Зеркало Часть 1

Позвольте представиться, меня зовут Анна. Фамилия моя крайне редкая, почти как у тех, у кого ещё более редкая и намекает на кузницу, так вот у меня, или, как говорят, «мну», фамилия намекает на портняжные ножницы. Нет, фамилию не скажу, как ни просите, а вдруг и мало ли что…

Я училась тогда на четвёртом курсе. Училась на кого и где… Тоже секрет. Впрочем, скажу, но в общем. Гуманитарный, точнее один из, даже иногда забывают, что правоведов готовят тоже на гуманитарном факультете. Проговорилась – прячу улыбку, уважаемые читатели – ну, да ладно. Где? Один из университетов.

В общем, с предысторией закончено. Итак…

Мну всегда была, а особенно в то время, в юные годы, девушкой серьёзной, но мечтательной. И отношения с молодыми людьми были для меня темой не болезненной, нет, я нравилась, если не всем, или пусть много кому. Но… Было «но». Во-первых, конечно, серьёзность в сочетании с юмором, во-вторых… Как вы, наверное, уже подозреваете, я мазохистка и тяготею к фантазиям и желаниям весьма странным, иногда пугающим, но часто смешным.

В связи со всем этим в голове у меня была сильнейшая каша, вызывавшая своеобразное отношение к жизни и странности в поведении. Конечно, многие странно себя ведут в 20 лет, но тогда странностей своего поведения не замечаешь. Однако даже тогда я уже понимала, в какую сторону ветер относит мои мысли. Ещё бы: насилие, принцессы, драконы и плети.

И многое, многое, поверьте, я уже испробовала на себе сама, повинуясь своим горяченным фантазиям. И многое испробовала во время случайных встреч с мальчиками, которых, наверное, совратила, во всяком случае, глядя на их дикие глаза потом. Многое, во что другие не могут поверить, даже подойдя к тридцатилетнему возрасту, и, может быть, я когда-нибудь расскажу об этом…

А ещё, как не трудно догадаться, я любила фантастику и фэнтези: Нортон, Ле Гуин, Перумов.

Вот тогда-то я и открыла для себя Джона Нормана и его «Рабыню Гора». Именно так, мне в руки попала его книга, написанная от лица женщины, я даже подозревала, что это очередная женщина в маске по имени Джейн Норман.

В книжном магазине, листая очередной опус «Дж. Норман», мну с огромным удивлением увидела однокурсника. И самым удивительным был его взгляд, каким он смотрел и на меня и на книгу в моих руках.

Я сделала вид, что просто интересуюсь фантастикой. Он сделал вид, что мне поверил. Было стыдно, так как я понимала, что он делает вид, что верит, но мы поздоровались, заговорили и… Он оказался интересным собеседником. Вскоре на всех совместных лекциях групп мы сидели рядом. Антон был не только эрудированным, но и проницательным, а также тактичным. И вскоре у нас начались отношения. Да, обычные отношения, как у всех. Мы ходили в кино и библиотеки, Макдональдс и кафе. У него были состоятельные родители, он и сам зарабатывал, я подрабатывала и, хотя платили мне совершенно немного, даже нищенски, девочка я была не избалованная, да и мне помогали родители тоже, так что у нас было всё хорошо.

Не знаю как, но вскоре мы начали откровенничать друг с другом. Нет, вру, помню – это началось с обсуждения одной из свежих тогда книг Перумова, кажется «Алмазный меч», где была любовь между императором и девочкой-рабыней. В общем, и до того разговора я чувствовала в нём нечто родное, а тут вдруг чем-то в глубине души поняла, что мы с ним одной крови. Точнее, что он вампир, а я Молли, что он ворон, а я кровь, что он Господин, а я его вещь (или мечтаю об этом). Короче, что мы Инь и Янь, Тьма и Свет.

С этого момента и началась наше волшебство. Расскажу, пожалуй, вам несколько случаев наших пьянящих встреч.

Первая из них была, что называется, самой первой из именно таких встреч. До этого, конечно, мы уже и целовались и танцевали, и обнимались в сумерках у парапетов набережных и мостов… У нас даже пару раз был секс на даче у друзей, стыдливый, в темноте и под одеялом, чтобы не услышали соседние пары, впрочем, занятые тем же самым. Хотя, замечу в скобках, если вы когда-нибудь ждали, что с тебя стянет трусы тот, с кем тебя положили, а ещё точнее, сама легла – места-то мало, якобы – и ткнутся внутрь чем-то горячим, думаю, вы сами знаете, что это тема долгого и очень симпатичного рассказа!

Однако, в силу моего характера и ветра, уносящего мои мысли в упомянутую выше сторону, этого мну было явно мало. Нет, всё это скрадывалась новизной происходящего и симпатией, даже любовью, которая у меня разгоралась к Антону. Оказалось, что, несмотря на ответные чувства, разгорающиеся у него, и ему этого было мало.

Как то раз во время нашего очередного весёлого диалога по поводу толкиенистов – а мы как раз увидели парочку: он с длинным деревянным мечом, в кожаном плаще и каких-то лосинах, она в ниспадающем платье с рваными краями и венком пластмассовых, кладбищенских цветов на голове – я сказала, что люблю игры и фарс, а он спросил:

– Хочешь, сыграем?

– Во что? – не без лёгкого кокетства спросила я.

– Можем и в толкиенистов, только, чур, я рыцарь Гондора, а ты роханская принцесса.

– Тогда уж ты дракон – Чудище, Чёрное, горынообразное, а я принцесса, – шутливо ответила я.

– Давай тогда сразу в Гор, – озорно прищурился Антон. – Ты рабыня, я пират.

Сердечко у меня ёкнуло, всё же догадываться, что твой друг проницателен, это одно, а убедиться – другое. Но я уже писала, что отношения наши мне всё равно казались какими-то неразвёрнутыми, неполными. И мне хотелось, хотелось Темы. В тайне, как уже писала, я всегда практиковала что-нибудь с собой, а ведь здесь предложение поступило от Антона, которому я верила и не хотела терять. Но и веры в твёрдость его предложения у меня не было. И я решила его проверить.

– Хорошо, только чего уж размениваться, давай всё сделаем серьёзно, я отдам тебе власть над собой на один вечер, а ты сделаешь со мной всё, что хочешь.

А надо сказать, что в то время я уже плотно жила в Интернете, к тому же работая чем-то вроде секретаря-помощника юркомпании, имела достаточно свободного времени и, в соответствии со своей тайной парадигмой, давно читала БДСМ-сайты и форумы.

– Всё-всё? – снова озорно, но и чуть насмешливо прищурился Антон.

– В пределах разумного, конечно, – сказала я и сделала загадочное лицо.

– А больно тебе если сделаю?

– Ну, только если не морально и без кровавых ушибов, с которыми к травматологу ходить, то можно, – как бы в шутку ответила «продвинутая» я.

– Не испугаешься?

– Нет.

– И не откажешься?

Дальнейшую наши пикировку пересказывать не имеет смысла. По нескольку раз задавались такие вопросы и давались ответы от очень неопределённых до страшно утвердительных. Обсуждалось много всякой всячины, вплоть до наилучшего способа делать мечи из сломанных клюшек, а туники из простынь. Но напоследок мы договорились обо всём.

Антон ждал меня в эту пятницу вечером. У него родители как раз были в Гамбурге на выставке чего-то там по медтехнике, а по совместительству и в турпоездке. Прилетали утром в среду. Я должна была прогулять семинары по земельному праву, благо это было легко, и в семь быть у него, выспавшейся и «красивой». Ну, и ко всему этому, выторговала у него обещание сводить меня в один клуб, денег на который у меня всё равно не было, и вряд ли бы появились.

Не буду описывать свои чувства. Кто первый раз собирался на Тематическую сессию, да не сам с собой, а с другим человеком, тот меня поймёт. Скажу лишь только, что и тематическая сессия наедине с собой заставляет трястись коленки от возбуждения. И уж тем более тряслись колени у мну тогда, пусть даже не было уверенности, что сессия состоится, и вообще в том, что реально что-то будет. Но красоту навела. Навела тщательно, начала даже за два дня до встречи с выдёргивания липким и горячим воском волос везде, где они только были, или я подозревала, что были. При этом, подчёркиваю, уверенности ни в чём у меня не было.

Последний час меня трясло совсем сильно. Когда я уже собиралась выходить, позвонил Антон, и сказал, что заедет за мной, через полчаса. И заехал, с букетом лилий.

– Аня, мы сначала едем в тот клуб, – сказал Антон. – Букет, если хочешь, оставь дома или в машине полежит. И ты мне ничего не должна, понимаешь? Ни-че-го.

Это обидело меня.

– Но ты хотел бы игры или нет? Или зачем спорил, зачем всё это?

Антон сжал ладонями мои виски и спросил, повернув мне голову и глядя прямо в глаза:

– А ты согласна, ты сама этого хочешь? – спросил, сейчас уже остро, проницательно, серьёзно.

– Да, с тобой хочу, – прошептала я пересохшим горлом. – И можем не ехать в твой клуб, там очень дорого, просто угости меня кофе и пирожными как-нибудь, – далее, заметив, что он тоже обиделся, и собирается настаивать, добавила:

– Антон, я тоже шутила, ты мне ничего не должен. Тоже ни-че-го. И я тоже хочу такой игры.

Мы сели к нему в машину и поехали. Заводя машину, Антон немного неуверенно сказал:

– Аня, до порога я твой кавалер, но преступив его, давай, как договаривались. А то это бессмысленно.

– Правила есть правила, – ответила я и улыбнулась.

Они жили в новом и красивом по меркам тех лет монолитном доме с засаженными розами двором, яркой детской площадкой и только входившими тогда в обиход консьержами.

Лифт с зеркалами привёз нас на чистенькую площадку, затем мы вошли в ухоженный, ярко освещённый «предбанник». В нём, перед массивной ламинированной дверью мы остановились.

– Анна, рабыня в мой дом входит только нагой.

– В смысле? – спросила я, удивлённо прикрывшись букетом лилий, который не смогла заставить себя оставить дома.

– Раздевайся. Рабыня преступит порог дома только нагой.

– Здесь?

– Да здесь. Не бойся, соседи сейчас нас вряд ли увидят, хотя, гарантии, конечно, нет, – шепнул он и подмигнул.

Такого я не ожидала. Сердце застучало со скоростью колёс обезумевшего поезда. Но разговор сорок минут назад, разговор очень значительный для меня, данное обещание и озорство не давали мне возможности повернуть назад.

– Хорошо, – и протянула ему букет. – Или правильнее сказать «слушаюсь, Господин»?

Стриптиз показать на лестничной клетке мне не хватило духу тогда, да ещё и не умела. Разулась и трясущимися руками стянула с себя лёгкое бежевое пальто – а был конец октября – кофту и облегающий гольф, полотняную юбку и всё прочее нижнее. И протянула, дрожа, всю одежду Антону. Впрочем, процессу раздевания всё равно постаралась придать долю кокетства и эротичности.

– А вот цветы полагаются, – улыбнулся раскрасневшийся Антон.

Так нагая и босая, но с цветами, прикрывающими живот и грудь, преступила порог.

Антон закрыл дверь медленно, на все замки и на все обороты. Улыбаясь, унёс одежду и сказал:

– Ну, теперь ты моя.

Было, холодно. Отопление по давней традиции ещё не включили. Мы прошли в холл, служивший в семье залом и прихожей.

Антон быстро воткнул в розетку калорифер. Снял верхнюю одежду и повесил её в гардероб, переобулся.

– Рабыня, задницей на горячее, быстро.

У меня всё оборвалось внутри:

– Я же поджарюсь…

Антон улыбнулся.

– Доверяй мне.

Стараясь выглядеть красиво – хотя, какое там красиво – в раскоряку стала опускаться недавно обработанной воском и абсолютно чистой и безволосой промежностью на уже горячий металл.

Антон подошёл ко мне.

– Гладенькая… Для меня расстаралась? Молодец… Не садись… Просто почувствуй жар…

Сочетание холода и жара вызвало непередаваемые ощущения.

Он схватил меня снизу. Его твёрдая и сильная рука начала ласкать мой лобок, а затем пальцы вошли в меня… Один, два, несколько. Это было больно! Но как же я хотела, чтоб он продолжал! Мну потекла.

Антон остановился.

– Видишь зеркало?

Конечно, я видела зеркало. Зеркальный шкаф во всю стену.

Антон подал мне кожаный ошейник и кандалы.

– Встань пред зеркалам и надень… Наденешь, вставь в кольца замки, защёлкни. Ключи – пойдешь и спустишь в туалете. Поняла?

Выполняю. Смотрю на себя в зеркало. Стройная, практически тощая, нагая, но как же мне идёт бандаж! Я потёрла себе соски.

Андрей рассмеялся:

– Я оплачу тебе прокол груди, массивные большие кольца в сосках тебе пойдут. Руки к стене рядом с зеркалом, ноги на метр назад, встань на носки и оттопырь зад!

Подчиняюсь.

Андрей раздвинул мне ягодицы:

– Просто шикарная попка... Нужно будет тебе и зад проколоть… Ань, я тебя очень прошу, одевайся поизысканней, смелее, не строй из себя синий чулок. Ты же красавица! А теперь в туалет, ключи смыть!

С одной стороны я обиделась, а с другой… мне стало приятно. Ещё раз окинула взглядом себя в зеркале… Мне определённо идут полоски чёрной кожи на шее, щиколотках и запястьях.

Несмотря на его лестные слова, руки у мну тряслись, когда я спускала воду.

Когда я пришла в комнату, Антон успел поставить перед зеркалом небольшой сервировочный столик на одной ножке. А на столике лежал ивовый прут, повязанный алым бантом. Пачка гречки и пачка йодированной соли. И ещё букет подаренных мне лилий.

– Страшно?

Кивнула, страшно, конечно.

Антон рассыпал по полу гречку из пачки.

– На колени, перед зеркалом! И разведи колени как можно сильнее, чтобы касаться, если сможешь, киской пола, или старайся максимально дотянутся ею до него!

Антон сомкнул мне руки в запястьях – перед грудью соединив попарно браслеты и таким же образом щиколотки возле пола, надавливая мне на спину при этом, чтобы я максимально развела колени, заставляя чувствительно прогнуться вперёд. А ещё он заткнул мне рот чёрным ремешком с чёрным же шариком кляпа, очень подходившим к остальной моей сбруе.

Кто не стоял на гречке, думает, что эта такая шутка, детское наказание, что ничего страшного нет. Уверяю вас, это даже не неприятно – когда ваши костяшки размалывают твердые ядрышки об пол – это откровенно больно.

Над зеркалом у них висело что-то типа чёрного фигурного кронштейна. Поверх его завитого металла шла недлинная дубовая рейка, которая заканчивалась стальным крюком. А на крюке висел медный керосиновый фонарь с восточным орнаментом.

Антон, сняв фонарь, пропустил сквозь крюк тонкую блестящую цепочку, впрочем, достаточно прочную, чтобы я ее не порвала просто так, сдвоил её, и оба конца примкнул к кольцам наручников. Длины обоих концов цепочек оказалось достаточно для того, чтобы мои руки оказались высоко подняты вверх, даже задраны до лёгкой боли.

Я поёрзала.

– Это далеко не всё, Аня… - и Антон ушёл на кухню.

Какое-то время спустя он пришёл, я хорошо могла видеть его в зеркале, неся в руках охапку больших чёрных прищепок, из самых дешевых, зато, как мне было известно, крайне тугих, сама пользовалась такими же при стирке, от них утюг следы не сразу разглаживал. Также он принёс небольшой острый ножик и винную пробку. А ещё в руках у него была маленькая коробка, в которой что-то пересыпалось с сухим шелестом. Это оказались зубочистки, те, которыми полусотнями или сотнями продают в бумажных упаковках в супермаркетах.

Антон поцеловал меня в затылок, затем обхватил рукой горло и слегка приподнял за шею:

– Смотри, в какую игру мы с тобой сейчас сыграем…

Вторая рука его опустилась по лобку к промежности. Там он чуть-чуть поласкал мои малые губы и клитор, его пальцы несколько раз вошли в мну и вышли, а затем он вытряхнул этой же рукой на столик десятка полтора обоюдоострых зубочисток. Дальше, несмотря на всё больший страх, который я начала испытывать, он сильно растянул половые губы в разные стороны и, к моему полному выпадению в осадок, вставил две зубочистки между ними в распорку в самом широком месте. Я почувствовала, как заострённое дерево впилось в нежную плоть их внутренней стороны, выгнулась и застонала. Но как много сладости в этом для меня оказалось!

– Сиди, не дёргайся, а то проткнешь себе губы там и будет у тебя хорошенький, но незапланированный пирсинг.

В ответ я послушно замычала. И замерла, в общем-то уже в ужасе.

Антон взял ножик. Мой ужас ещё больше возрос.

– Не бойся, нож не коснётся сегодня твоего прекрасного тела сегодня, он мне для другого.

И Антон принялся перерезать зубочистки, некоторые подлиннее, некоторые пополам, но делал это под углом, неизменно оставляя оба конца острыми. Вскоре на входе моей вагины и по всей длине половых губ оказалось не меньше полудюжины этих острых палочек. Кажется, в некоторых местах побежала кровь. Одну или несколько Антон даже вытащил и несколько затупил, впрочем, вернув их после этого на место.

Одну из наиболее гладких зубочисток Антон притупил, слегка срезав кончик с одной стороны и насадив на оставшийся заострённым пробку. Получившимся деревянным шилом, он, опустившись лицом к самой моей киске и чуть поковырявшись там пальцами, ввёл её куда-то так, чтоб пробка чуть только торчала из меня. Что-то вошло в меня с тягучей, но приятной болью.

– Это тебе уретральное удовольствие, моя милая шлюха. И не вздумай дёргаться, прокол там хоть и не смертельный, но болезненный и заживает долго.

Я замычала от уже сильнейшего ужаса, но Антон сказал:

– Чему тебя на ваших санитарских курсах учат. Ширина мочеиспускательного канала женщины в растянутом состоянии не меньше сантиметра, и длинной три-четыре, эта штука как раз в тебя влезет. В ней вообще от силы миллиметра два ширины и где-то три с половиной длины в части, торчащей из пробки. А вообще многие практикуют уретральную мастурбацию специальными щупами. И среди как мужиков, так и женщин в этой области есть свои популярные порнозвёзды и неплохо, думаю, оплачиваемые. И это ещё не говоря про дрочку туда стеблями цветов, роз или крапивой. Помнишь нам на судебке придурка показывали, который в себя то ли двадцать, то ли тридцать подшипниковых шариков загнал, в сам канал члена? И делал это несколько лет, пока в больничку не слёг.

Нельзя сказать, что эти слова меня окончательно успокоили, но дрожать я несколько перестала.

Он снова вернул меня на пол, в изначальную позу с широко разведёнными коленями и почти касающейся вагиной пола, после пристроился, лёжа у меня за спиной, а повторяю, я всё отлично могла наблюдать в зеркало, и занялся той частью мну, что находится в глубине между складками ягодиц. Вскоре эту складку тоже распирало не меньше десятка зубочисток разной длинны, причём две, кажется, крест на крест распирали непосредственно сам анус.

Боль, нега, жажда дальнейшего, осознание крайней неприличности, своей похотливости буквально накрывила мну волнами, трясли тело. Как же мне нравилось быть именно такой блядью!

Но это было не всё, хотя мои коленки, лодыжки, ступни и вообще все части ног, в которых впивалась гречка, чудовищно горели и саднили, растянутые женский орган и попу кололи два десятка маленьких деревянных игл, а Антону этого было мало.

Наступил черёд чёрных пластиковых прищепок. Антон начал с сосков, кожи под грудью и подмышечных впадин, перешёл на бока и усеял спину и рёбра, досталось лобку, низу живота и спины, всей поверхности ягодиц, впились они и в складки на бёдрах, талии. Штук пять прищепок впились в кожу ключицы и шею. Установил штуки три прищепки по кругу пупка, свои четверо зубастиков достались натянутым складкам кожи в соединении ног и промежности.

Если вы никогда не пробовали такое развлечение, сообщу – это очень даже больно. И чем дольше висят эти зубастики на теле, тем больнее – кожа в районе зажима набухает, начинает мелко дергаться. А при ещё большей длительности появляется вероятность приличных гематом, хотя даже и не очень долгое воздействие оставляет красные следы, как от ударов кончиков плети.

Вся это процедура заставляла мну шипеть и хоть чуть-чуть, но пытаться вертеться. Впрочем, Андрей работал быстро и уверено, прищепки почти не сваливались с меня, а те, что сваливались, немедленно возвращались.

Ещё одна из чёрненьких пиявок повисла на клиторе.

– Ууууахрррраааа, – громко зарычала я, даже несмотря на кляп.

– Потерпи, мелькая проблядь, это ещё не всё, – даже ласково ответил Антон.

Закончил он, только когда ещё и боковые поверхности моих локтей и предплечий, голеней, бёдер, тыльные части рук и подошв ног покрывали тёмненькие, вертикально присосавшиеся пиявки.

Я думаю, на мне было не меньше сотни этих пиявок, и тело под их укусами тянуще пульсировало, ныло, болело.

Антон удовлетворённо вздохнул и потёр руки.

– Ну, а сейчас финальная точка, свечки и вишенка на торте!

Я напряглась – только милого воска мне не хватало, но, к счастью, это было лишь фигуральное выражение… К тому моменту количество моих самых разнообразных ощущений зашкаливало: и тёмное удовольствие от того, что мну в общем-то пытают, что пытает человек, которому я нравлюсь, что мне он тоже нравится, что мну вообще нравится в этом участвовать, нравилось унижение, извращённое сладострастие и нега, но, однако, разнообразная боль к этому моменту была уж слабо выносимой. В целом я дико хотела, чтобы всё поскорее закончилось, но даже не могла придумать, что меня ещё ждёт дальше.

Я замотала головой и попыталась сказать сквозь кляп «Хватит уже, пусти меня, пожалуйста. Мне очень больно и страшно». Вполне достаточно, чтобы получилось только неразборчивое мычание.

Андрей почти понял:

– Ничего, ничего.

Он снова куда-то вышел, а когда вернулся, в руках был чёрный длинный садистский кнут.

– Сейчас я буду сбивать с тебя прищепки. Постирайся стоять прямо и терпеть, постарайся не добавить себе лишних дырок и пирсинга в пизде и жопе, они достаточно долго заживают, и мне придётся тебя лечить, смазывать и промывать тампонами, поить чаем с лимоном и вообще, трогательно ухаживать.

Следующих минут пятнадцать моё тело ласкал кнут, он то захлёстывал меня вокруг талии или рёбер, то сбивал точным ударом кончика прищепки по одной, то, скользя по коже, сносил по нескольку пластмассовых пиявок сразу. Мои вопли под кляпом слились в длинный протяжный вой. Когда просто снимают прищепку с насиженного места, это само по себе больно, и кажется, что отрываются куски кожи, хотя это и не так, но, когда прищепку сбивают, бывает по разному: иногда она слетает почти безболезненно, но чаще ощущения гораздо сильнее, боль более резкая, и часто действительно прорывается кожа. А ещё бывает, что прищепка слетает не сразу, а продолжает цепляться за тоненький краешек кожи, это примерно как щипать это место медицинским пинцетом.

Я излила слёзы трёх Несмеян, двух Лорелей, и одной Шамаханской царицы. Слюни от непрестанных воплей из-под кляпа залили грудь и живот сплошной плёнкой. Ещё я честно пыталась не вертеться, но от моих конвульсий большинство зубочисток выпало на пол, что-то занозой воткнулось в тело.

Наконец, от всех прищепок на мне остались только те, что крепились к коже в месте, где сходятся ноги с животом – в промежности, и на клиторе. Впрочем, уже одна из них, с левой ноги, благополучно слетела.

– Привстань, – сказал Антон.

В ответ я замотала головой.

– Привстань, иначе я буду драть тебя до утра, до крови, посыпая рубцы вон той йодированной солью!

Привстала, в этот раз он проявил некоторую снисходительность и очень аккуратно сбил четыре оставшихся прищепки, скользящим ударом вниз. Я всё равно взвизгнула.

Антон принялся изучать мою промежность, а надо сказать, что я по-прежнему стояла на коленях перед зеркалом с подвешенными на цепочке руками, поэтому он лёг на пол:

– Ну что, вот она наша уретра – целая, ты хорошо постаралась, – далее он извлёк из меня и показал мне полностью целое самодельное деревянное шильце.

– Теперь выгнись вперёд…

Он взял пинцет и, наклоняясь уже к моей заднице, пинцетом извлёк обе зубочистки, крест на крест растягивавшие мне анус. Затем тщательно извлёк несколько воткнувшихся зубочисток, осматривая везде внизу моё тело как заправский гинеколог.

– Через пару часов обработаем хлоргексидином… А теперь… Полчаса всё так же стой на гречке, думай. А я пойду, сделаю ужин и накрою стол. Смотри на розгу. Смотри на соль. Смотри на себя, смотри на ошейник, смотри на тело, ободранное прищепками и кнутом, на замки, ключи от которых ты выбросила. На изодранную, исколотую пизду и чувствуй исколотую жопу. Следующий раз я тебя выпорю до потери сознания, и потом буду драть не менее жестко. Это сегодня у нас была почти ваниль, представь, что будет от реальных кнутов, розг, огня, клейм... И это ещё не самое худшее и сильное. Мне это надо, но надо ли тебе это, пусть у нас может быть и намечается любовь? Смотри внимательно, думай о том, хочется ли тебе через это проходить. Мы оба понимаем, что ты блядь. Страстная блядь, любящая Тему, но до такой ли степени?.. Но пусть боль от сегодняшнего добавит тебе понимания и решимости отказаться. Либо продолжить. Полчаса!

Мну смотрела. Мну смотрела на себя, сильно везде болело изодранное тело, горели и выли от боли колени, но было какое-то очищение, лёгкость и свобода, высший и чистый оргазм, ну или там пароксизм, как понимать, но и сомнения тоже были. И ещё, сильно начинала болеть голова от лилий.