Посланницы Каллема Часть 2

Дверь открылась, впуская в моё обиталище мутный красноватый свет. Вряд ли свет был очень уж ярким, но я всё равно болезненно прищурилась. После абсолютной темноты глаза видели плохо. Я различила смутную фигуру мужчины в проёме.

– Встать, – последовала команда. Тон не терпел возражений. Я подчинилась, хотя это далось мне нелегко: ноги так ослабели, что едва удерживали вес, а хвататься пальцами за стену я не могла. Пришлось подпереться локтём и по сантиметрам привести себя в вертикальное положение. Руки безвольно повисли вдоль бёдер, скованные цепью. Какая она всё-таки тяжёлая... Кожу возле подмышек неприятно засаднило.

– Вышла.

Человек отодвинулся в сторону, освобождая путь. К тому времени в глазах прояснилось, и я увидела, что свет исходит из допотопной масляной лампы, которая висит на стене напротив камеры. Я сделала шаг вперёд, закусив нижнюю губу. Пах немедленно запылал; я едва удержала в себе стон.

Я вышла из камеры в узкий длинный коридор. Он был освещён двойным рядом таких же масляных ламп. Я окончательно убедилась, что нахожусь в темнице образца самых тёмных годов властвования Инквизиции. Стены, потолок, пол – всё здесь было из гладкого камня, но из-за медного пламени ламп казалось, что они покрыты слоем ржавчины. Коридор показался знакомым, да и неудивительно: сколько раз я прохаживалась ранее по этому коридору, лязгая цепью, туда и обратно?

Стражник развернул меня вправо несильным тычком в плечо. С этой стороны коридор был короче. В конце было видно что-то вроде большой двери. А может, и нет: слишком темно, чтобы утверждать с уверенностью.

– Пошла вперёд, – сухо сказал стражник. Я мельком взглянула на него, прежде чем выполнить приказ. Бородатый, с квадратным лицом и выпуклыми бычьими глазами, которые исключают какое бы то ни было наличие интеллекта. Одежда на нём была под стать средневековому убранству коридора – что-то вроде кольчуги, натянутой поверх грубой ткани. Меч, вложённый в ножны, болтался на поясе. Правая рука стражника лежала на рукояти меча.

Ничего интересного в пути я не заметила – те же наглухо запертые двери с засовами, те же лампы и безликие своды. Я шла медленно, опустив голову – отчасти из-за того, что не могла привыкнуть к острой колющей боли во внутренней части бёдер, которая протыкала меня на каждом шагу, отчасти из-за того, что старалась понять, кто я такая, занимаясь самосозерцанием. Одежда на мне была простая, как и полагается заключённой – цельная серая роба из мятой ткани, которая болталась на плечах, как на пугале. Никакой пуговицы или шнурков. Роба доходила до колен. Ниже я увидела свои голые ступни – обувью меня не наделили. Пальцы на ногах покраснели от холода, некоторые угрожающе вздулись, но, по крайней мере, ногти были целы.

Когда до двери осталась пара шагов, я внезапно осознала, что стражник теперь находится не на расстоянии локтя от меня, как раньше, а гораздо ближе – почти вплотную. Дыхание чувствовалось на озябшей шее тёплым ветерком. Я замедлилась, не понимая, что происходит. Может, нужно было свернуть, а я пропустила поворот? Одни беды от этой утерянной памяти.

Но причина странного поведения стражника оказалась проще. Это я поняла, когда он коснулся свободной левой рукой моей шеи и провёл ладонью по волосам.

– Остановись, – сказал он. Я колебалась долю секунды, потом решила, что лучше подчиниться.

Рука перенеслась от шеи к моему лицу. Я закрыла глаза, чувствуя, как он гладит мне щёки, любопытно зажимает нос и ощупывает губы. Губы у меня, судя по неестественно большим размерам и холодной нечувствительности, были разбиты. Стражника это не смутило. Распаляясь моей покорностью, он продолжил ощупывать моё тело, спускаясь ниже, за ворот робы.

Я абсолютно не соображала, как следует мне действовать. Если стражник ведёт меня на допрос, то имеет ли он право по дороге срывать на мне свою похоть?.. Было ли подобное раньше? Или стражник никуда меня не ведёт, а вывел из камеры только затем, чтобы воспользоваться моей беззащитностью?

Я спрашивала своё подсознание, что мне делать, пока человек сзади начал щупать мои груди. Но ответа не дождалась – вопрос потерял смысл, когда стражник ущипнул меня за правый сосок, и я почувствовала, как вереница ламп вдоль коридора сливается в одно зелёное пламя.

– А-а! – вскрикнула я и свалилась с ног. Стражник успел меня подхватить, не давая упасть, но я этого не почувствовала: боль затмила разум, я видела перед собой только зелёную вспышку, захлестывающую волнами. Стражник что-то сказал мне, но я только прерывисто дышала, не разбирая слов. Правая грудь словно наполнилась кислотой: я живо представила вместо неё купол, наполненный едким раствором. Вся предыдущая моя боль была ничем по сравнению с этим.

Я могла бы долго лежать, наблюдая, как редеют зелёные вспышки, снующие по коридору, если бы стражник не вытянул меня вверх и не поставил на ноги. Когда он отпустил меня, я закачалась. Мне казалось, что я не смогу удержать равновесие и попросту рухну, но этого не случилось. Правая грудь всё ещё изрыгала лавины.

– Давай дальше, – стражник снова ткнул меня в плечо, на этот раз сильнее, чем в первый раз. Он был озлоблен. Значит, всё-таки на допрос, рассеянно подумалось мне сквозь мглистый зелёный туман. Я сделала шаг, второй. Такие мелочи, как жжение в паху и в области подмышек, уже даже не воспринимались.

Я не запомнила дальнейший маршрут. Все мои усилия ушли на попытки справиться с болью в соске. Кажется, из него текла кровь, попадая мне на живот. Или это был гной, если рана была нанесена достаточно давно. Но ясно было одно: с моей грудью мучители позабавились в полную меру. Как я только вытерпела тогда, если даже сейчас боль затмевала разум?.. В глубине души снова зашевелились отростки животного, первобытного страха.

Мы поднялись по винтовой лестнице и ещё пару сотен лет блуждали по плохо освещённым катакомбам. Видимо, здание было обширным, но большинство камер пустовало, а двери некоторых были открыты настежь, и оттуда тянуло затхлым сырым воздухом. Стражник больше не делал попыток приставать ко мне, и это меня вполне устроило. Впрочем, я лопатками чувствовала его тяжёлый, давящий взгляд на себе. Он не забыл своё недавнее желание. Если не сейчас, то позже...

Наконец, мы подошли к толстой дубовой двери, которая находилась в конце продолговатого прохода, лампы на котором висели через каждые два шага. Стражник постучал в дверь; с той стороны отодвинули защёлку на окошке, и на нас внимательно посмотрел чей-то глаз.

– К Антонию, – сообщил стражник человеку, который находился с обратной стороны двери.

– Ага, – без энтузиазма отозвался тот и открыл дверь. Стражник толкнул меня в спину. Я переступила порог. Думала, что он последует за мной, но он остался; видимо, границы его владений подошли к концу. Учитывая недавние события, особых сожалений по этому поводу я не испытала.

Мой новый сопровождающий, одетый и выглядящий практически неотличимо от прежнего, закрыл дверь, запер её на засов и взглянул на меня. От холодного взора мне стало не по себе, и я стала переминаться с ноги на ногу. Ступни были холодными, как лёд.

– Чарльз! – прикрикнул часовой, обернувшись. Я увидела, что неподалёку возле стены стоит очередной стражник. Выглядел он моложе первых двух. На голове блестела серебром защитная шапка, забранная металлом. Услышав голос часового, он повернулся к нам и почтительно вытянулся в струнку.

– Слушаю, милорд.

– Отведи эту женщину к Антонию.

– Будет сделано, милорд.

– Ну, и чего ждёшь? – ощерился часовой на меня, указывая на Чарльза. – Двигай ногами, он отведёт тебя.

Неуклюже кивнув, я побрела к Чарльзу, чувствуя себя футбольным мячом, которого отпинывают друг другу. Мы пошли по очередному коридору – он позади меня, я шагах в двух перед ним. Здешний коридор выглядел чище и опрятнее, чем предыдущие, и лампы тут горели ярче. На стенах висели большие картины, на которых были изображены различные пейзажи. Впрочем, чтобы увидеть это на мутном холсте, нужно было обладать изрядной долей воображения.

Дойдя до развилки, я замедлилась, ожидая указаний сопровождающего. «Влево», или: «Вправо», или: «Что встала? Память отшибло? ». Но стражник выдал нечто совершенное неожиданное:

– Как вы себя чувствуете, госпожа?

Он произнёс эти слова очень тихо, почти прошептал, и тут же громко добавил безразличным голосом:

– Держитесь левой стороны.

Я догадалась, что Чарльз не хочет, чтобы его услышали другие стражники, поэтому не стала оборачиваться, хотя искушение было сильным. Вместо этого свернула туда, куда он сказал, и продолжила ходьбу в прежнем темпе.

– Вы слышите меня, госпожа?

– Да, – тихо произнесла я. Первое слово с момента пробуждения. Голос звучал хрипло из-за солёной сухости в горле.

– Госпожа Дейна велела узнать, как ваше самочувствие.

Дейна. Смутные блики в тёмном омуте. Я нахмурилась, но отблески не превращались в сияние. Но я хорошо знала это имя... когда-то.

– Превосходное, – с горечью ответила я. – Разве не видно?

И тряхнула цепью, которая немедленно залилась презрительным звоном. Мы продолжали идти по коридору, но впереди уже показалось просторное помещение, где пылал рдяный оранжевый свет. Чарльз заговорил торопливо, глотая концы слов:

– Госпожа Дейна передаёт, что вы должны продержаться ещё четыре дня. Она делает всё, что может, для вашего спасения. Но требуется время, чтобы собрать все войска.

– Лучше бы ей поторопиться, – мрачно сказала я, чувствуя, как в области соска плещется жгучий раствор.

– Она велела сказать вам, что план не сорван, и в случае успеха Цитадель скоро будет в безопасности. Новостей от госпожи Волы не было, но госпожа Дейна уверена, что она продолжает свою миссию.

Снова вспышка во мраке. Вола. Имя, такое же знакомое, как и Дейна, разливающееся теплотой в груди. Но это не все, вспомнила я. Были ещё две. Имён должно быть четыре...

– Флорин не будет убивать вас в ближайшие дни, – продолжал нашёптывать Чарльз. К тому времени мы уже пришли к концу коридора. – Госпожа Дейна уверена, что вы сможете ему противостоять. Она понимает, что вы наверняка уже знаете всё сами, но больше не может ничего сообщить.

Здесь он умолк, потому что коридор кончился, и мы оказались в большой зале без окон, где было много людей, в основном тех же стражников в средневековой форме, которые вышагивали туда-сюда. Чарльз мягким толчком указал мне направление, и мы направились к двери на стене справа, которая охранялась двумя стражниками. На двери были прибиты крест-накрест две медные пластины, образующие букву Х. Нечто ужасное находилось за этой дверью, и ноги мои внезапно ослабели, отказываясь приближаться. Куда угодно, молили они, но не туда. Но выбора не было – я пересиливала себя, заставляя идти навстречу сверкающей позолотой букве Х.

Что означало всё, что я услышала несколько мгновений назад? Я запомнила только отдельные слова – остальное показалось неосмыслимой абракадаброй. Но я хотя бы поняла, что не одна в этой зловещей ситуации, и есть некто, кто хочет мне помочь. «Госпожа Дейна». Цитадель будет в безопасности, новостей от «госпожи Волы» не видать, а Флорин не будет меня убивать сразу. Замечательно. Всё это ровным счётом мне ничего не говорило... кроме двух имён, которые не переставали тревожить мой разум. Дейна. Вола. И ещё два неизвестных имени, некогда имевших для меня огромное значение...

Хорошо поразмыслить я не успела. Один из стражников у двери с медными пластинами обменялся приветственным жестом с Чарльзом и услужливо распахнул передо мной дверь. За дверью горел красноватый свет. Горячий воздух, который вытекал оттуда, отдавал одновременно приторной сладостью и солёностью. Похоже, переступить порог мне снова предстояло в одиночку. Я огляделась, словно выискивая поддержку, но никто на меня внимания не обращал. Впрочем, когда я встретилась глазами со стражником, который держал дверь открытой, то с удивлением увидела в зрачках сочувствие – едва ли не жалость. Я сглотнула слюну, которой во рту почти не было, и быстро пошла вперёд, всё ещё ничего не понимающая и до смерти напуганная.