Любимая строгая тетя. Из сборника Тетя заставила лизать Часть 1

Началась эта история давно, когда мне было 8. Мама моя, ее зовут Юля, на 12 лет старше своей сестры, моей тети. У каждой из них свой папа, и разница в наследственности проявляется во всем. Мама на полголовы выше, характером, она человек очень спокойный и мягкий. Сестра, ныне милая миниатюрная женщина, но если говорит, - не тянет возражать, а если делает, лучше ей не мешать. По возрасту же, она старше меня лишь на 9 лет.

В то время, мы с мамой жили вдвоем, тетя, в свои 17, соответственно, с родителями. Но, так как квартиры находились поблизости, от одной до другой не больше 10 минут ходьбы, она заходила к нам почти каждый день, часто оставалась ночевать. Точнее даже сказать, что она жила на две квартиры, в нашей у нее была своя кровать, хранились многие вещи. Как сейчас, так и тогда, мы отлично ладили друг с другом, она участвовала в моих играх, читала мне, водила в зоопарк и так далее. Я не то, чтобы побаивался ее, но относился уважительно. С мамой же, у нас были и остаются, очень близкие и душевные отношения, но, в то время, пользуясь ее мягким характером, я периодически позволял себе общаться с ней на довольно повышенных тонах, попросту крича на нее, когда был в чем-то не согласен. Это редко приводило к положительному для меня результату, - пожалуй, про маму можно сказать, что она мягкая, но настойчивая, а вот выглядели эти сцены, конечно, безобразно. Один из таких случаев произошел на глазах Лены (так зовут тетю). До сих пор я помню все достаточно подробно. Лена стояла и молча смотрела на нас, - маму, спокойно говорившую и меня, кричащего. Затем, подошла ко мне, взяла за шею, отвела меня к кровати, села, сжала руки выше локтей и посмотрела мне в глаза. Этот спокойный, но, я бы сказал, довольно тяжелый взгляд, я помню и сейчас. Да, и видел его с тех пор не раз.

- Если ты будешь так разговаривать с матерью, я тебя выпорю – тихо, но абсолютно безапелляционно проговорила она.

- Я говорю серьезно, - добавила, обращаясь к маме.

Я повернулся и посмотрел, - пожалуй, мама была очень растеряна. Лена встала и вышла на кухню. За ней пошла мама, с явным намерением обсудить произошедшее, но обсуждение ограничилось парой лаконичных фраз Лены, про «Такого быть не должно» и «Как сказала, так и будет». Пожалуй, это был первый серьезный испуг в моей жизни. В течение некоторого времени он действовал, я вел себя иначе. Но, через несколько месяцев, все стало по-прежнему. Однажды мы с мамой, в очередной раз крепко повздорили, - я, как водилось, говорил с ней повышенным тоном. В этот момент в замке провернулся ключ, и вошла Лена. Она сразу поняла, что не все у нас хорошо:

- Что у вас произошло? – серьезно спросила она.

Мама нехотя, спокойно и достаточно формально, буквально в двух словах стала объяснять ситуацию, но, все-таки, чуть со своей стороны. Я же, будучи сильно распален, стал с ней спорить, постепенно переходя на крик. Сейчас я понимаю, насколько неправ был, в первую очередь, по форме.

Тетя быстро прошла на кухню, открыла шкафчик:

- Ой, Юль, у вас хлеба нет! Сходи, пожалуйста.

Я мгновенно притих, даже правильнее будет сказать «затаился». Мама, как-то раздумчиво посмотрела на тетю. Лена подошла к ней, обняла, поцеловала:

- Ну иди, иди, - пожалуйста. И не приходи хотя бы полчаса.

Было лето, поэтому уже через пару минут мама закрывала входную дверь. Лена подошла ко мне, я стоял испуганный и смотрел в пол.

- Я тебя предупреждала?

Лена взяла меня за руку, подвела к тахте, села и одним движением, зацепив пальцами резинки, сдернула с меня шорты и трусы. Вообще, не стеснявшийся тетю, помню, что тогда я мгновенно закрыл ладонями свою письку. Она же быстро нагнула меня и положила на правое колено, так, что тело оказалось между ее ног, но, мои ноги, когда голова оказалась внизу, задрались вверх, и я стал размахивать ими, хныкая и бесперебойно лепеча что-то вроде: «Леночка, не надо, пожалуйста, я больше не буду! ». Но тетя была непреклонна. Она положила меня на тахту, и залезла сама, с ногами. Затем, уложила меня на правую ногу, а левой прижала поясницу. Таким образом, зад мой оттопырился так, что стало чуть больно в спине, зато пошевельнуться я уж точно не мог.

- Так, милый, если ребенок не понимает головой, попа, - как раз то место, которым он точно поймет!

- Ай-йа-а-а! – первый удар, сразу, был для меня абсолютной неожиданностью, он ожег ягодицу так, словно били горячей сковородкой, - силы тетя не пожалела. Через долю секунды, второй удар пришелся по соседнему полушарию. Мне, никогда не испытавшему никой серьезной боли, теперь казалось, что ягодицы просто разрываются, - я орал беспрерывно. Тетя, нанеся ударов десять, остановилась:

- Замолчи.

Я перестал орать, и, громко плача, попробовал, опершись на руки, вылезти из-под ноги тети, но она продолжала меня крепко держать. Поняв, что еще не все, я совсем заскулил:

- Пожалуйста, хватит, я буду хорошо себя вести, - больно!!!

- Не хватит. Молчи и слушай. Теперь, если ты будешь орать, кричать, вести себя подобным образом, я тебя буду наказывать. А теперь продолжим.

- А-а-а-а! О-ой-й-й! А-а-а-!

Она шлепала меня то по одной, то по другой ягодице, не пропуская на них ни сантиметра. Сколько тогда было нанесено ударов, - не знаю. Мне, разумеется, показалось, что очень много. Все это время я орал во все горло, - было о-очень больно! Она уже прекратила бить, но, еще несколько секунд, я продолжал кричать. Тетя же, перестав шлепать, положила ладонь мне на ляжку, - я, продолжая плакать, почувствовал, какая она была горячая. Лена согнула левую ногу, поставив ее, я выпрямил спину и понял, что все. Затем, в течение нескольких минут, я понемногу успокаивался, она же, левой рукой перебирала мои волосы, правой гладила, чуть массируя, мои горящие поверхности. После испытанного мною шока, я настолько расслабился, что задремал.

- Саша! – она похлопала меня правой рукой, - просыпайся, скоро мама придет!

Я повернул к ней лицо, - она улыбалась своей обычной доброй улыбкой. Я взял ее левую руку и прижал к щеке. Тогда, наверное, в соответствие со всеми психологическими и физическими нюансами, с меня можно было писать картину, что-то типа «Выпоротый ребенок».

Такой была моя первая экзекуция. Она пошла мне впрок, решение вопросов с мамой стало проходить без криков и истерик. Еще, - этот случай единственный, когда тетя шлепала меня рукой. Ей и самой тогда было не сладко (потом я спрашивал об этом), ладонь она чувствовала даже на следующий день. Поэтому уже в следующий раз я «получил ремня». Произошло это через несколько месяцев, предварялось предупреждениями и разъяснениями. Ремнем, - было еще больнее. Как я понял позже, с самого начала тетя порола меня очень сильно.

Так как тетя, психологически, очень сильная женщина, к тому же, начало наказаниям было положено в детстве, и изначально воспринято мной, как должное, а отношения у нас близкие, по-настоящему родственные, поэтому, сейчас, когда я, - давно уже взрослый мужчина, - не могу сломать эту традицию. При этом, я не считаю ее какой-то оскорбительно, вредной, и вполне признаю положительный вклад порок в моем становлении (кстати, очень небезуспешном!). Но, просто, - уж очень это больно! ))

Также надо отметить, что наказания всегда происходили, только когда мы были наедине, и ни с кем более, никогда не обсуждалось. С мамой на эту тему, ни я, ни тетя, также не разговаривали, - это сторона жизни всегда существует только между нами с тетей.

С течением времени, выработалась определенная система, почему, за что, сколько. Порка, оказалась очень неплохим средством для выработки дисциплинированности и ответственности. Со временем, любой поступок, уже по привычке, я начал рассматривать системно, с точки зрения всех его последствий. В общем, в какой-то степени, в соответствии с придуманной Леной поговоркой: «Голова, - дура, попа, - цензура! ».

Менялась, разумеется, и техника экзекуции. Опробовано тетей было много разного. Сначала, в течение первых лет, все происходило так, как впервые, только ремнем. Потом, стала неудобной такая позиция, - не размахнешься толком. Тетя поставила меня на колени, положив животом на тахту, сама села мне на спину. Но, так было только однажды, - не была затронута верхняя часть ягодиц, и, наоборот, нижняя кромка области наказания сползла «ниже трусов», а такого тетя никогда не допускала (в школе физкультура, переодеваясь, раздеваешься до трусов). Следующее наказание, она начала, оставив эту позу, но сама встала сбоку. Уже через несколько ударов, я стал прикрываться руками, и бороться с этим оказалось бессмысленно. Окончание наказания прошло как раньше, с правой ногой под лобком и левой, - на пояснице. В следующий раз, она впервые меня привязала, установив на трех табуретках широкую доску. Тогда, ерзая, я натер себе все, что можно. Со временем, она научилась и фиксации. В общем, классическая позиция на лавке, оказалась идеальной. Единственное, что тетя добавила, - брусок под лобок, так, чтобы зад был максимально оттопырен:

- Так удобнее, ну… и красивее! – улыбнувшись, прокомментировала она, когда я впервые увидел это нововведение.

Ремни со временем становились все более жесткими и тяжелыми, но через какое-то время, тетя стала экспериментировать. В ход пошли натуральные розги, прыгалки, самодельные «хлопушки для мух» из толстой резины, различные гибкие фанерные, деревянные и пластиковые полоски, различные плети, провода, шланги и т. д., - чего только не познали мои ягодицы! В конце концов тетя остановилась на нескольких орудиях, каждое из которых может применять в течение всей порки, а может и меняться: однохвостая плеть, ротанговая трость, офицерский ремень с обтесанными углами и многохвостка из прыгалок, таких, как раньше, полностью резиновых. Все они, по большому счету, доставляют мне одинаковое «удовольствие». Разумеется, весь этот «гардероб» со временем изнашивается и подлежит замене. Но, принципиально набор не меняется уже много лет.

За все эти годы, тетя порола меня раз двести. Бывали перерывы в год и более, бывало и по-другому: однажды, в очень тяжелой для меня жизненной ситуации, она наказывала меня еженедельно, восемь недель подряд! Суровость наказания определялась сделанным за 7 дней! За эти восемь недель, в значительной степени благодаря страху быть выпоротым о-очень серьезно, проблемы были полностью решены. Вообще, экзекуция всегда жесткая. Но, в зависимости от серьезности ситуации, иногда, это просто рядовая порка, ну а один раз, к примеру, я два дня находился у тети, просто потому, что не мог толком передвигаться.

Как-то я спросил тетю, что она чувствует, когда меня наказывает.

- Ты знаешь, все-таки, более всего, безусловно, я это делаю ради твоего воспитания. Если касаться вопроса нравится мне это, или нет, то, конечно, - да. И здесь, пожалуй, два положительных для меня момента. С одной стороны, удовлетворение и от глобальных результатов, и просто, от качественно проделанной каждый раз работы. С другой, - для меня очень важен эстетический момент, - твоя выпоротая попушка (она любит использовать такую форму), мне очень нравится, поэтому и глажу, и целую, и фотографирую. К твоим мучениям, зная, что они идут во благо, я практически безразлична. – удовольствия они мне тоже не доставляют. Что касается сексуального чувства, не знаю, как бы было, если бы на твоем месте оказался другой мужчина, мне этого не надо и я к этому не стремлюсь. В отношении тебя, я сама задавалась этим вопросом, и был период, когда, во время принятия душа после завершения наказания, я щупала себя между ног, - там всегда было практически сухо. Вот так. И, еще раз повторю, если бы не была уверена, что порка идет тебе на пользу, все вышесказанное не играло никакого значения.

Кстати, про фотографии, - это одно из ее давнишних увлечений, и фотографировать тетя умеет. Первые фотографии процесса и результата экзекуции, она делала еще когда я учился в школе. Проявляла сама. Теперь, они, разумеется, все отцифрованы. В компьютере у нее целая галерея, из почти тысячи фотографий, моего наказываемого или наказанного зада.

Вообще, когда мы с ней вместе, нас принимают за влюбленных (Ленка выглядит очень хорошо). В общем-то, так оно и есть, - отношения у нас практически равные (только в серьезных вопросах, в которых она хочет настоять на своем, - у меня нет шансов), и мы получаем огромное удовольствие от общения, которое проходит, обычно, очень весело. Но, все это кончается после озвученного намерения меня выпороть, тогда я вновь превращаюсь в маленького мальчика, - у меня выработался очень стойкий рефлекс, с которым я ничего не могу поделать. В детстве, когда Лена говорила мне о предстоящем наказании, я, естественно, начинал плакать. Кто не испытывал этого чувства, тот вряд ли поймет. Становилось так страшно и плохо, что сдержаться было невозможно, в животе холодело, ноги становились ватными, я бледнел, из глаз брызгали слезы. С течением времени, я, конечно, перестал плакать «в голос», но все остальное осталось. Из литературы понимаю, что в такой ситуации страшно любому. К тому же, даже века назад, по-моему, большинство порок были значительно более мягкими, чем те, которые подчас приходится терпеть мне. Зная эту мою особенность, Лена извещает меня о наказании, только когда никого нет рядом. Если же по телефону, то, прежде расспросив меня, что я делаю, где нахожусь. По самой ситуации и по направленности вопросов, как бы они не были завуалированы, я, конечно, начинаю понимать, к чему она клонит. Но, пока мне не сказано напрямую, что, к примеру, «Завтра я тебя накажу», никаких реакций у меня не бывает. А вообще, «Завтра», - это ужасно. Значит, меня ждет много часов мучительного ожидания! Когда, к примеру, придя к тете в гости, рассказав ей о чем-то, в результате слышу, «Раздевайся», иногда, от неожиданности и близости порки, я чуть не теряю сознание. Но, все это, практически сразу и происходит, - так гораздо проще.

Теперь, - о «дне сегодняшнем». Два последних года я жил с милой женщиной, с которой сначала все складывалось замечательно, но затем, открылись достаточно серьезные различия в миропонимании, которые породили размолвки, ссоры и т. д. Хуже всего было то, что одновременно, не происходило охлаждения отношений. Нам было либо очень хорошо вместе, либо очень плохо. Но, «критическая масса» проблем была достигнута, и неделю назад, мы приняли крайне тяжелое для обоих, решение о расставании. Эти два года, - были самым длительным перерывом между наказаниями (еще, конечно, армия, - тогда, Лена в письме пообещала меня выпороть, когда приеду в отпуск, если не буду писать маме достаточно часто, - стал писать часто). И не то, чтобы моя женщина являлась большой проблемой (хотя, она тоже ничего не знала об этом сегменте наших с тетей отношений), - Лена говорила, что, если надо, она и ее положит на лавку (отношения между ними мне вполне позволяют так думать). Просто, во всех других сферах моей жизни, все было неплохо, а ситуация в этой, - была слишком сложной и глобальной, чтобы решить ее таким образом.

Три дня назад, «весь в трауре», я приехал к тете. Для нас обоих, общение друг с другом, очень важно, в тяжелые же периоды, мы всегда встречаемся наедине, чтобы никто не мешал. Так и в этот раз, - ее детей и мужа до завтра не было. Мы говорили уже часа три, - она сидела у меня на коленях, а я жаловался на жизнь, будучи, действительно, абсолютно в отчаянии. Разумеется, понятно, что «через какой-нибудь год…» все будет иначе. Но, как пережить этот год, когда все краски поблекли, и ничего, никого не хочется.

- Да, Сашка, не весело… Знаешь что, - раздевайся, в туалет, и в душ! Ну а потом, соответственно… - и смотрит на меня своим, не терпящим возражений взглядом.

На несколько секунд, я потерял дар речи! Честно говоря, я уж и не ожидал когда-либо такое услышать, а тут, в такой момент!

- Ленка, ты что, зачем!? Это вообще не отсюда, при чем тут порка!?

- Ты помнишь свое «восьминедельное восхождение»? Если сейчас не принять экстренных мер, сколько ты будешь выбираться?

Она поцеловала меня в висок, прижала мою голову к груди и стала гладить волосы. Тут на меня и накатило: ноги стали ватными, я задрожал, из глаз брызнули слезы. Так, обнявшись, мы просидели пару минут. Когда дрожь утихла, тетя еще раз меня поцеловала и стала расстегивать рубашку. Затем встала с моих колен:

- Давай! Я, конечно, не знаю, какого там, на лавке. Но, думаю, что как бы не было больно попе, душевная боль, - всегда хуже! Вставай и раздевайся!

Я встал и разделся. Потом туалет (однажды, после очень серьезного наказания, оказалось, что я обмочил лавку, с тех пор поход в туалет стал обязательным) и душ. Лена, дама успешная, в том числе и в материальном плане, ее супруг, - тоже не дворник. Последние четыре года они живут за городом, в собственном, достаточно недешевом коттедже. Земля была куплена без подряда, и в проект была заложена комната с хорошей шумоизоляцией. В ней установлена дорогая аудиоаппаратура и домашний кинотеатр, но мы вдвоем знаем и о другом предназначении этого помещения…

Когда я вошел, посередине, между диваном и телевизором, уже стоит знакомая скамья, с боков – стойки с зонтиками для фотографирования (зонтики применяются в фотографии, для отражения вспышки, чтобы свет был рассеянным). Посредине лавки, - обшитый материей валик, в голове лежит подушка, - тоже один из непременных атрибутов. Когда наказания происходили в квартире, мои истошные вопли надо было как-то ослаблять, и я привык вцепляться зубами в подушку, - она играла роль своеобразного кляпа. Но, особый ужас на меня, как всегда, производит большая спортивная сумка на диване, в которой ждут своего часа «все эти милые инструменты». Открывшийся вид для меня настолько символичен и страшен, что сам я никогда не могу дойти и лечь, тетя помогает мне. Вот и в этот раз, взяла за руку, погладила пониже спины и подтолкнула вперед. Я пошел, будто не на своих ногах. Затем лег лобком на валик, чуть опустился так, чтобы ступни свисали с лавки (края закруглены и обиты кожей), дыхание сперло, - приготовления к пытке, сами по себе, - не последняя из пыток. Тетя, тем временем, пристегивает ремешками мои ноги, потом, обычным длинным ремнем (оказалось, - довольно удобно), чуть выше поясницы, «насмерть» притягивает меня к лавке, - зад оттопыривается до отказа. Затем, ремешками же, фиксирует запястья. Последним штрихом, является прокладывание свернутого одеяла, таким образом, чтобы оно защищало от захлестов по бокам.

- Ну как, воспоминания пробуждаются? – с улыбкой, чуть озорно, спрашивает тетя (когда я в чем-то сильно виноват, она более серьезна, сердясь).

Но, мне не до шуток, - из глаз льются слезы, хлюпаю носом. Дальше, все идет, как уже много раз бывало. Сначала, тетя садится между моих ног, начинает гладить по ягодицам, массируя их. Это, - ей просто нравится. Затем, она начинает их потихоньку подшлепывать, постепенно усиливая удары и более активно массируя. Так проходит минут пять. Если бы это не предваряло порку, мне бы, наверное, было приятно.

- Ну вот, розовенькие! Теперь слегка добавим красок.

Она берет обычный кожаный ремень, который, не являясь средством наказания (даже хранится вне страшной сумки), используется для разогрева. Махнув им пару раз по воздуху, размахивается и опускает его на мой зад. Первые удары я переношу молча, - этот ремень не идет ни в какое сравнение с основными орудиями. Но через какое-то количество ударов, боль становится очень существенной, и я начинаю подвывать. Лена продолжает стегать.

- Тетя, а-а-й! хватит уже размина-а-аать!

- Советы, как ты знаешь, в данной ситуации мне лучше не давать. Так продолжать, или начать сначала?

- У-у-у.., - продолжай! А-ай!

Тетя хлещет еще, наверное, с полминуты. Я уже в голос кричу, но, когда она останавливается, затихаю не от окончания ударов, а, больше от страха перед скорым неминуемым грядущим. Она, тем временем, берет фотоаппарат, залезает на скамью, встает между моих ног и делает несколько снимков:

- Стыдно немного, конечно, но я соскучилась по такой красоте! Попочка, - румяная-румяная, то ли еще будет!

Она слезает с лавки и подходит к дивану позади меня, я слышу звук молнии сумки. Внутри все холодеет, тело начинает трясти.

- Ну ладно, милый, теперь терпи. Подушку, как хочешь, можешь не кусать, если начну глохнуть, вставлю беруши. Начну с ремня.

Я зажмуриваюсь, и напрягаюсь (ягодицы при этом, по выработанной годами привычке, остаются расслабленными). Слышу звук рассекаемого воздуха…

- А-а-а-а-а-а-а! О-й-а-й!

Один удар этого, сложенного втрое ремня, как, наверное, двадцать ударов разминочного. Тетя работает им не так быстро, основательно замахиваясь и с силой опуская, - боль неимоверная, я ору беспрерывно, то в подушку, кусая ее, то вновь кричу в голос.

С самого начала моих наказаний, тетя использует всю поверхность ягодиц. Она начинает сверху, опускаясь с каждым ударом. До низа она доходит примерно за пятнадцать ударов. Это, - один проход, когда назначается порка определенной степени жесткости, меряется парами проходов.

Я продолжаю орать, она завершает проход, стоит пару секунд, потом, не спеша, давая мне несколько секунд, чтобы перевести дух, обходит, вставая с другой стороны. Я, в это время, не теряюсь, исступленно кричу примерно такую бессмыслицу:

Тетя, тетя! я отвык, не та-ак сильно, пожалуйста! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – порка продолжается.

Второй проход, разумеется, гораздо больнее первого, а третий, соответственно, второго. Мои крики чуть ослабевают в момент размаха, и выдают высшие ноты при ударе. После четверного прохода, тетя кладет ремень на диван:

- Что-то ты действительно рано попу напрягать начал!

- Я же отвык за два года-а!!!!!

- Ну, эту мы быстро поправим, - она садится между моих ног и делает мне экспресс-массаж, чтобы расслабить ягодицы. Затем, встает на лавку и делает еще несколько снимков:

- Вот теперь уже хороша палитра!

Слезает, целует мои «кипящие полушария» и идет к сумке, - «продолжение следует», я взвываю. Подходит, встает сбоку, я зажмуриваюсь, - свист, удар, вопль. Узнаю «спинным мозгом», - ротанг. Тетя порем меня еще четыре прохода, которые, кажется, продолжаются нескончаемое количество времени и боли. Я в конце, по привычке, ору уже только в подушку, что хорошо, - и так, на следующий день, горло было чуть севшим. Когда она остановилась, я, еще мыча в подушку, поднял на нее глаза. Она смотрит на меня, улыбаясь:

- Все-е!

Такие моменты, для меня, - моменты особого счастья, быть может, не самого большого (надеюсь), но ни с чем не сравнимого.

Лена, тем временем, вновь делает несколько снимков, затем слезает, становится сбоку, нагибается над моим задом. С полминуты гладит его и целует, потом начинает меня развязывать. Мы идем в ванную, я, опираясь на ее плечо, залезаю, она включает прохладную воду и смывает с меня пот. Особенно осторожно она поливает ягодицы, - на них никогда не бывает много крови, но ссадины щипят, а сейчас она к этому внимательна. Затем, она мне вытирает спину, промакивает зад. Пока я заканчиваю вытираться, она раздевается, - ополоснуться после такой «гимнастики». Стесняться друг друга, - у нас такого никогда не было. Я вылезаю, она залезает. Через минуту Лена уже вытирается. Накидывает халат, я свой беру в руки, она всегда просит делать так. Спальня, в которой я сплю, на втором этаже, и тете нравится подниматься по лестнице чуть позади меня, любуясь открывающейся перед ней картиной. Мы входим в комнату, она расстилает мне постель, и я ложусь на живот. Лена садится между ног и уже не спеша, очень вальяжно, начинает рассматривать, нежно поглаживая, мои воспаленные поверхности. Сейчас это доставляет мне несказанное удовольствие! Я расслабляюсь, впадая в полудрем.

- Отличная работа, я ничуть не расквалифицировалась! - пробуждает она своим радостным заявлением.

Затем берет мазь (раньше был троксевазин, теперь, что-то другое), выдавливает изрядные порции на каждое полушарие, и начинает ее втирать. Процесс, такой же приятный, как и долгий. На нем я всегда засыпаю.

Утром, как водится, мы, будто речь идет о ком-то другом, радостно и со смехом делимся впечатлениями о всех деталях порки. Потом, за завтраком (я сижу на краешке стула), детально, при явном энтузиазме с моей стороны, который нельзя было представить вчера, обсуждаем мои планы на неделю. Через семь дней, - мне снова быть здесь (ну, или ей у меня, если муж или дети не уедут). Экзекуция ждет по любому, но, в зависимости от исполнения запланированного, она может быть значительно мягче вчерашней, а может быть… даже страшно подумать.

Потом, она меня отвозит домой (в страховку Лена, разумеется, вписана, как и я, - в ее). Сидеть же на переднем сиденье, можно откинувшись, что, в моем случае, значительно удобнее. Управлять же машиной вовсе небезопасно, - ноющие ягодицы очень отвлекают!

С тех пор прошло три дня, я, конечно, ничуть не забыл о расставании с любимой женщиной, легче не стало. Но, дела, в которые впрягся с тройной силой (до сих пор, их добавляет каждый стул, на который сажусь), оставляют на «душевные муки» меньше времени, внимание сосредоточено на другом. Спасибо тете. И, до встречи с ней, - через четыре дня!

P. S. Если вдруг, в Москве найдется «тетя», от 30 до 50, не чуждающаяся тяжелой воспитательной работы, - милости просим. Пишите в личку, - формы могут быть самые разные, содержание корректируется. Думаю - сговоримся.)