Запретный секс на ранчо. Секс истории Часть 1

Ковбой Максфилд, вернувшись на ранчо, хотел привязать коня к коновязи. Увидел проходившую по двору рабыню хозяина, молоденькую негритянку Дженифер, поманил грязным пальцем.

– Эй, Джени, хай! Своди на пруд моего Голиафа, напои его и хорошенько выкупай. А я тебе за это заплачу три доллара.

– Хай, Макс! Хорошо, я напою и выкупаю твоего жеребца, – засмеявшись, ответила негритянка и добавила с неприкрытым намёком: – Хотя, с большим удовольствием, сделала бы это другому твоему «жеребчику»… рыжей масти. (Ковбой Максфилд был действительно огненно-рыжий, отчего казалось, что голова его светится).

– О-кэй, Джени, – но это потом. Мой рыжий жеребчик никуда от тебя не ускачет, – весело отшутился ковбой.

Расседлав Голиафа, он достал из седельной сумки жёсткую щётку и губку, положил на широкое поперечное бревно коновязи. Набросил на бревно повод уздечки. Проходя мимо негритянки, Максфилд игриво шлёпнул девушку по полной, упругой заднице, заржал, как застоявшийся жеребец и направился к длинному одноэтажному, барачного типа, строению, где жили слуги хозяина степного ранчо.

Дженифер, с блаженной улыбкой на устах, всё ещё ощущая на своих ягодицах тяжесть широкой ладони любвеобильного ковбоя, взяла под уздцы его лошадь, другой рукой прихватила щётку с губкой, и повела помахивавшего длинным хвостом Голиафа к распахнутым настежь деревянным воротам ранчо. До пруда было недалеко, и вскоре она уже забрела по колено в воду вместе с конём, который тут же принялся жадно пить.

Над головой негритянки нещадно палило жаркое мексиканское солнце, дотла выжигая чахлую, колючую растительность прерии, высушивая до глубоких, сыпучих трещин каменистую, красного оттенка почву. Дженифер было невыносимо жарко. Поболтав с удовольствием ногами в воде, она быстро вернулась на берег и сбросила на траву платье. Под ним у девушки не было ничего. Стройная, будто выточенная из эшфордского угольно-чёрного декоративного мрамора, обнажённая фигурка негритянки, казалось – взволнует и поднимет из каменного гроба даже мёртвого ветхозаветного Лазаря. Жаль, что любоваться ею в этот момент мог только безучастный ко всему, кроме водопоя, Голиаф.

Дженифер снова вошла в воду и принялась обливать его и скрести щёткой. Молодому жеребцу это очень нравилось, он пофыркивал от удовольствия, прядал ушами и мотал широкой чёрной метёлкой гривы. Негритянка тщательно выскребла его спину и красиво изогнутую, лебединую шею, намочила водой и расчесала гриву. То же самое проделала с конским хвостом. Когда принялась мыть стройные мускулистые ноги Голиафа, жеребец довольно заржал. Хорошенько вымыв и растерев губкой передние ноги коня, негритянка перешла к задним. И тут она обратила внимание на огромный, шлангообразный член жеребца и крупные, шаровидные ядра яиц. Смочив губку водой, она стала осторожно тереть ею яйца. Затем, бросив губку, принялась гладить и мять их пальцами. Жеребец сильно вздрогнул, ударил задней ногой по воде, обрызгав Дженифер, и громко заржал. Член его начал постепенно вытягиваться.

Негритянка ещё некоторое время забавлялась яйцами животного, потом взялась за член. Ощутив в пальцах это огромное, наливающееся кровью орудие, девушка сама задрожала нетерпеливой дрожью неутолённого сексуального желания. В паху у неё появилось непонятное сладкое жжение, низ живота набряк. Дженифер страшно захотелось поцеловать головку члена Голиафа. Она была похожа на шляпку крупного гриба. Девушка наклонилась и стала с наслаждением целовать это огромное произведение природы. От усердия она обильно увлажнила головку члена животного своей слюной, широко разинув маленький ротик, с трудом пропихнула её внутрь. Стала неистово, с причмокиваниями, сосать член жеребца. Голиаф ржал и перебирал в мелкой воде ногами, не стоял на месте. Член его вытягивался всё больше и больше. Он уже стал походить на толстого, короткого удава. Быстро твердел в руках негритянки, и она вдруг почувствовала, как вагина её стала

мокреть от желания. Внутри её появился какой-то нестерпимый, нарастающий зуд. Дженифер с упоением и восторгом сосала член жеребца, обильно текла и стонала от всё возрастающего желания и наслаждения. Теперь ей хотелось, чтобы жеребец воткнул в неё своё огромное половое орудие и отымел, как часто до этого делал бесшабашный ковбой Максфилд.

Но член у ковбоя Максфилда был намного меньше, чем у жеребца Голиафа. Во рту он умещался свободно, и запросто хватило бы места ещё для двух членов знакомых девушке негров-работников. Дженифер успела уже переспать и с ними. Причём выражение «переспать» – чисто условное. Трахаясь с горячими, темпераментными неграми с ранчо, девушка ночью не могла сомкнуть глаз до утра. Любовники были неутомимы и весьма изобретательны, сменяя друг друга, работали виртуозно и уверенно, и вконец измучили бедную Дженифер. Особенно ей запомнилась «поза гамбургера», когда один чёрный невольник, лёжа снизу, всовывал девушке во влагалище,.. а другой, подобно чёрному куску хлеба, покрывал её лакомую чёрную попочку сверху… Она чувствовала у себя внутри вибрации двух упругих, стоящих, как палки, членов, и визжала резаным поросёнком, потому что ей было безумно хорошо. Негры наспускали в неё своей густой белой спермы и девушка долго боялась, что забеременеет от своих случайных любовников, а отец её жестоко накажет за это плетью. Это было страшное дело – плеть! Были случаи, когда с наказанных на конюшне провинившихся негритянок безжалостные, хватившие виски, ковбои плетью сдирали не только всю одежду, но и кожу со спины и задницы.

Впрочем, Дженифер эта горькая участь обошла стороной – она не забеременела. Но, не смотря ни на что, – продолжала трахаться со всеми подряд, кто только поманит пальцем и затащит на сеновал или в какой-нибудь другой укромный уголок плантации. Так было принято среди негритянок-невольниц на ранчо. Девушка постепенно перепробовала все члены взрослых мужчин, стала обучать нехитрому мастерству разврата безусых, не трахавших ещё ни одну гёлл, юнцов, – как чёрных, так и белых, – детей ковбоев. С неопытными, прыщеватыми от неудовлетворённого полового желания, боями похотливой, поднаторевшей в любовных делах Дженифер было не интересно и скучно. Юнцы быстро расслаблялись под её горячими ласками, кончали куда попало, и не могли её по-настоящему трахнуть. О том, чтобы полностью удовлетворить свою партнёршу, не было и речи. Они думали только о своих красных от постоянного желания, задроченных писюнах… И вот негритянка, наконец-то, обрела настоящего, неутомимого и сговорчивого ловеласа. К тому же, огромный его член мог удовлетворить изысканный вкус любой записной красавицы юга Североамериканских штатов и диких мексиканских прерий.

Негритянка с аппетитом продолжала своё сладкое занятие, и член у застоявшегося жеребца всё вспухал и вспухал, пока не принял горизонтального положения. При этом он пытался проталкивать его глубже в рот девушке, то есть, пробовал по привычке – сношать, словно кобылу во влагалище. Но Дженифер боялась, что он повредит ей горло, и не позволяла члену глубоко проникать в рот. И уже с опаской думала: что будет делать, если жеребец внезапно изольётся ей в рот? Она ведь вполне может захлебнуться столь бурным потоком его спермы. А её, судя по величине поднявшегося орудия жеребца, у него было немало. Девушке очень хотелось хорошенько потереть пальчиками своё влагалище, которое уже буквально зудело от дикого возбуждения, но обе руки были заняты. Она то и дело на миг отрывала правую руку от члена жеребца и быстро-быстро проводила по наружным, сильно набрякшим губам вагины. Становилось очень хорошо, и негритянка с ещё большим воодушевлением принималась сосать член животного.

Жеребец Голиаф, наконец, громко заржал, заёрзал на месте, сильнее забил задними копытами по воде, обрызгивая негритянку. Член его, и без того огромный и твёрдый, напрягся ещё больше, завибрировал, грибообразная головка во рту у Дженифер натянулась от нового притока крови и вдруг прямо в горло девушки с силой ударила

мощная струя спермы. Негритянка тут же вытащила член изо рта, – горячая сперма Голиафа обдала ей всё лицо. Дженифер крепко зажмурилась и наклонила член жеребца вниз. Сперма, как из шланга, продолжала ещё долго, мощными толчками изливаться на землю. Девушка протёрла глаза, чтобы лучше видеть. Вся грудь и живот её были в сперме. Она текла и по чёрным, стройным ногам негритянки. Выпустив, наконец, член, Дженифер начала неистово, обеими руками доводить себя до оргазма. Правой рукой она теребила набрякший уже клитор и наружные половые губы, пальцами левой руки растирала нижнюю часть влагалища и маленькое отверстие анала. Кончила она быстро, страстно и призывно закричав, нисколько не боясь, что её кто-нибудь здесь услышит. В этом укромном диком месте слышать её мог только прядавший длинной гривой, ещё не успокоившийся Голиаф.

Дико корчась и извиваясь в похожих на предсмертные, сексуальных судорогах и конвульсиях, негритянка снова приблизилась к жеребцу, схватила его обмякший, безжизненно висевший член и принялась целовать жаркими, выпуклыми губами. Языком она водила по всему стволу, с наслаждением елозила по головке, слизывая последние, слабые уже ручейки спермы. Наклонив голову, достала кончиком языка до больших яиц Голиафа, облизала их с воодушевлением, принялась захватывать губами сморщенную кожу обвислых мешочков, сосала её, смачивала обильно слюной. Она приходила в дикое первобытное возбуждение при одной только мысли, что впервые сосёт и облизывает не человеческий, а жеребячий член.

Обмывшись в пруду после орального совокупления с Голиафом, Дженифер привела своего новоявленного четырёхногого любовника на ранчо, привязала к коновязи. Ковбоя Максфилда нигде видно не было, и она пошла в барак негров-невольников, где на женской половине, за занавесками у неё был свой угол. Барак был пустой, только на женской половине, по соседству с койкой Дженифер, там, где жила семейная пара, слышались какая-то возня, скрип койки и томное, сексуальное посапывание и повизгивание. Негры соседи работали в поле на хлопковой плантации, их дочь, малолетнюю Лиззи, хозяин ранчо взял в услужение в свой дом. В её обязанности входило ухаживать за его супругой, убирать помещения, поливать цветы вокруг дома. Несмотря на то, что Лиззи было только двенадцать лет, тело её уже начинало наливаться очаровательной женской прелестью, маленькие ягодицы круто выпирали под простенькой домотканой юбчонкой, соблазняя чёрных мужчин слуг и заезжих белых ковбоев. Груди стояли как два остреньких холмика в прерии. Она была прекрасна лицом и походила больше на мулатку, чем на чистокровную африканку. Волосы у неё были хоть и курчавые, но пышные, цвет кожи коричневатый, а на ладонях – цвета какао с молоком. Дженифер девочка очень нравилась и она постоянно её обнимала и нежно целовала в полные, соблазнительные губки. От поцелуев по телу взрослой негритянки пробегала горячая сладостная волна, и становилось томно и безумно приятно. Ей хотелось целовать девочку не только в губы, но и туда… в сладкую маленькую промежность, заставить её кричать от счастья, громко стонать и биться в любовных конвульсиях. Как проделывала сама Дженифер, когда её целовали и лапали негры и заезжие из дальних мексиканских прерий ковбои. Но подходящего случая как-то не выдавалось, Дженифер томилась неудовлетворённым лесбийским желанием и ревновала Лиззи к её подругам, с которыми она тоже часто, на глазах у неё, ласкалась и сладко целовалась в засос. На ранчо, среди молоденьких чёрных служанок, это было в порядке вещей. Дженифер подозревала, что они, вероятно, тайком удовлетворяют друг друга пальцами, но никогда ещё этого не видела.

Сейчас Дженифер заподозрила, что Лиззи целуется с какой-нибудь такой же молоденькой служанкой из усадьбы, и дико приревновала. Забежав в свой угол, она резко рванула занавеску соседей и – отшатнулась. На кровати совершенно обнажённый ковбой Максфилд подминал под себя голую, закатившую глаза от удовольствия, малолетку Лиззи. Она громко стонала, металась под ним, сучила по постели ногами, кусала

любовника за мочки ушёй и пальцы, которыми он пытался зажать ей рот. Острыми маленькими коготками она царапала его бугристую, бронзовую от загара спину, так что оставались широкие красные полосы.

Обернувшись на шум, Максфилд по змеиному зашипел, выругался, как грязный уличный сапожник из Мехико, послал Дженифер ко всем чертям. Негритянка испугалась, что он сейчас вскочит и станет её бить. Быстро задёрнула занавеску и выбежала из барака. Помимо страха в душе негритянки переваривалась страшная обида и ревнивое негодование: так вот она какая, эта «недотрога» Лиззи! Развлекается с ковбоем прямо у неё на глазах, и ей вовсе нет до неё никакого дела. И на то, что Дженифер, возможно, любит её самой нежной и сжигающей всё любовью, ей тоже, вероятно, плевать! Да, к тому же, Лиззи не может не знать, что ковбой Максфилд – её парень. Ведь последнее время он трахал на сеновале именно её, Дженифер. Маленькая похотливая шлюха!

Вскоре во дворе её отыскал закончивший своё дело ковбой Максфилд.

– Джени, какого дьявола ты припёрлась в барак в самый неподходящий момент и помешала мне получить удовольствие? Я после тебя так и не смог кончить!

– Но я же не знала, Макс, – с жаром возразила негритянка.

– Ты будешь жестоко наказана, – ледяным, не предвещающим ничего хорошего, тоном, объявил Максфилд и повелел: – Пойдём со мной.

Он привёл Дженифер на конюшню, приказал раздеться донага. Крепко привязал верёвкой к столбу, подпиравшему длинную поперечную балку крыши в центре помещения. Негритянка стояла перед ним – голая и беззащитная – лицом к столбу. Тело её напряглось в ожидании наказания. Она поняла, что Максфилд будет сечь её своим страшным, длинным кнутом и молилась в душе Богу, чтобы он, насколько это возможно, пронёс мимо неё сию горькую чашу. Но великий Иегова не внял её жаркой смиренной молитве и наказание началось. Ковбой обжёг её первым резким и сильным ударом. Кнут полоснул по нежной женской коже, оставив на спине широкий красный рубец. Негритянка вскрикнула от острой боли и дёрнулась всем телом. Следующий удар угодил по пухлому, соблазнительному заду и девушка закричала ещё громче.

Через десять минут порки вся спина и ягодицы Дженифер были крест накрест густо исполосованы красными, кровоточащими рубцами. Она кричала, не переставая, извивалась под жестокими ударами, умоляла прекратить и простить её. Но Максфилд стегал и стегал, распаляясь всё больше и больше. Губы его кривились в дьявольской, потусторонней улыбке. Ему явно приносило огромное удовольствие страдание жертвы. Он просто потухал от её стонов и криков и полосовал обнажённое чёрное тело ещё сильнее.

В какой-то момент член его достиг эрекции, ковбой сильно возбудился и захотел трахнуть извивавшуюся под ударами кнута негритянку. Отбросив орудие наказания, он вытащил из штанов торчащий член с красной головкой, пальцами широко раздвинул исполосованные ягодицы Дженифер и со сладостной дрожью в теле вонзил член в раскрытое, красное отверстие женского влагалища. Влажная слизистая мякоть плотно охватила головку и ствол стоящего колом члена. Максфилд закатил глаза и протяжно застонал от удовольствия. Быстро заработал членом в слабо разработанной, узкой дырочке негритянки. Член нырял в горячую норку её вагины на всю длину, доставая головкой до самого дна. Привязанная к столбу Дженифер извивалась и стонала в полный голос. Ей было хорошо, и она говорила об этом разошедшемуся ковбою. То, что он только что по садистки жестоко порол её кнутом, не имело уже никакого значения. Негритянка получала удовольствие от его вздыбившегося диким необъезженным жеребцом-мустангом члена, и страстно кричала всякий любовный бред.

Неожиданно, в пылу совокупления, она невольно проговорилась и стала скороговоркой кричать, что хочет взять в рот член Максфилда и отсосать его, как недавно на пруду отсасывала у его жеребца Голиафа. Ковбой прекратил её трахать, и, схватив рукой за волосы, грубо повернул лицо негритянки к себе.

– Ты сосала член у моего Голиафа?

Дженифер поняла, что сглупила, прикусила язык, но было уже поздно.

– Почему ты не отвечаешь, грязная негритянская шлюха? – по-звериному взревел ковбой Максфилд и жестоко ударил девушку кулаком в лицо.

Негритянка сильно ударилась виском о столб, в отчаянии закричала, заплакала. Ей стало страшно. Она стала умолять Максфилда не убивать её. Говорила, что с его жеребцом она только немножко поигралась и всё... Она, конечно же, представляла, что перед ней сам Максфилд. Ведь она так его любит, но он почему-то последнее время редко обращает на неё внимание. Вот она и решила переключиться на его жеребца…

– Ну и как, – понравилось тебе у него сосать? – допытывался всё ещё разгневанный ковбой.

– Конечно, сэр Максфилд! Ведь это твой жеребец, – охотно закивала головой негритянка.

– Ну, тогда отсоси и у меня, – подвёл итог ковбой, быстро отвязал девушку от столба, схватил за волосы, низко наклонил её голову и ткнул лицом в свой пах. Красный, с синеватыми прожилками, огромный член его по-прежнему стоял почти вертикально. Дженифер привычно заглотнула упругую головку агрегата в свой рот и принялась с наслаждением елозить по ней маленьким горячим язычком, обволакивать губами, стонать, причитать и охать. Чтобы было удобнее сосать, она встала на колени.

Ковбой Максфилд тоже с наслаждением застонал. Вёл он себя почти так же, как до этого – жеребец Голиаф. Только копыт и хвоста у него не было, и дело происходило не в воде, а на конюшне. Негритянка вскоре умело довела его до бурного оргазма, ковбой со стонами и криками, судорожно в неё излился. При этом крики его сильно напоминали лошадиное ржание. Спермы, правда, было намного меньше, чем у жеребца Голиафа.

Наклонявшись, он подхватил с вороха грязной соломы платье Дженифер, тщательно вытер свой мокрый член, брезгливо бросил платье на пол.

– Ещё хоть раз подойдёшь к моему жеребцу – засеку кнутом до смерти! Так и знай, грязная мексиканская шлюха, – пригрозил на прощание Максфилд, сплюнул, грязно выругался и, грузно переваливаясь на кривых, как почти у всех ковбоев, ногах, лениво вышел на улицу.