Моника Глава 18

Прошёл час с того момента, как Госпожа скрылась за дверью особняка. Взглянув на окна второго этажа, я видел свет за плотными шторами. Но что там происходило, я не знал, и не полагалось мне знать. Поэтому я прогуливался взад и вперёд по дороге вдоль особняка.

Через некоторое время стал накрапывать дождь. Я подумал, что мы не взяли с собой зонтик. Да и зачем нужен был зонтик, если была машина. Не мог я предположить, что нам придётся обходиться без неё. Я вспомнил, что когда мы шли сюда, дорога была далеко не самой лучшей. Кое-где тротуара совсем не было. И если дождь пойдёт более сильный, нам придётся пробираться через грязь, когда мы дойдём до стоянки.

Прошёл ещё почти час. Дождь на какое-то время прекратился, но потом полил с большей силой. Укрыться от дождя мне было некуда, да и нельзя было мне уходить от дома, чтобы найти укрытие. Поэтому очень скоро я промок до нитки. Дождь долго лил, не переставая. И вот, когда прошло ещё около получаса, он прекратился. А ещё минут через десять наконец открылась дверь особняка, и я увидел на пороге Госпожу. Я поспешил к ней.

– Ну что, вроде бы немного прояснилось, – сказала она задумчиво. И я не понял, относилась ли её фраза к погоде или же к какой-то проблеме, над которой она в этот момент думала.

– Пойдём, – сказала она и быстро пошла по тротуару. Я устремился за ней. И вскоре возникла именно та проблема, которая мне уже приходила в голову. Тротуар кончился, и путь нам преградила непролазная грязь, обойти которую не представлялось возможным. Госпожа остановилась. Я подошёл к ней и провёл себе пальцем по губам. Это был условленный сигнал, которым я испрашивал у Госпожи разрешение говорить на улице и на людях. Он заменял удар лбом об пол дома.

– Говори, – сказала Госпожа.

– Разрешите Вас перенести, Госпожа, – попросил я.

Она на несколько секунд задумалась. Потом загадочно посмотрела на меня.

– Нет, – сказала она, – я пройду сама.

И в своих изящных туфельках Госпожа пошла прямо через грязь. Я пошёл за ней, с сожалением глядя на то, как её ножки покрываются грязью.

Когда мы наконец дошли до машины, ножки Госпожи были забрызганы до самых колен.

Я распахнул дверцу машины, и Госпожа села на заднее сиденье. Я занял своё привычное место за рулём и теперь только услышал приказ:

– Домой.

И вот мы дома. В прихожей Госпожа села на стул, и я, как обычно, опустился перед ней на колени, чтобы разуть её.

– Подожди, – приказала Госпожа, – раздевайся сначала сам.

Я разделся донага (моя домашняя форма), после чего Госпожа надела на меня ошейник. Затем она молча указала мне на место у её ног. Но когда я снова наклонился, чтобы снять забрызганные грязью туфли, она снова остановила меня.

– Голову поднять, – приказала она, – держать прямо.

Я повиновался. И тогда Госпожа, вытянув свою ножку в туфле, обтёрла грязь с неё о моё лицо. Трудно описать мои чувства в этот момент. Госпожа использует моё лицо как половую тряпку или решётку, которую кладут при входе, чтобы об неё счищали грязь с обуви. Это было неожиданностью для меня, ранее Госпожа такого не делала. И уж тем более не делала Моника. Было очень неприятно и больно, когда грязная подошва туфельки, плотно прижимаясь к моему лицу, скользила по нему вверх и вниз, оставляя на нём ошмётки грязи. Но с другой стороны я вновь остро почувствовал, кем я на самом деле являюсь для Госпожи. Каково моё положение и предназначение. И я был благодарен своей Госпоже за то, что она дала мне возможность так хорошо прочувствовать это.

Хорошо обтерев одну туфельку, Госпожа точно так же тщательно обтёрла и другую.

– Теперь снимай зубами, – приказала она.

Здесь у меня был большой опыт, и я без труда снял с Госпожи туфельки, уцепившись зубами за каблук. Теперь на ней остались забрызганные грязью чулки. Она отстегнула крокодильчики подвязок и велела мне снять с неё чулки, что я и сделал. И моему взору предстали её прекрасные обнажённые ножки, к которым мне так редко выпадало счастье припасть губами. Но теперь эти ножки были покрыты мутными потёками грязи почти до самых колен.

– Вымыть, – прозвучал строгий приказ. Я повернулся, чтобы взять таз для воды, но получил чувствительный удар ногой по лицу.

– Я сказала вымыть, а не бежать куда-то, тупица! – гневно крикнула Госпожа.

На какое-то мгновение я пришёл в замешательство. Но другой удар ногой по лицу привёл меня в чувство. Я понял, что требовала от меня Госпожа. Я должен был вымыть ей ноги тем средством, которое только и было сейчас в моём распоряжении. Языком.

И это тоже было внове для меня. Конечно, я много раз лизал ноги своей Госпожи, получая от этого неизъяснимое наслаждение. Но я лизал чистые ухоженные её ножки. А теперь совсем другая ситуация. Госпожа хочет использовать мой язык как моющее средство для своих ног. И я очень хорошо понимал, что нет ничего более естественного, чем такое её желание. И даже внутренне удивился, почему я ранее не получал такого приказа. Поэтому я склонился к её ступням, и мой язык приступил к выполнению приказа Госпожи.

Не могу сказать, что это было лёгкое задание. Водой и губкой мыть значительно легче, чем языком. Я старательно облизывал каждый квадратный сантиметр на её правой (я начал с правой) ножке. При этом внимательно следил, чтобы после ухода моего языка с этого места оно оставалось чистым и блестящим. Особо сложные места я сначала смачивал слюной, а затем тщательно протирал языком. Левая ножка Госпожи в это время непринуждённо покоилась на моём загривке.

Особенно сложным было хорошо прочистить промежутки между пальчиками Госпожи. Мне пришлось быть предельно внимательным, чтобы не оставить там грязь.

И, конечно, очень сложным делом было вылизать до блеска подошву Госпожи. Сложность заключалась в том, чтобы при вылизывании не доставить Госпоже неприятных ощущений из-за возможной щекотки. А для этого мне нужно было очень плотно прижимать свой язык к коже ножки. А чем дальше, тем это становилось труднее из-за усталости.

Прошло довольно длительное время, прежде чем правая ножка Госпожи буквально блестела. К этому времени мой язык буквально одеревенел. И я с ужасом думал о том, что сделана лишь половина работы. Нет, меня беспокоило не то, что я ещё больше устану, не мои собственные ощущения. А то, что из-за этого я не сумею выполнить на должном уровне оставшуюся работу.

Госпожа осмотрела вымытую ножку и, по-видимому, осталась довольна.

– Встань и принеси мне апельсиновый сок и шоколад, – приказала она.

Я встал и пошёл выполнять приказание. Я понял, что она приказала мне это главным образом для того, чтобы дать мне передохнуть, а следовательно дать мне возможность как можно лучше вымыть и левую её ножку.

После того, как я принёс требуемое, она послала меня умыться и прополоскать рот. Затем позволила мне выпить воды. После чего мне вновь было указано на место у её ног. Теперь на моём загривке оказалась её правая, вымытая ножка, а на левую лёг мой хоть и натруженный, но отдохнувший язык.

Что и говорить, достичь такого же результата, как на правой ножке, сейчас мне было уже значительно сложнее. Усталость мой язык очень хорошо почувствовал снова уже через несколько минут. И мне стоило значительных усилий не снижать своего старания. И к моей чести могу сказать, что это мне удалось. Настал тот момент, когда левая ножка Госпожи заблестела точно так же, как и правая.

Госпожа была удовлетворена.

– В ванную, – приказала она.

В ванной она велела мне окатить ей ноги тёплой водой и затем просушить полотенцем.

– Душ.

После принятия душа, она велела мне отвезти её в спальню. Сев на кровать и поставив меня перед собой на колени, она спросила меня:

– Теперь ты понял, куки, почему я не велела переносить меня через ту грязь?

– Да, Госпожа, – ответил я.

– Ты хорошо справился с моим приказанием. Хотя могу предположить, что это тебе было непросто сделать. Так?

– Да, Госпожа, но я благодарен Вам за это приказание.

– Я понимаю тебя, куки. Ты ценишь мои уроки и методы моего воспитания тебя как моего раба.

Я машинально хотел сказать «Да, Госпожа», но вовремя осёкся, ибо Госпожа не задавала мне вопроса.

– Иди. Можешь вымыться, поесть и ложиться спать.

И Госпожа ласково потрепала меня по щеке.