Дочери надо учится Глава 2. Первая попытка. Из сборника Первая секс учительница

=11pt-Как давно это было? Кэрол постаралась прикинуть, сколько времени прошло с той, первой продажи. Нет, не так уж много - получается всего лишь около трех лет. А ей казалось, вечность…

-Наконец, ожидание закончилось. Из зала донесся возглас аукциониста, к Кэрол тотчас подскочил только что выскочивший оттуда надсмотрщик, исполнявший роль демонстратора. Всей пятерней он больно схватил испуганно сжавшуюся женщину за грудь и, потянув за нее, выволок на сцену. Свет юпитеров, ослепляющий после закулисного полумрака, шум в зале, какие-то крики, боль в оттянутой груди, ощущение собственной наготы, выставленной на всеобщее обозрение. Кэрол оцепенела. Одной рукой она инстинктивно обхватила груди, другой прикрыла лобок и застыла, повернувшись к залу спиной. В тот же момент плеть обожгла ей ягодицы.

- - Развернись! И ровно встань, руки за голову, ноги расставь, - услышала она злобный шепот надсмотрщика и, сразу же, через динамики, оглушающий голос аукциониста:

- - Кэрол Хабер, тридцать семь лет, рожала один раз, не продавалась, предыдущий хозяин… - пауза, шелест бумаги, - не было, продается сама, согласие на порку есть, перепродажа, туалет, прокалывание, тату, клеймение - запрет, срок рабства один год, стартовая цена - пятьдесят тысяч. Кто больше?

-Оглушительные крики в зале, хохот, свист…

- - А поменьше никак?

- - Что ж она умеет? За такие-то бабки?

- - У нее что, дырка поперек? Показывать надо!

- - Небось, клитор в полфута? Пусть раздвинется!

-Резкий удар молотком прямо перед микрофоном.

- - Прошу успокоиться, иначе аукцион будет прекращен! - рев аукциониста.

- - Прошу обратить внимание, груди рабыни почти не обвисли, живот ровный, ноги без варикоза! Это же просто сокровище! А сейчас она продемонстрирует почтенной публике, какие прелести у нее в промежности.

-Голос доносился до Кэрол через какой-то туман, будто уши у нее были плотно закупорены. Смысл же ускользал полностью. Она только рефреном твердила про себя, пытаясь успокоиться и хоть как-то обосновать свое решение стать рабыней: «Дочери надо учиться! Дочери надо учиться! ».

-Женщина стояла лицом к залу, замерши в какой-то неестественной позе, пытаясь изобразить улыбку, и понимая, что вся дальнейшая судьба и ее самой, и дочери зависит от того, сколь успешно пройдут торги, сколь благожелательным окажется ее первый хозяин.

-От волнения ей казалось, что на сцене пронизывающий холод, ее кожа покрылась мурашками, а соски набухли и затвердели. Гусиную кожу из зала не было видно, а вот большие поднявшиеся соски хорошо заметны, что вызвало в зале одобрительный возглас, пожалуй, единственный не издевательский. Пальцы Кэрол были крепко, в замок, сцеплены за головой, а ноги широко расставлены. От этого ее груди приподнялись, а заранее, перед аукционом подбритые половые губы разошлись, показывая залу кусочек своего розового содержимого.

-Аукционист повторил уже тише, обращаясь к демонстратору:

- - Раскрой сучку!

-Кэрол не воспринимала окружающее. Хоть ее глаза были широко раскрыты, она ничего не видела. Только почувствовала, как подошедший сзади надсмотрщик нагнулся, с обеих сторон обхватил ее лобок и со всей силы, до предела потянул губы в стороны и вверх. От того, что все ее самые сокровенные места - малые губки, клитор, даже вход во влагалище - бесстыдно растопырились на потеху смеющейся публике, женщина инстинктивно дернула руки вниз, пытаясь прикрыться. И тотчас свистящий шепот демонстратора:

- - Куда?!! Руки на место!!!

-Кэрол пришлось подчиниться. А впереди ждало ее новое унижение. Из динамиков раздалось:

- - Теперь почтенная публика может полюбоваться этим сокровищем с другой стороны.

-Тотчас надсмотрщик повернул Кэрол спиной к залу и заставил низко нагнуться. Потом, зайдя сбоку, двумя ударами ботинка заставил широко раздвинуть ноги, а сам крепко ухватился за ее ягодицы и развел их. Теперь из партера были хорошо видны не только все розовые складки и лепестки, но и сморщенное колечко ануса, а спереди, в просвет между ног, - свисающие груди.

-И вновь аукционист обратился к публике с сакраментальным «Кто больше? », но даже столь откровенная демонстрация женских прелестей не заставила никого надбавить хоть один доллар к стартовой цене. Впрочем, нельзя сказать, что ведущий этому удивился. Пятьдесят тысяч за уже немолодую женщину - это уж слишком… да еще только на год, да еще с кучей запретов… Но, с другой стороны, за сегодня это был у него уже четвертый прокол - еще три так и не распроданные рабыни ожидали за кулисами окончания сессии, и того, что за этим должно было последовать. Поэтому надо было приложить все усилия, постараться переломить ход торгов…

- - Господа, вы только поглядите на эту прелесть! Посмотрите, как она жмется! Как стесняется! Она ведь впервые на публике! Совсем свежачок! Других таких не дождетесь! Почти что девственница! Торопитесь!

-Не помогло.

-Из зала по-прежнему только свист и улюлюканье. Тогда ведущий решил применить новую тактику:

- - Может, кто хочет поближе рассмотреть нашу скромную прелестницу? Или пощупать? - и добавил, обращаясь уже к Кэрол, - спускайся в зал! Живо!

-Этим он нарушал правила торгов. Пока оставалась надежда продать рабыню, посторонние не имели права до нее дотрагиваться, можно было только смотреть. Но особого выбора у аукциониста не было. Из-за этой старой шлюхи, назначившей за себя неимоверную цену, он вовсе не хотел штрафа за плохо проведенную сессию или, того пуще, увольнения.

- - Ну же! Иди! - надсмотрщик несильно шлепнул Кэрол по заду.

-Больно не было, но она даже чуть закусила губу, чтобы не заплакать от стыда. Мало, что голышом приходится стоять перед всеми, и устроители хвалят и принародно демонстрируют ее самые интимные места. Так еще бьют по попке как маленького нашкодившего ребенка. «Дочери надо учиться, дочери надо учиться», - повторяла она про себя…

-Женщина спустилась в зал. Только сейчас она смогла разглядеть публику - из-за кулис, где она стояла раньше, был виден только кусочек подмостков, а на самой сцене будущая рабыня была ослеплена бившими прямо в нее юпитерами.

-За небольшими столиками, развернутыми в сторону полукруглого подиума, вальяжно развалившись, сидели покупатели - в основном хорошо одетые афроамериканцы среднего возраста, изредка разбавленные своими белокожими подругами. «Хотя… какими там подругами? » - сразу поправила себя Кэрол - большей частью спутницами покупателей были рабыни. Почти на всех из них плащи были распахнуты, открывая голое тело, по которому обычно ползала темная рука хозяина. Ползала неторопливо, рассеянно, без всякого возбуждения, примерно так, как обычно перебирают четки, или зажигалку, или карандаш. Разве что зачастую эта рука грубо тискала что-нибудь нежное, болезненное - сосок или клитор; тогда рабыня морщилась, но не издавала ни звука.

-Когда Кэрол оказалась внизу, между столиками, шум затих. Все с интересом разглядывали живой товар, который только что было разрешено оценить вблизи. Даже завсегдатаи торгов помнили всего несколько случаев, когда такое становилось возможным. Сама же Кэрол уже немного пришла в себя, повторяя, слегка шевеля при этом губами, как молитву: «Дочери надо учиться, дочери надо учиться». Оглянувшись, она заметила, как один покупатель, на коленях перед которым стояла молоденькая девчушка, сделал приглашающий жест пальцем. Подойдя и беглым взглядом посмотрев на его рабыню, Кэрол замерла. Вообще-то, по закону в рабыни было разрешено продавать с 16 лет. Иногда удавалось доказать, что девушка физически вполне созрела, а, подкупив врачей Комиссии по продаже несовершеннолетних, получить «заключение о нимфомании» - о том, что ребенок отличается неуемным сексуальным аппетитом, требующим интенсивной половой жизни. Тогда возраст в виде исключения можно было уменьшить до 14. Но этой девочке нельзя было дать и 12-ти. Курносое, в конопушках, совершенно детское личико, а под широко раскрытым плащом было видно, что грудок у нее еще нет, только легкие припухлости вокруг маленьких сосочков. Да и ниже - в паху - волосиков вроде бы еще не было. «Ей же не больше десяти» - подумала Кэрол, - «интересно, как этот тип сумел такое устроить? Но ребеночка-то жалко».

-От соседних столиков за Кэрол внимательно наблюдали. Она подошла к поманившему ее мужчине и встала навытяжку, опустив руки. Тот поднял свою здоровенную черную лапу и помотал в стороны груди Кэрол. Потом схватил одну из них и крепко сжал, перебирая пальцами. Было больно, но Кэрол не осмелилась отстраниться. Покупатель же усмехнулся:

- - Ты что, корова, думаешь? Что с таким выменем, болтающимся, за тебя кто-нибудь пятьдесят кусков отвалит? Ну-ну…

-Вокруг засмеялись. Кэрол вспыхнула. Было очень стыдно, тем более, оскорбление было явно несправедливым. Она всегда следила за своей фигурой, а грудью просто гордилась.

-Еще с девичества они были у нее большие, высокие. И, как ни странно, кормление Дженни их нисколько не испортило. Только соски стали больше, темнее, а сама форма почти не изменилась. Во всяком случае, хоть лифчики она носила 34с, упругие груди 4-го размера с набухшими сосками, упрямо торчащими вверх, никак нельзя было назвать болтающимся выменем. Инстинктивно она захотела было прикрыться, хоть ладонями, но сразу же одернула себя. «Дочери надо учиться, дочери надо учиться», - повторяла женщина свое заклинание.

-Мужчина же не унимался. Видно, заметив, как еще на сцене Кэрол прореагировала на шлепок надсмотрщика по ягодице, он с силой саданул женщину по заду:

- - Повернись, корова! Дайка на твое рыхлое гузно полюбоваться.

-Удар был куда болезненней, чем полученный от демонстратора, главное же, намного унизительней. Ведь там, на подиуме, Кэрол окружали должностные лица, они все-таки выполняли свои обязанности, а тут…

- - Ниже нагнись, сучка. Ниже! Задницу оттопырь! - недовольный ее медлительностью, он отвесил ей еще одну сильную оплеуху все по той же ягодице.

-Под общий смех Кэрол застыла в совершенно непристойной позе, уперев руки в колени, обратив к ухмыляющемуся мужчине полураскрытый зад с расходящимися розовыми губками, а к соседним столикам - провисшие вниз груди. Лицо ее стало пунцовым - не столько от прилива крови к опущенной голове, сколько от стыда, что ее, взрослую женщину, заставляют так унижаться.

-Дождавшись, пока женщина наклонится, и, выждав минутную паузу, покупатель, сморщив брезгливую гримасу, чуть пошевелил ее губки, а потом обратился к своей малолетней рабыне:

- - Пальчиками в дырках этой коровы поковыряйся!

-Та, не вставая с колен, послушно повернулась к Кэрол, одной рукой раздвинула вход во влагалище, а вторую, сложив пальцы в щепоть, стала туда вводить. Отклонив голову в сторону, чтобы хозяин мог наблюдать за процедурой, она подобострастно спросила:

- - Мастеру хорошо видно? - тот не удостоил ее ответом.

-Кэрол было безумно стыдно, что в ее органах без тени смущения копошится маленький ребенок, но что было делать? Только успокаивать себя все тем же: «Дочери надо учиться! Дочери надо учиться! ».

-Рука девочки тем временем углубилась в Кэрол до запястья; женщина почувствовала ее пальцы на своей матке.

- - Глубокая корова, - констатировал мужчина, внимательно разглядывая действия своей рабыни.

- - А теперь наверх, - приказал он ей.

-Со звуком откупоривающейся бутылки девочка вырвала руку из влагалища Кэрол и одним пальчиком тихонечко стала массировать анус, все дальше в него залезая. Вся ручка ребенка была покрыта слизью, поэтому проникновение проходило безболезненно. Да, боли как таковой не было, но ощущения! Дикий коктейль из щекотки, возбуждения эрогенных зон, и всепоглощающего стыда! Стыда перед чужим мужчиной, который может стать ее хозяином («Дай Бог, чтоб он меня купил! »), перед остальными покупателями, главное же - перед девочкой…

-Когда пальчик ребенка влез до основания, мужчина приказал девочке вытащить его, развернул Кэрол лицом к себе и велел женщине вылизать запачканную ладошку. Дотрагиваться языком до собственных выделений, особенно из прямой кишки, было очень неприятно, но Кэрол не посмела ослушаться. Однако всё это не помогло. Вероятно, мужчина и в мыслях не имел покупать немолодую рабыню за столь высокую цену. Поэтому, дождавшись того, что ручка девочки стала чистой, он носком ботинка больно пихнул Кэрол в грудь и велел убираться прочь.

-Вокруг засмеялись, а у несостоявшейся рабыни брызнули слезы - зачем же она так усердствовала, ради чего? Кэрол не успела приподняться, как заметила приглашающий жест белокожего человека, в одиночестве сидевшего рядом. Этот покупатель не говорил ни слова. Движением пальца он велел ей, не вставая с колен, подползти под его столик, а там показал на свою ширинку... Кэрол старалась изо всех сил. Она нежно гладила его языком, посасывала, глубоко вбирала в себя, водила слегка сжатым кулаком по стволу. Результат не замедлил себя ждать, он выплеснулся ей в горло. Кэрол поперхнулась, но, сдержав кашель, несколько раз ласково поцеловала головку, облизала член, а потом сама заправила его в брюки. Она надеялась, что мужчина остался доволен ее стараниями, но в ответ получила лишь шипение:

- - Пошла вон, шлюха!

-Аукцион продолжался, женщина же продолжала переходить от столика к столику. Ее осматривали, ощупывали, тискали, многие загоняли под столик к своей ширинке, но никто так и не поднял два пальца вверх, показывая ведущему согласие купить ее хотя бы за начальную ставку.

-В какой-то момент, подняв голову, Кэрол увидела, что Стелла - шатенка, которую выставил на торги собственный муж - уже продана. Ее хозяином оказался одетый с иголочки пожилой афроамериканец, пришедший на аукцион с двумя рабынями. Спины и ягодицы обеих были в свежих рубцах от кнута, а от проколотых срамных губ и сосков к хозяину тянулись цепочки, за которые он подергивал, будто играя на колоколах. «О, Боже, что ее ждет! » - с ужасом подумала Кэрол, отвлекшись на мгновение от собственных злоключений.

-Через пару часов торги закончились. Перемазанную спермой уставшую Кэрол и ее трех незадачливых товарок пинками погнали в душ и сушилку - привести себя в порядок. Ведь по условиям аукциона не распроданные в текущую сессию рабыни должны были по ее окончании обслужить всех желающих за смехотворные пятнадцать баксов. Но даже эти гроши не шли заявителям рабынь, а оставались устроителям аукциона якобы на покрытие расходов. «Будто не хватает им тех процентов, что вычитаются из объявленной цены», - подумала Кэрол, позволив себе несколько минут понежиться под струями воды. Хотя, с другой стороны, цель-то этого «обслуживания» тоже понятна - надо показать несостоявшимся рабыням, как надо себя подавать перед публикой, как надо стараться быть все-таки проданной.

-За этот день Кэрол уже много перенесла, но такого позора она не могла себе представить. На подиум вынесли длинный стол, четырех нераспроданных женщин уложили на спину рядком поперек этого стола, их ноги широко развели и привязали в изголовье. У входа на сцену встала женщина-регистратор, с застывшей улыбкой собиравшая входную плату у столпившихся около нее субъектов, и приглашающе кивавшая на подиум:

- - Благодарю вас, сэр. Проходите. - Проходите, благодарю.

-Но сами «субъекты»! Это были не лощеные пресыщенные афроамериканцы, всё перевидавшие на своем веку и обладающие несколькими рабынями, как большинство настоящих покупателей. Это был полунищий белый мусор, не имевший даже сотни баксов на право участия в аукционе и с голодными глазами на улице дожидавшийся его окончания. Теперь же они хотели наверстать собственную ущербность на еще более забитых и униженных созданиях.

-Как только первые четверо пристроились к промежностям распластанных рабынь, служитель перевернул большие песочные часы:

- - Ваши десять минут пошли, господа!

-А далее началось какое-то автоматическое изнасилование. Для того чтобы наверняка уложиться в десять минут, надо постараться; тут уж не до нежности или жалости к рабыне. Они и старались. Лежащие женщины использовались не как живые существа, могущие что-то чувствовать, имеющие разум, какие-то желания. Отнюдь - лишь как секс-тойс, как порно-куклы, как теплые, чуть увлажненные отверстия для сливания накопленной в одиночестве спермы.

-Кэрол почувствовала, как первый обладатель вцепился немытыми пальцами в ее бедра, потом вонзил грязные ногти в груди, и в такт своим движениям стал натягивать ее на свой член. Влагалище Кэрол было еще сухим, каждая фрикция была очень болезненна, но кого это интересовало? Она почувствовала, как бродяга, насилующий ее, судорожно задышал, стал глубже в нее входить, а его орган затвердел и будто увеличился в размерах. Но кончить он так и не успел - верхняя чаша часов опустела, служитель ударил в гонг и выкрикнул:

- - Смена!

-Тотчас следующий претендент плечом резко оттолкнул своего предшественника в сторону, грубо заскорузлыми пальцами развел Кэрол губы и немедленно воткнул в нее давно уже обнаженный и горящий нетерпением член. Пошли новые десять минут.

-Она уже потеряла счет мужчинам, насиловавшим ее. Сухо, конечно, давно не было. Многие успевали достичь оргазма, поэтому влагалище Кэрол было столь наполнено мужскими соками, что при каждом новом вхождении противно хлюпало, а при смене партнера издавало неприличный звук, будто женщина страдала несварением желудка.

-Первый раз она от этого покраснела, хотела даже оправдываться, но потом ей стало все равно. Сперма, а может быть и кровь, противно стекала по ее ягодицам. Временами Кэрол проваливалась в забытье, потом опять приходила в себя. Несколько раз служитель подносил к ее носу флакон с нашатырем, от которого она почему-то чихала.

-В какой-то момент просветления она заметила, что мужчина, не успевший с Кэрол, занял очередь к соседней рабыне. Правилами это не запрещалось, если он сумеет пройти в те три часа, что отведены на послеаукционные забавы - его счастье.

-Очнулась Кэрол уже в клетке; кто и когда ее туда принес, она не помнила. Не помнила, как перекладывали измученных женщин со стола на каталки, как везли в процедурную, как приводили недвижные тела в товарный вид - обмывали, ставили капельницы, смазывали заживляющим составом тело, смазывали гениталии, - не помнила ничего…

-Теперь же рядом с ней на полу лежали еще три женщины - те самые, что вместе с Кэрол вечером были уложены на стол на потеху белому сброду. Одна уже очнулась, не спала и тихонько всхлипывала. Другая, во сне или в забытье, лежала, широко раскинув ноги прямо перед Кэрол. Из ее влагалища все еще сочилась какая-то жидкость - в полутьме было непонятно, вода, сперма, мазь или кровь, но лужица под ней была темная.

-Все тело у Кэрол болело, а между ногами просто жгло, слишком много испытаний уже пришлось перенести. Женщина попыталась заснуть - не смогла. Тогда, чтобы отвлечься, она стала вспоминать, с чего все это начиналось.

-Девочки, лежащие рядом с ней, были слишком молоденькими, чтобы застать самое начало, да и вряд ли смогли бы правильно оценить все причины и следствия. Но не Кэрол! Она же родилась еще в прошлом веке, а рубеж тысячелетий прошла уже подростком. Она помнила президентство Скользкого Билли, помнила, как при нем госсекретарем в преимущественно белой стране впервые был назначен афроамериканец. Не просто, конечно, за цвет кожи, он был армейским генералом, умным, популярным, но афроамериканцем! Никто тогда не понял, что это только первая ласточка, и что скоро популярной фразе «This is a FREE country! » (Это свободная страна!) придет конец. Что среди белокожих самой расхожей станет «=14.0ptFree =14.0ptin =14.0ptUS =14.0ptcan =14.0ptbe =14.0ptonly =14.0pta =14.0ptcheese =14.0ptin =14.0ptmouse=14.0pt-=14.0pttrap=14.0pt» (Бесплатно в США может быть только сыр в мышеловке).

-Шли годы, и вдруг получилось так, что в сенатах и палатах представителей многих штатов большинство стало чернокожим. Mousetrap - мышеловка - была взведена. Дальше - больше… На выборах победил президент Райсон. Афроамериканец победил с минимальным разрывом, но победил! И едва истекли сто дней, предложил поправку в Конституцию. Поправку, вводящую возможность рабства белых женщин; их хозяевами могли быть только чернокожие. Многие это тогда расценили, как запоздалую месть белым, но особого возмущения она не вызвала, хоть была явно непроходной. Поэтому текст был изменен, ограничения на цвет кожи хозяев сняли. Кэрол, тогда уже замужняя молодая женщина, помнила бурные дебаты того времени, слюнявые вопли в газетах и телевизоре. Но прошло только три месяца, и при требуемых 34-х уже около сорока штатов проголосовали «за». Поправка Райсона, 28-я поправка к Конституции, была принята... Очень быстро она обросла законами, наблюдательными советами, комиссиями, наконец, просто обычаями и привычками. Рабство зашагало по стране.