Солнце светит всем Часть 13

Фальцо и провал операции «Виния»

Исанкло быстро освоилась с требованием господина появляться в помещении совсем без одежды: не раз и не два ей в качестве наказания приходилось демонстрировать всему имению следы от розог.

– Служить мне, – говорил ей захмелевший господин, – можно и без туники! Девушке с твоей фигурой нечего прятать под туникой. А хождение босиком приучает девушек к очень эротичной походке!

Кроме лицезрения прелестей молодых девушек, Фальцо имел один серьезный грех – он любил покушать. В этом плане покупка Исанкло оказалась настоящей находкой. Девушка много времени провела на кухне у Циннамуса и выучилась неплохо готовить. Опальный сенатор обожал всякие лакомства, и теперь настала очередь полицейского чиновника дегустировать патрицианскую кухню.

«Одно плохо, – думал он, – мой друг Торакс слишком жадный и дал мне слишком мало денег! Впрочем, расходы на покупку этой девчонки многократно окупились, я выслал деньги жене, но от моего старого друга я ждал гораздо больше…»

Фальцо ничуть не трогали мысли своей рабыни. Он думал о донесении своих агентов. Над Тораксом и его детьми сгущались тучи.

«Мне надо быть поближе к нему! – рассуждал он. – При этом начальство устроит мне выволочку за то, что я упустил Винию. А если начальник оценит прелести моей рабыни? Тогда есть шанс выскочить сухим из воды!

Дред Луций, начальник Фальцо не замедлил появиться в доме своего чиновника, чтобы услышать доклад в приватной беседе. «Официальные пергаменты всегда успеем оформить! »

Фальцо, как опытный чиновник начал с шикарного обеда. В соус к мясу были добавлены высушенные и мелко растолченные паучьи лапы. Именно на лапах у пауков находятся совокупительный орган. Этот порошок делал гигантами даже старичков.

Уже на сладкое верная Исанкло подала на стол блюдо с восхитительными кусочками творога, обжаренными в масле, и чашу с медом, отметив про себя, что чудо-порошок начал действовать.

«Много они не съедят, – думала она, наливая господам красного вина. А что не съедят они – съем я! Хвала богам, мой господин не считает, что рабов надо морить голодом! » Впрочем, за службу и работу он спрашивал с Исанкло достаточно строго и не миновать бы девушке розог, если бы Дред нашел обед невкусным. Впрочем, не только кухаркой и прислужницей за столом ей предстояло сегодня быть.

– Наш гость должен уйти отсюда полностью удовлетворенным! Твоя задача молчать и покорно делать все, что мы прикажем! А если рискнешь распускать свой язычок, как тогда на вилле… Отрежу вместе с головой!

– Слушаюсь, господин! – Исанкло по приказу господина была избавлена от кольца и теперь привыкала к роли настоящей женщины. – А что мне надо будет делать? – Исанкло давно разучилась краснеть, но и гнева господ на себя навлекать тоже не хотелось.

– Вспомни, что ты видела, когда у меня в гостях были Танда с Гаером!

– Я так никогда не делала, господин, но я постараюсь!

– Плохо будешь стараться, – Фальцо многозначительно показал в угол, где в амфоре ждали своей очереди длинные прутья, замоченные в уксусе.

«Впроголодь не держит. Наказывает только за дело, и работой не перегружает! Грубо не насилует, даже трахая в задницу, не забывает о гусином сале, – рабыня была в общем довольна своим господином. – Однако почему кроме меня он берет с собой спать мальчиков? Неужели они могут дать ему то, что не могу дать я?

Рабыня, имея опыт общения с господами, никак не выражала своего недоумения.

А начальник к концу обеда вдруг понял, что к нему вернулась мужская сила.

«Неужели эта хорошенькая рабыня могла так возбудить меня своей наготой? – не понимал Дред. – Дома у меня много рабынь и мальчиков разного возраста, но до них мне уже давно нет никого дела, а тут…»

Оказавшись между двух мужчин, она быстро освоилась с новыми ощущениями.

«Так меня никогда… – только и смогла подумать она, чувствуя, как в кишке и во влагалище трутся фаллы Фальцо и его начальника.

«А ведь я могла бы обслужить и еще одного, – думала вошедшая во вкус девушка, успевшая попробовать заповедного порошка, – или одну…»

– Продай мне свою рабыню! – предложил сомлевший Дред.

– Продам, но чуть позднее, – дипломатично согласился Фальцо. – Она мне еще нужна для важного государственного задания!

«Неужели мне снова придется менять хозяина? – Исанкло ловко обрабатывала языком фалл высокого гостя. – Похоже, я переложила волшебного порошка! »

– Что, пауками накормила? – не успела за начальником закрыться дверь, как Фальцо решил устроить рабыне выволочку. – Теперь Дреду понадобилась ты, а что буду делать я? – на Исанкло обрушивалась одна оплеуха за другой.

«И все-таки я ему не безразлична, – Исанкло поняла, что Фальцо проболтался. – Значит, пауки действуют! »

Фальцо был рассержен не на шутку, и запас прутьев в амфоре заметно уменьшился.

«Никуда ты от меня не денешься, – измученная Исанкло глотала слезы и вертелась под жгучими ударами. – Теперь я нужна тебе, и не только по государственным делам! »

Море

«Вот оно, море! – Гаер притулился у борта судна, ощущая своей спиной тепло нагретого солнцем деревянного борта. – Никогда не устаешь глядеть на волны! » Густой запах сосновых деревьев из близлежащего леса висел в горячем южном воздухе. Суета небольшой гавани порта стихла, когда население устроило полуденную сиесту. Как только город проснется снова, и капитан закончит пополнять свои запасы воды и пищи для долгого рейса, они должны отплыть.

– Нельзя экономить на пище для гребцов во время плавания, – объяснял капитан Гаеру, – рабов на гребных судах надо хорошо кормить. Так загребной получает у меня фунт мяса или рыбы в день!

– И животы у них не лопнут? – поинтересовался Гаер. – Отец говорит, что сытый раб – испорченный раб!

– Это серьезная и тяжелая работа! Кроме того, голодные матросы на борту могут устроить бунт. Рядом нет имперских легионов, и есть реальная возможность угодить за борт. У меня всего три вольнонаемных матроса, мой помощник и повар.

– А как же вы заставляете работать эту свору? – спросил Гаер.

– Политика вашего отца помогает. Пять лет честной службы, и раб получает свободу! Мысль о ней подгоняет гребцов лучше всяких плетей. Впрочем, если что, на море используется «кошка», кусок каната с узлом на конце. Одна порка – год дополнительной службы! Эффект замечательный. Обрати внимание, матросы, если не считать набедренных повязок, голые, так как ветер принес тепло. Но следов от плетей у них нет. Впрочем, такие порядки царят далеко не на всех имперских кораблях, поэтому бывают всяческие осложнения.

– Наши рабыни не могут даже мечтать о свободе, – заметила Танда. – А для чего им свобода?

Тут матросы подняли на борт груз: двух забрызганных грязью рабынь с порезанными и кровоточащими с дороги ступнями и голенями. Бич извлек последние запасы сил из измученных тел, сил самим подняться на палубу у них уже не было. Рабынь подняли на борт в сетке лебедкой и свалили на палубу как мешки.

– Грязи на судне не потерплю! – сказал капитан. – Отмыть!

Матросы веселясь и отпуская шуточки по поводу прелестей рабынь, стали окатывать из забортной водой.

– Хорошая морская ванна! – усмехнулась Танда. – Наших четвероногих животных папа отдал на попечение управляющему Торакса в Вольграде. А этих возьмем с собой!

Корабль был небольшой, но вместительный, с низкой осадкой. Судно было оснащено, как одно из многих торговых. Оно было глубоко загружено и плыло тихо. Несмотря на весла для маневрирования в порту или в прибрежных водах, скорость определялась направлением и силой ветра.

«Может, высечь? » – мысль о пруте, щелкающем по приятной заднице Пикколо, возбудила Танду, и она была близка к тому, чтобы поманить девушку к себе, но уголком глаза уловила движение на противоположной пустынной стороне причала.

Она повернулась и увидела приближающегося мужчину, сопровождаемого обнаженной девушкой-рабыней, несущей на спине груз. За исключением того, что это был час сиесты, в этом не было ничего странного. Подобные картины были достаточно распространены и обычно лишь тогда заслуживали второго взгляда, если девушка была необыкновенно привлекательна. Что было необычно, так это цвет, или точнее цвета кожи, которая не была белой, или коричневой, или черной, но многоцветной. Красный, зеленый, синий, желтый, оранжевый – тело девчонки, казалось, было расцвечено всеми цветами радуги.

– Гаер, смотри, – толкнула Танда под руку брата, – я прежде никогда не видела чего-либо подобного.

– Интересно! – он наклонился вперед в попытке разглядеть поближе, но мужчина и ярко раскрашенная девушка теперь скрылись от взора под бортом судна. Он услышал звук голоса незнакомого мужчины, задающего вопрос, и грубый голос отвечающего шкипера.

Новые попутчики

Минутой или двумя позже раздались звуки шагов по сходному трапу, и показался сам шкипер. Торакс, щурясь, открыл глаза, поднял голову и вопрошающе взглянул на него.

– Извините меня, господин, – почтительно сказал шкипер Тораксу, владельцу судна. – Пришел человек, ищущий рейс на Роднеро для себя и своей рабыни. У Вас не будет никаких возражений, если мы выделим им место? Они станут спать на палубе, так что будут стеснять Вас только в течение дня. Мужчина, кажется, приличный мастер в своем ремесле!

– Я предпочту охарактеризовать себя, господин, скорее как художника, а не ремесленника, – произнес новый пассажир вкрадчивым и слегка елейным голосом. Затем незнакомец показался, встав рядом с капитаном, улыбаясь и низко кланяясь Тораксу. – Художник, чей холст – человеческое тело. Смогу ли я иметь честь показать Вам образец моего скромного искусства, господин?

– Подойди сюда, – голос вдруг потерял всю елейную сладость. – Быстрее! Не держи господ в ожидании. Поставь сейчас груз на палубу, так чтобы они могли увидеть всю красоту моей работы!

– Вот это да! – Танда увидела, что тело рабыни было с головы до пальцев ног покрыто яркими цветными изображениями змей, быков, лебедей, фавнов, кентавров и богов, перемежавшихся обнаженными женщинами, корчившимися в кричащем изобилии на груди, вниз по бедрам и голеням и даже распространяющимися на щеки и лоб.

– Позвольте мне представиться, господин, – продолжал мужчина смиренным голосом. – Евломпус, господин, татуировщик, и думаю, могу сказать, что достаточно искусный.

– Повернись кругом, Павлония, – он протянул руку к девушке, чтобы развернуть ее, и Гаер заметил, как съежилась девчонка от прикосновения. – Здесь… э-э… особенно хорош розовый Амур над Психеей, на левой ягодице. Я хотел бы, чтобы Вы эту композицию увидели! Заметьте, когда она двигает своим задом, это фактически создает впечатление намерения этих двоих слиться вместе!

– Замечательно, – сухо произнес Торакс. – Мне кажется, нет ни одной части тела, которую бы Вы не изукрасили.

– Верно, господин, для меня сейчас осталось немного, на чем упражняться в своем мастерстве. Я думаю, только между пальцев ног и под сводами ступней. Возможно, если Вы будете достаточно любезны, чтобы разрешить доброму капитану предоставить мне проезд до Роднеро, то я помогу заполнить дорожную скуку росписью немногих оставшихся областей.

– А что потом? – спросила Танда.

– Затем, когда работа будет завершена, я либо сохраню ее как образец, либо продам как произведение искусства, и приобрету другую, чтобы она выступала в качестве холста для моего гения!

– Мне кажется, что процесс весьма болезненный для вашего холста, – сказал Торакс мягче.

– Если судить по крикам, должно быть так, господин. Если крики, пока я буду над ней работать, станут Вас беспокоить, Вам нужно только сказать это, и я немедленно заткну Павлонии рот. С другой стороны, я вижу, что у Вас здесь есть две девушки, и если Вы желаете, я буду рад проявить свое искусство на них!

– Отец, может, закажем Амура и Психею на заду у Пикколо? – нетерпеливо спросил Гаер. – Это было бы очень забавно, пересекать прутом Амура, залезающего на Психею каждый раз, когда она заслужит порки!

– Нет, не можешь, – твердо произнес Торакс. – Это на первый взгляд кажется заманчивой идеей, но вскоре тебе это наскучит, и ты пойдешь в школу, когда прибудешь в Роднеро, а учителя не будут высокого мнения об ученике, чья личная рабыня имеет приглашение к сексу, вытравленное на заднице!

– Мне надо подготовиться к тому, чтобы получить некий абстрактный заказ, выполненный на Бестии, – ухмыльнулся Торакс, – но, думаю, прежде чем я приму ваше предложение, мне хотелось бы на самом деле увидеть Вас в работе.

– Конечно, господин, конечно, нет никаких проблем, – воскликнул мужчина. – Достань здесь же немедленно колодки и мой ящик с инструментами!

Гаер заметил, что руки девчонки дрожали, когда та рылась в связке узелков, которые принесла на своей спине, что слезы бежали вниз по лицу, когда она повернулась назад к своему хозяину с небольшим деревянным ларцом в руке.

– Хорошо, Павлония, ложись на спину, – нетерпеливо приказал мужчина, забирая ларец. – Ноги в колодки!

Евломпус заставил девушку положить ноги на одну колоду, придавил сверху второй и замкнул металлический штырь. Теперь девушка не могла шевелить ногами, даже если бы очень захотела. Художник связал ей руки, и затем левой рукой раздвинул пальцы на ноге.

Девушка начала неудержимо рыдать, хотя мужчина еще даже не приступил к работе.

– Я буду, – продолжал Евломпус, обращаясь к Тораксу, – татуировать изображение головы ящерицы, выглядывающей между большим и вторым пальцами ноги. Она будет зеленой с красным языком, красным гребешком и желтыми глазами. Сначала я размечаю рисунок углем, и потом выполняю саму татуировку цвет за цветом.

Минуту он сидел, рисуя, голова склонилась над ступней. Затем он вернул мелки в ящик и вынул иглу на большой деревянной рукоятке. Девушка в ужасе завопила.

Раздвинув пальцы на ноге, Евломпус резко вонзил иглу в нежную плоть, открывшуюся между ними. Вопли девушки переросли в истошные крики. Она неистово мотала головой туда-обратно и стучала связанными руками по животу. Не обращая внимания на шум и страдания жертвы, мужчина методично продолжал работу.

– Глубокое проникновение иглой позволяет добиться густоты и постоянства цвета, – заметил он, повысив голос, чтобы услышали через шум.

Гаер, взволнованный воплями, подошел поближе к мужчине и корчащейся жертве. Он глядел вниз на перекошенное лицо девушки и вздымающуюся грудь, когда та набирала воздух, чтобы закричать.

Заинтригованная страданием «холста», Танда опустилась рядом с ним на колени, и, положив ладонь на грудь, ощутила лихорадочный стук сердца девчонки-картинки.

Внезапно она услышала смех и голоса около себя. Она осмотрелась вокруг, увидела лес крепких темных ног и поняла, что команда судна, свободная от вахты, собралась, чтобы насладиться забавой.

– По местам! – приказал капитан. – Боцман, отдать швартовы!

Рабы сели на весла и с веселым уханьем опустили их в воду. Евломпус продолжил работу.

Новый холст

Отправление было легким и благоприятным, их путешествие необременительным.

«Теперь Фальцо со своими ищейками меня не достанет! – думал Торакс. – Можно немного расслабиться! »

Гаер оглянулся назад, где лежал отец, дремлющий на циновке под навесом от солнца на корме.

Танда чистила себе ногти, поглядывая на то место, где Пикколо с Бестией сидели в тени палубной надстройки.

Евломпус был по-прежнему занят, упражняясь в своем искусстве на рабыне.

Несчастная девушка охрипла от продолжительных криков.

Команда с удовольствием смотрела на мучения живого полотна.

Теперь только тихое неприятное нытье сходило с искривленных, покрытых пеной губ девчонки, когда мужчина, безразличный к мукам жертвы, продолжал усердно работать иглой для татуировки, останавливаясь время от времени, чтобы втереть яркую зеленую краску в недавно проколотую плоть. Было ясно, что девушка обессилела от страданий.

Танда, проводив взглядом отца и брата, осталась смотреть на работу татуировщика.

Раскрашенная рабыня тихо вздрагивала, насколько позволяли колодки, но движения ограничивались судорожными подергиваниями тела, конечностей и странным упорным мотанием головой.

Танда увидела отца, стоящего с бесстрастным лицом среди толпы ухмыляющихся моряков. Одна рука лежала сзади на шее у Бестии.

Гаер стоял рядом. Танда протолкнулась к ним ближе и увидела, что девушка находится в ужасе, дрожит и тихо плачет про себя.

– Посмотри, наша Бестия надеется, что у Евломпуса не хватит на нее туши, – Гаер забавлялся зрелищем несчастной девчонки.

– Нет, – Торакс, болезненно сжал шею рабыни, – отродье не понимает значения признательности господам!

– Ты хочешь, чтобы Евломпус что-нибудь на ней вытатуировал, отец?

– Да, думаю, так. Возможность будет упущена, если я от этого откажусь! Мне он кажется достаточно знающим свое дело работником. А у нас будет способ заполнить свободное время.

– У тебя есть какая-нибудь мысль, какого рода вещь ты хочешь сделать? Может быть, Амура и Психею?

– Нет. Я так не думаю. Что-то более абстрактное, но соблазнительное. Посмотрим, что предложит Евломпус.

– Я теперь увидел достаточно, благодарю вас, – продолжал Торакс, повысив голос. – Я принял решение. Я хочу, чтобы Вы сделали здесь украшение моей рабыне, но был бы рад вашему совету.

– Отлично, господин, отлично. Я, конечно, к вашим услугам, господин, – произнес Евломпус, вскарабкиваясь на ноги и вытирая обрывком тряпки кровь с татуировочной иглы.

– Эта маленькая проститутка здесь, – сказал Торакс, указывая на Бестию, – но я не хочу чего-либо слишком сложного, просто некую вещь, чтобы дать тему для разговора или вызвать небольшой интерес при ее появлении.

– Я знаю, что именно Вы имеете в виду, господин. Позвольте мне взглянуть: приятная милая блондиночка, поэтому что-либо темное и строгое, чтобы контрастировать с этим, а тема для разговора... – Евломпус все-таки сделал паузу. – Я знаю, господин, как раз подходящее. Темно-красный ирис на лобке, чтобы лепестки раскрывались на щелке, с темно-зеленым стеблем, по внутренней расселине ягодиц с двумя листьями, выглядывающим наверху зада. Ирис – цветок гетер и проституток! Очень художественно и соблазнительно, господин. Когда девушка стоит прямо, все, что будет видно – это стебель на бедре, головка ириса на лобке, и на спине – зеленые листья, показывающиеся выше зада. Это заставит каждого, кто это увидит, пожелать узнать, что лежит внутри этой интригующей расселины хоть спереди, хоть сзади. Когда она наклонится вперед, ирис в центре бутона прелестной маленькой дырочки будет полностью виден!

– Забавный образ, я должен сказать, – улыбнулся Торакс. – Вы, как я могу понять, и вправду мастер дела. Сколько времени это займет, и когда Вы приступите?

– Я предпочту, господин, начать завтра, если можно. Прежде всего, мне надо нарисовать эскиз на девушке. Это поистине творческая часть процесса, и я хотел бы начать ее на свежую голову. Как только я основательно приступлю, не сомневаюсь, что отродье будет кричать и метаться. Я, в конце концов, буду работать на наиболее чувствительных частях тела. Это меня выматывает. Скажу так: четыре-пять дней!

– Итак, это должно быть завершено раньше, чем мы придем в Сентаво, – предложил Торакс.

– Если Вы так хотите, господин, это будет сделано!

Господа поставили обнаженную девушку на бочку и подробно обсуждали рисунок, который должен быть вытатуирован, пробегая пальцами вниз по лобку, чтобы показать маршрут стебля ириса.

Сошлись на том, что цветков ириса будет два, один спереди, второй сзади.

Павлонию, попросту Лию, рабыню Евломпуса поселили на палубе, вместе с Пикколо и Бестией.

Евломпус за работой

На следующее утро подувший с востока легкий теплый бриз устойчиво понес судно вдоль северного берега. Пики гор были чуть видны с корабельной палубы. Немногочисленные теперь облака медленно плыли по голубому небу.

Евломпус разложил на палубе колодки и рабочие инструменты, чтобы не тратить время попусту. Так как при слабом попутном ветре для управления судном требовался только один человек, команда собралась вокруг него в ожидании, шутя и разговаривая между собой. Время от времени все они с возрастающим нетерпением бросали взгляды на корму, где Торакс со своим семейством завершали завтрак.

Наконец, завтрак закончился.

– На роспись! – Торакс рявкнул приказ.

Бестия, пошатываясь, пошла к художнику, как на казнь. Она дрожала и, кажется, с трудом стояла на ногах.

– Бегом, Пикколо! – крикнул Торакс, дав для ускорения крепкую затрещину. – Помоги Бестии!

– Не надо задерживать команду! – веселились моряки.

Практически вся команда ходила по кораблю босиком и в набедренных повязках. На некоторых загорелых телах синели татуировки, но таких цветных, как у Павлонии, не было ни у кого.

– Мужайся! – младшая девушка взяла Бестию за руку и повела вперед. – Ты прошла и порку и клеймение. Вытерпишь и это.

Матросы, собравшиеся поглазеть, увидели слезы, стекающие по лицу девушки. Несчастное состояние «холста» вызвало взрыв бессердечных издевок от моряков.

– Ну, подходи, моя гладкая, – нетерпеливо рявкнул Евломпус, – опустись на палубу. Я уже давно тебя жду.

Лия, увидев, что сегодня ее не будут мучить, предпочла отойти от толпы подальше.

Бестия, тихо плача, подчинилась. Евломпус разделся, встал рядом с ней на колени и взглянул снизу вверх на Торакса, подошедшего наблюдать за процессом.

– Первое, что я должен сделать, это разметить рисунок, – объяснил он. – Я буду работать с передней и задней сторонами тела по отдельности.

Встав на колени рядом с Бестией, Евломпус начал вычерчивать зеленым мелом контуры стебля ириса.

– Почему Вы разделись? – спросил Гаер.

– Вы вскоре все увидите, юный господин, – ответил мужчина. – Теперь это сделано, и я могу начать. Поскольку у меня есть такая аудитория, колодки не потребуются. Мужчины, возьмите каждый за руку или за ногу и растяните ее на четыре кола, как растягивают нерадивых матросов на порку.

Он подождал, пока четверо рослых моряков не пригвоздили Бестию к месту, затем взял иглу с деревянной рукояткой. Со зловещей улыбкой он поднял ее вверх, чтобы жертва могла ее увидеть. Всхлипывания девушки переросли в пронзительный завывающий крик. Евломпус громко рассмеялся и вонзил острие иглы в лобок. Поток жидкости янтарного цвета вылился из Бестии – девушка описалась.

– Вот почему, – громко произнес Евломпус, вытирая рукой влагу с тела, – я разделся, юный господин.

Он снова склонился над телом. Со временем крики Бестии стали хриплыми, а попытки освободиться ослабли.

Пикколо ползала у головы несчастной и старалась утешить корчащуюся в муках подругу. Глаза и щеки Бестии были мокрыми от слез, глаза невидяще таращились вдаль, водянистая белая пена выступила у нее на губах.

– Убирайся! – Евломпус дал Пикколо затрещину.

«Уже вторая оплеуха за утро! » – Пикколо поспешно удрала, но через минуту-другую подобралась на корточках в тыл к группе мужчин, и видя, что Евломпус полностью поглощен работой, поползла обратно.

На этот раз никто не обратил на нее никакого внимания: зрелище мук Бестии было куда интереснее.

В конце концов, Евломпус завершил работу на этот день. Мужчины разбрелись, и Пикколо с Бестией остались одни.

Бестия улеглась на палубу, голова покоилась на голых бедрах Пикколо, а тело сотрясалось в рыданиях. Спустя некоторое время она поползла прочь в угол палубы, где свернулась маленьким клубком: девушка тихо хныкала.