Секретарши. Глава Секретарша заставила лизать Часть 1

СЕКРЕТАРША

С Валерой я познакомился лет пять назад на рыбалке. Со временем он стал мне хорошим другом. Мы были (и есть!) во многом похожи: один возраст (под «полтинник»), заканчивали схожие ВУЗы, оба имеем по небольшой фирме (штат его фирмы на 3 человека больше).

Теперь к делу.

На очередной встрече в «доме рыбака» после хорошей сауны и, соответственно, того, что выпивается после, Валера излил мне душу на тему: «нельзя брать на работу в свою фирму родственников и знакомых». Выяснилось, что по просьбе двоюродной сестры (откуда-то издалека) он взял к себе в секретарши её дочь, которая бросила второй курс меда в Москве и решила поступать на экономический факультет МГУ. Что бы она не болталась целый год просто так, сестра упросила его взять дочь к себе на фирму на неполный рабочий день (имеется ввиду, что в течение этого года она будет усиленно готовиться). В результате то, что и ожидалось: опоздания на важные встречи, небрежно составленные документы, уже не говоря о модных рваных джинсах и пр. и пр.

– Вот мне бы такую секретаршу как у тебя, – мечтательно произнёс Валера. – И где ты такую нашёл? Всегда в деловом костюме, всегда на месте и всегда всё знает. Просто безукоризненное воспитание!

Почему меня тогда понесло я не знаю, наверное выпил много, да перед этим Валерка меня разыграл: мол, сейчас нам принесут жареную щуку в 5 кг, что он сегодня поймал.

– А ты думаешь, что безукоризненное воспитание просто так даётся? Да если хочешь знать, я свою секретаршу целый год регулярно порол по субботам! Да и сейчас иногда, чтобы не расслаблялась.

– То есть как порол? А она что? Согласилась? – Валера заглотил мою наживку.

– Согласилась, потому что ещё и выпивать тогда стала, институт забросила, тут и родители на неё насели, да и сама поняла, что катится в яму, – сочинял я без тормозов. – Я ей прямо тогда сказал: хочешь нормальной женщиной стать? Буду пороть каждую субботу: за опоздания, за необязательность, за внешний вид, в конце концов! Велел ей завести зачётку, куда в течение недели она все свои проступки записывала под мою диктовку.

– А она что, совсем раздевалась перед тобой что ли? – от нескрываемого интереса у Валеры даже рот раскрылся.

Меня понесло как Джефа Питерса, когда он читал речь о вреде алкоголя:

– Конечно раздевалась! Я сказал ей, что стыд будет ещё одним дополнительным стимулом вести себя подобающим образом! – секунду подумав и представив свою секретаршу в раздетом виде (чего, разумеется, я никогда не видел), я добавил:

– Ну, чулки и туфли я разрешаю оставить, а остальное обязательно!

Всего остального разговора я уже не припомню, только помню радость оттого, что мне удалось разыграть своего приятеля…

Действие переносится в Москву, недели три спустя

Я у себя в кабинете. Секретарша Оля у себя. С Ольгой у меня предельно корректные отношения, можно сказать официальные, но это будет иметь оттенок сухости. Нет, отношения вполне человеческие, тёплые, даже заботливые, но не более того. Скажем, я не могу позволить себе какие-то двусмысленные шутки в её адрес или, уж совсем невозможное для меня: похлопать её по попе. Хотя иногда очень хочется: фигура можно сказать идеальная. Когда она только появилась в фирме, я был поражён её красотой и в тоже время совершенно «не блондинистостью». Схватывает на лету, английский свободно и, главное, что важно для меня как руководителя, ответственность. Ещё один характерный пример. В компании (уже «тёплой») своих сотрудников перед Новым Годом я заметил по поводу моды, что женщина в брюках это моветон, если конечно, у неё не больные вены или ей не предстоит физическая работа. Больше брючных костюмов я на Ольге не видел. Я даже хотел потом намекнуть ей, что мои «церковные» взгляды на женскую моду вовсе не равносильны приказу по фирме. Просто мне нравится видеть красивые женские ноги (а что, есть, кому это не нравится?). Но сразу походящего случая не подвернулось, а потом уже было неудобно как-то.

Итак, у меня на столе включается селектор:

– Иван Николаевич! К Вам секретарша Валерия Михайловича с двумя документами. Точнее, первый – документ, а второе – письмо. Странное какое-то, я ничего не поняла. Первый документ финансовый, его можно подписывать, я справилась в бухгалтерии, девчонки говорят, что там всё нормально. А второй… письмо это… она мне по нему ещё какие-то вопросы странные задаёт. Можно, я её провожу к Вам?

– Давай, конечно, – раз Валера прислал человека с документами, значит ему надо что-то срочно. Иначе бы он передал бы мне это на ближайшей встрече, например, в спортзале.

В дверном проёме показалась очаровательное создание лет двадцати. Очарование портили рваные джинсы и несуразная причёска с зеленоватым оттенком.

– Иван Николаевич, здравствуйте! – очаровательное создание обернулось и плотно закрыло за собой дверь. – Я к Вам с бумагами от… – я не дал договорить, потому как спешил ехать на совещание.

– Здравствуйте, здравствуйте! Присаживайтесь. Вы племянница Валерия Николаевича? – откуда-то из глубин сознания всплыла у меня эта информация.

– Да, двоюродная племянница. Я работаю у него секретарём, – примостившись на краешке стула и отчего-то смутившись, прошептало создание.

– Простите, как Вас звать? – спросил я, одновременно просматривая первый документ, а мысленно уже присутствуя на предстоящем совещании.

– Лена. То есть Елена Вячеславовна, – опять полушёпотом.

– Так как мне прикажете обращаться к Вам: Лена или Елена Вячеславовна? – спрашиваю и одновременно подписываю первый документ.

– Лучше Лена, наверное, – совсем переходя на шёпот, ответило создание.

Я открыл второй документ и сразу всё вспомнил: рыбалку, сауну, Валеркину щуку, его проблемы с племянницей, моё вдохновенное враньё про воспитательную порку секретарши… У меня вылетело из головы всё: предстоящее совещание, рабочие проблемы, всё! Я забыл, где нахожусь, поскольку весь углубился в текст:

Глубокоуважаемый Иван Николаевич!

Зная Ваше великодушие ко мне, не откажите в любезности: накажите мою секретаршу так, как Вы обычно наказываете свою при больших провинностях.

С уважением,

Валерий Михайлович … (фамилию умолчу)

P. S. Список проступков прилагается.

Наверное, я находился в ступоре довольно долго, потом откуда-то издалека до меня донёсся шёпот:

– Вот. Это список проступков.

Я машинально взял бумагу:

Список проступков Елены Вячеславовны … (фамилию умолчу) за неделю

1. Опоздания: два на 20 мин. и одно на 30 мин.

2. Отсутствие на рабочем месте более 30 мин. по неуважительным причинам – 3 раза.

3. Медлительность и неаккуратность исполнения приказов.

4. Нежелание готовиться к экзаменам.

Ген. директору фирмы … (дабы не было рекламы, умолчим)

Ивану Николаевичу … (фамилию умолчу)

Заявление

Я, Елена Вячеславовна …, прошу наказать меня за вышеперечисленные проступки в любое удобное для Вас время любым выбранным Вами способом.

Подпись, число

В голове проносились обрывки мыслей: может это очередной Валеркин розыгрыш? Может, он раскусил тогда мои потуги навешать ему лапшу на уши? В любом случае я сейчас в глупом положении. Что делать? Звонить Валерке и расписываться в своём поражении? А что сказать сейчас девочке? Мол, дядя пошутил? Ничего себе шутка с племянницей! Должно быть, у меня был весьма растерянный вид, который Лена истолковала как мои сомнения:

– Иван Николаевич! Вы, пожалуйста, действительно накажите меня, ладно? Меня дядя уволит точно, если Вы откажетесь. Он сказал, что если Вы меня не накажите как свою секретаршу, то он меня уволит и сообщит маме. Значит, мне придётся ехать в Саратов. Тогда всё…

Что «всё» я не стал слушать. Мне действительно надо было уже ехать: совещание важное, и я к нему долго готовился. Опоздать, значит показать себя сразу ненадёжным партнёром. Решаем всё быстро. Отнесём эту проблему на завтра:

– Значит так, Лена. Приходишь ко мне завтра после работы в семь тридцать вечера, поняла? Я сейчас очень спешу.

Собственно, на этом разговор закончился, и я помчался на встречу.

Следующий день, 19:30, мой кабинет

К этому времени я уже решил, что открою Лене все карты, посмеёмся вместе на тему, как я разыграл её дядю, на том и разойдёмся.

В дверь постучали. Ну да, ведь рабочий день кончился, и все, включая мою секретаршу, ушли. Пришлось вставать и идти открывать: дверь плотная, кричи не кричи, за ней ничего не слышно. В дверях вчерашнее «создание». Но какой разительный контраст: красивая дамская причёска, явно была сегодня в парикмахерской, костюм деловой женщины, может быть, юбка коротковата, но это для меня лично не недостаток. Туфли на высоченной шпильке, чёрные чулки. Всё в тон. Супер. Приглашаю войти и предлагаю выпить кофе. С этой целью начинаю искать у Ольги в кухонном закутке чашки, ложки и пр. Лена буквально оттесняет меня и со словами «Иван Николаевич, Вы меня обижаете! », ловко находит всё необходимое.

Вот мы за маленьким кофейным столиком, что в углу моего кабинета. В мягких низких креслах. Последнее немаловажно, так как мне открывается прекрасный вид на ноги «Елены Прекрасной» и ее белые трусики с маленьким темным пятнышком между ногами – в кресле её мини стало совсем микро. К концу моего весёлого рассказа про наши с Валерой многочисленные розыгрыши, включая последний, Лена вдруг помрачнела:

– Значит, Вы меня не хотите выпороть? Теперь Вы хотите меня разыграть? Ваша секретарша, Ольга Михайловна, сегодня рассказала мне всё-всё про то, как Вы обычно её наказываете: в каких случаях ремнём, в каких розгой. Она мне сказала, как надо одеваться… Только не говорите, пожалуйста, ей, что я всё узнала от неё. Мы так договорились, что как будто я всё сама…

«Вот, блин, попал», – прошу прощения, но другой мысли и слов у меня просто некоторое время не было.

– Мой дядя сказал, что это мой последний шанс. Если Вы откажетесь от меня, неважно по какой причине, то он меня выгоняет со всеми вытекающими ужасными для меня последствиями. Я Вас умоляю, пожалуйста, накажите, как сочтёте нужным за все мои провинности, – с этими словами Леночка бегом принесла от двери большую длинную сумку, встала передо мной на колени и протянула мне длинный свёрток. Я машинально взял и развернул его: это были розги разной длины и толщины.

– Мне Ваша секретарша сказала, чтобы я принесла. Для себя она ещё не покупала. А старые уже не годятся.

Я понял, что зажат в угол полностью. Отступать некуда. Мало того, что Валерка мне устроил, так ему подыграла моя же секретарша. Хотя, если честно, то начал всё я. Просто зашло уже так далеко, что отшутится невозможно. Я до последнего момента надеялся, что сейчас откроется дверь, войдут Валерка с Ольгой и скажут:

– Программа «РОЗЫГРЫШ» с Владисом Пельше.

Никто не вошёл. Леночка с опущенной головой стоит передо мной на коленях.

– Иван Николаевич, я всё знаю, что надо делать, мне Ольга Михайловна рассказала, Вы только не прогоняйте меня.

Час от часу не легче, что ей рассказала Ольга? Как я буду после всего этого с ней работать? Как держаться? Хотя Ольга, скорее всего, уйдёт после такого. Наверное, она в сердцах и напридумывала всего. Жаль, такой секретарши мне не найти.

Тут у меня как у загнанного зверя проснулась решимость:

– Встань! Раздевайся!

Леночка, похоже, обрадовалась, вскочила с колен и мигом сняла с себя блузку и юбку, видимо опасаясь, что я передумаю. Правда, дальше у неё дело не пошло, она замялась и, глядя в пол, переминалась с ноги на ногу, не зная, куда деть свои руки.

– Теперь лифчик! – сказал я, до конца не понимая, откуда у меня взялся такой командный голос.

Лифчик полетел на пол. Впрочем, Лена тут же его подняла и положила на кресло, где недавно сидела.

– Теперь замочи розги, – скомандовал я, не совсем представляя, как это надо делать. Но Леночка сорвалась с места и через полминуты уже стояла (в красивых длинных чулках, чёрт подери) рядом с тазиком, в котором мокли розги.

– Подвинь стул к дивану и поставь на него таз, – приказ был выполнен в сжатые сроки.

– Теперь сними трусы, встань на колени и повтори, за что ты будешь наказана! – с трусами вышла заминка, поскольку пришлось сначала поочерёдно отстёгивать резинки чулок, но зрелище было настолько эротичным, что я еле удержался от приказа делать всё медленно.

Наконец, Леночка опять на коленях передо мной, но уже голая, и перечисляет свои прегрешения.

– За проступки, которые ты сама перечислила, ты будешь наказана 30 ударами розги. Считать будешь сама. Устраивайся на диване, – откуда у меня что взялось, не знаю, но я уже чувствовал полную власть над этой девочкой и твёрдо знал, что она тоже это знает, чувствует и будет подчиняться любым моим приказам.

Леночка грациозно поднялась с колен и направилась к своей сумке, извлекла оттуда диванную подушечку и, как мне показалось, не без гордости за своё красивое тело прошла мимо меня к дивану. Подушечка была положена посередине, зачем, я даже сначала не понял, боковые валики дивана откинуты (откуда она узнала, что их можно откинуть? Ах, да, Ольга…), и Леночка уже устраивается попой вверх на принесённой подушке. Руки она вытянула вперёд и сцепила их, ноги (ах, эти ноги в чёрных тончайших чулках и туфельках на шпильке) сжаты вместе и тоже вытянуты по струнке.

Я решил посидеть ещё минуту в кресле с тем, чтобы удовлетворить свои эстетические чувства. Да и потом пусть полежит перед экзекуцией, подумает о причинах, приведших её сюда. Вдруг в полной тишине я уловил скорее легкий сквознячок, чем какое-либо движение. Повернув голову в сторону, увидел приоткрытую дверь в свой кабинет и решил закрыть её. «А лучше было бы запереть», – мелькнула мысль. Выглянув просто так за дверь, я увидел Ольгу (Ольгу Михайловну как почтительно называла её только что Леночка), которая стояла у своего секретарского стола. «Вот, блин», – второй раз за этот день посетила меня мудрая мысль.

Ольга обернулась:

– Забыла свой мобильный на столе. Пришлось возвращаться с полдороги. До свидания, приятного вечера, – и, не дав мне собраться с мыслями, выскочила за дверь.

Как же, мобильный она забыла, знаем мы эти уловки. Насочиняла чёрт знает что, а теперь самой любопытно стало. А я-то хорош, хоть бы дверь запер в свой кабинет. Мне теперь и не отмазаться: мол, шутки всё это были. А с другой стороны пусть думает про меня всё, что угодно, всё равно ведь уволится после этого: такая правильная вся, недотрога. С этими мыслями я вернулся к распростёртой Лене и, злой на себя непонятно за что, досадуя, что потерял ценного работника в лице Ольги, вмазал розгой от души по возвышающейся попе.

– Ай, один, – ноги в коленях согнулись и передо мной закачались шпильки туфель.

– Ноги не сгибать, понятно? – грозно сказал я. – Понятно или нет? – всё ещё продолжая переживать неуместную встречу с Ольгой, окрикнул я.

– Понятно, но я боюсь, что не смогу-у-у! Привяжите их к дивану. Пожалуйста! – умоляюще просило меня юное распростёртое создание. – У меня и верёвки есть в сумке.

– Верёвки тоже Ольга сказала тебе захватить?

– Угу. То есть да, Ольга Михайловна. Но ведь Вы ей не скажите, что я про это рассказала?

– Не скажу. А теперь подъем и живо за своими верёвками!

Лена поднялась, успев украдкой потереть свою попу, и, перебежав мелкими шажками к своей сумке, достала оттуда две ленты с липучками на концах и петлями по всей длине.

– Мне можно снова ложиться? – робко протягивая мне верёвки, спросила она.

– Ложись, – и снова церемония укладывания своей попы на возвышающуюся подушку и снова вытягивание рук и ног.

Повертев ленты в руках и сообразив, что, обернув лодыжку, можно закрепить ленту липучкой, я стал искать место, куда привязать другой конец веревки. В итоге привязал к ножке дивана. То же проделал со второй верёвкой. В результате ноги Леночки слегка разошлись в стороны, и мне открылся эротический вид сзади. Повозившись чуть больше, чем это требовалось (вид-то какой!), я взял розгу и продолжил порку. К чести Лены будь сказано, она выдержала её стойко, если не считать «Ой» и «Ай», и ни разу не сбилась со счёта. Развязав ноги «великомученицы» я почувствовал жажду и, погрузившись в своё кресло, хотел выпить кофе, но оказалось, что кофе всё выпито.

– Хватит валяться! Подъем и живо мне стакан вина из холодильника! – решил я продолжать вести себя как султан.

Леночка поднялась, морщась от боли, хотя серьёзного урона её попе я не причинил: красная да, пара слишком сильных ударов видно, но не более того. Прошествовав в кухонный уголок к холодильнику, Лена пропала на добрые пять минут. Вставать, шевелиться мне было лень и, кроме того, я решил не звать её, а подождать, когда же она сподобится сама появиться. Наконец, она появилась: с подносом и стаканом вожделенного мною сухого красного (другого не пью); но главное что сразу бросилось в глаза: в белом крахмальном переднике и белой заколкой в волосах. Передник оканчивался чуть ниже пупка и вместе с чёрными чулками подчёркивал красоту. Опустившись передо мной на колени, она протянула поднос и сказала:

– Благодарю Вас за то, что уделили мне время и великодушно занялись моим воспитанием!

Вот это сильно сказано, пожалуй, я мог бы и ещё проявить великодушие, например, на следующей неделе. В конце концов, мне это начинало нравиться! Я взял бокал вина, отпил сразу половину и, видя, что она так и держит пустой поднос, а руки уже начали дрожать, разрешил ей опустить его.

Я продолжал чувствовать полную власть над этой только что выпоротой девушкой (женщиной?) и мне стало интересно, насколько эта власть далеко заходит.

– Повернись ко мне задом! – она беспрекословно развернулась на коленях.

– Теперь обопрись на локти, – выпоротая попа выглядела очень аппетитно.

– Прогни спину, – попа ещё больше округлилась.

– Раздвинь колени.

– Ещё!

– Носом в пол, руками попу разведи, – вот вид на который невозможно налюбоваться!

Я поднял с пола и осторожно поставил поднос ей на спину в районе копчика, где осталось единственное горизонтальное место. Затем поставил недопитый бокал на поднос и занялся нравоучением. Что именно я говорил, сейчас уже не вспомню, но помню, что периодически заставлял её повторять свои слова и обещать вести себя правильно. Когда посчитал, что с неё достаточно (и с меня тоже, поскольку напряжение между ног достигло предела), я снял поднос и дал ей команду одеваться. Одевалась она неторопливо, похоже, наслаждаясь производимым на меня эффектом: я помучалась, теперь помучайся ты. Одевшись, поправила макияж и, ещё раз поблагодарив, попросила разрешения идти.

– А убрать всё за собой? Кто это должен сделать? – не удержался я от мелкой мести за стриптиз с одеванием.

– Извините меня, пожалуйста! Или ещё накажите! Я сейчас, – она быстро собрала и вымыла посуду, затем упаковала розги, снова завернув их в длинный свёрток.

– Теперь ступай! – сказал я и пошел закрыть за ней дверь. В секретарской Ольги она остановилась, вынула из сумки и положила перетянутый знакомыми лентами свёрток с розгами за шкаф.

– Зачем ты это делаешь? – удивился я.

– Меня попросила Ольга Михайловна. Наверное, Вы скоро будете её тоже наказывать. Только Вы не выдавайте ей, что я всё узнала от неё, пожалуйста! Она так была откровенна со мной, я ей так благодарна! – это была настоящая мольба.

– Ладно. Я же уже сказал, – отказать в искренней мольбе женщине не в моих силах.

Утро следующего дня, кабинет

Селектор голосом Ольги:

– Иван Николаевич, Вы разрешите, я к Вам зайду?

– Давай, заходи.

Ясное дело: заявление на стол. После чего фраза типа: «С таким извращенцем…». А я что могу ей сказать: «подставили»? А, между прочим, сама участвовала в подставе!

Входит. Как всегда в строгом костюме. Как всегда невозмутима, но я по мелким деталям замечаю – волнуется: пальцы перебирают бумагу в руках (заявление об уходе?), сняла очки, потом надела их снова.

– Иван Николаевич! Я так работать не могу! Через меня идут какие-то странные письма, из которых ясно, что вы практикуете наказания своей секретарши, меня то есть. Вот послушайте, я сняла копию с того письма: «…накажите мою секретаршу так, как Вы обычно наказываете свою при больших провинностях…».

Подняв голову от письма, продолжила:

– Конечно, это Ваше право наказывать чужих секретарш, но у Вас есть своя, и Вы должны считаться с этим!

Поскольку продолжения не последовало, а молчание мне начинало действовать на нервы, я сказал спокойным голосом:

– Хорошо, Оля, можете не продолжать, давайте я подпишу, число проставьте сами.

К моему удивлению среди трёх или четырёх бумаг, требующих подписи, заявления не оказалось. Подняв взгляд, я увидел, что в руках она держит ещё лист бумаги.

– Ну, давайте же Ваше заявление.

– Какое моё заявление? – в свою очередь удивилась она. – Заявление про что?

– Так Вы не уходите? – с надеждой в голосе спросил я.

– Куда я должна уходить? – в этот раз всегда сообразительная Ольга оказалась в растерянности.

– Не увольняетесь, я имею ввиду, – пояснил я.

– И не думала. С чего Вы завели этот разговор? – Ольга насторожилась, из чего явно было видно, что она не готова к разговору об увольнении. У меня отлегло от сердца, поскольку Ольга была мне небезразлична как женщина и как работник, уж не знаю, что больше. Тем не менее, я хотел выяснить всё до конца:

– Так Вы сами говорите, что так работать не можете.

– Я говорю о том, что свою секретаршу Вы не наказываете, а чужих – пожалуйста! При этом все знают…, – и она потрясла бумагой в руках, – что Вы обычно (она выделила это слово) наказываете меня…

Ну, насчёт того, что все знают, это перебор, но я не стал вдаваться в спор:

– Так что же Вы от меня хотите?

– Хочу, чтобы Вы обращали внимание и на мои провинности, а не только на провинности чужих секретарш! – видимо ей пришлось собраться с духом, чтобы сказать эту фразу.

Теперь уже я не мог найти нужных слов:

– То есть Вы хотите сказать… – тут она меня перебила, что вообще было первый раз в жизни:

– Да! Да! Я хочу сказать, что я ревную, что у меня масса недостатков, и меня тоже надо пороть! – с этими словами она повернулась и выбежала из кабинета.

«Вот, блин», – похоже, что кроме этой мудрой мысли у меня в голове уже ничего не остаётся.

Надо по порядку.

Первое: Ольга не увольняется. Второе: никакого шума не поднимается. Третье: надо дать Ольге время придти в себя и мягко дать понять, что она лучшая секретарша в мире, и если таких наказывать, то остальных надо закапывать живьём. Наверное, просто приревновала своего шефа к чужой молоденькой секретарше.

Я успокоился и занялся своими делами.

На следующий день Ольга опоздала на полчаса. Поскольку этого никогда не случалось, а её присутствие именно сегодня утром не являлось особо необходимым, то я между делом спросил у неё: всё ли дома в порядке.

– Да, спасибо, всё хорошо.

Через день опоздание повторилось. На этот раз она сама зашла ко мне в кабинет и, извинившись, спросила:

– Последуют ли за этим какие-либо оргвыводы?

– Давай садись, поговорим, – сказал я.

Она присела.

– Если ты опаздываешь из-за каких-то домашних проблем, то, пожалуйста, только предупреждай заранее, – как мог спокойнее сказал я. – А если специально, то… – я не знал что сказать и на время остановился.

– То что? – глядя себе под ноги, спросила она.

И, поскольку я так и не мог сразу что-то придумать (просто не укладывались в голове какие-либо взыскания по отношению к безукоризненной до сего времени секретарше), продолжила сама:

– Я ведь говорила и не отказываюсь от своих слов, что у меня масса недостатков, и что меня тоже надо пороть.

– Так за что же? Какие недостатки? О чём ты говоришь? – в приватных разговорах я переходил на «ты», поскольку разница в возрасте была значительной, и она сама говорила, что ей такое обращение с моей стороны нравится больше.

– Во-первых, я ленивая. Да, да ленивая! Вы не представляете себе, как мне иногда не хочется ничего делать, и как я потом себя за это наказываю! Я устала бороться с собой, мне хочется, чтобы меня наказал за это кто-то другой, то есть не кто-то, а именно Вы. Я так часто это себе представляла, а тут, как нарочно, эта девчонка от Валерия Михайловича… – она помолчала.

Молчал и я, чтобы дать ей выговориться.

– Я ведь ей «навешала лапши на уши» про то, как Вы меня наказываете, как ей надо себя вести, что одевать, где и как встать на колени. Я отправила её в сексшоп за розгами и верёвками, поскольку хотела для себя именно этого… – она опять помолчала. – Конечно, это глупо, что я специально два раза опоздала. Я больше не буду, мне самой противно… Но пожалуйста, выпорите меня, как ту девчонку, я Вас очень прошу! – она сползла со стула, и мне на секунду показалось, что она падает в обморок.

Но она встала на колени и поцеловала мне ногу, прямо в ботинок.

Отказать женщине в искренней мольбе не в моих силах.

Суббота, кабинет

Аккуратность и тщательность Ольги проявились в кратном размере в субботу. Наказание было назначено на три часа, но уже в два она позвонила мне на мобильный и поинтересовалась цветом чулок: какие я предпочитаю – черные или телесные. Я выбрал телесные и спросил у неё: откуда она знает, что именно эти цвета я предпочитаю видеть у женщин на ногах?

– Извините меня Иван Николаевич, но мужчины очень непосредственны. Я много раз наблюдала за Вашим непроизвольным взглядом на мои ноги. Любые другие цвета Вас не привлекали, – вот чертовка! Конечно, она не девочка, но ведь 33 года для женщины расцвет, а обладая ладной фигурой и умением держать себя…

Так. Что-то я замечтался и чуть не проехал поворот к своему офису.

Вхожу без пятнадцати три. Первое ощущение праздника какого-то. Потом соображаю, что это совокупность вкусного запаха пирогов, хороших духов и легкой музыки в моём вкусе. Но в секретарской никого нет, и я, почему-то очень осторожно, заглядываю в свой кабинет, видимо, боясь вспугнуть ощущение праздника. Ольгу я даже сразу не увидел, а увидел стоящую посередине лавку: новую, широкую и длинную. Рядом стояли на изящных подставках два длинных сосуда, похожих на вазы. Из их узких горловин торчали прутья. Посреди скамьи поперёк лежал валик из тонкого одеяла, а по краям лавки свешивались верёвки. В стороне стоял чайный столик с пахнущими пирогами, с ведёрком, из которого выглядывало шампанское, рядом хрустальные вазочки, тарелочки с закусками, графин… Да это не съесть и не выпить за день. Тут я, наконец, увидел Ольгу, которая, видимо, внимательно наблюдала за моей реакцией на убранство кабинета. В руках она держала ремень и выбивалку для ковров.

– Извините меня, я чуть-чуть не успела всё подготовить, – тут же потупив взгляд, сказала она.

– Готовь, готовь! Я пришёл пораньше, чтобы сделать пару звонков.

– Я Вам не помешаю, если останусь в кабинете?

– Нет, продолжай, – и я уселся в своё кресло.

Пара звонков была необязательных, как и просмотр почты Gospodin-1@yandex. ru, просто, чтобы занять время, причём одновременно можно было наблюдать за порхающей по кабинету Ольгой. Оказывается, ремень и выбивалка должны были занять своё место у лавки на специальной подставке. Потом около кресла, что у столика с закусками, чуть в стороне появился красивый маленький коврик. Тут я заметил, что второе кресло, всегда стоящее с другой стороны чайного столика, передвинуто к стене, прямо напротив скамьи. И около него на тумбочке стоял поднос опять же с закусками и графином красного вина.

Отдельно следует описать одеяние Ольги. Черная узкая юбка с боковым разрезом, таким, что были видны кружева на чулке левой ноги. Прозрачная блузка. А как она не падала с высоченных шпилек на своих босоножках, я не знаю.

Поймав мой взгляд на часы, Ольга обошла мой стол, встала на колени и попросила меня занять кресло у чайного столика. Я не стал заставлять её долго меня упрашивать. Она прошла за мной и опустилась на колени на тот самый коврик.

– Позволительно ли мне будет называть Вас сегодня «Мой Господин»?

– Да, приказываю тебе так ко мне сегодня обращаться, – полушутя согласился я.

– Слушаюсь, мой Господин, – склонив голову, и без тени шутки отвечала она. – Не угодно ли моему Господину разрешить налить ему вина или шампанского? – и опять без тени юмора.

– Шампанского, – сказал я, входя во вкус своего положения.

Ольга сделала три шага на коленях к столу и, вытащив пробку (оказывается, шампанское было открыто раньше), наполнила мне бокал и подала его на маленьком подносе. Я выпил шампанское практически залпом и только после понял, что придётся ехать домой на такси. Закуски и пирожки были великолепны. С позволения читателя опущу описание трапезы, в течение которой Ольга так и стояла на коленях рядом с креслом.

После еды я никак не мог решиться что-либо предпринять, поскольку до сих пор Ольга в моём представлении была эффектной, но неприступной дамой, предельно чётко знающей что можно, а что нельзя. Но, видимо, мои представления (о ней, либо о том, что можно, а что нельзя) были неверны.

Ольга сама пришла мне на выручку:

– Не угодно ли моему Господину обратить внимание на свою секретаршу? Не сочтёт ли мой господин своевременным наказать её? – заговорила она о себе в третьем лице.

– Да. Раздевайся. Сейчас ты будешь наказана за свои опоздания, за своё любопытство, за сочинительство о регулярных наказаниях (хотя скорее за развитие моей идеи), за лень и, и… за что ещё?

– За греховные мысли, – подсказала Ольга.

– Какие такие греховные мысли? – решил уточнить я.

После некоторой заминки, последовала исповедь, тайну которой я обязан сохранить.

– Теперь готовься к наказанию! – заключил я её исповедь. –Ты заслужила три дюжины розог.

– Могу ли я просить моего Господина об одной милости? – склонив голову, испросила Ольга.

– Да. Проси, – заинтересовался я.

– Не может ли мой Господин сам руководить подготовкой к наказанию? Я готова выполнить любой Ваш приказ, но я должна быть уверена, что всё делаю правильно. Пока я не знаю насколько и в какой последовательности мне раздеваться. Оставаться при этом на коленях или встать?

К такой просьбе я отнёсся с пониманием: раздевание прошло под моё дирижирование (слов и не понадобилось), благо музыка соответствовала процессу. Кивок головы в сторону лавки – и Ольга в одних чулках и туфлях послушно отправляется и укладывается на неё. Дальше уже моя работа по фиксации рук и ног. В итоге Ольга вытянута в струнку, а её попа заметно возвышается над всем остальным. Но тут я замечаю, что у лавки есть боковые наклонные планки-стяжки. Переделываю свою работу в части фиксации ног: привязываю одну ногу к боковой планке, а Ольга уже опустила другую и ждёт, когда я закончу с первой. Теперь вид сверху на распростёртое стройное женское тело великолепный. Залюбовавшись, я погладил ногу по чулку у самой попы. От неожиданности её тело дёрнулось, но потом сразу же расслабилось.

– Накажите меня, пожалуйста! – с мольбой попросила Ольга, видимо, подумав, что я мог забыть о том, что именно мне предстоит делать с ней.

Порку Ольга вынесла стоически. Считала удары сама и на каждом пятом благодарила:

– Спасибо, мой Господин!

После того, как я отвязал ей руки и ноги, она продолжала лежать, а я сам сел в кресло напротив и выпил ещё немного шампанского, а затем ещё немного. Наконец, я сообразил, что Ольга ждёт моей команды, и приказал ей подняться. Приведение себя в порядок (макияж, причёска) заняло у неё не более минуты. Затем она опустилась на колени у моих ног и начала горячо благодарить меня за проявленное к ней, «недостойной» внимание. Причём было ясно, что эту речь она заранее и тщательно готовила: там был намёк на то, что я (разумеется, такой идеальный во всех отношениях) не уделял должного внимания своей секретарше до сегодняшнего дня, и прозрачный намёк на то, что впредь я буду это внимание уделять.

Разумеется, после всего произошедшего брюки в определённом месте мне стали казаться тесными. Ольга, стоя на коленях и смотря в пол, тем не менее, заметила мою проблему и, свернув свои бесконечные благодарности, попросила:

– Не может ли мой Господин дать возможность своей недостойной секретарше, которой он и так сегодня уделил много внимания, высказать еще одну просьбу?

– Давай, проси! – разрешил я, ворочаясь в кресле чтобы преодолеть тесноту брюк в области молнии.

– Не окажет ли мой Господин великую милость и не снизойдёт ли Он до того, чтобы использовать меня как женщину? Любым способом, каким только пожелает, – при этих словах голова Ольги оказалась в опасной (для молнии моих брюк) близости.

Минет был выполнен на пять с плюсом. Тем не менее, Ольга попросила наказать её за недостаточное старание, разумеется, если я сочту это нужным. Причём она выказала свою просьбу так, что отказать – означало бы пренебречь ею.

Теперь пригодилась и та самая выбивалка для ковров. Я приказал ей встать на колени и опереться на локти по правую руку от меня.

– Вот так, ещё правее, теперь ещё. Спину прогнуть. Податься чуть вперёд. Ноги раздвинуть. Считать удары.

Порол не торопясь, прерываясь на глоток вина, закуску. Наконец, я устал сидеть в кресле. Встал, прошёлся по кабинету, осмотрел Ольгу сзади и решил, что, пожалуй, ей достаточно. И вдруг, спонтанно, мне захотелось оставить автограф на исхлёстанной попе. Для этого я опять погрузился в кресло и приказал своей секретарше переместиться с пола ко мне на колени попкой вверх. Что она быстро и сделала, прихватив какую-то плоскую деревянную лопаточку. Зачем, я догадался только тогда, когда она протянула мне её, продолжая упираться другой рукой в пол: Ольга решила, что я хочу её ещё и отшлёпать! Но это не входило в мои планы, поэтому лопатку я забрал, а сам достал свою ручку, нашёл (с трудом!) чистое место на выпоротой заднице и расписался.

Собственно, на этом мой рабочий день закончился. Предоставив Ольге наводить порядок (на себе и в кабинете) я ушёл, впрочем, получив ещё порцию благодарностей.