Последний шанс Марии Цыгерлин Часть 1

Жизнь средневекового алхимика была тяжела и неказиста. Мало того, что богопротивные занятия вечно привлекали повышенный интерес Святой Инквизиции, так ведь ещё и средств, первоначальных вложений эти занятия требовали немало.

Алхимики наивно надеялись, что в дальнейшем капиталовложения окупятся – когда удастся, наконец, получить универсальное вещество, философский камень. С его помощью хочешь – летай, хочешь – обретай бессмертие, а хочешь – золото получай из других металлов, словом – подчиняй себе весь мир. И тем горше была расплата. Мария Цигерлин, единственная женщина-алхимик не была исключением.

– Вот и все, игра окончена! – вздохнула Мария, сидя в тюремной камере. – Сколько можно обманывать этого герцога. Села бы на коня и фырр! Только бы меня и видели! А я все медлила, не хотела менять уютную келью на кочевую жизнь, а ведь он был так щедр, а я водила его за нос! В ход шли и тигли с двойным дном и палочки, с золотом внутри, которыми я помешивала кипящий свинец. Он видел золото и был счастлив. А что теперь?

Герцог Брауншвейг-Люксембургский Юлий, увидев, как в тигле появилось золото, потребовал немедленно выдать философский камень, которого у женщины просто не было! И теперь непокорная женщина ждала своей участи в камере смертников.

Размышления женщины были прерваны скрипом открывающейся двери. На пороге стоял сам герцог в сопровождении немого палача.

– Ну что, мадам Цигерлин, – герцог Люксембургский Юлий, в виду особой важности мероприятия сам приступил к пыткам, а немой палач исполнял роль подручного. – Ты выдашь мне рецепт? – он душил ее одной рукой, прижимая к стене своим телом и зажимая рот другой.

– Ты сгниешь в этом каменном мешке заживо! – Юлий душил, ощущая сладкую власть в любой момент легко переломить шею, до тех пор, пока тело Марии не начинает конвульсивно дрыгаться, затем резко отпустил и с размаха кинул в угол камеры на кучу гнилой соломы.

– Нет! – мадам Цыгерлин попыталась отдышаться, вырваться.

В ответ он резко ударил ее по лицу, а немой палач навалился Марии на ноги.

– Я видел золото! У тебя есть философский камень! – Юлий чувствовал тело и с наслаждением вдыхал запах смертельного ужаса, исходящего от пленницы.

В те далекие времена мучить женщина было общепринятым развлечением знати, особенно, если те были хорошенькими и красивыми.

«Как страшно, как больно... Еще совсем недавно герцог осыпал меня своими милостями, посылал яства и вина со своего стола и не жалел денег на опыты, – мелькнула мысль у несчастной женщины, – видимо, ждет меня судьба коллег по ремеслу! Петля и дыба»

– Ты полностью в моей власти! – кричал герцог Брауншвейг-Люксембургский. – Палач, обнажи ее!

Немой палач взял нож и срезал с Марии всю одежду.

– Нет! У меня знатные покровители! – мадам Цыгерлин пыталась сопротивляться.

– Здесь командую я! – он резко засунул свою руку Марии во влагалище, а другой рукой, ладонью, зажал ей нос. – Еще не поздно отдать камень по-хорошему. Зачем тебе золото, если не будет жизни?

– Пощади! Нет у меня камня! – простонала Мария, задыхаясь от нехватки воздуха, но герцог и снова пережал ей горло так, что у несчастной начались конвульсии.

– Я своими глазами видел золото в тигле! – Юлий резко, больно и глубоко шарил рукой внутри алхимички. – Сейчас придут мои фавориты, и тогда ты у меня по-другому запоешь! Они ведь не уступают палачам в профессионализме, а кое в чем их значительно превосходят!

Женское тело дергалось и содрогалось.

– Палач, всыпь-ка ей розог! – герцог ослабил хватку и перевернул женщину на живот.

– Нет, – закричала Мария, но палач спокойным движением вынул из бочки связку прутьев толщиной в руку. «Голландская» розга [ее изображение увековечено на фресках гаагского трибунала – прим авт.] была любимым орудием герцога.

Такую страшную дикую боль Мария не ощущала ни разу с жизни. Казалось, с каждым ударом палач вырывает у нее кусок мяса, а герцог увеличивал мучения, прижимая женщину своими коленями к полу.

Рассудок в помутнении от боли и удушения...

– А, Юлий, развлекаешься! Давно пора! – в камеру вошли двое друзей герцога, Антоний и Артур.

– Давай выпьем свежего пива! – предложил второй фаворит.

– И то дело! – герцог взял кружку.

– Наконец-то! – улыбнулся Антоний. – Мария, ну, сколько можно морочить нам голову! Скоро война, а казна пуста! Твое поведение, мягко скажем, не патриотично!

В свое время Мария не пустила его на ложе, и теперь он вдвойне был рад насладиться чувством законной мужской мести. Друзья подошли к алхимичке и начали ее грубо лапать.

– Не надо! – сознание вернулось к пленнице. «Страшно, очень страшно... »

– Дайте ей пива! – приказал герцог. – Не хочу, чтобы все кончилось быстро.

«Минутная передышка перед продолжением мучений! » – поняла женщина, стуча зубами о кружку.

– А теперь, господа, растяните ее на полу!

Троица помощников принялась выполнять приказание.

– Так то лучше! – герцог полюбовался обнаженным телом, прижатым к полу, расстегнул гульфик на своих штанах и резко вставил член в женщину.

– Нет! – Мария пыталась вырвать свои руки из рук палача, но безуспешно.

Огромный член, казалось, разрывает ей изнутри внутренности.

– Шире разведите ей ноги! – хрипел герцог, ритмично входя в Марию. – Сухая, зараза, как песочница!

– Юлий, перекрой ей воздух! От этого все девки просто тащатся! – сказал один из друзей герцога. – Она быстро потечет!

– Да, Антоний, ты в этом опытен! – герцог несколько раз дернулся и кончил. – Уступаю!

– Хороша девка, – Антоний навалился вторым и, зажал Марии ладонью нос, и принялся оттягивать пышные груди. – И какие черти заставили ее алхимией заниматься?

«Дышать... » – Мария выгнулась, дернулась, отчаянно пыталась вырываться, задыхаясь от нехватки воздуха, боли и унижения…

– Все! – Антоний кончил. – Сладкая бабища! Впрочем, все они сладкие, когда смертишку видать!

– Подожди, – Антоний не собирался отпускать поленницу. – Артур, ты ее хочешь?

– Спрашиваешь! Когда еще появится шанс трахнуть настоящую ведьму! Только на соломе ее не хочу! Давайте ее перенесем на стол для допросов!

Фавориты подняли Марию на ноги и на несколько секунд отпустили, связав ей руки. Этого хватило Марии для того, чтобы дать Артуру, стоявшему ближе всех, оплеуху.

– Взнуздаем девочку! – кричал герцог. – Тогда она перестанет брыкаться!

Немой палач с поклоном принес уздечку, специально сделанную для человека. Марии, знавшей об этом инквизиторском приспособлении, и отчаянно сопротивлявшейся взнузданию, связали руки.

– А теперь, господа, поводите ее по кругу! – приказал герцог. – Пусть остынет немножко!

Трензель разрывал дикой болью небо, ломал зубы, а мучители повели Марию на поводке как верховую лошадь. Чтобы пленница бежала резвее, герцог подгонял Марию кнутом, хлестая по спине, животу, груди, ногам, лицу.

Боль не позволяла женщине отдышаться, рассудок отказывался воспринимать происходящее.

Антоний, тот который только что зажимал ладонью нос и мял грудь, резко перегнул ее вперед, на стол, и сильно прижал к поверхности.

– Мокрая! Чувствуется, поработали сегодня! – Артур ощупал киску, ягодицы. – Друзья, держите ее крепче! Я хочу по-итальянски! – рычал он и для начала засунул в женщину палец.

– М-м! – взнузданная Мария никогда не занималась анальным сексом, она попыталась вырваться, и все тело снова сковала боль... Второй, третий палец. Боль. Страх и ужас!

– Сейчас я ей вставлю! – он плюнул себе в ладонь, размазал плевок по члену и резко вошел в шоколадную дырочку. От боли и неожиданности Мария истошно кричала, но из разорванного трензелем рта вырывается только сдавленное мычание...

«Больно, чудовищно больно... Он двигается резко, толчками, глубоко входит в меня, одной рукой прижимаю мое лицо к жесткому столу. Минута... еще... все внутри горит... »

– Ну, где камень? – остальные два друга резко подняли Марию, несколько раз ударили по лицу, выпилили на лицо кружку ледяной воды, чтобы привести в чувство. – Значит, не хотим угождать великому герцогу Брауншвейг-Люксембургскому?

– Держите эту кобылку крепче! – приказал герцог.

Резким движением фавориты перевернули женщину на спину, один держал связанные руки и сдавливал шею, палач тянул за уздечку и держал ноги.

– У тебя нет отсюда выхода, кроме как выдать мне камень или способ его получения! – герцог подошел и несколько раз наотмашь ударил ладонью по груди. При каждом ударе она с криком вздрагивала, впиваясь ногтями себе в ладони. Лицо, вдруг ставшее некрасивым, исказила гримаса боли, крупные слезы покатились по щекам.

Герцог с удовольствием чувствовал, как под ладонью при ударах сминаются соски, как горит от боли нежная кожа, как под коленом сминается мягкий теплый живот.

– Сейчас она у меня соловьем запоет! – Артур, решив, что получил слишком мало удовольствия, подошел к женщине и резко зажал в кулак половые губы и клитор, сильно сжимая их, выворачивая.

Герцог продолжал бить... Мария почти потеряла сознание: не осталось больше ничего, только боль пульсировала во всем теле, она обволакивала, оглушала…

– Хватит! – герцог нанес последний удар.

Она со страхом, всхлипывая, открыла замутненные глаза. Тело, казалось, пронзили тысячи игл. Мир вокруг кружится. Солнечный свет в зарешеченном окне неестественно режет взгляд.

– Ну, будем говорить? – он приставил к тонкой коже на шее женщины ледяное лезвие ножа. Она вздрогнула и испуганно посмотрела на герцога. «Ну, как ему объяснить, что никакого камня у меня не было и нет? » – в голове ничего, кроме отчаянных мыслей о спасении.

– Я нарежу тебя на ремни! – герцог провел лезвием вдоль шеи, вверх к подбородку и вниз, уперши острый кончик в основание шеи чуть выше груди. – Кожа такая тонкая и нежная, почти прозрачная, что вот-вот лопнет!

– Пусти ей кровь! – кричал Артур, дрожа от возбуждения.

Герцог надавил сильнее. Тело женщины трепетало, распахнутые глаза молили о пощаде.

– Кровь медленно вытечет из тебя по капельке! – герцог медленно ослабил нажим, провел ножом вниз через левую грудь.

Тут Мария увидела, как на зарешеченное окно тюремной камеры сел сизый голубок. «Лети отсюда, – подумала Мария, – не надо тебе смотреть, что вытворяют мужчины с несчастной женщиной! »

Во рту от трензеля кровь. Кожа мгновенно покрылась мурашками, коричневый сосок затвердел и стал острым. Вслед за лезвием по коже потянулся белый след, почти мгновенно краснеющий.

– Чик, и сиськи нету! – ухмыльнулся герцог. – Где камень?

Лезвие уперлось в сосок, смяло его. Герцог остановился.

Друзья видели, как его рука подрагивает от возбуждения, борясь со сладостным желанием вонзить нож по самую рукоять, но тогда все слишком быстро кончится.

– Будь ты проклят, – простонала женщина, но из горла вырвалось только шипение.

Капелька пота медленно стекла по виску Марии. Она боялась пошевелиться, только с трудом сдерживала дрожь...

«Ну, вот и все, – мелькнула мысль, – остается только ждать конца»

Но лезвие заскользило дальше вниз, перебирая тонкие ребра, через подрагивающий живот, соблазнительную впадинку пупка. Ниже, остановившись внизу живота между пупком и лобком.

– Снимите с нее трензель, – герцог плавно увеличивал нажим, – и держите крепче! Сейчас я буду ее свежевать как мясник тушу!

Лезвие проминало кожу, давило острием. Еще сильнее. Нож все глубже уходит в живот, но кожа пока еще держит лезвие, не позволяет холодному металлу проникнуть внутрь. Женщине больно. Очень больно. И страшно. Слезы бесшумно катятся из глаз. Грудь высоко вздымается.

Все тело жертвы свела судорога: наверное, это была последняя попытка освободиться.

– Не вырвешься, ведьма! – ухмылялся Артур. – Сейчас я тебе матку наизнанку выверну!

«Меня крепко держат... » – боль между ног еще сильней, еще глубже.

– Не надо! – Мария перебирает ступнями, пытаясь спастись от холодного железа, разрывающего нежную теплую плоть. Движения становятся все резче, все конвульсивнее, все бессмысленнее.

Холодные камни старинной башни были привычны к стонам и рыданиям жертв. Крупные капли пота, наполненные ароматом животного страха смерти.

Прилипший к щеке локон волос. Соскальзывающие ноги. Кровь на ладонях. Боль, боль, боль. Вот сейчас, еще немного…

– Пощадите! Не надо! – Мария не выдержала, стала мотать головой, рыдая, она испытала животный страх...

Артур продолжал медленно шарить пальцами во влагалище Марии, сильно сжимая его.

– Нет у меня камня! – рыдала женщина...

– Значит, нет… Артур, уступай мне место! – герцог посмотрел на кровавые царапины, оставленные ножиком, и стал соскабливать им волосы с лобка. Друзья, чтобы помочь герцогу рывком раздвинули ей ноги, а палач полил измученное местечко пивом.

Герцог взял жесткую грубую плеть и, резко отдернув руку, ударил Марию с размаха по половым губам, удар за ударом, не прерываясь.

– Ах! – издав стон, Мария распрямляюсь, как отпущенная тетива, ноги вытянулись, выставив носки ступней.

– Так ее! – веселились фавориты, глядя, как женские глаза от боли вот-вот вылезут из орбит. Казалось, в глазах алхимички засветилось безумие. Она открыла непонимающие глаза в тот момент, когда герцог ослабил удары.

– Терпеливая попалась, зараза, – ругался герцог, откладывая плеть в сторону.

Иссеченная кожа, украшенная сине-багровыми рубцами, уже не болела, а зудела, мозг просто не мог усваивать большую боль.

– Факт, ведьма! – заключил герцог.

Нормальная женщина уже давно бы во всем призналась и сделала все, что от нее хотят. «А, может быть у нее и нет философского камня, – подумал герцог, засовывая в распухшую от ударов киску руку, – но теперь уже это ничего не меняет! »

– Налейте ей пива! – приказал он.

Зубы стучали о края кружки, и большая часть герцогского дара пролилась на грудь женщины.

– Пожалуй, надо ее еще раз трахнуть! – Антоний расстегнул штаны и грубыми толчками вошел в измученный и изорванный вход, глубже и глубже.

У мадам Цигерлин уже нет сил кричать и вырываться, Мария только стонет и тихо плачет...

– Палач, тащи свечку, побалуемся! – приказал герцог. – Свеча кому хочешь развяжет язык!

Марию снова распяли на столе. Холодный липкий пот стекал по ее вискам и по лбу, затекал в глаза.

Палач протянул герцогу большую горящую свечу, и он, продолжая двигаться, стал капать раскаленным воском на живот и грудь Марии.

Женщина уже не могла плакать и кричать, только слезы сами собой катились из глаз... «Невыносимая боль. Невыносимая. Он наслаждается моей болью, моим телом, избитым кнутом, розгами, развороченным трензелем, он наслаждается своей властью над беспомощной связанной пленницей! Ему камень уже не нужен! »

Артур, державший Марию за плечи, достал из кармана кусок веревки, обмазанный сургучом. «Утешитель монашек! – поняла женщина. – Им мало моих мучений! »

Все трое помощников венценосного мучителя насильно развели ноги женщины и прижали тело к столу, а герцог, взяв утешитель в одну руку и раздвинув пальцами руки половые губы, медленно стал вводить в пленницу этот ужас... Адская боль!..

– Нет! – Мария кричит, ей кажется, что она умирает... Человек не может испытывать такой боли... Спасительная темнота! Она потеряла сознание и последнее, что помнила, это смех и недовольные голоса...

Холод. Мария медленно приходила в себя. Оказывается, фаворитам не понравилось то, что жертва потеряла сознание, и она заставили немого палача отливать бесчувственное тело водой.

Мария лежала на столе, уже не привязанная. Да и к чему все эти предосторожности, если у нее уже нет сил ни стоять, ни вырываться, ни кричать?

Холод. Мария снова увидела лица своих мучителей. Чувств больше нет. Никаких. Кожа горит, внутри все истерзано, по ногам струится кровь. Холод.

– Хватит воды! – приказал герцог.

Мария давно не молит о пощаде – нет сил.

Фавориты пьют пиво. Для них сегодня удачный денек. Не часто герцог позволяет им так покуражиться. Палач пил молча, поглядывая на жертву. «Свое я все равно возьму, – думал он, – как только господа уйдут! Никуда эта девка от меня не денется! » Палач любил свою работу, и особенно он любил мучить молодых хорошеньких женщин.

– Значит, наши усилия пропали даром, – вздохнул герцог. – Не хочет она по-хорошему, так получит по-плохому. На бок ее!

– Нет, пожалуйста, нет, – шептала Мария. Горячая слеза скатывается по лицу.

Герцог смотрел в молящие о пощаде широко распахнутые глаза.

– Пожалуйста, не надо, – еле слышный шепот пропал, у женщины нет сил говорить.

Артур закинул ноги Марии себе на плечо. Герцог взял себе большую дырочку, а фаворит маленькую. В такой позе держать было неудобно и второй фаворит вместе с палачом пришли на помощь.

Мария, поняв, что ее буду насиловать сразу оба, уже не сопротивляюсь, просто слезы катятся из глаз... Члены терлись друг об друга через тонкую перегородку.

– А теперь смена караула! – приказал Герцог, увидев, что Артур слишком быстро кончил.

Антоний, возбудившись от столь пикантного зрелища, приступил к работе.

Воспользовавшись паузой, Мария глубоко задышала. Сил к сопротивлению больше не было, совсем не было... Кошмар продолжился, герцог, чтобы быстро не кончить, продолжал двигаться, то замедляя, то ускоряя темп. А его друг штурмовал заднюю дырочку, стараясь при этом попасть герцогу в такт.

Оба кончили почти одновременно, удовлетворились, но весь этот кошмар приносит удовольствие, прерывать его не хочется. Тело женщины содрогается, из носа идет кровь, лицо горит от пощечин. Красные полосы от кнута и розог на теле смертельно болят от любого прикосновения... Мария снова потеряла сознание.

– Ты выдашь мне тайну философского камня! – кричал герцог Люксембургский Марии.

Ответом была только запрокинутая голова и искажённое в крике лицо...

– Палач, готовь железную клетку и костер! Хватит с ней церемониться. Завтра утром казнь.

«Неужели завтра все кончится? – подумала Мария. – Я слишком молода, чтобы вот так умереть! »

Герцог с фаворитами ушли заниматься государственными делами. Впрочем, мучения жертвы еще не закончились. Палач по праву был последним в очереди на тело Марии.

– Нет! – но вместо крика получается только стон. Она задыхалась от слез, а он молча и жестоко входил в нее сзади. Опять боль, она и не прекращалась, но теперь воскресла, появилась с новой силой. По ногам течет кровь, влагалище, изнасилованное, избитое кнутом, изувеченное утешителем, сводит с ума дикой болью. Палач, держа одной рукой Марию за шею, другой резко ткнул пальцем под левое ребро, чтобы она очнулась и не теряла сознания. Боль. Унижение. Страх. И снова боль...

Он, ухмыляясь, ощупывал киску, поглаживая ее. Мария чувствовала, как его горячие пальцы жадно шарят по избитому и измученному телу, но ей было уже все равно.

«Скорей бы все кончилось! » – думала она.

В 1575 году герцог Люксембургский публично в железной клетке сжег заживо женщину-алхимика Марию Циглерин за то, что та не сообщила ему состав философского камня. Толпа ликовала и прославляла своего мудрого правителя, устроившего такое восхитительное зрелище. Женщина отчаянно металась по клетке среди дыма и пламени, пока, наконец, не упала в костер, и в воздухе не запахло жареным мясом.

Теперь в башне, где томилась Мария Цигерлин, находится ресторан.

Примечание: герцог Юлий фон Брауншвейг-Вольфенбюттель (1528-1589) правил в 1568-1589 гг.