31 декабря Часть 1

Сегодня – тридцать первое декабря. Последний день моей педагогической практики. Осталась одна маленькая мелочь – после новогодних праздников пережить педсовет по итогам четверти, – часа три крутого бреда о целях и задачах в плане посева доброго и вечного, а потом характеристику в зубы и прощай, мой провинциальный храм науки.

Торжественная часть новогоднего утренника в школе прошла очень быстро, – судя по всему, мысли главного оратора плавно покачивались вдалеке от школьных стен, и потому его выступление закончилось, едва начавшись. Публика, воспринимая утренние проблемы своего уважаемого руководителя, словно свои собственные, проводила его сочувствующими взглядами и не менее сочувствующими аплодисментами. Как всегда, в подобных обстоятельствах, спасла ситуацию зам. по учебной работе. Хоть и занудно, и не по-праздничному монотонно, но основные тезисы главного докладчика все же были озвучены и раскрыты. Естественно, ничего нового сие поздравление не содержало, но однажды придуманный и запущенный в жизнь ритуал исполнялся неукоснительно, так как являлся частью идеологически-воспитательного процесса. В заключение несколько первоклассников в самодельных костюмах из раскрашенной бумаги продекламировали выученные к случаю стишки, описали пару кругов вокруг новогодней елки, и, получив в награду за свой труд праздничные подарки в пакетах с совсем не праздничной надписью «Сахар-песок», отправились по домам, на ходу опустошая свои бумажные кульки.

Мои мудрые наставницы в торжественных белых жабо с желтым оттенком чинно выплыли из зала и взяли курс на учительскую. Я знала, там их ожидал широкий праздничный стол для узкого круга избранных. Меня в этот круг не приглашали, поэтому оставалось довольствоваться ролью смотрящей за порядком в зале.

Охрипшая радиола своими драными динамиками заполняла окружающее пространство шумом, чем-то напоминавшим музыку, но ее усилий явно не хватало на то, чтобы хоть кого-то убедить в том, что это и есть самые настоящие танцы для старшеклассников. Я еще некоторое время пыталась обнаружить намек на веселье в глазах своих учеников, но они, четко разделившись по половому признаку в диаметральных углах зала и ловко сплевывая на пол шелуху от семечек, замерли в ожидании новогоднего чуда. По всем приметам было видно, что чудеса давным-давно забыли дорогу в эту полуразвалившуюся школу полузабытой бесперспективной деревушки.

Для моих подопечных я была слишком стара, а для коллег – непозволительно молода, – и там и тут я была лишней – «городской». Четыре месяца совместных путешествий в «страну знаний» не сделали нас ближе ни на шаг. Почему-то к горлу подступил комок – ведь это наша последняя встреча, и все так бесцветно, плоско… О сувенирах или, хотя бы, открытке на память я и не мечтаю, но просто, по-человечески подойти, попрощаться, пожелать удачи – глухо!.. Ничего, переживу… Глотая обиду, ухожу по-английски в свой класс, может сюда хоть кто-то заглянет…

Время едва перетекло за полдень, и до автобуса оставалось больше четырех часов, которые сегодня было нечем заполнить: ни проверки тетрадей, ни составления планов. Оставалось одно – ждать и мечтать о своем возвращении домой. Возвращении туда, где родной город окружает шумной суетой и сверканием праздничных огней, туда, где живет ОН – самый хороший, самый добрый, самый ласковый... Я смотрела в окно и представляла себе предстоящий тихий вечер, мерцающий свет свечей, чудесно преломляющийся в хрустальных бокалах с шампанским, чарующую музыку… Представляла себя, уютно, словно кошка, устроившуюся в его объятиях и сходящую с ума от волшебных прикосновений его рук... сегодня эти руки получат полную свободу – я так решила, и так будет…

Очень хотелось поскорей вернуться домой, однако время тянулось по-вокзальному бесконечно медленно. Давно стихла радиола, шум и дробный топот из учительской тоже больше не нарушал тишины, лишь плохо закрепленное в раме стекло слегка позвякивало в такт порывам ветра. За дверью скрипнула половица, будто кто-то тайком пытался заглянуть в замочную скважину… Проверять не хотелось. Я даже не повернулась на звук, продолжая смотреть в заснеженную даль. Я знала, что в это время в школе никого не бывает.

До автобуса уже не больше часа, но тяжелые тучи за окном провисли почти до самой земли, и ветер, казалось, гоняет снег с земли на небо и обратно, заполняя разделяющее их пространство однородной рыхлой массой. И без того пасмурное настроение окончательно испортилось. Вместе с растущим под окном сугробом росла и моя тревога: а что если автобус не придет, что тогда – встречать Новый Год здесь, в этой дыре?!

Вечерний сумрак впитал в себя последние остатки дневного света, меняя привычные размеры пустого класса. Я еще пристальней вглядываюсь в очертания редких машин, проезжающих за окнами школы. Замечаю знакомый силуэт. Вот он, долгожданный, я чуть не прыгаю от радости! Сомненья и тревоги мгновенно развеялись, я точно знаю – сейчас этот желтый вагончик доедет до центральной усадьбы, развернется и повезет меня навстречу моим мечтам. Мысленно помахав на прощание пустому классу рукой, я побежала к выходу, сжимая в кулаке ключи от парадного входа школы.

Стук моих каблуков отдавался гулким эхом в темной пустоте школьного коридора. Пройти по нему для меня всегда было маленьким испытанием. Какой-то детский страх каждый раз сопровождал меня от класса до дверей школы. Мне это было непонятно – одна в пустом классе или на улице я чувствовала себя спокойно, но этот коридор действовал на меня как-то угнетающе, заставляя внутренне съёжиться в ожидании чего-то неожиданного. Возможно, виной тому была моя первая встреча в этом коридоре с длиннохвостым серым чудовищем, именуемым в народе крысой. Я тогда оглохла от своего собственного визга, а эта хвостатая тварь продолжала спокойно рассматривать меня своими маленькими глазками, словно пытаясь понять, как эта дура посмела своим криком и топотом потревожить ее покой?

Словно продолжая и оживляя череду моих воспоминаний, тишину коридора прорезал пронзительный крик. Сердце, словно в останкинском лифте, подскочило к горлу и тут же свалилось в область пяток. Я замерла, пытаясь сориентироваться в обстановке, но крик повторился, на этот раз короткий и сдавленный. Понимая, что делаю большую глупость, я, тем не менее, поспешила на звук.

За металлической решеткой, отделявшей часть коридора под школьный гардероб, кричала моя ученица из девятого класса Орлова Ольга. Рядом с ней, как всегда, был ее одноклассник и сосед по парте Сергей Никитин. Вся школа говорила, что у них «любовь», да они и сами этого не скрывали, порой более чем демонстративно подчеркивая свои чувства на публике. Естественно, я тоже об этом знала и поэтому то, что я увидела, показалось мне более чем странным. Олины руки были связаны у нее за спиной и притянуты к крючку вешалки...

Школьные драки, вечные выяснения отношений в погоне за авторитетом, меня уже не удивляли, более того, я уже привыкла к ним. Моего строгого окрика или легкого подзатыльника было достаточно, чтобы поставить точку в любом конфликте. Сейчас, вольно или нет, я стала свидетелем чего-то неведомого и потому пугающего своей запредельной дикостью. Понимая, что происходящее детской шалостью не назовешь, я бросилась к решетке. Словно безумная, вцепилась в закрытую дверь, дергая и тряся ее, крича Сергею, чтобы он прекратил хулиганить, но он даже не посмотрел в мою сторону.

Совершенно спокойно, не обращая внимания ни на меня, ни на крики, ни на тщетные попытки сопротивления вздернутой на дыбе девочки, Сергей начал стаскивать с нее одежду. Он не торопился, явно наслаждаясь процессом и производимым эффектом. Действуя уверенно, будто в его руках была большая кукла, а не живой человек, Сергей остановился лишь тогда, когда на Оле осталась лишь белая нитка с серебряным крестиком на ней.

Красота и совершенство форм этой девочки сводили с ума мужскую половину школы и являлись предметом зависти второй. Теперь эта красота, изогнутая как вопросительный знак, висела на высоко заломленных вверх руках, едва касаясь пола пальчиками ног. Ее лопатки торчали почти перпендикулярно спине и, казалось, что в следующий миг раздастся хруст ломающихся костей. На это было невозможно смотреть, меня охватила нервная дрожь – я физически ощутила боль, страх и унижение несчастной девочки.

– Чего Вы напрягаетесь, Елена Сергеевна? Я только начал, а Вы сами учили нас – взялся за дело, доведи его до конца!

Заикаясь от волнения, еще до конца не веря в реальность происходящего, я пытаюсь говорить о совести, о мужской чести и достоинстве, о том, что все это отвратительно и мерзко, но он резко оборвал меня.

– Хватит пургу мести! Мне ваша болтовня еще на уроках надоела. Нам вы говорите, что за учеников готовы и в огонь, и в воду, а сами нас за глаза дебилами называете… Вот мы сейчас и посмотрим, кто из нас умнее? Короче, выбирайте – сами разденетесь, или вам тоже помочь?

В первое мгновение я даже не поняла, ЧТО я должна выбирать? В моем сознании подобное предложение со стороны моего ученика не вписывалось ни в какие рамки. Я думала, что готова к чему угодно, но такой наглости даже не могла себе представить и поэтому растерялась. Животный ужас вонзился в меня вместе со словами Сергея – я инстинктивно отскочила от решетки, будто это чудовище может и меня так же схватить и, затащив в свою клетку, растерзать.

Мысли кружились в ураганном вихре, ускользая из сознания прежде, чем я могла понять их содержание. Конечно, надо бежать, звать на помощь, но куда?! Как?! На дверях висел совершенно другой замок, на окнах решетки… может, разбить окно – тогда кто-нибудь услышит шум и крики?.. Вряд ли! До ближайших домов слишком далеко, и там сейчас такой шум, что хоть из пушек пали, все равно не заметят. Только Олю зря простужу, и что будет с ней, если я сейчас ее покину? И что будет со мной?!! Почему Сергей так спокоен и невозмутим? Может, он не один в школе, и через мгновение я буду так же болтаться на соседнем крючке?

Не успев еще до конца представить себе подобную картину, я почувствовала, как мои ноги становятся ватными. Словно во сне я чувствовала грозящую мне опасность, чувствовала, что надо бежать, спасаться… и не могла сделать ни шагу, беспомощно оглядываясь по сторонам в ожидании стремительного прыжка из темноты.

Сергей тем временем продолжал играть со своей жертвой, поворачивая ее к себе то одним, то другим боком, похлопывая и поглаживая ее словно лошадь. Неожиданно резкий и звонкий шлепок по обнаженным ягодицам заставил Олю снова закричать, и этот крик заставил меня очнуться от оцепенения.

Что же делать? Единственное спасение – сломать замок, но как?! Мне еще никогда не приходилось заниматься подобными делами. Даже в кино за подобную работу брались только силачи с огромной кувалдой, но иного пути у меня не было, и я, забыв про страх, снова бросилась в темноту коридора на поиски подходящего инструмента. Я проклинала того идиота, который укрепил пожарный щит с ломами и баграми на улице, потому что в пустых классах я не находила ничего, кроме разодранных веников и трухлявых швабр. Спотыкаясь и падая в темноте, я в кровь разбила колени, но крики несчастной девочки гнали меня дальше и дальше, не давая мне ни минуты передышки. Я даже не заметила, как где-то сбросила мешавшую мне шубу. В химическом среди пробирок и колбочек я нашла лабораторный штатив – единственную увесистую железяку и побежала назад. Когда я вернулась, то увидела, что Сергей тоже времени зря не терял, у Оли между ног торчала зажженная свечка.

Я била по замку, но руки тряслись, и я никак не могла попасть точно в цель, теряя драгоценное время. Огонь свечи с шипением и треском скручивающихся и сгорающих волосков все быстрей рвался вверх, будто ошалевший юнец, желающий поскорее прикоснуться к предмету своих вожделенных желаний. Ужас и неизбежность этого прикосновения заставляли Олю исполнять жуткий танец под аккомпанемент своих собственных криков, многократно усиленных и повторенных эхом пустоты. На стенах коридора метались тени и, казалось, я попала в пещеру каменного века на обряд дикого и бессмысленно-жестокого жертвоприношения. Единственный источник света являлся источником зла, и я инстинктивно чувствовала, что буду следующей жертвой, если не смогу погасить это пламя.

Мои надежды не оправдались – замок на решетке оказался прочным. Сергей, видя всю бессмысленность моей возни, с дьявольским смехом комментировал мои действия, торопил, подгонял, без конца повторяя, что свеча догорает, и в темноте мне будет трудней работать. Его голос действовал на меня как гипноз, проникая в мое сознание и растворяясь в нем. Мне казалось, будто я сама себя убеждаю в бесполезности своих усилий, и била по замку уже по инерции, чтобы не останавливаться, чтобы не слышать издевательских слов, не слышать Олиных криков и не смотреть в ее сторону. Я продолжала бить, уже не веря в успех своей миссии…

Штатив сломался, и вместе с ним была сломлена моя воля. Выдержав зловещую паузу, Сергей, весьма похоже спародировал любимую фразу нашего директора:

– Не ломай школу, и сама не ломайся, делай то, что тебе сказано, и без самодеятельности!

Я расплакалась, словно сопливая девчонка. Сколько наук вбили мне в голову, и все они теперь оказались совершенно бесполезными – в них не было ответа на самый главный для меня вопрос: «Как я сейчас должна поступить? ». На моих глазах страдает существо, которое слабее меня, страдает из-за того, что я такая же жертва атеистического образования и традиций христианского воспитания, как и этот мальчишка. Его влечет вкус запретного плода, а мне легче умереть, чем выполнить его приказ… даже во имя спасения другого человека. И где уверенность в том, что мое унижение хоть как-то поможет Оле? Чего хочет этот мальчишка? Чего он добивается?.. Но с другой стороны, слышать Олины крики и видеть ее мучения я тоже не могу!

Я пытаюсь думать, пытаюсь понять, что толкнуло Сергея на такой безумный шаг. Я пытаюсь ненавидеть его, как причину случившегося, но при этом чувствую жалость к нему. Сколько раз этому подростку приходилось унижаться перед своими учителями? Сколько раз ради высокой оценки он зубрил и повторял слова, противоречащие не только его собственным, но даже и моим понятиям и убеждениям. Почему я не думала об этом раньше? Теперь злой джин вырвался на свободу. Жажда реванша за свое унижение в сознании подростка помножена на дикое желание доказать превосходство силы над разумом. Может быть, в другое время и в другом месте я смогла бы найти нужные слова, чтоб разъяснить Сергею всю бессмысленность его поступка, но именно сейчас, видя, как далеко он уже зашел, я только скулила и размазывала по лицу свои собственные сопли. В голове, как заноза, крутился кусок лекции по педагогике: «Ваши слова – слова учителя – это самое действенное оружие в борьбе со злом! », ничего более полезного, кроме этого бреда, в памяти не всплывало. Интересно, что сказали бы мои уважаемые профессора и доценты, оказавшись здесь и сейчас на моем месте? Наверное, как истинные интеллигенты, следуя все той же теории, молча прошли бы мимо, делая вид, что происходящее их не касается?!

Горькие слезы отчаяния и безысходности будто смыли с моей души последние следы уродливых догм, лишив меня последней внутренней защиты и опоры. Я поняла, что слишком высоко вознеслась в своей гордыне, незаслуженно называясь учителем. И вот теперь игра окончена. Словно осенние листья, сорванные безжалостным порывом ветра, как расплата за самонадеянность, падают на пол к ногам победителя, вместе с моим лучшим праздничным платьем, моя честь и достоинство. Бешеные удары сердца резкой болью отдаются в висках, слепя и оглушая. От этих ударов все вокруг колышется, теряя свои строгие очертания, растворяясь и засасывая меня в темноту бесконечности. Быстрее света я проваливаюсь в бездну, из глубины которой на меня надвигается ослепительно-яркий огонь свечи, распространяющий вокруг себя запах воска и паленых волос...

Я проиграла, проиграла так глупо и бездарно! Какая же я дура! Поддавшись своим эмоциям и принеся себя в жертву, я даже не подумала, нужна ли эта жертва кому-нибудь, кроме меня самой или нет? Я смотрю на свое отражение в большом мутном зеркале, не веря в реальность происходящего, убеждая себя в том, что все это не более чем кошмарный сон или отрывок порнографического фильма… Сейчас я открою глаза, переключу канал и все прекратится… Но кошмар продолжается. Часы над зеркалом показывают без одной минуты восемь, и через мгновение под оглушительный звон электрического звонка двери школы должны распахнуться, делая мой позор достоянием толпы – этого я уже не могу пережить и бьюсь в истерике. От собственного крика мое сознание проясняется, но спасительного облегчения не наступает. Действительность была страшна – я лишь перепутала время суток, все остальное осталось без изменений.

Лежа на холодном полу, распятая за ноги в дверном проеме решетки, от стыда и обиды я кусаю губы, кусаю, чтоб не стучать зубами, кусаю, чтоб болью заглушить свой страх перед тем, что меня ожидает, ведь теперь возможно все, и никто не придет мне на помощь. Я снова заплакала от обиды, от страха, от жалости к самой себе, от своей унизительной беспомощности.

Сергей включил дежурное освещение, накинул свой пиджак на Олины плечи, затем поставил меня на ноги и ушел в темноту коридора. Пол раскачивался у меня под ногами, и я с огромным трудом сохраняла равновесие. Ноги предательски разъезжались в стороны, а связанные за спиной руки только мешали мне, усиливая и без того гипертрофированное чувство беспомощности и обреченности. До сих пор я еще никак не могла смириться с мыслью о своем проигрыше. Та, ради спасения которой я бросилась в бездну позора, сейчас свободно ходила рядом, будто ничего и не произошло – она даже не спешила одеться – спокойно растирала следы веревок на запястьях, снимала капли парафина, прилипшие к ногам. Я терялась в догадках, не хотелось верить в предательство и обман, но другого объяснения такого поведения своей ученицы я не находила. Трудно было надеяться на ее сочувствие, но я все-таки решила попытаться.

– Оля, пожалуйста, объясни мне, что происходит.

– Ничего особенного, мы просто так развлекаемся.

– Мне подобные развлечения не нравятся, я не желаю в них участвовать, пожалуйста, развяжи меня.

– Ну, что вы, Елена Сергеевна, некрасиво отказываться от угощения, не попробовав его, а вдруг понравится, да и сами подумайте, куда вы сейчас пойдете, на ночь глядя, в таком виде? Автобус-то уже уехал, спешить вам больше некуда, так что оставайтесь с нами и развлекайтесь!

Разговор не получался, Ольга откровенно издевалась.

– Я вам не публичная девка, чтоб так развлекаться!

Подойдя ко мне вплотную, Ольга сгребла в кулак волосы на моей промежности и с силой рванула их вверх. От резкой боли и от ее пронзительного ледяного взгляда, излучавшего беспощадную ненависть, у меня перехватило дыхание.

– Я тоже не шалава, но из-за тебя меня теперь только так и называют!

– Извини, но я ничего не понимаю. Может быть, ты что-то путаешь? Давай разберемся, – еле выдавила я из себя.

– Разберемся, еще как разберемся, только сперва вспомни, что ты говорила про меня моему отчиму на родительском собрании?!

– Что учишься ты хорошо, но надо быть скромнее… еще я говорила, что тебе надо научиться правильно вести себя с мальчиками и не позволять им лишнего, особенно на уроках. Если бы ты была учителем, ты бы сказала то же самое, потому что я должна не только учить вас, но и воспитывать, готовить вас к жизни.

Слава богу! Она разжала пальцы, теперь ее взгляд выражал то ли жалость, то ли презрение.

– Откуда таких идиоток присылают сюда, приезжают тут всякие на месяц, на два, такие заумные, книжек начитались и думают, что все уже знают, поучают других. По-вашему здесь до вас и не знали как правильно жить… послушать таких, так жизнь начинается только тогда, когда школу закончишь… Пятерок тебе моих мало было, захотелось еще в душу залезть, а знаешь ли ты, что было потом? После того собрания?

– …?

– Мы с мамой долго ждали, так и не дождались, спать легли, а он ввалился среди ночи, орет, что я блядь и проститутка, что я его на всю округу опозорила. Схватил шнур от утюга и давай меня полосовать. Мама пыталась защищать, так он ее в погреб затолкал и опять на меня. Я из дома, а он за мной, разорвал на мне ночнушку, и так, в чем мать родила, гнал по сугробам от деревни к свиноферме… лучше бы он убил меня тогда по дороге… он такой, он может… может и убил бы, да дружки его, собутыльники, захотели меня… живьем наизнанку вывернуть… и вывернули…

У меня сжалось сердце. В то, что я слышала, невозможно было поверить, но и не верить я тоже не могла. До меня только теперь дошло, почему так резко изменились мои отношения с учениками, почему в учительской затихали разговоры при моем появлении, почему Ольга после того собрания перестала появляться в школе.

– Если бы не ты, Сережа этим летом стал бы папой, и нас бы расписали, но в ту ночь меня имели, как хотели, со всех сторон и всем, что только под руку попадалось…теперь мне уже никогда не стать матерью, можешь ты это понять своими куриными мозгами – ни-ко-гда!!!

– Прости, я хотела как лучше…

– Бог простит, а я лишь возвращаю тебе свои долги!

Какими ничтожными и смешными показались мне мои предыдущие опасения, я с ужасом поняла, кто и зачем придумал весь этот спектакль. Все оказалось гораздо сложнее и страшнее, чем я могла себе только представить. Эта маленькая женщина в свои пятнадцать лет уже успела испытать и счастье любви, и горечь безвозвратной потери. Я чувствовала, какой ненавистью и жаждой мести наполнено ее сердце. Для нее я главная виновница ее несчастий, и она сводит со мной свои счеты, а счет этот бесконечно велик – даже цена моей собственной жизни может оказаться недостаточной платой.

В свое время от подруг я слышала много жутких историй о том, как изощренно жестоки бывают женщины со своими обидчиками. Теперь весь ужас, вся боль и весь кошмар тех историй, словно осиный рой, кружились перед моим лицом, готовые в любой момент свалиться на меня. Господи! Я поняла, что, пройдя сквозь земной ад, Оля превратилась в бездушного зомби, движимого одной единственной целью – заставить и меня пройти той же дорогой. Я была обречена и будь у меня выбор, я согласилась бы стать игрушкой любого маньяка, лишь бы только не оставаться в руках этой не по годам развитой девочки…

Вернулся Сергей, он принес мою шубу, а в ней лабораторный трансформатор и кучу проводов. Оля взялась разматывать переноску. Закончив возиться с проводами, Ольга, как была, в одном пиджаке, вышла на улицу и через минуту вернулась, держа в руках два высоких фужера. Потянув за провод, торчащий из фужера, она вытащила из него кусок льда и поднесла его к моему лицу.

– Смотри, как здорово получилось, тебе эта форма ничего не напоминает? А какие рыбки там блестят, видишь? Уверена, ты будешь без ума, когда их словишь!

Форма льда повторяла форму бокала, никаких рыбок там не было – внутри ледышки была огромная рыболовная блесна, с торчащими из нее крючками, больше я ничего не успела разглядеть. От сильного и неожиданного удара в живот я, сложившись пополам, упала на колени и, задыхаясь, бессильно ловила ртом воздух. Сергей прижал мою голову к полу, и в следующий миг нестерпимая боль беззвучным криком выдавила наружу последние капли воздуха из моих легких…

Напрасно я гордилась своим умом и сообразительностью, скрытый смысл Олиных слов дошел до меня лишь после того, как два огромных ледяных фаллоса оказались в моем теле. Когда меня снова поставили на ноги, и я увидела провода, тянущиеся от трансформатора к моей промежности, мне снова стало не по себе. Время будто остановилось, леденящий холод сковал все тело, и в тоже время меня сотрясала неудержимая нервная дрожь, я поняла, что придумала Ольга. Скоро, очень скоро куски льда обнажат свою страшную начинку, и острие металла медленно и безжалостно вонзится в мою плоть. Хорошо, если ток убьет меня сразу, а если нет… и я буду дергаться, словно лягушка в опытах Эрстеда... Ожидание кошмарной развязки сводило с ума, неужели мои муки придуманы человеческим разумом, и я их заслужила?!! Господи, как же эти дети будут жить потом?!

Ольга протянула свою руку к выключателю и… мои нервы не выдержали, я оглохла от собственного крика. Щелчок выключателя раздался для меня как выстрел, сердце оборвалось, но больше я ничего не почувствовала... Может, у них ума не хватило сделать все правильно? Наивная надежда… Нет, все они сделали верно… Ольга медленно поворачивала ручку регулятора и стрелка вольтметра, сдвинувшись с нуля, поползла по шкале, будто отсчитывая последние мгновения моей жизни. Я сжалась в один нервный комок и смотрела на эту стрелку так, словно хотела ее загипнотизировать, пытаясь ее остановить своим взглядом, но стрелка в своем движении подчинялась законам физики, а не моим желаниям и мольбам.

Розовые от крови струйки талой воды, вытекающей из меня, смешивались с каплями пота и тонкими змейками сползали на пол по моим ногам. Боясь шелохнуться, и до крови закусив губу, я ждала первого удара, и это ожидание уже само по себе было невыносимо. Казалось, что сердце пытается пробить грудную клетку и выскочить от страха наружу…

О, боже! Что это!? Я снова ошиблась – вместо болевого шока, к которому я готовилась, я ощутила нарастающий зуд в гениталиях, это было совершенно новое и необычное ощущение, будто внутри меня что-то зарождалось, развивалось и подчиняло себе мою волю. Это была даже не боль, а нечто такое, что заставляло забыть обо всем остальном на свете…

Мои палачи затеяли свои любовные игры прямо у моих ног и на моей же шубе. Очевидно, мое присутствие, мой вид и мои страдания возбуждали эту дьявольскую пару. Их любовь становилась все более неистовой и захватывающей. Я никогда не видела ничего подобного и сейчас, стоя на призрачной грани между жизнью и смертью, к своему стыду и удивлению почувствовала, как природа, то ли в насмешку, то ли в награду за принятые мной муки, приоткрывает для меня свои тайны. Я чувствовала, как из потаенных уголков моего сознания выползают мои девичьи желания и грезы, приобретая силу реальности. Электрический ток терзал и ласкал мои половые органы, моя плоть трепетала от избытка новых и неведомых мне ощущений, разливающихся бурными волнами по всему телу, и этот поток с каждой минутой нарастал и поглощал меня своей непреодолимой мощью. Какая-то неведомая сила перенесла меня в объятия любимого, это был бред, самообман, но я чувствовала, как его сильные руки нежно касаются моего тела – как давно я мечтала об этом. Вот я испытываю ни с чем не сравнимое блаженство от едва уловимых, словно дуновение ветра, прикосновений, вот они поднимаются по внутренней поверхности моих бедер, «врата рая» раскрываются, и королева наслаждений устремляется навстречу нежным скитальцам… о, как прекрасна их встреча…

Я благодарна этим рукам, я благодарна моим палачам, я благодарна моим юным волшебникам, сотворившим такое чудо! Я готова снова пройти боль и унижение, если только эта дорога ведет в мир таких неземных наслаждений... Я чувствую, как греховная сила втекает в меня по проводам, разрушая на своем пути все мои заблуждения и комплексы. Я не контролирую ни своих действий, ни своих чувств – отдавшись во власть инстинкта, я изнемогаю в пленительной истоме. Это невероятно! Я, едва живая, стою на цыпочках в луже своей собственной крови, извиваясь, словно кобра, в руках всесильного факира и пытаюсь подняться еще выше.

Мои мышцы дрожат от усталости и напряжения, словно струны, поднимая меня над полом, и я уверена, что моя душа уже отделяется от тела, а тело, словно старые брюки, трещит и рвется у меня между ног. Наверно от боли я сошла с ума – я перестала чувствовать свои конечности, я просто оторвалась от них и, обретя свободу, полетела навстречу Солнцу. Неужели такое возможно?!! Огромное и горячее, оно входит в меня, обжигая и заполняя меня собой, даря мне свою любовь и ласку. Я чувствую адскую боль, но почему-то эта боль безумно нравится мне, я растворяюсь в ней и концентрирую ее в себе, я наслаждаюсь этой болью. Уже не только Солнце, уже весь Космос внутри меня, даря неописуемое блаженство бесконечного оргазма и, в тоже время, экстаз мучительной агонии. Моя вагина превратилась в эпицентр ядерного взрыва, но я не могу и не хочу прерывать свой волшебный полет. Я желаю, я прошу, я требую продолжения…

Мне с огромным трудом удалось приоткрыть глаза, огромная круглая луна почему-то светила снизу, было ужасно холодно и очень трудно дышать. Моя попытка подняться не увенчалась успехом – я не находила своих рук, а мои ноги не чувствовали под собой опоры. Все было совершенно непривычным, будто мир перевернулся с ног на голову. Я пыталась понять, куда я попала, что со мной происходит, и не могла. Сквозь звенящую тишину, откуда-то издалека, пробивались знакомые с детства звуки курантов. Вдруг эти монотонные удары стихли, и зазвучал до боли знакомый гимн. Никогда еще эти ненавистные мне звуки, будившие меня по утрам, не были для меня столь желанны и столь же жестоки – они вернули меня в мой прежний мир, в котором я, словно использованная половая тряпка, сложенная пополам, висела на деревянных перилах крыльца у дверей своей проклятой школы.

Я вспомнила, как отчаянно пыталась вырваться из этих стен еще несколько часов назад, готовая отдать все на свете, лишь бы оказаться по другую сторону от закрытой двери. И вот моя мечта сбылась, сбылась, как всегда, слишком поздно. Видимо я действительно отдала своим ученикам все, что могла и даже больше, чем могла отдать, поэтому все остальное потеряло смысл. Меня больше ничего не волнует, я чувствую пустоту вокруг себя и пустоту в себе самой. Я понимаю, что скоро превращусь в замороженный кусок мяса, но и это не тревожит меня. Словно ангел, не познавший чувства боли, я равнодушно наблюдаю, как мое обнаженное тело падает в снег, и его укрывает прозрачное покрывало звездной пыли… Какая страшная красота, я никогда не видела столько звезд, может это и не звезды, а отблеск света в глазах тех святых небесной обители, которые сейчас, рассматривая меня, выбирают мой дальнейший путь – в рай или ад. Мне все равно, пусть только все закончится побыстрей! Я слишком устала! Я хочу уснуть и закрываю глаза…

Ночная тишина постепенно наполнялась разными звуками. Грохот хлопушек, музыка, свист и смех рассыпались в морозном воздухе, приближаясь и становясь все громче. Внезапная мысль, словно молния, пронзила мое сознание – я еще жива… жива, несмотря на то, что смерть в эту ночь уже не раз раскрывала свой плащ над моей головой и исчезала в самый последний момент. Видно теперь я буду жить вечно… Жить, и вечно помнить эту ночь, ловить на себе любопытные и презрительные взгляды, слыша за спиной «…это та самая…». Жить и прятаться от друзей и подруг, жить, сходя с ума от одиночества и желая повторить свой дьявольский полет. Наверно, такая жизнь страшнее смерти. Неужели права Ольга, и небеса на ее стороне?!

Тлевшее во мне желание умереть вспыхнуло в полную силу и вернуло меня к жизни. Малейшее движение отдавалось нестерпимой болью в окоченевшем теле, но, извиваясь и выворачивая в суставах связанные за спиной руки, окрашивая кровью белый снег под собой, я то ли развязала, то ли разорвала веревку на ногах. Этого было достаточно. В следующее мгновение до моего сознания дошло, что я бегу на шум в сторону деревни, и резко повернула в сторону.

Словно смертельно раненый зверь, я из последних сил пыталась уйти прочь от людей, не разбирая дороги, по пояс в снегу, падая и снова поднимаясь. Я бежала, или вернее сказать, ползла на свет луны, захлебываясь в снегу, теряя ориентацию в пространстве. Я рвалась вперед, пока какая-то громада на моем пути не заслонила собой лунный диск. Это была всего лишь автобусная остановка. Забившись в самый темный угол, и тщетно пытаясь унять дрожь, я думала о своей маме, о том, как она переживет столь страшный конец своей любимой дочери, о том, какими былями и небылицами, пошлостью и цинизмом обрастет моя история.

Говорят, Новогодние желания исполняются. Моим последним и единственным желанием было желание бесследно исчезнуть. Я никогда не верила в чудеса, но теперь была готова поверить – по занесенной снегом дороге, в то время, когда все нормальные люди облегчали свои праздничные столы, медленно, но уверенно двигался огромный снегоочиститель. Гул его мощных двигателей звучал для меня торжественной музыкой. Яркий свет фар превращал кусочек ночи в день, сверкая радужными отблесками на отполированных снегом металлических деталях. С душераздирающим скрежетом и воем его огромная пасть, словно гигантская мясорубка, заглатывала снежные горы на своем пути и, превращая их в снежный фонтан, выбрасывала далеко в сторону. Остался последний шаг моей отчаянной решимости, как избавление, как спасение… я не сомневаюсь, я сделаю этот шаг, только бы меня не заметили раньше… Пора!!! Я всем телом отталкиваюсь от бетонной стены и… поскользнувшись, падаю… мне чуть-чуть не хватило сил. Стальные спирали вращаются рядом с моим лицом. Если бы не связанные руки, я бы ухватилась за них!.. Еще немножко! Вот они уже коснулись моего плеча!!! Мой отчаянный крик сливается с оглушающим протяжным ревом сирены, и все замирает…

Какое блаженство и легкость… боль и тревога бесследно исчезли, как будто их никогда и не было… Я вижу, как седой шофер дрожащими руками заворачивает мое тело в свой тулуп. Большой и неуклюжий, он похож на сказочного Берендея, со своей тающей Снегурочкой на руках. Громадная машина на предельной скорости прорывается через снежные заносы. Я знаю, я вижу – она мчится туда, где шум и суета, туда, где огромный город сверканьем праздничных огней слепит глаза, заставляя людей хотя бы на ночь забыть о своих повседневных хлопотах… туда, где остался мой любимый и наши несбывшиеся мечты... туда, где меня больше никто уже не увидит живой... Словно легкое облако прозрачного света, я поднимаюсь все выше и выше, навстречу холодному лунному свету, удаляясь все дальше и дальше от этой грешной и бессмысленно-жестокой Земли.