Учитель Глава 4. История Лены (Эротические истории)

Так в жизнь Ивана Яковлевича вошла Лена. Они стали встречаться. Лена оказалась совсем не такой, как химичка. Иван Яковлевич поражался, как в постели она то скромно лежала, натягивая простыню до подбородка, то полностью брала инициативу в свои руки... А самое главное, ей нравилось, когда Иван Яковлевич несильно похлопывал ее по попке... Когда Иван Яковлевич сажал Лену сверху или ставил на четвереньки и начинал ее слегка хлопать, она ускоряла скачки или вертела попкой так соблазнительно, что мужские силы учителя только прибывали, а член так удлинялся, что Иван Яковлевич чувствовал ее матку...

Лена оказалась очень сексуальной и изголодавшейся по мужской ласке женщиной. После первого штурма Иван Яковлевич давал ей слегка отдохнуть, потом поворачивал ее задом и входил в нее... Лена умела так сжимать мышцы влагалища, чтобы оно плотнее охватывало член, который увеличивался... и Иван Яковлевич с ревом спускал в презерватив...

Каждая их встреча была не похожа одна на другую.

- Не могу понять себя, - говорила Лена Ивану Яковлевичу, когда они, доведя друг друга до изнеможения, лежали в кровати, - но мне иногда так хочется без повода и причины причинить физическую боль незнакомому мне человеку и посмотреть, как этот человек мучается от боли, страдает физически и морально, молит о пощаде. Иногда мне хочется морально унизить любого неблизкого мне человека и наблюдать за его страданиями. Я люблю всячески издеваться и измываться над мужчинами. Мужчины, конечно, не все, кажутся мне такими несовершенными созданиями, такими низменными, жалкими.

- И я? - спросил Иван Яковлевич.

- Ты - другое дело. Редко, когда мужчина интересует меня как человек, а не только как самец. Мужчина, во-первых, самец, а потом уже человек. Самец призван удовлетворять похоть высших существ - самок. Самец должен удовлетворять нас, женщин. Но в жизни я волевой и сильный человек. Скажу, не преувеличивая, я добилась в той жизни немало, но не удовлетворена достигнутом. Мне нужно большего. В сексе я хочу, чтобы со мной был здоровый и сильный мужчина-самец, который должен быть прилично старше меня.

- Как я? - спросил Иван Яковлевич, проводя рукой по разгоряченному телу женщины.

- Как ты, - ответила Лена, прижалась к нему и продолжила:

- Я люблю чувствовать себя беспомощной и хрупкой - просто женщиной. Мне нравится, когда мной управляют в сексе. Я не терплю грубость и эгоизм мужчины в постели, но я должна чувствовать мужскую силу, поэтому я могу попросить мужчину сильно сжать меня в своих объятиях. Я люблю, когда меня нежно, но ощутимо покусывают, шлепают по попке. Иногда я меняюсь: я не даю управлять собой.

Я люблю наваливаться на мужчину и управлять его действиями, тогда меня заботит лишь свое удовлетворение. Такое бывает, когда я чем-то обеспокоена или нахожусь в состоянии нервозности, на грани психологического срыва. В жизни, если мне это нужно, я могу долго скрывать свои эмоции, но я человек запальчивый и мстительный. Я долго помню причиненное мне зло, а потом, при удобном случае, могу жестоко отомстить. Я боюсь признаться себе, что я, как зверь, хочу совокупиться. Совокупиться с сильным и физически очень развитым, как породистый жеребец, незнакомым мне мужчиной, который, ни о чем не спрашивая, овладел бы мной. Я хочу почувствовать это здоровое, сильное и тяжелое тело на себе. Я хочу почувствовать его звериное дыхание около моего уха. Я хочу почувствовать, как его невероятных размеров член врывается между моих ног и начинает лихорадочно двигаться во мне, заполняя целиком. С невероятной силой. Я хочу слышать, как этот мужчина рычит от удовлетворения. Я не терплю грубость ко мне в сексе и в повседневной жизни. Я люблю нежность и ласку. Мамка называет меня хищной акулой, на что я ей отвечаю, что я всего лишь акуленок. Откуда такая зверская ориентация? Лишь дорогие и близкие для меня люди могут у меня вызвать чувства нежности, ответственности за их жизни и преданности.

Думаю, что тебе будет интересно узнать не только это, но и что-то из моей жизни. Конечно, за 26 лет прошло много событий, и все сразу изложить не получится. Что-то забыто, а что-то и просто больно вспоминать.

После этой ночи Иван Яковлевич достал свою тетрадь и записал Ленины воспоминания.

Детство.

Родилась я в семье среднего достатка. Мать своего первого ребенка, меня, родила довольно поздно, в 27 лет от второго брака. Родители не отличались особым талантом ни в умственных, ни в воспитательных способностях. Обыкновенные люди среднего уровня во всем и везде. Мать работала бухгалтером. А отец - бульдозеристом. При рождении наши славные медики занесли мне инфекцию и меня, грудного ребенка, вместе с матерью положили в больницу. Лечили они меня, не зная диагноза, от всего сразу и поэтому моя жизнь сразу встала под большой знак вопроса. Мой дедушка, отец моей матери, (потом он сыграет в моей жизни большую роль) под подписку забрал нас из больницы. Можете поверить, медики чуть не загнали меня к праотцам.

Вылечила бабка-знахарка заговорами и травками. Каждому свое время умереть и Господь оставил мне жизнь. Знахарка говорила, что у меня два небесных ангела-хранителя. В последующей жизни я много раз буду стоять на грани краха и на краю "своей могилы", чувствуя запах сырой могильной земли. Может, правда это, про ангелов?

Пропустим пару лет.

Родители матери жили еще три года вместе с нами в одной квартире. Мать и отец работали. А я постоянно находилась вместе с бабушкой и дедушкой. Это были сильные и волевые люди. Они знали цену словам и отдавали отчет своим действиям. Были авторитетны в любом коллективе, где бы ни работали. Или просто среди друзей. Очень сильные личности. Я выросла вместе с этими людьми, и они создали меня по своему подобию. Родители видели меня редко, лишь по вечерам, приходя с работы. Когда я ходила в садик, бабушка с дедушкой забирали меня на лето к себе. Во время каникул я тоже дома не находилась, они брали меня с собой в деревню, приезжала я только в конце августа. По родителям не скучала, просто забывала об их существовании. Когда мне было 7 лет, у меня родилась сестра. После рождения сестренки меня переселили в соседнюю комнату и "пустили в самостоятельное плавание". Вечерами, после работы, все были заняты сестрой, а я, зареванная, сидела, закрывшись у себя в комнате. Одиноко! Ужасно чувствовать себя никому не нужной. Я ждала выходных, чтобы быстрей уехать из этого дома к дорогим для меня людям, к родителям матери.

Так и получилось, что воспитали меня не родители, а дед с бабушкой. Дед был волевой, умный человек, герой социалистического труда, участник ВОВ, кавалер двух орденов Славы. В мирное время - бригадир, депутат от нашего района, лидер в любом деле. До сих пор земляки поминают его добрым словом. Моя бабушка - интеллигентка по крови, всегда была примером для всех, не гнушалась никакой работы. Господи, зачем ты забираешь самых близких!

Как вы поняли, родители почти не имели чести уделить время на воспитание старшей дочери, однако отец иногда вспоминал про меня, и приходилось получать от него ремнем по голой заднице, стоять наказанной в углу. Первый раз как следует попало в пятилетнем возрасте. Мне купили новые белые туфли. Увидев, как взрослые чистят себе обувь кремом, решила почистить и я. Что и проделала, закрывшись в ванной комнате. Дома в этот день я была с отцом. Туфли были белые, а крем оказался красным. На что стали похожи туфельки, можете себе представить. Мне они тоже не понравились. Я сняла с себя платье и начала вытирать туфли платьем. В результате - испорчены и туфли и платье. Вывод - я с красной от полосок ремня задницей в углу.

Я не плакала, но когда отец взялся за ремень - истошно кричала, что терпеть его не могу, и чтобы он меня не трогал. Прощения не просила, впрочем, его жалость была и не нужна. Но что интересно: когда отец схватил меня за руку, и взяв ремень, порол меня по оголенной попе, я почти не чувствовала боли, не было страха перед наказанием. Чувство злобы и ненависти к отцу овладели тогда мной. "Уйди! Не смей меня трогать!" - орала я и тем больше злила отца. "Ненавижу тебя!" - крикнула я ему. За эти слова получила дополнительную порцию ударов, но в то же время стало легче на душе. Стоя в углу, наказанная, я повторяла эти слова и пинала ногой стенку. Но не вытекло ни одной слезинки.

В семь лет меня спас счастливый случай. Я, бабушка и дедушка поехали вместе в гости к родственникам. У них был бык. Этот злобный зверюга признавал только хозяина. До сих пор не знаю, как он не поддел меня на рога. Видя, как мой дядька кормит этого быка, я решила сама его покормить, но меня близко к нему не подпускали. Оставшись без присмотра, я взяла полную охапку сена, и зашла с ней за забор. Бык замычал, но меня не тронул, а стал жевать мой подарок. Я осмелела и стала гладить его по морде. Тетка, увидев меня за этим занятием, покрылась, по ее словам, холодным потом от ужаса. Меня сильно наказал дед: выпорол по попе прутом. Мной не было страшно, вместо боли по телу прокатилась мелкая дрожь, а затем разлилась теплая волна. Мной овладело непонятное для меня чувство: смесь обиды на деда вместе с теплом, охватившим тело, оцепенение и непонятная для меня тогда волна наслаждения. Гнева и злобы не было. Только стыдно и очень неприятно за то, что заставила моих дорогих людей волноваться за мою жизнь, нервничать.

Сейчас я понимаю, что это - чувство легкого сексуального возбуждения. Дед брал орудие наказания, иногда снимая с меня штанишки. А иногда - нет. Шлепал он меня довольно больно, перегнув через колено. Я росла хулиганкой, попадало мне довольно часто.

Когда я заканчивала 9 классов, а школа у нас была девятилетка, мама объяснила мне, что в другую школу они перевести меня не смогут, поэтому я должна поступить в техникум.

"Ты должна поступить в институт, - говорили они мне два года спустя, глядя на мои синие корочки об окончании техникума, - или устраивайся на работу и живи сама, как знаешь!". Я благодарна родителям за то, что они так рано бросили меня в океан жизни. Я довольно крепко "стою на своих ногах", и у меня хватает средств воспитывать ребенка без чьей-либо помощи. Я способна сама принимать быстрые решения, сама платить за свои.

- Но теперь ты не одна! - сказал Иван Яковлевич, обнимая Лену. - У тебя есть дочь и у тебя есть… я! - Лена тяжело вздохнула и встала с постели.

Школа

- У меня начались месячные, - сказала Лена во время следующего их свидания, - но неудовлетворенным ты все равно не будешь!

Женщина прижалась к нему всем телом, а затем опустилась на колени. Она раздвинула полы его халата и, не спрашивая разрешения, обхватила член Ивана Яковлевича губами так глубоко, что смогла прижаться лицом к его лобку. Он ласково ворошил прическу на голове. Вначале Лена нежно и осторожно, а потом все смелее и яростнее, стала облизывать и заглатывать добычу. Затем Лена почти остановилась, перевела дыхание и нежно стала облизывать крайнюю плоть. Вскоре Иван Яковлевич блаженно застонал, резко дернувшись всем телом.

Из него потекла белая жидкость, которую Лена сглотнула всю, до последней капли. После этого, когда они, обнявшись, лежали на широкой кровати, Иван Яковлевич попросил еще рассказать о себе.

- Школьные годы не оставили во мне особых воспоминаний, может быть даже какой-то неприятный осадок в душе. Училась я до четвертого класса без троек. Пятый класс - кабинетно-коридорная система и новый классный руководитель. С классным мы сразу встали на ножи. Он в возрасте. За пятьдесят. Человек властный, но меняющий свою точку зрения в угоду начальству или действующим властям. Он клял во всех смертных грехах церковь, а затем сам привел к нам в класс священника, и тот читал нам проповедь о нашей жизни. Он заставлял нас задерживаться на час в день Пасхи и слушать пластинки с церковным песнопением. Приспособленец и самодур - это то, что представлял собой наш классный. Он выбрал из нашего класса себе любимчиков - детей "важных" родителей, а остальные оказались в "таре для общего барахла". Мне повезло еще больше: я оказалась по другую сторону из-за своей независимости, из-за правды, а не из-за лицемерия перед ним. Неприязнь ко мне и неуважение моего человеческого достоинства. Стремление заставить меня покоряться его ЭГО приводили меня и его в бешенство. Одним завышали оценки, другим - специально занижали.

В классе ребята были сначала все на равных. Затем нас рассортировал классный, а потом перестройка и резкое расслоение по финансовому достатку. Класс разделился на несколько отдельных групп, во главе которых стояли самые обеспеченные любимчики нашего классного. Я не примкнула ни к одной из группировок, за что подвергалась наглым нападкам со стороны "главарей" группировок. Замечу, что в этом я была не одинока, и еще несколько ребят отказались от "счастья" быть под чьим либо руководством в какой-либо группе. Мне часто приходилось "показывать зубы", чтобы отстоять свою независимость и не дать "затоптать" себя. Приходилось иногда даже драться и использовать "мать-перемать", чтобы некоторые поняли, что меня лучше не трогать и не лезть мне в душу.

Мне ставили двойки за поведение, вызывали родителей. Отправляли к завучу, а те, кто все это подстраивали, под прикрытием классного оставались в тени. Надо сказать, что папа, разобравшись, кто такой мой классный, за двойки не порол. В старших классах, а особенно в последний год обучения отношения с классным обострились до предела. Мы кричали друг на друга в присутствии завуча. Завуч, зная о нашем конфликте, был на моей стороне. Классный грозился написать мне поганую характеристику, но, видимо, не осмелился. Школа оставила во мне неприятные воспоминания. Мои одноклассники встречаются каждый год около школы. Меня не было на этих встречах, и не будет. Что было - прошло, и вспоминать дурное не хочу и не буду, давай, я лучше повторю!

Иван Яковлевич не возражал.

- Меня дочка ждет! - она встала, запила "подарок" стаканом воды и пошла одеваться.

Лена на ночь никогда не оставалась, а Иван Яковлевич открыл свою любимую тетрадь и зависал рассказ Лены.

Его фантазия рисовала картины несчастливого детства Лены, и он воображал себя тем самым дедом, что драл непослушную девчонку за провинности…

С трудом он удержался от того, чтобы не слить новый приступ мужской силы с помощью рук.

Женя

Иван Яковлевич с нетерпением ждал прихода Лены. Чем дольше они встречались, чем сильнее он привязывался к этой удивительной женщине. На выходные она вместе с Викой съездила к нему на дачу. Иван Яковлевич изнывал от вожделения, но при дочери Лена не позволила ему даже намека на близость. Вике на даче очень понравилось, а Лена тихо сказала:

- Потерпи, дома все наверстаем!

Действительно, на следующее свидание Лена пришла и помогла приготовить фирменное блюдо. Кончилось тем, что после сытного ужина Иван Яковлевич овладел ею сразу на кухонном столе. Утолив страсть, он отнес ее на диван, ждал, пока Лена немного отдохнет, и нежно гладил ее тело.

- Ты хороший, - сказала Лена, возбудившись от ласковых прикосновений, ее глаза горели страстью и желанием. Улегшись на спину, она широко развела ноги, слегка приподняв их. Иван Яковлевич тут же полез целовать ее там, но Лена отстранила его и потянула к себе. Схватив ее грудь пальцами, он стала водить членом по ее половым губам, клитору, уже торчащему из гнездышка. Лена чувствовала, как Иван Яковлевич напрягается с каждой минутой все больше и больше.

- Давай! - прошептала она и раздвинула пальцами путь в свою влажную плоть. Но Иван Яковлевич не мог сразу утолить страсть ее голодного чрева и, когда он выдохся, Лена попросила запустить пальцы ее в свое разгоряченное, мокрое влагалище.

- Давай, еще, еще… - наконец Лена вздрогнула и забились в сладких судорогах.

- Лена, поговори с Викой о нас серьезно! - попросил Иван Яковлевич. Они лежали, обнимая друг друга, потом Лена села в кровати и стала рассказывать.

- Ты никогда не спрашивал, но все равно должен знать кое-что обо мне и моей дочери! Я люблю тебя!

Иван Яковлевич видел, как Лене тяжело говорить. Любовница встала с дивана, налила в стакан воды и залпом выпила ее.

- Прежде чем стать моим мужем, ты должен узнать то, что я тебе расскажу. Я расскажу тебе про Женю. Можешь к нему не ревновать. Он погиб во время разборки за бензоколонку. Да, отец моей Вики никакой не летчик. Это сказка для Вики. Я не хочу, чтобы она знала, кто был ее настоящий папа, но ты должен это знать. Женя был старше меня на 14 лет, имел четыре судимости. Он оставил яркий след в моей жизни и в моей судьбе. Познакомились мы еще в раннем детстве. Жил он тогда в одном подъезде с моими бабушкой и дедушкой. Видела я его в периоды между отсидками. Сначала он жил вместе с родителями, затем родители уехали в Казахстан, а он остался здесь в городе. Когда я была совсем маленькая, мне было 4 года, Женя освободился со своего первого срока, который получил в 14 лет. Я не знаю, что заставило его часами возиться со мной, играть со мной в детские игры. Он заступался за меня и никому не давал в обиду.

Я, еще малышка, привыкла к нему, и мы стали друзьями. Помню, как мы вместе ходили в магазин, где он покупал мне сладости. Помню, смотрели мультик в кинотеатре. Странная дружба. Но мы были настоящими друзьями. В 19 лет его опять посадили, а я долго скучала и спрашивала деда и бабушку, где мой Женя. Я так звала его: "мой Женя". Он освободился в следующем году по амнистии. Я была счастлива. Следующий срок - 8 годков - он получил в 20 лет. Он называл меня своей маленькой сестричкой, а, находясь в зоне, писал мне оттуда красивые открытки и письма, которые мне читала потом бабушка. "Сестренка, держись молодцом. Не давай себя в обиду никому". Он освободился в 28, а мне исполнилось 14 лет. Вот тут он взялся за мое воспитание всерьез. Переходный возраст - самое ужасное, что можно придумать. Это первые веселые компании. Первая сигарета и первая рюмка алкоголя крепче 10 градусов, а может для кайфа немного наркотика. В мой переходный период Женя взял меня в "ежовые рукавицы".

- Продолжай! - попросил Иван Яковлевич и погладил Лену по обнаженной спине.

- Почему я не курю? Объясню: эту дурную привычку во мне искоренили в самом зародыше. Я никогда не курила, хотя очень хотелось побаловаться сигаретой. У нас в компании все курили. Женя запрещал мне даже находиться рядом с курящими, так как это вредно для здоровья. Как-то собралась наша компания, все курящие, меня продымили насквозь всю. Когда мы шли домой, около подъезда ожидал Женечка. Взяв меня довольно грубо за руку, он посадил меня в машину и отвез к себе домой. Я не знала, что он замышляет, но думала, что как в прошлый раз, просто отругает за то, что опять застал в этой компании. Запустив меня в квартиру, он предложил мне снять верхнюю одежду - была осень. Я, ничего не подозревая, разделась. Я ждала, когда он будет ругать меня за мой проступок, но Женя молчал. Затем он предложил снять всю оставшуюся одежду, так как она провоняла табаком, и переодеться в его.

Когда я разделась, он схватил бывший банный веник, от которого остались лишь голые прутья, уронил меня лицом вниз на кровать, прижал своей ногой к кровати и отходил по голой заднице. Я извивалась под его ногой, сначала просила отпустить меня, потом требовала, а затем просто кричала от боли. Слезы текли у меня из глаз. Я умоляла отпустить меня, говоря, что больше так не буду. Он перестал стегать меня, когда я была уже не в состоянии кричать от боли, а моя попка была похожа на зрелый сочный помидор. Он бросил орудие наказания, сказав, что должна очень хорошо запомнить этот урок или в следующий раз будет намного больнее. Он ушел из комнаты.

А я так и осталась лежать вдавленная в диван его ногой, с красной и ноющей задницей. Ревела навзрыд. Проклинала Жену всеми известными мне словами, а он даже не замечал моих страданий. Он позвонил ко мне домой и сказал, чтобы не беспокоились обо мне, так как я ночую у него дома. Утром я встала злая на него, а он даже не посмотрел. Я обиделась на него, собралась и ушла домой. Моя задница из красной превратилась в синюю из-за синяков, которые не сходили пару недель. Женя каждый вечер звонил нам домой, проверяя мое присутствие. Я кидала ему в ответ пару слов и бросала трубку. Потом он пришел к нам домой с коробкой конфет и с большим букетом роз. Я не устояла, и мы помирились. Настало лето, прошлое забылось, и я опять допустила ошибку.

Женя запрещал мне пить спиртное. Был день рождения одного парнишки из нашей компании. Все напились до "критического состояния". В самый разгар веселья за мной является злой, вернее бешеный Женя, хватает меня без всяких объяснений, заталкивает в машину и везет домой. Я представляла, что ожидает меня дома, так как была пьяна. Была очень храбрая. Грубо запихнув меня в квартиру, Женя приказал мне снять с себя одежду и лечь на диван. Он взялся за ремень, а я послала его на три буквы. Тогда он поймал меня и попытался стащить с меня брюки и трусики. Я вырвалась из его рук. Но он, поймав меня, зажал между своих ног. Я укусила его за ногу, и, путаясь в своих полуснятых брюках и трусиках, постаралась убежать от него и спрятаться под кровать. Женя вытащил меня из-под кровати, швырнул на нее вниз лицом и, прижав меня ногой к кровати, нанес мне несколько ощутимых ударов. Я заорала на него отборной бранью, за которую получила еще пару ударов. Женя замешкался, и я вылезла из-под его ноги и убежала. Он бегал за мной по всей квартире, нанося удары. Отсчитывал каждый вслух, что злило меня, приводя в бешенство. "Негодяй, скотина! Урод! Паразит!" За эти слова ремень проходил по моему телу, как раскаленный железный прут.

Мое тело извивалось под ударами ремня. Я думала, что этой порке не наступит конца. Мне надоело убегать. "Будь что будет!" Я остановилась, повернулась к нему лицом, руки свои уперла себе в бедра, а затем сняла с себя оставшуюся на мне футболку. Стою и смотрю ему прямо в глаза. Он опешил. Постоял несколько минут рядом со мной, держа в руке ремень. Затем бросил ремень и ушел в другую комнату. Я рухнула на кровать и заныла от боли, потом заскулила.

Утром я проснулась от дикой боли во всем теле. Он так изрисовал тело, что утром оно все было в красную полоску, вспухшее и полосатое от ударов. Только к вечеру я встала и отправилась домой. Рубцы так сильно болели и ныли, что при ходьбе прикосновение с одеждой было весьма болезненно, а уж садиться, особенно в первые дни, приходилось крайне осторожно. Я решила, что это конец наших с Женей отношений. Вспоминая эту порку, я останавливалась, глядя на Вику и собираясь хорошенько ее проучить. Мне не хотелось потерять дочь. Она почувствовала мою слабину и отбилась от рук. Вот и все кончилось тем, что…

- Что мы встретились! - сказал Иван Яковлевич, обнимая Лену.

"Обязательно надо записать этот рассказ!" - подумал он.

Из тетради Ивана Яковлевича.

Он звонил по телефону несколько раз в лень и спрашивал о моем самочувствии. Мы опять помирились, но урок не прошел бесследно. Когда мне предлагают выпить водку, я инстинктивно вздрагиваю.

Отдельно хочу рассказать о событии, которое до сих пор не дает мне спокойно жить, в котором Женя сыграл для меня роль спасителя и показал в истинном облике, став для меня самым дорогим человеком и любимым мужчиной.

Нашему обществу далеко до совершенства. Всегда будут подлые и костные люди в таком гнилом обществе, как наше. Женя был мужчиной, на которого частенько заглядывались бабы. Деньги, которых у него было немало, тоже играли для девок не последнюю роль. Между мной и Женой не было никаких интимных отношений, но для посторонних это было тайной. Добавлю, что я была девственница.

Меня самым подлым образом подставили. Решающим в этом была зависть тех девок, которых я знала, но которых отверг Женя. Эти твари хотели отвергнуть от меня Женечку, но в результате подставили под удар не только меня, но и себя, и тех своих знакомых подонков, которые сотворили со мной насилие. Своим друзьям они сказали: я виновница того, что их главаря арестовали. У тех хватило ума поверить девицам.

Впрочем, начну сначала. Мне было 15 лет. Я возвращалась из школы. Осень на улице, темнеет уже рано, а мы учились во вторую смену. Холодно, слякотно. Быстрей, быстрей домой. Вот я уже почти дома, подхожу к своей парадной. Рядом с домом, где я живу, проходит дорога. Около меня тормозит автомобиль. Жигули восьмой модели, из нее вылетают трое мужиков. Дальше помню удар сзади по голове и удар в живот. Очухалась я уже в машине на заднем сидении.

- Молчи, сука! - было сказано мне на ухо.

- За что? Что я вам сделала? Отпустите меня? - я умоляла о пощаде, за что получила удар в лицо.

В квартире, куда меня привезли, начался кошмар. Я отчаянно сопротивлялась бандитам. Черенками от столовых ложек пытались открыть мой рот и влить туда из бутылки водку. Я крепко сжала зубы и не поддавалась им. За мое упрямство получила несколько ударов в живот и по бедрам. Зубы мои сжались от боли. Я упала на пол и сжалась в клубок, спрятав лицо в колени. Меня начали пинать ногами. Кто-то взял кусок телевизионного кабеля. Один взял меня на плечи, а другой за ноги. Так, "на воздусях" я получила самую страшную порку в моей жизни.

Удары посыпались на меня. Я кричала от боли, что приводило этих придурков в бешенство. Потом уже не кричала, была без сил, болело горло. Я потеряла сознание, тело больше не реагировало на удары. Я отключилась, и перед моими глазами возник темный холодный тоннель, по которому я неслась с невероятной скоростью. Очнулась от того, что чуть не захлебнулась водкой. Они сумели разжать мне зубы и теперь, затолкав мне в горло горлышко от бутылки, вливали ее в меня. Я закашлялась, меня замутило. Изо рта, носа у меня текла водка. Руки мои были связаны, голову крепко держали чьи-то руки. Влив в меня бутылку водки, они занялись моей одеждой. Эти пьяные и наглые подонки сдирали с меня одежду с каким-то страшным, животным наслаждением, я не смогла сопротивляться, была без сил от побоев и влитой водки. Лишь тихо шептала:

- Не надо! Не надо.

Мне тогда показалось, что это не люди сейчас со мной рядом, а страшные звериные морды. Они сорвали с меня одежду, которую затем спрятали, перетащили меня в другую комнату и бросили на кровать.

- Отпустите меня! Я девственница. Не трогайте меня, - говорила я шепотом. А из уголка моего рта текла кровь. Меня начали делить в очередь. Кто за кем. Мои слова пропустили мимо ушей. Из моих глаз текли слезы. Тело ныло от боли, а внутри тошнило от ударов и спиртного. "Господи. Помоги мне выжить. Господи!" - мысли хаотически кружились у меня в голове.

"Я видел, как Лене тяжело вспоминать", - записывал Иван Яковлевич, - "говорила она короткими предложениями, собираясь с мыслями и глотая слезы. Я не прерывал ее, и постараюсь сохранить ее стиль".

- Я хочу трахнуть ее первой. Включите свет. Я хочу видеть, как она корчится подо мной!

Включили свет. Я закрыла глаза - свет обжег зрачки, и не хотелось смотреть на этого подонка. Их было 7 человек, здоровые кобели, всем за 20. Потом я узнала, что самому младшему было 24. А самому старшему 32 года. У него была жена и двое детей. Первый раз меня оттрахали все при свете. Я зажмурилась, чтобы не видеть эти звериные морды. Их члены двигались во мне, а я чувствовала их здоровые потные мужские тела на себе. Слезы сами катились из моих зарытых глаз, а кровь из уголков рта.

Вид моих слез и крови приводил их в бешенство. Звериное возбуждение. Они слизывали мои пот и кровь с меня своими языками, их слюни текли по мне ручьями. Отработав по первому разу, они бросили меня, всю в сперме и в слюнях в комнате. Даже рук не развязали, гады. Меня закрыли на замок до следующего раза. Через какое-то время вновь пришли, затащили в ванную, вымыли, и опять все повторилось. На другой день просто траханье им надоело, они заставляли меня лизать у них между ног, лизать их ноги. Облизывать у одного, пока меня сзади имел другой, заставляли меня сосать их члены. При малейшем неповиновении они пользовались куском антенного кабеля. Мало этого, они залезали на кровать по двое или трое и трахали меня.

Меня держали там три дня. Кормили как собаку - прокисшими супами, корками хлеба, которые бросали в железную тарелку, а тарелку ставили на пол. Приходилось есть прямо из тарелки - ложки в моем распоряжении не было. Иногда они заходили в комнату и заставляли меня есть с пола из тарелки, встав на колени. Не выдержав, я сказала, что заявлю на них в милицию. За эти слова меня сильно избили кулаками и тем же куском кабеля. Стали запугивать, что если я заявлю на них, то они отыграются на моих родных. Это были, конечно, только психологические угрозы. Но удары-то были настоящими. По прошествии трех дней, когда от меня, как от человека, почти ничего не осталось, погрузили в машину вечером. Отвезли подальше и выкинули как ненужное и отработанное барахло из машины. Я не знаю, сколько времени провалялась на тихом дворе, в кустах. Но когда пришла в себя, на улице было уже темно, тихо и безлюдно.

Я вышла на улицу. Мне повезло - оказалась в знакомом месте. Пошла не домой, а к Жене. Шла долго, дворами. Начало светать. Помню, что дошла до его дома, поднялась на его этаж. Позвонила и упала. Женя рассказывал, что услышал звонок и подбежал к двери, так как он меня ждал. Открыл дверь, а там, на коврике, валялась я. Он поднял меня на руки, уложил на кровать, раздел. От вида моего тела он пришел в ужас. В бешенство. На нем не было ни единого живого места, все было покрыто кровоподтеками. Синяками и рубцами от кабеля, все разбито. Он позвонил моим родителям домой и сказал, что я у него. А родители искали меня везде. Звонили в милицию. Там им сказали, что беспокоиться не надо, и что их дочь сама вернется. Маму, когда она позвонила с милицию, чтобы сказать, что я пропала, они спросили, сколько мне лет. Услышав, что пропавшей девчонке 15 лет, попросили перезвонить дня через три, если я до того времени не объявлюсь. Кого и что бережет наша милиция? Наверное, только свои жирные животы и животы новых русских.

После того, как я узнала о реакции милиции на мое исчезновение, я поняла, что обращаться к ним повторно бесполезно. Пришла же в себя только через день. Женечка сидел рядом, не отходя от меня все это время. Он даже не спал. Узнав об отказе милиции искать меня, он сказал родителям, что найдет и разберется с ними сам, как только мне будет легче, и я смогу их опознать.

Он помазал меня чем-то, чтобы хоть немного спала опухоль с тела. Всюду жгло, кости ныли, лицо превратилось в месиво. Не могла пошевелиться. Женечка кормил меня с ложечки, а я могла лишь немного приоткрывать рот и тихонько двигать губами. Губы были разбиты, нос тоже, из десен сочилась кровь, лицо опухло. Женечка носил меня на руках в туалет, поил из детской бутылочки с соской (не знаю, где он ее взял), а я лежала на кровать полутрупом.

День спустя я уже могла немного говорить. Я, чуть шевеля губами, рассказала ему о произошедшем. Он пришел в ярость. Швырял все в квартире, ругался на лексиконе уголовников. Потом немного успокоился и предложил подать на них в суд - я отказалась. Город у нас небольшой, вокруг этого дела обязательно поднимется шум, а этого я не хотела.

"Они ответят за все!" - закричал в бешенстве Женя. Он ушел в другую комнату, взяв с собой телефон, и долго не выходил. Лишь спросил меня, помню ли я что-либо из местности, чтобы найти тот дом, и помню ли лица тех подонков. Услышав мое "да", ушел. Через час в квартиру позвонили. Я услышала мужские голоса с жаргоном "бывалых людей". Женя зашел ко мне в комнату с незнакомым человеком. Меня завернули в одеяло как младенца, оставив открытым лишь лицо, и вынесли на руках из квартиры. Около подъезда нас ожидало несколько машин. У меня хорошая зрительная память, поэтому стоит лишь один раз побывать где-то, чтобы потом найти эту местность. Подонки совершили ошибку - они вывозили меня из квартиры и везли в машине в сознании, не завязав глаз. Они не заметили, как я посмотрела на номер квартиры, номер дома. Я старалась запомнить как можно лучше местность, дорогу, по которой меня везли. Забыла название улицы, но запомнила номер дома и квартиры. Нам пришлось проехать на место, где меня выкинули, а оттуда мы восстанавливали дорогу по моей памяти. Нашли тот дом вечером того же дня. В квартире не ждали нашего появления и, не думая, кто за дверью и о последствиях визита, открыли дверь. Там оказалось только двое из тех семерых, но других скоро нашли и приволокли на мои глаза.

Когда Женя и его друзья ворвались в квартиру, находившиеся там были в недоумении, но когда внесли на руках меня, я увидела ужас в их глазах. Наверное, в тот момент они вспомнили имена всех своих пращуров и все молитвы, какие знали, а если не знали, то попытались вспомнить. Потом, холодным как лед, покрылись их лбы. Я видела, как те, кто еще недавно чувствовал себя ферзем и был выше самого Господа Бога, как эти сволочи переменились в лице от охватившего ужаса. Они ползали на коленях и просили о пощаде. Я помню их слова. Я помню их слезы. Но я помню и свою боль! Я помню звук ударов от рук и ног, которые сыпались на них. Я помню крики этих подонков, когда с них срывали брюки с трусами, наклоняли их и, держа крепко их тела, трахали в задницы. Крики ужаса, боли и отчаяния этих подонков до сих пор у меня в памяти.

Я видела, как зеки петушат этих тварей, и по моему сердцу растекалось тепло от криков этих пидоров и от крови, которая текла у них между ног. Их заставляли жрать помои из ведра, стоя на коленях и засунув голову в помойное ведро. Когда одного сильно ударили по почкам, тот обосрался. Этого козла заставили сожрать свое говно. Через несколько часов тела этих семерых пидоров превратились в кровавое месиво. Затем приехало еще несколько машин, в которые запихали шестерых из этих козлов и увезли куда-то. Я указала на первого, который залез на меня. Этому была оказана особая честь. Его увезли в дом одного из друзей Жени и закрыли в подвале. Ему было сделано все, что эти подонки делали мне, но в большем объеме.

Потом Женя говорил, что все они попали в зону, разумеется, по другим статьям, но там о них позаботились, как полагается для таких, как они.

После этого случая я боялась выйти на улицу. Когда темнело, боялась электричества и шарахалась от мужчин. Мне часто снились ужасы. А в памяти прокручивалось все пережитое. Женя встречал меня из школы, постоянно был рядом. Мысль о сексе с мужчиной приводила меня в ужас. Первые месяцы я ходила как зомби. Мне было все безразлично. После изнасилования долго лечилась у гинеколога. Только ближе к весне стала приходить в себя, начинала просить Женю, чтобы он ложился спать рядом со мной, а по квартире как можно больше ходил без верхней одежды. Сначала Женя сопротивлялся, но я объяснила, что это быстрей приведет мою психику в порядок, и он сдался. Дома он ходил в халате на голое тело, ложился рядом со мной на кровать. Я почти все время находилась рядом с ним, у него дома.

"Если сейчас я не избавлюсь от страха, когда рядом со мной мужчина, любящий меня, что будет потом?" Я тихонько подготавливала себя к главному. Я попросила Жену не просто лечь со мной, а заняться со мною сексом. Он онемел от такого предложения. Я объяснила ему, что в ту ночь, когда меня лишили невинности, я лишилась девственности только физически, но не больше. Этих козлов я не считаю началом своей интимной жизни. Я хочу, чтобы мной обладал мужчина, который любит меня, который нужен мне и нежен со мной, заботливый и преданный. Мужчина, который доставит мне наслаждение, удовольствие в сексе. "Я хочу быть счастливой. Дай мне счастье и любовь". Мне пришлось долго его уговаривать, и, в конце концов, он не удержался и сдался. Его чувства ко мне, как к женщине, пересилили братские чувства, которые он с детства питал к своей "сестренке".

Наступила ночь. Женя уложил меня на кровать, сел рядом со мной, долго руками гладил мое тело. Его движения были нежны и легки, словно крылья бабочки прикасались ко мне. Он был весь в напряжении. Я чувствовала его дыхание. Я чувствовала дрожь его тела. Он хотел меня, безумно хотел, но всего лишь гладил рукой мое обнаженное тело. Его дыхание становилось все отрывистее. Он дрожал, но не смел сделать решающих действий. Мне было очень хорошо от его прикосновений, но не собирался же он гладить меня всю ночь?

Я спросила его: "В чем дело? Я жду тебя!" На что последовал ответ: "Прости. Я не могу. Я боюсь сделать тебе больно. Ты так дорога мне. Я боюсь". Как это не странно, но мне пришлось брать инициативу в свои руки. Я встала перед ним на колени и стала покрывать его тело нежными поцелуями, которые становились все настойчивее и страстнее.

Он приучил меня к разнообразию в сексе. Мы пересмотрели много кассет, перечитывали эротику. Мы экспериментировали, и это доставляло нам удовольствие. Однако было то, через что мы не смогли переступить, вернее то, что не смогли перебороть после совершенного надо мною насилия. Я боюсь электричества. Дома я стараюсь сделать все дела при дневном свете, но стараюсь находиться в полутьме и поэтому закрываю шторы у себя в комнате даже днем. Может быть, мои глаза боятся яркого освещения из-за того, что первый козел специально его включил, чтобы меня рассмотреть? Сексом в дневное время я не сказать, что люблю, но могу. Все-таки предпочитаю ночь. Секс при электрическом свете меня раздражает, угнетает. Я не терплю ходить обнаженной при электрическом свете. Я не знаю, как это назвать. Наверно, у меня светобоязнь. Я слышать ничего не желаю о занятии анальным сексом. Это наводит на меня ужас. Я помню ту боль. Я помню, как кровь текла у меня между ног, а в анусе дико болело.

Я боялась своей тени. Днем дома или на улице все в порядке. Но как только ночью начинает темнеть, я прихожу в ужас от своей тени - мне кажется, что меня кто-то преследует, следит.

Женю посадили на следующий год после случившегося со мной. Мы не теряли связь друг с другом все эти годы. Мы мирились и ругались, потом опять мирились и опять ругались. Мы то плакали, глядя друг на друга сквозь свиданочное стекло, то ругались, крича друг на друга и проклиная тот день, когда встретились. За все время соей отсидки он знал обо мне все, хотя я многое ему не рассказывала. Он держал меня под контролем весь свой последний срок. Два года назад, осенью, он освободился. Он приехал ко мне, дождался с работы, подарил букет моих любимых роз и уехал куда-то. Потом я узнала, что он погиб. Но я очень благодарна ему за то, что он для меня сделал.

- Вот теперь ты все про меня знаешь. Тебе не противно? Ты должен был все это знать. Теперь у тебя есть выбор. Ты можешь взять назад свое предложение, но если ты сможешь полюбить меня такой, какая я есть и полюбить моею девочку… - из глаз Лены потекли слезы.

- А я всегда в ответе за того, кого приручил, - после этого он нежно обнял ее. - Но и ты, ты должна все про меня знать, - он достал из шкафа заветную тетрадь. - Читай, и ты поймешь, кто я такой. Я не просто школьный учитель. У меня свои методы воспитания. Я считаю, что мужчина должен быть главным в семье, но при этом уважать и любить своих домочадцев. А впрочем… сейчас ты сама все поймешь.

Лена читала и плакала. После этого она встала, попросила его отвернуться, оделась и ушла.

Иван Яковлевич несколько раз он звонил Лене, но она не брала трубку.

Прошла неделя, и вот раздался долгожданный звонок. На пороге стояла Вика.

- Можно войти? - спросила она.

- Конечно! - ответил Иван Яковлевич. Несмотря на педагогический опыт, он впервые не знал, что говорить.

- Мне мама все рассказала про вас! Рассказала и про ваш дневник, - сказала Вика. - Она каждую ночь плачет! Я… я хочу, чтобы ты был моим папой!

Девочка расплакалась, слезы текли по ее щекам. Иван Яковлевич посадил ее себе на колени и нежно погладил по волосам.

- Давай дружить! - предложил он.