Ее драгоценный раб Леон Часть 4

— Сегодня мы будем не только вдвоем, — говорит Ингрид.

Леон молчит. Ему очень хочется повернуться, задать вопросы, но это запрещено. Накануне он позволил себе лишнее — после скандала на работе, честно говоря, нажрался как скотина, а утром, едва поднявшись и помня о том, что нужно ехать к Госпоже, собрал остатки воли в кулак и сел за руль. Ему невероятно повезло, что с таким выхлопом его не остановили, и еще больше — что прекрасно справился с управлением, будучи водителем, как-никак, более чем опытным, поэтому обошлось без происшествий.

Происшествия начались, когда Ингрид, открыв ему дверь, сразу прекрасно всё поняла по его виду даже раньше, чем Леон успел хоть что-то произнести.

— Я смотрю, ты вчера неплохо расслабился, — отметила она. — Помогло?

— В общем, да, — кивнул Леон, — только теперь как-то не очень. Госпожа, извините, я обычно себе такого не позволяю…

— Само собой, не очень, — согласилась она, протягивая ему стакан с водой, в который уже успела бросить таблетку Алка-Зельтцера, — но извинения, как ты понимаешь, не принимаются. Если взрослый человек настолько отказывается сам соображать, что делает, и ведет машину с такого похмелья, остается только одно — объяснить ему, что это не правильный выбор.

— Я, это, как его… понимаю, и… Вы можете наказать меня как считаете нужным, — проговорил Леон, старательно избегая смотреть ей в глаза.

— Разрешаешь? — усмехнулась Ингрид. — Ну, я рада, конечно. Смирение — это прекрасно. Хочу, чтобы у тебя было время хорошо обдумать свои действия, в тишине и покое.

Так вот и получилось, что Леон оказался стоящим на коленях лицом к стене, на мерзком резиновом коврике, какие обычно стелют у входных дверей, с довольно ощутимыми жесткими шипами, с каждой секундой всё больнее впивающимися в тело. Этого Ингрид показалось не достаточным для достойного наказания, так что она расположила своего раба не на полу, а повыше — на лавке, усилив его мучения тем, что перевязала мошонку и подвесила груз — два «блина» от штанги, по два с половиной килограмма весом каждый.

— Руки на затылок, Леон, — велела она. — Спину держать прямо, не наклоняться. Ноги под прямым углом, и даже не думай менять положение. Колени не сгибать. Простоишь так полтора часа, и молись о том, чтобы я не увеличила время, — с этими словами она перевернула песочные часы, рассчитанные на тридцать минут.

Время до второго поворота часов показалось Леону вечностью в аду. Тело начало ломить почти сразу, руки затекли, боль в коленях усиливалась с каждым мгновением, жестко оттянутые яйца ныли, а ко всему этому добавлялась волнами накатывающая тошнота, которую ему едва удавалось сдерживать. Ингрид занималась своими делами, однако цепко наблюдала за своим рабом, и когда он попытался все-таки изменить положение, опустившись на пятки, то тут же получил несколько жестких ударов стеком по сводам стоп.

— Я же сказала, стоять спокойно!

— Госпожа, — Леон еле шевелил пересохшим языком, — лучше бы Вы меня высекли…

— Не лучше, — возразила она. — Но я тебе помогу стоять прямо, как было сказано.

Она зажгла две коротких свечи-«столбика» и поставила под его ягодицами — теперь, если бы Леон попытался хоть немного присесть, то пламя непременно обожгло бы ему кожу, он и так достаточно хорошо ощущал этот жар, поэтому изо всех сил старался вытянуть тело вверх.

Первый поворот часов. Неужели прошло всего тридцать минут, а впереди еще вдвое больше!..

— Локти не сводить, — снова удар по пяткам. — И молчать до конца наказания. Я не хочу тебя слышать. Один звук — получишь электрическую пробку в задницу.

Это было бы уже слишком, игры с электричеством Леон не выносил, и Ингрид это прекрасно знала. Но и он знал, что второй раз она предупреждать не будет, поэтому предпочел на время забыть о том, что способен к членораздельной речи.

Она заговорила сама.

— Сегодня мы будем не только вдвоем. И поэтому вдвойне отвратительно, что от тебя выхлоп, как от пивного завода. Придет мой давний знакомый, он бисексуал. Ты же у меня шлюшка? Ну вот и посмотрим, как будешь стараться. Тебе придется основательно поработать ртом и задницей. Ты говорил, что готов к этому.

Желудок Леона сжался и подпрыгнул куда-то к горлу, по крайней мере, так он это почувствовал. Его и без того непрерывно мутило, а перспектива взять в рот мужской член уж точно не поспособствовала улучшению состояния, и Леон только чудом удержался от окончательного позора. Чтобы отвлечься, он про себя начал считать секунды, глядя на тонкую струйку песка в часах и на то, как уменьшается его количество в верхней колбе. Уменьшалось оно невозможно, просто возмутительно медленно, как будто законы гравитации перестали действовать.

Ингрид перевернула часы в третий раз. У Леона появилась слабая надежда, что он все-таки сумеет выстоять до конца. В нормальном, трезвом состоянии это было бы не в пример легче. Он же всегда отличался терпением и выносливостью!.. Сейчас же, как назло, помимо прочего, у него начало чесаться во всех местах, а расцепить руки было нельзя. Своих яиц он уже почти не чувствовал, зато заложило нос, и пришлось дышать и без того пересохшим ртом. Он страдал от жажды — о, сейчас бы хоть чайную ложку воды! — и от желания покурить. Ингрид, кстати, зажгла сигарету, и от этого ему стало еще хуже. Впрочем, никотиновое голодание уже через минуту показалось Леону сущей мелочью по сравнению с тем, что теперь ему невыносимо захотелось в туалет. Переполненный мочевой пузырь готов был просто взорваться. Если он попросит прекратить или на время прервать пытку, может, Госпожа проявит милосердие?! Нет, пожалуй, рассчитывать на это не стоит, да и будет совсем уж позорно показать себя таким слабаком… Он злился на себя, в том числе и потому, что попробовал отключиться, абстрагироваться от предававшего его, страдающего тела — и не смог, как ни старался. Он умирал от стыда при мысли о том, что не выдержит и обмочится, как щенок, или его все-таки вырвет, или произойдет то и другое вместе…

А тут еще он почувствовал, как правое бедро сводит судорогой. И вот это уже оказалось слишком. Он проиграл.

Но именно в этот момент верхняя колба проклятых часов опустела. Этого Леон не видел, зато Ингрид немедленно подошла к нему.

— Ты выдержал.

Она не успела освободить его несчастные яйца от груза, когда Леон попробовал вскочить — нога подвела, и он едва не упал. Реакция Ингрид оказалась молниеносной — она сумела подхватить его и удержать, и даже практически дотащить до ванной, потому что судорога не отпускала, и полноценно опираться на правую ногу он не мог. Краем сознания он отметил, насколько уверенно — привычно — она это делает, как будто таскать на себе людей, вес которых превышает ее собственный, для нее нечто само собой разумеющееся. Впрочем, Леону было не до анализа ситуации; и даже не до того, чтобы рефлексировать по поводу неловкости — пока он мочился, Ингрид, не тратя времени на развязывание узлов, просто одним движением ножа перерезала веревку, стягивающую его мошонку, так что тяжелые «блины» от штанги со звоном упали на кафель, чудом не расколов плитки.

— Я не думал, что будет так тяжело, — честно признался Леон, когда Ингрид затем привела его назад в комнату и, уложив на живот, начала растирать затекшее измученное тело. — Сначала казалось, и сутки могу так простоять, а потом…

— Потом понял свои пределы, — кивнула Ингрид. — А все-таки не стал пощады просить.

— Так толку-то… а если бы попросил?.. Что бы Вы сделали?..

— Прервала бы наказание, но потом ты бы получил вдвое больше, — не задумываясь, ответила она. — Три часа, а не полтора. Выдержал бы? — она продолжала уверенными сильными движениями разминать и массировать спину Леона, от чего он испытывал огромное облегчение и удовольствие. — Не вертись, сейчас тебе станет куда легче.

— Не знаю, — ответил Леон. — Был бы трезвый, может, и справился бы.

— Вот, и запомни — пить — дело неблагодарное. С чего вдруг сорвался-то? Не хочешь рассказать?

— Да на работе засада, бесит всё. И еще потом с бывшей языком зацепился. Достала. Уже сколько не живем, а ей всё неймется. Вот и… пива взял, а дома еще спирт был…

— Ясно, знатный ёрш получился. Давай так. Будет опять желание набраться, я тебе позволю. Но — только здесь, у меня. И тогда, когда потом никуда ехать не надо. Договорились?

В очередной раз Ингрид удалось удивить его. Ведь могла бы просто запретить даже прикасаться к алкоголю, под угрозой любых самых страшных карательных мер в случае неповиновения!.. А тут такое… Он был так изумлен, что не нашелся ни с каким другим ответом, кроме как сказать:

— Да, Госпожа, спасибо…

— Ладно, у тебя есть еще час, чтобы окончательно оклематься. Мой знакомый придет как раз к этому времени. И я очень надеюсь, что ты меня не подведешь, — Ингрид напоследок ободряюще шлепнула его по заду. — Да, Леон. Доверься мне. Никаких эксцессов я не допущу.

Леон примерно представлял себе, что должно произойти, так как ему уже доводилось участвовать в такого рода «встречах» прежде, и он испытывал весьма противоречивые чувства по этому поводу. Участие Верхних мужчин и то, что его вынуждали подчиняться им, он переносил с огромным трудом, тем более, необходимость обслуживать этих самцов известным образом. Он считал себя стопроцентным гетеросексуалом, для которого любой контакт с мужчиной неприятен, мучителен. Именно так Леон говорил о себе и Ингрид. В то же время, за долгие годы в Теме, он усвоил, что, по каким-то не вполне ему понятным причинам, многие Домины обожают устраивать гомосексуальные случки и наслаждаются ими ничуть не меньше, чем большинство мужчин любят лицезреть лесбийские игры, только здесь еще примешивается момент предельного унижения нижнего, выступающего, естественно, в пассивной роли. Так что, добровольно отдав себя на служение Госпоже, его дело — терпеть и эту прихоть ради Ее удовольствия и ради того, чтобы в полной мере продемонстрировать готовность к полному подчинению.

Так что, разумеется, он и в этот раз не произнес ни единого слова возражения, лишь стараясь максимально настроить себя на то, что его ожидает.

Когда, чуть больше часа спустя, человек, о котором говорила Ингрид, подъехал, она велела Леону уйти в другую комнату и ждать ее дальнейших распоряжений.

— Надень шлем, — добавила она. — Не нужно, чтобы кто-то видел твое лицо, потому что мир слишком тесен.

Это в очередной раз удивило Леона. Маски и шлемы он, конечно, использовал часто, но всегда — как знак своей роли обезличенной вещи. Однако Госпожа говорила о другом: она беспокоилась о том, чтобы он остался не узнанным в случае, если ее знакомый по иронии судьбы мог сталкиваться с ним, Леоном, в обычной жизни!

Впрочем, сюрпризы на этом не кончились.

Когда Госпожа Ингрид пришла за ним, пристегнула к его ошейнику поводок и повела за собой, Леон, следуя за ней, вошел в игровую и увидел не одного мужчину, как ожидал, а еще и двух женщин — довольно молодых и привлекательных. Эта троица сидела рядком на диване — мужчина лет сорока, представительный, с небольшой аккуратной бородкой и внимательными умными глазами; его спутницы, обе невысокие брюнетки, явно представляли собой свиту Господина. Леон хотел, как положено, опуститься на колени, однако Госпожа Ингрид сделала ему знак оставаться стоять.

— Познакомьтесь. Леон, это мой давний друг, Верхний, Господин Дэймон, — мужчина в ответ кивнул и улыбнулся. — И его подруги, обе свитч, Натали и Снежана.

— Мой маленький гарем, — уточнил Дэймон.

— Также, у Дэймона есть нижний, но он сегодня, к сожалению, прийти не смог, — продолжала Ингрид, — впрочем, ты с успехом сможешь его заменить.

Леон, откровенно говоря, понятия не имел, как ему следует на эту информацию реагировать, поэтому просто привычно произнес:

— Да, Госпожа.

— Итак, — Ингрид положила руку ему на плечо, — Дэймон, это мой раб Леон. Ты раньше его не видел, поэтому я скажу пару слов. Леон — сабмиссив, не мазохист, но при этом, он доверяет мне настолько, что для меня у него почти нет табу. Ты хорошо меня знаешь и представляешь себе, каково служить садистке. Так вот. Я бесконечно благодарна Леону за это служение, за преданность, стойкость и мужество, с которыми он переносит все, что я с ним делаю. Я очень его ценю и люблю. Также, хочу предупредить. Леон — гетеросексуал. Даже не би. То, что он делает — исключительно из глубокой потребности в подчинении Госпоже. Дэймон, никаких унижений в его сторону с твоей не должно быть. Ни одного презрительного слова или действия.

— Я тебя понял, Ингрид, — кивнул мужчина без тени улыбки.

— Отлично. Леон, пожалуйста, принеси нам всем чай, — велела Ингрид, отпуская поводок.

Он пошел на кухню — и, оставшись один, с минуту стоял в полной прострации. Что происходит?! Как?! Чего только не бывало в Тематической жизни Леона, но чтобы Госпожа перед другими Верхними говорила нечто подобное тому, что он только что, не веря своим ушам, слышал из уст Ингрид — такого он и вообразить себе не мог ни в одной фантазии. Было, что одна из Домин занималась с ним сексом на каждой встрече тет-а-тет, однако при своих друзьях и подругах всячески демонстрировала полное и абсолютное презрение к ничтожному рабу, ежесекундно подчеркивая собственное превосходство. Ингрид же, напротив, могла обращаться с ним как угодно бесцеремонно и жестоко, пока они были вдвоем — одно только сегодняшнее наказание чего стоило! — а тут вдруг столько тепла и такая защита… Неужели она не думает о том, что такое отношение к рабу может принизить ее авторитет в глазах этого Дэймона, а тем более, его, как он выразился, «гарема»? Почему Ингрид делает такие вещи?..

И как, черт возьми, он должен к этому относиться?..

«Никогда. Не сомневайся. Во мне», — вспомнил он ее слова, которые Ингрид буквально вбивала в его плоть кнутом. Наверное, это всё, что от него и требуется.

Размышляя об этом, Леон автоматически выполнил ее распоряжение. Пока Дэймон общался с Ингрид, та позволила Леону снова выйти и покурить перед началом собственно экшна, так что у него образовалось еще немного времени, чтобы справиться со своим смятением. Так что, вернувшись в игровую, внешне он выглядел совершенно спокойным и невозмутимым, и теперь просто ждал дальнейших распоряжений, внимательно наблюдая за Госпожой. Ведь она могла и без слов, жестами показать ему, что следует делать.

Ингрид потянула Леона за поводок, заставив опуститься на колени перед Дэймоном.

— Удовлетвори Господина.

Тот, поднявшись, расстегнул ширинку, и Леон начал делать минет. Он всегда считал, что не слишком хорошо справляется с этой задачей, одной из самых для него отвратительных. Взять член целиком в рот не получалось, почти всегда Леону приходилось подавлять рвотный позыв, если он пытался это сделать, и еще — он не выносил, когда активы хватали его за голову и прижимали лицом к лобку, силой принуждая принять их «достоинство» как можно глубже.

Дэймон ничего такого не делал.

Что касается Госпожи Ингрид, она стояла рядом с Леоном и успокаивающе гладила его по плечам, спине…

— Молодец, милый, очень, очень хорошо… у тебя прекрасно получается…

Он, и вправду, старался, как мог, отлично зная, что не может позволить себе подвести Госпожу, не оправдать ее ожиданий. То, как она помогает ему выполнять распоряжение, поддерживая, поощряя, без окриков и оскорблений, во сто крат увеличивало желание оказаться на высоте. По размерам член Дэймона уступал его собственному, однако тоже был далеко не маленьким, а быстрая и мощная эрекция привела к тому, что теперь рот Леона был заполнен целиком. На этом этапе он часто начинал давиться, но не в этот раз. Госпожа Ингрид сделала знак Снежане (или Натали? Кто из них кто, Леон еще не успел толком сориентироваться), и та присоединилась к процессу, начав поддрачивать пенис своего Господина руками и, тем самым, ограничивая ту часть, которой занимался Леон. Нельзя не признать, что так было куда легче.

— Отлично, — выдохнул Дэймон, приближаясь к финалу.

Ингрид отстранила девушку, снова полностью передавая инициативу Леону. Он сделал над собой усилие — и сумел принять член целиком, одновременно еще и круговыми движениями языка стимулируя головку. Потребовалось всего секунд десять, чтобы Дэймон кончил, излившись ему в рот, содрогаясь и рыча от удовольствия. Приняв все до капли, Леон позволил себе чуть отстраниться.

— Нет слов, — резюмировал Дэймон, буквально падая обратно на диван и тяжело дыша. — Высший пилотаж! Учитесь, козы!

Ингрид кивнула Леону, чтобы тот поднялся, и обняла его.

— Ты прекрасно всё сделал, мой хороший, спасибо тебе! Я так тобой горжусь! — ни единого звука фальши не было в ее голосе, а глаза сияли такой радостью и восхищением, что за один этот взгляд Леон сейчас готов был повторить то же самое хоть с десятью активами подряд.

Черт, он не чувствовал себя униженным — хотя факт остается фактом, он только что стоял на коленях, голый, и отсасывал у мужика, как последняя шлюха, и все еще ощущал мерзкий вкус чужого терпкого семени! Но она — она благодарила его и смотрела на него как на героя, а не как на мразь ниже пыли под ногами…

— Дэймон, — обратилась Ингрид к своему знакомому, — ты мне говорил, что у твоих девушек не очень много опыта, и ты хочешь кое-чему их научить. Думаю, начало положено, но мы можем продолжить.

— Да, — кивнул тот, — хотелось бы. Я сказал этой парочке, что ты — лучшая флагеллянтка в городе…

— Это не совсем так, — возразила Ингрид. — Я действительно флагеллянтка, но есть и посильнее. До Асмодеи мне далеко.

— Ну, не прибедняйся, ты же ее ученица номер один, — заметил Дэймон. — А если учесть, что Асмодея ушла из Темы, ты вполне можешь считать, что заняла ее место. Я, вообще-то, клоню к тому, чтобы ты дала небольшой мастер-класс. Если не против. Я-то тебя видел на экшнах не раз, но вот этим козам имеет смысл посмотреть, да и поучаствовать, особенно Натали. Она у нас маза, и довольно сильная, хоть и начала недавно. Кому попало я ее не доверю, но тебе — почту за честь.

Ингрид ненадолго задумалась, словно что-то прикидывая. Потом сказала:

— Хорошо, принимается. Но вот что мы сейчас сделаем. Я поставлю Натали в пару с Леоном и буду пороть их двоих.

— Ого, — Дэймон поднял вверх большой палец, — вечер явно перестает быть томным!

Ингрид протянула руку, оперевшись на которую, Натали встала. Выглядела она довольно испуганной.

— Не бойся, — улыбнулась Ингрид, — это не наказание. Ведь ты, как я понимаю, любишь боль.

— Да, — подтвердила девушка, — только у меня мало что пока было…

— Все когда-то начинали. Раздевайся, — велела Ингрид.

Натали обернулась к своему Господину, и тот подтвердил приказ.

— Делай, что тебе говорит Госпожа, и можешь больше не переспрашивать.

Леон, так как никаких указаний ему пока не поступало, смотрел вместе с остальными, как Натали избавляется от одежды. Следует признать, что фигурка у нее была практически идеальная, точеная, как статуэтка, а кожа, кажется, сияла изнутри. Небольшая аккуратная грудь с вызывающе возбужденными сосками, плоский живот, длинные стройные ноги… От того, что ее откровенно рассматривают, девушка испытывала явный стыд, и это заводило еще больше. Зная по себе, каково оно — вот так стоять голым перед одетыми людьми, Леон мог ей только посочувствовать, хотя и сам был в том же положении. Однако опыт позволял ему не ощущать острой неловкости, эта же «коза» пока еще не успела выработать такой привычки. Ему очень хотелось сказать ей что-нибудь успокаивающее, но он не смел этого сделать.

Ингрид велела ему подойти ближе и встать с Натали лицом к лицу. По росту девушка едва доставала макушкой до его ключицы и казалась совсем маленькой, хрупкой и беззащитной. Он слышал ее учащенное дыхание, ощущал, как она дрожит…

— Ближе, — сказала Госпожа Ингрид, буквально прижимая их друг к другу. — Поднимите руки. Оба, — она быстро связала их запястья между собой, плотно, но так, чтобы веревки не слишком врезались в тело, и закрепила на подвесе. Затем, предельно притянув Леона и Натали одного к другой, обмотала веревку вокруг пояса, в обоих случаях пропустив концы между ног раба и нижней, и хорошо закрепив. Теперь они при всем желании не могли бы отодвинуться один от другого, став почти единым целым. Свободными оставались только ноги. Такая предельная близость волей-неволей вызвала у Леона возбуждение, однако нестандартность ситуации и нарастающее сочувствие, которое он испытывал к этой маленькой испуганной девчонке, страх за нее, желание защитить, как-то закрыть собой, были сильнее. К тому же, что он мог сделать, будучи и сам практически в беспомощном состоянии?

— Я смотрю, Ингрид, хотя ты и очень ценишь Леона, но спуску ему не даешь, — сказал Дэймон, разглядывая еще довольно заметные следы недавней порки на его спине и ягодицах.

— Да, — согласилась Госпожа, — он действительно бывает сурово наказан, но мы с Леоном делаем всё для того, чтобы это происходило как можно реже.

— Если бы меня так высекли, я бы сдохла, — пискнула Снежана, до сих пор не подававшая голоса и, похоже, про себя молившаяся всем богам на свете за то, что на этот раз выбор пал не на нее, а на Натали.

— Вот и не нарывайся, — наставительно проговорил Дэймон. — Слышала? Он саб, как и ты. Если вдруг тебе захочется поХЖМ-ить, просто вспомни, как выглядит задница провинившегося раба после хорошего урока.

— Да, Господин, я запомню, — поспешила заверить его Снежана.

Леон слышал это как сквозь воду. Основное же, что он слышал, был частый стук сердца девушки, которая от страха и предвкушения боли прижалась к нему еще сильнее, и ее сбивающееся дыхание.

Госпожа Ингрид расправила многохвостую плеть — далеко не самый тяжелый девайс, хотя и выглядящий устрашающе. Пятьдесят метровых плоских хвостов, толстая увесистая рукоять, сделанная под мужскую, а не женскую руку… Настоящее орудие палача! Однако эту красавицу-плеть Ингрид всегда использовала только для разогрева. При ударе концы ложились равномерно, покрывая разом большую поверхность тела и обдавая его сильным приятным жаром, при этом, не оставляя следов.

Она и сейчас начала с разогрева, неспешно протягивая плетью вдоль спины и ягодиц поочередно Леона и Натали, сверху вниз, от шеи до середины бедер. Натали сразу начала еще сильнее дрожать и выгибаться, при каждом ударе издавая стон, однако, пока еще не громкий. Ингрид лишь подготавливала ее, дразнила, заводила. В какой-то момент она отложила плеть и взяла идеально отточенный нож, принявшись водить лезвием по разгоряченной спине, шее, от чего Натали едва не теряла сознание. Вот Ингрид, стоя позади девушки, обхватила ту за голову и оттянула назад, обнажив беззащитное горло, и приставила нож. Надавила — совсем слегка, однако на шее Натали появилась кровь. Повела лезвие вниз, обводя поочередно каждую грудь, опускаясь к животу, иногда чуть более резко, разрезая бледную кожу. То были, конечно, не глубокие порезы, а всего лишь царапины, тем не менее, действия Ингрид доводили девушку до исступления, да и Леона тоже. Ведь Ингрид отлично знала его трепетное отношение к ножам и умение виртуозно владеть ими, также как и то, насколько хорошо Леон сознает степень опасности. Переместившись, встав сбоку от них обоих, Ингрид играла, заставляя его ощущать прикосновения лезвия — но не острой стороны.

Снова — горло, вдоль синей жилки, отчаянно бьющейся под рукой… и новые кровавые тонкие струйки… Натали захрипела, затряслась. Теперь игра шла на грани. Девушка не пыталась отстраниться, она была, напротив, готова вот-вот сама пойти на нож, уже не отдавая себе отчета в том, что каждое ее движение рискует стать смертельным, лишь бы еще усилить невероятные ощущения, сводящие ее с ума.

Но в последний миг Ингрид остановилась и снова сменила девайс. Только теперь в ход пошел широкий ремень, которым она уверенно и сильно охаживала связанных нижних, вдобавок, время от времени натягивая веревку, пропущенную в их промежностях. Натали потекла, по ее бедрам струились женские соки, дурманящие Леону голову — он ощущал их запах, его собственные ноги становились липкими от того, что извергала девушка. Боль и наслаждение стали таким же единым, как и он с Натали.

На смену ремню пришла треххвостая кошка. И вот это уже было не в пример больнее. Натали теперь не стонала — из ее груди вырывался почти непрерывный отчаянный крик, она снова всем телом приникла к Леону, всеми силами пытавшемуся закрыть ее собой, принять как можно больше ударов на себя, так что ему доставалось серьезно. И все равно, задняя часть тела девушки покрывалась жгучими следами, он ничего не мог изменить! Крики, переходящие в звериный вой, вырывающийся из открытого рта Натали, непрерывно струящиеся по ее милому лицу слезы, сменившиеся бешеными рыданиями, собственная боль, бессилие и ярость, и невероятная, острая жалость, разрывающая, кажется, самую душу, все это вместе заставило Леона, наконец, прорычать сквозь стиснутые зубы:

— Госпожа… хватит… не надо! Пощадите ее!

Ингрид посмотрела ему в глаза — прямо и жестко — и чуть заметно повела головой из стороны в сторону: нет.

Истязание продолжалось, удары стали предельно сильными и частыми — накат! Ноги Натали начали подкашиваться, она обвисла на веревках, впившихся в запястья, захлебываясь лающими рыданиями. Она билась, и кровь от порезов размазывалась по груди Леона, тоже начавшего изо всех сил крутить руками в тщетных попытках освободиться от пут.

— Стоп, довольно с них, — сказала Ингрид, откладывая кошку. — Дэймон, отпусти их!

Едва его руки оказались наконец-то свободными, Леон подхватил Натали, не дав ей рухнуть на пол, и тут же Дэймон забрал у него девушку, уложил, попытался завернуть в плед, но напрасно. Та продолжала трястись, выгибаясь дугой так, что откинутая назад голова едва не касалась ступней, а тонкие пальцы комкали черное покрывало. Ее глаза то закатывались под лоб, и лишь белки сверкали из-под трепещущих век, то, расфокусированные, двигались из стороны в сторону совершенно спонтанно, как у новорожденного младенца. Это было настолько жутко, что Леон, заставив себя оторваться от этого грозного зрелища, крикнул, обращаясь к Ингрид:

— Госпожа, у нее приступ! Она же умирает, вы что, не видите?!

— Тихо, милый, — Ингрид улыбнулась и снова обняла его, — она не собирается умирать, поверь. Ей сейчас очень хорошо. Это спейс. Ты просто раньше такого не видел. Ну, не бойся. Да что ж ты плачешь-то, родное сердце?..

Постепенно, конвульсии девушки стали ослабевать, а взгляд принял чуть более осмысленное выражение. Дэймон, все это время стоявший на коленях с ней рядом, выдохнул:

— С возвращением! Ну что, теперь ты, наконец-то, удовлетворилась?

Натали рассмеялась и села, тут же обхватив шею своего Господина руками.

— Спасибо! И Вам, Госпожа, — оторвавшись от Дэймона, Натали спрыгнула с постели и распласталась на полу в позе подчинения, целуя туфли Ингрид со страстной благодарностью. — Божественная Госпожа!..

— Встань, — Ингрид подняла ее. — Я тоже получила огромное удовольствие, так что можешь не благодарить.

— А ты, — теперь Натали метнулась к Леону, забыв спросить разрешения у Хозяина, но Дэймон слишком хорошо понимал ее порыв, чтобы возражать, — бедный, ты правда испугался за меня? Ты так меня защищал! — она, запрокинув голову, вглядывалась в лицо Леона, гладила его по плечам, рукам, щекам.

Он же стоял, опустив руки, все еще не в силах отойти от пережитого и как-то выразить бурю чувств, которые захлестывали его с головой. Дэймон и Ингрид, словно следуя незримой команде, одновременно подошли к нему и Натали, сцепив руки, заключив своих нижних — своих любимых — в единое кольцо, и Леон ощутил невозможное — теперь тут не было ни нижних, ни Верхних, ни рабов, ни хозяев, ни даже, по сути, мужчин и женщин: в этот момент четыре души стали одной, будто в таинстве…

(продолжение следует)