Последний конунг Пограничья aka Рассказ света приехала в гости чтобы я ее выебал Часть 4.Гости

Гости по очереди, чинно и несуетливо, катались в коляске, осматривая достопримечательности имения со знанием хозяйственного дела. Не имея навыков управления, они излишне резко дергали поводья, не замечая разницы между лошадьми и запряженными людьми. Даже Лакс потерял привычное благодушие, постоянно облизывал окровавленные губы с выражением тупой покорности на лице. Хитрая Элайя выбрала момент, выпросила у Парови разрешения покататься в коляске. Когда коляска выехала за пределы видимости взрослых, маленькая сучка замахала стеком безо всякой надобности, исключительно из дурных побуждений. Рыжая гадина. Алекс на бегу сжимал бедра, чтобы уберечь свои наиболее чуткие к болезненным ударам части тела. Лакс чуть не рухнул, переломившись на бегу после одного из попаданий. Только вытаращенные, совершенно безумные глаза в красной мути прожилок, залитые едким потом, свидетельствовали о болевом шоке, который чуть не свалил напарника. Алекс, задыхаясь, шепнул ему:

– Бежим назад, к Парови.

Не слушая приказаний раскрасневшейся от возбуждения рыжей ведьмочки, мужчины побежали назад, споро перебирая ногами и терпеливо снося удары. К счастью, Элайе не хватало силенок остановить коляску натяжением поводьев. Алекс делал резкие рывки в сторону, заставлявшие наездницу крепче держаться за борта. Озверевшие от боли “жеребцы” ничего не имели бы против, если бы эта сучка вылетела из коляски носом в пыль. Появление Парови Алекс воспринял как избавление от маленькой мучительницы, чему и сам удивился. Ранее вид хозяйки никогда не доставлял ему радости.

Фирменный трюк Парови преподнесла под конец, когда парни уже готовы были рухнуть от усталости. Однако их тренированные части тела, несмотря на утомление и побои от Элайи, четко среагировали на “подъем на стек”. Вяло у Лакса и бодрее у Алекса, вызвав у последнего прилив гордости. Он почувствовал себя артистом на арене, а всегда приятно, когда что-то получается лучше, чем у других. Вздымающиеся от тычка мужские достоинства немало развеселили торгашей. Рыжебородый посланник, хлопая себя от восторга по пузу, сверкнул золотозубой улыбкой:

– Уважаемая леди Охайя, удивили. Слышал о подобных фокусах, но видеть не приходилось. Где вы нашли голубоглазого молодца?

– Господин Мардеус, он сам нашел меня. Видимо сбежал из дальнего каравана, может с северной экспедиции. Таблички о происхождении у него нет, но раб старательный.

От Мардеуса несло пивом, да и поведение не давало повода усомниться, что торговый посланник уже крепко навеселе. Он усадил бочкообразное тело на туру, оседлав поперечину, руками измерил обхват бревнышка. Подмигивая Парови, непристойно пошутил:

– Дай нам бог такой же могучий член как эта деревяшка!

Парови с легкой улыбкой, в которой только знающие ее люди разглядят насмешку, ответила:

– Вам незачем просить богов о такой милости. Боги Вас не обделили. Как поживает Ваше семейство?

Рыжебородый поскучнел, слез с туры:

– Ты помнишь моего сына, красавца Алмера? Одно беспокойство от несносного юноши. Поперся на охоту с друзьями, хотел самолично росомаху поймать. Росомаху поймали, только зверь ему бок весь разодрал. Вот недавно стал ходить, поправляется...

Стоявший недалеко от Алекса торгаш, посмеиваясь, шептал приятелю:

– Мардеус не как настоящий мужчина, тратит на детей больше денег, чем на любовниц.

Тот в ответ ехидничал завистливым шепотом:

– Да, он со странностями. Держит собак. Ладно бы боевых псов, а то каких-то лохматых кобельков, те умеют только хвостами вилять. Тьфу! Говорят он этих кобелей держит, лишь бы с дамами из императорской свиты встречаться...

Мардеус стер обильно струившийся пот со лба:

– Пекло. Парови, могу я принять ванну?

Хозяйка благосклонно относилась к этому толстяку:

– Разумеется. Делфинка вас обслужит.

Делфинками называли рабынь, ублажающих господ в ваннах или бассейнах. У Парови как раз была одна такая, Юлла, не до конца сформированная. Учитывая условия, в которых делфинки доставляли удовольствие мужчинам, к ним предъявлялись особые требования. Оральные ласки под водой требовали выносливости, способности длительное время обходиться без воздуха, изощренной гибкости в шейных позвонках. Юлла происходила из семьи собирателей жемчуга с Белого побережья, ныряла и плавала как рыбка. Теперь ей вытягивали шею с помощью жесткого ошейника. Под водой приходилось действовать в самых неудобных позах, и длинная шея облегчала работу. В делфинки превращали совсем юных девушек, лучше всего хрупкого телосложения, пока костный скелет не затвердел и поддавался правке. Мардеус добродушно почесал потную подмышку:

– Благодарствую Парови. Не надобно мне этакого баловства, сама знаешь, мне чего проще подавай. Да и хлипка твоя делфина на мое бревнышко.

Он прав. Как успел заметить Алекс, размеры рта Юллы явно не соответствовали угрожающим размерам фаллоса мужчины, глыбой проступающего под его тогой. Захлебнется девчонка под водой ни за что, такое случалось с начинающими делфинками, обслуживающими крупных мужчин без должной подготовки. Алекс мечтал попробовать делфинку в действии, лелеял надежду хоть разок поучаствовать в водных упражнениях. Однако хозяйка не пускала рабов в свою большую роскошную ванную, отделанную зеленым мрамором, с бронзовыми поручнями. Не раз брезгливо морщилась на парней:

– Воняет от вас как от псов. Волосатые звери...

“Потому и воняет, что искупаться не даешь”, – мысленно отзывался Алекс. А вот госпожа Охайя по слухам охотно запускает в свой бассейн рабов. Они ее обслуживают и всячески угождают, а заодно имеют прекрасную возможность помыться по-настоящему.

Глава миссии, пожилой сумрачный мужчина аристократической наружности, обратился к Охайе, указывая на Алекса пальцем:

– Красивый экземпляр, не припомню такого на рынках. В Ферголе за него бы дали семь-восемь золотых динаров, в столице цена бы удвоилась. Готов купить его за дюжину динаров прямо сейчас.

На указующем пальце господина сиял перстень стоимостью примерно в два десятка рабов. Алексу захотелось свернуть шею старому пню, ему не понравились неясные намерения седого старца. Ответ Охайи его искренне обрадовал:

– Вы знаете, господин Лудаб, как я ценю заметных мужчин, даже среди рабов. Я оставлю Алукса в своей коллекции, для себя.

Помнить имя презренного раба – было в высшей степени необычно для аристократки из столицы. Обычное обращение к мужским представителям ходячего имущества: по кличке, животное, самец или просто – раб. Алекс задержал взгляд на лице госпожи несколько дольше, чем считалось приличным для “животного”. Если бы он так посмотрел на Парови, неминуемо расплатился за дерзость, та не позволяла малейшего нарушения субординации. Но Охайя, кажется, не рассердилась. Не отводя взгляда с напряженных глаз Алекса, она приподняла кончики сильных, полных губ в призрачной улыбке, приказав Парови:

– Ты хорошо управилась с дрессировкой жеребцов. Породистые самцы, быстрые. Дай им отдых до вечера.

Парни повалились без сил на свои лежаки. Алекс, задумчиво разглядывая потолок, спросил напарника:

– Как тебе эта маленькая сука?

– Ты про молодую госпожу?

– Это пока молодая, а через несколько лет будет просто госпожой. Такую госпожу твоя дубленая шкура не выдержит.

– Эй, зачем думать о будущем? Мы не боги, так далеко загадывать. Что мы можем сделать?

Алекс, приподнявшись на локте, предложил:

– А давай ее проучим!

– Как так?

Похолодев от собственного авантюризма, Алекс развил мысль:

– Подстережем сучку ночью, накинем мешок на голову и отдубасим по заднице! Заодно лишим девственности, распечатаем до упора! На всю жизнь запомнит, коза рыжая!

Лакс отреагировал неожиданно. Громко захохотал, весело брыкаясь ногами:

– Ну, ты перегрелся! Побегал и перегрелся на солнце. Вот еще, буду я ради ее целки зад подставлять! Нашел, чего брать, мститель еб…чий! Ах, какая ценность!

Алекс уперся скучным взглядом в потолок, который уже успел изучить до малейшей паутинки:

– Дурак ты, Лакс. За удовольствие ее трахнуть, да по полному кругу, и полжизни не жалко отдать!

Лакс вовсе не был дураком:

– Сам дурак! Полжизнью не отделаешься, кожу с тебя сдерут на чучело, а мясо свиньям скормят. Мужиков здесь мало, тебя сразу и прихватят. А за тебя, дурня, и нас исполосуют. Если попытаешься, так и знай, я первый расскажу госпоже.

– Кожу сдерут? У тебя фантазия разыгралась от страха! Мерещится Злоб, да?

Лакс лениво зевнул:

– В Империи и Пограничье так наказывают по закону, если раб изнасилует свободную. Кожу надрежут и вытряхнут из своей шкуры. Как миленький вылетишь. Другой одежки не дадут, гы-гы-гы…

Алекс мысленно признал, что Лакс вовсе не дурак, но больших дел с ним не сотворишь…

Вечерняя оргия началась с пира, плавно перешедшего в откровенную попойку. Пирующих обслуживали рабыни, но через какое-то время разносить вина стало некому. Неутомимые в низменной страсти приезжие не желали отпускать девушек от себя. Алексу с Лаксом пришлось бегать в холодные подвалы хранилища, чтобы пополнить опустошенные запасы "веселого напитка". Вина хранились в высоких глиняных амфорах с узким горлышком, поднять их и опрокинуть удавалось лишь вдвоем. Переливали в керамические кувшины осторожно, чтобы не разбить глиняный сосуд. Алекс ругнулся:

– Жмотится Парови, держала бы вино сразу в керамике. А тут корячишься с этими горшками...

Лакс, утирая пот со лба, похвастал знанием:

– В керамике вино через год уксусом пахнуть будет. Только в обожженной глине не киснет. А еще лучше бы в бочках из старого эвкалипта, только дорогие они, такие бочки.

– Я и говорю, жмотится Парови на нормальные бочки.

Ключница, которая сопровождала мужчин, все время охала, освещая подвал восковой свечкой. Дверь не закрывали, парням приходилось сновать вверх-вниз непрерывно. Хворающая ключница поставила свечку и удалилась прилечь, попросив позвать ее, когда оргия закончится. Пробираясь в потемках сквозь завалы всяческих припасов, Алекс услышал шорох в углу. Мыши всеми правдами и неправдами пробирались в подвал, кошки не успевали ловить юрких грызунов. Алекс забеспокоился: "Погрызут чего, а Парови нас обвинит". Свернув с пути к выходу, подошел поближе, ярко освещая закуток. С удивлением увидел забившуюся в угол Маллу, личную рабыню молодой госпожи Элайи. Немудрено было ее не заметить в полумраке, смуглая кожа и большие губы досталась девушке от далеких негритянских предков. По возрасту она ровесница своей хозяйке, с такой же легкой фигуркой, смешливая, как и все девчонки в ее возрасте. Парови привлекала в качестве наложниц всех служанок в доме только в особых случаях, когда количество гостей превышало возможности личных рабынь обслужить мужчин.

Алекс с недоумением спросил:

– Ты чего здесь?

В ответ яростно сверкнули огромные глаза:

– Я не пойду к ним! Они убьют меня!

– Да ладно тебе, другие девушки работают...

Малла зарыдала:

– Они подготовленные, а мне больно было, больно!

– Где тебе больно было, покажи!

Малла отпрыгнула с возмущением:

– Не могу я показать. Сзади там, кровь идет...

– Не бойся. Я такой же раб, может, тебе помощь нужна. Нашла, кого стесняться.

– Нет, не могу я так мужчине показывать!

– А вдруг у тебя там все разорвано?! Умрешь, если помощь не оказать. От своего стыда и умрешь, точно!

Продолжая всхлипывать, Малла с неохотой развернулась спиной к Алексу и, слегка наклонившись, развела руками ягодицы. Мужчина с усилием заставил себя отвести взгляд с маленького розового бутончика, приоткрывшегося в первозданной свежести прямо перед его лицом. Алекс не удивился, если бы девчонка оказалась девственницей, хотя такое следовало считать скорее чудом. Маленький тугой сфинктер оказался надорван, радиальные трещинки кровоточили, но, в общем, ранки не смертельные. Похоже, Малла, привыкшая к лесбийским играм с хозяйкой, просто сильно перепугалась. Но лучше проверить:

– Извини, больно не сделаю, надо глянуть внутрь.

Осторожно раздвинул темные пигментированные лепестки бутончика, растянул внутреннюю розовую полупрозрачную плоть. В канале, доступном обзору, было цело и сухо. Алекс с сожалением убедился, что девственниц среди рабынь в Имении не найти. Подумал: "Как только таких посылают на оргию, ей бы все стерли в мгновение. Протянуть бы Элайю раза четыре, узнала бы, что такое оргия". Вслух Алекс уточнил:

– Он тебя сразу в зад всунул?

Малла грустно вздохнула:

– Нет, он сначала пальцами везде щупал. Сказал, что взади плотнее обхват будет, туго хотел...

– Туго ему надо?! Недоразвитый у него стручок.

Малла забеспокоилась:

– Что там? Ноет очень, а иногда как иголками коляет...

Алекс постарался успокоить перепуганную девушку:

– Ссадинки, трещинки скоро заживут, кровью не истечешь. Хозяйка твоя полнейшая дура, умишка ее только на пакости хватает. Разве ты не знала о расширителях? У нас девки постоянно себе вставляют на день, а на ночь мазями смягчают кожу. Могла бы спросить... порвут тебя, так хозяйка в поле выбросит, лечить не будет.

– Я знаю. Как назло все сжалось, ничего не могла поделать.

– Спазмы от волнения. Чего боялась-то, не тура же? Зря напрягалась, надо было расслабиться.

Малла обиженно нахмурила бровки:

– Ну да, тебе легко говорить. Не ты под ним был, а я. Такой боров навалился, я вздохнуть не могла... Не пойду к ним!

– Нет, спрятаться нельзя. Парови на туру пошлет, Элайя не заступится. Ты вот что сделай, пойди к леди Охайя и попроси освобождения по причине травмы. Скажешь, что ты сама рада услужить, но тебе сзади не растягивали отверстие, не готовили, а гости нетерпеливы. Скажи, что боишься запачкать гостей нечистой кровью. Все поняла?

Подумав, Малла кивнула головой:

– А она не накажет меня?

– Что ты! Тебе страшно повезло, главная госпожа лично присутствует. Она очень хорошая Госпожа! – а мысленно Алекс добавил: “Мужиков по крайней мере ценит”.

– Я боюсь к ней подойти. Она такая строгая, важная.

– Бойся добреньких. Охайя справедливая, пожалеет тебя.

– А Парови не рассердится?

– Так Охайя все равно главнее. Кто тебя посылал на оргию, Парови лично?

– Нет, моя хозяйка приказала.

– А, понятно! Эта маленькая гадина решила так с тобой поиграть. Нашла игрушку! Если Охайя освободит, то Элайя не пикнет. Ступай, да смотри кровь не вытирай, пусть побольше размажется!

Повеселевшая Малла убежала вприпрыжку по лестнице. Алекс крикнул ей вдогонку прихватить кувшин с вином, но ее и след простыл.

Сам же Алекс не мог отказаться от редкой возможности пробовать изысканные напитки. Пожалуй, он отпил несколько больше для простого дегустирования, когда еще такой шанс выпадет. Торгаши воображали себя тонкими ценителями спиртного, капризно подбирая под свой вкус аромат, цвет и даже температуру вина. Из-за этого приходилось все время бегать в подвал. В отношении женщин они не столь разборчивы, желали испробовать все самые развратные способы любви, запрещенные в имперских городах.

Старший из посланников сидел, широко раздвинув колени, чтобы там поместились две обслуживающие его рабыни. Девушки были разукрашены по требованию гостя как в имперском борделе, соски обведены привлекающей внимание ярко-красной краской, промежность по контуру – такой же. По известному коду такая раскраска означала, что с девушками можно творить любые действия сексуального характера. В борделе цветовой код определял тариф, здесь же придавал узаконенность самому дикому разврату. Смакуя вино, посланник неторопливо говорил с Охайей:

– Падение нравов захлестнуло Империю. Законы загоняют пороки внутрь народа, люди таятся, скрываются от властей. Подумать только: отрезать губы рабыням за оральный секс! Преследовать любителей однополой любви! В результате рабыня доносит в суд на своего господина в том, что он принуждал ее к запретным ласкам! Рабы ради денег шантажируют оглаской любовников, свободных людей! Насколько низко пало наше общество в стремлении достичь нравственных идеалов.

– О да, господин Лудаб, новые законы не до конца продуманы.

– Ха, как изящно Вы отозвались про идиотский свод "О чистоте нации". Не надо пытаться улучшить породу человека. Не пойму только, почему император поощряет сенаторов, новоявленных блюстителей нравственности?

Охайя довольно потянулась, отпустив кивком служанку, разминавшую ей шею:

– Господин Лудаб, разве Вы не читали законы полностью?

– Хе-хе, у меня времени нет читать всякую ерунду, да и тяжеловато стало в последнее время для глаз. Мой раб читает мне по утрам разные ведомости.

– Понятно. Так вот, в приложении к законам есть параграф, позволяющий избежать действия данных ограничений внутри лицензионных борделей.

Посланник подпрыгнул, чуть не опрокинув наложниц:

– Так вот оно что! Знал, конечно, что прохиндеи из сената держат публичные дома, но они обнаглели, право!

– О нет, многие сенаторы покровительствуют домам удовольствий, но основной интерес у них в другом. Получить лицензию будет труднее, и заметно дороже для владельцев. Выдает лицензии сенатский комитет по нравственности, где, как Вам известно, состав меняется с ротацией. Большинство сенаторов за время службы будет иметь доступ к кормушке....

Посланник уже не слушал. Героическими усилиями девушки, наконец, возбудили его мужественность, мысли уважаемого гостя перетекли с сетований о несовершенстве политики Сената в более приземленную область, располагающуюся между жутко волосатых ног.

В центре зала бесновалась Парови, отдаваясь, или наоборот, овладевая одним из гостей на живом ковре. Шесть девушек кротко лежали на спинах на расстеленных шкурах, тесно прижавшись друг к другу, лишь изредка вскрикивая, когда коленки похотливых любовников больно врезались в тело. Будут ходить завтра с синяками, орнаментом прошедшей оргии.

Для коверных отбирали девушек плотного телосложения, рослых, обязательно с крупной грудью. Из-за индивидуального строения наружных половых органов некоторым из них запрещалось носить "серьги рабыни". Запрет имел целью уберечь от зацепов и повреждений детородные органы человека, который будет предаваться страсти на живом ковре. Как полагалось коверным, тела натерты нежирным ароматным маслом, служившим одновременно и как смазка в случае необходимости. Стараясь уберечь блестящие груди, коверные рабыни поднимали плечи, напрягали блестящие животы в попытке смягчить давление, ворочались, создавая картину зыби на морской глади. Все бесполезно, ковровым оставалось лишь смиренно терпеть, да просить богов поскорее лишить страсти любовников.

Торгаш, в котором Алекс признал рыжебородого Мардеуса, давно обессилел. Развалившись бесформенно на спине, старался лишь не скользить на девичьих телах, передоверив инициативу безумной в своем постыдном азарте Парови. От нее несло дорогими благовониями, возбуждающими, по уверениям купцов, желание у мужчин. Никакой вынужденной необходимости в этом у Парови не было, она натиралась, чтобы заглушить иные запахи, выделяемые при возбуждении ее телом слишком откровенно и бесстыдно настолько, что переходило всякие нормы приличия для благородной дамы. Вцепившись ногтями в мужчину, она резко мотала головой, стряхивала заливающий глаза пот, полностью отдавшись звериной похоти. Лишь внешняя оболочка напоминала прежнюю Парови, всю неприступность которой дикий инстинкт сжег дотла в празднике плоти. Только ее невероятными, если не сказать жестокими, усилиями член мужчины все еще сохранял вертикальное положение. Понятно, почему Парови выбрала добычей Мардеуса. Когда госпожа говорила, что боги его не обидели, она нисколько не льстила торгашу. Столбик крепко возвышался над пузом, как вбитый в твердый грунт колышек, хотя его владелец мешком лежал на девичьих телах. Алекс со смешанным чувством наблюдал эту омерзительную картину, безуспешно пытаясь подавить животное желание оказаться на месте партнера Парови.

Громкие крики привлекли внимание. Пьяный мужчина с намечающимся мягким животиком методично отвешивал пощечины Илане, стоявшей перед ним на коленях. Алекс узнал его, тот все время смотрелся в маленькое зеркальце, высокомерно игнорируя насмешки товарищей. В отличие от них Красавчик, так к нему обращались, чисто брил бороду и усы. С трудом ворочая языком, мужчина озлобленно выкрикивал:

– Плохо стараешься, дрянь! Я из тебя выбью леность, упрямая ослица!

Голова Иланы моталась из стороны в сторону, с разбитых губ кровь капала на оголенные груди девушки. Ее подбородок измазан то ли слюной, то ли спермой. Известное дело у этих импотентов, желают быть нескончаемо половыми гигантами, а как не получается, все беды валят на неумение наложниц. Дряблый отросток мужчины болтался между ног ненужным излишеством, а неудовлетворенный господин продолжал браниться:

– Чего морду воротишь, сучка! Прикажу кнутом разукрасить, а то лоснишься слишком! Наела себе сиськи и зад, языком ворочать не можешь!

Илана сморщилась, когда господин в отчаянной жестикуляции слишком сильно дернул ее за волосы, чтобы высказать в запрокинутое лицо угрозы:

– Вырву кольца и воткну в язык! Будешь как настоящая сучка, с открытой пастью бегать! Слюной своей будешь полы мыть!

По разъяренным глазам мужчины стала понятна серьезность угроз, даже не угроз, а намерений. В язык кольца он, конечно, не воткнет, Илана не дастся. А вот вырвать с мясом вполне может. Он сволочь не бедная, покалечит девушку, заплатит госпоже за ее страдания. Парови с него сдерет по максимуму, да только что достанется Илане? Подлечат, и на оргию опять пошлют, по больному месту господ ублажать.

Алекс подбежал с единственным желанием с разбегу ударом справа выбить зубы подонку. Вместо этого он резко и требовательно обратился к гостю:

– Уважаемый господин, не желаете ли отведать салурского вина семилетней выдержки? Последний кувшин из запасов госпожи Охайи, даже в столице нет такого!

Голова господина медленно повернулась в сторону Алекса, затем его взгляд сфокусировался. Лицо у Красавчика запоминающееся. Правильные мелкие черты придавали ему некую женоподобность, а истеричный характер усиливал сходство с противоположным полом. Алекс встречал такие лица в фильмах про геев.

– Чего?

Алекс повторил восторженно:

– Салурское вино. Последний кувшин! Выдержка придала аромат благородной древесины и темно-рубиновый цвет, а добавка ягод усилила насыщенность. Вкус длится долго, бесконечно долго, очень редкое вино!

Красавчик перестал бить Илану, но нельзя давать передышки:

– Если уважаемый господин слышал, год назад шторм уничтожил весь груз салурского вина из того знаменитого урожая ручного полива. Оставшаяся партия выкуплена императорским двором за десятикратную цену. Госпожа Парови сохранила запасы для наиболее уважаемых гостей. Вкус изумительный и неповторимый, а еще говорят, такое вино приносит удачу в торговых делах! Разрешите наполнить ваш бокал, уважаемый господин!

Конечно, вино было не того редкого урожая, который действительно погиб в шторме, и оставалось его в подвале еще немало, но кто бы стал проверять. Парови, конечно, могла бы, однако яростные стоны ясно указывали на ее занятость в данный момент. Господин нетвердой рукой приподнял бокал, а другой рукой схватил Илану за волосы, с явным стремлением продолжить избиение после смакования редкого напитка. Выпитое вино, а, скорее всего, беззащитные глаза Иланы толкнули Алекса на глупость. Намеренно споткнувшись, он выплеснул остатки ценнейшего вина прямо на живот благородного господина. Илана была немедленно забыта. Град ругани, а затем ударов обрушился на Алекса. Беспорядочные неточные удары не сильно беспокоили Алекса, но злить Красавчика не входило в его планы. Быстро упав, он прикрыл голову руками и сжался в комок, смягчая мышцами силу пинков. Проклиная за малодушие, заставил себя жалобно закричать:

– Простите господин!! Убейте меня, ничтожного раба! Ай, больно!!!

Разбушевавшегося гостя уняли товарищи, которым он ломал кайф своими возмущенными воплями. Охайя окончательно успокоила посланника, собственноручно налив тому полный бокал вина. Холодным тоном она объявила:

– Раб будет примерно наказан! Экзекуция состоится завтра вечером. Веселитесь господа, я отведу этого неуклюжего дурака!

Когда Алекс с Охайей вышли в темный коридор, освещаемый лунным светом сквозь высокие окна, госпожа неожиданно коснулась его руки:

– Завтра к полудню гости уедут из Имения. До тех пор не смей высовываться из своей комнаты.

В ночной тишине голос госпожи звучал обволакивающе. Тембр несколько ниже, чем обычно у женщин, но чертовски приятен. Алексу захотелось укутаться в доброжелательных интонациях госпожи, на коленях повиниться и прижаться к ее теплому мягкому животу, спасительному от всех невзгод рабской жизни. Только вблизи от госпожи, на расстоянии почти интимной близости он уловил рассеянный аромат благовония, которым аристократки имеют обыкновение пропитывать платье перед выходом в свет. То была сложная наука, целое искусство подать себя с помощью запахов. Композиции благовоний могли выражать грусть, ярость, умеренную вежливость, изысканную утонченность. По запаху опытный человек мог определить настроение и даже сексуальный темперамент женщины.

Алекс ни черта не смыслил в композициях, он просто наслаждался приятным, возбуждающим запахом, не сладким, но каким-то неуловимо располагающим к себе. Аромат обманчиво кружил голову несбыточными желаниями. Черное бархатное платье в темноте не видно, его контур угадывается по плавной линии рук и обнаженных плеч. В тусклом лунном освещении сверкает бисер из граненых кристалликов горного хрусталя, и еще ярче сияют глаза госпожи. Помолчав нерешительно, что само по себе вызывало удивление, Охайя спросила:

– Ты ведь не случайно споткнулся, Алукс... Тебе нравится та рабыня?

Расслабляться нельзя, доброта госпожи могла обернуться расплавленным свинцом, выжигающим иллюзии. В худшем случае выжигающим буквально, кнутом на спине. Насколько Алекс успел познать женщин, а госпожа была в высшей степени женщина, пусть и недосягаемого статуса, отвечать можно было все что угодно, кроме правды. Признаться перед женщиной в симпатиях к другой девушке означало свершить более опасный проступок, чем опрокинуть кувшин с вином на пузо важного господина. Ерзать животом по туре очень и очень не хотелось. Еще неизвестно, как на Илане отзовется. Удалось отвести от нее одну беду, так легко накликать другую, худшую. Следовало отвечать полуправду:

– Я виновен перед вами, госпожа. Немного попробовал вино... Опьянел и споткнулся...

Охайя усмехнулась:

– Немного? Для такого молодца надо много, чтоб опьянеть.

Вбежала рабыня, не личная служанка Парови, а из коммерческих. Коммерческими звал их мысленно Алекс. На местном их называли гервелы, рабыни, предназначенные стать шлюхами. Жили они в отдельном бараке, имен их не успевали запомнить. За полгода молоденьких девиц обучали со знанием дела дарить удовольствие мужчинам и продавали в бордели, где греховное умение получало развитие в тяжелой каждодневной работе. Соски и промежность у гервелы обведены красным, она обслуживала главного посланника. Почтительно приблизившись, девушка в низком поклоне, отчего ее груди свесились вертикально вниз, обратилась к госпоже:

– Любимая Госпожа, господин Лудаб любезно просит Вас продолжить беседу о новых законах.

Охайя раздраженно проворчала:

– Старый пень уже насытился любовью. Придется вернуться, слишком влиятельная фигура.

Почти ласково подтолкнула Алекса к выходу:

– Иди. Я уеду послезавтра, но в следующий приезд будешь прислуживать только мне одной. Если у тебя в голове водятся мысли, ты не упустишь шанс изменить жизнь к лучшему.

– Госпожа не разочаруется во мне. Счастлив буду услужить во всем.

– Иди, иди. Не вводи в искушение. Я должна заняться этими денежными мешками, – улыбнулась Охайя.

Гервела, не разгибая спину, с откровенным любопытством разглядывала странную в ее мнении беседу, почти как равных, госпожи и раба, таскающего коляску госпожи. Слишком рано потеряла опаску, за что немедленно поплатилась. Охайя, шурша платьем возле рабыни, не размахиваясь, коротко и хлестко влепила ладонью по щеке любопытной:

– Дура! Смотри вниз, когда со мной разговариваешь!

Щека покраснела. Рабыне повезло, могли бы и на туру послать...