Дзисен Часть 1

Первое, что я почувствовала, была режущая боль в уголках губ и скулах. Потом в нос ударил запах бензина. Затем пришла боль в затекших плечах и уже знакомая – режущая в локтях, почему-то притянутых за спиной друг к другу. Меня опять тряхнуло, и я стукнулась виском о шершавую, теплую поверхность, на которой лежала. Опять? Почему я подумала «опять»?

Сознание возвращалось медленно.

Я в машине. Судя по всему, в багажнике. Рот заткнут воняющей бензином тряпкой и дополнительно зафиксирован чем-то вроде пластиковой ленты. Именно ее края и впиваются в уголки губ и скулы. Острая, зараза. Тонкая. Но не леска, а что-то типа… стяжки! Точно.

Стяжками же стянуты мои локти, запястья, щиколотки и даже колени, о которые я периодически стукаюсь подбородком – места в багажнике не так много. Почему-то мои трусики стянуты вниз и тоже болтаются в районе колен. Но видимо их спустили уже после того, как связали, иначе как пить дать – потеряла бы. Юбка задрана. Я поелозила голым задом, пытаясь привести себя в хоть сколь-нибудь приличный вид. Увы, короткая юбочка еще сильнее перекрутилась вокруг талии. Бах! Очередная колдобина. Впечатываюсь виском и плечом в пол. Похоже, меня везут по проселочной дороге – на асфальте так не прыгают. Хотя хэзэ, может в багажнике всегда так трясет?

Хуже всего, хоть убей, не помню, как тут оказалась. Что вообще я помню? Что произошло? Сегодня… суббота? Последнее, что помню, как спускалась по лестнице. Еще крутила в руке ключ от почтового ящика. Проверила почту или нет? Не помню. Но на лестничную клетку первого этажа спустилась – это точно. А потом… а потом я тут.

Уроды! Еще и полапать успели, судя по задранной юбке. И… наверное… это… это только начало… иначе бы натянули трусы обратно – секундное ж дело. Церемониться видимо не собираются. Блин! Да кто же это? Кто? Почему я?

Выкуп? Это просто смешно, откуда деньги у детдомовской? У меня и приятелей-то с деньгами никогда не водилось. Не говоря уже о принце на белом мерседесе, готовом положить полцарства моим ногам. Работаю нарядчицей на местном загибающемся заводике, живу в общаге. Вечерами хожу в академию. Не знаю как вы, а я всю жизнь по двенадцать часов вкалывать не собираюсь. Учусь на четвертом курсе вечернего. Собственно, и сегодня, или уже вчера, шла на консультацию. Блин! Блин! Блин! Да что же происходит-то?

Стоп. Куда бы мы ни ехали, но, похоже, достигли конечной точки маршрута. Машина остановилась. Мотор заглох. Жутко-то как вдруг стало! Металлический лязг дверей. Так громко. И так неотвратимо. Скрежет замка, и я словно ослепла. Яркий свет без предупреждения ударил по моим привыкшим к темноте глазам.

– Очнулась, сука? – тень заслонила солнечный свет и я, наконец, перестала моргать, попытавшись всмотреться.

Огромный, коротко-стриженный. Темные очки и черная футболка с каким-то рисунком. Серо-алые линии не слагались в картинку. Он склонился надо мной и схватил правой рукой за загривок.

– Очнулась, спрашиваю?

Я заморгала. Как ответить-то?

Свободной рукой похититель полез в карман джинсов и вытащил оттуда… о, ужас! Кусачки! Я непроизвольно забилась.

– Лежать, дура. А то отрежу что-нибудь нужное, – смешок, – раньше времени.

Холодный металл кусачек. Щелчок. А!!! Стяжка, фиксирующая мои локти, лопнула пополам. Кожу пронзила острая боль. Щелчок. Теперь и колени свободны. Еще несколько движений, и я могу пошевелить всеми конечностями. Последним он освободил мой рот. Челюсти тоже затекли, но я с наслаждением выплюнула ненавистную тряпку.

– Вылезай, сука. Хватит уже – навалялась.

Легко, как перышко он выдернул меня из машины. Туфли я тоже потеряла и теперь стояла босая на земле. Ноги подкашивались, и упала бы, кабы не держащая за предплечье рука.

Где я?

Деревья. Проселочная дорога упиралась в жиденький кустарник, за которым высились сосны. Лес???

Рядом с уже знакомым похитителем стоял парень чуть ниже, тоже в темных очках и коротко стриженный. Его губы кривила усмешка, не предвещающая ничего хорошего.

– Кто вы? Что вам от меня надо?

– Какая борзая, – фыркнул тот, что пониже.

– Что вы от меня хотите? – взвизгнула я.

Господи, жуть какая. Почему меня увезли так далеко? Почему лес?

Ни души вокруг. Совсем одни.

– А ну, заткнулась! – тряхнул меня первый. – Слушать в состоянии? Или опять пасть заткнуть?

Ой, мамочки! Я прикусила язык и старательно закивала.

– Сообразила. Люблю сообразительных. Короче, мы с тобой поиграем малёхо. Будешь старательной – вернешься домой целой. Попытаешься сбежать или еще что выкинешь – пеняй на себя. Тут и уроем. Усекла, курица?

Усекла. Что ж тут не усечь.

– Я все сделаю, только не бейте!

– Ну, зачем же тебя бить, такую послушную, – с издевкой согласился второй. – Раздевайся. Только медленно, красиво. Сама понимаешь, будешь плохо стараться – будет больно. Сюда вставай.

Он ткнул на утоптанную площадку в стороне, рядом с которой своеобразными естественными скамьями лежала пара поваленных сосен. Судя по отполированным стволам со спиленными сучьями, а так же выложенному чуть дальше кирпичами кострищу, место использовалось для отдыха не первый раз.

Мои похитители как у себя дома разместились на одном из стволов, а я, стараясь не морщиться – в непривыкшие ходить босиком ступни впивались острые камешки и веточки, прошла на указанное место и вытянулась перед ними как гимназистка.

Трусики так и остались лежать у машины. На мне только юбочка, майка, да лифчик. Что делать-то? Наверное, нужно как на танцах бедрами покачать. Ох. Мышцы словно одеревенели. Несколько неуверенных движений бедрами, ладони медленно, предательскими рывками поползли вверх. Ну же! Представь, что на дискотеке. Как там обычно? Никогда не задумывалась, как получается то или иное движение. Вспоминай! Дохлый номер, я завиляла бедрами, как публичная девка, и обреченно стянула майку. Черт. Теперь что?

– Сиськи помацай, – подсказал кто-то из «зрителей».

Я опустила ладони на свои титечки. Лиф с поролоном создавал им хоть какой-то объем. А так даже первым размером эти два прыщика в том месте, где у других женщин грудь, можно было назвать с натяжкой. Несколько раз неуверенно сжала поролон. Подумала. Как парни обычно делают. Кругообразные движения. Вроде бы так.

– Показывай дальше.

Уффф! Я с облегчением завела руки назад и щелкнула застежкой.

– Фьюююю, – издевательский присвист, – это что, титьки?

Замерла. И впервые с начала издевательства покраснела. Нет, обнажаться перед парнями мне не в первой. И перед несколькими тоже. Всяко было. Спасибо Давыдычу, директору нашему. Чтоб ему… жилось хорошо, твари жирной!

Я резко с внезапно вспыхнувшей злостью дернула юбку вниз. Хотели – получите. Кожа на бедрах мгновенно покрылась мурашками. Даже волоски на киске словно встали дыбом.

– Задницей повернись, – велел первый, – и наклонись. Только медленно!

Я развернулась к мучителям спиной. Гнев прошел так же внезапно, как появился. Стараясь глубоко и равномерно дышать, я начала нагибаться, не забыв перед этим расставить ножки. Скоро кончики пальцев коснулись земли, и для устойчивости пришлось раздвинуть ступни еще шире.

– Вот шлюшка! Что, не впервой так перед мужиками вертеться?

– Не впервой, – широко улыбнулась я, глядя на перевернутый между ног мир, – я секс вообще люблю. Особенно, с перчиком.

– А чего пизду не бреешь, раз такая потаскуха?

– Да ну! Колется! – фыркнула я.

– Вот проблядь. Сверкает тут голой задницей и выебывается.

– Я же не виновата, что на зеленой всегда завожусь, – наморщила нос и нагло посмотрела на первого.

– Течешь что ли?

Хихикнула.

– Булки раздвинь, дыры свои показывай. А то через эти заросли ни черта не видно.

Мысленно выдохнула от облегчения и старательно растянула ягодицы. Секс через заднюю дверь для меня привычен, и если с него начнут, то хорошо. Изображать возбуждение с сухой киской тот еще номер. А так… Ладно, видно будет.

Не успела додумать мысль, как в мою заднюю дырочку уперся член. Несколько безуспешных попыток, и легко, как котенка, меня развернули лицом. Внушительный инструмент ткнулся в рот:

– Облизывай, давай. Для себя стараешься.

Но я уже и так обхватила член губами. Мой язык запорхал снизу по стволу, обильно смачивая его слюной. Первый ничуть не покривил против истины – это в моих интересах. О том, что эта махина, с трудом влезающая в открытый рот, через несколько минут ворвется в мой неподготовленный анус, старалась не думать.

– Задницу подставляй, хватит уже елозить!

– Ой, страшно! Ты только не порви меня! – запричитала я, не забывая лыбиться.

– Разворачивайся уже, – прикрикнул первый и, подгоняя, для убедительности шлепнул слева по спине.

Впрочем, в этом окрике ощущалось самодовольное благодушие сытого, уверенного в своем превосходстве и потому расслабленного хищника.

Мне в анус опять уперся член и медленно, никуда не торопясь, начал свой путь в кишечник. Господи, больно-то как! Словно на живую разрывают! Впрочем, разрывают и есть.

– Ой, миленький! Ой, больно! Ой, легонечко! Ой, хорошо! – сквозь слезы поскуливала я, пытаясь оттянуть неизбежное.

Когда он вошел в меня целиком, показалось, что схожу с ума от боли. Дыхание перехватило. Я только пищала на одной ноте.

Вперед-назад. Вперед-назад. Ууууууу…

Я знала, что скоро мышцы попривыкнут, и станет легче. Но как же больно сейчас!

Тут мне в рот ткнулся еще один член.

Второй! Я совсем про него забыла!

– Только попробуй укусить, сука, – яростное, сквозь зубы.

Второй ухватил меня за уши и с силой насадил голову на свой орган, слава богу, уступающий по размерам первому.

Аааа! Ухи мои, ухи! Второй не просто трахал в горло, он выкручивал мои ушки так, что казалось, слышу треск хрящей. От боли судорожно вдохнула, но именно в этот момент член кляпом заткнул горло. Дергаюсь назад, думая только о глотке воздуха, и сама же с размаху впечатываюсь в пах первого. И только тут по грани сознания пронеслось понимание – а ведь тот трахал меня, не входя полностью. И что такое оказаться нанизанной с двух сторон на члены, как на вертел, прочувствовала только сейчас. Ничего уже не соображая, заелозила руками о бедра насильника, пытаясь оттолкнуть, вырваться. Я билась, как рыбешка, между двух мужчин, задыхаясь от члена в горле, выплевывая слюну носом так, что казалось, она пробивает мозг. Боль в анусе не могла перекрыть боли в хрустящих ушах, которые давно не слышали ничего, кроме пальцев мучителя.

Это длилось вечность.

Сначала отпустили ушки. Нет, второй по-прежнему насаживал меня на свой член, но хоть выкручивать перестал. Боль больше не оглушала, я смогла хоть как-то приноровиться к амплитуде, успевая вдохнуть.

Затем к моему неописуемому облегчению первый с силой вжался в мои бедра и замер. По его телу пробежала дрожь наслаждения.

Стоило ему отпустить меня, как ноги подкосились, и я плюхнулась задницей на траву.

Внезапно моя голова мотнулась назад от оглушительной оплеухи:

– Чего расселась, блядь! Жопу подставляй!

Не осознала, как вскочила и развернулась. Как-то очень быстро.

Член второго насильника легко пошел в мой истерзанный анус. Было… мерзко. Нет, больно было тоже. Но больше мерзко. Тошно.

Тошно от того, что стою, упершись ладонями в землю, и старательно подаюсь навстречу подонку. Что усердно кручу бедрами. Что хрипло выдыхаю, изображая удовольствие. Что знаю, если спросит, отвечу «всю жизнь мечтала», «ой, как нравится», «это так возбуждает». Тошно. Словно сама себя в грязь втаптываешь. Размазываешь. И все ради чего. Ради…

– Бляяя… Шлюююююхаааа… – пальцы второго с силой впились в мои бедра.

Наконец-то! Он медленно выходит. Чувствую, как из раскуроченного ануса вытекает его семя. Точнее не только его. И не только семя. Вот дерьмо. Осторожно подгибаю колени и опускаюсь на траву. Опустошение. Реветь хочется. Дура. Трусливая дура.

– Схожу, отолью, – застегивает джинсы второй.

Искоса наблюдаю. Идет к машине. Затем левее. Поднимаю глаза на первого, робко улыбаюсь:

– Мне того… тоже… надо.

Кивает:

– За машину отойди.

– А… а тут нет речки? – делаю вид, что смущена.– Мне там… подмыться надо…

– Хммм… Подмыться? И так хороша, не выдумывай, – первый полез за сигаретами, – иди уже.

Я, широко расставляя ноги, поплелась к машине. Видок у меня тот еще, наверное. Машинально отметила бледно-розовые с алыми червячками-сгустками подтеки на внутренней стороне бедер. Блин, страшно представить, как выглядит задница.

Зашла за машину, спустилась немного ниже и на цыпочках максимально быстро побежала к кустарнику направо.

Голая. Босая. Не знающая местности. Пытаться уйти от двух явно не первый раз развлекающихся здесь подонков – самоубийство!

Безнадежная и безумная попытка. Я знаю.

Но тупо ждать, когда прикончат, еще безумнее. И еще безнадежнее.

«Будешь старательной – вернешься домой целой. Усекла? »

Усекла. Что ж тут не усечь? Еще как усекла.

Меня похитили среди бела дня, запихнули в багажник, везли через весь город хрен знает куда. И все ради того, чтобы разок трахнуть в коленно-локтевой? Ага.

Не знаю, почему. Не знаю, за что. Но знаю, что отпускать даже не собираются.

Бежать? Или пытаться спрятаться?

Бежать или прятаться?

Бежать? Прятаться?

Что делать?

Чем дольше бегу, тем больше вероятность, что заметят. А нагонят очень скоро. Они быстрее. Они одеты. Их двое.

Укрытие. Любое. Времени нет. Совсем нет.

Пожалуйста! Любое!

Я нырнула под старую ель, ветки которой, как облезлый павлиний хвост, лежали на земле. Пахнуло сыростью. Ох, черт, с другой стороны юбка из хвои слишком редкая. Меня точно увидят, если пойдут оттуда!

Время!

Рыхлая влажная… земля? Нет – подушка из перепрелой хвои. Руками пытаюсь отодвинуть верхний слой, наскоро соорудив что-то вроде отгородки от внешнего мира со стороны проплешины. Безумие какое-то. Безнадежно.

Поздно.

Я их слышу.

Замираю.

Наверное, можно сказать, что мне повезло. Сначала они прошли мимо. Потом первый вернулся и опять не заметил меня. Пока их не было, я продолжала вжиматься в землю и бороться с желанием выскочить из своего неуютного убежища в поисках чего-то вернее. Чего-то надежнее. Стоило ли? Не знаю. Возможно, тогда меня бы искали чуть дольше. А может, напротив, вернулись бы мгновенно, привлеченные шумом. Они уже давно обследовали лес. Медленно, тщательно, периодически замирая и прислушиваясь.

Меня нашел первый. Когда услышала его выдох, полный облегчения, сразу поняла – все кончено. Я даже не вырывалась, когда меня вытаскивали из-под ели. Голую, окровавленную, всю в земле.

А потом первый тащил меня за загривок. Тоже молча. К чему слова? Всем все понятно. Только позвонил второму, чтоб тот шел к какой-то там березе. Узнала кличку второго – Филин.

Земля под ногами становилась все влажнее и пружинистее. Деревья все более чахлыми. Те, что живые. Мертвые же врастали в землю, облепленные мхом и лишайником.

Филин встретил меня дружелюбным ударом по морде.

– Не горячись, давай заканчивать, и пойдем уже. И так уйму времени потеряли, – одернул его первый.

– Ничего. Мне хватит. Просто так я эту тварину не отпущу.

«Мне хватит»? У него что, еще и стояк тут? Больной ублюдок!

Еще несколько ударов по морде лица. Падаю. Пинает ногами. По ребрам, по животу. Целится по почкам.

Автоматически, на вбитых с детства рефлексах, закрываю голову ладонями и подтягиваю колени к груди. «Защитить жизненно важные органы» – всплывает в голове. Угу. Обхохочешься.

«Ублюдок, – тоскливо думаю я, – больной ублюдок». Сил ни на что не было. Даже на ненависть. Даже на попытку увернуться.

– Тьфу, – плевок мне на плечо, – как рыба дохлая.

Хватает за загривок, заставляет посмотреть в лицо:

– Думаешь, смогла вот так вот все испортить, тварь? Думаешь, так просто отделалась? Типа посмеялась напоследок. Не выйдет, стерва. Получишь свое. Все до капельки получишь. Поняла, тварина?

Очередная оплеуха. Еще. Еще.

Голова болтается как у шарнирной куклы. А в груди просыпается животный ужас. Филин таращил на меня свои полные ненависти глаза, брызгал слюной. Безумец. Безумец, обладающий полной властью над своей куклой, безумец, желающий сломать. И ничто ему не помешает. Никто.

– Ну, нах, я тебя в машине подожду, – заявляет первый, – не хочу аппетит портить.

Филин на мгновение отвлекся от меня:

– Не дрейфь. Все чики-пуки будет. Аккуратно. И быстро, – ухмыльнулся. – Я, пока эту тварь искали, кое-что придумал.

Кивок в сторону. Замечаю стоящую на влажном лишайнике спортивную сумку.

– Нужно только ее зафиксировать. А то дергаться будет. Доставай стяжки.

Пока первый рылся в сумке, Филин волоком дотащил меня до полусгнившего ствола ели, наполовину утопленного во мху. Заставил лечь. В спину и ягодицы впились обломки сучьев. Больно. Но сковывающий горло ужас показывал, что скоро вспарывающие кожу щепки покажутся мне легкой щекоткой.

Первой стяжкой к стволу притянули шею. Второй – талию. Третья и четвертая связала локти с коленями попарно. Пятая и шестая, соединила петлей колени со стволом, заставив их максимально распахнуться в стороны.

Так я напомнила себе цыпленка-гриль. Все женское естество нараспашку – берите, пользуйте. Не сдвинуться. Не шелохнуться. Разве что чуть-чуть шевелить, а точнее конвульсивно подергивать запястьями можно.

– Трахать ее в такой позе надо,– согласился с моими невысказанными ассоциациями первый.

– А я и буду трахать. Только не членом, – хохотнул Филин.

Мои глаза округлились от ужаса. В руках он держал пустую бутылку из-под виски или коньяка. Узкое горлышко и толстое широкое дно.

– Жаль, шампуня не было. Пришлось остатки рома из-за этой твари вылить.

Дальше начался ад. Боль шла по нарастающей. Она заполнила сознание, разложилась на составляющие и с каждым отвоеванным страшным орудием сантиметром приобретала новые оттенки. Меня разрывали надвое. Выворачивали промежность наизнанку. Выкручивали кости таза.

Я не визжала и не рыдала. Я выла.

– Да… Впечатляет.

– Сейчас будет вторая часть марлезонского балета.

Я видела мучителей между своими распахнутыми коленями как сквозь туман, мозг механически зафиксировал алые пальцы второго. Намертво притянутая к стволу шея позволяла только косить глазами. О том, чтобы наклонить голову, присмотреться, и речи не было.

«Вторая часть»?

Господи…

Боже!!!

То, что осталось от киски, вспыхнуло огнем. Словно плеснули раскаленным металлом. Еще. Еще. Гулкий звук ударов о стекло. Чавкающай – о плоть. Оказывается, о боли я знала еще не все. Кости таза уже не выворачивали. Их дробили.

– Филин, твою мать… – с трудом проникает в сознание.

Меня больше не бьют, но это не имеет значения. Таз горит огнем. Стреляет в позвоночник. Отдает в колени. Киски у меня больше нет. Я не вижу, но знаю, что там кровавая каша.

– Давно хотел узнать, можно ли разбить бутылку в пизде. Представь, если там лопнет!

В голову просачивается понимание. Бил чем-то тяжелым. Металлическим.

Молоток?

Монтировка?

Какая разница…

– Ты ей так скорее кости в порошок перемелешь.

Вот это верно. Это более вероятно. Моя последняя мысль перед провалом в беспамятство.

Резкий запах.

Стреляющая. Глухая. Глубокая боль внизу живота.

Я лежу на мокром холодном мху. Больно. Руки. Руки стянуты сзади стяжкой. Стянуты так, что уже начали неметь. И все. В остальном я свободна. Какая разница? Какая разница если каждый вдох отзывается болью в промежности, анусе и копчике.

Меня рывком поднимают на ноги. Делаю попытку упасть.

Еще раз. Еще.

Стою. Сознание как ватой обложено. Даже боль другая. Тоже как сквозь ватное одеяло.

Что-то говорят. Не понимаю.

– Вперед! Пошла! Слышишь, курица? Пошла!

Понимаю. Делаю механический шаг вперед. Еще. Еще. Медленно. Получается медленно. Но меня никто не торопит.

Идти больно. Ноги проваливаются сначала по щиколотку. Затем до середины икры. Связанные руки почему-то тянут вперед.

Слышу крики. В плечо попадает то ли камешек, то ли ком земли.

«Да иду я! Иду! » – хочется огрызнуться.

Вперед. Еще вперед.

Фу! Какая гадость под ногами. Холодная чавкающаяся грязь просачивается между пальцев ног. Ступня заворачивается, и пятка резко идет вниз. Делаю попытку вытащить заднюю конечность. Еще. Но только глубже проваливаюсь. Ноги до колен скрылись в мерзкой вонючей жиже. Меня качает, как сломанный манекен.

Дергаюсь. Засасывает глубже. Дергаюсь. Глубже.

Сознание вернулось мгновенно. Стоило холодному месиву из травы и грязи коснуться промежности. Это же болото! И чем сильнее дергаюсь, тем… Нужно назад!

Дудки. Даже попытка повернуться стоит мне еще сантиметра увязания.

Краем глаза замечаю два силуэта. Стараясь не шевелить всем телом, поворачиваю только голову.

Метрах в двадцати-тридцати от меня стояли мои убийцы. Стояли и смотрели на безнадежные попытки вырваться из голодных лап болота. Стояли и ждали. Стояли, готовые подстраховать, если в их задумке что-то пойдет не так. Если у меня вдруг появится шанс.

Шанс. Я провалилась почти по пояс. Мои руки скованы за спиной. Шанс. Смешно. А эти еще ждут чего-то.

Я запрокинула голову и рассмеялась. Смешно. Как же это смешно. Ждут, блин. Что вырвусь, блин.

Когда я обернулась в следующий раз, их уже не было.

Какой отвратительный смрад…

Какая мерзость – сдохнуть вот так вот. В этой вонючей луже. Среди разлагающихся трупов ящериц, лягух и насекомых.

Гадкая смерть. Отвратная.

Отвратная… А разве смерть бывает другой?

В голове почему-то всплыли ритуалы далекой Японии. У них живот вскрыть и кишки вывалить красивым считается. Нет. Не красивым – прекрасным.

Помню, как кривилась, когда читала. Но впечатлилась. Даже темой курсовой выбрала – дзисэй. Стихи смерти. Все думала, как это… ты умираешь, а стихи пишешь. Зачем? Для чего. Умирать же страшно и обидно! Какие уж тут стихи!

Вот я глупая была. Не понимала. Стихи – это чтобы смерть красивой была.

Даже не красивой – прекрасной!

Я тоже хочу. Так хочу. Мне только найти надо. Что красиво. В этом месте красиво.

Найду. Стиснула зубы. И сочиню.

Медленно.

Медленно текли минуты и часы.

Я погружалась все глубже и глубже.

Насекомые, осмелев, признали меня за очередную разновидность коряги. И ползали по плечам, щекам. Заползали в нос, уши. Сначала стемнело. Потом стало совсем темно.

Вязкая зловонная жижа медленно, но неотвратимо ползла к горлу: талия, нижние ребра, грудь, плечи.

Забрезжил рассвет. Тихо-тихо. Голову я давно запрокинула. Буду дышать до конца. До самого конца. Мне нужно время. Время, чтобы найти прекрасное. Красивое не устроит. Только прекрасное.

Небо. Оно почему-то не светлеет на заре. Машинально отмечаю его глубокий свинцовый цвет. А вчера было солнышко. Солнышко…

Небо! Да еще такое! Значит… значит… Всегда любила дождь. Не могу поверить такому подарку.

Она родилась сама. Без малейших усилий с моей стороны. Она родилась сама. Моя песня смерти.

Мне гроза глядит в глаза,

Челюсти смертельно сжаты,

Хлещет по виску лоза,

Руки за спиной распяты.

Села стрекоза на нос.

Ответ требуют фасеты.

Но какой с мертвячки спрос?

Да еще перед рассветом!

Взмах крыла. Прощай, подружка!

Вдох почти невыносим.

Плавунец щекочет ушко,

Верный страж низин-трясин.

Капли падают на лоб мне,

А ведь шанс был нулевой:

Захлебнуться дождевою,

Не болотною водой.

К черту несовершенство рифм и слога. Главное мир – совершенен.

Я закрываю глаза, из последних сил тяну шею и раскрываю рот. Широко-широко.

Огромные хрустальные капли летят к земле. Они прекрасны.

Эпилог

Два года спустя

N-ские вести

«…при обыске на территории предприятия было обнаружено два женских тела. Предположительно это Катерина К. и Дарья С., воспитанницы того же детского дома, пропавшие в декабре 2015 года. Их квартиры были так же перепроданы по доверенности. Есть свидетельства, что девушки в них никогда не появлялись. Возможно, это не все жертвы преступной группировки. Директор детского дома *** находится под подпиской о невыезде. Ведется следствие»