Последний конунг Пограничья Часть 9.Лабиринт. Одна жизнь на всех aka Жизнь проституток

Резкий противный звук горна разбудил на рассвете. Рабыни, исполнив долг, исчезли еще перед восходом солнца. Отряды собирались в заранее отведенных местах, люди завершали последние приготовления. Принесли жертвы богам. Для этой цели Месенг купил по дешевке какую-то немолодую женщину, по местным меркам почти старуху, высохшую на полевых работах. Использовать ее для работы более не представлялось возможным, а боги не обращали внимания на здоровье и внешность приносимых даров.

Алекс озлился на лидера. Скорее всего, видит последнюю женщину в жизни, и та страшная как пугало. Хотелось видеть перед смертью очаровательную красавицу, кто знает, может, вместе с ней он будет стоять в очереди на вход в загробное царство. Хотя с другой стороны, дополнительный стимул побороться за жизнь. Пусть другие развлекаются у Рангантана с этой теткой, а он еще поборется за свою жизнь и любовь земных красоток. Человеческие жертвы запрещались строгими законами в Империи, да и в Пограничье формально не приветствовались. Однако вера в особую силу запретного ритуала под влиянием близких соседей-варваров крепко сидела в умах даже уважаемых людей местного общества. В разожженный огромный костер рунги бросали поочередно отрубленные куски женщины, в то время как остальные бойцы криками воодушевленно поддерживали заунывный монолог Месенга. В своем обращении тот в притворно-уничижительных выражениях выпрашивал покровительство:

– О, бессмертные боги! Молю вас послать победу, да будет низвергнут конунг старый, пусть врагов сокрушает Месенг, заслуживший почет среди граждан Фергола. Всегда перед вами преклонялся я, и стыд великий для меня будет не отнять власть конунга у этого старика, забывшего заветы предков под боком молодой жены. Не печалит меня моя судьба, печалюсь я вызвать ваш гнев и счастье вижу в служении ревностном воле небесных властителей!

Алекс отметил: несмотря на самоуверенность, вожак вовсе не был убежден в скорой победе, раз прибег к такой варварской церемонии. Куски тела громко шипели, быстро обугливаясь до костей в жарком пламени. Ноздри щекотал неприятный тошнотворный запах. Стесняясь суеверной слабости, Алекс втихую попросил помощи у богов лично для себя: "Судьбы своей никто не избегнет. Но прошу не отсылать во владения Рангантана, я новый человек у вас, помогите". Сейчас ему пригодится любая помощь, даже от Ралайтана.

Алекс с интересом осматривал построившихся воинов. Как правило, начальники имели защитные латы, простые воины носили шлемы, прикрывая туловище кожаными доспехами и стеганками. Исключение составляла банда старого конунга, у него многие бойцы имели кольчуги. Защитная броня стоила дорого. Если у человека нашлись деньги купить ее, ему не было смысла идти погибать в Лабиринт. В Лабиринт входили налегке, с оружием и кожаными флягами с водой. Еду не брали, сытость после обильного пиршества сохранялась долго. Счастливы те, кто доживет до чувства голода. К тому же по расхожему мнению удар мечом в живот усилит страдания наевшейся жертвы, а никто не хотел умирать мучительно. Латиф громко бранился на грабителей, похитивших его ценные вещи. После каждой гневной тирады он хватался за голову и морщился. Вино было явно дурного разлива, крестьяне, скупердяи, сэкономили на умирающих ради них воинах. Алекс благоразумно решил отложить объяснения до выхода из Лабиринта. На всякий случай вслух посочувствовал другу. Месенг нервничал, без конца бесцельно вытаскивал свой роскошно инкрустированный меч, по слухам, закаленный в крови девственниц. Сказал нарочито бодро:

– Ну, парни, настал наш час! Будем верны заветам предков!

Алекс толкнул локтем Латифа:

– А какие заветы оставили его предки?

Тот, поморгав немного, беспечно ответил:

– Греби славу чужими руками...

У бойцов нарастало возбуждение, все стали осознавать близость смерти, к которой готовились, но которой страшились. В Лабиринт зашли с разных сторон колоннами, после чего все ворота наглухо задраили. Побоище началось по звуку горна, когда солнце поднялось в зенит, и стало уж невмоготу от длительного ожидания.

Отряд Месенга стоял неподвижно, зажатый узкими стенами внутреннего коридора. Месенг объявил:

– Сейчас все отряды рвут конунга. Мы выждем.

На них наткнулась какая-то банда очумелых неуправляемых вояк и безрассудно кинулась прямо на выставленные копья. Алекс не столько отмахивался мечом, сколько пытался не попасть под размашистые удары берсерков. Забрызганные кровью с головы до ног рунги были по-настоящему счастливы. Прежде чем отбили натиск, несколько человек были ранены, двое тяжело. Месенг приказал рунгам прикончить тех, кто не мог держать меч. Ропота не последовало, все понимали необходимость такого шага. Алекс с трудом приходил в себя после стычки. Ему довелось ткнуть мечом под ребра одного из нападавших, и тот еще шевелился, истекая кровью. Алекс старался не смотреть в его сторону, подсознательно чувствуя вину перед умирающим. Звуки терялись среди высоких стен, однако иногда вспышками доносились вопли и лязг железа. Месенг указал Алексу:

– По справедливости я ценю, как ты сражался. Но замечаю неохоту к бою. Встань замыкающим.

Латиф вызвался:

– Господин Месенг, позвольте мне встать рядом с ним.

Месенг кивнул. Латиф зашептал на ухо Алексу:

– Пес он. В Лабиринте задние гибнут первыми, здесь обычно нападают со спины. Будь осторожен.

Стояли в тесном строю, по четверо в ряд. С обоих концов отряда перегораживали щитами проход, выставив копья. Остальные сбились в плотный монолит, поджимая телами передние ряды. Мини-фаланга. Алекс оказался в последнем ряду, с одного бока к нему прижался Латиф, с другого бока давил наемник, за деньги согласившийся сражаться за Месенга. Наемника звали Даух, его мучили приступы сильнейшей головной боли, от которых он решил укрыться славной смертью. Меч Алекса закинут за спину, древко копья скользит во вспотевшей ладони. Сзади дышал в затылок убийственной смесью лука и перегара щербатый парень, имени его не помнил и не желал помнить. Запоздалое сожаление с привкусом страха холодило грудь откуда-то изнутри: “Зря поперся в мясорубку Лабиринта. Лежать мне скоро как эти бедолаги, издыхающие на виду у всех. Не хочу умирать как скот под ножом мясника!!!” Месенг приказал:

– Могут зажать с двух сторон. Продвигаемся к центру Лабиринта.

Продвигаться пришлось с трудом. Налетали с боков, из многочисленных ответвлений и входов. Основной удар на себя принимали замыкающие бойцы, и если б не поддержка Латифа, Алекс уже стоял бы в воротах царства Рангантана. До центра Лабиринта добрались не все, но когда вышли к круглой площадке, напоминающей арену цирка, Алекс сразу признал ее по описанию Филина. В центре возвышался постамент, где и должен был храниться золотой жезл. Месенг зло выругался:

– Старая гиена, опередил нас, он лучше знает дорогу.

И так понятно, что конунг сразу ринется за жезлом. Вокруг валялись трупы, жалобно стонали тяжелораненые, забыв в беспамятстве, что пришли сюда достойно умереть. Люди в основном из случайных банд, но опознали и парочку бойцов конунга. Алекс с облегчением не признал в них Лармуга. Берсерки развлекались, ногами добивая раненых. У Алекса чесались руки всадить меч в спину кому-нибудь из рунгов, а еще лучше проколоть обоих сразу. Месенг скомандовал:

– Пойдем по следам конунга, на звуки боя. В стычки не встревать, беречь силы.

В отдалении послышались условные крики. Алекс что есть сил неосмотрительно заорал:

– Фа-а-а-а-ак!!!

Месенг грубо приказал заткнуться, приписав крик Алекса боевому азарту. Шли осторожно, впереди топали рунги, все время опережая остальных, тыл прикрывали Алекс с Латифом. Смеркалось. Месенг искал удобную и безопасную позицию для ночлега. Нападения прекратились, в потемках трудно определить силы противника, большинство избегало драться.

Внезапно в их колонну врезались люди с разукрашенными лицами, так обычно сражались жители Тиракской долины. В Пограничье их считали трусливыми, так как они имели обыкновение устраивать сражения по ночам. Трусостью это конечно не было, просто они хорошо видели ночью и умели быстро различать своих от чужих по светящейся в темноте боевой окраске лица. Вот и сейчас передние атакующие тиракцы повисли на копьях, сделав их ценой жизни бесполезными для боя. Другие тиракцы швыряли в упор тяжелые дротики. Алекс сумел заслониться от одного дротика. Тот с глухим стуком глубоко вонзился в щит, оттягивая его длинным рычагом вниз. Заостренный кончик вылез наружу, немного не дотянув до переносицы Алекса. От второго дротика, устремившегося ему прямо в лицо, он успел уклониться, низко пригнув голову. Дротик, едва скользнув древком по волосам, вдавил нос щербатому парню за спиной Алекса внутрь мозга. Заговорили металлическим звоном мечи. Латиф с Алексом отступали назад, сражаясь плечом к плечу. Еще два бойца из отряда Месенга ожесточенно рубились рядом. На них наседало шесть человек, остальные тиракцы преследовали основную группу. Двое прижали Алекса к стене, без особых затей молотили мечами, не считая нужным блеснуть искусством фехтования. Тактика достаточно эффективная при численном перевесе. Частые удары расщепили щит Алекса, делая его непригодным для защиты. Еще пара ударов и щит развалится, тогда мечи начнут кромсать его тело.

Тогда он скорее с отчаяния, нежели по трезвому расчету, с размаху швырнул плоский щит как диск в ноги одному из нападавших. Попал. Тиракский боец согнулся от боли в ушибленной ноге. Второй, прикрываясь плетенным из толстых прутьев виноградной лозы щитом, прыгнул вперед и махнул мечом, метясь поразить противника в открытый корпус. Нырнув под плоскую траекторию движения клинка, Алекс выкинул вперед руку, раздробив своим железом колено врага. Товарищи бросились оказывать помощь раненому, видно, он не последний человек в ихней компании. Отрезанная группка Месенга оторвалась от преследования, заскочив в ближайший коридор.

Легче не стало. Здесь они нарвались на людей конунга, тех было явно больше. Алекс с радостью увидел среди них Лармуга, путь к спасению мгновенно высветился в голове. Кивнув Латифу, обрушил меч на голову ближайшего к нему воина Месенга. Тот как подкошенный рухнул на землю с удивленным выражением лица, а через секунду на него свалился другой, зарубленный Латифом. Латиф не рассуждал, полностью доверившись Алексу. Люди конунга с недоумением наблюдали междуусобицу. Алекс закричал:

– Мы переходим на сторону конунга!! Мы под его покровительством!!

Лармуг поддержал опасную игру:

– Я видел, как конунг перекупил этих воинов. Нам нужны дополнительные силы!

Алекс обрадовался, конунга среди них не было. Эта группа также осторожно искала пути воссоединиться со своими. Совсем стемнело, на ночлег решили остановиться в узком участке коридора, оба выхода которого легко заблокировать малыми силами. Латифа поставили на страже с одного конца, Алекса с другого. В напарники дали проверенных бойцов, которые угрюмо следили за перебежчиками. Ночь тянулась нескончаемо, но Алексу не хотелось спать. События прошедшего бурного дня вертелись перед глазами. Искорки радости, что еще жив, затухали в удушливой тревоге о завтрашнем дне. Кажется, Алекс все же задремал. Напарник толкнул его в бок:

– Что за крики!

Алекс прислушался. Смог различить приглушенные звуки "Фа-а-ак". Огляделся, на другой стороне дежурили Латиф с Лармугом. Над решением Алекс не раздумывал. Прошептав напарнику: "Кто-то своих ищет", – ударил острием меча, не размахиваясь, снизу вверх в горло. Железо легко прошло гортань, застряв где-то глубоко внутри черепа. Кровь хлынула фонтаном, в темноте не видно, но в нос сразу ударил специфический запах. Запах, по которому хищники издалека находят свои жертвы. Алекс почувствовал липкие брызги на руках. Боец конунга не смог закричать, отвалился без звука. Мелькнула невеселая мысль: "Быстро я освоил ремесло убийцы". Теперь Алекс смог отойти подальше и громко зашептать "Фа-ак". Уже ближе послышался ответный зов. Вскоре на него вышла группа из четырех человек Хромого Голда. Самый смышленный из них, по имени Кенсар, доложился:

– Уговорили еще одного. Как и договаривались, в бои не вступали, прятались до ночи. Голд погиб.

– Хорошо. Там спят пять бойцов конунга. На страже наши люди. Всех спящих без шума прикончить.

– Доспехи надеты?

– Да, есть с кольчугами. Бейте наверняка.

– Не промахнуться б в потемках. Не боись, атаман, сделаем.

Алекс не давал нравственные оценки своим поступкам, желание выжить занимало его в первую очередь. Он предчувствовал, что когда-нибудь будет жалеть о своих действиях в эту ночь, но для этого все равно необходимо выжить сейчас. Резня не прошла гладко. В темноте наступили на одного из спящих. Боец вскочил и стал яростно отбиваться от убийц. Лармуг предпочел не вмешиваться, отошел в сторонку. Обреченный боец владел оружием профессионально, быстро передвигался резкими скачками, успевал отводить одновременно по два меча. Алекс не стал влезать, и так почти вся его команда толкалась вокруг воина старого конунга. Пожалуй, он бы сумел спастись бегством при желании, если бы не дурацкий гонор и боязнь показаться трусом. Несправедливый закон: кто умеет хорошо драться, не умеет убегать, и в результате гибнет скорее, чем трус. Только когда боец споткнулся о труп, Латифу удалось вспороть ему руку, не защищенную кольчугой, а затем забили беглые рабы. С убитых сняли доспехи. Алекс побрезговал натягивать замоченную в свежей крови кольчугу, Латиф же предпочитал не сковывать свободу тела. Теперь у них был единый отряд из 7 человек, счастливое число. Алекс уснул мгновенно и беспечно, не замечая, как рядом с ним пристроился Лармуг, не смыкающий подозрительных глаз с пришлых.

С утра, едва солнце осветило узкие коридоры Лабиринта, отряд двинулся на поиски тупичка, указанного Филином. Латиф печально рассуждал:

– Бьемся как звери дикие в клетке. Каждый сам за себя, за свою шкуру других режет.

Лармуг недовольно заметил:

– Везде так. В вашей Империи по-другому живут?

– Раньше я не понимал, а теперь могу сказать: по-другому живут. В Империи правят законы, произвол ограничен законами. Если не законы, Империя давно бы развалилась в раздорах. Одни народы вырезали бы другие в междоусобной бойне, был бы большой Лабиринт.

– Что, и императоры по законам живут?

– Императоры стоят над законом. Думаю, из-за этого все беды в Империи.

Алекс вмешался в дискуссию:

– Так может, не надо императоров. Пускай законы правят, а то императоры только мешают.

Латиф серьезно ответил:

– Нет, император нужен. Он следит за соблюдением законов. Он их нарушает, но это меньшее зло, чем если бы никто не принуждал к соблюдению законов.

– Если бы законы были хорошими, никого и принуждать не надо было. Без императора бы жили.

Латиф задумался:

– Наверное, нельзя сделать законы хорошими для всех. А без законов будет Лабиринт...

Стычки происходили заметно реже, чем вчера. Везде валялись трупы, раненые за ночь представились и похолодели. В глаза бросился мертвец, привалившийся словно для отдыха к стене. Разваленные сильнейшим ударом половинки черепа свисали на его плечах как эполеты. Студенистообразное содержимое головы мирно покоилось на коленях трупа. Невдалеке лежало и рубящее орудие, топор с широким лезвием, намертво зажатый в скрюченной руке. Владелец руки валялся в отдалении от своего отрубленного локтевого сустава. Судя по следам, он пытался пережать рану, и был добит. Тупичок оказался удачно расположенным за узким проходом, который мог оборонять один человек. Здесь и решили выждать весь день. Отражая атаки, убили двоих. Притащили еще тел, из них навалили в проходе баррикаду. Пока все рассказы Филина совпадали с реальностью. Алекс очень надеялся, что и тайник окажется правдой. По его команде на плечи сильному Лармугу встал самый длинный из присоединившихся рабов, пошарил рукой в глубокой выбоине в стене. С удивленным возгласом достал оттуда арбалет и пару коротеньких стрел к нему. Тетива арбалета была спущена, внешне в хорошем состоянии. Одному богу известно, кто и когда пронес арбалет в Лабиринт. Обычай запрещал использовать луки и арбалеты в Лабиринте. Считалось, метательное оружие не способно по достоинству выбрать победителя. Возникла сложность натянуть тетиву на дугу, отсутствовал вспомогательный механизм для этого. Человеческих усилий не хватало, чтобы согнуть дугу, изготовленную из композитного материала. Сердцевина вырезана из дерева тиса, снаружи наклеен пучок сухожилий, а с внутренней стороны дуга обложена спиленным роговым слоем. Под дождем такой арбалет потерял бы способность стрелять, однако в сухом климате представлял грозное оружие. Вспомнив курс школьной механики, Алекс нашел решение. Крепко привязали мечи цепочками к кончикам дуги, и с помощью нехитрого рычага согнули рога и надели тетиву. Латиф озаботился:

– Лишь бы тетива не лопнула. Эта стрелялка здесь лет десять хранилась, если не больше.

Лармуг успокоил:

– Не лопнет. Сам арбалет так себе, а тетива знатная. Похоже, из паутины сплетена. Такая тетива стоит кольчуги.

Арбалет доверили Лармугу, который имел опыт стрельбы на флоте, да и вообще казался опытнее всех присутствующих.

Засыпал Алекс под пересуды воинов про варагских девушек:

– У них так заведено, молодая девка бьется за свой клан. Когда мужики уходят в набег, незамужние девки охраняют своих. Бывает, из девок составляются целые отряды, это когда ихних мужиков перебили. А если к ним попасть в плен, то эти суки натешатся с тобой, как будто ты последняя шлюха. Оттого солдаты с ними боятся связываться.

– Брешешь! Чтоб девки солдат в плен брали?!

– Ты ентих девок видел? И я не видел. А знающие люди балакают, будто бы девки эти своих рабов голыми руками душат, для куражу.

– А, совсем заврался. То трахают мужиков, то душат. Что ж они, совсем дурные? Снасильничают и душат?

– Не понял ты, потому как ущербный. Душат рабов, таких как ты. А солдат, кто сдался, тех пользуют для своих женских надобностей.

– Ха, да я бы сразу им сдался! Пущай пользуют, пока молодой.

– Дурень ты молодой. Они попользуют, а потом отрежут твои причиндалы. Высушивают и на поясе носят.

– На хера они им сдались, сушеные? Свежие да живые получше будут.

– Эта у них как знак доблести такой. Кто более мужиков уложит, та самая уважаемая.

– Эх, а неплохо бы такую деваху здесь в Лабиринте прижать. Порезвились бы от души.

– У нас в латифундии хозяин предлагал торгашам стадо коров за варажку. Шибко ему хотелось такую дикарку заиметь...

– Если все про них правда, это не он, а она его заимеет!

Под дружный смех Алекс крепко заснул, посты должен был выставить и проверить ночью Лармуг.

Ранним утром отправились на шум боя, доносившегося где-то неподалеку. Трупов в проходах прибавилось, утомляло переступать через них. Следы разложения стали явственно проступать на бесформенных лицах, однообразно скомканных гримасой смерти. Особенно досаждали мухи, заполонившие узкие коридоры. Ладно бы засиживали мертвых, тем все равно, так ведь к живым липли. Если слышалось гудение роя, с уверенностью можно было ожидать увидеть груду мертвых тел за углом. Неожиданно из темного прохода выскочил воин с занесенным для удара копьем. Алекс даже не успел испугаться, когда воин остановил руку с копьем, нацеленным в грудь:

– Выжили?! Где вы были?!

Алекс узнал в воине Дауха, человека Месенга. Через секунду тот захрипел, безуспешно пытаясь закрыть ладонями огромную рану от меча Латифа, так и не услышав ответа на простой вопрос. Зато он навсегда избавился от головной боли. Решающий бой в разгаре. Шесть бойцов и лично Месенг отбивались в просторном зале от девяти воинов конунга. Теперь воины конунга сами оказались зажаты между молотом и наковальней. Они сопротивлялись до последнего, но сил не хватило обороняться на два фронта. Встав спиной друг к другу, они пытались отбиваться в группе, но лишь ненадолго продлили свои жизни. Бой холодным оружием беспощаден, невозможно долго отбивать одновременно два меча, или даже три, когда высвободились силы атакующих. В драке один на один победу приносит личное мастерство бойца, в битвах легионов все зависит от гения полководцев. А в таких вот схватках, небольшими группами, перевес в один меч может оказаться решающим. Преимущество всего в один меч быстро переходит в численный перевес в два меча, три, и так до полного уничтожения противника. Потерь не удалось избежать, тяжелораненый бывший раб отполз тихо умирать в сторону. Во всяком случае, он умер свободным человеком, может, это зачтется как-то в царстве мертвых. Конунг блеснул в последний раз воинским умением, лично подколов бойца Месенга. Алекс разочарованно заметил, что оба берсерка хоть и были с ног до головы заляпаны кровью, но, к сожалению, чужой. Месенг отрубил голову уже мертвому конунгу, с радостным воодушевлением вскинул над головой золотой жезл:

– Новый конунг Пограничья!!

По внутреннему холодку, ползучей опасностью стекающему вдоль позвоночника, Алекс прочувствовал: следующим шагом Месенг прикажет рунгам покарать его команду. Главарь недобро смотрел на Лармуга, на закинутый за его спину арбалет.

Промедление в действиях смерти подобно. С криком "Фа-ак!!" Алекс пырнул мечом ближайшего к нему человека Месенга. Воткнул лезвие в щель между панцирными пластинами, прикрывающими живот, и навалился всем телом на рукоять, стараясь как можно глубже воткнуть клинок. Вместо того чтобы пройти мышцы тела насквозь, меч заклинился в узком зазоре между пластин. Пораженный воин под давлением веса Алекса делал маленькие шажки назад, силясь поднять оружие для ответного удара. Алекс резким скачком сблизился с противником, схватил его запястье с мечом и резко ударил головой в лицо. Одновременно вытащил свой меч под большим углом, распарывая зазубренным клинком как пилой подкладку доспеха, а вместе с ней поверхность живота. Упавший на колени противник более не представлял опасности, человек не может сражаться с вываливающимися внутренностями. Рядом Лармуг размашистым точным движением срезал голову другому месенговцу, торжествовавшему победу над старым конунгом без должной бдительности. Голова подскочила в брызгах крови и упала на землю прежде туловища, подкатилась как колобок к ногам Алекса. Еще один из своры Месенга пал под дружными ударами рабов.

Фактор внезапности потерян, а наиболее опасные противники остались живы. Шесть против оставшейся тройки из отряда Месенга. Весомое преимущество, если бы не берсерки. Берсерки в безумном упоении махали мечами, не обороняясь в меньшинстве, как того следовало ожидать, а напористо атакуя с сумасшедшим азартом. Алекс нервно крикнул, сильно опасаясь боевых роботов:

– Лармуг, стреляй!

Лармуг зарядил арбалет, пока остальные с трудом сдерживали рунгов. Без потерь не обошлось. Бывший раб вяло отошел в сторону, поддерживая на весу перерубленную выше локтя руку. Некогда оказывать помощь, он умрет без мучений от потери крови. Преимущество сократилось до критичного уровня. К счастью, арбалет изменил баланс сил. Первый выстрел в упор оказался удачным. Стрела вошла глубоко в бок берсерку, и, хотя тот продолжал сражаться, его силы таяли с каждой секундой. Вторым выстрелом Лармуг попал другому берсерку в бедро. Не обращая внимания на застрявшую стрелу, тот бросился на Алекса. Мощным ударом выбил меч и собрался добить безоружного противника. Алекс уклонился. Вражеский меч по касательной задел лоб. Зазвенело и помутилось в голове, один глаз залился кровью. Латиф сбоку кинулся на безумного воина. С другого бока на берсерка напал Кенсар. Когда Алекс подобрал свой меч, берсерк уже бился в пыли, перемалывая окровавленными зубами песок в предсмертной судороге. Но и побледневший Латиф растерянно опустился на землю, зажимая рваную рану в животе. Добить другого тяжелораненого берсерка не составило труда, тот не мог передвигаться. Стоял на одном колене, спокойно ожидая ухода в мир иной к своим богам. Оставался последний враг, Месенг. Бессильно брызгал слюной, предчувствуя крах всех надежд:

– Предатели!!! Трусливые шакалы!!!

Лармуг, отбросив ненужный арбалет, ринулся на кровника, расталкивая руками соратников:

– Он мой!!! Не мешайте мне!!

– Месенг, ты помнишь Корию?!

Месенг недоуменно ощерился в ухмылке:

– Всех девок не упомнишь, пес! Она была твоей сучкой?!

– Она была моей невестой, подонок! Ты ее заклеймил!

– А, та милашка! Я ее недолго пользовал! Поплатилась за свою гордость!

Без слов Лармуг обрушил удары на Месенга. Тот умело отбивался. Алекс с трудом сдерживал желание помочь товарищу. Единственное, чем он мог содействовать, так это отвлекать внимание бывшего главаря, делая ложные выпады. Лармуг передвигался мягко, как кошка. Его враг прихрамывал, припадая на раненую ногу. Мечи противников выделывали сложные пируэты в воздухе, сталкиваясь с мелодичным звоном, приятным на слух, если не знать, что мелодия исполняется в последний раз для одного из музыкантов. Месенг бил размашисто, с большой амплитудой, наносил преимущественно косые удары, которые труднее отвести. В другой руке сжимал длинный кинжал. Лармуг парировал легкими боковыми движениями тяжелого ятагана, крепко обхватив его рукоять обеими руками.

Когда соперники равны силами, выигрывает тот, кто сохранит больше сил и дождется удачи. Не зря они отсиживались в тупичке, сберегая силы. Утомленный непрерывными боями Месенг не успел отбить прямой колющий удар, направленный ему прямо в лицо. Распоротая щека свесилась мокрым ломтем, пугающе обнажая зубы. Схватившись за разрубленную лицевую кость, оглушенный и ослепленный хлынувшей кровью Месенг едва удержался на ногах. Следующим ударом меч Лармуга прервал его жизнь, восстановив попранную справедливость. Опустившись на колени, моряк громко благодарил богов за милость и поддержку.

Кенсар с другим рабом деловито обшаривали мертвых предводителей. Особых драгоценностей в Лабиринт никто не брал, за исключением особо ценимых, с которыми не желали расстаться после смерти. У Месенга сняли перстень с красиво ограненным рубином. Конунг носил медальон в виде божка, искусно вырезанного из зуба вымершего дракона. Такие зубы находили иногда в известковых каменоломнях, ценились они дороже золота. Многие верили в защитную силу талисманов из останков древних животных. Алекс присел возле умирающего друга. Латиф говорил с трудом, тщательно выговаривая слова:

– Пожалуйста, разыщи в Ферголе мою семью. В общине кесарийцев укажут, где живет старый Эмсирий, мой отец... Помоги им выжить... Попроси прощения у Ланиты, моей сестры... Она...

Алекс вздрогнул от неожиданного лязга над головой. Резко обернувшись, увидел спину убегающего раба. Лармуг успел подставить свой меч, спасая Алекса от предательского удара. Расслабляться рано. Вскочив на ноги, приказал:

– Его необходимо поймать.

Бледный Кенсар торопливо произнес:

– Зачем искать? Пусть подохнет один.

– Он может проговориться прежде, чем убьют при зачистке Лабиринта.

Бросились в погоню за предателем. Тот совсем не ориентировался в сплетениях коридоров и выбрал тупик, где его и прижали к стене. Увидев три меча, направленные в грудь, раб бросил бесполезный клинок, упал на колени:

– Пощады! Буду вам верным псом, господин!

Предателя нельзя оставлять в живых. Алекс взглянул на Лармуга. Ему не прикажешь, суровому воину претит убивать безоружных. Нельзя и Кенсару заставить убить бывшего товарища. Он, конечно, выполнит приказ, но можно ли на него потом положиться? Алекса охватил приступ тоски. Чувствуя себя палачом на эшафоте, взмахнул мечом. Жертва метнулась в сторону, и вместо головы зазубренный меч с противным хрустом разрубил ключицу. Плеснула яркой струей кровь из перебитой артерии, мгновенно окрасила в пурпурно-багровые тона серую рубаху предателя. Кровь, обильно увлажняя сухую почву, впитываясь в пыль, на глазах превращалась в черную грязь. Грязь размесят рабы при уборке трупов, и еще четыре года ничего путного не сможет произрасти на такой земле. К исходу третьего дня в Лабиринте кровь воспринимается как красная жидкость, которую не стоит пить из-за неприятного привкуса. Алекс поймал себя на мысли, что реже видел воду в последние дни, чем кровь. Громко выругался на родном языке и отбросил меч, зазубренный настолько, что больше походил на пилу дровосека. Ему не нужен клинок, обагренный не доблестью, но в какой-то мере низостью, необходимой для выживания в данных обстоятельствах. Отвернувшись, чтоб не видеть агонии умирающего, устало сказал:

– Вернемся к Латифу. Скоро откроются центральные ворота.

Латиф лежал спокойно, запрокинув голову. По потерявшим былой блеск глазам и застывшему оскалу стало ясно, что Алекс лишился человека, которого с полным правом мог назвать другом. За неделю они сошлись так близко, как Алекс не сходился ни с кем в том, уже далеком, цивилизованном мире, где улыбаются по привычке и не знают, что значит жертвовать жизнью во имя друга. Алексу стало жаль себя, захотелось расплакаться как в детстве. Самопроизвольно скатилась слеза, утирать не стал. Лармуг прикоснулся к плечу:

– Алукс, мы встретим его в царстве Рангантана, рано или поздно. Его доблесть и отвага вознаградятся. Что нам дальше делать?

Что ж, они выжили в резне, но ликовать рано. Алекс забрал меч Месенга. Узкое кованое лезвие в серых разводах муара одним видом внушало уважение. Верхняя треть клинка заточена как бритва с обеих сторон, остальная часть, предназначенная отбивать удары, тупая как обух. Рукоятка вырезана из шлифованной кости. Серебряные вставки и золотистая шелковая тесьма украшали ее, а также способствовали крепости хвата. Лармуг похвалил трофей:

– Знатная штучка. Слыхивал, такие раньше в горах делали. Но я к своему ятагану прикипел, спас мне жизнь прежде, и еще спасет.

Единственный оставшийся в живых бывший раб выковыривал драгоценный камешек из рукояти сломанного меча. Сдержанно ругнулся сквозь зубы, когда камешек раскололся:

– Дурак был хозяин. В меч подделку вставили, вот и поплатился...

Алекс приказал Кенсару:

– Все драгоценности отдашь мне.

Тот заупрямился:

– Отдам вашу долю. Остальное – моя законная добыча.

– С ценными штучками больше шансов, что тебя прикончат при очистке Лабиринта. Жизнь – твоя главная добыча.

Вмешался Лармуг:

– Не спорь, парень. Думай не о золоте, думай о голове.

Алекс без слов твердо глядел на Кенсара, пока тот неохотно расставался с добычей, умудряясь при этом делать вид, будто ценные штучки его вовсе не волнуют. Затем Алекс отвел своих людей в условленное с Филином место. Измазанные в чужой и своей крови они вполне сойдут за мертвых, когда будут вывозить вместе с трупами из Лабиринта. Трупы захоронят на священном кладбище в братской могиле. Кто будет пересчитывать по головам мертвецов? Кроме Филина, никто...