник, а подтянутая, стройная фигура Алекса не выделялась своими габаритами, не казалась опасной. В запальчивости Наух неосторожно бросил фразу:

– Пусть армия с равнины ищет себе нового конунга, я не привык отпускать соперников живьем.

– Не спешите меня хоронить, уважаемый Рун-Наух, – по-настоящему разозлился Алекс.

Схватка началась после разминки Алекса. Легкий бой с тенью вызвал насмешки в толпе, отнесшей подготовку серьезного поединка к очередному чудачеству голубоглазого пришельца. На фоне откровенно любопытствующих мужчин выделялись встревоженные лица Раволы и Дануйи, не понаслышке знавших, какие тяжелые увечья причиняют вараги друг другу в междоусобных потасовках.

После разрешающего знака вождя Наух набычился, сразу же бросился вперед. Если бы схватил соперника своими ручищами, исход схватки оказался бы печальным для Алекса. Кулачный бой не развит в среде воинов, предпочитавших решать спорные вопросы ударами секиры. В драке их кулаки являлись как бы продолжением секиры, они размашисто рубили руками и беспорядочно молотили противника до полной победы. Именно на это и рассчитывал Алекс. Увернувшись вбок от туши Науха, удачно достал его кулаком в нос. Хлынувшая кровь привела варага в бешенство. Плохо координируя движения, он несуразно попытался схватить Алекса с намерением оторвать тому голову. Классический, отработанный на тренировках удар прямой правой заставил варага узнать, где у него находится солнечное сплетение. Обыкновенный человек свалился бы в болевом шоке, но вараг был действительно матер, по-звериному нечувствителен к боли. На мгновение Наух замер, пытаясь вдохнуть воздух. Мгновения Алексу хватило, чтобы подготовить сконцентрированный удар. Он послал кулак в подбородок варага, вложив в удар всю силу ног, вес тела и надежду на победу. Мышцы тела отлично помнили годы, проведенные на любительском ринге в полутяжелом весе. Бессмысленно вращая глазами, Наух рухнул на колени. Он, несомненно, встал бы по счету арбитра на ринге. Но здесь не ринг, и другой сильнейший удар коленом опять же в челюсть опрокинул его навзничь. Ударив сверху вниз еще раз в челюсть для верности, Алекс автоматически потянул руки к плывшим глазам соперника, чтобы выдавить их из глазниц. Кровь густо запенилась из разбитого рта, заливая бороду Науху. Нахлынувшее отвращение вернуло Алекса в человеческий облик. В восторге задрал вверх руки под одобрительные возгласы воинов, восторженный крик победы рвался из груди. Оглохнув от своего радостного вопля, он не расслышал слов вождя. Из толпы воинов пришедшему в себя Науху подали секиру. Оружие вернуло поверженному уверенность, а ненависти хватало с избытком. Вараги никогда не отличались щепетильностью в соблюдении правил и договоренностей, если надо достичь цели. В голове Алекса вспыхнула одна только отчаянная мысль: "Предательство!" Нарастающая злость на Лерака успела смешаться с острой жалостью к себе, прежде чем ситуация вновь резко изменилась.

Раздался звонкий щелчок тетивы арбалета. Голова Науха резко дернулась, и тело неловко завалилось на каменный пол. В центре лба торчал короткий арбалетный болт. Внезапно наступившую тишину, готовую разорваться гневом, нарушил повелительный голос вождя. Почти не понимая язык лакхаров, Алекс все же угадал смысл короткой речи, который сводился к тому, что воин, побывавший на коленях, не достоин жить. И что смерть с секирой в руках предпочтительнее позора поражения. Спорить с этим воины не могли, а вернее, не осмелились. К тому же Науха многие не любили, считали заносчивым, способным предать клановые интересы ради шкурной выгоды. Выскочил молодой воин, гневно жестикулируя, стал обличать в чем-то Рун-Лерака. После короткой перепалки на воина навалились телохранители вождя, уволокли из пещеры. Алекс спросил недоуменно:

– Кто это был?

Лерак с сожалением произнес:

– Старший сын Науха, юный и горячий. Осквернил язык бранью на своего вождя.

– Что с ним станется?

– Наденет синие перчатки. Пусть образумится.

Алекс знал о таком наказании у варагов. Запястья рук туго перетягивались тетивой от лука, и жертва подвешивалась. Жизнь зависела от того, насколько долго не снимали смертельно опасные "браслеты". Если несчастный успевал покаяться, тетива не приносила вреда, следы быстро исчезали. Если жертва упорствовала, тетива срезалась через сутки. Пальцы теряли чувствительность, начинали медленно гнить. В конце концов, человек умирал в невыносимом смраде. Спастись можно, только отрубив кисти. Если боги покровительствовали осужденному – пальцы оставались целы, но меч уже держать не могли. У сына Науха было в распоряжении время до конца пира, после этого ему оставалось молить о смерти как о милосердии.

Алекс, пытаясь разобраться в мотивах Лерака, спросил его шепотом:

– Уважаемый Рун-Лерак, за что вы велели убить Науха?

Покосившись на внимательный взгляд, вождь решил не таиться:

– Униженный воин опаснее мертвого. Он мог переметнуться к жрецам. Мог ударить в спину. Рун-Наух был сильный воин, но сейчас мне нужны верные воины. Наух не был верным воином. Вы оказали мне великую честь оберегать вашу драгоценную жизнь, Рун-Алукс.

Алекс мысленно усмехнулся из-за необходимости ответного реверанса:

– Поверьте мне, я очень высоко оцениваю дружбу великого Рун-Лерака. А что станет с семьей Науха?

– Об этом не стоит беспокоиться. Старшая жена будет владеть и распоряжаться его имуществом. Младшая получит свободу, сможет спокойно встречаться с одним из моих преданных воинов. Поединком вы сделали ее счастливой.

Похоже, Лерак неплохо осведомлен о внутренней жизни своих соплеменников. Алекс почти забыл о спасенных жизнях, когда вождь напомнил ему:

– Зачем тебе эти кефары? Я бы подарил гораздо более красивую кефару, юную девственницу, мать которой родилась свободной...

Ответить вождю правду означало бы нарушить хрупкий баланс доверия, только складывающегося, от которого зависели судьбы тысяч людей. Менталитет жестокого времени отвергает рассуждения о неповторимой ценности каждой человеческой жизни. Алексу пришлось схитрить:

– Парень обладает знаниями и умением в механике. Тупой Наух не оценил этого, а я собираю таких людей.

Чтобы сменить тему, он продолжил с улыбкой:

– У вас много красивых кефар? Мне кажется, у нас с варагами разные вкусы на женщин.

Лерак охотно поддержал излюбленную в мужской среде всех миров тему, потрепав рукой грудь рыжей наложницы:

– Красивая женщина та, которой мужчина жаждет обладать. Тебя теперь окружают именно такие. Я беспокоюсь о Эльданке, всегда росла своенравной девчонкой.

Надо отвечать отцу, нельзя ошибиться в интонации. Алекс с едва различимым нажимом произнес:

– Меня окружают не женщины, а соратники. Я им доверяю и забочусь о них. За Элля-Дануйей присмотрю, на мечи не пошлю. Утехам любви предадимся после разгрома Храма. Тогда я напомню Вам о той юной кефарке. Надеюсь, ей хотя бы исполнилось шестнадцать?

Произнося эти слова, Алекс и сам был уверен, что обойдется во время войны без женских ласк. Мудрый Рун-Лерак, знавший больше о войне, мужчинах и женщинах, не сумел сдержать улыбку:

– Когда война кончится, кефарке будет много больше шестнадцати. Цветок надо срывать, пока он распускается и душист. Увядшие лепестки не источают аромат. Вот и эта кефара потеряла аромат, смотрю на нее, и в сон клонит, – вождь оттолкнул наложницу ногой, отрывисто рявкнул в зал. С радостными воплями подбежали воины, за волосы потащили женщину в центр зала, где незадолго до того погиб самонадеянный Наух. С отчаянным визгом она цеплялась за трещины, ломая ногти о камни, и визг метался от стены к стене, отражаясь как от каменных стен, так и от каменных голов варагов. Страх и отчаяние лишь забавляли их. У Алекса аж похолодело в груди от пронзительной обреченности крика:

– Что с ней будет?

– Я подарил ее тело воинам. Пусть оно дарит любовь до последнего.

Алекс с легким разочарованием подумал: "Низкая культура у лакхаров. Одно слово, варвары. Мог бы из вежливости вначале предложить мне". Некоторая досада слышалась в его замечании:

– Они очень обрадовались...

– Многие верят, тело женщины забирает часть мужской силы, а может и отдать, если постараться. Они надеются, им достанется частичка силы вождя. Мне не жалко, хе-хе...

За внешней уверенностью Алекс уловил тревожные нотки:

– Вождя что-то беспокоит?

Рун-Лерак не сразу ответил. Долго размышлял, прежде чем признался:

– Враги обложили. Со всех сторон теснят, шакалье. Союзные вожди готовы отречься в любой момент.

Приняв в себя очередного воина, наложница затихла, после ее тело дергалось безжизненно под толчками наивного искателя чужой силы. Вскоре Алекс потерял интерес к ее судьбе. Лерак предложил скрепить союз властителей по древнему лакхарскому обычаю, кровью. В большой кубок, сделанный из черепа и обитый снаружи толстой воловьей кожей, налили виноградного вина. Алекс поинтересовался:

– Чей череп, известно?

– Конечно. Мы бы не стали приносить клятву в кубке неизвестного происхождения. Это отец моего деда, великий воин был и мудрый вождь. Прожил 75 зим, славно погиб в бою, как подобает настоящему воину. Мудрость предков всегда с нами.

– Я думал – вы делаете кубки из черепов врагов.

Лерак приподнял брови:

– Мы делаем чаши из черепов лично убитых воинов. Но позолотой изнутри не покрываем. Такой чести удостаиваются лишь знатные родственники. Ну, может враги очень известные, вожди племен.

– Я надеюсь, могу рассчитывать в случае гибели на позолоту моего черепа?

Лерак оценил шутку:

– О да, мы будем пить из нее по большим праздникам. Начнем ритуал.

Лерак ножом разрезал палец и накапал в кубок густой, ярко-красной крови. Алекс когда-то терпеть не мог анализов на кровь. Увильнуть от неприятной процедуры сейчас не было никакой возможности. Сожалея, что не может пустить кровь кому-нибудь вместо себя, встал и лихо резанул по пальцу левой руки, с непривычки и волнения даже слишком глубоко, усилием воли не выдав легкую панику внутри себя. Далее Лерак и конунг опустили мечи в кубок, прочитали короткую клятву о верности и дружбе. Выпить коктейль из вина и крови оказалось более легким делом, на этом церемония формального скрепления дружбы завершилась.

Пир затянулся до глубокой ночи. Избыточно жирные варагские блюда не слишком подходили под вкус Алекса, но так как готовили лично жены вождя, он с вынужденным удовольствием причмокивал. Единственно, чего осилить не смог, так это жареные мозги медведя. Приходилось налегать на питье, а хмельные напитки из выдержанного меда горных пчел имеют обыкновение бить по ногам внезапно. По вкусу же не уступали классическому бренди 12-летней выдержки. Смутно долетали до слуха заунывные слова застольной лакхарской песни:

Ус седой, дой-дой, дой-дой,

Обмакнул в вине наш вождь,

День сырой, дой-дой, дой-дой,

Льет с утра холодный дождь...

Выпил вождь, дой-дой, дой-дой,

Кубок памяти отца,

Тот погиб, дой-дой, дой-дой,

Лучше не было бойца...

Проснувшись утром от необходимости справить естественную нужду, Алекс не сразу осознал представшую перед ним картинку. Как он добрался до спального ложа, не помнил. Голова гудела, но общее самочувствие вполне сносное. Спасенные вчера рабы сидели на полу в своих несуразных ошейниках, прижавшись друг к другу. Они мелко дрожали от утреннего холода. Как и вчера, на них не прибавилось одежды. Эль-Равола стояла около входа с обнаженным мечом. Похоже, она не сомкнула глаз, пока ее пьяный сюзерен отсыпался. Алекс устыдился, ему захотелось что-то сделать для людей, которые от него полностью зависели. Приказал Раволе выдать кефарам, имена которых Алекс позабыл, запасной шерстяной плащ, один на двоих. Красный плащ с золотой вышивкой подарила мать Дануйи. Затем освободил от службы уставшую девушку:

– Эль-Равола, благодарен тебе за службу. Ложись в постель, отдохни. Раб, как тебя там зовут, встанешь у входа. Никого не пускать, пока не разрешу.

Парень бросился ниц:

– Слушаюсь, господин. Меня зовут Ифаган, а спасенную тобой девушку Алирия.

Равола, нисколько не смущаясь, сбросила доспехи и неожиданно для Алекса, чисто по-женски, юркнула под теплую шкуру с правого бока конунга. Никакого эротического желания не подразумевалось, просто в военных походах у варагов принято греться телами, без разбора половой принадлежности. Так что греть командира было частью ее нелегкой службы. Вообще-то Алекс не имел в виду свою постель, когда разрешил Раволе уйти с поста, но теперь не собирался возмущаться. Алекс почувствовал крепкое бедро мгновенно уснувшей девушки, в нем затрепыхалось смутное желание, пробивающееся сквозь мутность вчерашнего застолья. Рассуждения на пиру о необходимости воздержания на войне напрочь забыты, чего не ляпнешь за чаркой. Взгляд остановился на худеньком теле собравшейся в комочек рабыни:

– Алирия, подойти ко мне.

Рабыня с трудом поднялась и, оставив плащ своему другу, медленно подошла, преодолевая стеснение и страх перед неведомым то ли спасителем, то ли новым тираном. Ее сложение казалось слишком хрупким на фоне мускулистых амазонок, явно не приспособленным для тяжелого физического труда, да и вообще для жизни в горах. Мысленно Алекс представил, как бы она смотрелась моделью на подиуме. Вот там ей место, а не в горах. Вытянутая подростковая фигура, маленькая грудь, ребра торчат. Посиневшие от прохлады длинные ровные ноги, худоватые пожалуй, но так могло казаться после бугристых мускулами ляжек варажек. На бедрах отчетливо просматривались следы ударов кнутом, последствия злого нрава прежнего хозяина. К счастью, на молодой коже рубцы быстро рассасываются, почти не оставляя шрамов. “Отогреть, накормить и отмыть – да она первая красавица будет”, – размышлял Алекс. Он на всякий случай глянул на Ифагана, убедился, что тот нес караул без меча.

– Ближе подойди. Хочу посмотреть, кого я спас, – с нетерпением подогнал девушку, досадуя на ее робость.

Нерешительно остановившись перед спальным ложем, Алирия одернула лохмотья туники, чудом державшиеся на узких угловатых бедрах. Руками разгладила расползающуюся ткань, полностью прикрыв куцым подолом низ живота. Простой жест умилил Алекса, в нем проснулись странные для здешних мест угрызения совести. Усилием воли пригасив тлеющую похоть, постарался успокоить девушку:

– Не бойся, дурочка. Ложись сюда, спи. Будешь греть мне левый бок, как амазонка. Беру на временную службу.

Алирия заморгала часто, застыв неподвижно, как статуя. Алекс с досадой поморщился: рабыни не солдаты, приказов не понимают. Уговоров требуют, барышни, чтоб их. Хлопотно бабами командовать. Рассерженно произнес:

– Можешь несчастные лохмотья не снимать, если самой не противно в них спать.

Алирия оказалась девушкой чистоплотной. С некоторым стеснением сняв и аккуратно сложив накидку, залезла под одеяло к конунгу и со страхом замерла, заледенев как статуя изо льда. После того, как ничего страшного не произошло, пригревшись и окончательно успокоившись, Алирия заснула, свернувшись в калачик. Напряженный Ифаган расслабился, перестав возбужденно сопеть на своем посту. В окружении девичьих тел Алекс с трудом собрался с мыслями, стал продумывать предстоящий военный поход на недругов Рун-Лерака. Размеренные мысли прервало появление Эль-Дануйи. Оттолкнув растерявшегося Ифагана, пантерой ворвалась в помещение. Буквально впрыгнула, зазвенев кольчугой и прочими привешанными безделицами. Увидев Алекса с девушками по бокам, Дануйя застыла, на мгновение позабыв о приветствии. Глаза заполыхали черной грозой с искорками молний. Не сводя негодующего взгляда с Алирии, пантера выпалила:

– Вставайте, конунг! Отряды моего отца выступают.

Алекс сладко потянулся:

– Так сразу и вставать. Варажские медведи еще долго будут собираться. Эх, мне бы чашечку заварного кофе в постель, крепкого, с кофеинчиком.

Подумал и добавил:

– А еще миндальное пирожное, со взбитыми сливками.

Оглядев спящих девушек, улыбнулся:

– Девочек не надо, уже есть.

Брови Дануйи поползли вверх, вспахав мыслительными складками гладкий лоб. Поколебавшись секунду, она уверенно заявила:

– Я не знаю, чего хочет конунг, но прикажу кефаркам отца достать тебе кофи и пирошое.

– О как! Где же они возьмут то, чего сама не знаешь? – удивился Алекс.

– Пусть узнают. Не найдут, кнут заставит их умыться кровью!

Алекс решил мечтать в следующий раз осторожнее. Ляпнешь что-нибудь вслух, а у человека голова покатится. Примирительно произнес:

– Ладно, я пошутил. Не надо мне кофе и пирожных. Пусть принесут холодного морсу, ледяного. А сама собирай боевых подруг, возвращаемся в мой лагерь.

Так начался этот поход, сокрушивший господство Храма на варагской земле…