Посланницы Каллема Часть 8

Находясь в забытье, я увидела сон. Во сне у меня не было тела, и нечему было болеть и истекать кровью. Я чувствовала себя как никогда хорошо, паря над туманными белыми просторами бесплотным духом, лишённым формы и образа.

Белоснежные края раскинулись от горизонта до горизонта. Земля, казалось, излучала матовый свет, и я с огромным трудом заметила тёмное пятнышко на фоне этого сияния. Что бы оно из себя ни представляло, там была моя цель. Я устремилась вниз, приближаясь к загадочному пятну, которое разрасталось по мере того, как я приближалась к нему.

Это был город. Один-одинёшенек, расположенный посреди бесконечной пустыни тумана и окружённый высокими стенами. Кварталы города образовывали при виде сверху правильный квадрат, пересечённый сетями улиц. Все дома были похожи друг на друга как две капли воды – прямоугольные серые коробки, рвущиеся в небо, южная стена которых была зеркальной: в них отражались другие дома и хмурое небо. На широких улицах никого не было, и создавалось впечатление, что город вымер. Может быть, пустовал много сотен лет – с тех пор, как последний обитатель покинул его и ушёл за туманный горизонт.

Но нет. Это была иллюзия. Я знала, что город обитаем, более того – перенаселён. Дома уходили не только вверх, но и вниз, под землю, почти на километр. В них жили люди. Много людей, не меньше миллиона. Сообщение между домами тоже было подземным, по типу метро, но в основном жильцы пользовались энергетическими порталами, чтобы перемещаться из одной точки города в другую.

Город был жив и процветал, но вся его жизнь была заключена внутри стен домов. А снаружи он выглядел безжизненным остовом на мёртвой планете. Впрочем, его внешний вид мало кого волновал. В сущности, так и было задумано, чтобы город походил на невзрачное древнее поселение. Потому что чем меньше внимания он к себе притягивал, тем безопаснее было для тех, кто в нём живёт.

Я пронеслась пулей по темнеющим улицам, слушая свист ветра на белых просторах. Одна в хитросплетении улиц, я вскоре заплутала и озябла, но даже не попыталась войти в какой-либо дом. Я бы не смогла туда попасть – даже в облике бесплотного духа. Меня не впустят. В этот город заходят только один раз, из его стен выходят тоже единожды. А я один раз уже бывала внутри безликих домов... там познакомилась с Дейной, Волой и Канти. Там, в залитых голубым светом коридорах и комнатах с мерцающими стенами, из нас сковали тех, кем мы были сейчас.

Каллем, отрешённо подумала я и, встрепенувшись, цепко ухватилась за это название, которое прокатилось эхом по вечернему небу. Каллем, Каллем, Каллем!

Город назывался Каллем. Ещё его называли Омегой, Сионом, Убежищем, Цитаделью. Он носил много имён, но сути это не меняло: именно здесь, за глухими стенами города, вращался коловорот того мироздания, которое знали люди испокон веков. Город был последним и самым важным оплотом человеческой цивилизации, равных которому не было никогда и нигде: ни величественный Рим времён Священной Империи, ни сверкающий Каир, ни загадочный Кситаклан, ни могущественный Нью-Йорк не могли сравниться с Каллемом по значению. Ничто на свете не могло стоять в одном ряду с ним. Если речь заходила о Цитадели, остальные вещи превращались в эхо пустых слов.

Вот почему я должна молчать, вспомнила я.

Вот почему я должна согласиться на любые страдания и унижения, если это может сохранить мне жизнь. Потому что я – ничто, а Каллем – всё.

Я должна выжить, ибо нужна Цитадели. Каллему безразличны мои слёзы и увечья. Главное – чтобы я выполнила своё предначертание, а после этого могу спокойно испустить дух.

На кону безопасность Каллема. Никогда ещё Цитадель не находилась в такой грозной и непосредственной опасности. Никогда целое мироздание не стояло настолько близко от бездонной пропасти.

Я вздрогнула всем телом и проснулась. Туманный город растворился в темноте. Меня с силой вбросило в собственное тело, объятое пожаром боли. В камере стояла мгла, пропитанная кислым запахом мочи. Я согнулась пополам, содрогаясь в рвотных позывах. Не знаю, что послужило тому причиной – неожиданное пробуждение или горькое разочарование из-за того, что я всё ещё нахожусь в зловонном подземелье. А может, внезапное откровение обернулось слишком сильным потрясением для меня. Даже когда давешний обед у Флорина рвался вверх по горлу и выплескивался на пол, я продолжала видеть те улицы и дома, которые вечерний сумрак раскрашивал мелом и углём. Я не вспомнила абсолютно всё, но главная мысль отчеканилась молотом в мозговых извилинах: Я должна выжить. Я должна молчать. Во имя Каллема. Во имя мироздания. И это не казалось безумием. Наоборот, было самым естественным порядком вещей.

Когда, наконец, желудок пришёл в норму, я осторожно отползла от образовавшейся едкой лужицы, опираясь на здоровую руку. Цепь снова сковывала запястья, и ворот знакомой робы натирал шею. Я не помнила, как меня притащили сюда. Ну, и слава Богу. Приятного в том путешествии наверняка было мало. Даже сейчас, передвигаясь мышиными порциями, я заскрежетала зубами от боли в сломанной ключице и вывернутых пальцах. Вечные мои злополучные пальчики – как и в прошлый раз, им досталось больше всех. Какая-то жестокая ирония была в этом.

Сон тем временем выветрился из головы, прервав поток воспоминаний. Я пожалела, что проснулась так рано. Если бы я ещё несколько минут провела в Каллеме, пусть во сне, то наверняка вернула бы память полностью. А сейчас у меня опять остались разноцветные обрывки – правда, очень важные, но всё равно единая мозаика из этих частей не вырисовывалась. Например, я по-прежнему не имела понятия о своей миссии. Я не узнала, какая опасность угрожает Цитадели, и кто вообще такой этот Флорин, о каком троне он всё время говорит.

Мне нужно спать дальше, подумала я. Может, наступит очередное просветление... Да и силы подкрепить не помешает.

Но заставить себя вернуться в сон я не смогла. Частично виной тому являлась ноющая боль в потревоженных пальцах, частично – возбуждение, которое охватывало меня, едва я задумывалась о своём видении. Я силилась выскрести дополнительные подробности из тёмных щелей памяти, но оттуда сыпалась лишь серая пыль. Похоже, свою долю озарений в эту ночь я получила полностью.

Уложившись щекой на каменный пол, я закрыла глаза и стала считать в уме, чтобы поскорее провалиться в чёрную пустоту. В какой-то момент мне даже начало казаться, что это мне удалось. В ушах раздался мягкий гул, похожий на далёкий шум моря, и спина перестала покрываться гусиной кожей от холода. Во тьме заструились невидимые тёплые волокна, обнявшие меня за талию, руки и ноги. Я блаженно улыбнулась, уплывая в их власть.

Кларисса.

Шипящий, змеиный шёпот заставил меня дрогнуть и открыть глаза. По-прежнему камера в темнице, абсолютный мрак. Никого, кто мог бы позвать меня. Должно быть, показалось...

Кларисса.

Голос снова назвал меня по имени. На этот раз я услышала его отчётливо. Он исходил из дальнего угла камеры – бесцветный и отдающий гнилью. Я широко раскрыла глаза, стремясь что-либо различить. На мгновение показалось, что я вижу нечто, притаившееся там; какую-то высокую сгорбленную тень у кладки стены... но, конечно же, это было воображение. Я ничего не видела. И голоса тоже не было. Иллюзия, просто-напросто сдают нервы после всех потрясений...

Ты слышишь меня?

– Кто здесь? – спросила я, отнимая щеку с пола. Вдоль позвоночника спустился омерзительный холод. Вот же она, нечёткая фигура, нависшая надо мной, сотканная из самой темноты – нагнулась и изучает меня невидимыми глазами, как букашку под стеклом...

Я снова сомкнула веки. Ко всем радостям моей жизни не хватало только видеть призраков.

Здесь никого нет.

Кларисса.

Я сказала, здесь никого нет. Голоса не существует. Спи дальше. Думай о Каллеме. Думай о своей миссии.

Кларисса...

Спать. Спать. Спать. Никого здесь н...

Скоро я приду к тебе.

Я не выдержала и снова посмотрела на угол. Фигура оставалась на месте, и она ухмылялась. Я знала, что ухмыляется, скрывая зубы за завесой тьмы.

Да, я сказал, что навещу тебя. И ты ведь пойдёшь со мной, не так ли, Кларисса? Когда я прихожу, все уходят со мной... никто не может побороть искушение. Мне безразлично, кто ты, откуда, и в чём твоя судьба. Моё дело – забирать.

– Стража, – позвала я слабым голосом, не осознавая, что делаю. – Стража...

Они тебе не помогут, родная. Никто тебе не поможет. Я уже на пути... скоро ты увидишь моё лицо. Моё лицо увидела Канти, и была рада пойти со мной, чтобы избавиться от боли. Моё лицо видел Орен. В моём доме живут твои родители, они ведут себя очень тихо и смирно. Многие твои друзья уже знакомы со мной...

– Уходи, – сказала я. Меня начало колотить, кожа собралась на затылке тугим пучком. – Я тебе не верю. Уходи...

Я уйду. Но скоро вернусь. Это я тебе обещаю, Кларисса. Я всегда держу свои обещания...

Прошипев это, фигура исчезла, оставив после себя холодную и липкую темноту. Но я продолжала смотреть на то место, где она только что стояла, боясь шевельнуться, боясь даже вдохнуть. И когда с той стороны двери прогрохотал засов, и стражник приказал мне встать и идти за ним навстречу новым мучениям, я ни на секунду не сводила взора с дальнего угла, откуда веяло ощутимым холодом.