Бордель в концлагере Глава 5. Обучение. День второй или Порно второй мировой войны

Вставать очень не хотелось (“Бабушка, я еще чуть-чуть… Ой, бабушки уже нет в живых. И мамы. А я блядь, сейчас пойду доучиваться на блядь, а вечером...”), дальше додумать не дали, да и не хотелось с утра думать о страшном. Дежурная полила мне на лицо холодной водой, и я открыла глаза.

Мы строем прошли в душевую, быстро покакали и пописали, сполоснулись. Дежурная все время подгоняла нас.

– Клизма будет после обеда, – объявила дежурная, – этот ублюдок вчера был пьян.

На завтрак была все та же каша и чай.

Наконец мы расселись на ковре в классе.

– Сегодня у нас будет практика. Сейчас приведут зэков (“Заключенных”, – поняла я), на них вы попробуете минет. Потом нецелки будут с ними ебаться – я покажу вам несколько позиций. После обеда – клизма, маникюр, педикюр. К вечеру мы должны быть в полной форме. Наши офицеры устроят вам экзамен – всех целок раскупорят.

Она выглянула за дверь и позвала кого-то.

Вошли пять голых мужиков, прикрывая руками свои причиндалы, встали в ряд у стола, жадно рассматривая нас. Ведь мы были почти голые, все прелести наружу. Удивительно, но мы совершенно не стеснялись, рассматривали их, хихикали. У дверей встал солдат с автоматом.

Мужики были разные. Самый младший – лет тринадцати, белобрысенький, самый старший – около тридцати, с черной курчавой шевелюрой.

Нюся ткнула пальцем в одного из них, самого высокого. Он подошел к ней, все так же закрываясь рукой (“Интересно, они тоже вчера насиловали девушек в бараке?”).

– Вчера вы рассматривали хуй на картинке. Кого вечером ебали, даже попробовали его. Сейчас посмотрите внимательно. Я покажу вам его самые чувствительные места и скажу, как что называется. Вы же должны знать, что делать, когда прикажут облизать залупу, быстро поднять хуй или заставить его кончить. Руки за голову! – это мужику. Тот послушно поднял руки. Его хуй стоял – насмотрелся на нас, – подойдите поближе, можете потрогать. Это головка, она как грибок, еще ее называют залупой, это дырочка, через которую они писают и из которой выстреливает сперма, вот здесь была уздечка. Это еврей, обрезанный. У немцев уздечка цела. Это ствол, это яйца. Вот здесь нужно тереть рукой или языком, можно горлом – смотрите, он сейчас кончит, – действительно, он стал выстреливать сперму. Она брызгала очень далеко, нам пришлось вытирать лица и грудь. – В строй! – скомандовала Нюся, мужик встал в строй, уже не закрываясь.

– Теперь минет! Эй ты, иди сюда! – подошет белобрысый мальчишка. Без приказа он сам закинул руки за голову. У него оказался тоненький маленький, наверное, еще детский членик, но он у него тоже стоял! – Смотрите, он не обрезанный! Вот так, если залупить кожицу, видно уздечку. Ну, кто сделает ему минет? – Видно было, что мальчик очень стесняется, он старался смотреть в сторону, но поневоле его взгляд все время натыкался на чьи-нибудь прелести, он судорожно сглатывал, краснел и отводил взгляд. Его членик при этом смешно подрагивал. – Быстрее, а то он сейчас не выдержит и кончит! Маленький еще. Эй, парень, ты уже ебался?

– Н.. нет... – он опять сглотнул и отвел глаза от очередной щелки.

– А баб голых видел?

– Нет.

– Во, блядь, девственник! Ну, ничего, это только нам больно целку рвать, а им одно удовольствие. Никакой справедливости. Счас отсосем ему, а потом лишим девственности. Хочешь?

– Д... да.

– А благодарить нас будешь?

– Буду.

– Вот, не только мы, хоть кто-то и нам спасибо скажет. Короче, какая-нибудь целка пусть отсосет ему.

– А вдруг он вместо этого... ну, спермы... пописает на нас? – смущаясь, спросила одна из девочек.

– Во-первых, когда у них стоит, они писать не могут, только ебаться. А во-вторых, все бывает. Некоторым гадам нравится писать на нас. Обступят со всех сторон и ссут на тебя. А ты должна подставлять рот, глотать и делать вид, что очень вкусно. Еще бывает, что хуй только что из жопы, весь в говне, твоем или чужом, суют тебе в рот, и надо его облизать и обсосать дочиста. И изображать, что очень вкусно. Разные козлы бывают. Некоторым нравится пороть тебя и ебать, или душить и ебать, щипать и ебать. Чем тебе больнее, тем лучше у него стоит. Привыкнете. Ну, кто будет сосать?

Вдруг моя Лия протянула руку и взяла его за членик. Я обомлела – Лия, совсем ребенок, моя сестренка... (“Стой, что ты делаешь? А что она делает? Ведь сегодня вечером... Пусть первый раз с мальчиком, который ей понравился. Он, наверное, не кажется ей таким страшным, как взрослые мужики. Ах, Лия, Лия... Все равно я не смогу тебя от этого уберечь”). И я не стала ее останавливать.

Лия внимательно обследовала мальчишеский орган – он готов был сквозь землю провалиться, – несколько раз подтянула и опустила кожицу, чмокнула его в блестящую головку и взяла в рот. Видно было, как втянулись ее щечки – она сосала. Больше ничего сделать Лия не успела – он стал кончать. Мальчик закусил губы, закрыл глаза, его живот стал дергаться. Лия, как примерная ученица (она всегда была послушной девочкой) плотнее сжала губы, чтобы не пролилось ни капли. Она глотала долго – видно у мальчиков много спермы. Потом вынула съежившийся членик изо рта, облизала ему яички, еще раз чмокнула в самый кончик и засмеялась.

– Благодарить Лию будешь? – спросила Нюся.

– Спасибо, Лия. Было очень хорошо. Я тебя не забуду, – он с нежностью посмотрел на нее.

– Можно я его поцелую? – Лия поднялась с коленок и поцеловала его в губы.

– Так, у нас любовь, твою мать? Вы – бляди, шлюхи, рабыни, вам не положено никакой любви. Вы куклы для ебли. Забываться стали? Сейчас оберштурмфюрера позову! – Нюся сделала свирепое лицо. – На место!– он медленно встал в строй. Он тоже больше не загораживался. – Его мы позже выебем, когда у него опять встанет. Теперь ты! – вышел парень лет двадцати. – Покажи свое хозяйство, посмотрим, на что ты годишься! – он смущенно отвел руки. Внушительный член – обрезанный – стоял торчком. – Ну, порванные целки, кто всадит себе в пизду эту елду?

Нецелок (“Я уже стала забывать, что есть такое слово – девственница”) было четверо. Они переглянулись, и одна из них, Клара, девушка лет восемнадцати с большой грудью, взяла его за член и потянула на ковер. Он лег на нее, и его зад стал ритмично двигаться (“Скучно… Все одинаково... Я уже блядь? Еще вчера я ничего такого не видела. Я краснела, когда девчонки шептались о таком...”).

– Стоп! – они нехотя остановились и уставились на Нюсю. Оба раскраснелись и шумно дышали, его член оставался в ней.– Не так. Ты обними его ногами – повыше. Когда он вдвигает в тебя, расслабляй пизду, когда выдвигает – сжимай. И задницу поднимай ему навстречу – подмахивай. Старайся потереться клитором об его хуй – сама получишь удовольствие.– Давайте. Только не кончай в нее, кончишь в рот. – Они опять задвигались, теперь в такт. Вдруг он быстро вытащил член, она приподнялась и хотела взять его в рот, но не успела – он стал выстреливать ей на лицо. Сперма попала в нос, на глаза, на язык, висела на подбородке, а он все продолжал стрелять.

– Во, блядь, стрелок! Ты что, год копил?

– Да, два года без женщин, – просто сказал он. Мне и то стало его жалко (“Мужики, значит, долго терпеть не могут. А женщины? Я пятнадцать лет обходилась. Но я еще не женщина... Хотя уже блядь”).

– Ладно, в строй, страдалец! Следующий! – вышел щуплый паренек, кожа да кости. – А ты не помрешь на бабе? – она сама полезла ему под ладони и извлекла внушительную штуку.

– Я выносливый, жилистый.

– Вижу, одна жила у тебя здорова, – Нюся потрясла его членом и засмеялась. Все вокруг захихикали. – Ну, следующая.

Вперед протиснулась девочка маленького роста, хрупкая, но с такой большой грудью, что, казалось, она перевешивает все ее тело. Ей был 19 лет, звали ее Хая. Она хотела уже лечь на ковер, но Нюся остановила ее.

– Ты, с большой жилой, ложись на спину! А ты, Хая, сверху. Я вам хочу основные позиции показать, а всего их, говорят, тысяча. Садиться можно и лицом к нему, и жопой. Главное, резко скакать и не выпускать хуй из себя. И пизду сжимать-разжимать всегда. Вот так, так. Эй, малыш, иди сюда! Хая, соси ему. У нас обычно, если сидишь сверху, то двум оставшемся дыркам простаивать не дадут. Так, хватит сосать малышу, поднялся – и хватит, мы же обещали лишить его девственности. Пока – в строй.

Хая подскакивала на нем, как на лошади, ее огромные сиськи взлетали вверх, казалось, они сейчас оторвутся. Она закатила глаза, стала мять рукой свою грудь и закричала:

– Ой, хорошо! Еще! Еще! Мама! А-а-а... – потом обмякла и застенчиво улыбнулась. Тут кончил и он.

– Во, блядь, кончила! Так и надо, они нас ебут, а мы их, скотов. Удовольствие надо получать. В строй! Следующий! – наш малыш стал выходить из строя, поддеживая рукой свой уже опять стоящий членик. – Ты погоди, мы тебя на сладкое оставим. Ты! – последний парень, уже не закрываясь, подошел к нам. – Остались вы двое? Давайте обе. Ты Сарра, ложись на спину, а ты, Ривка, становись раком над ней, жопой к лицу. Лижите друг другу пизду. – Снизу была Сарра, которая вчера утром (“Только вчера? Кажется, это было так давно...) не хотела раздеваться. Попа у нее была перечеркнута вздувшимися чернеющими полосами. Девушки высунули языки и старательно стали вылизывать щелки друг друга. – Старайтесь полизать клитор, рукой раскройте пизду и увидите его. А теперь ты пристраивайся к Ривке, она сверху. – Он вставил член в раскрытую дырочку. Было хорошо видно, как он входит и выходит, вытягивая за собой малые губки. Сарра внизу лизала попеременно то клитор Ривки, то скользкий хуй мужика. Такого я еще не видела. Обе шумно задышали. У меня тоже стало мокро внизу, я неосознанно провела рукой по своей щелке, нащупала какую-то горошину сверху – наверное, клитор – и стала, постанывая от удовольствия, натирать его. Многие девочки вокруг, включая Нюсю, делали то же самое. Вокруг раздавались стоны и вздохи. Я кончила вместе со всеми. Постепенно затихли все вокруг. Сарра внизу высасывала последние капли из члена. Лия, открыв рот, смотрела на меня. Я ласково и устало улыбнулась ей.

– Все девочки трут себя сами, многие из вас, наверное, делали это тайком. Это называется онанизм, а по-простому – дрочить. Мужики тоже дрочат свои хуи. Ничего стыдного в этом нет. А уж шлюхам сам бог велел. Как и баловаться между собой – это лесбиянство. А некоторые мужики ебут друг друга в жопу – это педерасты. Главное – получить удовольствие. От блядей требуется доставить удовольствие кобелям, о вас никто думать не будет. Позаботьтесь о себе сами. Только на глаза офицерам не попадайтесь, накажут. Хотя, бывает, мужикам нравится посмотреть, как мы кончаем. Тогда приходится дрочить при них, да еще смотреть при этом им в глаза. И не закрывать их, даже когда кончаешь. Они от этого удовольствие получают. В строй! А ты, малыш, иди сюда. Счас станешь мужчиной, – держа одной рукой свой писюн и глядя только на Лию, он подошел. – А теперь ты, – она позвала еще одну девушку – нецелку, – помоги парню.

Он оторвал взгляд от Лии, которая завороженно глядела на его членик, и стал устраиваться между ног девушки. Он несколько раз тыкался в нее, но все не мог попасть. Тогда девушка сама взялась рукой за его письку и направила ее в свою пизду. Малыш повернул голову, нашел взглядом Лию и, не отрывая от не глаз, стал поднимать и опускать свою попу. После пары качков он кончил, слез с нее и пошел в строй. Рука у Лии была между ножек!

– Эй, скажи спасибо хоть!

– Спасибо вам. Лия, я тебя не забуду!

– Ну, все, достали со своей любовью. Эй, солдат, можешь уводить! – под конвоем, оборачиваясь, они вышли. – Учеба закончена. Сейчас обед, потом подготовка к вечеру, а потом... Сами увидите. И не только увидите.

На обед опять была жидкая баланда с плавающими в ней ржавыми листками капусты и кусок хлеба. Я вылизала миску до блеска. Строем мы вышли в коридор. До душевой нужно было пройти три двери, когда увидели, что навстречу идут трое солдат из обслуги.

– Стой! – скомандовала дежурная.– Направо! – мы встали шеренгой у стены.

Солдаты медленно пошли вдоль стря, оглядывя нас. Один был старый, лет сорока, а двое – совсем мальчишки. В одном из них я вдруг узнала Франка. И покраснела. Он остановился напротив меня (“Что делать?”, – проносилось в голове, – “Кажется, нужно показывать ему всю себя... Но ведь он пришел специально ко мне...”). Я решилась. Вынула груди, приподняла их руками, глядя ему в глаза и улыбаясь, сжала их, потом подняла подол рубашки, задрала его до сисек, шире раздвинула ножки, рукой развела губки и подалась животом к нему (“Смотри, это все твое”). Он жутко покраснел.

– Соня, я....

А я повернулась, нагнулась и, как учили, раздвинула половинки попы. Мне очень хотелось, чтобы он пощупал меня. В письке даже стало мокро. А он молчал и ничего не делал. Все девочки смотрели на нас.

– Повернись и встань, Соня.

Теперь я стояла, глядя на него, с голыми сиськам и задранным подолом.

– Соня, я хотел тебя... увидеть, – проговорил он. Я скосила глаза вниз – по-моему, в штанах у него что-то топорщилось. – И поговорить.

– Только поговорить?

– Ты же знаешь, больше ничего пока нельзя. И потом после сегодняшней ночи тебе самой не скоро захочется... с мужчиной, только когда заставят. Я знаю, я здесь уже полгода. Но я буду приходить к тебе все равно, – он быстро поцеловал меня в губы.

– Спасибо, тебе Франк, я буду думать о тебе.

– До свидания, Соня! – он повернулся и пошел дальше.

А остальные двое еще выбирали. Вернее, выбирал пожилой. Он внимательно разглядывал с головы до ног каждую девушку, трогал грудь, письку, заставлял повернуться и нагнуться, лез в попу. При этом он громко комментировал все прелести очередной девочки мальчишке, предлагал ему самому пощупать. Тот, смущаясь, лез пальцами. Ему, видно, было интересно и стыдно, что его ровесницы сами показывают ему все-все. Еще он боялся показаться смешным старшему товарищу. Старший, наконец, выбрал невысокую девочку – нецелку с огромной грудью.

– Давай эту. Смотри, какие буфера! – он качнул одну грудь с большим коричневым пятном около торчащего соска, и она закачалась, долго не останавливаясь. Давай вдвоем? – мальчик, сглотнув, кивнул и покраснел. – Значит, так. Я стану у стенки, буду ебать ее в жопу, а ты с другой стороны, в пизду. – он спустил брюки, оттуда выскочил здоровый торчащий член. – Становись раком, жопой ко мне! – она послушно опустилась на колени. – Не надо на колени, просто нагнись и возьмись руками за коленки, – она встала, как велели, он задрал опустившуюся рубашку к шее и стал впихивать свой член в ее верхнюю дырочку. – Расслабься, блядь! А ты что стоишь? Снимай штаны.

Мальчик, краснея, отвернулся от нас и спустил штаны. Прикрываясь руками, повернулся.

– Вошел! – девочка закряхтела. – Хороша жопа! Узкая! – одной рукой он стал крутить ей сосок. Ее большие сиськи колыхались в такт его качкам. – Теперь вставай, только не соскочи с хуя! – она медленно поднялась, прижимаясь к нему спиной. Я увидела, что она, морщась, закусила губу. – Давай, вставляй ей в пизду! А ты раздвинь, чтобы ему было удобно!

Мальчику пришлось опустить руки, прикрывавшие его хозяйство, и кто-то из девочек захихикал. Член у него висел, весь мокрый, мокрыми были бедра и живот.

– Ты что, кончил? Не донес? Эй, бляди, поднимите ему быстро!

Сразу две девочки – одна из них Нюся, наша учительница – опустились перд ним на колени. Нюся взяла его член в рот, а вторая стала лизать яйца. Я впервые видела, как член стал напрягаться, увеличиваться в размерах. Скоро он уже заметно оттопыривал щеку Нюси. Они стали меняться – одна сосет, другая лижет. При этом они (“Когда руками, это... дрочить”) дрочили его руками.

– Эй, бляди, не перестарайтесь! А то опять кончит, мальчишка еще!

Девочки встали, а он подошел к стоящей у стены паре и приставил член к призывно раскрытой писе. Наверное, было неудобно, потому что девочка сама взялась свободной рукой за его член, чуть присела вместе со стоящим сзади мужиком и направила его в свою щелку. Все трое задвигались в унисон, шумно задышали (“Как они там умещаются? Они ничего не порвут ей там внутри?”). Девочка уже не кусала губы и не кряхтела, она сама двигалась животом и попой навстречу сначала одному члену, потом другому. Ее лицо покраснело, она иногда постанывала. Первым кончил молоденький. Его зад напрягся, задергался. Он отступил от них. Член еще стоял, он весь блестел и был мокрый. Нюся тут же подскочила к нему и стала облизывать. Он на глазах сдувался, как воздушный шарик, и скоро уже чистый висел между ног. А пара у стены продолжала качаться взад – вперед, он тискал руками ее огромные сиськи, из... пизды (“Да, пизды! Именно так называется... выебанная писька”) вытекала сперма. Наконец, кончил и второй. По-моему, вместе с ним кончила и девушка. Ее глаза закатились, по животу прошли судороги, писька стала сжиматься и разжиматься. Она особенно громко застонала (“Неужели это доставляет ей удовольствие? Можно... кончить от... любви... ебли в попу?”). Он оттолкнул ее, и я увидела стоящий блестящий весь мокрый член. Вся залупа была в чем-то коричневом, попка девочки тоже была испачкана этим (“Это же ее какашки! Говно – вот как нужно говорить. И это надо лизать? Фууу... – к горлу подступила тошнота”). Но тут к нему подскочила Нюся, без всякой брезгливости, даже с улыбкой на лице, причмокивая от удовольствия, привела его в порядок.

Мужики, подтянув штаны, пошли дальше, а мы строем двинулись в душевую.

Мы быстро помылись, и стали в три очереди на клизму. Сначала старожилки показали на себе. Клизмы были большие, взрослые. Девушки ложились на лавку на бок, раздвигали попу (“Как для ебли”), вставляли здоровый наконечник и ждали, пока вода не перельется внутрь. Другая девушка высоко поднимала резервуар. Потом девушки бежали какать и подмываться.

Нам с Лией дома несколько раз делали клизмы детскими грушами, но здесь, когда я, раздвинув попу, попыталась воткнуть в дырочку здоровенный наконечник, стало больно.

– Что, не идет? Ты напрягись, как будто какаешь, сразу войдет! Ничего, сегодня тебе дырку разработают! – засмеялась девушка из старых, которая держала клизму. Действительно, я натужилась, и наконечник вошел в попу. Медленно ввинчивая, я протолкнула его поглубже (“Никто не будет так осторожно вставлять свой хуй, им, наоборот, интересно, когда мы мучаемся”). Полилась вода. Сначала было приятно, потом живот стал надуваться, вода давила на что-то, меня уже распирало, а вода все не кончалась.

– Хватит, – попросила я.

– Еще немного, потерпи, вечером хуже будет, – успокоила девушка.

Наконец, она выдернула трубку. Я думала, что из меня брызнет прямо сейчас, вся сжалась, но ничего не произошло. На деревянных ногах, боясь расплескать то, что булькало внутри, я побрела к дыре в полу, служившей нам унитазом. Присев на корточки, я расслабила попу, громко пукнула, и из меня хлынула мощная струя. Я думала, что там чистая вода, но, посмотрев вниз, увидела грязно-желтую жидкость с кусками дерьма. Попукав напоследок, я встала и, шатаясь, побрела под душ – бумаги нам не полагалось.

Потом нас учили делать маникюр и педикюр – я и слова такаго не знала, оказывается, ногти красят и на ногах! Мы надели чистые комбинации, чулки, пояса, – точь в точь такие же, как вчера, даже по цвету, и туфли на каблуке.

Потом опытные девушки причесали нас – мне сделали два хвостика, как у школьницы. Красили нас тоже они – брови, губы. А еще губки внизу, тоже красным, получилось как рот, только не поперек, а вдоль, и соски (“Значит так должна выглядеть блядь... Сверху – школьница, ниже – шлюха с почти голыми сиськами, блестящей бритой писей и нарисованным ртом вокруг нее...”).

– Ну, все готовы? В спальню. Держитесь, девчонки. Ни пуха, как говорится...

Мы не ложились, а разговаривали, сидя на кроватях. Я успокаивала, как могла, Лию и Яну. Хотя, по-моему, они не очень боялись – дети. У меня же внутри росло напряжение и временами нкатывал страх.

Наконец, в дверях показались два офицера – Фишер и начальник, Миллер.

– Встать! – скомандовала дежурная. Мы выстроились перед кроватями. Они не спеша, оглядывая каждую с головы до ног, обошли весь строй. Остановившись посредине, Миллер произнес напутственное слово. Успокоил.

– Жидовские бляди! Вам оставлена жизнь, вы должны быть благодарны за это. Ваши дырки послужат великому Рейху. Сегодня я предложу вас офицерам нашего лагеря, а завтра прибывает эшелон с фронта, и вы начнете работать. Так что сегодня у вас экзамен. Выполнять все команды без пререканий, терпеть все, смотреть в глаза, улыбаться и благодарить. Если будет какая-либо жалоба от офицеров – запорю и отправлю в барак к заключенным. В случае неповиновения – смерть. И не просто смерть, а очень болезненная смерть. Так что будьте послушными.

– Вы построитесь на сцене и по одной – кроме вас, вы будете вдвоем, – он показал на нас с Лией, – по одной выходите вперед и показываете все, как учили. Офицеры будут вас осматривать и щупать. Когда одну выберут, она идет, не опуская комбинации, через зал к тому столику, где сидят офицеры, выбравшие ее. Улыбайтесь, шлюхи. Выполняйте все, что скажут офицеры. Потом выходит следующая. Все поняли? Вперед, а то господа офицеры заждались.

Он построил нас по порядку – впереди оказалась Яна, потом все целки, кроме нас с Лией, потом целки в жопе, все остальные без ленточек. Мы с Лией оказались самыми последними.

Мы строем двинулись к лестнице вниз (“Через сколько ступенек я стану настоящей блядью?”). Внизу живота что-то опустилось, коленки не гнулись.