Признание. Из сборника Инцест признания Часть 1

Кабинет следователя НКВД Осипова производил удручающее впечатление. Обшарпанные стены, убогая мебель. Собственно, из мебели в кабинете были только стол, сейф и два стула. Точнее, стул и привинченная к полу табуретка.

- Садитесь, - следователь кивнул на табуретку.

Константин Николаевич с трудом уместил под столом свои нескладные ноги. Табуретка была привинчена слишком близко к столу. Очевидно для того, чтобы арестованный не мог одним махом соскочить с нее и броситься на следователя.

- Значит, не хотите помочь органам, Константин Николаевич? - продолжил Осипов разговор, начатый еще в квартире.

- Почему же? Конечно, хочу. Как всякий советский человек… - Константин Николаевич невольно глянул на портрет чернявого, усатого человека, в котором, при наличии фантазии, можно было признать Сталина. "Интересно, где теперь тот горе-художник? На Соловках?".

Гулкий в пустом кабинете удар кулака по столу привел его в чувство. Нет, расслабляться тут не следовало.

- И что же вы, уважаемый Константин Николаевич, нашли тут смешного? Знаете, в этом кабинете люди редко улыбаются! - следователь смотрел на него глазами рассерженного кота. - Ваша красавица-супруга тоже задержана. Я думаю, она с большей охотой даст показания на вашего любимого режиссера. Хоть и была с ним в близких отношениях! - Константин Николаевич заметно побледнел. - А вы не знали?

- Это ложь! Рая мне верна! А сплетни…. Сплетни ходили разные... Я не обращаю на них внимания - это не достойно мужчины.

Осипов долго, как бы с любопытством, глядел на задержанного. На человека, с которым предстояло работать. Да, его придется ломать, на арапа не взять. Крепкий тип. Гордый. Видели мы таких гордых…

- Значит, не верите? Любите жену. Это хорошо. И не хотите рассказать об антисоветской деятельности человека, который вам рога наставил. Не хотите?

- Я не могу говорить о том, чего не было…

- Сможешь! - заорал вдруг следователь - У нас тут все обо всем говорят!

- Крюков! - в кабинете возник охранник, здоровый детина с сонным выражением лица.

Осипов не сводил глаз с Константина Ивановича.

- Крюков, доставь задержанную Раису Степанову в… э… - он театрально помялся, - в наш кабинет - с диваном. И посмотри, кто там - в караулке свободен… Человек десять наберется? Выполняй!

- Что вы…? Вы… - Константин Николаевич не находил слов. - Как вы смеете?! Да вы…

Комната с диваном имела те же обшарпанные стены, но была гораздо просторней. Константину Ивановичу ударил в нос резкий запах. Водочный перегар, табак, крепкий мужицкий пот. И что-то еще. Запах, казалось бы, знакомый и, в то же время, чужой. Запах полового сношения, - понял вдруг Константин Николаевич. Только сношения не чистого. Грязные немытые тела оставляют такие запахи. Запах изнасилования, издевательства...

Вдоль стены на стульях сидело человек восемь охранников. Мутные, пьяные глаза. Мокрые, похотливые ухмылки. Через минуту Константин Николаевич был привязан к стулу. Мордастый Крюков поправил ему очки.

- Вот так, чтобы лучше видеть! - сидящие у стены дружно заржали.

Осипов театрально взмахнул рукой. Двое охранников вышли из комнаты.

Как в тумане Константин Николаевич увидел, как в камеру (ведь это же камера, а не комната!) втолкнули его жену. Растерянный взгляд и неуместное здесь нарядное платье, обтягивающее стройную фигуру начинающей актрисы Раисы Смирновой, выглядели для собравшихся палачей комично. Их дружный гогот едва доходил до сознания Константина Николаевича.

- Нет… Вы не смеете! Есть же закон… - на сей раз, его лепет прервала увесистая оплеуха.

- Что вы делаете?! Костя! - женщина рванулась к мужу, но ее остановили спокойными, привычными движениями. Пытаясь вырваться, она вдруг поняла, что сейчас должно произойти. Полными отчаяния глазами посмотрела на мужа.

- Костя, сделай все, что они хотят… Костя…

- Я не могу, Раечка. Он же не виновен… как же я могу…

- Ну, хватит! - Осипов встал и прошелся по камере. - Ты не можешь? Зато мы сможем!

По жесту следователя женщину подвели к мужу. Два охранника, улыбаясь, держали ее за руки. Осипов положил руку на живот Раисы. Женщина дернулась, как от удара током. Ее глаза мгновенно наполнились слезами.

- Не надо, - прошептала она, - не трогайте меня, я вас умоляю… не трогайте…

Тупые, пьяные морды вокруг. Похотливые, мокрые губы, мутные глазки.

Заскорузлая лапа следователя скользнула ниже, пальцы через тонкую ткань нащупали лобок.

- Видишь, - липким голосом проворковал Осипов, - вот сюда мы наспускаем сейчас, и не по одному разу. Нас тут девять человек. Каждый раза три-четыре сможет. Что тогда будет с твоей женушкой? Подумай! Подумай в последний раз!

Константин Николаевич оцепенел. Все происходящее казалось настолько нереальным, что до конца поверить в это было невозможно. Засиженная мухами лампочка под потолком, облезлые стены, гогот пьяных мужиков - сон, бред? Еще вчера он готовился к съемкам в новом фильме известного режиссера…

- Ну ладно, как хочешь! Подними платье, сука! - вдруг заорал следователь, обдавая Раю запахом водочного перегара.

- Сама, сука, сама! - и вмиг став ласковым, он обернулся к Константину Николаевичу, - а ты смотри, наблюдай.

Дрожащими руками женщина поднимала подол нарядного весеннего платья, затравленно глядя на своего мучителя. Взорам солдат предстали стройные, загорелые ноги актрисы. Секунду спустя показались кружевные панталончики. Настоящие французские панталоны, купленные по случаю у знакомых, обтягивая такую дорогую попку, были предметом вожделения Константина Николаевича. Они были для него символом их нежных отношений, их сексуальной гармонии. И на них теперь, ухмыляясь, пялились пьяные мужланы. Они не имели права их видеть. Это интимное таинство - панталончики с запахом его жены - это только для него одного! Для законного мужа.

- Скидавай платье, не боись, - нетерпеливо выкрикнул кто-то из сидящих у стены.

- Давай, сучка, давай, раздевайся, - Осипов деловито разминал папиросу, однако Константин Николаевич заметил, как мелко дрожат его пальцы.

Сняв платье, Раиса густо покраснела. Непослушными руками расстегнула застежки бюстгальтера. Дала ему упасть и вдруг, словно спохватившись, сжалась и попыталась прикрыться тонкими руками. Матовой белизной сверкнули груди.

- Ручки-то убери, - пропел следователь, покосившись на Константина Николаевича.

Пунцовая от стыда Раиса опустила руки. Она уже понимала, что придется подчиняться. Придется делать все, что пожелают эти грубые, похотливые мужланы. Молочная белизна прекрасно вылепленных грудей актрисы резко контрастировала с загорелым телом.

Осипов, тяжело дыша, обхватил женщину за талию, другой рукой впиваясь ей в грудь. Некоторые из сидящих повскакивали с мест и присоединились к следователю. Вмиг вокруг Раисы образовалась потная, нетерпеливая толпа. Самое страшное было в том, что теперь все происходило молча, без привычных уже плоских шуточек. Раису молча, грубо тискали распаленные, пьяные, готовые на все мужики.

- Не надо… ну я прошу, не надо… умоляю… - сквозь слезы шептала Рая, но табачные хрипы солдат заглушали робкие просьбы женщины. Минут пять слышалась только возня и тяжелое дыхание охранников.

- Стоп! - заорал вдруг Осипов, - стоп, не спешить! Успеем, все успеем.

Он растолкал истекающих слюной солдат.

- Сядьте. А ты, хорошая моя, сейчас подаришь мужу свои трусики-панталончики - вон как он на них смотрит! - Осипов повернул к Константину Николаевичу потное, разгоряченное лицо.

- Тебе понравится, когда твоя жена совсем перед нами разденется! Смотри внимательно.

Константин Николаевич хотел закрыть глаза, зажмуриться, может быть, потерять сознание - только бы не видеть, как его жена стоит полуобнаженная, измятая перед этими мерзкими людьми, волею судеб получившими такую власть.

- Смотри, - повторил Осипов, и Константин Николаевич, невольно бросив взгляд на Раю, заметил на панталонах жены небольшое мокрое пятно. Что это? Обмочилась? Она обмочилась от этого ужаса? И тут же понял - нет, не обмочилась. Это ее сок, смазка, она элементарно потекла. Эти грубые ласки сделали свое дело. Она текла. Но ведь это ужасно! Получать удовольствие от прикосновений этих скотов! Рая, как же ты можешь? Нет, нет, ты, конечно не виновата - это физиология, это просто физиология…

- Ты не виновата, - обреченно шептал Константин Николаевич, глядя, как его жена стыдливыми движениями снимает эту последнюю деталь туалета. Ты не виновата и в том, что сейчас твое прекрасное тело будет отдано этой толпе.

Теперь Раиса стояла, выпрямившись, держа в руках мокрые панталончики. Знакомым мужу движением, она опустила голову, пытаясь занавесится светлыми кудряшками. В камере повисла тишина. Несколько минут все мужчины, включая и несчастного мужа, молча любовались великолепным телом актрисы. Матовые, гордо стоявшие груди и лишь слегка выпуклый живот нерожавшей женщины завораживали, внушали трепет благоговения даже этим грубым людям.

- Ну, что тут пялиться, - откашлялся Осипов, - хороша сучка. Даже сейчас уже течет.

- Давай-ка, повесь на шею своему муженьку эту тряпку, только подотрись ею сперва.

Перед глазами ошеломленного Константина Николаевича Раиса, чуть присев и оттопырив прелестный зад, протерла панталонами промежность и нерешительно положила их - мокрые и скомканные - ему на плечи.

- Ты завяжи! Завяжи, как галстук, - азартно крикнул Осипов. Рая подошла вплотную к мужу. Знакомый родной запах нежного тела напоминал о былом счастье. Упругие груди, коснулись лица Константина Николаевича, и он вдруг почувствовал неожиданный, неуместный прилив возбуждения. Запах выделений, исходивший из панталонов и окутывавший его словно облаком, лишал рассудка.

- А теперь, сучка, - злорадно протянул Осипов, - пройди вдоль скамейки и каждому покажи свои прелести. Видишь, у мужиков глаза горят? Каждому покажись во всей красе!

И эта, когда-то гордая, знающая себе цену красавица, плача от стыда, робко подходила к каждому солдату и давала себя ощупать. Каждый до боли мял ей груди, крутил соски, засовывал во влагалище грязные корявые пальцы.

- Ты нагнись-ка, сука, повернись и нагнись, - пьяно ухмыльнулся очередной счастливиц, - да раздвинь жопу-то, не видно ни хрена.

Содрогаясь всем телом от стыда и рыданий, Раиса послушно выполняла все приказы.

Последним в этой страшной очереди был ее муж - известный актер и уважаемый человек Константин Николаевич Степанов, ныне пребывающий в связанном виде, с искаженным лицом и помутневшими глазами. Словно сомнамбула Рая подошла к нему и, раздвинув ноги, показала заветное место с мокрыми курчавыми волосами.

- О боже! Прекратите это… что же вы делаете? - простонал Константин Николаевич. - Оставьте ее … оставьте нас. Оставьте нас… одних! Я хочу… я так хочу ее… - лепетал он, совершенно не осознавая того, что его развязали, что он сполз со стула и стоит на коленях на грязном холодном полу.

Осипов с любопытством наблюдал за этим жалким человеком, актером, еще недавно гордым и высокомерным, а теперь униженно ползущим на коленях к обнаженной, измятой, залапанной и истекающей соком женщине. С тоскливым подвыванием Константин Николаевич крепко обхватил колени жены и уткнулся лицом в ее мокрый лобок.

- На диван их, - хохотнул Осипов, - они же актеры, нехай сыграют, а мы пока что будем зрителями.

- Костя, милый… не надо… Костя…. Стыдно же… - шептала Рая, лежа на продавленном вонючем диване, чувствуя, как ее муж трясущимися руками расстегивает брюки.

- Не надо! Костя! Как ты можешь?! - ее крик затих, когда маленький, горячий член мужа беспрепятственно вошел в ее увлажненное, подготовленное лоно. Пуская слюни, Константин Николаевич пытался найти губы Раисы и неожиданно, ошеломленно кончил, выплеснув внутрь женщины огромную порцию спермы.

Через минуту он пришел в себя и, плача от стыда и отвращения, с ужасом глядел на только что изнасилованную им жену. Раиса, закрыв лицо руками, давилась рыданиями.

- Как это… как это могло произойти… как я мог?- шептал Константин Николаевич, дрожащими, непослушными руками натягивая брюки, - вы же не только сами звери, вы же превращаете в зверей и других….

А солдаты уже судорожно стаскивали с себя гимнастерки и галифе.

- Боже мой! Что будет? - жалко причитал Константин Николаевич. - Не надо… не делайте это с ней! Она ведь такая молодая! Я взял ее девушкой, я лелеял ее и берег. Она не вынесет вас всех!

Удар по щеке привел его в чувство. Над ним нависло лицо следователя.

- Теперь, уважаемый Константин Николаевич, даже ваше признание не остановит того, что должно случиться.

Он быстро подошел к дивану. Разделся и что-то тихо сказал охранникам. Очевидно, давал указания, как действовать в случае сопротивления. Но сопротивления не было. Осипов грубо подмял под себя молодую женщину. Коленями раскинул в стороны ее ноги и резко дернул задом. Константин Николаевич услышал, как вскрикнула его жена, как задышал, засопел на ней насильник, все быстрее дергая задом. Довольно быстро он кончил, встал и потянулся, как сытый кот. Его, все еще торчащий член, был мокрым и блестящим. А на женщине уже лежал один из охранников. Этот, прежде чем начать совокупление, долго, взасос целовал безответные губы женщины. Кончил он тоже быстро. Следующим был совсем молодой парень. Испуганно сделав несколько резких движений, он торопливо вскочил с дивана. Зато другой насиловал Раису долго и со смаком. Он явно знал толк в женщинах. Меняя темп и амплитуду, он довел женщину до оргазма. С ужасом Константин Николаевич смотрел, как его любимая напряглась, на миг замерла и забилась в судорогах страсти под насиловавшим ее мужиком

- Что же вы делаете? Звери… - шептал бедный муж, не в силах оторвать взгляд от дивана, на котором стонала и выгибалась его жена.

Некоторое время Раиса молча принимала навязываемые ей ласки. Которые, как заметил Константин Николаевич, были весьма примитивны. Помять груди, в лучшем случае - пососать, покусывая набухшие соски. Поцеловать, обслюнявив, губы, шею. И затем просто грубо насиловать. Долбить и долбить, а потом кончить в женщину, совершенно не заботясь о ее возможной беременности. Впрочем, о чем это я? Какая там забота, - думал Константин Николаевич, - это же просто животные, звери, жадно утоляющие свою похоть. И как неприятно, что его жена, его любимая, подчиняясь тому же зову плоти, испытывает оргазм под этими скотами. А он сам?! Сам он оказался ничуть не лучше.

Вот очередной мужлан замычал и, судорожно стиснув женщину в объятиях, стал кончать. Раиса, повернув голову, может быть, просто для того, чтобы ее не целовал насильник, неотрывно смотрела на мужа. Константин Николаевич сквозь слезы видел, как расширились ее зрачки, когда солдат, в последней судороге, с искаженным лицом, до предела двинул вперед свое плюющее спермой орудие.

Этот миг, казалось, не кончится никогда. Пристальный взгляд Раисы и потный мужик, буквально вдавивший себя в тело терзаемой им женщины.

Константин Николаевич, вдруг с ужасом понял, что опять возбудился. Его вновь восставшему члену явно мешали брюки. Он неловко заерзал на своем неудобном стуле.

Почувствовал, как затекли связанные ноги. Его, оказывается, опять связали. Руки, стянутые за спиной, давно онемели. Но член… Член - стоял, несмотря на ужасное состояние его хозяина. Он жил сам по себе. И он снова хотел женщину.

А его жену, между тем, накачивал очередной мужик. Сопя и разбрызгивая слюни, он в быстром темпе работал задом. Его потное, с подтеками грязи на спине, тело не знало усталости. Раиса опять не сводила взгляда с Константина Николаевича. Только теперь ее глаза стали томными, с мокрой поволокой. Так же, однажды на вечеринке, она смотрела на молодого, красивого мальчишку, которого даже и артистом еще нельзя было назвать. Просто молодой жеребец, смазливый, стройный и безмозглый. Константин Николаевич тогда почувствовал первый укол ревности. Он и сейчас ревновал свою терзаемую жену. Ревновал ее к тем бурным оргазмам, которых он, законный муж, никогда не мог от нее добиться. По глазам Раисы, по ее напрягшемуся телу, он видел, что она близка к очередному взрыву страсти. Почему-то Константин Николаевич надеялся, что мужик закончит свое дело раньше, чем его Раечка достигнет оргазма. И тогда… что тогда? Тогда, она, может быть, перехочет, перегорит, и больше не будет страстно прижиматься к этим грязным кобелям… Может быть…

Громкие стоны его жены развеяли все надежды. Солдат, содрогаясь, спускал в его жену, а она… она, страстно обхватив его своими ногами и стараясь принять в себя как можно больше спермы, кончала синхронно со своим насильником. С пеной на искусанных губах и надсадным дыханием, она нехотя отпустила обессилившего солдата. Ее мутный взгляд опять нашел глаза мужа. Затем Константин Николаевич вдруг заметил, что Рая смотрит ниже, туда, где топорщил брюки его эрегированный член. Какой стыд! Она заметила, что она подумает? Она может подумать, что мне это понравилось! А впрочем, теперь, после всего… какая разница! А мне… понравилось? Нет, нет! И все, что я сделал - только что изнасиловал свою жену, а теперь возбуждаюсь, глядя на то, как ее насилуют другие - это просто наваждение, просто кошмарный сон. Ну почему, боже, почему он стоит?! Какой позор!

А Рая, между тем, уже испытавшая столько оргазмов, думала совсем о другом. Бесконечная череда подрагивающих, деревянно-твердых членов, непрерывно изливающих в нее свое горячее семя, и запах терпкого мужского пота сделали ее счастливой.

Раиса вовсе не была ангелом, как считал ее немолодой муж - не слишком удачливый актер, специализировавшийся на второстепенных ролях. Раиса действительно была в близких отношениях с режиссером - а как иначе получить главную роль? Впрочем, режиссер - увенчанный благообразными сединами старик, ее, конечно не удовлетворял, как, кстати, и муж - приторно нежный слюнтяй. Нет! Она хотела огня! Дикой страсти! Она подсознательно стремилась к тому, чтобы разбудить дремлющие в ней дикие инстинкты. Ее вечная неудовлетворенность не позволяла ей даже сосредоточится на игре, когда она видела набухший бугор в штанах у какого-нибудь помрежа или, хуже того, осветителя. У нее было еще несколько связей, совсем уж незначительных и не принесших ей желаемого удовлетворения.

И вот тут, сейчас, в этой жуткой комнате, на этом грязном, пропахшем потом и спермой диване, она чувствовала себя, наконец, счастливой. Пусть эти животные насилуют ее один за другим! Пусть с рычанием рвут ее плоть! Пусть наспускают в нее так, чтобы выливалось из горла! Давайте, кобели, животные мои милые, давайте, насилуйте меня, вставляйте мне, ебите меня - она и не замечала, что стала выкрикивать все это вслух. Она стонала и смеялась. Она была в сладостном сне. Оргазмы наступали один за другим. Она и не подозревала в себе такой страсти. Давайте! Ну, давайте же! Еще, еще!

Константин Николаевич плакал. Он понял, что его милая жена, его Раечка, оказалась не такой скромницей, как ему представлялось. Вспомнилось и отсутствие крови в первую брачную ночь, и легкое проникновение его, даже не слишком напряженного - от волнения - члена в ее лоно. Его подозрения… Ну ладно, - думал он тогда, - ну пусть не девушка,… но зачем так горячо уверять меня в том, что я первый? Я бы простил… Все бы простил. И всегда прощал. И не хотел знать о ее похождениях…

Громкий крик прервал его печальные размышления. Раиса опять извивалась под очередным солдатом. Ее покрытые синяками ноги крепко прижимали к себе насильника, и она кричала, кричала, непрерывно содрогаясь в бесконечном оргазме.

- Да пусти, сука, я давно кончил! - шипел солдат ей в самое ухо, пытаясь освободиться от болезненно страстных объятий обезумевшей женщины.

Константин Николаевич вдруг почувствовал, что сейчас и сам испытает оргазм. Это казалось таким диким, и таким маняще сладостным, что он застонал - громко и протяжно. Осипов обернулся к нему и, с понимающей усмешкой, подмигнул. О боже... только не это… только не здесь! - успел подумать Константин Николаевич, из последних сил пытаясь отвлечься - не смотреть на трепещущее, залитое солдатской спермой раскрытое лоно его супруги, выставленное на всеобщее обозрение после того, как солдат, покинул ее, влепив звучную оплеуху. Как ни странно, звук пощечины еще сильнее возбудил бедного мужа и он, плача от стыда, второй раз за ужасный сегодняшний день мучительно и сладостно кончил, на сей раз себе в брюки.

Их отпустили на следующий день, после подписания заявления, где подробно описывалась гнусная антисоветская деятельность известного режиссера.