Складка на лобке или Рассуждения о платонической любви. Читать рассказы о любви

- Тебе рассольник или щи? - Варя, как всегда, щеголяла новой блузкой и чистейшим накрахмаленным передником. Она хотела понравиться.

- Щи! - хмуро ответствовал Никита, несколько бледный после вчерашних "Проводов перестройки"".

С похмелья самое милое дело - супчик. Горячий, не очень густой, и не очень жидкий. Никита стоял, слегка покачиваясь, и смотрел, как половник за половником живительная субстанция заполняет огромную тарелку. Варя всегда наливала ему больше всех, а мяса накладывала столько, что на кассе регулярно переспрашивали, не двойная ли порция.

В таких случаях Варя лукаво подмигивала Никите и, перегнувшись через стойку, кричала:

- Не-а, Зой Андревна, одиночная! Они студенты, им питаться надо, а то загнутся совсем!

Впрочем, остальным бойцам она накладывала не так много, разве что для Сереги-Убивчика делала исключение, исходя из вполне разумного предположения, что при таких размерах и кушать следует соответственно. Но добавочные порции Никите, неизменно выступавшему на соревнованиях в скромной категории 62-68, служили откровенным выражением симпатии. Кассирша не сомневалась, что Варя "неровно дышит" к белобрысому студенту и была права; хотя, конечно, ей следовало бы держать это открытие при себе, а не трепаться о нем на каждом углу.

Обеденный перерыв стал для Никиты настоящей пыткой. Он краснел и смущался; отвечал на Варины вопросы односложно и всячески противился попыткам вывести разговор за пределы гастрономической темы. В свою очередь, Варя была слишком строгих правил, чтобы, например, самой заявиться к студентам в гости, как это было заведено у местной молодежи. В результате, за весь день ей выпадала одна-единственная счастливая минутка, а именно, когда удавалось спросить своего возлюбленного, что же он желает на обед: гуляш или котлету? Только этим прозаическим вопросом и питались странные, полные юношеской нелепости отношения, возбуждая тайфуны и ураганы невидимых миру эмоций.

Любого взрослого мужчину несомненно, растрогали бы такие деликатные и ненавязчивые проявления симпатии; но Никита был по-юношески категоричен. Он почему-то уверил себя, что любовь женщины, как и смерть, дается человеку единожды в жизни и очень боялся, что в него влюбится женщина, которая не понравится ему самому. А Варя Никите не нравилась.

Обычно трудно объяснить, почему человек не нравится. Не нравится - и все тут. Но в данном случае объяснить можно, поскольку Никита "забраковал" Варю по причинам сугубо идеологическим. Дело в том, что она не соответствовала идеалу женщины, а женщина, которая не соответствует идеалу, это даже не женщина, а так, - какое-то нелепое существо. Вот так, слово в слово, размышлял Никита о сем предмете, и это притом, что идеал был разработан в самых общих чертах, на основе предпосылок, прямо скажем, смехотворных.

Вот, к примеру, что касается фигуры. Никиту воспитывали в пуританском духе строгой советской нравственности; следовательно, все каналы, по которым юноша обычно получает предварительные сведения о женском теле, старательно перекрывались родителями. Порнографии в СССР и без того не существовало; сцены, в которых участвовало частично обнаженное женское тело, наличествовали лишь в двух или трех художественных фильмах, от которых Никиту не сумели уберечь. Очевидно, этого было недостаточно, чтобы получить хотя бы поверхностное представление о таком сложном предмете, как женская нагота. Доступным оставалось лишь изобразительное искусство; вот на этом могучем фундаменте Никита и построил идеал женского телосложения.

Он с возмущением отверг мясистых теток Дейнеки, невыразительную пластмассовую наготу статуй в стиле барокко, полнокровных дам Рубенса и худосочных красавиц серебряного века. После долгого анализа художественных альбомов Никита сделал вывод (в общем, верный), что лучше древних греков в этом смысле никто не высказался; более поздние подражатели, такие как Рафаэль и Доменик Энгр, также были учтены.

Однако и греки не всегда потакали эстетическим воззрениям юноши. Так, Афродита с Мелоса (в просторечии - Венера Мелосская) казалась ему слишком толстой, и потом, что это за складка ТАМ? Никита даже не знал, как это назвать, чтобы звучало возвышенно; но складка ему не нравилась. Амазонка Поликлета не угодила маленькими грудями, и вообще, греческие богини отличались мелкогрудостью, хотя Энгр, скажем прямо, перестарался, исправляя этот недостаток. Рафаэль - да, пожалуй, но тоже не избежал ошибок. Блудливые позы его мадонн смущали Никиту и не давали оценить превосходные формы по достоинству. В конце концов, прототипом идеала была признана Афродита с Родоса, прелестная эллинистическая статуя III века до н. э. Выполненная в почти современной упрощенной манере, но по-античному анатомически достоверная, эта статуя изображает спортивную, ладную девушку, невыразимо женственную и при этом без малейших признаков женской расслабленности; идеальное воплощение собранной, энергичной и свежей юности.

Что же касается лиц, то к ним Никита оказался настолько пристрастен, что окончательного идеала так и не выработал. Некоторое время ему безумно нравилась скульптурная голова Афины работы Фидия; но именно в том ракурсе, в котором он видел ее в альбоме. Когда же в Пушкинском музее он увидел сие творение целиком, он понял, что глубоко ошибся, и даже испытал небольшое смущение, заметив, что гений скульптора сумел воплотить удивительно красивое лицо, которое равно можно было приписать как женщине, так и молодому мужчине. Про уклон греков в сторону однополой любви Никита не знал (иначе испытал бы немалое потрясение), а потому просто остался в недоумении; тем не менее, идеал погиб, и в этом вопросе приходилось полагаться на интуицию.

Варя считалась вполне симпатичной девчонкой, но никак не удовлетворяла изысканному вкусу Никиты. Впрочем, к его великому огорчению, искомые женщины в природе практически не встречались. Иногда, очень редко, он находил какую-нибудь сногсшибательную красавицу и влюблялся в нее без памяти, однако, ясно осознавая ее недоступность (как выяснилось позже, преувеличенную), только вздыхал, страдал и печально наблюдал со стороны, не решаясь даже приблизиться к небожительнице. Во время такого приступа влюбленности все прочие женщины исчезали, превращались в бесплотные создания, сквозь которые свободно проникал его рассеянный взгляд. Собственно, он и в стройотряд уехал, чтобы хоть на время избавиться от муки созерцания очередной бесконечно удаленной нимфы. Так что настойчивые попытки Вари оккупировать хотя бы краешек его сердца были заранее обречены еще и по этой причине.

Однако бедная девушка ничего такого даже не подозревала; ей просто нравился симпатичный студент с мечтательными голубыми глазам. Нравился без всяких расчетов на будущее; она и сама была слишком молода, чтобы всерьез желать от любви чувственных наслаждений. Ею владела беспричинная влюбленность Хлои, не ведающей счастья большего, нежели поцелуй, но даже и такой малости нельзя было добиться от бестолкового Дафниса. Варя не обижалась, она не понимала причин застенчивости своего избранника, относя его странности к утонченности характера и особому воспитанию. Холодность и застенчивость только прибавляла ему привлекательности. Юноши, когда влюблены, очень неловки. А этот такой милый... Стесняется...