Шлепальня Часть 1

Когда в 1922 году ленинский план полной ликвидации неграмотности за 3 года натолкнулся на нежелание учиться отдельных несознательных элементов (попросту – неграмотным мужикам до лампочки были решения правительства), было решено ввести избы-шлепальни, где преподаватели могли бы наказывать нерадивых учеников. Вначале мужчин и женщин секли вместе, но уже через год шлепальни разделили на мужские и женские.

Как-то само собой получилось, что экзекуторы-мужчины обыкновенно бывали в женских шлепальнях, а женщины – в мужских. Примерно с 1930 года однополая порка стала рассматриваться как нарушение общественного порядка, а с 1934 года – как уголовное преступление (статья 121 УК). Но еще раньше, в конце 20-х, шлепальни появились и в высших учебных заведениях. «Приведение в исполнение телесных наказаний», как это называлось на канцелярском языке, сначала было возложено на преподавателей каждого вуза, а потом это право получили любые научные сотрудники. При Хрущеве ввели автоматы, считавшие удары и закрывавшие верхнюю половину тела, так что теоретически тот, кто сечет, не знал, кого он сечет. На практике даже девушки, а тем более парни, обычно вылезали из автоматов сразу после порки. В какую светлую голову пришла идея брать 3 копейки «за износ и амортизацию оборудования», осталось неизвестным, но это новшество появилось в начале 70-х и так и продержалось до отмены порки в 1987.

По случаю юбилея исторического постановления Июньского пленума ЦК КПСС 1987 года «О ликвидации телесных наказаний» мы предлагаем читателям подборку воспоминаний о шлепальне – чисто советском феномене, о котором новое поколение знает лишь понаслышке.

Москва, апрель 2017

Василий Д.

Сразу по достижении 18 лет, как большинство сверстников, прошел двухдневные вечерние курсы (лекция по медицинским основам порки, два практических занятия – на манекене и на живом пособии, и несложный выпускной экзамен) и получил шлепательские права. У меня эти розовые корочки до сих пор где-то валяются – самые стандартные, 16+. Кстати, раз уж вспомнил о курсах: у нас в городе вечно не могли найти достаточно желающих девушек поработать живыми пособиями. Наших однокурсниц на эти курсы гоняли, как на картошку. Помню, возвращались в автобусе зареванные и половина ходила по общаге с голой попой – «трусы жгут». Разбегались без трусов по своим комнатам и там мазались лидокаином. Можно было получить медицинское освобождение, но тогда посылали действительно на картошку. Носить старые сапоги и ковыряться в земле, срывая ногти, было для студенток фиии. От картошки освободиться было уже труднее.

Виктор М.

В 1982 году я защитил диплом, попал по распределению в ИНТАН (Институт Низких Температур Академии Наук) и решил пойти в шлепальню. Студенческая шлепальня располагалась в обшарпанном двухэтажном здании, впритык примыкавшем к универу. В вестибюле висел портрет Ленина и знакомый с детства лозунг «Из всех наказаний важнейшим для нас является порка», хотя избы-шлепальни придумал Луначарский. Показав старой злобной вахтерше свои корочки, я спустился в подвал, зашел в кабинку, стены которой были испещрены выцарапанными матерными словами, и бросил монетку в автомат с надписью «1 монета 3 коп – порка без одежды». Автомат не работал. Кнопка «возврат монет» не работала тоже. Чертыхнувшись, я бросил монетку в другой автомат. Створки из исцарапанного никеля открылись, и выплыла изящная девичья попка и две голые ножки в домашних вязаных носочках.

– Неуды, значит, получаем, – сказал я, беря лежащий у автомата сыромятный ремень Волгоградского комбината кожаных бытовых изделий, ц. 1 руб 15 коп.

– Не неуды, а один только неуд, – поправил меня голосок из автомата. – Я первокурсни... ой! – и она забавно дрыгнула ножками.

– Ну, больно же! – обиженно сказала первокурсница и вдруг тесно свела ножки. Я полюбовался розовой полосочкой на ягодицах и сделал еще одну, пониже. Девушка слегка взвизгнула, но коленок не развела.

– Звать-то тебя как, первокурсница?

– Ю... Юля, – тихо сказали сведенные ножки. А вас?

Я назвал имя-отчество и ожидал просьб отпустить, но услышал другое:

– Вы только не называйте меня всякими именами, ладно? А то подруга рассказывала, ее какой-то гад назвал «секомое». Обидно, а что сделаешь? Скажешь что-то поперек – вдвойне получишь. Она потом весь вечер проплакала.

И от избытка чувств Юленька развела колени широко в стороны. Сдержав смешок при слове «секомое» и полюбовавшись открывшимся зрелищем, я размахнулся и к двум полосочкам на попке добавилась еще одна, потемнее, на середине девичьих бедер. Повизжав и подрыгав нижними конечностями, Юля упрекнула:

– Ну, так нечестно, Виктор Павлович! Вы меня по попе должны сечь, а на ногах кожа нежная.

– Лет-то тебе сколько, Юленька?

– Семнадцать... а вот через пять лет получу диплом и на парнях отыграюсь. Какому-нибудь первокурснику всыплю все 50 штук! А мне можно только десять ремнем, я де-ву-шка.

Последнее слово она пропела и хихикнула. Очевидно, я слишком уж слабо шлепал, и она больше не боялась.

Решив, что девушка слишком расшалилась, я вмазал по половинкам изо всей силы, с замахом. Ответом мне был пронзительный визг. После второго такого же удара Синие Носочки захныкали, а после третьего – всхлипывая, разревелись.

– Будешь вести себя прилично?

– Да, Виктор Петрович. Простите, Виктор Петро...

– Павлович.

– Извините, пожалуйста, Виктор Па-а-авлович... Я по оши-и-ибке, Виктор Па-а-авлович... Не надо меня больше шлее-е-епать, это первая дво-о-о-ойка, – прорыдала девушка, выразительно жестикулируя попкой и ножками... АЙ! У меня еще две четверки и пятерка, я вам заче-е... заче-е... А-А-АЙ! Виктор Па-а-а... Па-а-ав...

Последний раз, по традиции, я шлепнул ее от души.

На шлепальном автомате загорелось число 10, и открылась дверца. Минуты две плач постепенно стихал, затем из дверцы неловко вылезла, потирая попу, беленькая девчонка в синей футболке и таких же носках – наряд, который тогда называли шлепальник, по аналогии с купальником. Достав из недр шлепомата трусики, мятые джинсы и школьный портфель, она сползла на пол и принялась совать мне зачетку, сидя у моих ног. Расписавшись в разделе «физические наказания студента», я ласково погладил Юльку по голове, и она опять расплакалась, уткнувшись мне в колени сопливым носом.

Шел 1982 год, и строй казался вечным и незыблемым. Между тем до знаменитой горбачевской кампании борьбы с телесными наказаниями (впоследствии, как известно, приведшей к развалу СССР), оставалось всего 3 года. В начале 90-х годов было принято ругать «проклятое наследие социализма», но лично я уверен, что отмена порки сыграла немалую роль в последовавшем за этим развале науки: студенты лишились стимула учиться. Между прочим, и в советские времена студент при желании мог получить у врача освобождение от порки (девушкам вообще давали освобождения без разговоров, стоило пожаловаться хоть на насморк), но тогда все двойки надо было пересдавать. Естественно, такая перспектива мало кого прельщала. В 1987 году шлепальни окончательно отменили, а еще через 7 лет мы с Юлей развелись.

Анна Ш.

Шлепоматы были двух видов – советские и ГДРовские. ГДРовские были голубенькие, удобные, просторные внутри – есть освещение, крючок для одежды, удобная мягкая подставка для колен, можно даже книжку почитать, пока ждешь экзекуции. Но их было мало, в основном в элитных школах и вузах типа МГУ, МГИМО и т. д. А большинство были советские, производства Нижнего Тагила, по слухам, из списанной танковой брони. Серые, страшные, все в каких-то заклепках, по габаритам больше ГДРовских, но почему-то внутри гораздо теснее. В них даже раздеться было невозможно, приходилось снаружи. А потом стоишь внутри, в этом темном гробу, коленками на голом металле, задницей в металлические створки упираешься и ждешь, пока кто-нибудь соизволит прийти и тебя посечь. Само по себе было нехилое наказание. Когда у нас на пятом курсе ГДРовские поставили, счастье было ни в сказке сказать, ни пером описать. Правда, они поломались быстро.

Кстати, кидать в них надо было не только три копейки, но и жетон. Он выдавался вместе со шлепательскими правами при окончании курсов. После экзекуции автомат его возвращал. Была одна проблема: надписи «для монет» и «для жетонов» быстро стирались, а щели были одинакового размера, так что неопытные шлепальшики часто их путали. Большим невезением было попасть в такой автомат – порки случалось ждать часами (мне самой не доводилось, но подруги рассказывали).

Теперь о курсах. Эту тему я знаю очень хорошо, поскольку студенткой подрабатывала на них живым пособием. В Москве никто никого на них не гонял, нравы были раскрепощеннее, чем в провинции, и девушек-доброволиц всегда хватало. Платили, правда, копейки (что-то около 3 руб. за сеанс), но для нас, понаехавших, и то хлеб. Курсы, на которых я работала, размещались в районной поликлинике. Здание большое, гардероб на другом конце от учебного класса, а в классе раздеваться запрещено (народу крутится масса, вещи воруют). Снимаешь, значит, прямо в общем гардеробе юбку, колготки, трусы (хорошо еще, если гардеробшица добрая и позволит зайти к ней за загородку, но так везло не всегда). И с голым низом, прикрывая руками срам, чешешь через всю поликлинику мимо всех очередей со злобными бабками.

Бывало, кстати, и хуже. По правилам полагалось полностью обнажаться ниже пояса (носки и обувь не в счет). Но если верх закрывал задницу, то надо было снимать и верх. Помню, по глупости на свой первый сеанс пришла в длинном сарафане. В гардеробе только трусы оставила, иду по поликлинике вся такая из себя приличная, хихикаю про себя, что другие девки полуголыми скачут. Прихожу в класс, а инструктор мне:

– Почему в таком виде? Марш назад в гардероб, снять это безобразие!

Я в ужасе (тогда еще стыдливая была):

– Не надо, пожалуйста, товарищ инструктор! Давайте я подол задеру и руками буду придерживать!

– Какие еще руки! Снять без разговоров, и быстро! Занятие через две минуты, за каждую минуту опоздания – добавочные пять ремней лично от меня!

Делать нечего, бегу в гардероб, скидываю сарафан (а под ним я со своим тогдашним вторым размером и лифчика-то не носила). Так вот и пришлось пробежаться через всю поликлинику в чем мать родила. И опоздала, естественно. Класс уже полон – человек 50, почти все молодые парни. Другие три девки уже встали у доски в позицию – спиной к классу, коленями на приступочку, руками в стену, задницы голые, но выше все прикрыто, и только я одна вообще без ничего. От стыда сквозь землю проваливаюсь, на парней боюсь смотреть – не дай бог увижу знакомого. Грудь и передок руками прикрываю, хочу поскорее встать в позицию, а инструктор мне:

– Не-ет! Сначала пять ремней от меня за опоздание! Лицом к классу, руками на первую парту!

Так вот и пришлось показаться во всей красе не только сзади, но и спереди, и перед самыми носами счастливчиков с первой парты сиськами потрясти. После такого урока уже, конечно, поумнела, и с тех пор на курсы надевала только шлепальники – это так назывались специально укороченные, чуть ниже пупа, футболки.

Но рассказываю дальше про занятие. Проходило все так: инструктор выстраивает учеников в очереди к девушкам (и тут полный простор для блата и мелких взяток – каждый хочет пристроиться к той, что посимпатичнее). По команде подходят, берут у инструктора специальный ГОСТовский воспитательный ремень, начинают стегать. Все уже отрабатывали на манекене постановку руки, хват, замах и т. п., но тут в первый раз надо пороть живое тело – естественно, все боятся. Первые удары обычно слабые (хотя есть такие, что наоборот, перебарщивают от волнения). Инструктор подбадривает, требует лупить сильнее («что так хило? не мужик, что ли? »), да часто еще и с пошлыми шуточками («хватит ее поглаживать, а то потечет», и т. д.). Ученик мало-помалу смелеет, сечет увереннее, скоро становится по-настоящему больно. И тут есть маленькая женская хитрость: если ноги пошире расставить, задницу выпятить и кое-что показать, парень обычно бьет слабее. Но важно не попасться инструктору, а то накажет за срыв учебного процесса (добавит по тому самому месту от себя).

Норматив для одного ученика – пять ударов, так что за сеанс получаешь около 60 (большинство – слабенькие). Кстати, насчет «потечет» – действительно бывало такое. Слабые удары здорово разогревают, а если после серии слабых внезапно получить сильный – так можно и кончить. Был такой случай... кхм... с одной моей знакомой. Ужас, конечно, полный позор.

После занятия должны были выдавать лидокаиновую мазь, но она была в дефиците, так что обычно давали детский крем, да и то неохотно. Надо было попросить, чтобы инструктор сам попу смазал, тогда перепадало. Тут они, надо сказать, старались – обрабатывали задницу обстоятельно, ни одного уголочка не пропускали, даже куда и ремень не доставал. А мазь-то не анестетик, чувствительность сохраняется полная, а порка уже там все хорошо разогрела... короче, пробирало от этого смазывания так, что мама не горюй. Ну, а потом бежишь обратно через всю поликлинику опять с голым низом, но теперь уже хорошо расписанным, вся горишь, между ног мокро... А у служебного входа обязательно поджидает кто-нибудь из учеников – хочет продолжить знакомство. Не скрою, иногда продолжали. А иногда в ближайшем парке в кустиках и заканчивали. Эх, молодость моя!