Воришки Часть 1

Второй день Светка сидела взаперти в помещении, которое когда-то явно было продуктовым складом. Достаточно просторное полуподвальное помещение имело метров пятнадцать в длину и пять в ширину. Потемневшие от времени и грязи стены, покрытые трещинами и зияющими обнаженной кирпичной кладкой там, где обвалилась штукатурка, они впитали в себя запах плесени, гниющих овощей и затхлости. К этому запаху примешивался острый запах давно немытых тел и общественной уборной. Именно невозможность справить нужду без посторонних глаз более всего угнетало Светлану. Для молодой и красивой девушки было сущей пыткой подойти к вонючему, забрызганному нечистотами чану, подняться по приставленным отмосткам вверх и на виду у всех справить естественную нужду. Она, как и те, кто попал сюда недавно, старалась делать это ночью, когда все спали на соломенных, пропахших потом и мочой тюфяках. «Старожилы» же никого и ничего уже не стеснялись, испражняясь на виду у всех в любое время. Многие также совершенно спокойно прилюдно занимались сексом, тем более что всю одежду и даже белье у узников отобрали. Однако терпеть до ночи получалось плохо. В помещении было холодно, особенно по ночам, несмотря на то, что начало мая выдалось теплым. К тому же их кормили какой-то тухлой овощной баландой, сваренной, как предположила Танька, подруга Светки, из картофельных очисток и немытой моркови с добавлением столовских объедков. От такой пищи постоянно крутило живот, и все время жутко хотелось есть. Каждый день пленников выводили на работу, заставляя отрабатывать вонючее варево, которым их кормили.

К ней и к Татьяне несколько раз подкатывали обросшие и мерзко пахнущие козлы с весьма откровенными предложениями, от которых Светку чуть ли не выворачивало наружу. Самцы только хмыкали и обещали девушке, что скоро она станет сговорчивей, но попыток насилия никто не предпринимал. Светка от одной из узниц по имени Катя узнала, что еще в марте, когда один из самцов изнасиловал девушку, тюремщики вывели его наружу и там же, около входа в темницу, сначала кастрировали, а затем и пристрелили насильника. А всем заключенным в тот же день на обед подали наваристую мясную похлебку...

Название поселка Дубки было достаточно хорошо известно Светлане. В прошлом году с ней на подготовительных курсах учился парень из этого закрытого тогда военного городка. Руслан, так его звали, пытался, было, поухаживать за ней, но Светка жестоко отшила парня, прямо объяснив тому, что ей с ним «даже стоять рядом западло». Сам Руслан был вовсе не плох – и рост нормальный, и лицо приятное, не дурак, но общаться с сыном какого-то майора, живущего в общаге в каких-то захолустных Дубках, который даже на маршрутках не ездил, добираясь от метро на автобусе, экономя жалкие два рубля, представлялось Светке бессмысленным. Кто бы мог подумать, что все так повернется?

Всемирная Катастрофа разом, окончательно и бесповоротно обрушила привычный мир, и огромные мегаполисы вмиг превратились в каменные мешки, в которых оказались толпы голодных, замерзающих и растерянных людей. Огромное количество менеджеров, чиновников, программистов и прочих работников умственного труда, да и прочих тоже вдруг с ужасом осознали, что больше никто не будет платить им баксы, да и сами баксы превратились в ничего не стоящие и никому не нужные бумажки, равно как и евро, йены и прочие рубли. Сначала разграблению подверглись магазины и торговые базы в Москве, но подвоза продуктов не было, и вся масса столичных жителей, еще вчера свысока и пренебрежительно взирающих на провинциалов, ринулась в деревню. Но там люди тоже хотели есть и встречали ненавистных москвичей отнюдь не хлебом с солью. Кровь, убийства и насилие быстро стали обыденностью, как, вскоре, и каннибализм. Рушились не только устои морали и нравственности, гибла сама цивилизация, а единственным законом стал закон силы. Неожиданно легко оборвались и родственные связи. Светкин папик предложил всем ломануть в Орловскую губернию, к корням, так сказать. Предложение было не лишено смысла, «на земле» можно было попытаться выжить, но Светка отказалась ехать в деревню, и родители неожиданно легко согласились оставить её в Москве, прекрасно понимая, что расстаются со старшей дочерью навсегда. «Лишний рот», – с горечью подумала тогда о себе Светка. И с июня прошлого года она их больше не видела и не имела возможности узнать что-либо об их судьбе и судьбе младшей сестры. Да, по правде говоря, ей этого и не очень-то хотелось. Светка прибилась к группе однокурсников, с которыми подчищала магазины и хранилища, а затем и более предприимчивых и запасливых граждан, добывая себе пропитание. Именно добыча еды стала целью их жизни. Вожаком группы был крупный накачанный парень, учившийся в параллельном потоке, по имени Андрей. Он не позволял беспредельничать, не ел человечины и старался никого зря не убивать. В их группе запрещалось насиловать девушек и крысятничать, за что сразу следовало изгнание. У самого Андрея было сразу две девушки, и на Светку он не покушался, а сама она как черт от ладана бежала от каких-либо половых отношений. Оральный секс вызывал у девушки отвращение, а трахаться естественным путем Светка боялась, потому что видела трагедию Лены, бывшей своей сокурсницы. Та залетела, но не смогла родить и умерла в страшных муках. Не лучше была судьба и других женщин, которые беременели. Если им и удавалось доносить ребенка и родить его, судьба их детей была ужасна...

Первая зима после Катастрофы была теплой, да и запасов в городе для тех, кто знал, где и как их добыть, хватало. Но новая зима могла быть куда как суровее, и Андрей принял решение начать заготовку продуктов впрок. Вопрос, где их взять был очевиден – добыть в области. Многие областные жители выжили, объединившись в некое подобие колхозов. Выращивая для себя пропитание. Они были вынуждены защищать свои посевы и живность с оружием в руках. Шла настоящая война за еду, и пощады в ней никому не было. Кто-то предпочитал нападать с оружием и отнимать продукты, но группа Андрея старалась просто красть, потому что те, кто выращивал на полях пшеницу и овощи, тоже имели оружие и стреляли не хуже нападавших... Впрочем, и тех и других крестьяне безжалостно убивали, защищая свое право на жизнь. Андрей был очень осторожен и всегда действовал после тщательной и предварительной разведки, детально продумывая каждую экспроприацию. Но в этот день им не повезло, а может быть, экспроприаторы изначально были обречены. Андрея не раз предупреждали, чтобы он не совался в Дубки, но уж больно заманчиво выглядели поля вокруг бывшего военного гарнизона, который быстро оправился от безвластия и беспредела. К тому же там появился свой не то прорицатель, не то колдун, и вся территория Дубков и близлежащих деревенек превратилась в некое маленькое военизированное государство-секту. Не только группа Андрея, но и другие «путтеры» пробовали собрать урожай с полей общины Дубков, но никто не добился успеха. В тюрьме сидело около трех десятков человек, а сколько несчастных было убито, сказать точно не мог никто.

Из команды Андрея в живых не осталось почти никого, большинство погибло, не успев сделать даже по одному выстрелу. Светка, оставшийся в живых парень и Мария – девушка Андрея, предпочли за благо сдаться.

С «путтерами» особо не церемонились. Многих расстреливали, а чаще прямо на местах преступления вешали, экономя патроны. В других случаях их обращали в рабов, заставляя трудиться на тех же самых полях, которые они пытались обчистить. Также поступали и в Дубках.

Света готовилась существовать в этой тюрьме долгое время. На свободе оставались другие члены группы, но девушка понимала, что глупо рассчитывать на их помощь. Виктор? Так, кажется, звали того парня? А жив ли он? Сможет ли помочь? Вряд ли.

Однажды, ранним утром Светку разбудил лязг открываемых дверей. Охрана велела всем выходить и становится девушкам – налево, мужчинам – направо. После чего сначала увели мужчин, а затем повели куда-то и женщин. Как оказалось, их путь лежал в баню. Света как и другие женщины, с наслаждением плескалась в теплой воде, впервые со дня пленения, смывая с себя грязь и пот, радуясь, что наконец все разрешится. Тем более что кто-то пустил слух: их будут судить и приговорят к публичной порке, после чего отпустят на все четыре стороны. После бани всех женщин также голышом повели в старое кирпичное здание, на котором до сих пор красовалась табличка, из которой следовало, что здесь помещался штаб воинской части.

Здесь Света неожиданно столкнулась лицом к лицу с Русланом. Парень сильно возмужал, и вместо короткого бобрика на голове у него была пышная шевелюра. Он сразу узнал ту девчонку, которая столь зло насмехалась над ним, Светка поняла это по его глазам, но Руслан даже бровью не повел. А девушка, совсем уже переставшая было обращать внимание на свою наготу, сначала лихорадочно попыталась прикрыться, но затем гордо опустила руки, хотя и стояла с пылающими щеками. Пока она ждала своей очереди, Руслан не сделал даже попытки заговорить с ней, что сильно уязвило Светлану. А другой охранник – высокий, сутулый с черными усами а-ля Буденный оказался куда как разговорчивей. И когда Татьяна, державшаяся рядом со Светкой, спросила его, что с ними сделают – выдерут и отпустят или сделают рабынями, – засмеявшись, нравоучительно произнес:

– Да на х... нам нужно ваше рабство. Ты, дура, видно, училась в школе х... во, а потому не знаешь, что рабский труд непродуктивен.

– И что с нами сделают? – испугано спросила Танька.

– А ничего особенного, насадят всех вас на колья и выставят в поле ворон пугать, чтобы другим воришкам неповадно было. Если, конечно, суд признает вас виновными, – последняя мысль показалась сутулому охраннику забавной, и он рассмеялся смехом, перешедшим в кашель заядлого курильщика.

А у Светки от этих слов аж мороз по коже пошел, да и Руслик отвернулся, что было справедливо расценено девушкой как недобрый знак. У всех мужчин суд уже состоялся, их вывели через другой выход, и теперь запускали в помещение суда или трибунала, как называли его местные, по двое девушек. Татьяну вызвали раньше, отправив в трибунал с высокой рыжеволосой, худощавой девушкой. Светлана была следующей. Вместе с ней зашла девушка со старомодным именем Нина. Невысокого роста, темноволосая, с короткой стрижкой она выделялась удлиненными бутылковидной формы грудями, которые смешно подпрыгивали при движении. Нина была не из команды «путтеров» Андрея и просидела в заточении почти два месяца. Наконец, их ввели в небольшое помещение, где она встретилась с Татьяной, которая должна была выходить в другую дверь. Таня натягивала на себя черные кружевные трусики и успела шепнуть Светке, чтобы та ни в чем не сознавалась. Сам факт, что девушке позволили прикрыть интимное место, выглядел обнадеживающим, и Светлана уже куда более уверенно прошла в просторный зал. Когда-то здесь, видимо проводились собрания, а сейчас пыльными рядами стояли стулья, а на возвышении стоял стол, за которым сидело две женщины средних лет и полный пожилой мужчина с маленькими свиными глазками на заплывшей жиром физиономии. На том же возвышении находилась трибуна, за которой стоял молодой симпатичный мужчина. Света не сразу «въехала», что в нем было необычного, пока её не осенила мысль, что она давно уже не видела мужчин в костюме и галстуке. Ниже помоста с судьями и трибуной стоял небольшой столик с восседавшим за ним плюгавым старикашкой, который изображал, как поняла Светка, адвоката.

Нину судили первой. Девушка не отрицала факт «набега», и прокурор тут же потребовал в своей ну очень краткой речи приговорить девушку к смертной казни. Адвокат прошамкал, что не видит причин ходатайствовать о смягчении приговора. Тут же одна из унылых дамочек огласила приговор – смертная казнь без права обжаловать, и Нину вывели под руки из зала суда.

Светка была ошарашена происшедшим и механически отвечала на вопросы о своем имени и дате рождения, которые задавала монотонным тоном вторая женщина. Ее вопросы доносились до Светланы как звуки через пелену тумана. Однако на вопрос, признает ли она себя виновной, Светка чуть ли не выкрикнула:

– Не-ет!!!

Но это не помогло. Ей больше не задали ни одного вопроса, и все повторилось, как с Ниной. Уходя из зала, сопровождаемая двумя другими конвоирами, девушка поймала себя на мысли, что мерзкий жирный боров во главе стола так и не произнес ни одного слова и пялился на нее абсолютно равнодушным взглядом, как будто перед ним стояла не полностью обнаженная девушка, а какое-то бесполое существо.

Светку ввели в тот же самый предбанник, велели взять из бельевой корзины трусы и надеть их на себя, причем сделать это поживее.

– Народ ждет, – сказал непонятную фразу один из конвоиров.

Светка подошла к корзине, из которой шел специфический запах женских тел, и лихорадочно стала ворошить белье в корзине.

– Да бери любые, все одно, не надолго! – недобро смеясь, поторопил ее усатый конвоир.

В корзине было множество трусиков разного фасона, цвета и размеров, но Светка неожиданно увидела свои трусы – белые с бабочкой впереди. Трясущимися руками девушка надела свои трусики и сразу почувствовала, как её толкают в спину прикладом. Сразу за зданием стояли связанные одной веревкой за запястья все ранее выведенные из зала суда девушки и женщины. Светка быстро поняла, что все было предрешено заранее, и от ее слов ничегошеньки не зависело. Светку привязали к Нине, так что та оказалась рядом между ней и Татьяной. Прошло каких-то полчаса, и все заключенные оказались снаружи. Тут же всех их куда-то повели гуськом в сопровождении конвоиров. Светка напрасно выглядывала Руслана – его нигде не было видно.

Процессию вывели из городка в поле с колосившейся пшеницей. Там уже собралось чуть ли не все население городка. Народу было очень много, пришли даже женщины с малыми детьми. Сердце Светланы упало, когда она увидела безобразного вида колоду, похожую на те, на которых на рынках мясники рубят мясо.

Внезапно, повинуясь какому-то сигналу, два конвоира подошли к одному из мужчин, один ловко расслабил петлю веревки на руках, второй схватил мужика за гриву длинных нечесаных волос и поволок его к плахе. Несчастному заломили руки за спину, и его шея легла на колоду. Мужик завопил дурным голосом, когда понял, что с ним сейчас сделают. Один из жителей городка, видимо то ли заранее назначенный, то ли сам вызвавшийся, подошел к плахе с тяжелым топором-колуном. Взмах топора, истошный вопль, глухой звук удара, оборвавший крик, фонтан крови и... всё! Палач поднял высоко над собой голову и торжественно водрузил ее на один из кольев. Следующей на плаху уложили Марию, девчонку самого Андрея. У девушки были шикарные длинные волосы, которые она после бани заплела в длинную толстую косу, за которую отрубленную голову и подняли для показа толпе. Рваная рана на шее, широко открытые от предсмертного ужаса глаза и полуоткрытый рот... Перед глазами Сетки все помутилось, и она провалилась в темную бездну.

Когда она очнулось, ей вначале показалось, что она видит какой-то кошмарный сон в вонючем бараке, но яркое солнце вернуло ее к действительности.

– Гля, оклемалась сука, – лениво произнес один из охранников.

– Подними эту шлюху, пусть полюбуется.

Сильные руки подхватили Светку, и она увидела, что дальше по краю поля на помосте-эшафоте висят на гибких проводах девушка и двое парней. Девушка была подвешена за шею. Ее лицо побагровело, она хрипела, пуская слюни, а парни истошно вопили. Светка не сразу поняла, как их казнили, висели они как-то наискосок, а потом вдруг осознала, что эти багрово синюшные отростки – их половые члены. Мужчины раскачивались вокруг своей оси и беспрерывно кричали от боли. Им была уготована медленная и мучительная смерть, впрочем, и девушка умирала в жутких конвульсиях. Её специально повесили так, чтобы кончиками пальцев на ногах она доставала до земли, чтобы это продлило её мучения. Как поняла Света, пока она была в отключке, успели казнить уже многих приговоренных трибуналом обитателей барака.

Свету, как и других девушек, погнали дальше, вдоль поля, где лежали приготовленными две Т-образные перекладины. На одну уложили высокого мускулистого парня, одного из тех, кто предлагал Светке поразвлечься, и стали прибивать его руки и ноги к дереву. Казалось, что нельзя кричать ужаснее, чем кричали подвешенные за пенисы парни, но, как выяснилось, можно. Когда в сторону Светки и Таньки направились за очередной жертвой охранники, девушки обнялись друг с другом, но черед умирать был не их. Пока устанавливали одну перекладину, на другую прибивали истошно кричащую рыжеволосую девушку. Она активно сопротивлялась, но силы были не равны, и, пока несколько мужчин держали жертву, палач хладнокровно вбивал в конечности молодой женщины крупные ржавые гвозди.

Далее вдоль поля лежали колья, и Света подумала, что как ни ужасна смерть под топором палача, она все же лучше, чем медленная казнь на перекладине. Однако палачи выволокли не ее, а другую женщину – маленькую, полноватую с круглым лицом и заплаканными глазами. Ее швырнули животом наземь, один из палачей поставил женщине на спину сапог, другой, приподняв таз, раскинул ноги. Один из кольев оказался в руках у очередного палача. Его окунули в какой-то чан, затем палач сунул туда же руку в печатке. В чане явно был комбижир – беловатый и пахнущий прогорклостью суррогат. Этой дрянью палач ткнул в анус жертве, раздвигая той ягодицы свободной рукой. После чего он поднес к заднему проходу сам кол, также смазанный комбижиром. Женщина дернулась и по-поросячьи завизжала, но руки подручных палача держали ее крепко-накрепко, и кол медленно начал вдавливаться в плоть несчастной. Вставив сантиметров на 15, палач дал отмашку, кол с насаженной на нем женщиной подняли и быстро укрепили в земле. Таким же образом были казнены и двое парней. Еще одну девушку тоже насадили на кол в задний проход, а двух самых молоденьких и худеньких девочек ждала ещё более жуткая казнь. Одной из девчонок на вид было лет 13-14, вторая казалась чуть старше. С девчонок сорвали трусы и, поочередно поднимая их над землей, насадили малолеток на кол их вагинами. Одна из девочек, та что постарше, сразу потеряла сознание, и ее, побелевшую, приводили в чувство нашатырем, а вторая кричала тонким голосом, пока кол заливало ярко-красной кровью.

Последних двух мужчин колесовали, перебив им конечности, а между установленными параллельно земле колесами посадили девушку на поставленную вверх зубьями большую двуручную пилу. Светка увидела, как вместе с разлившейся по лицу смертельной бледностью, на белых трусах девушки расплывается алое пятно.

Теперь в живых оставалось всего четыре пленницы и, подталкиваемые к концу поля, где рос старый дуб, девушки плотно прижались друг дружке, как будто в этом было спасение от казни. У Светки, как, наверное, и у других несчастных в голове оставалась только одна мысль – насколько мучительная смерть их ждет. В том, что приговоренные выбирались не случайно, и каждому была уготована своя смерть, она уже не сомневалась. На сей раз для казни отвязали громко плакавшую и умоляющую о пощаде Нину и женщину лет под тридцать с крупными грудями. Она вела себя достаточно спокойно и выглядела абсолютно безучастной, пока не поняла, какая жуткая смерть ее ожидает. Две веревки были перекинуты поперек росших рядом веток дерева, находившихся на одном расстоянии от земли. На одном конце веревок были петли, а на другом – металлические крюки, похожие на те, которыми пользовались мясники. Палач быстро и ловко надел петли на сисечки Нины и заставил ее встать на высокую табуретку. Веревки с крюками на концах поднесли к грудям второй женщины. Пока двое здоровенных мужчин держали обезумевшую от страха несчастную, палач командовал своему помощнику:

– Да приподними ты ей вымя! Да не так, оттяни дойки за соски. Вот так, теперь подводи крюки.

Когда из-под Нины выбили табурет, и девушка, подвешенная за груди, закричала тонким голосом, острые крюки пронзили плоть молочных желез женщины и приподняли ее над землей.

– Ах, черт, легковата сучонка, – досадовал один из подручных палача, – не приподнялась, тварь!

– Самое то! – возражал ему палач, – так бы сиськи ей порвали крюки, и на этом всё бы закончилось, пришлось бы добивать суку, а так она еще поживет.

Обернувшись на буквально трясшихся от ужаса Татьяну и Светку, палач чуть ли не ласково им улыбнулся и проворковал:

– Что девоньки, страшно, а не надо было воровать! Идите к столбам, там с вами и закончим.

Танька, подвывая, поплелась к столбу, вкопанному чуть поодаль дерева, на котором раскачивались и громко стонали две молодые женщины. Танька с заплаканными глазами подошла к столбу и вопросительно обернулась к палачу.

– Нет, тебе не сюда, тебе к тому, – указал он на небольшой столик, врытый напротив большого столба. Татьяну поставили на колени, заведя руки за спину и привязав запястья короткой веревкой к щиколоткам. А Светке велели снять трусы и встать к столбу. Девушка решила, что казни будут подвергнута ее вагина, и вновь чуть было не лишилась сознания. Но пока ей просто привязали руки за спиной в обхват столба. Бледные, трясущиеся от страха, девушки смотрели друг на друга, ожидая, кому же из них умереть первой.

Но палачи никуда не спешили, они как будто забыли об существовании девушек. Толпа из поселковых жителей тоже сошла на нет, пресытившись казнями. Как оказалось, ждали Руслана, и по его взгляду Светлана поняла, что именно ему предстоит стать их палачом. Руслан подошел к стоящей на коленях Таньке и достал из кармана опасную бритву. Затем, никак не реагируя на вопли Татьяны, медленно и хладнокровно отрезал ей сначала одну, а затем и другую грудь. Отшвырнув в сторону по очереди два кровавых куска плоти, Виктор вытер об ветошь бритву и с пустым, ничего не выражающим взглядом подошел к Светлане от лишившейся чувств девушки.

– Ладно, пошли, – скомандовал палач, и все, кроме Руслана, начали медленно уходить.

– Оставим голубков, пусть поворкуют, засади ей по-взрослому, заеби ее до смерти, – слышала слова уходивших парней и мужчин испуганная Светка.

Руслан тем временем расстегнул ширинку, спустил штаны и, подойдя вплотную к девушке, поднял на уровень своего живота ее ноги, разведя их в стороны.

Он вошел в Светку грубо и безжалостно. Девушка громко вскрикнула от проникновения члена в ее сухое влагалище. Благо, Руслан не стал долго мучать девушку и, намного подергавшись, кончил, когда её вагина только-только стала увлажняться. Светка горько подумала, что все мужики – кобели, которые думают только о себе... После изнасилования осталось саднящее чувство в промежности и стекающая по ногам сперма.

– Ну, что Светка-конфетка, пришел твой смертный час! – злорадно сказал Руслан.

– Пожалуйста, не убивай меня, я ведь тебе нравилась. Оставь мне жизнь.

– Не-а, не могу! Иначе меня самого за невыполнения приказа... того, – он сделал характерный жест ребром ладони по шее.

– Как ты меня убьешь? – с дрожью в голосе спросила девушка.

– Да не бойся, больно тебе не будет... сильно больно не будет.

Руслан развернул аккуратно завернутый в тряпку длинный металлический предмет, более всего напоминавший нож-мачете. Конец этой полоски металла был превращен в острый клюв. Грубо и бесцеремонно надавив на клитор, палач поднес острие к основанию лобка и надавил. Светка от пронзающей боли закричала так, как ранее кричали другие жертвы...

– Чего орешь, уже почти всё!

Руслан, делая полшага назад, вдруг резко потянул железяку вверх, вспарывая несчастной Светке живот. Ей и впрямь не было особенно больно, скорее появилось чувство, похожее на то, какое с ней было, когда она летела маленькой в самолете и очень захотела писать при посадке, а вставать было нельзя. А еще она почувствовала пустоту в животе и увидела широко раскрытые глаза очнувшейся Таньки, которая, забыв о своих отрезанных грудях и кровоточащих ранах, с ужасом смотрела на вываленные кишки своей подруги по несчастью.

Аккуратно, чтобы не запачкаться. Руслан подошел к девушке и приложился к ее губам, стараясь поглубже засунуть язык ей в рот. Мелькнувшая мысль прикусить язык этому гаду мелькнула в голове у Светки, но усиливающаяся боль внизу сломила последнюю волю к сопротивлению.

Света так и умерла с чувством гадливости во рту, как будто ее поцеловала склизкая жаба. Она не видела, как вечером Татьяне тот же Руслан столь же медленно перерезал горло, как женщина, которой крючья разорвали груди, пыталась уползти, и как ее разорвали в клочья собаки. Как Ниночку насиловали всем скопом, а затем порвали надвое, растянув между двумя деревцами. Как посаженных на кол додавливали, кладя руки на плечи. Как рыжеволосой девушке на кресте сначала перебили конечности, но она оказалась живучей, и ей пришлось вспороть живот.

Всех остальных убили менее изощренно, отрубив головы, дабы никто больше не покушался на собственность жителей поселка Дубки.