Фогель Глава третья. Фогель

Процедура допроса по-Фогелю обычно начиналась с экскурсии. Арестованного, как бы невзначай, проводили через специальную комнату. Ее наполняли многочисленные диковинные приспособления. На полках и столиках были уложены вперемежку медицинские и слесарные инструменты. В эмалированных кюветках поблескивали ланцеты, зажимы, шприцы. На видных местах стояли зубоврачебное и гинекологическое кресла. Уже их соседство в одной комнате было жутковатым. Захваты для рук, ног, шеи снимали последние сомнения в их предназначении. На столиках лежали плети, цепи, металлические пруты, клещи и еще много непонятных и от этого страшных предметов. Во всем был строгий порядок. Обилие орудий пыток впечатляло. От каждого из них веяло каким-то своим, отдельно взятым, холодным кошмаром. Все это было предназначено для истязания человеческой плоти. Болезненная фантазия палача искала и находила новые еще неведомые способы добыть Самую Большую Боль. Железо, огонь, вода – все было подчинено изощренной мысли. Казалось, сам воздух этого чудовищного подвала пропитан ужасом и болью жертв. Некоторые «клиенты» падали в обморок уже здесь. Ленку я через «процедурную» не повел, незачем. Страху хватало и так.

Кабинет Фогеля, наоборот, был довольно комичным. Прямо рядом с совершенно дурацким длинным и кривоногим столом, непонятно как оказавшимся в этом подвале, проходили какие-то странные трубы. По ним время от времени прокатывались чьи-то приглушенные вздохи. Другие звуки сюда не приходили, как и не выходили никакие отсюда. Это был потаенный уголок здания-монстра, затерянный в его чреве аппендикс сюрреализма. Потрепанное кресло, пара крепких стульев, кофейный столик у стены рядом с электрической розеткой и старинный настенный телефон завершали чудаковатый мебельный гарнитур. Но для подвала здесь было достаточно светло. Ведь мне приходилось делать здесь техническую фотосъемку.

Майор вышел из-за стола, улыбнулся и игриво наклонил голову. Было видно, арестованная ему понравилась.

– Здравствуй, милочка. Зачем ты пришла, что случилось? – тепло поинтересовался наш дядюшка Фогель. Я перевел.

Ничего не понимающая девушка залепетала, что она ни в чем не виновата, ничего плохого не сделала и много работает на благо Рейха.

– Это хорошо. Конечно же, надо помогать Рейху в его нелегком деле, сотрудничать с ним во всем. Не так ли? Вот я и приглашаю к сотрудничеству, – дядюшка приподнял личико за подбородок согнутым пальцем. Его глаза масляно заблестели.

Снова Ленка чуть не плача стала уверять в своей преданности. Фогеля не интересовали слова девушки, он жадно разглядывал юное создание. Обойдя ее сзади, он заинтересованно ощупал девичью попку. Ленка дернулась и вскинула на меня испугано-вопросительный взгляд, на что я одобрительно ей кивнул: все идет хорошо. Майор полез дальше и бесцеремонно стал ощупывать грудь девушки, живот, бедра. Она инстинктивно сжималась и пыталась отшатнуться от его нахальных рук. Пустое. Фогель лишь удовлетворенно похмыкивал, не обращая ни на кого внимания. Так опытный бюргер ощупывает при покупке телочку: хорошо ли сложена, будет ли много молока. Глаза Ленки опять стали влажными, она зашмыгала носом.

– Гут, – заключил бюргер Фогель, отошел в сторону и дал мне знак. Я расстегнул наручники и велел девушке снять платье.

Теперь коротко об инструкции. Около полугода назад, еще до моего назначения, здесь произошло следующее. В похожей ситуации молодая полька, арестованная как член группы сопротивления, в исступлении бросилась на нашего майора. Она сильно оцарапала ему лицо, едва не повредив глаза. Шрамы на его правой скуле остались до сих пор. Взбешенный майор больше двух недель истязал девушку. Ежедневно по указанию Фогеля ее насиловали и били несколько человек из состава команды.

Планомерные жесточайшие пытки лишили несчастную разума. Все, что она могла – это испытывать все виды боли. Затем ее чуть подлечили и показательно повесили во дворе тюрьмы. Даже повешенье было изощренной пыткой. Ей со связанными сзади руками надели петлю и стали крутить лебедку. Узел повернули вбок и устроили так, что удушение было неполным. Обезумевшая девушка хрипела, едва доставая ступнями доски помоста. Изо рта шла пена, между ног струилась моча. Лебедку отпускали и давали ей краткий отдых на дрожащих ногах. Так было дважды. На третий раз ее подняли и не опускали. Через несколько минут девушка затихла. С той самой поры даже женщинам было предписано на допросах надевать наручники, и снимались они лишь для раздевания.

Ленка заплакала. Она поняла, для чего и кого ее так готовили. Чувство стыда парализовало ее. Пришлось крепко сдавить ей предплечье. От боли она изогнулась и тонко заныла. Снова девушка дрожащими руками сама снимала оплот женского приличия. Как только платье легло на стул, я опять сковал ей руки. Старина Фогель похотливо улыбался. Ничего не скажешь, есть чему. Если бы проводился какой-нибудь местный конкурс красоты, по моему мнению, Ленка легко бы обошла всех. Такая стройная фигура и милое выразительное лицо никого бы не оставили бы равнодушным. Она просто лучилась обаянием. Даже слезы не портили ее внешности, а скорее даже добавляли некого шарма. В нашем случае устроителями конкурса и жюри в одном лице были мы с майором. Проводился он в северном крыле подвала варшавского отделения Гестапо. Соискательница стояла на высоких каблуках в вызывающем розовом белье, аккуратно подтянутых чулках и испугано шмыгала носом. Самой пикантной деталью туалета, конечно же, были наручники. Шансы на успех, доложу вам, у нее были!

– Не продолжить ли нам знакомство, детка? Ты же не собираешься возражать?

Возражать не имело смысла, поэтому я легонько подтолкнул мисс к господину Фогелю. Он сразу приступил к еще более детальному осмотру и ощупыванию девы.

Дело в том, что первым пунктиком майора был фетишизм. Его заводили всякие там трусики, резинки, чулочки. Поэтому с раздеванием надо было быть осторожным. Майора живо интересовало содержимое чашечек бюстгальтера, что может скрываться за резинкой трусов, или нет ли чего подозрительного между ног. Как я уже говорил, немаловажным моментом были чистота тела и сопутствующие запахи. Свою работу я сделал хорошо. Как не ужималась Ленка, майор хорошо полазил у нее везде и остался доволен осмотром. Одна грудка так и осталась выглядывать сосочком из-за кружевного бруствера.

Конкурс продолжался. Было предложено приспустить трусики. Я бросился выполнять непростое задание. Ленка сжала бедра. Как это было мило. К уже и без того яркой женской наготе добавлялся чистенький выбритый лобок. В качестве юмора я сам девичьим кокетливым жестом закрыл его ладонью от противного дядьки. Фогель оценил жест и одобрительно загоготал. Дальше шла обычная рутина.

Майор снял мундир, расстегнул штаны, с пыхтением достал свой корявый узловатый член, успевший уже немного набрякнуть в галифе, откинулся в кресле и стал им шурудить. Мы подошли поближе к креслу, не сразу, но все-таки раздвинули претендентке ноги и тоже стали показательно ей мастурбировать. Это был второй пунктик. Господин майор ценил только хорошо разогретых дев, но ему было «некогда заниматься ерундой», готовить плацдарм должен был я. Ему же предстоял сам блицкриг. Минет, сами понимаете, был неприменим.

«Ерундой» я занимался правой рукой, левой поддерживал конкурсантку за грудь. Ленка покорно стояла на раздвинутых ногах с запрокинутой головой, отрывисто дыша мне в ухо. Да и что могла позволить себе напуганная до смерти девушка в такой ситуации? Но, несмотря на испуг, молодой организм функционировал правильно. Она уже дала хороший сок, мои пальцы приятно скользили в ее горячем лоне, и я ждал сигнальной ракеты шефа к атаке. У него тоже все было хорошо, его баобаб уверенно смотрел в небо. Да и как могло быть иначе, если перед тобой открыты все двери к молодому девичьему телу, истекающему соком желания. Войди в него, оно твое.

И Фогель пошел. Он сначала погулял ручищей у нее между ног, проверяя мою работу, затем промычал что-то несвязное и показал на свою древесину. Трусики были сняты окончательно и демонстративно отброшены в сторону. Удерживая Мисс Варшаву за плечи, я помог раскинуть ей бедра над вздыбленным суком председателя жюри. Она вскрикнула, дернулась, когда тот вошел ей в расплавленную узость. Рык Фогеля перекрыл остальные второстепенные звуки. Это был утробный хрюк матерого кабана-секача хорошенько запавшего на молоденькую самочку-недотрогу. Не помочь шефу в такую трудную минуту было нельзя. Мысленно я был с ним и принялся двигать Ленкой в нужных направлениях, заботясь в первую очередь о чувственности происходящего. В привычках шефа было неспешное, вдумчивое сношение. Господин майор деловито сопел и играл резинками чулок, оттягивал и щелкал ими по ягодицам.

Стенающая Ленка двигалась по кряжистому стволу баобаба, с треском обдирая на нем кору и старые сучья. Я старательно насаживал ее до самых замшелых корней, заставлял елозить, крутить телом на кустистых баварских холмах, чтобы еще больше подчеркнуть серьезность контакта. Прошла команда на снятие лифчика. Отработали. Когда майор тянулся к груди девушки, я сдавливал ей плечи назад, разворачивая и подставляя грудь в лучшем виде. Он охотно лапал и мял это выдающееся произведение искусства, тряс за розовые соски, растягивал их до боли в стороны. Проявляя должную инициативу, я перекинул через плечо на грудь Ленки ее роскошные волосы. Майору они тоже понравились. Ознакомительное изнасилование девятнадцатилетней девушки шло успешно.

Майор любил свою работу и не отказывал себе в удовольствиях, предоставляемых ему занимаемой должностью. Всех более-менее привлекательных женщин, попадавших в его хозяйство, он не пропускал. Это приятно разнообразило семейную жизнь старого развратника. По сравнению с сильно располневшей и потухшей сорокавосьмилетней женой здесь был иногда неплохой выбор. Заодно можно было дать волю своим сексуальным и садистским фантазиям. Спрашивать разрешения на это у заключенных дам, как вы понимаете, не требовалось.

Вот и сейчас у нас подошло время анального конкурса. Ленка билась и не давалась. Как никак для католички это тяжелый грех. Да кто из нас без греха? Кое-как, со слезами, но уладили. Сопение усилилось. До оргазма оставалось еще несколько томительных минут. На этот раз он пришел к нам несколько раньше обычного. Фогель хрюкнул, выгнулся и замер. Присутствующие деликатно выдержали паузу. Голова безвольно скатилась набок, глаза заплыли. Рука сделала жест, означающий: довольно, проваливайте.

Чуть ли не бегом я кинулся в душевую, увлекая за локоть Ленку. Мое терпение не могло быть бесконечным. Не знаю как у вас, а у меня уже давно все затвердело. Наскоро подмыв девчонку прямо из умывальника, я завалил ее на широкий клеенчатый стол.

К черту инструкцию, к черту наручники. Старые знакомые. Чулки и босоножки? Некогда снимать! Ленка обхватила меня своими идеальными ногами, руки несмело обвили шею. Мне бы хватило одного только этого, но ведь были еще и нежная грудь с розовыми сосочками и раскинутое вокруг русое буйство волос. Стоп! Подождите! А куда прикажете деть этот приоткрытый ротик с чуткими мягкими губами, глаза-облака и шелковую попку? А? И, наконец, главное – тесные горячие ножны для моего давно несгибаемого офицерского кортика!? Тут все было просто вне конкурса. Для одной девчонки даже много. Много, если это не Мисс Вселенная. А Ленка была сейчас для меня именно ей.

Сверкающий маслом поршень крупповской стали непрерывно двигал наш паровоз вперед. Мы летели по бескрайним зеленеющим равнинам, поднимались на лесистые холмы, ухали вниз с горных перевалов. Мерный перестук рельсов (скрип стола) вторил нашему частому жаркому дыханию. В топке гудело малиновое пламя. Мелькали полустанки. Поезд был скорый, литерный, редкие остановки нужны были лишь для уточнения позы. Все было подчинено одной цели. Она приближалась с каждым часом. Впереди показалось нечто высокое, это фермы моста. Загрохотало гулкое железо, заложило уши. Это был великий Рейн, его темные волны перекатывались далеко внизу мелкой рябью. Тонкая стрела моста летела над мировым простором. Вдруг что-то произошло. Нас мягко и мощно подкинуло вверх, фермы осветились оранжевым светом. Душная волна взрыва окатила сознание. (Ну, откуда здесь партизаны!?) Еще продолжая стремиться вперед, но, уже потеряв опору, состав заскользил по фантастической параболе вниз с невероятной высоты. Мы отчаянно вжались друг в друга, сердце забилось у самого горла. Мир пульсировал вместе с нами и переворачивался. Далекий взрыв еще продолжал сотрясать небеса, но мы его не слышали, наши губы слились, языки неистовали. Огненное чувство выплескивалось яростными толчками. Дрожащая Ленка сдавливала меня ногами, а поршню было туго, и безумно, безумно сладко. После нескольких замедленных движений он бессильно застыл в дальней мертвой точке. Жаркая истома охватила тело. А вот и спасительная вода. Без всплеска мы погрузились в темную пучину небытия…

Вот такой непростой, скажем прямо, произошел тогда этот взрыв между небом и землей. Как мне показалось, я был не одинок в том сумасшедшем падении. Несмотря на полную опустошенность, я был внутренне благодарен ей за эту близость. Наверное, тогда я впервые встретил ее взгляд, лишенный страха. Несколько мгновений эти чудесные глаза мягко, чуть удивленно смотрели на меня, как мне показалось с теплотой. Поймал себя на мысли о неловкости перед ней. Конечно же, вслух не было произнесено ни слова, но что-то необратимое уже произошло. Я умылся, оделся. Ленка в белье и наручниках снова была доставлена в кабинет. Фогель наигранно грозно сдвинул на меня кустистые брови. Кое-что он мне позволял.