Снегопад Часть 1

Снег падал рваными клочьями, мягко облегая лобовое стекло машины. Это был не тот снег, который лежит мёртвыми громадами сугробов, а снег тёплый и ласковый – снег, крупицы которого тают на разгорячённых ладонях влюблённых. Я не хотел включать дворники, но когда белое покрывало запорошило большую половину стекла, пришлось с неохотой толкнуть рычаг. Поскрипывание скользящего по стеклу махрового валика, и снежинки опали со стекла, скрывшись в темноте.

Вот и всё, – тоскливо подумал я, глядя на восстановившуюся черноту окна. Были снежинки – и нет снежинок. Как легко разрушить хрупкую красоту... и как сложно её возродить.

Тихо...

Зачем я сюда приехал? Что я хочу найти на этой заснеженной дороге? Я не знал, и это меня ужасно раздражало. Но я не мог ничего поделать. Уже слишком поздно. Скоро я всё узнаю.

Последние полчаса машин на дороге не было. Неудивительно. Не каждый настолько безумен, чтобы примчаться зимней ночью на Богом забытую просёлочную дорогу. Я вообще не был уверен, что смогу обратно выбраться – снег стремительно размывал границы дороги, сравнивая колею с обочиной. Я старался не думать о предстоящем неизвестном, сосредоточившись на управлении машиной. Деревья обступали дорогу опасно близко. Если зазеваться, ничего не стоит врезаться в какой-нибудь выпрыгнувший на дорогу ствол, и тогда уж точно конец.

Как всё-таки тихо в этом лесу... Только мерный рокот мотора «УАЗика». Звук пробуждал в голове слабую ноющую боль. Я болезненно поморщился, провёл рукой по лицу и посмотрел на зеркало салона. Выглядел я не ахти как. С матовой поверхности на меня смотрел усталый измотанный человек с огромными мешками под глазами. М-да...

Когда я вновь перевёл взгляд на дорогу, я увидел девушку, стоящую на обочине. Она была одета в джинсовую куртку, под которым был виден легкомысленный яркий топик, и щурилась от яркого света фар, бьющего в глаза. Рука была приподнята в сторону дороги – кисть сжата в кулак, большой палец отставлен. Голосует. Я чертыхнулся. У меня не было никакого желания сейчас никого подсаживать. Я чувствовал, что вот-вот узнаю ответ на мучающий меня вопрос, что же тянуло меня в это место... и вот на тебе. Но не остановиться я не мог. Не знаю, каким ветром её занесло в эту глушь, но если она и дальше будет стоять здесь и тупо ждать, то к полуночи пневмония будет гарантирована. Возможно, даже двухсторонняя.

Мигнув фарами, я съехал на обочину и остановил машину. Она проворно подскочила к «УАЗику» и распахнула дверцу. В лицо мне ударила струя свежего лесного воздуха. Щёки девушки раскраснелись от стужи; она переминалась с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреть ступни. Заглянув в салон, она бодро осведомилась:

– Можно?

Голос у неё был приятный, отдавал мягкостью бархата.

– Раз уж я остановился, то наверняка можно, – буркнул я, всё ещё не подавив в себе злость за сорванные планы. Впрочем, её не смутила моя ворчливость. Девушка порхнула вовнутрь и села на соседнее сиденье. Я почувствовал слабый аромат духов. Приятный такой аромат...

– Дверцу хорошо закройте, а то будет дуть.

Когда она с готовностью хлопнула дверцей, я тронул машину с места. На секунду задумался, куда ехать – может, повернуть назад?.. Хотя какая разница. Всё равно я на середине дороги, один чёрт, вперёд или назад.

– Как вас зовут? – спросила она, с интересом глядя на меня. Я пожал плечами:

– А вам очень нужно?

– Ну, допустим.

Игривая, чёрт возьми. Но нет, меня так просто не откупоришь. Я многозначительно смолчал и тщетно попытался погрузиться в былое спокойное настроение, ощутить молчаливое очарование пейзажа. Конечно же, это мне не удалось.

– Меня зовут Аня, – представилась моя пассажирка, не дождавшись ответа. Я кинул взгляд в её сторону и в первый раз разглядел внимательно. Волосы у неё были чёрные, прямые и опускались чуть ниже плеч. Лицо правильное, красивое... Чёрные глаза буравили меня насквозь.

– Очень приятно.

Удивительно, но мои губы начали сами собой растягиваться в дебильной улыбке. Я сдержал эту попытку бунта и вновь нацепил на себя хмурый вид. Какого чёрта... Она испортила мне весь вечер, и за это не заслуживала ни единой искорки теплоты.

Девушка скучающе обвела взглядом грязный салон и поиграла желваками:

– Ну что, будем так и сидеть и молчать?

– А что вы предлагаете?

– Мы могли бы поговорить...

Незаметным движением она подвинулась ко мне поближе. Я снова бросил быстрый взгляд в её сторону, на этот раз немного ниже лица. Синяя джинсовая ткань, под ней – гавайские каракули и буйная игра красок. Два небольших, но аккуратных холмика, выступающие вперёд... Я сглотнул слюну, злой уже на самого себя. Господи, да что со мной творится? Не хватало ещё заглядываться на девятнадцатилетнюю пассажирку, как слюнявый подросток.

Надеюсь, Аня не заметила моего взгляда. Закинув ногу на ногу (я усилием воли остановил попытку глазных яблок сделать судорожное движение вправо), девушка щебетала:

– Ну, как смотришь на это? Или там поиграть во что-нибудь?

– Девушка, если вы заметили, я за рулём, а видимость почти нулевая. Не думаю, что вы хотите, чтобы мы столкнулись с деревом на таком расстоянии от цивилизации.

– Ой, какой неинтересный, – она обиженно надула губки. – Ну ладно, не хотите, так сидите.

Она ненадолго умолкла. Я лениво крутил баранку, размышляя об её словах. «Не хотите, так сидите». А что, если хочу? Я усмехнулся про себя. Рисковая особа, однако.

Как оказалось, у благословенной тишины были и оборотные стороны. Как только мы перестали разговаривать, дала о себе знать утихомирившаяся было головная боль. Только на этот раз она была гораздо сильнее. «Не сейчас, – взмолился я, чувствуя горячий пульсирующий комок глубоко в мозгу. Заснеженные деревья туманились перед воспалёнными глазами. – Не надо»...

– С тобой всё в порядке?

Опять она! Я стиснул зубы и собрался смолчать из последних сил, но почему-то неожиданно для себя выдал:

– Голова болит.

– Ой, надо же... – голос Ани казался искренне обескураженным. – Сильно?

– Да...

А дальше произошло то, что едва не погубило нас обоих. Аня ловким движением прижалась ко мне, прильнув всем телом, и положила ладонь мне на лоб. Я почувствовал, как её грудь, мягкая и упругая, прижалась к моему локтю, и дёрнулся, отталкивая её от себя. В своём пламенном порыве я нечаянно задел запястьем руль, и машина выехала из дороги, погрязнув колёсами в свежевыпавшем снеге. Я увидел разминувшийся на миллиметр с правым бортом сосновый ствол, качающий ветками. Хорошо ещё, что я успел вовремя отреагировать и лихо выправить руль, снова направив машину в сторону дороги, иначе могла бы случиться беда. Когда «УАЗик» вернулся на дорогу, я в сердцах вдарил ногой по педали тормоза, утопив её в полу салона. Колёса заскользили по снегу с угасающим шуршанием. Машина остановилась.

– Выходите.

Меня немного трясло от произошедшего – то ли от едва не свершившейся аварии... то ли от возбуждения при мысли о прикосновении с грудью Ани. По крайней мере, если присмотреться, то наверняка можно было заметить бугорок, образовавшийся у ширинки.

Она сделала недоумённое лицо и не сдвинулась с места.

– Выходите, я говорю! – я сорвался на крик.

– Почему?

– Да вы что, слепая?! – это уже ор благим матом. – Из-за вас мы только что чуть не погибли!

– Я просто хотела помочь вам с головой...

– Спасибо, помогли, – отрезал я. Я вообще человек довольно отходчивый, и после первой вспышки бешенства уже начал приходить в себя. Мне даже стало стыдно – мужик во весь голос визжит на девушку, едва ли не проезжаясь кулаком по её лицу.

– Я... извините... больше не буду, – пролепетала Аня, опуская взор. Казалось, она вот-вот расплачется. Глаза потухли, ресницы дрожат – ни дать ни взять провинившаяся школьница. Я растаял окончательно.

– Извините, что наорал...

Она с удивлением посмотрела на меня, словно бы поражаясь, до чего же я изменчив. Потом улыбнулась, и я вздохнул с облегчением. Улыбка у неё была самая очаровательная из тех, что я видел – эта улыбка всё понимала и всё прощала.

– Не стоит. Я действительно сама виновата...

– Да нет, это я...

– ... и хотела бы компенсировать свою вину.

Я непонимающе моргнул. Аня смотрела мне прямо в лицо, и на её губах играла та же улыбка – впрочем, нет, не та же самая. Другая улыбка, такая озорная, бесноватая и искушающая.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, едва шевеля губами. Переход на «ты» остался незамеченным. Разумеется, я отлично понимал, что имела в виду Аня. И она понимала, что я понимал. Мы оба понимали...

– Не догадываешься? – лукаво спросила она, придвигаясь ближе ко мне и снимая с себя джинсовую куртку. Я не мог поверить происходящему. Я прожил на свете достаточно, чтобы твёрдо убедиться: девушки, голосующие на дороге и готовые лечь под тебя по первому мановению пальца – миф, выдуманный сценаристами порнофильмов. Со всеми женщинами, которых я имел, у меня был долгий и зачастую нудный «подготовительный» период (не считая, конечно, золотые годы раннего студенчества). И вот на занесённой снегом дороге в этот вечер один из краеугольных камней мироздания разваливался у меня на глазах. Невероятно, но факт... Приятный факт.

Меж тем Аня уже сбросила с себя куртку, но снимать лёгкий газовый топик отнюдь не торопилась. Я уже понял, что это придётся сделать мне. Но не сейчас, потом... Она положила горячую ладонь мне на лицо и скользнула вниз, оставляя на коже приятное щекочущее ощущение. Когда пальцы достигли моих губ, я не выдержал – высунул язык и немного так облизал её пальцы. Вкус пальцев был чудесный – кажется, есть такое сладкое блюдо «дамские пальчики». Я их не пробовал, но уверен, что в натуре оно всё равно приятнее. Аня продолжала спокойно опускать ладонь ниже, и вот она легонько прикоснулась к моей шее... к груди, зелёному свитеру с надписью «ADIDAS». Предугадав, что сейчас будет, я немного подался назад на сиденье, освобождая место. Аня добралась до застёжки брюк. Пока она ловко расстёгивала их, я опять смотрел на её лицо. Раньше, когда я возводил между нами стену из своей злобы, я не видел там ничего выдающегося... но теперь я увидел, насколько она красива. Чёрт побери, она действительно была очень хороша, и мною вдруг овладело совершенно бессмысленное и тупое ликование: сейчас эта девушка – именно эта, такая красивая, молодая и т. п. – будет делать мне минет. Жизнь удалась, что ж тут скажешь.

Вдоволь налюбовавшись, я закрыл глаза и откинул голову на спинку сиденья. Кажется, именно так делали мужики из фильмов категории Х, получая оральное удовлетворение в машине. Я улыбнулся. Наконец, пальцы девушки осторожно коснулись моего члена, который уже находился на полном взводе. Ключевое слово здесь – осторожно; мне поначалу даже показалось, что я сам вообразил это эфемерное прикосновение. Но потом Аня сжала пальцы чуть сильнее, и это было уже вполне ощутимо физически. Я негромко выдохнул, и выдох непроизвольно сопроводился едва слышным стоном. Я открыл глаза.

Аня склонилась ко мне с соседнего кресла в невообразимой с первого взгляда позе. Я со своего положения мог видеть её голову у себя между колен и белоснежную кожу шеи. Она как раз сомкнула губы вокруг члена, не отпуская член из пальцев. Язык коснулся головки, и она начала медленно водить пальцами вверх-вниз... вверх-вниз... плавно, как раскачивание качелей. Вместе с тем она проникала всё глубже, тьфу, то есть я сам проникал в неё всё глубже. Член упёрся в границу между нёбом и гортанью. Удивительно, как ей ещё удавалось при этом орудовать языком. Волны сладострастной дрожи проходили по всему моему телу, всё усиливаясь. Я заёрзал на своём кресле и положил руку ей на голову, поглаживая мягкие чёрные волосы. Отчего-то вспомнилась набившая оскомину реклама шампуня «Пантин», и я блаженно улыбнулся. Вот так, всё нормально.

Движения Ани всё убыстрялись, её пальцы ходили ходуном вверх-вниз. Долго я так выдержать не мог, и как раз в тот момент, когда я захотел её остановить, сказать, что всё, достаточно, она закончила и выпрямилась. Наши глаза встретились. Волосы у неё рассыпались в соблазнительном беспорядке. Я протянул к ней руки и положил на плечи, потом ниже, чувствуя сквозь тонкую ткань набухшие соски. Это молодым процесс стягивания с женщины блузки и лифчика кажется завораживающим, на самом деле ничего приятного в этом нет – по крайней мере, для меня. Тут Аня пришла мне на помощь, в мгновение ока расстегнув маленькую молнию, скрывавшуюся в какой-то доселе неизвестной мне складке топика. Лифчика у неё не было. Краем сознания я успел удивиться – как она могла гулять по лесу в таком холодище в таком наряде?.. Мысль мелькнула сизым туманом и пропала, вытеснённая вещами в тот момент гораздо более важными. Я смотрел на то, что в сходках пренебрежительно называется «буферами», и не мог ни о чём думать, кроме них. Груди были прекрасны – не очень большие почти идеальной формы полушары, увенчанные шоколадно-коричневыми кружочками. Мне они показались бескомпромиссно белыми, как молоко. Я невольно застонал и подался вперёд, припав губами к манящим бугоркам. Аня закрыла глаза и испустила тихий мучительно сладкий вздох. Я проводил языком по соскам, не сильно покусывая, осторожно гладил груди, лелея их, как лепестки подснежника, а потом во внезапном припадке деструктивного влечения, в той или иной мере присущего любому мужчине, начинал яростно сминать только что заботливо поглаженные холмики, чуть ли не вцепляясь в них зубами. Сдаётся мне, последнее действо приносило Ане больше всего удовольствия – по крайней мере, судя по её учащающимся стонам. Но злоупотреблять этим не стоило. Всё хорошо в меру.

Пока я забавлялся с грудями, Аня потихоньку стягивала с себя синие брюки из джинсовой же ткани. К тому времени, когда я наигрался и оторвался от грудей, опуская руки ниже, она уже успела снять их полностью. Удобно, когда работу делают за тебя. Теперь она сидела на кресле в одних розовых шёлковых трусиках. Я оттянул тугую резинку и просунул левую руку вовнутрь – туда, где слипся пушок намокших волос. Не всё же мне удовольствие получать. Я начал осторожными вращательными движениями вводить палец в её тесное лоно. Аня с протяжным стоном выгнулась дугой, подавшись назад, и я невольно залюбовался её удивительной гибкостью. Одновременно левой рукой я спустил трусы вниз до самых пяток. Аня осталась в костюме Евы, она, пожалуй, была в тот момент самым совершенным созданием из тех, что я видел.

Так мы познали друг друга в первый раз – всё равно что попробовали на вкус. Пора было переходить к играм более серьёзным, но передние кресла вкупе с неуклюже торчащим рулем давали слишком мало простора для действий. Я поднял Аню, схватив за подмышки, и перенёс на заднее сиденье. Сам чуть задержался, торопливо сбрасывая с себя одежду. Неприятный сюрпризик преподнёс свитер, каким-то образом подло зацепившись за ремень. Но я героически справился со всеми проблемами и перебрался на заднее сиденье, где меня дожидалась Аня.

Член мой к тому времени настолько набух, что буквально был готов лопнуть. Кожа приняла багрово-фиолетовый оттенок, какой бывает только при высшей степени возбуждения. Да уж, сказывалось то, что я не имел женщин уже больше шести месяцев. И лечь на Аню, вонзив в неё клинок, было двойным наслаждением. Аня вскинула руки, заключив меня в объятия. Руки у неё были сильные и крепкие. Я опустился вниз вплотную, погрузившись по самое не могу, и затем медленно вытащил член. Потом повторил эту нехитрую процедуру. И ещё. И ещё... Я держал темп, то убыстряя, то замедляя проникновение. Ритм, что владеет всеми вещами в мире, согласно представлениям оккультистов. Ритм делал своё благое дело – наше дыхание стало неровным и частым, и из горла непроизвольно вылетали вскрики наслаждения. Краски стали ярче; свет маломощной лампы резал глаза до слёз, и я пожалел, что не выключил её. Но уже было поздно. Ритм, казалось, восходил по спирали, открывая всё новые и новые ощущения. Не знаю, как она, но мне было хорошо, как никогда и ни с кем. Наслаждение исходило от паха и растекалось по телу до темени. Я почувствовал приближение крайнего состояния – что называется, «пора кончать». Но было ещё рано. Я не хотел, чтобы всё завершилось так быстро, да и Аня вряд ли была бы за. Поэтому после очередного погружения я остановился. Аня открыла блаженные полуприкрытые глаза и посмотрела на меня с лёгким укором. С виноватой улыбкой я просунул руки под неё, с силой притянул к себе, вызвав очередной громкий стон, и перекувыркнулся на мягком сиденье.

Теперь она была сверху, а я снизу. Аня привстала, опершись об меня руками, подалась назад... и у меня на бёдрах словно защёлкнулся капкан. Чего-чего, а сил девушке было не занимать. Аня приподнялась и опустилась, насаживая себя на мой кол. Смешно, но мне почему-то захотелось чихнуть. Это было бы весьма неуместно, поэтому я просто сглотнул слюну, подавляя щекотание в носу. Аня всё поднималась и опускалась, поднималась и опускалась... набирала скорость. У меня в глазах закружились разноцветные искрящиеся круги. Я рванулся вверх, выбросил руки вперёд и схватил Аню за ягодицы, разводя их в стороны, поглаживая и впиваясь ногтями. Я видел капельки пота, заблестевшие у неё на грудях; видел её закинутую назад голову, видел, как она закусила губу в оргазме. Я тоже был близок. Я был почти там. Я начал кричать... То есть не кричать, конечно, а издавать громкие бессвязные звуки. Передо мною словно раскрывался коридор, сияющий великолепием миллионов красок и завлекающий небесным звуком флейты. Вверх – вниз. Член вгрызался, потом сдавал назад, вгрызался и сдавал. Аня яростно билась на мне, как лихая наездница, испытывая уже который по счёту оргазм. Ядерный реактор во мне забурлил в полную силу, вызывая неуправляемый процесс... и мгновением позже мир исчез в ярко-белом сиянии взрыва. Я выстрелил мощным зарядом прямо в Аню – единый залп из всех орудий. В один-единственный бесконечно короткий миг мы слились на вершине нашего наслаждения, став одной сущностью, взаимопроникнув и взаимосуществуя, и я был ею, и она была мной, и это был лучший оргазм в моей жизни. Лучший...

Позже, когда время страсти, пропитанной красным туманом, прошло, мы сидели и вслушивались в завывание ветра за стеклами. Снег уже покрыл всю машину. Двигатель вертелся вхолостую, обогреватель выдавал поток горячего воздуха, который при вдохе растекался по жилам. Мне стало хорошо и спокойно. Наверное, если бы мы лежали на кровати, я бы просто заснул, полностью удовлетворенный, но, конечно же, эта роскошь была мне не дана. Я приобнял Аню, которая затихла на пассажирском сиденье, глядя на танец снежинок. Она уже оделась и даже накинула на плечи свою потрепанную курточку.

– Так кто ты?

Она сказала, не отводя глаз от стекла:

– Какая разница...

В голосе почему-то сквозила грусть. Я недоумённо пожал плечами. Что за дела – ведёт себя так, словно я заставил её силой, а не она сама напросилась. Хотя, одёрнул я себя, в самом деле, какая разница. Всё одно – заниматься с ней любовью было великолепно, и это главное. А кто она... Может, начинающая придорожная путана, набирающаяся таким образом опыта, может, страдалица-нимфоманка. А может, одна из тех, кого в народе называют ходким словцом из пяти букв. Мне-то что.

Но всё-таки я хотел узнать о ней больше. Это было неправильно, вот так провести вместе время... и не узнать ничего. Нужно было хоть что-то для воспоминаний на старости лет. Я мялся, не зная, что говорить, когда Аня спросила таким же ровным голосом:

– Голова не болит?

– Что?.. Голова? Нет, не болит...

Я вообще-то соврал. Стоило Ане спросить, и я почувствовал, как в центре головы начинает воскрешаться былое неприятное ощущение. Это как разгорающееся пламя – пока несильное, но... Со временем боль могла перерасти в пожар, сметающий всё на своём пути. Но я не хотел, чтобы Аня волновалась. Мне хотелось каким-нибудь образом отблагодарить её за подаренное удовольствие. Но я не знал как...

– Ну, хоть это хорошо, – вздохнула Аня.

– Что значит «хоть это»? Тебе плохо?..

– Нет, мне хорошо. С чего ты взял?

Разговор принимал странный оборот. Мы вроде бы разговаривали друг с другом, но не слышали слова собеседника.

– Ну, не знаю... Ты кажешься грустной.

Аня невесело улыбнулась, выводя мизинчиком замысловатый узор на стекле. Я зачарованно следил за движениями её пальца.

– Грустной...

Нет, она определённо была странной девушкой. Очень странной. Пожалуй, мне не стоило пытаться разгадывать её тайны – всё равно что биться головой о бетонную стену, только лоб расшибёшь. Я вздохнул и положил руки на руль.

– Поедем?

– Нет.

– Хочешь ещё посидеть? Я не против.

– Я хочу поговорить.

В кои-то веки она оторвалась от своего стекла и посмотрела на меня. Внимательно так посмотрела, так, что у меня по спине холодные мурашки пробежали. Какие чёрные у неё глаза... И какие они большие.

– О чём? – выдавил я.

– Не знаю... О нас, о тебе.

Ах вот, значит, как? Я развёл руками – валяй.

– Ну, ладно. И что тебе рассказать?.. Знаешь, после того, что у нас было, я готов раскрыть тебе все свои тайные карты.

Аня иронично улыбнулась.

– Все карты не стоит. Вот скажем... у тебя есть жена?

Стандартный вопросик. Первый уровень сложности.

– Есть, – сказал я. – То есть была. Она умерла четыре года назад. Пневмония...

Она кивнула:

– Сожалею.

– Что ещё?

– Дай подумать... – Аня задумалась, приставив указательный палец ко лбу. Так она выглядела очень красивой, я аж захотел её снова, хотя уже далеко не пацан, который может делать это каждые десять минут.

– Дети?

– Нет, детей нет.

– Понятно.

Она замолчала. Немногое же ей удалось от меня выпытать. Я уже начал праздновать маленькую победу, когда она вдруг вскинула голову и спросила:

– А снег тебе нравится?

– Какой снег?

– Какой, какой... – передразнила она. – А вот такой.

Я молча посмотрел на вихрь снежинок, кружащихся на ночном небе. Снег... Да, снегопад мне нравился, но явно меньше, чем ей. Все эти белые хлопья, пикирующие с невообразимой высоты... Когда я смотрел на них, в сердце словно что-то шевелилось, поскребывая волосатыми лапками по стенам. Ощущение было не слишком приятное.

– Да, – ответил я. – Мне нравится.

– И что тебе хочется делать такими снежными вечерами?

Какого чёрта! Я выпрямился.

– Знаешь, девочка, твои вопросы мне не нравятся. Интервью окончено, о’кей?

Аня смотрела на меня со своей неприлично пробирающей смесью иронии и грусти на лице. Я отвернулся.

– Не хочешь отвечать... – полуутвердительно сказала она.

– Не хочу. И не буду. И вообще, пора ехать.

Я толкнул было рычаг коробки передач, но следующие её слова приковали меня на месте, превратив в живой манекен:

– И часто ты убиваешь девушек в ночь снегопада?

Перед глазами полыхнула красная вспышка. Она угасла так же быстро, как ушла... но всё изменилось. Вспышка забрала с собой нечто неуловимое, но крайне необходимое. Салон «УАЗика» стал другим. Мерное урчание мотора приобрело иной оттенок. Жёлтая лампа на потолке засветила ярче.

И я тоже изменился. Я ещё не полностью ощутил это, но сие было так.

В салоне повисло молчание. Я сидел, уставившись в пустоту, не думая ни о чём – в голове, как заезженная пластинка, вращалась только одна мысль: «убиваешь девушек... убиваешь девушек... ». Наконец я разлепил пересохшие губы и прохрипел, не узнавая собственного голоса:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты знаешь, – голос Ани стал твёрдым и жёстким. Я почему-то боялся посмотреть в её сторону – боялся, что на синем чехле кресла увижу вместо черноволосой девушки адское создание, вперившее в меня злые красные глазки. Я боялся...

– Ничего я не знаю, – упрямо сказал я. Боль в голове усиливалась, переходя все мыслимые границы. Свет множился, отражался и растекался по чёрному стеклу, заволакивая всё. Я вдруг подумал, что просто сплю и вижу плохой сон. Это меня немного успокоило.

– Знаешь...

– Нет...

– Знаешь...

– ДА НЕ ЗНАЮ Я, ЧЁРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ!

Даже не крик, а рёв загнанного зверя. Все оставшиеся силы покинули меня вместе с этим последним порывом бессмысленного оправдания. Я обмяк, как разорванный воздушный шарик. Я сдался. Я вспомнил всё. Утерянные воспоминания разорвали стены темницы, которую я для них возвел... и вырвались на свободу, обрушиваясь лавиной на ничем не защищённый разум. Как бесчисленная армия снежинок...

Хруст веток под ногами. Снег валит так, что, кажется, весь мир осыпается на крохотные белые частицы. И страшная, ужасающая тяжесть на руках – потому что я, пошатываясь и прогибая ноги, несу нечто, завёрнутое в толстое одеяло с вышитыми цветочками...

– Кто ты такая? – выдохнул я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. «Не смотри на нёе», – предупреждающе шепнул голос в голове, но я всё равно повернулся в сторону Ани. Мысленно сжался, готовый к худшему... но это была она. Милая девятнадцатилетняя девчушка, выглядящая очень грустной и потерянной, и всё. Никакого ужасного создания, скалящего на меня острые зубы. Я шумно выдохнул.

– Я та, которая мертва.

Аня не двигалась; губы, кажется, не шевелились вообще, но её голос продолжал звучать.

– Этого не может быть, – прошептал я, машинально поднося руки ко лбу, чтобы перекреститься. – Этого... не может... быть...

– Ты убил меня, – продолжала Аня, не обращая ни малейшего внимания на мои судорожные жесты.

Запах мёрзлой земли, бьющий в нос... Лопата, расшвыривающая почву...

– Не может быть...

Я повторял одно и то же, как заведённый; мысли мои путались. Всё вокруг рушилось, всё меняло очертания и перевоплощалось. Салон «УАЗика» уплыл куда-то далеко, и я остался в полной темноте один... один с Аней. Её не было видно, но я чувствовал её незримое присутствие в чёрной пустоте, выплеснувшейся в мою душу. Пустота заполняла меня, как фарфоровый сосуд, заполняя и обжигая изнутри, и в какой-то момент я исчез, провалившись в бескрайнюю колючую бездну.

Потом... потом я увидел себя.

Сегодня ночью звёзд не видно – все они сокрыты за серой мрачной завесой туч. Я выбираюсь из машины и некоторое время стою, наблюдая, как носки моих ботинок покрываются снегом. Снежинки лениво падают, покачиваясь из стороны в сторону. Скоро это мне надоедает, и я стряхиваю снег, обнажив чёрные проваксенные ботинки. Довольно присвистывая, обхожу автомобиль сзади и вынимаю из кармана ключ багажника. Пальцы в перчатках движутся неуклюже и скованно – я трачу добрую минуту, пытаясь просунуть ключ в щель замка. В любой другой день я бы нетерпеливо матерился про себя, но не сегодня. Сегодня ничто испортит мне настроения. У меня в багажнике лежит молодая красивая девушка, и мне предстоит чудесный вечер. Всё о’кей, всё в норме. Я с силой поворачиваю ключ и откидываю дверцу багажника. Несколько секунд смотрю в её глаза, полные слёз, ужаса и беспомощности. Это доставляет мне удовольствие.

– Добрый вечер, милая.

С этими словами я наклоняюсь к ней и поднимаю на руки. Она даже не пытается брыкаться или выкинуть подобный номер. Она слишком напугана тем, что происходит. Я несу её в лес, чувствуя руками дразнящую теплоту её тела и упругие формы. Но я пока держу себя в узде. Я её заполучу очень скоро, а перед этим нужно немного себя, так сказать, завести. Да и безопасность не последнее дело...

Я прохожу около ста шагов. Девушка пытается мне что-то сказать сквозь кляп. Наверное, просит о пощаде. Не останавливаясь, я отрицательно качаю головой. Не стоит мне ни о чём говорить, я глух, как дерево. Потом она, наконец, начинает судорожно биться у меня в руках, стараясь высвободиться. Я довольно усмехаюсь, без особого труда сдерживая её попытки. Глупая, даже если я выпущу её из рук, куда она денется, раз руки-ноги связаны?..

Пришли. Я укладываю её спиной прямиком на свежевыпавший снег. Она ёжится от холода, когда ледяной дух снега пробирает её сквозь тонкие джинсы и топик. Ничего, потерпит. Так хочу я. Наклонившись к ней так, что едва не касаюсь лица, я достаю из кармана складной перочинный ножичек и гордо демонстрирую ей. На лезвие тотчас оседают вездесущие снежинки. Девушка дёргается и мычит. И без того большие чёрные глаза расширяются, кажется, до бесконечных размеров. Ещё секунда – и она потеряет сознание, поэтому я спешу заверить её:

– Не бойся, я только перережу верёвки.

Дёргания становятся тише. Но я вижу, что она мне всё ещё не верит. Что ж, дело её. С моей стороны пора подбросить немножко животного страху:

– Но если ты не будешь меня слушаться... клянусь, я буду полосовать тебя ножом, пока ты не сдохнешь. Медленно. Так что... без трюков, ладно?

Череда быстрых лихорадочных кивков. Похоже, она готова. Я сажусь у её ног и начинаю возиться с толстой верёвкой, опутавшей щиколотки. Она дышит неровно, ожидая, что вот-вот лезвие соприкоснётся с её кожей. Но я не собираюсь этого делать, просто перерезаю верёвку. Девушка шевелит ногой – кажется, она всё ещё не верит, что я освобождаю её. Потом перекатываю её на спину и перехожу к рукам, завязанным за спиной. Скоро руки тоже остаются без привязи, и я отхожу от неё. Она медленно садится и пытается развязать платок, завязанный вокруг рта. Когда это удаётся, она с отвращением выплёвывает засунутый в рот кляп. Не то чтобы эта тряпка столь уж воняет – это кусок чистого полотенца, и ничего такого. Но ей, похоже, он не очень нравится.

Пора начать концерт.

Я подхожу к девушке, которую шатает, даже когда она сидит. Она смотрит на меня снизу вверх. В глазах только страх. Великое чувство. Я люблю страх – и особенно люблю видеть его в глазах молоденьких девушек.

Я опускаюсь на корточки. Она прячет взгляд, смотря куда-то вниз, на землю. Приставив палец к её челюсти, я заставляю девушку смотреть на меня. Она вся дрожит и пытается что-то прошептать. Язык заплетается, поэтому я ничего не могу разобрать. Разве что слышу весьма расплывчатые обрывки слов: «.. пожа... не на... ».

– Как тебя зовут?

Она продолжает лепетать свои словечки. Меня вдруг охватывает ярость.

– Как тебя зовут, спрашиваю!

Она замирает, подняв локоть в защитном жесте, будто это ей чем-то поможет. Я жду. Увидев, что я сижу, девушка опускает руку и говорит:

– ... ня...

– Как?

– А-ня... – уже более чётко, выговаривая по слогам.

– Хорошо, Аня, – киваю я, начиная неприкрыто разглядывать её. Хорошие грудки, хорошая талия... – Так вот, Аня, не могла бы ты оказать мне одну услугу... снять с себя все эти тряпки?

– Нет... – шепчет она, отодвигаясь от меня подальше. Голос тихий, но напряжённый до предела – вот-вот сорвётся на всепробивающий визг. Я равнодушно пожимаю плечами и снова извлекаю на свет давешний ножичек. Представить реакцию девушки не составляет труда. Трясущимися руками она начинает стаскивать с себя джинсовую куртку. Ткань возбуждающе шуршит, и мой братец в своей норке подаёт первые признаки жизни. Я улыбаюсь. Девушка кладёт куртку рядом с собой на снег и останавливается. Я вопросительно смотрю на неё. Она еле слышно говорит, наливаясь пунцовой краской:

– Холодно...

– А мне по фиг, – отрезаю я. – Продолжай.

Груди теперь хорошо обозначены под полупрозрачной гавайкой. Я не замечаю, как жадно облизываюсь при взгляде на аппетитные бугорки. Но девушка-то это отлично видит, и её лицо перекашивает гримаса отвращения. Она не смеет мне возражать и начинает искать «молнию» топика. Мне кажется, что она водит пальцами по топику целую вечность. Я уже начинаю подумывать, а не прикрикнуть ли на неё ещё разок, когда раздаётся жужжащий звук, изливающийся в мои уши небесной мелодией. Девушка не торопится снимать топик, застенчиво придерживая его руками, и это вызывает во мне ещё одну вспышку бешенства. Чего тут целку строит, точно четырнадцатилетняя, думаю я и замахиваюсь ножом. Прежде чем она успевает что-либо предпринять, лезвие со свистом проносится в сантиметре от миловидного лица. Я вроде как сделал простое предупреждение, но на самом деле не рассчитывал движение. Будь она чуточку ближе, нож унёс бы с собой часть её носа.

Девушка вскрикивает и, наконец, опускает руки, прижатые к груди. Топик падает вниз, открыв моему взору её груди. Маленькие, упругие, девичьи... Я облизываюсь снова, на этот раз уже вполне осознанно.

– Иди сюда.

Она неуверенно приближается. В полутьме лицо кажется бледным донельзя. Когда она останавливается в шаге от меня, я делаю стремительный шаг вперёд и заключаю её в объятия, прижимая к себе. Грудки упираются к надписи «ADIDAS» на моём свитере. Они уже холодные и оттого ещё более для меня привлекательные. Девушка дрожит, как осенний лист на ветру – боится или мёрзнет? – но не сопротивляется. Отлично. Я смотрю ей прямо на лицо и припадаю губами. Она пытается отвернуться, спрятать свои губы от моих, не дать проникнуть... но напрасно – я быстро выискиваю их и грубо засовываю свой язык в её рот. Девушка нечленораздельно мычит, когда я целую её взасос. Я приглаживаю руками её спину и волосы. Кажется, она уже плачет – по крайней мере, щеками я касаюсь чего-то мокрого. Оторвавшись от ротика, я целую подбородок, потом шею...

Девушка по-прежнему стоит, как истукан, и ничего не предпринимает в свою защиту. Да, она плачет – я вижу струйки солёных слёз, стекающих по щекам на подбородок, и слизываю одну из струй. Вкус, как у рассола, который я пью по утрам с похмелья, но лучше, лучше во сто крат. Начиная распаляться, я плавно опускаюсь на колени, не забыв по дороге основательно помять предмет своего вожделения, и вжикаю замком её брюк. У неё смешные розовые трусики, такие тонюсенькие, что почти всё видно насквозь. Почти, но не всё. Брюки, лишённые подвески, бесшумно падают вниз, трусики отправляются за ним. Девушка что-то шепчет. Н мои волосы капают слёзы с кончика её носа. Я чувствую, что ей хочется скрестить ноги, и усилием мысли заставляю её отречься от этой мысли. Она стоит...

Я вижу её сокровенное место перед собой, на расстоянии пальца... и вдруг, сам не осознавая, что делаю, провожу по нему языком снизу вверх. Я никогда ранее не делал такого, и ощущения для меня новы. Они тем более остры, что я ощущаю весь стыд девушки... и то, как по её телу снова проносится дрожь, на этот раз от неведомого удовольствия. Ей страшно, ей не хочется этого... но ей приятно. Я просовываю язык дальше, представляя, что ем яблоко, душистое и зелёное. Волоски вокруг лона начинают намокать. Я вожу языком ещё несколько раз и на этом заканчиваю. Хватит с неё удовольствия, не для того я её сюда притащил, чтобы она потекла. Быстро встав, я хватаю девушку за волосы и резко тяну вниз. Не ожидавшая ничего подобного, она пронзительно кричит, теряет опору и валится на снег. Холод пронизывает её с головы до ног, и крик её становится ещё истошнее. Я ухмыляюсь и наступаю ей на спину, пригвоздив к земле. Забавляюсь тем, что наблюдаю за реакцией девушки, перенося вес тела на ногу, которая лежит на ней. Он визжит, и под этот аккомпанемент я освобождаюсь от брюк. Свитер остаётся на мне – не хватало ещё пневмонию схватить. Да и для маленького братца не ахти как полезно долго находиться на холоде, но... ладно, выдержит.

Я опускаюсь на четвереньки над ней. Девушка не пытается встать – она лишь приглушённо всхлипывает, уткнувшись лицом в снег. Я медленно, смакуя каждое мгновение, раздвигаю её ноги и начинаю приближать к ней своего покачивающегося из стороны в сторону бойца. Но едва член касается девушки, она вдруг с истошным криком переворачивается на спину, едва не сбив меня с себя. Я изумлённо хлопаю глазами, видя, как она со всей силы ударяет меня кулаком по лицу. Потом – ещё раз. Боли я не чувствую, это чувство словно отключили. Но это не мешает мне прорычать от бешенства и прижать её руки к земле, придавив локтями. Так, теперь девушка дрыгает ногами. Ну это легко – я сплетаю свои ноги с её ногами, заклинив, полностью обездвижив. Всё, теперь она не может сопротивляться, но пытается со всех сил. Упрямая, блин. Я вижу её лицо, перекошенное в крике, раскрасневшееся от прижимания к снегу. На грудях и животе тоже виден прилипший снег. Я нахожу это совершенно очаровательным в своей сексуальности и, наконец, начинаю вводить член в неё. Она пытается сжать ноги и помешать мне. Напрасно...

Я нагло улыбаюсь девушке в лицо и резко проникаю в неё. Хлоп. Она тут же перестаёт сопротивляться, вся поникнув, став словно бы ватной куклой. Я знаю, почему. Потому что дело уже свершено, а после драки кулаками не машут. Превосходное ощущение охватывает меня, когда я начинаю двигаться вверх и вниз. Вроде бы давно знакомые движения, испытанные на многих женщинах... но, оказывается, совершенно иначе, если ЭТО делается против воли партнёрши. Пьянящее чувство возносит меня ввысь, и я ускоряюсь. Девушка тихо хныкает и иногда дёргается в стороны, но это не мешает. Вот так... так... Всё!

Я вскакиваю и снова хватаю девушку за волосы. Снова она не готова, и снова заснеженный лес прорезает крик. Ничего, думаю я, гулять, так по-разному. Она кое-как приподнимается на колени; рыдания возобновляются с новой силой. Я стою перед ней и многозначительно молчу. Наконец она вроде понимает, что от неё сейчас требуется, и с содроганием приближается к члену. Она берёт в рот только самый кончик члена, да и то не собирается работать старательно. Поэтому я обхватываю её голову руками, как футбольный мяч, и тяну к себе. Конец, торчащий вперёд, как лом, вдавливается вовнутрь. Гайка и болт... Несмотря на сопротивление, я засовываю это до самого основания. Она хрипит и давится, сотрясается в приглушённом кашле. Но я не вытаскиваю свой клинок, даже наоборот, сжимаю голову сильнее. Ей ничего не остаётся, кроме как продолжать делать то, что она делает. Я поднимаю лицо навстречу падающим снежинкам и улыбаюсь. Ночь, тьма, снег и два человека. Гулкие причмокивания. «Напряжение» в паху катастрофически нарастает – сие означает, что конец близок. Я сжимаю губы, вплотную притягиваю девушку к себе и кончаю. Кончаю долго, считая снежинки у себя над головой. Гормоны сегодня в ударе – из меня изливается без малого пол-литра жидкости, и вполне предсказуемо, куда всё это добро уходит.

Всё. Буйство проходит, оставив меня наедине с содеянным. Я растерянно гляжу на девушку, стоящую передо мной на коленях и едва не захлёбывающуюся. Что я наделал? Как это случилось?.. И главный вопрос, от которого меня бросает в жар и холод – что мне делать теперь?.. Я отхожу от девушки, что-то буркнув ей под носом – впрочем, она меня всё равно не слышит. Кажется, я сказал что-то вроде: «Извините».

Ответ на последний вопрос, как ни странно, находится довольно быстро...

Хруст веток под ногами. Снег валит так, что, кажется, весь мир осыпается на крохотные белые частицы. И страшная, ужасающая тяжесть на руках – потому что я, пошатываясь и прогибая ноги, несу нечто, завёрнутое в толстое одеяло с вышитыми цветочками... Я несу это к только что выкопанной яме глубиной два метра. Пот катится с меня градом: копать землю в это время года – занятие не из лёгких. Я с облегчением кидаю одеяло и то, что в нём завёрнуто, в чёрную яму. Бух. Не глядя на это, я подбираю лопату снова и начинаю работать. Запах мёрзлой земли, бьющий в нос... Лопата, расшвыривающая почву... Всё сменяет друг друга с лихорадочной быстротой, и скоро яма исчезает. На её месте – по-прежнему равнина. Я отставляю лопату и, тяжело дыша, закрываю глаза. «Этого не может быть, – говорю я себе. – Этого не может быть. Это всё видение. Ничего этого не было. Не было... »

Я очнулся в холодном поту, жадно ловя ртом воздух. Рубашка вся прилипла к телу и невыносимо жгла; волосы стали совершенно мокрыми и тонкими змееобразными прядями лежали на лице. Сердце стучало так, словно хотело вырваться из груди и убежать вон. Я обвёл мутным взглядом пустой салон, освещённый электрический светом. Никого. Аня ушла.

Сон...

Нет, не сон. Я тяжело застонал и снова закрыл глаза. Никакой это был не сон. Это всё было на самом деле. События трехлетней давности, старательно утопленные в сером омуте подсознания... Но не знал я, что с годами омуты могут пересыхать и тайное становится явным. Воспоминания ожили и настигли меня здесь, на этой пустынной дороге.

– Да. Именно так и было.

Я нисколько не удивился, услышав её голос. Голос девушки, которую я изнасиловал и убил. Просто устало посмотрел на неё, на её уже осточертевшие джинсовку и гавайку.

– Тебя здесь только что не было, – сказал я.

Аня поднесла руки к лицу, словно желая убедиться, что она существует на самом деле. Потом мельком взглянула на меня.

– Меня нет уже три года. Ты убил меня.

– Скажешь тоже... Тогда почему ты сидишь здесь, рядом со мной? Почему ты час назад трахалась со мной, напросившись, как последняя шлюха?.. Почему ты вообще вернулась?!

Аня сокрушённо цокнула языком.

– Нет, ну вы посмотрите на этого человека: после всего, что сделал, он ещё в чём-то обвиняет меня. К твоему сведению, это вовсе не я заставляла тебя совокупляться со мной, и не я задушила тебя. Всё это начал ты.

Меня поразила догадка. Хотя «поразила» – не то слово. Я вообще больше не был способен в жизни чему-то удивляться или бояться. Я выдохся. Просто... я внезапно понял, к чему всё это катится.

– Значит, в отместку ты решила мне отплатить тем самым? Завлечь в это место в ночь такого же снегопада, как и тогда, заставить меня трахнуться с тобой и убить?

Аня подняла руку и указала на зеркало салона.

– Ничего ты не понимаешь. Не я, а ты сам. Ты, и никто больше.

Я посмотрел на зеркало, уже зная, что меня там ждёт. На блестящей поверхности отражался не я, а уродливое существо, покрытое махровой коричневой шерстью. Пупырчатая бесформенная голова, почерневшая дряблая кожа, глаза, источающие кроваво-красный огонь... С длинных острых клыков медленно стекали густые капли крови. Но самым ужасным было не само чудовище, а его невообразимое, гротескное сходство со мной. Это не я, попытался уверить я себя, отлично зная, что неправ. Это был я. Я!

– Вот кто ты есть на самом деле, – раздался справа голос Ани.

Я лихорадочно оглядел себя с ног до головы. Зелёный свитер... Серые отутюженные брюки... Пальцы с поломанными ногтями... Нет, я ещё не был чудовищем. Я был человеком. Но зеркало... оно утверждало обратное.

– Господи... – простонал я.

Аня кивнула:

– Да, это ты. А я никто. Я мертва... Гнию там, где ты меня закопал, уже три весны. Нет никакого загробного мира, нирваны или вечного рая для невинно убиенных. Я мертва... вот и всё. Черви сожрали моё тело.

Я с трудом вслушивался в её слова.

– Но ты здесь...

– Меня здесь нет. Меня придумал ты сам – так сказать, всего лишь плод воображения... Знаешь, в чём твоя проблема? В тебя запихнуто слишком много. В то время как одна часть тебя насилует и убивает ни в чём не повинных девушек, вторая часть трусливо комкает эти воспоминания и засовывает их в самый дальний угол памяти – там, где ты не сможешь их достать... а ещё одна часть тем временем тихо готовит наказание за то, что сотворили все остальные.

Кажется, я понял, о чём она толковала. По крайней мере, мне так показалось. И стало по-настоящему страшно – я почувствовал, как на голове разом шевельнулись волосы.

– Тебя нет.

Аня кивнула. Я протянул слабеющие руки к ней, но мои пальцы прошли сквозь неё. Она не светилась зелёным светом, не была прозрачной или черно-белой... просто я не мог её коснуться.

– И всего этого тоже нет...

Я рассмеялся, уставившись в потолок кабины. Надо же. Всё – обман, иллюзия, подстроенная моим сознанием. Как по Фрейду. Замечательно.

Наверное, я смог бы при желании стереть в пыль образы, которые меня окружали и которые на самом деле не существовали. Раз уж я их создал, то я мог их и разрушить. Но я не делал этого, хотя знал, что если я не избавлюсь от цепких пут иллюзии, мне уже никогда не вырулить к жизни. Наверное, я устал – просто по-человечески устал. Мне хотелось спать. Я откинулся на кресле, почувствовал под собой мягкий войлок, расслабился и закрыл глаза. Аня ещё была здесь, она смотрела на меня сверху вниз, но её присутствие мне нисколько не мешало. Сладкая истома охватила всё тело, увлекая в бескрайнее пространство, где носились невидимые тёплые волны и белые хрустящие снежинки, которые не обжигали холодом, а были ласковыми и тёплыми.

И на самой грани, когда я почти растворился в окутавшей меня вязкой субстанции, я услышал над ухом тихий голос Ани, который шептал:

– Знаешь... тебя тоже уже нет...

Из газетной статьи:

Вчера ночью на одной из грунтовых дорог, примыкающих к шоссе №67 близ города N, произошло ДТП со смертельным исходом – автомобиль «УАЗ» 98-го года выпуска на большой скорости потерял управление и съехал с дороги, столкнувшись с деревом. Водитель, не застёгнутый на ремень безопасности, судя по всему, умер мгновенно в результате обширной черепно-мозговой травмы, полученной от удара головой о руль. Так как данный участок дороги весьма удалён от главного шоссе, тело было обнаружено только под утро бригадой лесорубов. В связи с этим случаем хочется предупредить всех водителей, что из-за сильного снегопада аварийность на дорогах в последние дни резко выросла, и...