Заголовок
Текст сообщения
(из цикла "Треугольные Танцы")
Эта история приключилась со мной относительно недавно, прошлой зимой, и до сих пор я помню её в мельчайших деталях. Она оставила сложный букет воспоминаний – приятной теплоты и нежности, острой ревности и смущения, но ещё - незаконченности, недоговорённости, оставшейся как дымка висеть в воздухе. Может быть грани реальности и фантазии уже размылись в этой дымке? Это походило на смутные детские грёзы о какой-то потайной комнате или подземелье, куда я как будто случайно забрела и обнаружила там волшебный и непонятный мир загадочных предметов и прячущихся теней. Воспоминания затаились где-то в глубине, пленительные и немножко пугающие. Они звали заглянуть туда опять но и одновременно порождали сомнения, потому что на этот раз вместо тех полуснов может оказаться что-то совсем другое, поблёкшее и прозаичное, что оставит только разочарование и сотрёт из памяти эти странные волнующие картинки.
Но, впрочем, я начну всё по порядку.
Мы с Виталием - моим парнем вот уже почти два года - с позапрошлой весны снимали эту маленькую уютную квартирку в непримечательной спальной окраине, недалеко от предпоследней остановки метро. Две небольших комнаты в облупившейся панельной девятиэтажке, с довольно просторной кухней и коридором, скользким лоснящимся паркетом. Всё кроме кухни было недавно отремонтировано, но уже успело приобрести признаки обветшалости. Комнаты были заставлены явно излишней разнокалиберной мебелью, заклеены невзрачными старомодными обоями. И всё же, несмотря на все недостатки, эта квартира невероятно нравилась мне, давая совершенно иной уровень домашнего уюта после тесного, грязного, безалаберного общежития. Естественно, у нас постоянно собирались шумные компании, устраивались наши институтские вечеринки. Мои девчонки приезжали ко мне поделиться последними сплетнями или похныкать в жилетку после очередных ссор, обид и любовных проблем. Виталины друзья заезжали выпить, потрепаться поздними вечерами, или строить какие-нибудь грандиозные прожекты на будущее (что, как правило, было неотделимо от процесса долгих и обильных возлияний). В этой квартирке проходили наши и чужие дни рождений, заводились новые знакомства, плелись интриги.
Я очень любила моего Виталика. Но чувство к нему была совсем не таким как моя предыдущая - разрушающая, самоубийственная страсть. После той, прошлой истории я старалась подавлять, ограничивать свои порывы. Я гнала от себя излишнюю чувственность и влюбчивость как парализующую изнутри болезнь. Нередко в романтической литературе несчастную любовь и ревность - со слезами и истериками, с подозрениями, примирениями и проклятиями -называют «огненной», «обжигающей», и всякими другими вулканическими эпитетами. Но для меня эти чувства скорее походили на удушающую хватку какой-то ледяной руки. Эта костлявая длань останавливала сердце, замораживала всё внутри, подкашивала в бессилии ноги, остужала кожу как январский ветер, так что хотелось мучить, колоть её иголками, жечь сигаретами, чтобы только почувствовать оставшиеся живые нервы.
Но сейчас я не хочу об этом вспоминать. С Виталиком, после всего этого кошмара, было проще, надёжнее, теплее. Мне было очень приятно с ним, эмоционально и физически, но я боялась влюбляться без оглядки, отдавать ему всю себя. При всей нашей близости у меня до сих пор оставалось чувство отстранённости, как будто наблюдения за нами со стороны. Я уже хорошо знала что как бы мужчина не клялся в любви, выплетая витиеватые словесные узоры из заманчиво блестящих (пусть даже изрядно потёртых) эпитетов из набора «единственная», «навечно», «никто больше», его по природе блудливый глаз не может не останавливаться на попадающихся вокруг - намеренно или случайно - круглых спелых формах и ищущих девичьих взглядах. Я больше не старалась никого переломать и преодолеть. Я уже прошла через всё это, как маленькая хрупкая лодочка через Ниагарский водопад, без живого места от щелей и пробоин, чудом держась на плаву. Виталик стал моим спасательным кругом, вытащившим меня из тёмного омута.
Он не выглядел модельным красавцем с обложки глянцевого журнала, но был вполне видным парнем, с хорошей спортивной фигурой от занятий лёгкой атлетикой и футболом (он играл за сборную института, последнее время, правда, всё реже), доброй улыбкой, весьма приличным вкусом и чувством юмора. Девчонки зачастую не падали на него с первого взгляда, но многие из тех кто знал его чуть дольше, старались виться вокруг да около всё ближе. Мне же теперь нравилась моя маленькая игра в кошки-мышки, когда я ненадолго исчезала из вида, отходила в сторону, предоставляя ему пространство для небольшого флирта, давая окрестным хищницам повертеться вокруг, принюхиваясь, нельзя ли чем-то поживиться. Затем неожиданно выпрыгивала из засады, показывая как прозрачны и давно разгаданы их нехитрые намерения, заставала врасплох и заставляла позорно ретироваться.
* * *
После буйного новогоднего веселья - с пробками шампанского в потолок, начинающимися в два часа ночи дикими плясками, барахтанием в сугробах во дворе, с пусканием фейерверков и хлопушек и рассерженными визитами невидимых до этого соседей после пяти утра - первые дни наступившего года проходили спокойно, в тихой трезвости и очередных тщетных попытках претворять обширные планы, намеченные в новом году. Подъедены, наконец, надоевшие винегреты и закуски, извлечены из самых дальних углов непонятно как оказавшиеся там недоконченные бутылки и графинчики с загадочной смесью, разнесённые по всей квартире пустые фужеры и блюдца. Мы прочно погрузились в экзаменационную суету очередной нагрянувшей сессии, не вылезая из неё по крайней мере до Старого Нового года. Это мероприятие мы обычно отмечали в небольшой уютной кампании, среди тех кого удавалось застать в это время.
Виталик учился на пятом курсе – на один курс старше меня - и заканчивал дипломную работу. Не сказать чтобы я замечала за ним особого рвения действительно закончить её. Времени, впрочем, у него оставалось ещё достаточно. Он ещё подрабатывал в какой-то прижимистой рекламной фирме, программировал там интернетные страницы и разную графику, раза три или четыре в неделю мотался туда, но нередко работал и дома. Его не слишком постоянной зарплаты в основном хватало на то чтобы сносно питаться, снимать эту квартирку и поддерживать в ней хотя бы минимальный уют. Кое-что перепадало и мне на шмотки и мелкие подарки. Их обычно приходилось выклянчивать из Виталика потупив глазки и покорно доказывая какая я была хорошая вот уже такое продолжительное время (я проявляла завидную изобретательность по части точных сроков и времени отсчёта каких-нибудь дат). Или ещё вертясь перед зеркалом у него на виду в различной степени обнажения, наглядно демонстрируя что мне в очередной раз нечего надеть на соответствующие части тела – в том числе и те, к которым он, я думаю, предпочёл бы сохранить монопольное право визуально-осязательного доступа. Хоть и не всегда, эта тактика приносила свои плоды.
Я готовилась к моим оставшимся двум экзаменам, одному сложному, другому довольно халявному. Виталий как всегда что-то выстукивал на компьютере – так привычно, успокаивающе - у него это звучало как сложная симфония середины 19-го века. То подолгу вкрадчиво, сонливо, то яростно включался весь оркестр клавиатуры и машинных междометий. Иногда он якобы пытался мне помогать. Надо сказать что как правило, после пятнадцати минут попыток вникнуть в суть моих проблем, его помощь сводилось к лёгким насмешкам над моими вечными экзаменационными страхами и неврозами. Я злилась, кидала в него тяжелыми книжками, он издевался ещё больше, но в конце концов виновато шёл на попятную, говорил что больше не будет, прижимал к себе, гладил мои волосы, и нередко мог окончательно успокоить только горячими, страстными объятиями. Умиротворения хватало ненадолго – максимум на пару часов - но по крайней мере позволяло хоть как-то, с остановками и паническими тупиками, двигаться к завершению очередной, давно застрявшей в печёнках сессии. Следующий экзамен предстоял мне через три дня и уже зудел и трепыхался в моих нервах как попавшая в паутину муха. Но всё же он оставлял какое-то время чтобы устроить небольшую тихую вечеринку, хотя бы на полдня забыть о зачётках и билетах.
Этой зимой мы договорились отмечать Старый Новый год с нашими давними знакомыми - Андреем и Ольгой. Оля училась на моём курсе. Андрей был из другого института, но я знала его уже давно по разным окрестным тусовкам в которых он появлялся с Ольгой или без неё. Олька не была моей самой лучшей подругой, но относилась к числу тех, кого было приятно видеть и от которой обычно не ждёшь внезапных подлостей и сомнительных выходок. Она не клеилась к Виталику незаметно от меня, но иногда кокетничала с ним довольно открыто и добродушно. Кажется она была сильно увлечена своим Андреем, хотя, по некоторым признакам, в их отношениях тоже всё было очень не просто. Мы не видели Ольгу и Андрея уже месяца два, и решили на этот раз позвать к себе. Все остальные наши друзья уже побывали у нас в новогоднюю ночь и сейчас были в разъездах или экзаменационных заботах.
Ольга жила в общежитии, в получасе езды от нашей квартиры. За день до Старого Нового я позвонила ей – благо у её соседки по комнате был мобильник - уточнить когда они к нам придут и утрясти обычные вопросы о салатах, сладостях и тому подобной ерунде. Всё что относилось к винам, водкам и коктейлям мой Виталик не доверял никому даже среди своих мужиков, с важным видом демонстрируя свою якобы превосходящую компетентность, что в данном случае (не в пример некоторым другим предметам и тематикам) не сильно расходилось с реальностью. Ольга по счастью оказалась на месте – обычно редко кого удаётся поймать в это беспорядочное время в конце сессии.
С самого начала я почувствовала перемену в её голосе – тот случай когда всего лишь несколько звуков дыханий, шмыганий и причмокиваний говорят гораздо больше чем сбивчивые, мало что значащие слова.
- Я... ты знаешь, Андрей не сможет придти.
- Поссорилась? - причину её смятения не трудно было разгадать. Ольга молчала несколько секунд в нерешительности, в трубке отчётливо раздавались замедленные вздохи, переходящие в чуть заметное всхлипывание.
- Не знаю... ну в общем, да... Ты знаешь, мне, наверное, не стоит приходить. Я вообще-то думала поехать...
- Не болтай ерунду, – мой голос выдавался нетипичной уверенной твёрдостью на фоне её сопений и заиканий, - И Виталик и я будем очень рады тебя видеть.
Я говорила это совершенно искренне. Больше всего в тот момент мне хотелось обнять и успокоить её, теплая волна материнской заботы и редкой женской солидарности нахлынула на меня. В памяти тут же всплыло как два года назад меня саму девчонки откачивали от таблеток после моей мучительной, доведённой до клинической стадии любви.
- Нет, правда. Не вздумай куда-то бежать, ясно? Завтра мы тебя ждём, часов в шесть, но если хочешь, приезжай раньше... серьёзно. Тебе будет лучше. И нам гораздо веселее с тобой. О-кей?
- Ну ладно. Спасибо тебе... Я... чего-нибудь сготовлю....
- Фигня это всё... Приезжай сама, у нас всё есть. Ну если так хочешь, зайди в кондитерскую у метро, ты знаешь, там такие маленькие шоколадные тортики...
- Ага, знаю... Ну ладно, я буду, хорошо. Виталию привет.
Мне действительно хотелось её видеть. Долгие зимние вечера, почти двухнедельное отсутствие всех друзей, осточертевшие экзамены вызывали голод на общение, задушевные разговоры, желание посплетничать и с энтузиазмом соваться в чужие проблемы и заботы.
На следующее утро я вскочила раньше обычного, после завтрака часа два занималась своим дурацким экзаменом, как всегда ссорилась с Виталиком, заставила его участвовать в затеянной мной приборке и готовке. Ольга действительно пришла на полчаса раньше обещанного, ей по-видимому было совсем тоскливо киснуть в полупустой общаге. Выглядела она довольно хорошо, лучше чем можно было бы от неё ожидать после подобных переживаний. Лицо её было бледнее обычного, с интенсивно но аккуратно подведёнными глазами. На щеках только после очень пристального внимания можно было различить высохшие русла слёзных ручейков прошлой бессонной ночи.
Надо сказать что Ольга очень тактично оделась для такой нестандартной компании. На ней была элегантная бежевая блузка (мне уже приходилось её видеть) хорошо подходящая к её коротким светлым волосам, маленькие, едва заметные серьги – ромбики с тёмно-красными камешками. Чуть расклешённые, помятые джинсы с разводами удачно, но не слишком вызывающе для одинокой девицы в гостях у почти супружеской пары, выделяли её фигуру, обтягивали стройные ноги на лёгких, без каблуков, туфлях, которые она притащила с собой и сразу же надела, даже не сняв шубку и шапочку. Неуловимо тонкий налёт перламутровой помады вполне удачно вписывался в сочетание скромности и шарма.
Сама я специально оделась хоть и достаточно прилично, но давая ей некоторую фору. Я старалась прихорашиваться побыстрее, не демонстрируя при этом чрезмерного усердия. Не могла же я показать Виталику что трачу целый день на то чтобы выпендриваться лишь перед одной гостьей, которую к тому же нужно успокаивать от серьёзных романтических неурядиц. Я не стала подкрашивать свои темные, чуть с янтарным отливом, волосы, только наскоро вымыла и немного завила их. На мне была тёмно-зелёная шерстяная кофточка и моя любимая чёрная юбка с припрятанным разрезом, в которой я обычно появлялась на светских мероприятиях – в самый раз по размеру, как вылитая при любом шаге и повороте, но всё же достаточно длинная и свободная чтобы не выглядеть шлюшкой когда не надо.
Я бросилась обнимать Ольгу, расцеловала её в обе щёчки. Виталик тоже обнял её одной рукой, увереным движением освобождая из короткой шубки, пробормотал что-то мягким убаюкивающим голосом о том как рад её видеть. При этом он не переставал держать вторую руку на моём плече, будто заземляясь для электрического баланса. После приветствия он удалился на кухню чтобы с важным видом знатока колдовать над своими коктейлями, благоразумно не вмешиваясь в разбор полётов который предстоял нам с Ольгой.
Мы прошли в спальню и уселись на кровать. Я знала что лучше выговорить всё сразу, не оставлая горьких комков в горле в процессе праздной светской болтовни. Ольга говорила сбивчиво, иногда прерываясь и замолкая, сдерживая слёзы. Из того что я поняла, история не началась и закончилась вдруг, но тянулась уже несколько месяцев. Окончательно – в очередной раз - она поняла на новогодней вечеринке где-то у друзей, что они не могут быть вместе. Его выходки уже шли вразнос, провоцировали её, заставляли быть стервой саму. Последние две недели между ней и Андреем прошли в нескончаемых ссорах и обвинениях, примирениях и расставаниях. Три дня назад они вроде бы слегка оттаяли и договорились встретиться у общих знакомых. Когда Ольга приехала туда, не было ни Андрея ни их самих, и она оказалась посреди ночи на другом конце города, злая и отчаявшаяся. Только к утру, промёрзнув и изрядно напугавшись, Ольга добралась к себе. На следующий день он оправдывался с обезоруживающей искренностью что ему нужно было срочно поехать к серьёзно заболевшей матери, и даже сам не был в курсе почему всё было отменено. Но потом она узнала что вместо этого Андрей тусовался с друзьями где-то в ночном клубе. Ольга, естественно, рассвирипела, а он совершенно спокойно, больше не пытаясь оправдываться, заявил ей что у него была важная деловая встреча, обязательно нужно было появиться там. О продолжении отношений уже не могло быть и речи.
Ольга, наверное, тоже была не подарок, и сама не раз отвечала ему подобным. Если оба ощущают что пора расстаться, нужно всего лишь пройти через моменты неловкости, пока наконец не выскажется вслух всё что давно уже понято но было прикрыто затянувшимся молчанием, общими знакомыми, ставшими натужными фразами и шуточками, которые когда-то вызывали умиление и близость. Хуже если вот так – отношения ещё не остыли, но уже накопилось столько надрывов и трещин, невозможно продолжать дальше. Эта лихорадка бросает то в жар то в холод, каждая маленькая обида кажется невыносимой, последней, и каждая попытка примирения заставляет снова бежать по кругу. Со сладострастным остервенением хочется наносить удары по всему что осталось, то ли разбить окончательно, то ли с тайной надеждой убедиться в какой-то бриллиантовой прочности, вдруг открывшейся из-под шелухи мелких недоразумений и жалящих слов. Такая знакомая история, я живо представляла себя на её месте. Я не слишком горела желанием раскладывать по полочкам степень виновности их обоих. Сейчас Ольге нужно было от меня простой теплоты, бесхитростного поддакивания и утешения, а не глубоких анализов и заумных бесполезных советов.
Если честно, я никогда особенно не любила её Андрея – рослого, дородного и смазливого черноволосого красавчика, по которым безнадёжно сохнут некоторые девицы, но меня подобные типы оставляли достаточно равнодушной. В нём с первого взгляда чувствовалась жилка эгоистичной самовлюблённости, не оставлявшая достаточно чувств для тех кто был рядом с ним.
И всё-таки, по мере того как Ольга изливала душу, меня не оставляло ощущение что она не похожа на обыкновенную жертву несчастной любви и долгого, тянущегося разрыва. Ха! Уж я-то знала что значит распустить нюни, растечься как медуза на горячем пляже, превратиться в тонкую скользкую лужу из слёз и соплей. Оля, при всём её унылом, страдающем облике, не выглядела как я когда-то, в её глубине оставался какой-то твёрдый стержень, запасная батарейка, не позволяющая окончательно впадать в отчаяние, рыдать жалко и безостановочно на плече сочувствующей подруги.
Виталик принёс нам старательно приготовленные им маргариты, с тонкими срезами лимонов и крупинками соли по краям, в широченных бокалах которые я никогда до этого у нас не видела. Он постоянно умудрялся извлекать подобную экзотику из каких-то потайных углов нашей заваленной посудой кухни. Мы с Ольгой уже прошли первый этап терапии, теперь можно было расслабиться и предаться пустой болтовне. Благо был конец сессии и, помимо обыкновенных светских сплетен, накопилось довольно много свежих хохм про искусно сделанные шпаргалки и стянутые билеты, глупо заваленные экзамены, про мстительных или обманутых професоров. К тому же после новогодних праздников обычно на целый месяц оставался запас историй о пьяных вечеринках в общаге или на частных дачах и квартирах, весёлых дебошах, новых любовных скандалах и интрижках происходивших там.
Мы пошли на кухню, к этому времени Виталик по моей инструкции уже закончил приготовление основного блюда в духовке и даже ничего не спалил. Уплетая сочную, хорошо прожаренную курицу начинённую разными экзотическими специями, с ломтиками картошки и баклажанов запечённых с сыром, с моим любимым домашним лече и свежим, ещё теплым, хлебом, купленным всего за десять минут до Олиного прихода, мы продолжали мило беседовать. Я была очень рада видеть Ольгу, и даже лучше что её одну. Это придавало нам доверчивую интимность, которой не получилось бы в присутствии более скрытного Андрея.
* * *
Часа через три, обсудив все последние сплетни и разомлев от изрядного количества разных коктейлей, которые не переставал изобретать Виталик, я предложила пойти танцевать. Ольга пыталась отнекиваться, но Виталий уверенно подхватил её, а заодно и меня, под руки, и вся наша троица покачивающимся составом сцепленных вместе, не первой трезвости, тел двинулась в гостинную. После того как в прошлом году у нас окончательно сдох старенький кассетник, вся наша музыка хранилась в компьютере. Занимался ей в основном Виталий, достаточно увлечённо но бессистемно. В результате около рабочего стола валялись стопки фирменных и "жжёных" дисков, в самом компе музыкальные файлы во всевозможных видах и форматах были равномерно размазаны по разным драйвам и директориям. При этом он обычно умудрялся находить то что надо, и иногда у него даже получались приличные коллекции. То что он собрал для танцев на этот раз было совершено беспорядочно, но придавало интригующую и забавную неожиданность, вполне подходящую к нашему теперешнему настроению. Старая знакомая классика десятилетней (а то и двадцатилетней) давности перемежалась с последними хитами, металлический скрежет или приблатнённое уханье соседствовали с расплодившимися триплетками-старлетками или какими-то слащавыми мальчиками, медленные и быстрые мелодии чередовались без всякого внутреннего ритма.
Все наши проблемы к этому времени были забыты. Мы прыгали по комнате, визжали, натыкались на распихнутую по углам мебель. У меня накопилось изрядное количество сексуальной энергии нуждающейся в выплёскивании наружу. Я рано вскочила чтобы заниматься приборкой, противными экзаменами и своим марафетом, вместо того стобы нежиться в постели до одиннадцати часов утра. Я то прижималась к Виталику, то обнималась с Ольгой. Виталий постоянно хватал и меня и Ольгу за руки или за талию, его ладони нередко соскальзывали вниз к нашим вёртким попкам. Медленные танцы он обычно начинал со мной, но через полминуты переходил к Ольге, не давая ей заскучать. Иногда мы с Ольгой оказывались вместе, симметрично обнимая друг друга, а Виталик несколько секунд стоял в стороне, задумчиво наблюдая нашу пару, затем пристраивался к нам обоим. Его губы оказывались то на моей то на Ольгиной шее и щеках, стараясь соблюдать пропорции приличий и уделённого внимания в соответствии с моим и её положением.
Конечно после того количества что было влито в нас и него самого, изначально строгие пропорции выглядели уже весьма спутанными и размытыми. Я и сама не хотела по-другому, и была рада забыть о формальностях и простить лёгкий быстротечный флирт, подобный тем что Виталик нередко заводил с кем-нибудь из моих подруг. Мы кружились, хихикали, подпевали знакомым песням, обнимались, толкались и тискались в небольшом пространстве нашей комнаты. Было необыкновенно легко, и я даже отметила про себя что получаю сейчас больше удовольствия чем от многочисленной, шумной новогодней компании. В один момент, посередине какой-то очередной забойной мелодии, мы с Ольгой оказались зажаты в угол между стенкой и диваном. Виталий, продолжая энергично качаться в танце, размазывал нас обоих по горячей от внутренней батареи стене и что-то победно урчал, явно удовлетворённый такой ситуацией. В узком пространстве я оказалась чуть впереди, лицом к наседающему на нас Виталику. Ольга была сзади и немного сбоку от меня, пойманная в ловушку и почти всерьёз стонущая от тесноты и давки.
- Ну, теперь я вас отсюда не выпущу! – бархатным, но вполне твёрдым голосом заявил Виталик. Моя голова тут же была прижата к стене его требовательным поцелуем, полностью покрывшим мой рот. Губы его скользнули по моей щеке, размазали остатки помады, горячо дохнули мне в ушко и тут же оказались на Ольгиных губах, не задержавшихся с ответом. Она тонко застонала, принимая его жадный поцелуй. Через несколько долгих секунд его губы с чмоканием оторвались и вернулись ко мне с напором и ловкостью которая обычно ощущалась только в наши самые страстные минуты. Его рука сомкнулась на моей груди, мягкость и быстрота его подвижных пальцев передавалась через мою рубашку и лифчик. Это уже становится неприличным, подумала я про себя, пытаясь отвести его руку. Но в ту же секунду – от неожиданности почти парализовав все остальные ощущения - я почувствовала на своей шее гораздо более тонкие и нежные, но не менее настойчивые Ольгины губы. Сладкая дрожь пронзила всё тело сверху вниз, и я смогла издать только приглушённый стон, едва вырвавшийся наружу из-под Виталиного поцелуя. Олины губы крепко вцепились в мою шею, исцеловывали каждую клеточку кожи и непрерывно посылали маленькие электрические импульсы вниз по спине.
Я зажмурила глаза. Рука Виталия заскользила вниз, горячо прошлась мне по бедру и вернулась обратно, сжимать и гладить мою грудь. Я пошатнулась от прилива удовольствия, моя левая рука, теряя опору, оперлась на плотно прижатое бедро Оли. Оно покачивалось и пульсировало уже не в такт музыке, которую никто из нас сейчас не слышал, но подчиняясь внутреннему ритму разгорячённого тела. Её рука, на удивление холодная несмотря на все наших пляски и объятия, вдруг залезла мне снизу под кофточку и устроилась на талии. От контраста нежного холодка её тонких пальцев, и горячих губ – Виталика и Ольги, поедающих меня сверху, я задрожала ещё сильнее. Виталик нависал над нами, пыхтел, вдавливал в стену. Он крепко обнял Ольгу правой рукой и прижал ко мне, сомкнув последние миллиметры пространства между нашими телами. Дыхание перехватывало, я потеряла всякую способность к сопротивлению и даже осознанию ситуации. Его рука скользнула вниз и оказалась у меня под юбкой, нащупывая путь между бёдрами. Задыхаясь от приятных ощущений, я тихо ахнула и присела на подкосившиеся ноги, опёршись своим зевом на его вторгшуюся ладонь.
Нет, это уже чушь какая-то, совершенно невозможно. Но было поздно. Моё сознание выпрыгнуло из тесноты куда-то на середину комнаты и расматривало комок наших слипшихся, дёргающихся тел отвлечённо, со стороны, будто какое-то слишком откровенное полуночное шоу по телевизору. Я попыталась – не слишком убедительно – отвести его настойчивую руку, но в этот момент Ольга так впилась в мою шею, заставив оцепенеть от её поцелуя как от ядовитого укуса, что моя рука безвольно свесилась вниз. Сильные, подвижные пальцы Виталия мяли, комкали и отодвигали прочь уже намокшую ткань тонких трусиков. Ольга перестала наконец мучить мою шею скользящими присосками своих губ. Выпустив тоненький, подвижный язычок, она обводила им возбуждённые, невероятно чувствительные к ласковым прикосновениям участки кожи.
Виталик оторвался от моих губ и проводил ртом по щекам и волосам, обдувая и целуя их. Я давно потеряла ощущение времени. Его пальцы ни на миг не выпускали из внимания нежные складки кожи между ног, периодически запуская один или два из них глубоко внутрь, наполняя меня спазмами трепетного наслаждения. Теперь мы с Ольгой стояли плечом к плечу прижатые сильной фигурой Виталия, находящегося точно посередине. Я почувствовала что его вторая рука устроилась между Олиных бёдер, пальцы обеих его рук синхронно пульсировали, настойчиво нажимали, стараясь проникнуть в самые сокровенные места нам обоим. Краем глаза я заметила что Олины джинсы ещё сидели на ней в нетронутом положении, плотная материя сдерживала атаку его ладоней. Но этому ненадолго было оставаться непреодолимым препятствием. Губы Виталика перемещались от меня к Ольге и обратно, поочерёдно впиваясь в нас поцелуем, его тёплый подвижный язык вдавался внутрь, раздвигая мне рот, сцеплялся и играл с моим языком. Я отвечала, жадно хватала его ртом, затем он проделывая то же самое на Олином лице.
Я нащупала ищущие пальчики Ольги, и мы сомкнули ладони, сжимая их друг дружке, умножая приятные пульсации которые Виталик вдавливал в наши тела. Я с силой обняла его за спину правой рукой и тут же наткнулась на вторую Олину руку, гладящую его шею. Наши ладони снова соединились, и теперь мы все трое были заключены в тесный нерасцепляемый клубок горячей плоти.
Я тихо всхлипывала от крепких объятий и энергичных, умелых движений Виталиных рук у меня между бёдер. Краем глаза я заметила что Олины джинсы уже расстёгнуты и чуть спущены вниз, открывая доступ его настойчивым пальцам. Где-то в мозгу кольнуло электричеством, что-то опасно, неправильно, я словно провалилась в эти её расстёгнутые брюки. Но осталась стоять... Ольга едва заметно дрожала и чуть слышно постанывала. Её щека коснулась моей, мы одновременно повернулись друг к дружке и наши губы слились в долгом, чувственном поцелуе.
Я никогда ещё так страстно не касалась других женских губ. Живя в общаге, мы с девчонками нередко дурили и невинно ласкали одна другую, расчёсывая и заплетая волосы, взаимно поправляя одежду, легко касаясь телами во время откровенных шушуканий и обмена сплетнями, уютно устроившись в комнате на сдвинутых кроватях, или с сигаретами на кухне в углу. В этом было скорее не сексуальное содержание, а часть ритуала установления отношений, лояльности, принадлежности к той или иной стае, что-то вроде процедуры взаимного вычёсывания блох у обезъянних сообществ. Я ни разу не чувствовала настоящего влечения ни к одной из моих бывших соседок или подруг.
Общага – такой дрейфующий Ноев ковчег, столько эмоций, сложных отношений, соплей и сплетен, зверинец из всех этих кошечек и козочек, выдр и серн, коров и гадючек. Всякое бывало. Иногда меня действительно возбуждали окрестные смазливые мордашки или длинные гладкие бёдрышки в тонком белье, но в другом смысле. Я представляла их извивающимися, барахтающимися в мужских объятиях, представляла себя на их месте, или их с мальчиком в кого была влюблена сама, обгладывая и расцарапывая собственную ревность. Это было непохоже на то что происходило сейчас...
Виталик продолжал накачивать наши уже открытые и сочные отверстия, синхронно действуя обеими руками. Его лицо склонилось ниже, горячие губы и влажный язык нащупали мою грудь, рвущуюся наружу из под плотно облегающего лифчика. Он закусил краешек моей рубашки и сильно рванул, мотнув головой как жеребец, так что пуговица щёлкнула и отлетела в сторону. Его губы сомкнулись на моей теперь уже обнаженной груди, после нескольких попыток сумев сдвинуть в сторону упрямый лифчик. Я была взведена, наполнена как губка - сочилась, истекала страстью. Оторвавшись от Олиных губ, я закинула голову назад к пышущей жаром стене, и издала негромкий но очень узнаваемый вопль покорённой самки, не оставляющий сомнений в своей готовности.
Моя рука самопроизвольно потянулась к Виталию под рубашку, впиваясь ногтями в его горячее мускулистое тело. Изо всех сил я царапала его спину, привычно оставляя на нём боевые раны, которые он зачастую не без гордости демонстрировал мне потом как свидетельство моей горячей страсти и собственной доблести как любовника. Я всегда потакала ему в этом и нередко, с нежностью возлюбленной и заботой сестры милосердия, начинала гладить и целовать эти глубокие царапины, что иногда приводило к новым объятиям и, случалось, увеличению количества красных полос.
Вскоре Виталик вынул обе руки пригревшиеся между моими и Ольгиными бёдрами, крепко, до боли, стиснул нас за талии и поволок прочь от стены. Пронеся так пару метров, он бросил нас обоих на стоявший рядом диван как принесённую с охоты крупную добычу. Тут же подхватив опять - сначала меня, потом Ольгу - за талию и бёдра, он развернул нас обоих лицом к стене и поставил коленями на диван. Ни я ни Оля не оказывали никакого сопротивления, покорно занимая предназначавшуюся нам позицию. Наши спины находились в горизонтальном положении, руки и плечи опирались на спинку дивана. Я услышала возню позади себя. Уставившись в стену и не видя происходящего, я тем не менее ясно чувствовала как с лёгким шелестом материи Олины джинсы а затем и трусики сползают вниз к коленкам. Через секунду и моя юбка была закинута на спину, тонкая полоска трусиков резким движением стянута вниз, и моя голая попка торжественно открыта для обозрения и активных действий. Горячие губы Виталика тут же приникли к моей левой половинке. Они всасывали, ласкали и покусывали её, исследуя принадлежащую ему территорию. Что я делаю? Всего десять минут назад я ни за что в жизни не могла бы представить что буду делить моего Виталика с кем-то, вот так, послушно стоять раком, рядом с другой такой же наполненной похотью девицей, вдвоём ожидая отдаться ему, почти соревнуясь у кого получится быстрее. Какая тряпка... я уже не могла сдерживать себя. Между ног нарастало ощущение нестерпимого томления, мне хотелось его там уже сейчас, но он до жестокости медленно двигался по моим выпуклым, поднятым вверх ягодицам, оставляя в стороне раскрытую, приглашающую внутрь розочку. Его губы обходили кругами, подбирались всё ближе, заводя меня как пружину, заставляя напрягать мои ягодицы и вилять бёдрами в предвкушении. Наконец его язык оказался на моих взмокших от нетерпения губах, проводя сначала по наружным складкам, раздвигая их, медленно проникая внутрь. Сладкие волны быстро пробегали по всему телу. Виталик ненадолго отрывался, щупал пальцами, обдувал моё отверстие, и снова принимался терзать её язычком. Я зажмурила глаза, моё тело, казалось, без сознательных голосовых усилий издавало непрерывные переливающиеся стоны.
Ольга внезапно вскрикнула и встрепенулась как испуганный маленький зверёк, я поняла что Виталик стал ласкать её столь же готовое лоно - рукой и затем языком, залезая внутрь всё глубже. Я положила руку ей на спину и невольно потянулась к ней губами. Она ответила и наши губы опять сомкнулись в сладком, немного щекочущем поцелуе. Я нащупала под одеждой её грудь, твердый налившийся сосок, и стала теребить и ласкать его как делала иногда со своими. Ощущение передавалось мне обратно, словно мои собственныя груди чувствовали присутствие горячих ищущих пальцев, хотя они свободно висели в воздухе, едва покрытые наполовину сдёрнутым лифчиком. Губы Виталика снова достигли моего зева, его язык пронзил так давно ожидавшую внутреннюю плоть. Я взвизгнула, сильно дёрнулась вперёд, и тут же ударилась головой о стенку. Но блаженство затмевало боль, я раздвинула ноги ещё шире, прогнула спину, задирая зад до максимальной высоты, и впилась зубами в материю дивана. Я чувствовала как влага, пульсируя, вытекает из меня. Через минуту Виталик переключил внимание на Ольгу, оставив во мне два своих пальца, которые продолжали исследовать и щекотать мягкие сочащиеся стенки, пощипывать и гладить набухший клитор. Я вихлялась вперёд, назад и в стороны, подчиняясь его ритму, задыхалась от страсти, вдавив лицо в мякоть дивана. Ольга непрерывно и тонко верещала под колдовскими манипуляциями Виталиного язычка и губ. Обеими руками она схватила меня за локоть и впилась ртом в мою ладонь, её губы жадно перебирали мои пальцы. Выбрав из них средний, самый длинный, она засунула в рот и начала с силой сосать его.
Виталик продолжал попеременно гладить, облизывать и покусывать наши поднятые кверху оголённые ягодицы. Его ладони мяли мою плоть, сжимали обе мои половинки. Я услышала как второпях он расстёгивает брюки. Он неровно дышал и возился какое-то время, что-то не получалось, но через минуту в меня наконец вошёл его член, не успевший ещё полностью набухнуть. Я любила когда он брал меня сзади, хотя обычно мы делали это в спальне, опираясь на кровать или через стул, и никогда ещё не пробовали на этом обмякшем неудобным диване. Привычно и бесстыдно я поводила задом, помогая полностью ввести его и возбудить ещё больше. Ольга стонала вместе со мной дуэтом и продолжала исступлённо сосать и покусывать мой палец. Я с наслаждением ощущала как фаллос растёт во мне, наполняет, раздвигает стенки и проникает в изнывающую глубину. Виталик торопливо и жадно – неужели это всё моё? - поглаживал меня и Ольгу по талиям, залезая под блузки и так и не снятые лифчики. Наши с Ольгой спины качались как гондолы на волнах нагоняемых его руками. Виталик навалился на меня особенно сильно, потом качнулся назад и вытащил из меня свой уже совершенно твердый инструмент. Я услышала громкий шлепок, Оля вскрикнула и дёрнулась к стене, и я поняла что теперь Виталик вошёл в неё. Она изо всех сил впилась в мой палец, прочно обхватила его зубами, едва не перекусывая пополам. Я взвизгнула от боли, совершенно заглушившей во мне мгновенный, ледяной укол ревности, прояснившееся осознание того что в этот момент мой Виталик не просто ласкает, а уже по настоящему занимается сексом с другой женщиной, тут же рядом со мной. Я бы просто сдохла если бы кто-то пытался предсказать мне эту картину ещё сегодня утром, даже полчаса назад, когда мы беззаботно прыгали по комнате и тискались в танце – это было совсем из другой жизни, полностью оборвавшей связь с тем что происходило сейчас.
Оставив попытки вырваться, я начала водить пальцем у Ольги во рту, нащупывая её тонкий язычок. Чуть отпустив прикус, она теперь с чмоканием обсасывала мой палец, обвивая его тонкими упругими губами и гибким языком. Виталик продолжал вкачивать в неё свою силу, лаская руками сжатые вместе перед ним две пары бёдер и ягодиц. Внезапно он привстал и с глубоким вздохом снова вошёл в меня. Теперь он больно впился пальцами в мои круглые половинки и резко, с усилием заталкивал свой член будто забивая гвоздь молотком. Он тяжело урчал и издавал победное рычание зверя приканчивающего свою добычу. Я почувствовала что он кончает. Моя собственная чаша тоже была переполнена через край. Издав последний триумфальный клич, он вонзил себя в моё нутро, больно упёрся головкой члена в стенку моего не слишком объёмного влагалища. Я была налита своей и его жидкостью, которая с приятной вязкостью и пузырьками воздуха просачивалась по стенкам вдоль его ещё не вынутого органа. Давно мы не любили друг друга так яростно. Я была до предела заряжена его ласковой силой, притупившей все остальные мысли и ощущения. Присутствие Ольги сейчас не отнимало, а наоборот дополняло её. Ревность улетучилась, и в эту минуту я чувствовала только расслабленную нежность, которая разливается по телу в сладкие посткоитальные минуты.
В изнеможении мы с Ольгой повалились на подушки. Наши расстёгнутые кофты, спущенные штаны и задранные юбки теперь так нелепо, комично смотрелись после бурной сцены, разыгравшейся на этом непримечательном отсиженном диване. Я не могла сдержать хихикания, и мой заразительный смешок перекинулся к Ольге. Мы сидели и глупо ржали, сцепившись вместе ногами и поглаживая друг дружку ленивыми усталыми движениями. Ольга непринуждённо улыбалась и её расслабленное томление не сильно отличалось от моего. Запах пота и похоти густо наполнял комнату. Виталик устало плюхнулся на пол у наших ног и тяжело дышал, не в состоянии произнести ни слова. Он окончательно сдёрнул с Оли всё ещё висевшие у неё на ногах джинсы и трусики, и медленно гладил мои и её голые коленки, положив голову на подушку дивана между наших ног. Я стала водить рукой по его голове, теребить волосы, стараясь отплатить нежностью моих пальцев за то что он дал нам. Мы долго сидели не произнося ни слова, только обмениваясь вздохами и междометиями, вполне исчерпывающими полноту и законченность ощущений. Компьютер давно закончил играть танцевальную программу и перешёл на автоматическую фоновую мелодию, ещё больше нагоняющую расслабленность и сонливость.
Я ожидала что с минуты на минуту придёт отрезвление - щемящее чувство стыда, осознание того что же мы наделали сегодня. Но оно так и не появилось. Я чувствовала только необыкновенную лёгкость и какую-то глупейшую смешливость, желание продолжать делать безобразия и бесстыдства, назло здравому смыслу и всем правилам приличия.
В конце концов у меня затекли ноги от сидения на одном месте, и я томно пошевелила конечностями.
- Ой, мне, пожалуй, надо в душ, - это была первая фраза признесённая с момента нашей безумной пляски в углу, закончившейся таким неожиданным развитием сюжета.
- Подожди, нам всем туда нужно, - ответил Виталик и медленно, пошатываясь, поднялся на ноги. Он нагнулся, подхватил меня и Ольгу под руки и потянул вверх. Едва шевелясь, мы слезли с дивана и послушно последовали за ним. Его руки опять заскользили по нашим округлым формам, прижимая ближе к себе.
- Тебе что, всё мало? - насмешливо и слегка недоверчиво спросила я.
- Мне никогда не бывает достаточно, - со смесью иронии и мальчишеского хвастовства прошептал он. Мы все втроём, медленно скидывая с себя остатки одежды, потащились в ванную.
Хорошо что сразу после Нового года мы с Виталиком вместе отдраили её начисто, потратив на это добрых полдня. Теперь она сверкала белизной, словно приглашая предаваться всевозможным плотским утехам. Окончательно раздевшись, мы быстро залезли под душ. Виталик взял душевой шланг и включил воду. Я вскрикнула от холодной струи направленной мне на живот, но через несколько секунд вода нагрелась, я почувствовала приятную теплоту, обволакивающую всё тело. Виталик увеличил напор, направляя головку душа попеременно на себя, меня, Олю, смывая остатки наших соков, следы этой только что свершившейся, но по прежнему остающейся немножко нереальной в моём сознании, страстной сцены на диване. Наши тела становились скользящими, облегчёнными под этими очистительными струями. Мы с Ольгой гладили и омывали друг дружку, взаимно наслаждаясь гладкостью женской кожи, привлекательной округлостью наших форм и переливающимися мускулами Виталика стоящего рядом.
Я впервые, наконец, разглядела голое Олино тело. Она была тоньше меня, кожа светлее, без малейших следов летнего загара. Нагота ещё более подчёркивала хрупкость и точёную изящность её фигуры. Грудь Оли была гораздо меньше моей, заметила я не без мимолётного удовлетворения, но её тонкие стройные ноги в их нижней половине подчёркивали неожиданно широкую верхнюю часть бёдер и сочную, круглую попку. Мне было очень приятно просто смотреть на неё, без грызущей зависти и с чуть тлеющим в глубине вожделением. Я легонько провела по ней вниз рукой - от шеи по груди, до шевельнувшихся под моими пальцами бёдер. Ольга сразу же прильнула ко мне, наши выпуклости сомкнулись вместе, и я почувствовала как одновременно набухают и тянутся друг к другу наши две пары сосков. Виталик, явно заворожённый медленным танцем наших тел, направил струю душа в узкую щель между моей и Олиной грудью. Оля неторопливо опустилась на колени, проводя губами волнистую линию по моему животу, и остановилась чуть выше лобка с аккуратной, только вчера подведённой, полоской темных волос. Она покрывала мою кожу мелкими поцелуями, оставляя на ней в первый момент холодок от своих легчайших прикосновений, который быстро переходил в растекающуюся внутрь приятную теплоту. Её язычок заскользил вниз по моим бёдрам, опустился до колен, щекотливо касаясь то одной то другой ноги, потом поднялся вдоль узкой щели между ними. Я невольно подогнула и раздвинула ноги. Оля провела языком по моей раскрывающейся как бутон щёлке и, плотно прильнув губами к верхней части её, с силой всосала в себя мягкую плоть. Я застонала, целиком отдаваясь потоку наслаждения. Осторожно раздвинув мои внешние губы, её пальчики перебирали, ощупывали каждую складку моей кожи. Она ласкала мой клитор, обнажив его от окружающих лепестков, мои внутренние губы, иногда стреляла язычком глубже, всякий раз заставляя меня трепетать и опускаться ещё ниже на всё более расслабленных коленях. Я обеими руками гладила Олины волосы, шею, пощипывала кончики ушей.
Виталик лил тёплую воду на плечи Ольге, на мою грудь, на свой вновь набухающий член, несправедливо оставленный без внимания занятыми вдвоём подругами, которые полчаса назад визжали и стонали, полностью во власти его вездесущих, проникающих рук и требовательной мужской силы. Я почувствовала как его фаллос сиротливо касается моей ладони, тыкается в Олину щёчку. Оля повернула голову, нежно взяла рукой нависающий над ней орган, и направила его в рот. В первый момент меня охватило ощущение – нет, даже не ревности, а некоторого испуга за благополучие Виталиного достоинства, когда я вспомнила с какой силой она вцепилась острыми зубками в мой палец, в порыве страсти на диване. Опасения, впрочем, оказались напрасными. Оля осторожно, неторопливо обхватила его губами наполовину длины, придерживая рукой, слегка поворачивая голову то в одну то в другую сторону вокруг его оси. Её губы мягко, едва касаясь, скользили по стволу члена вперёд и назад, в конце каждого цикла с причмокиванием засасывая и облизывая головку. Казалось что фаллос Виталика становился чуть больше всякий раз когда показывался во всю длину из Олиного ротика, достигнув размеров каким я, наверное, ещё никогда его не видела. Кольнула мысль что она в чём-то может научить и меня (лаская моего же мальчика!), но даже сейчас нежная благодарность ей за доставленное мне и Виталику удовольствие возобладало над ревностью. Я нагнулась, просунула руку под Олину талию и потянула её наверх. Оля послушно поддалась, не прекращая ласкать Виталика, и стала распрямлать ноги навстречу ко мне. Я продела ладонь между её ног, которые тут же с готовностью раздвинулись и пропустили мои пальцы к её упругому лобку, обхватив моё запястье мокрыми, горячими бёдрами.
Такая мягкая, податливая и в то же время туго натянутая кожа... Почему я не получаю этого ощущения идеальной, скользящей гладкости, когда сама трогаю себя в этих местах? Моя кожа должна быть не менее хороша на ощупь, и мои формы такие же изящные и правильные... по крайней мере мне хотелось так думать. Наверное, к себе автоматически относишься более критически, машинально ищешь какие-то недостатки, что мешает просто расслабиться и не заниматься критическим самодосмотром. Но как приятно было трогать Ольгу в этот момент... Её киска, охотно подставленная моим рукам, остро щекотала моё любопытство, и в то же время я чувствовала какую-то необыкновенно близкую, интимную связь с ней. Я совершенно явственно ощущала прикосновения к ней как к моему собственному телу, самые чувствительные точки которого приятно вздрагивали и сочились от удовольствия, как будто эти нежные касания доставались только им, и чья-то чужая, ласковая и опытная рука трогала мою собственную плоть.
В этот момент я впервые совсем не чувствовала стыдливости. До сих пор у меня не случалось ничего подобного. Последний раз я касалась других девичьих интимных органов в далёком невинном возрасте, лет в десять, когда мы иногда раздевались и осматривали друг друга с Валькой, по прозвищу Волан, моей тогдашней лучшей подругой. Она была чуть старше и её тело развивалось быстрее моего. Однажды, когда мы были одни у неё в квартире, она хвастливо, с чувством явного превосходства показала мне свой лобок, покрытый золотистой но уже густеющий порослью, пригласила потрогать его, гордая тем что так опережает меня. Я краснела – скорее не от стыда, а в основном от любопытства и немного от зависти. У меня это место было ещё совсем по-детски гладкое, блестящее, розовое, словно показавшееся из под размотанных пелёнок. Это был тот возраст, на границе познания и невинности, когда занавес, отделяющий нас от взрослых тайн – нет, не взвивается триуфально вверх и не падает на землю с шокирующей неожиданностью, а чуть колышется, показывая складки и щели, становится туманным, полупрозрачным, приоткрывает за собой что-то уже вполне различимое, но ещё загадочное, мнительное, не вполне осознанное.
С тех пор я нетерпеливо следила за моим собственным лобком, оценивающе трогала его, ожидая когда он станет полноценно-взрослым, заматерелым. Я удовлетворённо наблюдала как мои бёдра полнеют, наливаются женской грацией, как треугольник между ними расширяется, принимает правильные классические формы вместо десткой надутой припухлости, оттеняется упругим покровом тёмных волос в самом низу. Это место оставалось объектом моего собственного пристального внимания и вожделения – и неудовлетворённости, почти маниакального поиска изъянов и несовершенств.
Я нередко сравнивала это с тем что приходилось видеть на картинках. Странно, меня почти не привлекали в этом отношении журналы для мужчин – где всё было так глянцево выставлено напоказ. Помню, первый раз я увидела такой журнал в гостях у Вальки, она настырно выпрашивала у старшего брата (ему было шестнадцать) показать нам его припрятанное полиграфическое сокровище. Он, покочевряжившись, наконец достал парочку журналов, похотливо наблюдая за нашей реакцией. Это был не «Плейбой», но что-то похожее, уже не помню, чуть более вульгарное и пониже классом. Валька принялась листать его с энтузиазмом превосходящим любого озабоченного мальчишку-децла, постоянно гогоча и с восторгом тыкая пальцем в фотографии: «Я тащусь! Смотри какой лифчик классный! », «Ты смогла бы так сесть? Они что, её верёвками подвешивали в такой позе? ». А мне картинки не понравились – при всей гламурной откровенности они выглядели страшно искусственными, выпячивание самых интимных мест лишь подчёркивало их изъяны. Там где их пытались скрывать, слишком откровенная ретушь делала тела кукольно-пластмассовыми, неживыми.
Зато я могла до бесконечности рассматривать другие источники – классические картины великих мастеров. Необъятный и тяжеленный том «История европейского искусства» был моей любимой книгой лет с десяти, а к тринадцати годам углы твёрдой обложки полностью размякли, полсотни страниц были надорваны или заляпаны чайными и масляными пятнами. Но кроме меня всё равно никто не открывал его. Больше всего я любила рассматривать обнажённую натуру, обильно представленную в шикарно иллюстрированном издании. Я пристально всматривалась в эти религиозно-драматические или фривольно-моралистские композиции. Я любила всё – от дрефнеафинских скульптур до итальянцев эпохи Возрождения – Ботичелли, Тициана, до игривых и жеманных французов восемнадцатого века, до Модильяни и прочих угловатых модернистов. Я сравнивала эти совершенные формы – даже нарочито стилизованные – со своими, недовольно оглядывала себя, принимала картинные позы, критически оценивая изображение в зеркале, никогда не оставаясь полностью удовлетворённой увиденным.
Мне было стыдно признаться, но я любила когда мальчишки старались залезть туда руками. Я вовсе не хотела – наоборот, страшно боялась - прослыть безотказной давалкой, дешёвой потаскушкой, да я и никогда не была ей. Как и все девчонки я возмущённо вскрикивала, царапалась и била по рукам – липким, дрожащим, неумелым – которые при случае пытались забраться мне под юбку, но в то же время чувствовала как моя промежность намокает, возбуждается даже от этих наглых и неловких вторжений. Когда у меня появились первые любовники, я иногда сама направляла их руки туда, вниз, клала их на мой горячий лобок, как иногда прикладывают их к своему сердцу чтобы продемонстрировать его учащённое биение как признак настоящей страсти. Эти мужские руки не всегда оправдывали мои ожидания. Нередко они больно сжимали, царапали, щипали меня там, иногда, осмелев, грубо залезали глубоко внутрь, и хотя чисто физически я обычно была уже мокрой и возбуждённой, это неизменно наполняло меня стыдом, ощущением собственной слабости и пошлости. Но я так же умела ответить и на действительно любящие, нежные прикосновения, когда мои влажные чувствительные складки будто сами обвивались вокруг проникающих в меня пальцев, и бёдра начинали пританцовывать, слабеть и подкашиваться от возбуждения и страсти.
Никто не умел делать это так как Виталик. Он нередко любил ощупывать и ласкать меня между ног в этой же ванной, или в нашей спальне, оперев меня на лакированную тумбочку мебельного гарнитура. Иногда мы выбирали для этого совсем нелепые, малопригодные места – как, например, в безлюдном подвальном зале институтской библиотеки. Там мы когда-то нашли тихий укромный уголок у последнего ряда стеллажей, где на полке оставалось достаточное пространство между книгами. Я опиралась на него локтями и сквозь промежутки между полок могла издали увидеть нежелательное появление других посетителей, в то время как Виталик залезал мне рукой между ног, медленно спускал колготки и трусики, производил волшебные манипуляции с моими бёдрами, попкой, постепенно забираясь внутрь, всё глубже запускал сначала один, потом два, затем три пальца, наполняя меня даже сильнее чем при обычном соитии. Я до сих пор не пойму чем нам приглянулся тот закуток – в мрачных металлических стеллажах, среди полутьмы от едва тлеющих галогенных ламп не было ничего романтического, в нашей квартире можно было делать то же самое, но гораздо уютнее и комфортнее. Только щекочущим ощущением риска, ежесекундной опасности быть обнаруженными, можно было объяснить эту странную причуду.
Мы ни разу не были застуканы там в неприличной ситуации. Но однажды, разомлев и разнежившись от Виталиных пальцев, я растянулась дальше обычного по холодной железной полке и уткнулась лицом прямо в высовывающуюся из-под книги обертку от презерватива. Здесь побывал кто-то ещё. Перестав принадлежать только нам двоим, этот уголок лишился романтически-рискованной привлекательности, и я больше не хотела уединяться там.
Теперь же моя рука иследовала кончик Олиного живота, чуть колеблющиеся от страсти бёдра, двойную бороздку нежной кожи открывающую доступ в галерею сладких грёз, маленький пульсирующий бугорок окаймлённый тонкими складками. Я ощущала их как свои собственные, и мои ноги шевелились синхронно с её. Олина попка чуть вздрагивала, похотливо покачивалась вверх и вниз, вертелась в стороны от моих манипуляций. Меня с нарастающей силой тянуло ближе к ней.
Я опустилась на колени, оказавшись лицом прямо перед выпяченным мне навстречу белым, как будто выточенным из слоновой кости, Олиным задом. Удовлетворённое постанывание Виталика и причмокивающие звуки издаваемые Олиным ртом, её призывно выгнутая спина наполнили меня смешением противоречивых чувств – иголками ревности и унижения, растерянностью, капающей на мозги как мелкий осенний дождь, но в то же время пересиливающей всё это слепой, не допускающей сомнений животной страстью. Я как будто была отделена стоящим передо мной полусогнутым, извивающимся телом от главной сцены, но могла участвовать в ней с другого конца, где призывно покачивались Олины ягодицы, источая чуть заметный, смываемый душевой струёй, первобытный запах сексуального возбуждения.
Они поразила меня своей правильной формой, идеальной округлостью, которой трудно было ожидать от такой тощей фигурки. Эти спелые плоды так неотразимо, элегантно венчали сложенную вместе идеально симметричную пару ног, тонкую в коленях и расширящуюся, обрастающую плавной кривизной у основания бёдер. Эта попка была предназначена для ласкания, оглаживания, шлёпания и трахания, и могла с одинаковой лёгкостью соблазнить мужчину и женщину. Сложенные в тоненькую полоску вагинальные губы, чуть приоткрывшись, выглядывали из-под гладких половинок и смотрели на меня как будто подмигивая. Сопротивляться этому наваждению было невозможно. Я дотронулась и провела язычком по её губам, чуть сочившимся сладковатой влагой. Ольга вжалась внутрь, утягивая туда же кончик моего языка. Не послушавшись её мускульных инстинктов, я осталась снаружи и, едва касаясь её кожи тончайшим прикосновением, выписывала витиеватые узоры на этой мягкой поверхности, где сходились аккуратные складки и закруглённые линии её плоти.
Хотя любая женщина, умея ласкать себя, инстинктивно знает как манипулировать другим девичьим телом, у меня никогда не было ничего подобного. Будучи в общем-то обыкновенной стеснительной девчонкой, у меня ещё не было интима такой направленности, наоборот мне доводилось смущённо убегать несколько раз когда ситуация принимала провокационно-двусмысленный оборот. Были, конечно, обычные поцелуйчики, обнимки и примерки вороха чужих лифчиков, колготок и кофточек - с хохотом вертясь и толкаясь перед зеркалом – маленькие шалости которыми наполнены общежитские будни. Но инстинкт быстро брал своё. Через несколько секунд я уже почти властвовала над её телом, заставляла его то дёргаться как будто от электрических разрядов, то мелко дрожать от моих тонких щекочущих прикосновений, то, напрягая бёдра, выпячивать мне навстречу ноющие от похоти приоткрытые губы и округлости. Вскоре я заметила маленькие свежие царапинки, наверняка от бритвы, с внешней стороны её губ. Интересно, когда это она успела прихорашивать себя в этих местах - это так она готовилась прийти к нам в гости? Я машинально, изо всех сил, вцепилась острыми когтями в мягкую плоть расставленных передо мной ягодиц и заставила её на миг вздрогнуть и замереть от пронзающей боли. Но всё же я сама была так сильно возбуждена, что не могла в этот момент слишком углубляться в ревнивые мысли. Я великодушно выпустила обе Олины половинки из своей ястребиной хватки и продолжала ласкать языком её губы, всё глубже забираясь внутрь.
Виталик приподнял от себя Олину голову, мягко взял её за плечи и прислонил к стене. Я тоже поднялась с колен и встала рядом, продолжая гладить её кожу, и одновременно другой рукой переключилась на Виталия. Он повернулся ко мне и нежно, немножко виновато, поцеловал, медленно провел своими губами по моей щеке и шее. Развернувшись обратно к Ольге, он по хозяйски бросил взгляд на её неподвижное, покорное, замершее в ожидании тело. Сильным рывком он подхватил Олю под коленки и приподнял от пола ванны. Олина спина опиралась на стену и её дырка, оказавшись на нужной высоте, раскрылась для приёма чуть увядшего Виталиного члена, пытавшегося самостоятельно нащупать её. Я даже помогла рукой ввести его в Олино лоно. Она застонала, прильнув к Виталиным губам своим цепким, проникающим внутрь поцелуем. Он стал накачивать Олю, с силой входя в глубину и чуть более расслабленно двигаясь обратно, не выпуская её раздвинутых приподнятых бёдер из своих рук. Его член, внушительно массивный но уже немного расслабленный от усталости, иногда выпадал совсем и я заботливо засовывала его обратно внутрь. Моя рука мягко скользила под его яичками, щекоткой и теплотой моих пальцев придавая ему новые порции возбуждения. Виталик не забывал перидически поворачиваться ко мне и благодарно целовать в подставленные с готовностью губы. В конце концов, изрядно устав от акробатических маневров, Виталик аккуратно опустил Олю на ноги и удовлетворённо разглядывал наши мокрые, сверкающие голизной и позирующие перед ним тела. Подняв упавшую рукоятку душа, он с нежностью и основательностью стал обливать нас обоих, не пропуская все выпуклости и потайные уголки. Его другая рука продолжала оглаживать нас, попеременно переключаясь то на меня то на Ольгу. Наши руки потянулись ответить на ласку, гладя его по широким плечам, мускулистым рукам и животу. Виталик провёл головкой душа по нашим треугольничкам внизу живота. Я почувствовала как круглый металлический наконечник раздвигает мои губы, выпуская внутрь тёплую струю. Я поёжилась и застонала от удовольствия. Виталик стал шевелить наконечником душа внутри меня. Мои коленки подогнулись от возбуждающей, мягкой пульсирующей струи в сочетании с твёрдой гладкостью металла испускающего её. Оля наклонилась и прильнула к моей груди, втягивая заострённый сосок своими тонкими, но необыкновенно сильными и ловкими губами. Я почувствовала что испытываю оргазм, быстро нахлынувший на меня несмотря на то что член Виталика всё это время был в основном занят Ольгой. Оперевшись на Виталино плечо и Олину руку я обмякла, издавая какие-то нелепые животные звуки напоминающие мурлыкание или щенячье тяфкание. Моё сознание почти отключилось, я чувствовала только разливающуюся по всему телу, сковывающую теплоту.
Виталик, видимо намереваясь продемонстрировать подвиги Геракла или что-то в этом роде, поднял меня за ноги, как до этого Олю, и вошёл в моё раскрытое, но почти потерявшее чувствительность влагалище. Я безвольно повисла на нём, предоставив своё тело для любых экспериментов. Впрочем, и в нём самом ощущалась заметная усталость. Через каждые несколько секунд он выпадал из меня, Ольга терпеливо засовывала его обратно точно так же как я делала это для неё. Но все наши движения уже потеряли напряжение и азарт. Внезапно Виталик вышел из меня, поставил меня на ноги, тяжело опёрся руками на мои и Ольгины плечи, прижимая нас к полу ванны. Мы обе опустились на колени. Подняв рукой свой вновь отвердевший орган он стал энергично скользить по нему ладонью, размахивая им прямо перед нашими глазами. Через несколько секунд он кончил, с протяжным выдохом выстрелил в нас своим густым семенем, равномерно разбрызгав его по нашим с Олей лицам и груди. Мы с Виталиком уже проделывали несколько раз подобное завершение любовного акта, но на этот раз он, кажется, вылил на каждую из нас столько спермы сколько обычно доставалось мне одной. Я даже бросила взгляд на Ольгу, невольно пытаясь оценить на ком из нас было больше его следов, но похоже что в этот момент Виталик точно разделял страсть к нам обоим, не показывая преференций. Большие белые капли продолжали стекать с его конца, склоняющегося вниз, но всё ещё сохраняющего впечатляющие размеры. Оля, опередив меня, взяла в рот его головку и тут же быстро выпустила, облизав своим подвижным стреляющим язычком. Я тоже, нежно ухаватив его рукой у основания, поцеловала самый кончик, с ещё оставшимся солоноватым привкусом. Виталик медленно опустился на дно ванны. Его физиономия выражала удовлетворение насытившегося сметаной кота и неподдельную нежность к нашим телам, доставившим ему такое удвоенное, не опробованное раньше удовольствие.
Переступив через нас, он закрыл пробку на дне и увеличил напор струи. Ванна стала быстро наполняться горячей водой. Мы все втроём уселись у противоположного от наливающейся воды края. Руки Виталика опустились мне на плечи, притягивая к себе. Я поддалась, откинувшись на предоставленную опору его массивного тела. Оля устроилась рядом, прильнув к его свободному плечу. Вода быстро поднималась до половины ванны, обдавая приятной теплотой внутренность бёдер, низ живота, все конечности по которым разливась нагоняемая сексуальным удовлетворением истома. Мы сидели тесно прижавшись друг к другу. Ванна наполнилась до края и уже переливалась через верхнее отверстие.
- Интересно, сколько сейчас времени? - невзначай бросила я.
- Какая разница, ты что, спать сегодня собралась? - чуть насмешливо и залихвастски ответил Виталик, похоже не собирающийся заканчивать сегодняшнюю расширенную программу постельных и водных процедур. Я только неопределённо хмыкнула в ответ, прислушиваясь к своему телу, пытаясь понять к чему оно ещё будет готово в эту памятную ночь. Кажется где-то в самой глубине моей плоти всё ещё мерцал маленький незагашенный огонёк желания, густо обволакиваемый туманом утолённой страсти.
Я перевела разговор на Ольгу.
- Ну что, не жалеешь, что приехала к нам сегодня? - лукаво обратилась я к ней.
- Не знаю ещё, может не стоило... – наигранно произнесла она. Потом обернулась ко мне, и скорчила череду гримас, быстро переходящую от кокетливой хитрости до почти злорадного сарказма и, наконец, до деланного, виноватого смущения. - Нет уж, - добавила она уверенно, - я уже забыла обо всех своих глюках.
Она склонилась ближе, шепча мне в ухо:
- Ты не думай, правда, я надеялась приехать поплакаться в жилетку, уткнуться там куда-нибудь в мягкое плечо... На то куда мне на самом деле пришлось уткнуться, я совсем не рассчитывала...
Я громко хрюкнула от смеха и смущения, густо покраснев до ушей, Ольга тоже беззвучно гоготала рядом. Виталик с поддельным недовольством окрикнул: «Эй, что там за секреты от меня? », но получил в ответ только целые залпы брызг в лицо, от моих и Олиных ладоней.
Мы лениво болтали, перескакивая на разные беспорядочные темы под успокаивающее журчание душевой струи, продолжая поглаживать под водой самих себя и друг друга. Прошло, наверное, около часа. Комната наполнилась паром, наши тела окончательно размякли в горячей воде. Я постоянно ёрзала, пытаясь устроиться поудобнее у Виталика на груди, в ответ он лапал меня – и Ольгу – за все округлости. Вода как будто придавала его рукам дополнительную подвижность, усиливала тактильные ощущения. Вскоре я всё же устала сидеть на одном месте, но и встать на ноги совсем не было сил. Виталик предпринял несколько попыток выбраться, но постоянно оседал обратно под грузом наших тел. В конце концов он всё же выпутался из наших ног и поднялся во весь рост в наполненной ванне. Его руки потянулись ко мне, схватили меня за ладони и подняли вверх. «Что он задумал на этот раз? », лениво и немножко ожидающе подумала я. Поставив меня рядом с собой и взяв кусок мыла, Виталик стал водить им по моим плечам, груди, животу. Я размазывала мыльные полоски по шее, груди и бёдрам, чуть пританцовывая перед ним. Его руки скользили по моей покрывающейся пеной коже, добираясь до низа живота, основания бёдер, остановились там на мгновение, осторожно проникли внутрь, ласковыми движениями пальцев нащупали и огладили мои вновь набухающие губы. Не задерживаясь долго в этом уголке, его ладонь продолжала перемещаться вниз по моим ногам, потом снова поднялась вверх по задней части бедра, не преминув тщательно ощупать и намылить обе половинки моего зада. Пена придавала такую восхитительную гладкость... когда пальцы скользят так легко, без усилий, с тончайшим прикосновением но без щекотки, стреляющей через кожу когда она сухая... Снимая излишки пены со своего тела, я отвечала ему - намыливала его плечи, широкую волосатую грудь, его плоский, хорошо накачанный живот. Виталик взял рукоятку душа и начал смывать пену с меня и себя, продолжая гладить и легко пощипывать мою чистую, лоснящуюся от воды кожу.
Наконец следов пены не осталось. Переступив через край ванны Виталик взял с вешалки большое полотенце, накинул его мне на плечи и стал вытирать остатки воды. Тщательно осушив мою верхнюю половину, он расправил и с силой отряхнул полотенце, затем туго обернул его вокруг меня, оставив внутри под ним мои сложенные руки. Потом обнял меня, потянул вверх, вытащил из ванны и поставил на пол. Взяв второе полотенце, чуть поменьше размерами, он так же насухо вытер мои ноги и туго обернул их. Я стояла почти не шевелясь, подчиняясь его движениям. Неожиданно Виталик вновь подхватил меня обеими руками и перекинул через плечо, так что моя голова и плечи чуть свешивались вниз за его спиной. Расправив на мне нижнее полотенце, так что оно теперь укрывало ноги почти целиком, он осторожно развернулся вместе со мной на плечах и вышел в коридор.
Прохладный и сухой воздух снаружи приятно освежил после долгого сидения в душной, напаренной ванной. Виталик внёс меня в спальню и, сняв с плеча, осторожно положил на кровать. Он склонился надо мной, задержался на несколько секунд, задумчиво разглядывая мою мумиеподобную фигуру, потом дотронулся до моих губ кратким поцелуем и вышел из комнаты. Я услышала как скрипнула дверца кладовки, где у нас хранилось постельное бельё и запасные полотенца. Ольге, похоже, тоже предстояла подобная процедура.
Я лежала одна на кровати, не в силах пошевелить руками или ногами, сознание всё ещё затуманивалось от долгой горячей влажности. Что-то он там задерживается с Ольгой, вертелась мысль в голове. Я воображала что могло бы происходить сейчас в ванной, и что из этого я могла пропустить. Мои опасения, кажется, оказались напрасными, и через минуту Виталик показался обратно с Ольгой на плечах, смущённо хихикающей, но такой же расслабленной и податливой как и я сама в тот момент. Она была положена рядом со мной так что наши тела касались друг друга почти во всю длину. Мы лежали на широкой кровати, туго завёрнутые в пушистые полотенца, будто наложницы восточного султана, принесённые ему в подарок в виде начинки в дорогих персидских коврах. Виталий, кажется, воспринимал себя и нас с Ольгой именно в такой роли. Он стоял в полный рост, нависал над нами и, собственически оценивая, жадно разглядывал нас как подношения, положенные к его ногам от какого-то вассального княжества. Не слишком ли много ему уже на сегодня досталось удовольствий? Но по решительному выражению его лица и уверенно расправленным плечам было видно что он не собирается останавливаться на достигнутом. Впрочем я и сама чувствовала что способна к восприятию ещё каких-нибудь новшеств, хотя и совершенно была не способна к собственных активным действиям.
Виталик опустился на колени у наших ног, я почувствовала его руку, мягко оглаживающую мою щиколотку и пальцы. По томному шевелению лежащей вплотную ко мне Ольги ощущалось что с ней проделывается та же самая операция, похоже что Виталик работал параллельно обеими руками. Я почувствовала его губы на подушке моей левой ступни, целующие, всасывающие, перебирающие мои пальчики как ноты музыкального инструмента. Я и не догадывалась, что ступня может быть такой чувствительной, такой восприимчивой к этим лёгким прикосновениям. Его язык энергично, и в то же время очень нежно, прошёлся снизу вверх по всей моей щиколотке. Это было невероятно щекотно и возбуждающе, электрическая дрожь змейкой скользила вверх по коленке к основанию моих ног. Он повторил это движение снова и снова. Почему он раньше никогда не делал этого со мной?
Ольга предсказуемо взвизгнула и повернулась лицом ко мне, стараясь прижаться ближе. Её ноги тоже подвергалось подобным манипуляциям. Соблюдая старшинство, Виталик дарил свои ласки мне первой, воспроизводя их затем на Олином теле. Его руки проворно гладили наши щиколотки и голени, стараясь распределить свои прикосновения на все четыре девичьи ноги оказавшиеся в его распоряжении, активно помогая губами и языком. Виталий постепенно поднимался к нашим коленкам, остановился на них, легкими прикосновениями стал массировать коленные чашечки. Мне нравились его поглаживания в этих местах, хотя у меня они не были по настоящему эрогенными точками. Но для Ольги это, наверное, было более сильнодействующим средством. Я почувствовала как напряглось всё её тело, как она тяжело задышала, слегка откинув голову назад. Виталик послушно задержался на её подушечках, видя как она тает под его прикосновениями, затем стал перемещаться выше по нам обоим, по всё более нежной и тёплой коже, постепенно отодвигая обёрнутую вокруг наших ног влажную махровую материю.
Большая часть моих и Ольгиных бёдер теперь была оголена. Сжав их вместе – все четыре - с внешней стороны, он медленно, едва прикасаясь, провёл языком от коленок по ложбинке между моих ног. Восхитительный холодок пробежал у меня внизу живота, и я почувствовала как моя киска начала сильно увлажняться, и сразу ощутила нарастающий запах возбуждающихся тел – Ольгиного и своего собственного. Язык Виталика остановился на самом мысу моего лобка, задержался там, чуть нажимая и пробуя сходившиеся в одной точке нежные складки кожи, но не проникая внутрь. Оставив левую руку гладить мои бёдра, он переключился на Олю, снова начиная с её коленок, поднимаясь выше, сравнявшись с границей достигнутой на моём теле. Он водил губами по основаниям наших ног, всем самым чувствительным местам, лаская, целуя их, обдавая теплым дыханием. Наши бёдра машинально, охотно раздвигались, заманивая внутрь его пальцы и губы. Широко раскинув ноги, я приглашала его в самые сокровенные закоулки своего тела. Ещё ближе, выше... Нетерпение переполняло меня. Его язык описывал круги по моим бёдрам, приближаясь с каждым циклом к ожидающим влажным губам. Не в силах справиться с таким наводнением сладострастных ощущений, я вскинула ноги вверх, непроизвольно обхватила и сжала ими его голову.
Мои тугие, сильные бёдра, натренированные многолетними занятиями фигурным катанием, накрепко сцепились вокруг него. Похоже что я перестаралась в проявлении своей страсти, и Виталик даже стал панически вырываться, схватив меня за голени, раздвигая их чтобы освободиться от моей хватки. Я невольно дёрнула ногами и тут же сильно ударила его коленкой, кажется попав по носу или куда-то ещё в чувствительное место. Это было совершенно несправедливо для него, получить такую ощутимую затрещину, в момент когда он искренне старался доставить мне это потрясающее удовольствие.
- Ой, я не хотела, - только и смогла пропищать я, и мои ноги виновато повисли в воздухе, не зная что делать дальше.
- Ты ещё будешь драться, ну я тебе покажу, - ответил Виталик, чуть опешивший, но уверенный в своих движениях, и явно замысливший какое-то новое безобразие. Решительным жестом он поднял мою ногу вертикально вверх, крепко держа за голень чуть выше щиколотки, затем другой рукой проделал то же самое с Олиной правой ногой, находившейся рядом с моей. Ольга слабо охнула но совсем не сопротивлялась. Схватив обе наши ноги одной рукой у самых пяток, он вытащил полотенце в которое были прежде завёрнуты мои бёдра, обернул наши голени вместе - там где находилась его сжимающая нас рука - и завязал узлом, стянув до боли мокрой материей. Взяв свободный конец, Виталик осмотрелся по комнате, явно намереваясь пристроить его так чтобы не держать рукой наши ноги. Способ нашёлся - он открыл дверцу находившуюся у нас над головами верхнего отделения спального гарнитура, засунул конец полотенца внутрь, крепко прижал его дверцей и захлопнул на защёлку. Наши задранные вверх ноги так и остались висеть на другом конце, связывающем их вместе.
- А меня-то за что? - насмешливо закричала Олька, для которой, как мне показалось, его выкрутасы явились даже меньшей чем для меня неожиданностью.
- Чтобы ты тоже не пиналась, - невозмутимо произнёс Виталий, явно не собираясь останавливаться на этом. Ухватив второе полотенце, обёрнутое прежде вокруг нижней половины Ольгиного тела, он проворно обвязал его вокруг моей свободной ноги и, закинув её вверх и чуть в сторону, защемил дверцей бокового шкафа, так же закрывающейся на защёлку. Хищно оглядевшись по сторонам, Виталик наткнулся на мой халатик висевший на двери. Мгновенно вытащив из него мягкий узкий пояс, он обвязал его вокруг Олиной ноги и основательно прикрепил второй конец к батарейной трубе у стены.
Из фильмов и книг я знала про искусство привязывать своих любовниц или любовников в разных экзотических позах кожаными ремнями, шелковыми лентами, капроновыми шнурами и другими приспособлениями, но раньше я не замечала за Виталиком подобной наклонности. Только однажды, во время очередной вздорной сцены с едкой словесной перебранкой и киданием в него увесистой книгопечатной продукцией, Виталик схватил меня за руки, загнул их мне за спину и попытался связать их моим же свитером, валявшимся рядом на диване. Я завизжала на весь дом, потребовала немедленно прекратить это, ловко вывернула руку и глубоко запустила свои ногти в подвернувшуюся мякоть его предплечья. Виталий попробовал сдерживать меня ещё с полминуты, но уже без энтузиазма, в конце концов позволив мне вырваться совсем. Я не преминула со всей силы хлестнуть его этим же свитером, а потом запустить ещё своей тетрадью с конспектами, попавшейся под руку. Он молча проглотил всё это, не став учинять со мной какое-то другое насилие, и только ехидно, хоть и немножко виновато, ухмылялся мне.
Теперь же он с неподдельным сладострастием разглядывал своё архитектурно-анатомическое произведение созданное из наших поверженных навзничь тел, растянутых в разные стороны сподручными материалами. Трудно, наверное, было вообразить более нелепое зрелище чем наши раскоряченные, связанные вместе и задранные вверх ноги, наши беспрепятственно открытые для полного обозрения влажные дырки, уже вкусившие ласковые прикосновения губ и языка нашего общего любовника и строгого хозяина и жаждущие продолжения подобных действий. Ни у меня ни у Ольги, кажется, не осталось сил и желания сопротивляться, и мы лежали прижавшись друг к дружке, ожидая своей дальнейшей участи. Чувство стыда едва заметно обдавало холодком где-то в глубине, потерявшись среди щекочущего ощущения неизвестности, и горячего плотского желания отдаться на полный произвол этих сильных рук и ласковых губ повелевающих нами.
Виталик не заставил себя долго ждать. Склонившись ниже, он сгрёб в охапку все наши бёдра, раскинутые в разные стороны как будто растущие из общего основания гладкие стволы экзотического дерева. Его губы, кончик языка стал блуждать в промежутках между нашими ляжками, лаская, пробуя зубами, оглаживая мягкую кожу, мою и Олину. Наша беспомощность и связанная нелепая позиция придавали какую-то особую жгучесть эрогенным ощущениям. Я почувствовала как его язык касается моих внешних губ, проводит по всей длине левой и правой половинок, неуклонно приближаясь к центру. Я ощутила как его язык вошёл в меня, пронзив глубоко внутрь словно острым копьём. Я задёргалась, распираемая от прилива наслаждения прокатывающегося по всему телу. Я была готова принять любую позу, выполнить любое его желание и прихоть, лишь бы он не останавливался, не прекращал свои магические пассы, необратимо заколдовавшие меня. Его движения то ускорялись, то опускались вниз на целые октавы по ритму, замедлялись, дразня и заставляя нетерпеливо ожидать продолжения.
Вторая рука Виталия была занята Ольгой, и, похоже, довольно успешно справлялась с взятыми на себя такими многочисленными обязанностями. Олька ерзала у мненя под боком, довольно мурлыкала и вовсе не возражала оказаться в такой экзотической позиции. После очередной порции особенно интенсивных ласк всё её тело задрожало, притиснулось вплотную, она развернулась ко мне лицом и нетерпеливо потянулась губами к моим. Мы всё ещё были туго завернуты выше пояса в полотенца, в которых Виталик принёс нас из ванны, и могли только чуть-чуть шевелиться и поворачиваться в них. Впрочем этого пока хватало. Наши губы жадно прильнули вместе, всасывая, закусывая одна другую, сплетаясь языками между собой. Я никогда ещё не испытывала чего-то подобного. В нижнеё части наших тел мы полностью принадлежали Виталиным губам и рукам, ласкавшим и терзавшим нас обоих, как будто там находилась подогревающая жаровня, от которой горячие соки поднимались вверх, заставляя наши верхние половинки трепетать, извиваться и искать друг друга.
В этот момент Виталик неожиданно яростно почти заглотил всю мою вагину, полностью покрыв её своим ртом, как будто высасывая из меня все внутренности. Словно маленькая молния пронзила меня насквозь, я почувствовала что кончаю, и все мои мускулы напряглись в страстном экстазе. Я вцепилась в губу Оле, которая даже слегка вскрикнула от боли, но не вырвалась совсем, а только более остервенело стала хватать мои губы её собственными, так что несколько раз мы даже больно сталкивались зубами. В конце концов мы неразрывно прилипли друг к другу, почти не в состоянии шевелиться.
Бедный Виталик получивший, наверное, изрядную порцию хлынувших из меня соков, тут же перебрался на Ольгу, оставив во мне один палец, которым он продолжал ласкать мою разгорячённую, но пока не теряющую чувствительность внутреннюю плоть. Ещё, ещё... не останавливаясь... О боже, как его ещё хватало на всё это, и как замечательно я чувствовала себя в этот момент, как мне не хотелось чтобы эти мгновения когда нибудь прекратились. Но вскоре был и Ольгин черёд млеть и забываться под его губами. Она продолжала жадно набрасываться на меня, её язык скользил по моим щекам и шее. Вскоре она не выдержала и стала ворочаться и выпутываться из несколько ослабшего полотенца, стягивая его к голове, и в конце концов сумев отбросить его в сторону. Освободившись сама, она переключилась на меня и с помощью моих рук, страстно желавших того же, избавила меня от стягивающей материи. Через несколько секунд наши плечи и руки были свободны и обнажены, и мы ещё крепче прижались друг к другу в новом порыве азарта. Наши связанные вместе ноги по прежнему торчали вверх, касались и мягко тёрлись одна о другую. Я ласкала Ольгину шею, щипала и гладила её грудь, обцеловывала её щёчки, глаза, волосы. Она отвечала мне тем же, ещё сильнее, разогреваемая внизу ненасытными губами Виталика. Наконец мы совсем сплелись в тесные, липкие объятия. Ольга звонко стонала и непрерывно дрожала, вжимаясь в меня всё сильнее. Я чувствовала как целая череда оргазмов прокатывается по ней и переливается на меня.
Виталик, остановившись на несколько секунд, осмотрелся по сторонам и схватил мою губную помаду лежащую на тумбочке под зеркалом. Я почувствовала как холодный пластмассовый цилиндр вошёл в меня, раздвигая стенки, пуская волны мурашек по всему телу, поворачиваясь и покачиваясь внутри. Мои внутренние губы приняли и плотно обхватили ребристую поверхность, которая вибрировала в его руках, щекотала, придавала ещё более необычное ощущение, которое не достигалось даже его ласковыми и умелыми пальцами. Я снова тяжело задышала, возбуждаемая этим новым инструментом, пронизывающим все нервы моего влажного канала. Через некоторое время карандаш помады оказался в Ольге, которая кажется уже была не в состоянии активно воспринимать Виталькины эксперименты, и только тихо хныкала, ухватив и сжимая своими пальцами мою руку. Я продолжала целовать её в шею и гладила её упругий, влажный живот. В конце концов Виталик решил завершить действия на высокой ноте, засунув в каждую из нас по два своих пальца и стал перебирать ими с максимальной частотой, на которую были только способны его руки, урча от напряжения. Это заставило ещё раз кончить одновременно нас обоих. В решающий момент верхняя полка не выдержала, зажатое в щели полотенце вырвалось из открывшейся дверцы, и наши связанные ноги упали Виталику на плечи. Он почти не шелохнулся, завершая свои действия. Наконец он вынул из нас свои пальцы, развязал полотенце и положил наши ноги на кровать. Затем он отвязал и остальные путы, церемонно отбрасывая их в сторону.
Мы с Ольгой лежали в изнеможении, всё ещё прижавшись друг к дружке, четыре усталые ноги расслабленно шевелились, раскинувшись по всей ширине кровати. Виталик сидел между нами на самом краю, победно оглядывая свои трофеи и ласково, но уже без нетерпения и страсти, поглаживая наши колени и ступни. Я закинула одну ногу на его плечо, мягко проводя вниз и вверх по его груди, рукам, стараясь с благодарной нежностью касаться его кожи мягкими подушечками пальцев. Комната почти до туманной влажности была наполнена запахом моих и Ольгиных соков.
- Ты когда нибудь кончала столько раз за такое короткое время? – хрипло, до сих пор не отдышавшись, прошептала я в Олино ухо.
- Я? Подожди, я ещё не кончила... кончать, - она тихо хихикнула в ответ, и взглянув на неё я заметила как по её внешне спокойному, почти неподвижному телу как будто прокатываются едва ощутимые волны, плавно напрягающие и расслабляющие гладкую, поблёскивающую, лоснящуюся плоть. Волны замедлялись, ослабевали и успокаивались, пока она не замерла совсем, в полной расслабленности и тишине.
- Нет, этот рекорд мне уже никогда наверное не побить, - лукаво выдохнула она наконец, едва слышно, блаженно улыбаясь и, кажется, напевая что-то про себя. Оля неопределённо глядела в потолок, как может только смотреть кто-то полностью освобождённый от земных забот и телесных желаний.
Через некоторое время я стала слегка замерзать. Ощущение горячей ванны и жарких Виталиных рук постепенно проходило, мурашки начали беспорядочно расползаться по коже. Я нехотя встала, пошатываясь на ослабевших ногах, накинула махровый халатик висевший на двери. Поднявшейся следом за мной Ольге тоже пришлось что-то подыскать. Порывшись в моих тряпках, я одела её короткую ночнушку и панталончики, скорее похожие на тонкие лосины, аппетитно облегающие её бёдра и попку. Виталик тоже залез в свой халат и мы все вместе отправились на кухню.
Было уже далеко за полночь. Все дико проголодались после таких интенсивных упражнений. Мы подъедали куски оставшейся курицы, салатов, достали из холодильника всё что ни попадя, начиная от полузасохших кусков сыра до банки маринованных помидор, и с увлечённым чавканьем приканчивали эту снедь. Виталик тут же выудил откуда-то бутылку белого сладковатого вина, похожего на мускат, и налил нам в изящные высокие фужеры, которые специально для этого принёс из гостинной. Я напрочь потеряла остатки стеснительности и со смехом приставала к Виталику, выпытывая у него где он научился такой прыти. Тот, войдя в роль, очень реалистично фантазировал как в следующий раз (это, интересно, когда же?) более серьёзно отнесётся к делу, с применением прочных кожаных ремней, цепей и наручников, вместо попавшихся под руку мокрых тряпок. Ольга благоразумно не влезала в наши глупые шуточки, только хихикала, мягкой кошечкой переступала с ноги на ногу и иногда подходила прильнуть и слегка потереться об меня или Виталика.
Спать всё ещё не хотелось. Мне, правда, надоело сидеть среди не слишком эстетичного, беспорядочного нагромождения грязных тарелок и остатков закусок, а убирать всё это уже не было сил. Я предложила пройти обратно в спальню, и мы все охотно проследовали туда, уцепив бокалы с вином и даже какие-то подходящие закуски. Достав все имевшиеся в наличии подушки и пуфики, мы соорудили большое уютное лежбище, и полулёжа приканчивали бутылку и грызли всякие остатки принесённые с кухни. Я всё ещё находилась в состоянии полной ублажённости после нашей последней сцены. Бедный Виталик, в отличие от нас с Олей, видимо так и не успел кончить, бескорыстно занимаясь обслуживанием наших тел. Сейчас он вёл себя достаточно спокойно, не трогая и не хватая нас с Ольгой за всякие конечности и округлости, но остатки нерастраченной энергии были заметны в его позе и жестах. Мне, кажется, уже с избытком хватало на сегодня сексуальных приключений, но я подумала про себя что не вправе буду отказать ни в чём, если вскоре ему захочется ещё каких-то экспериментов.
Ольга, захмелев и растаяв, неожиданно подхватила эротическую тематику нашей болтовни, и принялась увлечённо, с блеском в глазах, рассказывать про своё не столь давнее приключение - про какую-то Ленку, которая откровенно и нагло клеилась к Олиному парню (его звали Сергей, ещё до её увлечения Андреем). Как она, наконец, накачав себя мстительной злобой, пришла к Ленке в комнату чтобы раз и навсегда разобраться с её непростительным поведением. Неожиданно, в решающий момент, когда должны были лететь во все стороны клочья шерсти, а по нежным девичьим щекам грубо размазываться губная помада, возможно смешанная с кровавыми каплями от царапин и оплеух, дело приняло совершенно новый оборот. Встретив Ольгу вначале ледяным вызывающим взглядом, она сжалась в комок, будто защищаясь, потом отвернулась, сникла, опустила глаза, и когда снова встретилась взглядом с Ольгой, то полностью преобразилась в своём облике. Эта противная Ленка вдруг превратилась в виноватого и вымаливающего прощение заблудившегося котёнка, а Олина ярость в течении нескольких секунд перекипела, разрядилась, и в ней не осталось ничего кроме жалости и сентиментальности. Она обхватила ладонями мягкое Ленкино лицо, не встретив ни малейшего сопротивления, не зная то ли раздавить его как переспелый персик, то ли прижать к себе, гладить нежную кожу и заплетённые в косу шелковистые волосы. Всё закончилось долгими горячими объятиями с засосами в шею и сплетением ног так что она умудрилась получить оргазм даже не вылезая из одежды. Оля очень ярко описывала это происшествие, и я с щекочущим интересом слушала её рассказ. Похоже что у неё было несколько больше чем у меня такого нетрадиционного опыта, что, впрочем, я уже почувствовала во время сегодняшних безумных сплетений в разных углах нашего обиталища.
Расслабляясь под действием лёгкого вина, мы всё больше сползали в лежачее положение, равномерно растекаясь по кровати. Ничего не предвещало ещё более драматического продолжения нашего вечера.
Раскинувшись на подушке, Ольга потянулась поставить на тумбочку почти допитый бокал и, не достав до неё, неожиданно просто толкнула его по направлению своей вытянутой руки. Бокал, описав в воздухе мимолётно блеснувшую в свете лампы дугу, ударился о полированную поверхность, не устоял и с громким хрустом разбивающегося стекла свалился на пол. Виталик, вскочив от неожиданности на кровати, обалдело таращился на Ольгу.
- Ты что сдурела, это же не мои, а хозяйские фужеры! - закричал он. Ольга нисколько не была смущена, и только заливисто хохотала в ответ.
- Хочу бить посуду! – очень решительно заявила она и схватила пустое блюдце из под приконченных конфет и орешков, лежащее посередине кровати. Виталий метнулся к ней и схватил её за руку. Ворох битого стекла и фарфора, покрывающий весь пол, явно не входил в его планы. Но именно это, похоже, было неотъемлемой частью Ольгиных шкодных намерений. Она попыталась вырваться, и когда это не получилось, ловкой рысью набросилась на Виталика сама и укусила его за руку. Виталий что-то сердито прорычал, поймал и железной хваткой сжал Ольгины обе руки, выхватил у неё злосчастное блюдце, отбросив его дальше на одеяло, и поволок Ольгу к краю кровати. Ольга отчаянно отбивалась, не переставая при этом громко хохотать, но была подмята его мускулистыми руками не оставляющими ей никакого шанса. Через несколько секунд Виталик оказался сидящим на краю кровати с распластанной у него на коленях Ольгой, её руки были крепко зажаты за спиной. Он решительным жестом сдернул с неё до колен тонкие панталончики, открыв для обозрения вихляющийся, круглый, бесстыдный зад, и не задерживаясь, с размаху ударил её распрямлённой ладонью правой руки. Ольга издала пронзительное «Ай! », её попка подпрыгнула вверх, и была тут же встречена ещё более энергичным, хлётским и громким шлепком. Это, впрочем, всё еще не смирило её, и Олины ноги, ещё частично облаченныё в розовые панталоны, замелькали в воздухе. Послышался ещё один звучный удар, после чего Виталик, крепко ухватив Ольгу за бёдра обеими руками, окончательно сорвал с неё штанишки и отбросил их в сторону. Они повисли на полуоткрытой дверке шкафа. Задрав верх её ночнушки почти до плеч, он прижал одной рукой к кровати её голую спину, а второй, ловко поймав непослушно болтающиеся ноги, накрепко зажал их между своими бёдрами. Теперь он полностью контролировал её тело, стиснутое, пленённое, почти не шевелящееся под его хваткой. Его твердая рука каждые две секунды со звонким шлепком обрушивалась на Ольгины извивающиеся белые округлости, которые беспомощно дёргались, сжимались, тщетно пытались отворачиваться в сторону от его беспощадных ударов.
Усевшись рядом на кровати, сгорая от любопытства и смущения быстро переходящего в возбуждение, я неотрывно смотрела на происходящее. Я никогда раньше не подозревала за Виталиком таких способностей. Конечно, я регулярно получала от него шлепки и щипки в моих мягких местах (впрочем, отплачивая ему тем же) но никогда прежде не видела такой его увлечённости, с детальным соблюдением ритуала. Энтузиазм Виталика было нетрудно обьяснить. Олино тело – тонкое, податливое, белое как фарфоровое изваяние - казалось, само приглашало к насилию; его неудержимо хотелось смять, подчинить своей воле. Рука Виталия не останавливалась, продолжала равномерно как метроном наносить ей чувствительные удары. Ольга лежала неподвижно, уткнувшись в смятое покрывало на кровати, но каждые несколько секунд предпринимала отчаянную попытку вырваться, вертясь и извиваясь всем телом как большая рыбина пойманная на крючок и вытащенная из воды. Виталий крепко держал её руку за спиной, а его правая нога накрывала и сдерживала её бёдра чуть выше колен. После очередной, особенно бурной демонстрации неповиновения, он отвесил ей самую сильную оплеуху. Ольга громко взвыла и жалобно, сопливо всхлипнула в ответ.
- Ты будешь продолжать брыкаться? Если будешь вести себя смирно, получишь ещё ровно десять раз и будешь отпущена. За увёртки и попытки ускользнуть буду добавлять ещё. Согласна? – голос Виталия был невозмутимо серьёзен, без всяких признаков сочувствия или игры.
Ольга только что-то жалко промычала в ответ. Виталик ослабил свою хватку, вытащил её ноги из под своего бедра и положил сверху себе на колени. Ольга больше не сопротивлялась и продолжала чуть слышно сопеть и похныкивать. Виталий нанёс ей два смачных шлепка, по одной и второй круглой половинке. Оля вздрагивала, её голени и ступни слегка подпрыгивали вверх. Мои собственные ягодицы чуть напрягались и снова расслаблялись при каждом ударе. Олино тело в районе экзекуции покрывалось пунцовыми разливами, и одновременно её лицо, щёчки, кончики ушей принимали похожий цвет, в глазах были видны поблёкивающие слезинки. Её попка, покорно уместившаяся на Виталиных коленях, была невероятно красива. Эта картина - с контрастами нежной молочной белизны и алых полосок, с переливающейся гаммой цветов, от нежно-розового румянца до густо-красного, даже с едва заметным налётом синевы - вызывала во мне чисто эстетическое возбуждение даже в её неподвижном состоянии. Грубая сила Виталиной ладони, вторгающаяся в эту почти скульптурную завершённость и оставляющая на ней всё новые отметины, как мазки на холсте художника, многократно усиливали этот эффект. Я чувствовала как волны вожделения и горячей дрожи спускаются вниз по моему животу и уходят в туго сомкнутые бёдра.
Виталий остановился, нежно провёл рукой по щели между двух половинок, его ладонь заскользила вниз по её бёдрам которые послушно раздвигались под его пальцами. Его рука возвратилась выше, дойдя до промежности, стала ласкать увлажнившиеся Олины вагинальные губы, медленно проникая внутрь. Бёдра её слегка покачивались, подчиняясь ритму его рук, но верхняя половина её тела оставалась напряженно застывшей. Через несколько секунд экзекуция продолжилась. Явно наслаждаясь своей властью, Виталик старался придать своим действиям максимальную неожиданность. За одиночным, точно рассчитанным шлепком следовала длинная, томящая пауза, его пальца гладили, вырисовывали узоры на Олиной коже. Вдруг, без предупреждения следовала серия из нескольких быстрых ударов по разным точкам уже сечёного места. Оля взвизгивала каждый раз, но не пыталась отворачиваться или закрываться. Наконец, последний, завершающий шлепок пришёлся точно посередине, покрыв обе половинки уже блестящих алостью ягодиц. Помедлив несколько секунд, удовлетворённо разглядывая произведённую работу, Виталик взял Ольгу за плечи и притянул к себе. Теперь он был самой нежностью, обнимал её обеими руками, гладил её шею, волосы. Оля безвольно повисла на нём и захныкала, уткнувшись в его плечо. Виталик вытер её слёзы ласковым прикосновением губ, и тихо, но с деланной твёрдостью, произнёс:
- Ну, теперь будешь хорошей девочкой?
Оля отвернула голову, едва слышно ответила: «Да! ». Её голова соскользнула вниз, упала на подставленную Виталину руку, поднявшую и прижавшую её к своей груди. На некоторое время она задержалась в такой позе, почти неподвижно, было слышно только её тяжёлое дыхание и всхлипывание. Потом Ольга слезла с кровати и опустилась на колени рядом с ногами Виталия. На её лице была написана абсолютная покорность – восхитительная, возбуждающая, явно достигнутая немалым актёрским мастерством. Олина рука заскользила по его бедру, отодвигая полу халата, и дотронулась до начавшего набухать члена. Склонившись ниже, она осторожно взяла его в рот и стала посасывать головку, придерживая рукой основание. Через несколько секунд он выпрямился окончательно, и погрузился глубже между Олиных губ. Виталик от удовольствия закинул голову назад и оперся на свои руки, отставленные в сторону и чуть за спину. Оля покачивала головой вперёд и назад, её губы мягко и бесшумно скользили по его стволу, то показывающемуся во всю длину то почти полностью скрывавшемуся внутри. Я села рядом на кровати на подкашивающихся коленках, положив руку на плечо Виталия и заворожённо наблюдая за Ольгиными действиями. Иногда она вынимала его изо рта, облизывала головку и тихонько дула на неё, сложив губы в аккуратное круглое «о», затем проводила кончиком языка вниз по нему, вырисовывая зигзаги и петли, и затем снова помещала его между своих губ. Её движения постепенно ускорялись, становились всё проворнее. Виталик теперь громко и непрерывно стонал от удовольствия. Наконец он взял Олину голову обеими руками и прижал к груди. Затем он схватил её за талию, приподнял на воздух и посадил на себя. Олины раздвинутые ноги обхватывали его с обеих сторон. Через секунду, нащупав её ждущее, приготовленное отверстие, его фаллос вошёл внутрь. Олины бёдра быстро задвигались вверх и вниз, принимая его в себя. Её руки обхватили плечи Виталия, маленькие груди с прямо смотрящими сосками терлись об него, скользили вниз и вверх, чуть раскачиваясь в стороны, как будто рисуя круги на его широком торсе. В комнате сильно запахло её соками, к ним примешивался запах моего собственного возбуждения. Олины подпрыгивания становились чаще и энергичнее, и теперь она, с протяжным стоном переходящим в завывание, просто беспорядочно болталась во все стороны, сида на Виталике, бешено дергая тазом и бёдрами. Через несколько секунд она обмякла и беспомощно осела, продолжая прижиматься к Виталиной груди, поддерживаемая его руками.
Виталик ещё несколько минут сидел в обнимку с Ольгой, поглаживая её по спине. Оля застыла неподвижно, сомкнув руки на его шее. Я сама, почувствовав как возбуждение от вида этой сцены начинает медленно проходить, откинулась на подушки в полулежачем состоянии. Мои коленки и бёдра продолжали мелко дрожать, виски пульсировали. Виталий в конце концов устал держать Ольгу на себе, подхватил её под руки и поставил на ноги рядом с кроватью. Встав в полный рост сам и, победно переводя взгляд с неё на меня, с назидательным видом свершённого правосудия, Виталик громко произнёс:
- Ну, больше ни у кого нет желания безобразничать?
Не знаю что на меня нашло в этот момент. Не отдавая отчёт в своих действиях я мгновенно схватила свой недопитый бокал, стоящий рядом на тумбочке, и с размаху швырнула его о стенку шкафа. Мелкие осколки сверкнули радужными брызгами, с треском и звоном посыпались на пол. Удар получился гораздо сильнее чем я могла бы представить – моё заявление впечатляло твёрдостью намерений. Не только Ольге позволено бить выставочные хозяйские фужеры. Виталик, остолбенев, резко повернулся ко мне.
Так, доигралась - в то же мгновение сообразила я. Виталий, не оставляя сомнения в своих намерениях, стал приближаться ко мне, обходя кровать. Не раздумывая, стремительной пантерой я рванулась в сторону от него, спрыгнула на пол и выскочила в открытую дверь спальни. Я осознавала всю глупость попытки убежать от него в нашей маленькой квартирке, но была не в силах остановиться. Я заскочила в гостиную, пытаясь закрыть за собой дверь; впрочем, у неё всё равно не было защёлки. Виталий был уже тут, и я оказалась беспомощно отброшена от распахнувшейся двери. Отступив на середину комнаты я со страхом увидела как его мощная фигура, почти в прыжке, набрасывается на меня. Завизжав, я метнулась в сторону, пытаясь проскользнуть мимо него обратно в дверь, но в последний момент цепкие руки схватили меня и грубо притянули к себе. Всё было кончено. Это чувство безнадёжного сопротивления, трепыхания жертвы в лапах хищника на мгновение страшно возбудило меня. Я отчаянно пыталась кусаться и вырываться из этой хватки, дрыгая ногами, царапаясь, цепляясь за дверь, но мощные тиски неумолимо сминали меня, прижимали к себе с хрустом костей, по-хозяйски залезая мне между ног, хватали мою талию и бёдра. Раздался громкий шлепок, и жгучая боль пронзила внешнюю сторону моей ягодицы. Я успокоилась, окончательно подчинившись неотвратимости того что меня ожидало, и была в почти горизонтальном положении внесена обратно в спальню, распластавшись у Виталика на коленях в такой же позе в какой всего полчаса назад пребывала Ольга. Я почувствовала как его рука грубо схватила меня за прядь волос, задирая вверх мою голову. Никогда я особенно не позволяла Виталику распускать руки. Единственный раз когда он так же больно схватил меня за волосы во время какой-то ссоры, я извернулась и ударила его кулаком, оставив под глазом синяк заметный почти целую неделю (я даже потом очень змейски хвасталась видевшим его моим подругам). Но теперь я находилась полностью в его власти, без малейшей воли к противодействию. Последовал хлёсткий удар, накрывший мои обе половинки, уже наверное полыхнувшие красным цветом.
- Ну что, тоже будем брыкаться, или по-хорошему?
Мой мучитель был явно доволен собой. Обвинять, впрочем, было некого, я сама на это напросилась.
- Сколько? - жалобно пролепетала я.
- Двадцать пять раз. Если будешь лежать смирно. Если нет, будет больше.
Внутри у меня всё похолодело. По-моему это было больше того что получила Ольга, но я знала что спорить сейчас бесполезно. «Договорились? », едко допытывался Виталик. Я была не состоянии что-либо ответить. Может он не будет так сильно лупить, если я действительно буду лежать смирно. Первая серия шлепков симметрично следовала по одной и второй половинке, перемещаясь сверху вниз, завершившись почти на середине бёдер. Я не подозревала что удары простой ладонью могут быть такими резкими и чувствительными. Виталий явно старался во всю силу, воспринимая свою роль совершенно всерьёз, а не просто как дурашливую игру. Моя кожа уже начинала гореть во многих местах, оказавшихся под его рукой. Он остановился на несколько секунд, очевидно любуясь получающейся картиной, его пальцы заскользили по мне взад и вперёд. Хотя прикосновение было очень лёгким, они оставляли жгущий след, смешанный с пронизывающей щекоткой. Я извивалась от изнеможения, стараясь не дёргаться очень резко и не давать повода увеличить наказание. Внезапно последовала новая серия частых, громких ударов по всем уже пройденным участкам, заставив меня взвыть и перехватить дыхание. Мой зад рефлексивно, сам собой вздрагивал и подпрыгивал на его коленях. Остановившись на несколько секунд, Виталий стал ласково ощупывать не сильно задетые места – нижнюю часть бёдер, заднюю сторону коленок. Его рука стала постепенно подниматься вверх, так же как он делал это с Ольгой, я послушно раздвигала ноги для его пальцев. Виталик нащупал мой безнадёжно мокрый зев, легко заскользнул внутрь в гладкое, с готовностью принимающую его вторжение отверстие.
- Тебе, я вижу, очень нравится, - издевался он. Моё тело было наполнено болью от его ударов, но я ничего не могла поделать с собой. Возбуждение и похоть не проходили, разрастаясь под внешней оболочкой из покрасневшей, пылающей кожи.
- Я хочу закончить это, - едва слышно промямлила я, - Сколько ещё? Три? - я сбилась со счёта, но прикинула в оптимистическую сторону.
- Ещё восемь раз, - развеял мои надежды Виталий.
- Я точно считала! Ещё три! - громко всхлипывая, я пыталась спорить с ним.
- Я тоже. И Оля. Сколько? - обратился он к ней.
- Восемь, - невозмутимо ответила Ольга.
Предательница. Сама начала этот цирк. Ей не досталось так больно. Но мою обиду прервали новые удары. Наконец последний, самый сильный из них прошёлся наискосок по низкой траектории, обжигая все самые чувствительные места одновременно. Виталий триумфально положил руку на моё бедро. Я была не в силах пошевелиться.
Он склонился надо мной и стал тихонько обдувать горящую кожу. Это действительно на мгновение снимало боль, но когда воздушный поток направлялся на другие места, жжение возобновлялось опять. Всё же это было несравнимо приятнее, облегчающе, чем беспомощно лежать ожидая новых ударов. Струйка воздуха просачивалась в щель между ног, щекоча набухшие половые губы. Теперь я, кажется, могла очень долго лежать под этими ласковыми обвевающими струями. Не переставая дуть, Виталик просунул руки под мою талию и бёдра и приподнял всё моё тело к себе, оставляя его в лежащем горизонтальном положении. Я почувствовала его нежнейший поцелуй на своих ягодицах. О, ради этого, наверное, стоило вытерпеть такие мучения. Кончик его языка медленно, едва касаясь, проходил по самой чувствительной коже, увлажняя покрасневшие сечёные участки её, забираясь в щель между двух половинок, не переставая обдувать меня лёгким прохладным дыханием. Моя киска теперь просто текла как прохудившийся сосуд, не в силах справиться с этим водопадом наслаждения. Я нестерпимо захотела его внутри меня и потянулась, изогнувшись, к его груди.
Виталий осторожно опустил меня к себе на колени, и я тут же запрыгнула на него. Моя дырка сама, кажется своей собственной системой наведения, нащупала и проглотила его внутрь. Виталик, едва выдерживая напор моей страсти, откинулся на спину на кровать. Я лежала на нём, вжимаясь в него и подрагивая всем телом. Его член, не успевший отдохнуть после Ольги, наполнял меня но не мог достичь окончательных размеров и твёрдости, хотя мои внутренние стенки обволакивали, интенсивно обнимали его вагинальными мускулами. Я чувствовала как он хлюпает во мне как нога в попавшей в лужу туфле, и это заставляло меня двигаться ещё быстрее, нетерпеливее. Моя попка, несколько минут назад беспомощно лежащая под градом ударов его тяжёлой ладони, покрываясь пунцовыми пятнами, теперь яростно вихлялась, дрожала, втягивала внутрь фаллос моего недавнего экзекутора. Не в силах полностью выпрямиться, он выскользнул из меня, я тщетно пыталась поймать его снова. Через секунду я ощутила Ольгины тонкие пальцы, помогающие нам, вставляющие член Виталия обратно в меня. Я взвыла от удовольствия и благодарности к Оле, задёргавшись ещё яростнее верхом на поверженном, почти неподвижном теле моего любовника. Олин палец вошёл внутрь меня, лаская моё нутро и Виталин орган одновременно, её второй палец уперся в мой задний проход, не залезая внутрь, но мягко нажимая на стенки и до предела усиливая ощущения. Мой зад частично повис на Олином пальце как рыба на крючке, раскачивался, заглатывал его всё больше. Мой экстаз продолжал нарастать, достигая заоблачной высоты. Вскоре, обессилев от комбинации непрерывного оргазма, чисто физического истощения и боли, всё ещё продолжавшей жечь мои бёдра и ягодицы, я повалилась на Виталину грудь, обхватив его за плечи. Мой рот слился с его губами.
- Я была несносной, дряной девчонкой, но теперь я исправилась, больше не буду, - страстно зашептала я ему.
- Я знаю. Я не дам тебе больше быть плохой.
- А если я буду, ты накажешь меня.
- Да, пока не исправишься.
Он гладил мою спину и плечи, ласково теребил волосы, трогал кончиком языка мочки ушей. Я почувствовала как сзади Оля обдувает меня, целует мою ещё ноющую попку, чуть касаясь её губами, так же как это только что делал Виталик. Несмотря на боль, я ощущала себя в самом центре волшебного мира, где маги и феи исполняют мои желания и прихоти, о которых я даже не догадывалась сама. Я могла так лежать целую вечность, под этими ласкающими и убаюкивающими руками и губами, окружающими меня со всех сторон. И всё-таки через какое-то время нужно было вставать. Я устало отвалилась на бок, стараясь не задевать покрасневшими местами смятое покрывало. Виталик тоже зашевелилса и приподнялся на руках.
- Прежде чем спать нам нужно собрать стекло, - перешёл он к практическим вопросам. Оля сделала два шага в сторону шкафа, чтобы рассмотреть кучу стекляшек на полу, и тут же напоролась голой ступнёй на осколок. «Ай! », завизжала она от боли, прыгая на одной ноге. Виталик вскочил, с полусерьёзной свирепостью прикрикнув на раненую Олю.
- А ну, иди отсюда, только мешаться здесь будешь. И ты тоже! - это было адресовано мне, - Помоги вытащить стекляшку и заклей её там чем-нибудь!
Мы вдвоём с ковыляющей Ольгой проследовали в ванную. Узкий, едва заметный осколок глубоко вошёл в большой палец её ноги. Я почувствовала прилив теплоты и участия к ней. Поставив её опереться руками на край ванны, я приподняла и взяла в руки её ступню. Стараясь не обломить тонкую предательскую стекляшку, я медленно, очень осторожно вытащила осколок из ноги. Маленькая красная точка выступила из ранки. Я ласково поцеловала её палец, слизав капельку крови. Оля с нежной благодарностью посмотрела на меня.
Я стала разыскивать пластырь чтобы заклеить Олин палец.
- Он до этого никогда... тебя так не делал? - расслабившись и удовлетворив на сегодня, кажется, все возможные телесные страсти, у Ольки теперь явно опять было настроение посплетничать.
На самом деле у нас действительно не случалось чего-то подобного. Но мне почему-то не хотелось в этом признаваться. Какую бы нежность и доверие я сейчас не испытывала к Ольге, мне не хотелось показывать ей что большинство наших сегодняшних выходок и приключений случились для меня впервые, и были связаны исключительно с её присутствием.
- Один раз... месяца два назад, я засиделась у девчонок в общаге, вернулась в результате часа в два ночи на такси, не позвонив и не сказав ничего, - такие штучки со мной действительно случались, и неоднократно. Дальнейшее было совершеннейшей выдумкой. – Виталик прямо у двери зарычал, схватил меня за шкирку, потащил внутрь, прижал к кухонному столу... я даже не успела объяснить ничего... задрал юбку, разорвал в клочья мои любимые колготки, и отделал меня так что у самого рука два дня болела, не говоря уж о моём заде. Потом раскис, объявил что прощает, начал что-то лопотать как он волновался и беспокоился за меня, бросился обниматься... я в слёзы ударилась, сказала что не буду больше... В результате он тут же отымел за этим самым столом, в этой же позе... Кончилось всё потом верхом на столе, он сдёрнул скатерть, свалил на пол всё что там было, уложил меня сверху. Побили мы тогда посуды гораздо больше чем сегодня - стопку тарелок, вазу для цветов, ещё кучу всего... В завершение я наверное полчаса лежала на спине, задрала ноги чуть не до потолка, а Виталик лизал меня язычком. Это было так обалденно, я визжала посреди ночи как резанная, даже странно что соседи не сбежались. Те тарелки я, как ты понимаешь, совсем не жалела... но в три часа утра, правда, больше не возвращалась...
Я сама не ожидала как легко, без подготовки лились из меня эти небылицы, кажется мне самой очень нравились эти фантазии. Оля восхищённо смотрела на меня, в её глазах светилось любопытство и вожделение.
- А у тебя? – я перевела разговор на неё. К этому моменту я нашла кусочек пластыря и обернула им Олин палец. Оля на секунду задумалась и стала рассказывать историю, сильно напоминащую мою собственую. Однажды после зачёта она пошла со своей группой пить пиво, и незаметно засиделась, немало наклюкавшись, совершенно забыв о том что Серёжа – Олин прошлый парень, ещё до Андрея – пригласил её в тот вечер в театр. Вместо этого она вернулась к себе в комнату и уснула одна, её соседки в тот вечер где-то шлялись. Вскоре пришёл рассвирипевший Сергей, простоявший два часа на морозе с букетом цветов у входа театра. Он прямо с порога накинулся на неё, сонную, содрал трусы и стал изо всех сил лупить по голой попе. Ольга вырвалась, чуть не выцарапав ему глаз, и почти выбежала в коридор как была, голышом. Но всё-таки остановилась в последний момент и пригрозила закричать на всю общагу и звать на помощь или милицию, если он не прекратит безобразие. В конце концов ей удалось успокоить Сергея. Чувствуя себя виноватой, она всё же постаралась отплатить ему – и подарила ему такой секс, что наверняка заставила его забыть о пропущенном свидании и спектакле. Хотя в момент когда он шлёпал её она чувствовала только злость и обиду, впоследствии она не раз вспоминала об этой истории и фантазировала о ней. Кажется им обоим понравилась эта игра, и однажды он даже позволил ей отшлёпать себя за похожую провинность – когда он второй раз подряд сам на полчаса опоздал на свидание. Старалась она всерьёз, но при этом, наверное, больнее было её собственной руке чем ему самому.
Мне было любопытно, правду ли говорит Ольга или сочиняет как я. Хотя выяснять это уже не было ни времени ни сил. Мы прошли обратно в спальню. Виталик всё ещё сидел на корточках, заканчивая поиски последних стеклянных осколков. Я присоединилась к нему, всматриваясь в щели паркета, в неровности и ворсинки коврика, пытаясь обнаружить коварные острые стекляшки. Некоторые маленькие кусочки залетели совсем далеко, и нам пришлось обыскивать почти всю комнату. Виталик не преминул легко шлёпнуть меня, ползующую рядом на четвереньках, ещё раз или два:
- Видишь, что вы наделали? Всю ночь будем выковыривать эти стекляшки...
Он был, конечно, прав. И всё же у меня было ощущение что никто из нас особенно не сожалел о разбитых бокалах и долгом собиранием осколков по всему полу.
Наконец всё было очищено. Обессилевшие от сегодняшних событий, мы повалились спать. Виталик лежал посередине, я и Ольга - на боку, прильнув к нему по обе стороны. Обычно Виталик ворочался во сне, но в эту ночь стойко выдержал, лёжа почти без движения, чувствуя ответственность за благополучный сладкий сон своего нового гарема. Я всегда любила засыпать прижимаясь к его сильному, надёжному телу. Как ни странно, Оля, тихо посапывающая по другую сторону от меня, совсем не нарушала эту картину, даже усиливая ощущение одомашненности и уюта.
* * *
Проснулась я, кажется, первой. Я так и лежала у Виталика на груди, а его рука обнимала меня за плечи. Как часто в такие утренние минуты я любила прислоняться к нему, впитывать теплоту его тела. Когда Виталик начинал просыпаться - иногда чуть раньше, иногда чуть позже меня - его рука, приобретая подвижность, прижимала меня к себе, начинала гладить мои плечи, дотрагиваться до груди, легко касаться моего лица. Если нам утром не нужно было куда-нибудь торопиться, мы могли больше часа пролежать в этой томной, полусонной неге. У Виталика неизменно появлялась твёрдая, отдохнувщая ото сна эрекция, которую я вскоре нащупывала руками или закинутым на него сверху бедром. У меня самой возбуждение приходило утром довольно медленно, и обычно желание просто обниматься, досматривать сладкие грёзы, пересиливало горячие, чисто плотские позывы. Тогда я начинала медленно ласкать его рукой – не потому что я не любила но-настоящему принять его в себя или взять его в ротик – но сонная расслабленность едва ли позволяла мне пошевелить больше чем одной конечностью.
Ласки руками требовали особого искусства, и я гордилась своим умением. Мне нравилось проводить пальцами по его тугому, напряжённому стволу, точно рассчитывая силу нажима, чувствовать пульсирующую в моей ладони мужскую силу; самыми нежными, чуть щекочущими прикосновениями касаться его тёплых пушистых комочков, где созревает семя, которое, если всё будет хорошо, когда-нибудь оплодотворит меня и вырастет у меня внутри, превратится в нашего маленького сына или дочку. Обычно я начинала очень легко гладить его открытой ладонью, поддерживая член в возбуждённом состоянии, постепенно усиливая массаж, потом обхватывала пальцами и немножко поворачивала его в руке, ощупывала всё более твердеющую головку, время от времени ускоряя темп движений. Мне нравилось ошущать как его большое сильное тело подчиняется моим движениям, реагирует на каждое изменение стиля моих ласк. В конце концов умелыми, всё более интенсивными манипуляциями я доводила его до оргазма, победно чувствовала как горячая струя вырывается наружу, попадает на мои пальцы. Используя её для смазки, я продолжала обласкивать, осушать до конца его фаллос. После этого Виталик ещё крепче прижимал меня к себе и нежно обцеловывал моё лицо, шею. Хотя обычно в такой ситуации я сама не заканчивала в классическом смысле, я ценила эти минуты в числе самых дорогих и приятых в наших отношениях.
Вот и сейчас я провела рукой по его груди, заскользила вниз, нащупывая пробуждающийся, готовый к ласкам орган. Немножко погладив, помяв его в руке, я почувствовала как он отвечает мне, наливается силой и твёрдостью. Виталик притянул меня ближе. Я гладила рукой его член, распрямившийся, продолжающий расти от моих прикосновений. Мои соски тоже стали напрягаться, почти впиваясь в его широкую волосатую грудь. Он крепче обнял меня, приподнял от кровати и положил сверху на себя. Я почувствовала исходящую от него приятную теплоту. Как на разогретом песке на солнечном пляже - можно часами лежать и разомлевать в полудрёме, вдыхая слегка мускусный аромат его тела.
Ольга зашевелилась, просыпаясь, пытаясь понять что присходит. Я едва замечала её чуть приоткрытыми глазами. Виталик внезапно отодвинулся от неё и положил меня на освободившееся место, спиной к себе. Я оказалась плотно зажатой между ним и ещё сонной Ольгой, которая так же повернулась спиной, параллельно мне. Моя рука легла на её плечико. Виталик пробовал губами мою шею – самое чувствительное место, а я в свою очередь прижималась к Ольгиной спине, вдыхала аромат её волос. Моя рука заскользила вниз, по её маленькой груди, нащупывала острые соски, пробуя, сминая их пальцами. Виталик прошёлся ладонью по моему боку, спустился на бедро, погладил его, проследовал рукой к треугольничку внизу живота. Его пальцы раздвинули мне бёдра, нащупали самую мягкую плоть. Я тоже оглаживала Олино бедро, живот, её гладкую прохладную кожу. Такое необычное ощущение. Я повторяла на Ольге все движения которые Виталик проделывал со мной, исследуя Ольгино тело как обычно это мог бы делать мужчина. Мои оглаживания были нежнее, менее нетерпеливые чем руки Виталика, жаждущего побыстрее получить во владение мою грудь, ласково но крепко сжать её в своей ладони. Я медленно, останавливаясь и возобновляя свой путь, ощупывала каждую клеточку, выискивая её самые чувствительные точки, определяя их по едва уловимой реакции Олиного тела, которую в полной мере может разгадать только женщина. Не без удовольствия за своё вновь открытое умение, я ощущала как Олино возбуждение становилось сравнимым с моим собственным, если даже не превосходило его.
Виталик продолжал по-хозяйски мять мою грудь, гладить плечо и шею. Мы все трое лежали на боку и сопели от страсти, развернувшись в одну сторону. Через несколько минут я почувствовала как Виталик вошёл в меня сзади, к этому моменту я была уже вполне готова к нему. Я обняла Олю ещё крепче, мои губы впились в её шейку, до предела затвердевшие соски воткнулись ей в спину. Оля громко застонала, показывая как моя страсть полностью передается ей. Её бёдра сжали, втянули внутрь мою ладонь. Мои пальцы проникали вглубь между её хорошо увлажнёнными складками, ласкали маленькую налившуюся ягодку. Мы все втроём двигались в одном ритме, всё теснее сближаясь, сливаясь друг с другом. Виталина рука ощупывала меня, затем ложилась на плечо Оле, скользила по её телу. Несколько раз моя и его ладони встречались на Ольгиной груди, мы искали и соревновались за обладание одними и теми же упругими, гладкими округлостями, потом переплетались пальцами вместе. Вскоре я ощутила как Виталик кончил во мне, обдав где-то глубоко внутри горячей струёй, слившейся с моими собственными соками. В ту же секунду Оля мелко задрожала. Мои пальцы, интенсивно пульсирующие в ней, почувствовали обильную влагу, заполнившую всё окружающее пространство. Некоторое время я ещё продолжала двигать пальцами внутри неё, постепенно замедляясь, останавливаясь совсем. Мы долго ещё лежали и переводили дыхание, по-прежнему обнимая и теперь уже очень лениво поглаживая друг друга.
Но наконец – хотя и совсем не хотелось - всё-таки нужно было вставать. Время уже близилось к полудню. Оля первая, затем Виталий и за ним я сама, побрели умываться и приводить себя в мало-мальский порядок. На кухне был полный разгром. Нас встретила гора немытой посуды, Виталик тут же галантно вызвался на борьбу с ней. Ольга стала ему помогать – вытирать и расставлять по полкам тарелки и чашки, непропорционально многочисленные для такой маленькой компании. Я начала делать омлет, пожалуй единственное для чего находились достаточно ингредиентов в этом бедламе, и варить кофе. Меньше чем через полчаса залежи посуды исчезли, свежий воздух через открытую форточку разогнал переспелый дух остатков вчерашней еды. Запах только что сваренного кофе приятно щекотал ноздри. Мы все почувствовали себя посвежевшими и отдохнувшими. Лишь осторожная пауза при посадке на кухонные табуретки (что заставило нас с Ольгой многозначительно переглянуться и обменяться хитрыми улыбками заговорщиков) напоминала о наших проказах и вчерашней экзекуции, доставшейся нашим филейным местам.
Мы ели нежный, чуть тающий омлет, с сыром и ломтиками помидоров, и пили крепкий бодрящий кофе. Меня почему-то развеселила мысль как больше всего эта сцена напоминает семейную идиллию – в такой необычной ситуации, в присутствии третьей персоны, которая не нарушала а наоборот, кажется, цементировала её. Мы с Виталиком не часто просто так сидели за завтраком, никуда не торопясь, потягивая свежий, ароматный, тщательно сваренный кофе. Обычно утром надо было куда-то спешить, я наскоро хватала куски и отправлялась прихорашиваться к зеркалу. Виталий зачастую тут же начинал собирать какие-то бумажки, готовясь убежать в свою контору, или со своей тарелкой и чашкой отправлялся к компьютеру. Когда выдавалось свободное утро, так что не нужно было никуда торопиться, мы тоже не могли спокойно усидеть на месте. Я начинала ёрзать, прыгала Виталику на колени, мы целовались и тискались в течении нескольких минут, но затем опять-таки разбегались в разные комнаты по своим делам.
Теперь же мы все втроём сидели за скромным но вкусным завтраком, легко, непосредственно болтали о всякой ерунде, не торопясь и не заботясь ничем. Нам с Ольгой послезавтра предстояли экзамены (по разным предметам), к которым ещё нужно было готовиться. Постепенно разговор перешёл на эту, не самую приятную, тематику. Наконец последняя порция кофе была выпита. В комнате воцарилась чуть заметная неловкость, неопределённость в том что предстоит делать дальше.
- Ну, мне наверное пора идти, - с едва ощутимой ноткой разочарования, наконец, выдавила из себя Ольга.
Мы с Виталиком промолчали. Последний час среди нашей болтовни я размышляла, когда же во мне всё же проснётся ощущение жгучей ревности, защиты территории. Я даже про себя примеряла на Ольге мстительную агрессивность, которую иногда ощущала к другим знакомым девчонкам, особенно тем кто лип к Виталию слишком нагло, без всяких тормозов. Вот я протягиваю руку, резко хватаю в пригоршню эти мягкие светлые волосы, дёргаю их с такой силой что голова летит к стенке как волейбольный мяч, слышится очумелый пронзительный визг. Я отпускаю волосы, размахиваюсь. Как выстрел, заглушая крик, раздается сильнейшая пощёчина, ладонь пронизывает сладкая боль... Но ощущение так и не приходило. Кровь не приливала к вискам, рука не напрягалась чтобы взметнуться хлёстким ударом, смять, раздавить обидчицу... Я ловила себя на мысли что мне приятно просто смотреть на Ольгу, что-то болтающую и жестикулирующую напротив от меня. Если и хотелось схватить её за волосы, то чтобы ласково притянуть, прижать к груди как любимую мягкую игрушку. Как нелепо, странно всё это...
И всё же во мне боролись противоречивые чувства – желания продолжить эту минуту, этот приятный домашний уют и растворённую в воздухе нежность и расслабленность, и с другой стороны где-то тлеющий инстинкт обычного собственичества, стремления вернуться в привычные объятия Виталика, не разделяя больше их ни с кем. Оля встала и пошла собирать свои вещи, звонить куда-то по поводу будущего экзамена. Мы с Виталиком переглянулись. На его лице я увидела такую же неуверенность какую испытывала и сама. Ему тоже не хотелось отпускать Олю, но он не хотел делать что-либо что могло вызвать мою ревность. Я же сама ничего не могла решить, и просто плыла по течению. Я быстро собрала посуду и тоже пошла одеваться и собираться. Виталик произнёс что-то о необходимости выйти проветриться на улицу нам всем, и пошёл одеваться в большую комнату.
Оля разговаривала с кем-то по телефону, кажется безуспешно пыталась узнать у кого-нибудь информацию о экзамене. Около неё на кровати лежала расчёска, пудреница и какие-то ещё мелочи и бумажки составлящие содержимое её сумки.
- Мы решили пойти погулять, заодно и тебя проводим, - сообщила я ей.
Мы все втроём вышли на улицу, на морозный день. Пронизывающий ветер нёс мелкую снежную крошку. Нам всем, наверное, не хотелось никуда торопиться. До метро было минут пятнадцать ходьбы, и обычно мы ездили до него на трамвае, но сегодня с удовольствием пошли пешком. После долгого пребывания в помещении, пропитанном запахами еды и алкоголя, холодный ветер освежал и просветлял голову. Мы неторопливо шли мимо киосков и магазинов, всё ещё празднично украшенных с рождественских и новогодних праздников. На полпути к метро, чуть в стороне, находился небольшой парк с озером. Ноги как будто сами повернули туда, в сторону парка, не вызвав возражения ни у кого из нас.
Озеро было покрыто толстым льдом и поверх него густо заметено снегом. Мы так давно не были в этих местах, всё время торопясь в институт или по другим делам. Последний раз я прогуливалась здесь ещё осенью, когда только начинали желтеть листья и ярко-красные гроздья рябин венчали многообразие сезонной расцветки – от густо-синей воды до отступающей, но ещё сочной зелени уходящего лета, до желтых, коричневых и бардовых кончиков крон деревьев и кустов, обволакивающих со всех сторон эту оставшуюся зелень, облепляющих её как цветастые рекламные листы, анонсирующие неминуемое приближение холодного сезона.
Теперь же здесь царили только два цвета оставшихся в природе. Чёрные чугунные решётки окаймлявшей озеро набережной, чёрные штрихи голых веток на фоне серого неба, чёрные пятна льда незаметённого снежным порошком. И белый, белый снег - покрывающий застывшую воду, дорожки и газоны в парке, пушистыми гирляндами лежащий на деревьях. Несмотря на однообразие красок это было очень красиво, и я по настоящему наслаждалась зимним пейзажем пока мы шли вдоль набережной. Мы проходили мимо череды ледяных скульптур, вырезанных кем-то ещё к Новому году, мимо одинокой печальной снежной бабы, скатанной, видимо, ещё неделю назад и успевшеё пообветриться и наклониться.
Я любила середину зимы, это время настоящего снежного изобилия, с рождественских праздников до середины февраля - до того как высокие сугробы покрываются чёрной копотью и начинают источать из себя грязную жижу, тонким слоем покрывающую все улицы. Потом, к началу апреля, все остатки зимы исчезали, и теплеющий с каждым днём ветер поднимал оставленную снегом пыль, швырял её в лицо, делал кожу сухой и натянутой. Все девчонки начинали возбуждённо обсуждать предстоящее лето, моды нового сезона, из шкафов доставались тонкие цветастые платья и купальники. А я на эту пару недель мечтала оказаться обратно в январе, закутанной в тёплый уютный мех, с хрустом снега под ногами, со щеками горящими от мороза а не покрытыми колючей коркой прилипающей пыли.
Иногда мы с Виталиком ходили кататься на горных лыжах на трассу неподалёку, минутах в пятнадцати на автобусе. Лыжи и ботинки мы занимали у наших знакомых – они подходили далеко не идеально, но вполне сходило для нашего весьма не профессионального уровня. Я не могла похвастаться большими успехами, но всё равно любила бывать на склоне. Ощущение было в чём-то подобно пляжу – туда приходишь в том числе и потолкаться среди людей, посмотреть на другие тела. Это было даже лучше чем на пляже – там все изьяны были выставлены напоказ, бросались в глаза. На лыжной горе, вместо толстых животов и обвислых грудей, всё было упрятано в шикарные разноцветные куртки и комбезы, с каждым разом появлялось всё больше дорогого, привлекающего взгляд обмундирования. Я засматривалась по сторонам, нередко падала на кочках и предательских, засыпанных снегом ледяных проплешинах. Но это было даже к лучшему. Виталик обычно ехал сразу после меня и тут же приходил мне на помощь. Он был неотразим в эти моменты: на большой скорости совершал изящный пируэт, разворачивался поперёк склона и останавливался в полуметре от меня, посылая вниз целую лавину снежных брызг. Он сразу же протягивал свои сильные руки, способные мгновенно поднять меня в исходное положение. Я краем глаза замечала завистливые женские взгляды вокруг – от четырнадцатилетних пигалиц на сноубордах, каждые десять секунд утыкающихся в снег чтобы визжать и барахтаться там с такими же худосочными бойфрендами, до молодящихся сорокалетних матрон, медленно виляющих вниз по склону. Всё это было замечательно. Несмотря на жмущие ботинки и ноющие от усталости коленки мне не хотелось останавливаться. Мы катались пока не замерзали окончательно, и пока я не чувствовала что едва могу поднять руки от голодной ноющей пустоты в животе.
Сейчас мы продолжали идти вдоль озера, то и дело отворачивались от позёмки, всё время стремящейся насыпать снега в щели одёжек. На пути нам то и дело попадались полоски гладкого льда, на которых обычно любят кататься мальчишки. Никуда не торопясь, мы растягивали время прогулки, останавливались и скользили сами по этим чёрным дорожкам. На одной, самой длинной из них, Виталик, дурашливо хвастаясь своей ловкостью, разогнался как мог и быстро проехал по зеркально гладкому льду, чуть припорошённому снежной крошкой. Мы с Ольгой стояли в самом конце по обе стороны дорожки. Проезжая мимо, он попытался обнять нас обоих за талии и утянуть за собой. Не рассчитав свою скорость, он подскользнулся на льду и плюхнулся вниз, увлекая нас туда же. Мы все трое повалились в кучу, медленно дрейфующую по ледяной полосе. Оля и я завизжали, пытаясь освободиться от его рук, молотя его сверху упрятанными в перчатки кулачками. Через несколько секунд нам удалось подняться и мы с Ольгой, торопливо сминая попадающийся под руку свежий снег, стали кидаться в лежащего Виталика снежными комками. Он старался изобразить возмущение, закрывался от нас руками, кидал в нас в ответ плохо сминающимся снегом. В конце концов мы со смехом и воплями снова повалились на него, окончательно повергнув и оставив его беспомощно лежать на льду.
Через минуту мы все поднялись, расправляя одежду и отряхиваясь от снега. Это было хорошей встряской, согревающей от холодного ветра. Мы продолжали идти к метро, шушукаясь с Ольгой, заглядывая в витрины магазинов. У метро как всегда, даже в самую холодную погоду, стояла толпа бабулек, продающих всякую снедь, бесконечная череда киосков и развалов. Из окошка с видео и аудио кассетами доносилась какая-то незнакомая попса. Мы неторопливо бродили по рядам этого базарчика. Я давно хотела купить себе новые шерстяные варежки ручной вязки и внимательно оглядывала разложенный на прилавках товар. Я высматривала, щупала мягкую шерсть, но мне всё что-то не нравилось, и я никак не могла решиться на такую совсем ерундовую покупку. Наконец мы добрались до раскачивающейся стеклянной двери, означавшей вход в подземелье и конец нашего маршрута.
У самого входа в метро Ольга, доставая из сумки проездной, обнаружила что забыла у нас кошелёк с записной книжкой – по-видимому у телефона, когда она пыталась получить информацию о своих экзаменах. Мы стояли в растерянности, не зная что делать дальше. Я была не вполне уверена что всё это получилось случайно. Но сейчас, как ни странно, я вовсе не была обижена на Ольгу, даже если за этим стояли заготовленные хитрости и коварства. Виталик наконец нашёлся:
- Ладно, никуда ты сейчас не поедешь. Мы вернёмся обратно, заодно нужно отогреться немножко. Попьём чаю, соберёшь всё что забыла, тогда уже поедешь к себе.
Возвратиться в тёплую комнату, согреться после долгого гуляния на холоде, в действительности нужно было нам всем. Оля особенно, больше всех, производила такое впечатление. Я только сейчас обнаружила как легко она была одета для сегодняшней погоды. На ней была коротенькая шубка, под которой не было даже свитера – в расчёте на вчерашний день, более тёплый и осенне-пасмурный. Маленькая вязаная шапочка и красные наушники были покрыты тающими снежными блёстками, они едва ли зашищала от сегодняшнего холодного ветра. Её обычно белое, с тонкими чертами лицо светилось морозным румянцем на щеках.
- Слушай, ты же простынешь совсем. Надо сейчас же быстрее вернуться и пока как следует не отогреешься, никуда тебя не отпустим, - с неожиданной материнской заботливостью накинулась я на неё.
Оля сама, наверное, была готова к этому. Домой мы возвращались на трамвае, торопясь в тепло, наконец прочувствовав как мы все окоченели от долгого гуляния. Я проверила время - оказывается мы бродили по улицам больше двух часов. Скоро начнёт темнеть и наступит очередной долгий зимний вечер. Гулко звеня колёсами, трамвай быстро довёз нас до знакомой остановки. Мы торопливо зашагали к дому, стремясь побыстрее попасть в привычное тепло, возвратиться к тому уюту, который нас окружал сегодня утром. Не дожидаясь лифта, почти бегом, обгоняя друг друга, мы добрались по лестнице до нашего третьего этажа.
Когда мы вошли в нашу квартиру, разогретый воздух душно повеял в лицо, заставил меня с дрожью передёрнуться после уличного мороза. Мы топтались в тесном коридоре, отряхивая последние снежные крупинки, стягивая свои перчатки, шапочки. Виталик повернулся к нам и потянулся снимать Олину шубку и мой пуховичок – одновременно с нас обоих. Кажется он уже почти автоматически приучился раздваивать все свои действия, уделять нам обоим как можно более равное внимание. Ничего, скоро придётся отвыкать от такой халявы. Впрочем мысль эту я не успела закончить.
Виталик методично расстёгнул наши пуговицы и, забравшись руками внутрь, под верхние одёжки, с силой притянул нас к себе. Мы обе слегка взвизгнули от неожиданности. Его крепкие, почти удушающие обьятия в ещё висевшей на нас тёплой одежде, создавали приятный контраст с морозной свежестью его щеки, влажной от растаявших снежинок. После некоторых усилий ему удалось окончательно выпростать нас из меха и пуха в который были завёрнуты мы с Ольгой. Моя куртка и Олина шубейка упали тут же рядом, на пыльный паркетный пол коридора. Виталик стиснул нас обоих ещё сильнее, и чуть наклонился сам, так что все наши лица касались друг друга. Я почувствовала совсем холодную, но невероятно гладкую щеку Ольги прильнувшую к моей. Моя вторая щека приникала к чуть более тёплой, замшево-шершавой и немножко колючей, совсем по другому пахнущей щеке Виталия. Это было непередаваемое сочетание, наполнившее меня теплотой и желанием. Я ловила своим ртом попеременно Виталины и Олины губы. Моя рука полезла Виталику под свитер, ощущая его сильное тело, спустилась к самому низу спины, проникла в тугую щёлку под ремнём брюк, сжимала и гладила его ягодицы. Я так любила ощупывать его в этих местах. Его кожа, отдававшая приятным холодком, была гладкой и нежной, почти женской, но под ней явственно чувствовались тугие тренированные мускулы, напряжённые и играющие под моей рукой.
Кажется эта хулиганская мысль пришла Ольге и мне одновременно. Чуть отстранившись от Виталика мы вместе стали оглаживать его по плечам, груди, постепенно спускаясь ниже. Через минуту наши с Ольгой руки сомкнулись на молнии его брюк, нетерпеливо расстёгивая её, путаясь и мешая друг другу. Мы фыркали и хихикали от собственной наглости и неловкости. Виталик, несколько опешивший но начинающий понимать что мы затеяли с ним проделать, совсем не сопротивлялся, легко положив обе руки нам на плечи. Наконец молния и пряжка ремня поддались и мы победно стали стягивать с него штаны. Вместе с Ольгой мы опустились на колени, прямо здесь, на грязном полу коридора, в зимних сапогах с каплями и разводами от растаявшего снега. Сгорая от вожделения, мы сейчас не обращали внимания на такие мелочи.
Спустив с него брюки и трусы до колен, моему и Ольгиному взору предстал его член, только начавший пробуждаться от наших не слишком согласованных действий. Ольга снова опередила меня, уверено взяв его в свою руку, стала медленно поглаживать, проводя от головки до основания. Я мягко но настойчиво положила ладонь сверху на Олину, касаясь Виталиного органа в местах свободных от её рук. Мы стали ласкать его вместе, перебирая пальцами, легкими касаниями трогали его плоть. Я постепенно отвоёвывала свою территорию. Виталин орган, не очень восприимчивый вначале, набухал и становился твёрже. Я склонилась ближе к нему и дотронулась до его головки кончиком языка. Оля тут же оказалась рядом, проводя своим язычком в сантиметре от моего. Увлекшись игрой, мы дразнили, щекотали его, пробовали губами его всю длину. Виталик, явно довольный ситуацией, почти не шевелился и предоставлял нам полную свободу действий. Оля захватила сбоку губами его ствол, посередине между головкой и основанием, и медленно проводила ртом взад и вперёд. Я тоже дотронулась до него губами и начала нежно, едва касаясь и обильно увлажняя путь слюной, погружать её внутрь моего рта. Мои и Ольгины пальцы продолжали гладить его в свободных местах. Я не выпускала Виталин член изо рта, водила им внутри, перекладывала его с одной стороны на другую, пробуя языком каждую клеточку горячей набухшей плоти. Иногда я уступала Ольге большую часть его длины, но сохраняла контроль над самым кончиком, не вынимая его из моих губ. Потом опять забирала внутрь на максимальную длину, пока он не упирался мне в горло, затыкая его как пробкой, заполняя меня грубой силой, заставляя подчиняться и одновременно контролировать её. Я никогда ещё не брала его внутрь так глубоко, у меня иногда перехватывало дыхание и приступ тошноты поднимался вверх по горлу. Это ещё больше возбуждало меня, заставляло концентрироваться и использовать всё моё умение.
Несколько раз мне удавалось поднять глаза и взглянуть на Виталия, стараясь придать своему лицу как можно более змейское и вызывающе-бесстыдное выражение. Кажется, для него это было уже слишком. В его глазах светилась отрешённость, полное подчинение доставляемому ему удовольствию. Я почувствовала что Виталик скоро кончает. Его фаллос был большим и твёрдым как никогда, и я ощущала губами пробегающие по нему пульсации. Бедная Ольга прижалась ко мне щекой, касалась его губами и языком, пытаясь перехватить у меня объект нашего обоюдного внимания. Фигушки, на этот раз он достанется мне. Я плотно обхватила его губами почти посередине, продолжала энергично облизывать языком его гладкую упругую головку, стараясь не задевать зубами чувствительную кожу.
Виталик ухватил рукой прядь моих волос и стал толкать свой член вперёд и назад как поршень. Я не успела ещё приспособиться к его более частому ритму, как горячая струя хлынула мне в рот. От неожиданности я немножко поперхнулась, закашлялась, приоткрыла рот и сперма стала стекать вниз по моим губам. Издав глубокий стон, Виталик вытащил фаллос из моего рта и начал энергично накачивать его в руке, прижимать и тереться головкой о мои и Олины щёки и губы, оставляя на них густые капли белого как снежинки семени. Мы охотно помогали ему, трогая и облизывая губами и языком. Через минуту он был осушен до конца и успокоенно, как и вначале, повис перед нашими глазами.
Мы с Ольгой поднялись с колен и, слегка пошатываясь от медленно проходящего возбуждения, вместе прислонились к Виталику, крепко обнявшему нас обоих. Мне стало жарко в шерстяном свитере. От уличного мороза и зимнего румянца на щеках не осталось и следа. Даже Оля, продрогшая на ветру и стоявшая рядом в своей тонюсенькой блузке, сейчас выглядела отогревшейся и разомлевшей – с распушившимися волосами, расстёгнутыми верхними пуговицами. Хотя на этот раз ей досталось немножко меньшая роль, она умиротворённой послушной кошечкой нежно улыбалась Виталику. Видимо заметив это, он обнял её сильнее, ещё раз прижал к себе, погладил по волосам и поправил её сбившуюся блузку.
Напоследок он ещё раз благодарно поцеловал сначала меня потом Олю и отправился на кухню ставить чайник. Мы с Ольгой пошли в ванную. Растрёпанные, со следами только свершившегося любовного действа на наших щеках и губах, мы не могли без хихиканья и смущения смотреть друг на друга. Наполовину шутя, я высказала Ольге свои сомнения насчёт того, стоит ли смывать остатки спермы с лица или использовать их вместо крема – есть достаточно правдоподобная теория (хотя сама я относилась к ней скептически) что это полезно для кожи. «Почему бы и нет? », подхватила эту мысль Ольга и стала на полном серьёзе энергично размазывать по всему лицу виднеющиеся на щеках несколько прозрачных капелек. Я прыснула в кулак и стала проделывать то же самое. Не без удовлетворения отметив что на мне самой этих следов значительно больше, я даже поделилась животворным материалом с Ольгой, торжественно преподнеся ей большую каплю на кончике пальца. Этот подарок был с благодарностью принят и вызвал маленький взрыв её заливистого, тонкого смеха – к которому я уже стала чувствовать неподдельную нежность, как к связанному с самыми необыкновенными но приятными минутами последних двух дней. Я удивилась про себя насколько быстро я привыкла к Ольге. Кто же подстроил такую ситуацию – Ольга, Виталий, я сама? Было ясно, что сегодня она уже никуда не поедет, а о том что будет завтра, мне не хотелось сейчас размышлять.
Причесавшись и расправив помятые одёжки мы прошли на кухню. Виталик уже заваривал чай и разложил на столе вчерашние остатки печенья и конфет, свежие, тонко порезанные дольки лимонов, источавшие приятный аромат заглушающий неотступно следовавший за нами сексуальный запах от всех наших тел. Мы не преминули доложить Виталику о проделанной процедуре. Невероятно гордый собой, он заявил что готов проделывать это хоть каждый день, поставляя нам необходимое количество материала в качестве очищающе-увлажняющего крема. Я смерила его уничтожающим взглядом. Он снова обнял нас обоих и, перейдя с шутливого чванства на благодарно-нежный тон, стал разглагольствовать перед нами о том как он давно и втайне мечтал (в этом я не сомневалась) получить от таких милых, красивых, замечательных женщин то что мы проделали для него сегодня. Я прыгнула к нему на колени и назидательно заявила чтобы он не сильно раскатывал губы по этому поводу на будущее, после чего рассмеялась сама и прижалась лицом к его груди, чувствуя как ласковые руки вновь приятно гладят мне волосы.
Мы пили горячий, свежий чай, ели оставшиеся сладости, болтали о том и о сём. В конце концов мыслям пришлось возвратиться к дурацкому предстоящему экзамену, к которому нужно было ещё серьёзно готовиться и мне и Ольге. У неё, как выяснилось, была с собой в сумке тетрадка с конспектами где содержалась большая часть материала, поэтому она могла не возвращаться в общагу. Похоже что Ольга очень даже основательно приготовилась, собираясь к нам в гости.
За окном уже было темно, а мы ещё ничего не успели, продолжая расслабленно сидеть и допивать остывающий чай. Никому не хотелось заниматься учебниками, и я невольно старалась придумывать себе какое-нибудь дело, чтобы оттянуть зубрёжку. Занятие, впрочем, нашлось - нужно было как-то приодеть Ольгу. Несмотря на моё тлеющее подозрение о том что она заранее расчитывала задержаться у нас больше чем на один вечер, у неё не было никакой смены одежды. Я могла предоставить её кое-что из своих вещей, но сначала нужно было постирать имеющиеся в наличии тряпки - мои собственные и те что были на ней. Я заставила Ольгу полностью раздеться и бросить своё бельё и блузку в нашу крошечную стиральную машину стоящую в ванной. Туда же я стала кидать и свои шмотки. Мы стояли голышом в ванной комнате, запихивая наши одёжки в круглый пластиковый барабан. Проходивший мимо Виталик, естественно, не мог пропустить такое зрелище, и тут же с похотливой улыбкой снова направился к нам. Я решительно оттолкнула его, заявив чтобы он не приставал к нам пока мы не справимся с этими прозаическими хозяйственными обязанностями. К моему удивлению, он послушно ретировался.
Но совсем прогонять его вовсе не входило в мои планы, и Ольгины тоже, судя по её торопливым, слегка озабоченным движениям. Закончив загрузку и запустив машинный цикл, я достаточно громко, чтобы было слышно во всех комнатах даже за шумом стиральной машины, провозгласила: «Теперь можно! ». Мы подождали несколько секунд. Виталик не появился. Ольга и я переглянулись. Наши взгляды взаимно скользнули по обнажённым, уже снова начинавшим изготавливаться для любви, телам друг дружки. Мы застыли в нерешительной паузе, продолжавшейся несколько секунд. Но вот дверь в ванную отворилась и Виталик показался в проёме. Всё-таки он услышал мой призыв.
Он вошёл к нам в одних брюках, уже сняв рубашку, заполнив пространство перед нами своей мускулистой грудью, с пушистым начёсом посередине. Мы стояли перед ним голышом, одновременно покорно и вызывающе. Ольга и я были похожи на два аппетитных плода, налитые соками и лоснящиеся от спелости, готовые к тому чтобы быть сорванными и выжатыми надвигающейся на нас машиной. Эта операция не заставила себя ждать. Виталик обхватил и крепко сжал нас обоих за талии. Вновь мы все вместе сплелись в тесных и жарких объятиях. На этот раз он действовал жадно и агрессивно. Его губы попеременно покрывали мой и Олин рот, засасывали, почти кусали наши губы, постепенно опускаясь ниже – на белые шеи, где впоследстии должны будут вспыхнуть густо покрасневшие следы его страстных прикосновений. И, наконец, на наши груди, почти сомкнутые вместе в его объятиях. Он стал неторопливо, с аппетитом исследовать их губами и руками – целовать, мять и гладить все четыре экземпляра оказавшиеся в его власти – мою пару, чуть побольше и сочнее, которые я никогда не стыдилась подчёркивать и выпячивать под одеждой, как для него так и для прочих любопытных мужских взглядов. Олины груди рядом с моими казались маленькими и почти детскими, но такими отточенно-аккуратными, с их тонкими твёрдыми сосками, они так же представляли живейший интерес для глаз и рук.
Основательно пройдясь по всем нашим выпуклостям, руки Виталика заскользили ниже, с пронизывающей щекоткой скользнув по моему животу и наконец найдя влажную щель между ногами. И я и Оля охотно помогали, пропуская его руки внутрь, мягко зажимая их там своими бёдрами, и одновременно всё крепче прижимаясь к его телу. Пальцы Виталика вскоре оказались внутри нас, уже привычно раздвигая легко поддающиеся стенки моего и Олиного отверстий. Ольга и я продолжали целовать его в обе щёки, приподнимались на цыпочках чтобы дотянуться до его лица, и вновь опускались вниз, насаживаясь на его проникающие в нас ладони. Мои ноги дрожали от возбуждения и быстрых движений и вибраций Виталиных пальцев внутри меня, почти машинально подгибались и снова выпрямлялись, разжигая саму себя всё сильнее.
Затем он снова обхватил нас за плечи, развернул задом к себе и поставил, сначала меня потом Ольгу, опираться руками на край ванны. Он снова погрузил в нас свои пальцы, заставляя наши ноги дрожать и извиваться от удовольствия. Я была уже возбуждена до предела, со жгучим нетерпением ожидая завершающего действия. Но Виталик на этот раз сначала вошёл в Ольгу, которая громко ойкнула и подалась вперёд, напряжённо выгнув тонкую спину. Обида и ревность слегка кольнули меня – я так хотела его в себе, что казалось, не могла больше выдержать и несколько секунд. Хотя его пальцы находились внутри меня и энергично манипулировали там, заставляя мой зад раскачиваться из стороны в сторону, мне не терпелось чтобы он взял меня по настоящему. Ольга, тоже раскачиваясь в такт Виталиному фаллосу, повернулась ко мне и вожделённо впилась губами в мою грудь. Я уже испытывала силу её тонких, но необыкновенно цепких и твёрдых губ на своём теле, и сейчас они напрочь прилипли ко мне, быстро нащупав мой затвердевший кончик и словно присоской захватив его. Мне было больно но ужасно приятно, и я прижала Олину голову к себе. Хотя Виталик на этот раз начал с неё, по крайней мере я могла заставить её подчиняться моим рукам. Крепко схватив Олю за волосы я оторвала её губы от моей правой груди, и подставила ей для укусов и засосов такой же напряжённый левый сосок.
Виталий вскоре кончил в неё, заставляя её голову ещё сильнее вжаться в моё тело, теперь посередине между моими вспухшими от возбуждения и укусов грудями. Уткнувшись в меня, Оля всхлипывала от удовольствия. Я держала её за волосы, почти удушая, вдавливала в себя с клокочущей смесью ярости и нежности. Через несколько секунд Виталик отпустил Ольгу и, не останавливаясь, тут же вошёл в меня, сильно охватив руками мои бёдра. Он был уже не таким твёрдым, но зато я была полностью готовой к нему и истекала своими соками, так что он без усилия проскользнул внутрь и стал как поршень ходить во мне, раздвигая мою плоть во все стороны. Я отпустила Ольгу и оперлась руками на край ванны. Виталик подминал меня своими страстными движениями, хватал и дёргал меня за плечи, за волосы, с силой сжимал руками мои бёдра и ягодицы. Я в свою очередь выгибала спину, прижимала свой зад к Виталику. Оля опустилась на колени и тоже начала оглаживать мои бёдра и низ живота. Она была очень нежна, не то что я с ней всего пять минут назад - почти вырывая её волосы и едва ли не свернув шею, хотя ей, по-видимому, нравилась большая часть из этого репертуара. Сейчас она просто обхватила прижатые друг к другу моё и Виталино бедро обеими руками и стала целовать их с внешней стороны. Я снова чувствовала восхитительный контраст её нежности с силой и напором Виталиного тела. Как и раньше она пару раз помогла рукой засунуть обратно его член, выпадавший из моей скользкой и до предела расширившейся дырки. Через несколько секунд Виталик кончил, почти опрокинув меня в ванную, колебания его фаллоса продолжались во мне, но становились менее напряжёнными, уменьшались в размахе. Приятное удовлетворение разливалось во мне, руки и ноги постепенно слабели и начинали немного подрагивать. Я повисла на Виталиных руках, едва не падая на пол.
Он поднял меня за талию и прислонил спиной к себе. Его руки теперь очень мягко, без болезненных щипков и нажимов оглаживали мой живот, поднимались до груди, задерживаясь там на несколько секунд, и отправлялись дальше по моему телу. Я безвольно, в блаженной полудрёме висела на нём, отклонив голову назад на его плечо. Стиральная машина продолжала жужжать и клацать.
Оля поднялась с колен и тоже прислонилась ко мне. В этот момент я испытывала пожалуй самую большую нежность к ней за всё это время. Я обвила свои руки вокруг неё, и прижалась губами к её коже. Я гладила её легко и неторопливо, без томительного напряжения и быстро сгорающей страсти.
Мы залезли в душ. Виталик включил воду и поливал наши тела, оглаживал их куском мыла и смывал пену. В его действих теперь чувствовались просто добродушие и теплота, желание быть нужным и отблагодарить нас за доставленное ему наслаждение. Я удовлетворённо расправляла тело под струями тёплой журчащей воды, отвечала взаимностью, помогала намыливать и Ольгу и Виталия. На этот раз мы не стали совершать какие-то новые безумные выходки, а просто вытерлись и переоделись выйдя из душа. Я одела Ольгу в длинное домашнее платье подаренное ещё моей мамой (единственный из её презентов который я могла носить с удовольствием), и сама закуталась в свой халат.
Виталик уселся за компьютер, а мы с Ольгой наконец-то приступили к занятиям. Ольга устроилась на кровати в нашей спальне, засунув ноги под одеяло и взяв свои конспекты. Я осталась на кухне, обложившись учебниками и тетрадями.
Виталик помог мне приготовить вкусный, бесхитростный ужин – жареную картошку с остатками курицы и свежим хлебом за которым он не поленился спуститься в магазинчик в соседнем доме. На этот раз он не дал нам долго рассиживаться и заставил опять разойтись по комнатам и продолжать готовиться к экзаменам.
Меня хватило лишь на полчаса. Осторожно, чтобы печатающий свои программы Виталик ничего не услышал, я проскользнула в спальню. Ольга скрестив ноги сидела на кровати и что-то быстро записывала в тетрадь. Я пристроилась к ней рядом. Она посмотрела на меня испытывающе, немного вызывающе. Мы застыли в неловкой паузе. Оля протянула мне свою тонкую руку, дотронулась до моей, я ощутила осторожное прикосновение её пальцев. Потом мы одновременно отдёрнули руки, сжав их обе в кулачки, будто желая сохранить твёрдость, почти растаявшую при касании наших ладоней. Мы начали ничего не значащую болтовню.
Через несколько минут появился Виталий и, с видом надсмотрщика обнаружившего что вверенные ему батраки сачкуют, набросился на нас и стал выгонять меня продолжать готовиться к экзамену. Я пыталась возражать, небрежно и очень независимо бросила ему «Да пошёл ты... ». Он не стал пререкаться, просто взял меня за руки, стащил с кровати и отволок на кухню. Сделал он это с таким уверенным и деловым видом, что я не успела не только посопротивляться, но даже выразить показное возмущение таким произволом.
Впрочем, заниматься экзаменом действительно было необходимо. У меня оставался один полный день и, казалось бы, достаточно времени чтобы чувствовать себя вполне сносно. Я все-таки была не на первом курсе, и имела огромный опыт сдачи всевозможных экзаменов и зачётов. Но в голове была полная каша, а события последних двух дней совсем выбили меня из колеи. С каждым часом я ощущала что знаю все меньше, и последние остатки уверенности испарялись как разлитый нашатырь, наполняя окружающее пространство удушающей неопределённостью и парализующим страхом.
После двух часов безнадёжных попыток собраться с силами я бросила эту затею совсем. Голова всё равно не работала. Я страшно устала, и отправилась на кухню ставить чайник. Ольга тут же присоединилась ко мне.
Попутно мне удалось выяснить довольно существенную деталь, которая с беспокойством зудела у меня в голове с сегодняшнего утра. Мы совершенно забыли о каких-либо средствах предохранения. Мой собственный цикл закончился за день до Олиного приезда, и я чувствовала себя в безопасности. У неё, похоже, тоже было пока всё нормально – она наоборот ожидала наступления цикла со дня на день. Надеюсь что так, при всём безумии наших приключений последних двух дней, я думаю что никто бы из нас не хотел дополнительных осложнений.
Через полчаса мы втроём уселись за стол. Виталик несколько размяк и раздобрел, что было свойственно ему, как и всем мужчинам, после приёма пищи. Он больше не пытался изображать из себя строгого воспитателя и даже обьявил что на сегодня хватит уроков и надо отдохнуть. Мы пили чай, болтали и шутили. Заметив аппетитные взгляды которые Виталик нередко бросал на Ольгу, я стала с напускной ревностью подначивать его:
- Интересно, почему мужики обычно предпочитают блондинок, а не брюнеток?
- Почему же? Я, например, мою брюнетку очень даже предпочитаю кому угодно, - он ласково посмотрел на меня. Я приятно зарделась, – Но и среди блондинок тоже встречаются ничего, - теперь он перекинул взгляд на Ольгу, хитро улыбнувшуюся в ответ.
Он тут же начал разглагольствовать по существу заданного вопроса.
- Блондинки, с волосами телесного цвета, кажутся более обнажёнными, готовыми, заманивающими для секса. Когда у них ещё к тому же светлые, голубые глаза, почти прозрачные, представляешь, как будто она не просто голая, а ещё просвечивающая насквозь, что у неё не только одежда, но и внешняя кожа снята, как у линяющих ящериц, всё открыто или вывернуто наизнанку, полностью доступно, только надо взять...
Оля нетерпеливо всплеснула руками и вмешалась со своей теорией:
- Фигня это всё. То есть не совсем фигня, но я бы сказала по-другому. Блондинки просто такие мягкие, более податливые, похожи скорее на вещь, как гипсовая скульптура или фарфоровая статуэтка, чем на одушевлённую личность, - Я, удивлённо поморщивщись, посмотрела на неё. Это она, интересно, себя саму считает более «неодушевлённой» чем меня? Вообще-то я не заметила в ней излишней склонности к самоуничижению. Может быть она так пытается ещё более подлизаться, устранить любое недоверие с моей стороны... Тут Ольга, не слишком подтверждая мои предположения, бросила на меня весьма ехидный взгляд и продолжала:
- Мужики же, они в целом трусоваты, боятся связываться с личностью, а не с послушной заводной куклой. Брюнеток – с такой роскошной чёрной гривой, смуглой кожей, можно легко представить амазонками, воительницами, активными героинями какого-нибудь крутого приключенческого боевика. А что может ассоциироваться с блондинкой? Резиновый манекен, кисейная Барби, или жалкая, дрыгающая ногами цаца, которую тащит в пещеру какой-нибудь кривоногий одноглазый великан или Кинг-Конг, и которую будет выручать главный герой-любовник – такой же туповатый красавчик с квадратной челюстью и одним мускулом в голове на месте извилин...
Ольге явно нравилось распространяться на эту тему. Она с увлечением тараторила:
- Почему обычно говорят про брюнетку что она «жгучая»? Обжигающая, опасная, фам фаталь, не подходи – ужалит! А блондинки бывают преимущественно «знойными» - такими ленивыми, как жаркое лето на пляже, растёкшимися как перестоявшее мороженое – фу!
- А как же легендарные валькирии, всякие белокурые бестии? – иронично поддевала я её. Ольгу этот вопрос озадачил не более чем на пару секунд:
- Ха! Из всех мифов и преданий народов мира это самые мифические, феерические, далёкие от любых реальных прототипов. Ты можешь представить что-то подобное на самом деле или вспомнить какой-нибудь приличный киношный сюжет на эту тему? Я думаю, трудновато будет. А тематика амазонок, вампов с лоснящимися чёрными гривами, или даже сирен южных морей и темперамента гораздо интереснее и представимее... Не так ли? – обернулась она к Виталику.
Для Ольги это, похоже, было одним из любимых коньков. Интересно, ей вообще не нравятся другие светловолосые девицы, или её собственный облик? Я вспомнила, как на втором курсе Ольга ходила пару месяцев выкрашенная в огненно-рыжий цвет. Наверное пыталась бежать от своего вида податливой слабой блондинки. По-моему это совсем не шло ей. Я тогда не особенно дружила с Ольгой, и иногда отпускала очень едкие замечания среди наших знакомых по поводу её странных экспериментов. Она сама, кажется, вскоре поняла бесперспективность этой затеи и возвратилась к нормальному облику. Мне она нравилась сейчас гораздо больше, в песочно-кремовом виде. Её довольно короткие волосы аккуратно облегали правильную форму головы, струящиеся и лёгкие, чуть-чуть растёпанные в нескольких местах, с едва заметным нарушением идеальной укладки. Она выглядела грациозной и женственной, но вовсе не податливой и пассивной.
Мы ещё долго обсуждали различные гипотезы, спорили, хохотали, продолжая уплетать чай с конфетами. Я уже давно не получала столько удовольствия от такой, казалось бы совершенно нелепой болтовни.
Виталик кокетничал с Ольгой и со мной, без особого азарта пытался обнимать и хватать нас за мягкие места, но уже не показывая напряжённого, томительного желания, больше не стараясь раздеть и поиметь нас в какой-нибудь экзотической позе. Мы все, похоже, изрядно выдохлись. Неудивительно, конечно, я уже потеряла счёт сколько раз мы резвились за прошедшие сутки, в таких разнообразных обстоятельствах. Теперь я чувствовала себя вполне удовлетворённой, и если бы не дурацкий экзамен, о котором я невольно вспоминала каждые несколько минут, это было бы самым блаженным состоянием. Я так любила эти часы после интенсивных сексуальных упражнений с Виталиком, когда уже больше ничего не хотелось, а наши взаимные прикосновения продолжали быть нежными и любящими но уже лишёнными нетерпеливой остроты.
Спать на этот раз мы легли в другой последовательности. Я была в середине кровати, Виталик слева от меня. Он сам выбрал такую позу, видимо ему надоело неподвижно лежать посередине, симметрично обнимая нас с Ольгой чтобы не обидеть кого-то, и захотелось, как обычно, просто лежать и ворочаться рядом со мной. Мы все быстро заснули, обессилевшие и выжатые после сегодняшних (да ещё и вчерашних) наших приключений.
* * *
Когда мы с Ольгой проснулись – около десяти утра - Виталия уже не было. Это было очень непривычно, я уже почти забыла что значит пробуждаться без него. Если мы никуда не торопились утром, то почти неизменно я приникала к нему и мы успевали заняться любовью - иногда по полной программе, иногда я просто ласкала и удовлетворяла его руками, прижимаясь и оглаживаясь об него своим налившимся бюстом. Если он куда-то спешил в те дни когда мне самой можно было поспать подольше, то всё равно успевал разбудить меня и очень крепко, ласково обнять перед тем как уйти в ванную и на кухню, и я продолжала досыпать ещё час или два с этим оставленным прикосновением, долго не остывающим теплом его тела.
Сейчас же вместо него рядом лежала Оля. Наверное она была похожа на меня во многих своих привычках – так же медленно, неохотно пробуждалась, ворочаясь и нежась в широкой кровати. Время от времени я чувствовала как её нога – коленка или пальцы ступни – задевает мою. Я никак не могла решить, случайно ли это или она так несмело заигрывает, призывает меня к себе. Я ощущала привычный поздне-утренний приступ вожделения. Меня подтачивало желание повернуться к ней, обнять её и заняться ласками, на которые, я не сомневалась, она бы с готовностью ответила. Но всё-таки что-то удерживало меня. Странно, даже после всего что мы натворили за последние два дня, во мне до сих пор оставалась изрядная доля стеснительности. И Ольга и я были готовы проделывать всё что угодно в присутствии Виталия, отвечая на его мужские ласки но и одновременно играя друг с дружкой. Без него... чего-то не хватало, недоставало смелости войти в эту, уже приоткрытую дверь, отдаться ощущению одних только девичьих тел, без всякого постороннего наблюдения и участия.
Я лежала и размышляла, о себе, о Виталике, о ней, о таком неожиданном повороте в наших отношениях. В конце концов я всё-таки решила вставать, так и не попробовав Олю в уединении с ней. И всё-таки, боясь обидеть её в случае если она действительно ожидала этого, я повернулась к ней, чуть дотронувшись губами быстро поцеловала в щёчку, провела рукой вниз по её груди и животу. Тут же, не задерживаясь, я выскользнула из кровати и прошла в ванную. Я долго умывалась, стоя над раковиной и обмакивая лицо и шею холодной водой, всё ещё погруженная в полусон и какие-то отвлечённые мысли, потом накинула халат и отправилась варить кофе. Оля встала сразу после меня и вскоре присоединилась ко мне на кухне. На ней была надета та же ночнушка и панталончики которые я выдала ей в первый вечер. Они сейчас казались мне ещё более сексапильными, и были неотделимы в моём воображении от той ужасно интригующей сцены, когда её голая попка, с этими панталонами спущенными вниз до колен, беспомощно извивалась под звонкими ударами жёсткой Виталиной ладони. Я ласково, но с явной иронией, ухмыльнулась глядя на неё. Она, видимо поняв о чём я подумала, смущённо и немножко с хитринкой улыбнулась мне в ответ.
Мы долго сидели за кухонным столом и неторопливо пили кофе, тщательно приготавливая одну порцию за другой в маленькой медной турке. Ни мне ни ей явно не хотелось ничем заниматься, и наша бессистемная болтовня лениво протекала среди опустошённых чашек и тарелок, беспорядочно расставленных по столу. Ольга расказывала оставшиеся сплетни из общежития, всё больше проходившие мимо меня с тех пор как я съехала на квартиру, перескакивала на тряпки и последние покупки, уже совершённые или остающиеся ещё в мечтах. Я лениво поддакивала ей, вставляла саркастические замечания про наших общих знакомых, одобряла или поправляла пространные Ольгины рассуждения по поводу моды, новых шмоток и цен на них. В некоторые моменты я начинала немного скучать, но в то же время замечала что болтовня с Ольгой протекала как-то более устойчиво и естественно чем даже наши кухонные посиделки вдвоём с Виталиком. С ним разговор постоянно скатывался в какую-нибудь сторону от простой, мирно продолжающейся беседы. Мы не могли просто спокойно сидеть и говорить – либо лезли обниматься, либо начинали куда-то спешить, или доставали друг друга едкими подшучиваниями и взаимными обвинениями в глупости и непонимании.
Зазвонил телефон. Это был Виталий, интересующийся как продвигается наша подготовка к экзаменам. Он, конечно, хорошо знал как, и его целью было всего лишь продемонстрировать свою власть над нами под видом заботы и участия. Прикрикнув на меня чтобы мы с Ольгой немедленно кончали валять дурака и приступали к занятиям, он грубо повесил трубку, не сказав в конце даже обычного «люблю», «целую», и тому подобной приятной, успокаивающей чепухи. Раскомандовался тут, китайский император. Вообще-то он был прав, хотя и не было ни малейшего желания браться за конспекты.
Уже после полудня мы разошлись из кухни заниматься учёбой. Я предоставила Ольге спальню, а сама устроилась в кресле в гостинной. Мысли разбредались по сторонам, я никак не могла сосредоточиться и продолжала беспомощно перелистывать учебник и свои почти неразборчивые и бесполезные конспекты. Иногда удавалось минут на десять углубиться в экзаменационный материал, но вскоре, как лёгкий поплавок, меня снова выталкивало на поверхность, где гуляли ветер и волны беспорядочных мыслей и воспоминаний о последних днях.
Проходя по коридору в туалет, я услышала негромкое всхлипывание доносящееся из спальни. Я тихонько отворила дверь и вошла в комнату. Ольга полулежала, раскинувшись на кровати, её тетрадь и несколько листков с записями были разбросаны по всему покрывалу. Глаза её были обрамлены покрасневшими веками, с блёстками слёз в уголках. Ольга посмотрела на меня немножко растерянно и недовольно, но в то же время, как мне показалось, с затаённым ожиданием. По-видимому она не хотела чтобы я оставляла её одну.
Я присела рядом на кровать.
- Ты что? Перестань, слышишь, всё будет хорошо...
- Ладно, не надо... Я не должна быть здесь... Зачем это всё, я болтаюсь здесь как мусор в проруби, и мешаю тебе... вам... Мне нужно собираться и ехать в общагу, сейчас же, тем более я и к экзамену я не подготовлюсь у вас, да и ты тоже.
Я облизала губы, медля с ответом. Я искала что-то ласково-успокаивающе, но в то же время чтобы мой ответ не звучал слишком фальшиво. Слова не приходили на ум. В конце концов я с силой выдохнула из себя:
- Я не хочу чтобы ты уходила.
Эта короткая фраза прозвучала так твёрдо и уверенно, что несколько напугала меня саму. Наверное у меня на лице была написана растерянность, совсем не соответствующая тону произнесённых слов. Оля посмотрела на меня светло-голубыми глазами, из под обиженно-припухлых век, со свалявшимися от растирания длинными ресницами - слегка прищуренно, оценивающе. В её взгляде переливались недоверие и надежда, нежность и тихое отчаяние. Парочка слезинок застыли на бледных щеках, мокрая дорожка подсвечивалась настольной лампой. Осторожно, неуверенно она протянула ко мне свою руку, дотронулась кончиками пальцев до моей, легко скользнула по моему запястью и локтю. Дрожь её руки передалась мне. Внутри у меня боролись противоречивые ощущения. Мне хотелось быть как можно ласковее с Ольгой, но всё-таки сохранять контроль и моё привилегированное положение хозяйки в нашей ситуации.
Я медленно встала, стараясь не делать резких движений и не смотреть на Ольгу, прошла в туалет. Там я долго умывалась холодной и тёплой водой, снимая напряжение наполнившее моё тело как губку, пытаясь растворить его скользящими водяными струями. Я застыла в размышлении, приложив к лицу мокрое, нагретое на батарее полотенце. Присутствие Ольги действительно не способствовало готовности к моему (да и её собственному) завтрашнему экзамену, но меня сейчас волновало вовсе не это. Ситуация была действительно нелепой. Мои мысли были заняты только Ольгой – даже Виталик отошел куда-то на задний план в нашей троице, как будто спрятался за неё в моём воображении.
Я вытерлась и встала перед зеркалом, рассматривая своё лицо. Мои глаза тоже выглядели покрасневшими и некрасиво распухшими, хоть я и не плакала как Ольга, по остальному же лицу расползлась неестественная бледность. Я недовольно поморщилась.
Дверь тихонько скрипнула и осторожно, почти не слышно, Оля вошла в ванную. Я постаралась отвести глаза, чтобы не показать ей моё смятение и явно не лучший внешний облик. Она подошла ко мне сзади и положила руки мне на плечи, нежно и доверчиво прижалась щекой к моей спине. Я положила свою руку сверху на её ладонь, ощутив приятную теплоту и мягкость её пальцев.
В этот момент – как всегда совсем не вовремя - зазвонил телефон. Я вздрогнула от неожиданности, медленно сняла Олину руку с моего плеча и прошла на кухню. Это снова был Виталий, со своим повелительным тоном и напоминанием об экзаменах, претензиями по поводу воображаемой им нашей лени. Я всегда радовалась его звонкам, часто обижалась когда не получала их после долгого – хотя бы на несколько часов – отсутствия, и обычно приветствовала его ласковым мурлыканием, словно пушистым котёнком тёрлась на расстоянии о его успокаивающий далёкий голос. Но сейчас я чуствовала только острое раздражение, и с неохотой отвечала в трубку. Твёрдо возразив на все его претензии, попытавшись убедить его что мы в самом деле вовсю занимаемся экзаменами, я довольно холодно спросила когда он придёт домой, и попросила не задерживаться. Он пообещал, и сухо щёлкнул трубкой на другом конце.
Его звонок, как ни странно, прогнал мою робость и неуверенность. Я была обижена на него и где-то внутри у меня вспыхивала холодная искорка мести. Нужен он больно со своими командами и показными заботами. Развернувшись, я уверенным шагом подошла к застывшей в нерешительности Ольге, продолжающей стоять в коридоре. Теперь я ничего не боялась и не собиралась больше отвлекаться на телефонные звонки и прочие помехи. Я решительно обвила руками её шею, прислонившись губами к её гладкой, холодноватой щёчке, вожделённо ощущая её бархатную кожу. Через несколько секунд наши губы встретились в поцелуе – нетерпеливом и замедленном, ищущем, прерывающемся и возобновляющемся опять. Совсем не таком по стилю как с Виталиком.
Мы медленно, оступаясь и заплетаясь ногами, прошли в спальню и сели на кровать. Не теряя времени, я стала нежно целовать её шею, плечо. Оля тихо застонала, позволяя моим губам исследовать её, и через несколько мгновений ответила мне. Наши губы опять сомкнулись в поцелуе, сначала несмелом, но всё более страстном и проникающим внутрь. Оля крепко обняла меня, я почувствовала её сильные, засасывающие и щекочущие губы на моей шее. Я уже успела привыкнуть к ним за последние два дня... Они пронизывали меня электрическими импульсами, и мне было безумно приятно – шея всегда была моим самым чувствительным, эрогенным местом - хотя её страсть и напор немного испугали меня возможностью появления следов и царапин на мягкой коже. Всё-таки завтра предстояло появиться в общественном месте, да и Виталику сегодня вечером пришлось бы обьяснять. Но Оля продолжала жадно всасываться в меня, несмотря на мои слабые, не слишком убедительные усилия сдержать, замедлить темп её ласки.
На секунду оторвавшись от меня, Оля неуверенно, слегка дрожащими руками принялась выпутываться из своей ночнушки. Я торопливо сбросила свой халат, и мы тут же соединились вновь, теперь уже почти оголёнными телами. Я сама удивилась своей смелости и такого незнакомого прежде желания. Мои губы скользили по всей поверхности Олиного тела, которое слегка колыхалось и вздрагивало под моими прикосновениями. Ощущение её кожи, гладкой и прохладной, совсем не походило на то что я испытывала когда прижималась к Виталику, его мужскому запаху, щекочущим волосам его груди, переливающимся мускулам на руках и плечах. Я полностью обняла Олю, обвилась вокруг неё руками, и мы вместе повалились на кровать, продолжая целовать, дразнить, пробовать друг дружку губами. Оля энергично прижала меня, оказавшись сверху. Её губы впились в мою шею, заскользили вниз, по груди, оказались на моём соске. Я покорно поддавалась блаженным ощущениям. Виталик тоже любил целовать мою грудь, и мне нравилось предоставлять её в его распоряжение. Он не раз, вкрадчиво или страстно, убеждал меня что мой бюст в тысячу раз лучше чем все остальные которые он когда-либо видел или пробовал. Его лесть и моё собственное тщеславие всегда возбуждали меня – тем более что, наверное, это не было слишком большим преувеличением. Мои груди, налитые, упругие, принимающие завлекательно-выпуклую форму под любой одеждой, неизменно были объектом любопытствующих мужских и завистливых женских взглядов.
Оля тоже уделяла им первостепенное внимание. Она продолжала пробовать мой бюст губами и руками, то очень нежно, пронизывая приятным холодком все мои внутренности, то жадно впиваясь, до боли сжимая их, или периодически зарывая в них своё лицо. Виталик тоже иногда делал это, но более вальяжно, не спеша оценивая достоинства принадлежащей ему собственности. У Ольги же преобладали нежные но немного суетливые движения, ласки и покусывания; она пробовала, и рисовала язычком узоры на моих фигурных выпуклых формах. Я гладила её голову, легко подёргивала за волосы, трогала нежную шейку, сжимала между пальцев мочки уха.
Потом мы снова целовались – то глубоко, до потери дыхания, то мелко и часто, как будто поклёвывая друг друга. Мои руки полезли вниз по Олиной спине, стягивая с неё тонкие панталончики, нащупывали гладкую кожу ягодиц, хватали и щипали их пальцами. Олина ладонь осторожно, с паузами и отступлениями прокрадывалась между моих ног. Добравшись до самой середины, нащупав мои влажные внутренние губы, она с лёгкостью проникла между ними, стала мягко покачиваться и вибрировать – часто-часто, быстрее чем это делал Виталик, и наверное даже более умело чем он, хотя и от его пальцев я не раз получала фантастическое наслаждение. Я застонала, резко схватила её за волосы, притянула её лицо к моим губам, ещё более жадно впилась в её кожу, просунула свою полусогнутую коленку между её ног. Она обхватила её, словно оседлав моё бедро двумя своими, и начала покачиваться на нём, наседая всё сильнее. Её пальцы были глубоко внутри моего канала, терзая его лёгкими но интенсивными манипуляциями, поддерживая на этом страстном огне всё моё тело.
Через некоторое время я в изнеможении откинула ногу в сторону и повернула голову на бок, получив необычный оргазм, непохожий на то случалось в Виталиных объятиях. Оля ещё несколько секунд продолжала качаться на моём бедре, вертясь и охватывая его ногами, всё ещё держа во мне свои пальчики, уже уставшие совершать быстрые вибрации. Потом она тоже ослабла и со стоном сползла на бок, продолжая целовать меня. Я слабо обнимала её рукой, приятно ощущая её горячее тело, уже не такое страстное и взвинченное от возбуждения каким оно было несколько минут назад.
Ольга и я ещё долго лежали рядом на кровати, повернувшись друг к дружке и сомкнув вместе ладони. Олино бедро покрывало моё сверху и чуть-чуть шевелилось, поглаживая его. Мне было одновременно очень приятно и неловко, какое-то ощущение в глубине подтачивало, наполняло меня тревогой и подталкивало меня побыстрее уходить. Всё-таки пора вставать, я нехотя выскользнула из её объятий и села на кровать. Оля придвинулась ко мне, уже без сладострастного напряжения, не пытаясь больше тесно прильнуть к моему телу. Через несколько минут мы оделись и прошли на кухню. Мои руки всё ещё немножко дрожали и по телу разливались слабость и холодок, ощущение дегустации какого-то запретного плода. Мне вдруг страшно захотелось сделать ещё что-нибудь отчаянно-хулиганское и одновременно успокоиться от наполняющих мыслей и ощущений. Я приставила табуретку и полезла в верхний ящик кухонного шкафа. Там, в самой глубине, была оставлена початая пачка сигарет которую я не трогала уже три месяца. Последний год я усердно (и вроде бы успешно) отучала себя от курения. Пару лет назад, живя в общаге, я смолила вовсю вместе с другими девчонками, но к счастью не успела получить глубокую физическую зависимость от никотина, и была в состоянии сдерживать себя. В прошлом году и я и Виталий решили полностью завязать. Я, кажется, утянула меньше десятка сигарет за весь прошлый год, и нещадно гоняла Виталькиных знакомых мужиков когда они приходили к нам в гости и принимались вовсю дымить на кухне.
Но сейчас я совсем не думала о запрете. Мне нужно было задурманить голову, расслабиться, спокойно осмыслить то что произошло с нами. Оля не заставила себя ждать. Я знала что она тоже покуривала, хотя и менее интенсивно, чем большинство моих знакомых подруг. Оля заговорщически посмотрела на меня, ухмыльнулась и без колебаний взяла сигарету. Выглядела она явно увереннее меня.
- Не бойся... Ты дрожишь вся как осиновый лист. Перестань, слышишь, прекрати немедленно! – она то срывалась на металлический командный крик, то на приглушённое воркование, обволакивающее меня как дым сигареты из её губ.
- Не думай что ты стала какая-то другая... Просто ты узнала что-то ещё, чего немножко хотела но боялась раньше. Так всегда в первый раз, в любом деле... Когда впервые закурить попробовала, лет в двенадцать или не знаю когда, тоже наверное дрожала где-то внутри? Или когда первый раз мальчику дала под лифчик или в трусики залезть? А когда по-настоящему случилось, когда целку порвала... Может хотелось невтерпёжь, но и боялась страшно, гораздо больше, я думаю, чем сегодня, к тому же больно, не то что сейчас... Для нас, самок, это такой жестокий ритуал, первая кровь, как война, как первая рана для мужчин... А сегодня? Всё так хорошо было... Не бойся, от тебя ничего не убыло, только прибавилось что-то ещё, совсем уж не такое страшное...
Я вопрошающе посмотрела на Ольгу, ища от неё дальнейшей поддержки и успокоения. Оля помолчала, затянулась сигаретой, и продолжила:
- Когда в первый вечер, помнишь, во время танцев, мы обе обнимались с Виталием в углу, я стояла сзади тебя и стала тоже целовать тебя в шею... Ты вся так затрепетала, испугалась, но было видно что тебе обалденно приятно. Мне даже показалось что ты натурально кончила в тот момент.
Вообще-то это было неправдой, у меня просто перехватило дыхание от неожиданности, но порцию приятных ощущений я в тот момент действительно получила. Оля, всё более уверенная в себе, продолжала:
- Тогда я поняла что я отдамся Виталику вместе с тобой.
Я бросила на Ольгу пронизывающий, немного укоризненый взгляд. Она хихикнула, наслаждаясь произведённым эффектом, выражение её лица снова приняло оттенок нежности и участия.
- Мне очень нравился Виталик, но мне всё более интересно становилось быть с тобой. А вообще-то я ни о чём не думала, мне хотелось просто забыться, ты видела в каком я была состоянии тогда...
Оля продолжала удивлять меня. Она никогда не казалась простушкой или безмозглой куколкой, но по мере нашего знакомства в ней открывались всё новые черты, как маски и одежки под которыми всегда есть что-то ещё, и по каждой видно что она далеко не последняя.
Она уже рассказывала о своём первом – и совершенно неожиданном для - опыте с другой девчонкой. Даже в необычной ситуации, начавшейся совсем не с романтических соплей, с её слов это выглядело довольно легко, естественно, чего никогда не казалось мне. По крайней мере до сегодняшнего дня.
Два окурка продолжали чуть дымиться в пепельнице. Я без перерыва тут же схватила другую сигарету. Такого со мной не случалось почти целый год.
Ну вот, вляпалась. Только совсем недавно, месяца три назад, я наконец перестала просыпаться посреди ночи, охваченная непонятной паникой. Меня окружали какие-то ночные страхи, почти как в детстве, даже ещё более иррациональные, заставляли съёживаться и таращиться в темные углы своего сознания. Я сразу же промокала от слёз, будила Виталика своими рыданиями и прижималась к нему, только на его груди могла наконец успокоиться и заснуть опять. Наверняка его совершенно достали мои нервные глюки. В последнее время я достигла какого-то умиротворения, эмоционального равновесия которого не чувствовала уже много лет. Даже предстоящие проблемы – диплом и поиск работы для нас обоих, вечная нехватка денег, долгосрочные планы на будущее - уже не висели надо мной тяжёлыми тучами, а казались просто кусочками большой геометрической загадки которые нужно терпеливо и не торопясь расставить по местам. И вот теперь, придумала на свою голову... Может я просто по натуре такая психованная, даже если после всех блужданий падаю на гладкую поверхность, в мягкую комфортную нишу, то не могу спокойно раслабиться, обязательно надо искать занозу, расковыривать всё что ровно, чисто, приятно на ощупь?
А Ольга? Ей-то что надо от всего этого? Она вроде бы действительно переживала свою ссору когда приехала к нам. Что она ищет – мимолётного забвения, просто отойти, развеяться от всего, или ведёт какую-то хитрую осмысленную игру? Кажется она действительно чувствует что-то ко мне. И как мне отвечать ей, если я сама не уверена ни в чём?
Остановившись, наконец, на четвёртой сигарете, я встала и широко открыла окно для холодного зимнего воздуха, чтобы поскорее вытравить табачный дым. Вовсе не обязательно Виталику знать о наших маленьких шалостях. Меня передёрнуло от озноба наполнившего кухню. Я отправилась одевать свитер, заодно выдала ещё один Ольге – пушистый и тёплый, своей пышной мешковатостью он особенно подчёркивал её тонкие стройные ноги. Мы вернулись на кухню готовить ужин. Я не стала изобретать чего-то слишком изысканного – в конце концов (по официальной версии) мы должны были весь день посвятить исключительно подготовке к экзаменам. Через полчаса на плите урчала полная сковородка котлет, и кастрюля свежесваренного риса с разными восточными специями наполняла кухню влажным ароматом.
Я услышала знакомый скрип ключей в замочной скважине, через пару секунд дверь отворилась и Виталик зашёл домой. Мы вместе с Ольгой вышли в коридор встречать его. Виталик появился в проходе свежий от мороза, улыбающийся. Я сразу почувствовала что он сейчас в лучшем настроении, и наша сегодняшняя телефонная холодность осталась в прошлом. После дневной перебранки, да и всего что случилось со мной сегодня, я уже соскучилась по нему. Я была несказанно довольна наконец видеть его рядом, почувствовала облегчение, бросилась обниматься. В руке он держал здоровый, обёрнутый в блестящую упаковку, букет цветов, в первый момент спрятанный за спиной, а затем торжественно выставленный нам на обозрение. Я радостно запрыгала как домашняя собачонка, отвесила ему звучный поцелуй, ухватила букет и принялась разворачивать его.
- Это вам обоим, - смущённо, немножко оправдываясь, произнес Виталик.
Я вовсе не собиралась ревновать его в этот момент. Букет был великолепен, и своей композицией подчёркивал тонкий расчёт, нетривиальный выбор перед которым стоял Виталик в приподнесении такого подарка. Он полностью состоял из длинных, благородных роз, но собранный из разных расцветок и типов. В середине были три бархатистых, кроваво-красных розы, насыщенные сгустком моего любимого цвета. Это наверняка предназначалось мне – и явно достигло своего эффекта. Я, кажется, готова была получить оргазм от одного вида и запаха этих прекрасных лепестков, собранных в большие тугие бутончики. Он давно уже не дарил мне таких замечательных цветов – с моего дня рождения, почти полгода назад. По краям находились три других, но тоже нежнейших, розовых стебелька, немного длинее чем мои и с чуть более крупными головками. Они замечательно подходили Ольге по цвету и форме, хотя я и не знала её настоящие предпочтения. Еще три розы представляли разные оттенки красного и пурпурного в промежутке между первыми двумя. Вся комбинация смотрелась просто роскошно. Представляю сколько он потратил на этот фейерверк тщеславия – но это, конечно, стоило того. Оля, довольная и розовая как предназначенные для неё цветы, но всё же сохраняя достоинство и не подражая моему телячьему восторгу, тоже подошла к Виталику и поцеловала его в щёку. Вновь соревнуясь с ней, я прижалась к Виталику ещё ближе, помогла снять куртку, обвилась вокруг его груди. Мы потискались ещё пару минут и пошли ужинать на кухню.
Мне было любопытно что вызвало такую перемену его настроения. Виталик сначала отнекивался, но в конце концов рассказал что у него весь день не получалась какие-то скрипты в программе на которую и так была убита уже целая неделя. В результате она так и осталась не законченной и ему придётся завтра снова на весь день ехать туда. Наверное поэтому он был таким раздражительным когда звонил мне сработы. Зато к вечеру пришла и хорошая новость. Его контракт по всей вероятности продлевается ещё на несколько месяцев, так что он (и я тоже) можем чувствовать себя более уверенно в ближайшее время. Это окончательно успокоило меня и подняло нам настроение в этот вечер.
Виталик уплетал приготовленный нами ужин и озорно поглядывал на меня и Ольгу. Он явно что-то подозревал – и наверняка понимал значительно больше того что мы готовы были ему открыть. Несколько раз он принюхивался к воздуху и строго, но с едва видимым налётом ехидной усмешки, посматривал на меня. Я старалась не подавать вида, но почувствовала, что начинаю краснеть. Хотя основная часть сигаретного дыма успела выветриться, наверняка можно было уловить его следы, учитывая что последний раз здесь пробовали курить наши беспутные гости в новогоднюю ночь, пока я не выгнала их взашей на лестничную площадку.
Но дело было не только в сигаретах. Виталик, кажется, чувствовал что-то ещё. Не прекращая обычную болтовню, он пристально, со всё более понимающей улыбкой, переводил взгляд то на меня, то на Ольгу, бесстыдно раглядывая разные наши части тел. И я и Оля постепенно смущались, неловко переглядывались и розовели ещё сильнее, наши фразы становились всё более натужными и неестественными. Я была готова расхохотаться и признаться во всём. Но в этом похоже, не было необходимости – Виталик не допытывался, не углублял строгий допрос, но в то же время всем видом показывая, что видит нас насквозь с нашими возмутительными проказами.
Ко всему происшедшему - или происходящему - у него явно был не вполне альтруисткий интерес. Когда мы все закончили есть и выпили напоследок по чашке ароматного чая, он вызвался сам вымыть посуду и, быстро закончив, развернулся к нам. Крепко (и так привычно уже) обняв нас обоих за талии, он едва слышно прошептал в мою сторону: «Ну, теперь моя очередь».
Его тон не вызывал сомнений. Сейчас он пришёл взять своё - добытчик, возвращающийся в пещеру, к своим заждавшимся у костра самкам, после долгой охоты за мамонтом. Что бы не происходило, и чем бы не занимались эти самки в его отсутствие, он знает свои права и пришёл воспользоваться ими.
Я не возражала. Хотя наша с Ольгой сегодняшняя близость удовлетворила мою нужду в нежности и интимности родственной души, одновременно она оставила жгущее внутри ощущение растерянности и сомнений. Сейчас мне хотелось привычной, уверенной силы его обьятий, его рук сминающих моё тело, его жадных нетерпеливых губ. Он не заставил себя ждать. Его рот прильнул к моему, язык проник внутрь между губами, нащупывая мой собственный и агрессивно расталкивая его по всем закоулкам моего рта.
Следом его руки добрались до Ольги. В просторном, свободно висящем светло-малиновом свитере она была похожа на пушистый комок на тонких ножках. Свитер быстро оказался сдёрнутым с неё, и через несколько секунд, как лопнувший воздушный шарик, валялся рядом на полу. Оля осталась в коротенькой белой маечке, но и та не задержалась на её теле. Виталик раздевал Ольгу быстрее меня. Следовало ли мне ревновать к этому, или наоборот это - свидетельство моего явного преимущества? Я не успела до конца обдумать эту мысль. Виталик возвратился ко мне, его торопливые руки хватали все мои выпуклости, обнимали талию, бёдра. Он впивался губами, залезал язычком в ухо, у меня перехватывало дыхание от удовольствия и желания. Через минуту я стояла перед ним полностью обнажённая. Его рука залезла мне между ног, я дразнила его, сжимая ладонь крепкими бёдрами, не пуская дальше. Мои пальцы вцепились в его торс, прижимая к себе любимое мускулистое тело, царапая ногтями его кожу, словно я хотела проникнуть внутрь, одеться в неё.
Ольга стояла рядом, и я ощутила её тонкие губы на моём уже разбуженном чувственными прикосновениями плече. Чудесно... вновь я испытывала такой невероятно возбуждающий контраст мужской силы и напора, и Олиной тщательной, почти вкрадчивой нежности, ласкающих меня одновременно. Прикрыв глаза, я стояла и дрожала от наслаждения. Но на этот раз мне не предстояло быть в центре этих совместных действий.
Ольга выгнула спину вперёд, навстречу Виталику, так что её маленькие затвёрдевшие соски смотрели прямо на него. Он не замедлил воспользоваться приглашением. Его рука по-свойски легла на них и стала оглаживать её грудь. Ольга удовлетворённо мяукала, подставляясь под медленно передвигающуюся по ней мужскую ладонь.
Она продолжала брать инициативу на себя. Отступив назад, Оля запрыгнула на кровать, встала на ней на колени, повернулась к нам спиной, и как-то особенно изысканно, артистично, заложив руки за спину, медленно спустила до колен свои маленькие трусики – последнюю оставшуюся на ней тряпку. Одновременно она наклонилась вперёд и обратила на нас свою великолепную попку. Я ещё больше задрожала от похоти и чисто визуального возбуждения. Ревность опять холодной змейкой скользнула внутри. Я даже не знала к чему испытывала её больше – к её идеальным формам, от которых невозможно было оторваться, и которые так нагло, торжествующе были выставлены сейчас напоказ, или к тому что эта круглая, аппетитная, приковывающая к себе цель была повёрнута точно к Виталику, почти игнорируя меня в этот момент.
Виталий, не сводя глаз с Олиного тела, снял с себя остатки одежды. Он положил руку на Олины ягодицы, полностью охватывая их растопыренными пальцами. Оля зашевелилась, податливо извивалась под его руками. Его ладони скользили по ней, по всей длине спины, вниз до коленок, залезая между ног, мягко раздвигая их. Я обняла Виталика за торс, сама не переставая пялиться на Олины формы. Моё возбуждение продолжало расти. Я нащупала член Виталия, ещё не твёрдый но уже набухший и приятно наполняющий руку, чуть пульсирующий в ладони. Виталик склонился к моим губам и покрыл их долгим поцелуем. Наконец-то я смогла отвлечь его, хотя бы ненадолго. Но через несколько секунд он снова повернул внимание на Ольгу. Её выставленные как на витрине бёдра и ягодицы слишком неотрывно притягивали любой взгляд. Не в состоянии победить, я подчинилась этой силе и стала сама участвовать в её игре. Я провела Виталиным фаллосом по гладкой Олиной коже вверх и вниз. Она зашевелилась и ещё более сексапильно выгнулась от этих прикосновений.
Похоть и уязвлённость клокотали во мне, поочерёдно накатывались волнами, сталкивались и отступали каждую секунду. Я полностью переключилась на Олю. Мои руки двигались по её спине, бёдрам, то ласково касаясь то впиваясь в неё ногтями, почти разрывая эту упругую поддающуюся плоть.
В один момент Оля подалась немного вперёд и застыла на четвереньках посреди кровати, пригнула голову и ещё выше задрала свой зад – самоуверенно и бесстыдно, осознавая всю неотразимую привлекательность и силу соблазнения. Абсолютно правильные бёдра были чуть раздвинуты, узкие, аккуратные губы смотрели прямо на Виталика, и чуть-чуть косились на меня. Я смотрела на неё полностью заворожённая, завидуя и восхищаясь, не в силах противостоять её чарам. Я больше не могла это вытерпеть.
Вне себя от наполняющих меня чувств, я со всего размаха ударила ладонью по Олиному заду. Она даже не закричала, а как-то всхлипнула и дёрнулась вперёд. Жгучая боль пронзила ладонь. Я не ожидала от себя такой силы. Только однажды, на первом курсе, мне довелось нанести такой удар – я по настоящему подралась с одной сучкой из соседней группы и в процессе отвесила ей сильнейшую пощёчину. Та абсолютно заслуживала её – я ни секунды не колеблясь сделала бы то же самое и сейчас. Но к Ольге я испытывала совсем другие чувства, и сейчас очень испугалась причинённой ей боли. Мой удар, хоть и от женской слабой руки, оказался наверное даже хлёстче и сильнее чем те которые наносил ей Виталик когда шлёпал нас два дня назад. Но Оля совсем не показала виду в ответ. Её зад продолжал призывно покачиваться и извиваться перед нашими глазами. Виталик схватил её ягодицы обеими руками, притянул к себе и мощно, уверенно вошёл в неё. Оля застонала. Находясь рядом и немного сбоку, я тоже набросилась на неё. Виталик методично накачивал её, каждый раз звучно натыкаясь торсом на её ягодицы, как разбивающаяся о прибрежный утёс волна. Я положила руки на Олину тонкую талию, крепко обхватила её руками, одновременно прижимаясь к Виталику. Мы раскачивались с ним в такт. Сначала я просто следовала задаваемому им ритму, но постепенно всё больше двигалась самостоятельно. Теперь чувство ревности совсем покинуло меня. Во мне горела животная страсть, наверное больше присущая мужскому телу. Я как будто трахала Ольгу вместе с ним, или даже вместо него, я почти физически ощущала его фаллос – не внутри меня, а словно сама обладала им как частью своего тела.
Левая рука Виталика залезла мне между ног и стала интенсивно ласкать мои взмокшие губы. Я дёргалась и извивалась, обхватывала одной рукой Виталика, другой гладила трепыхающуюся Ольгу. Через некоторое время Виталик издал глубокий вздох и со всех сил вонзился в неё. Она откинулась далеко вперёд, распластываясь по кровати. Я ещё крепче ухватила её за талию, не давая ей ускользнуть от страстных движений Виталия. Ольга дёргалась как пойманная рыба, задыхалась и открывала рот. Виталий продолжал изо всех сил вонзаться в неё своей плотью пока не кончил полностью, в последний раз притянув к себе её зад, отираясь об него мускулистым животом. Оля обмякла и окончательно легла на кровать, застыв от изнеможения, по её расслабленной позе можно было прочитать степень достигнутого наслаждения. Я повалилась сверху на неё. Я ещё не хотела отпускать её, и продолжать мять, гладить, кусать её гладкое сочное тело, теперь удаляющееся от меня в своей удовлетворённой страсти.
Я почувствовала как пальцы Виталика опять скользят по моим бёдрам, раздвигают мои податливые губы. Я зашевелилась под его приятными манипуляциями. Моя киска была раздразнена до предела, и сок, наверное, чуть ли не струёй стекал по его пальцам. Я вцепилась зубами в Олину кожу, тёрлась о её спину затвёрдевшими сосками. Оля тихо мурлыкала и чуть-чуть шевелилась от моих настойчивых приставаний, иногда тихо вскрикивала когда я, забывшись от возбуждения, сильно кусала её. Я почувствовала что кончаю. Я чуть ли не прыгала лежа на Ольге, у которой явно не было сил сопротивляться моему напору. Оргазм заставил меня дёргаться ещё быстрее, уткнувшись лицом в Олино тело. Мои зубы изо всех сил сомкнулись на нежной, бледной складке её кожи, и она от боли вскрикнула вместе со мной. Я разжала зубы и тут же стала зализывать покрасневший укус, целовать эту любовную рану.
Несколько минут мы лежали в изнеможении. Я не переставала осторожно исследовать губами Олину кожу на спине и плече. Виталик гладил нас обоих, его движения постепенно становились всё более расслабленными и медлительными. Надо было подниматься. Я выпрямила руки и села на колени, последний раз окинув взглядом нежно-розовое тело Оли распростёртое на кровати. Несколько покрасневших полосок оставленных резким ударом моей руки виднелись на левой ягодице, нарушая идеальную симметрию выпуклых форм. Я на секунду опустила голову и поцеловала ушибленное место. Запах её соков продолжал соблазнять, но я уже не в состоянии была страстно реагировать на него. Сейчас он совсем не казался мне чужим, вызывающим и конкурирующим с моим собственным. Я ещё раз нежно коснулась её губами, спрыгнула с кровати и начала собирать свою одежду, разбросанную на полу.
Назавтра – чтоб его! - нам предстоял этот экзамен, самый трудный для меня в нынешнюю сессию. Виталик погнал нас заниматься весь оставшийся вечер, как будто что-то можно было ещё изменить и словно мы были в состоянии заниматься уроками после всего этого. Я честно отсидела ещё целый час, бестолково пялясь в учебник и конспекты, после чего не выдержала и позвала всех выпить ещё по чашке чая перед сном.
За чаем я объявила ему то о чём мы договорились сегодня с Ольгой: завтра, после института мы собирались заехать в недавно открывшийся торговый комплекс около нашего метро. Я так и не была в нём ещё ни разу, и Ольга должна была составить подходящую компанию. Всё-таки по завершению последнего серьёзного экзамена в сессию я - мы обе - заслуживали немножко расслабиться, и маленький шоппинг представлялся вполне подходящим мероприятием. Тем более что Виталик опять должен был торчать до вечера на своей работе и не мог составить нам компанию. Он понял намёк и, хмыкнув с показной неохотой, полез за бумажником и начал отсчитывать деньги.
Мы давно уже воевали на эту тему. Виталик вовсе не был законченным жмотом, но как и все мужчины предпочитал держать деньги поближе к себе, заставляя меня регулярно виться вокруг него с ласково-жалобным видом и выклянчивать их. Он, конечно, и зарабатывал основные наши (весьма скромные) доходы, но почти полное отсутствие карманных денег уже давно начинало меня доставать. Иногда я не могла купить в удобный момент необходимую провизию, или сделать какие-то удачные приобретения на распродаже, к которой трудно было возвратиться потом. Подсознательно, хотя и не особенно признаваясь в этом, он опасался что я растрачу в первые же два часа всё что попадёт в мой карман.
Я могу признаться во многих своих недостатках, но лёгкая и быстрая трата денег не являлась одним из них. Как ни странно, я вовсе не любила бегать по магазинам, особенно в одиночестве. Зачастую я чувствовала неуверенность в себе, боязнь что куплю что-то не то, потрачу слишком много, и совершу ещё какую-нибудь несусветную глупость. Я предпочитала ходить по магазинам в компании с кем нибудь из подруг, быть поддержанной их советом, одобрением. Каждая более или менее существенная покупка сопровождалась для меня замиранием сердца, сомнением, боязнью сделать ошибку.
Наверное это исходило от моей семьи. Мать всегда старалась держать меня на коротком поводке и, среди прочего, контролировать все мои траты. Основное внимание и надежды её были направлены на моего гениальненького младшего братца. Я была лишь балластом, проедающим семейные ресурсы, который нужно куда-нибудь пристроить в мало-мальски приличное место и поскорее вытолкнуть за порог, желательно с минимальными усилиями и расходами. Почти до конца школы я была лишена возможности покупать что-либо для себя, кроме самой незначительной ерунды, и была вынуждена терпеть материнский диктат. Даже потом, в последних классах и на первых курсах института, когда я покупала себе шмотки сама но материально ещё зависела от родителей, мне регулярно устраивался суд инквизиции. Мать приглашала мою старшую двоюродную сестру, слывущую у неё образцом рачительного ведения хозяйства - правильной и бережливой домоседливой клушки, в отличие от меня – по её мнению непутёвой транжирки. Они совместно устраивали допрос и обсуждение моих новых приобретений. Кузина в результате непременно докладывала что то и сё на самом деле можно купить гораздо дешевле там-то и сям-то, и вообще покупать надо было не то а это, данный цвет мне совсем не идёт, и что выгляжу я в этом либо как огородное пугало или ряженая карнавальная шутиха, провинциальная деревенская дурёха или вконец исколотая, дохнущая от спида шлюха (нужное подчеркнуть). Вывод напрашивался однозначный – никаких денег мне доверять нельзя, ничего хорошего из меня не получится, и т. д. и т. п. Мать с показушно-заботливым видом кивала головой, соглашаясь с этими заклинаниями, наверняка рассчитывая что эти судилища научат меня уму-разуму и благотворно подействует на моё безответственное поведение. Я же выслушивала этот процесс корчась от отвращения, с единственным желанием - сбросить с себя все эти шмотки и швырнуть их в лицо им обоим, убежать из этого дурдома и броситься на шею первому попавшемуся проходимцу, который бы только избавил меня от этих допросов.
Что-то в этом роде и произошло. Мой первый серьёзный бойфренд оказался в результате ещё хуже чем то от чего я убежала – умудрившись сочетать в себе противную вьедливость моей матери и чисто мужское хамство мелкого собственника. Он был при деньгах, вертелся в каком-то не слишком крутом но доходном бизнесе и совершенно безапеляционно считал что покупает меня за каждый истраченный на меня рубль. У него всегда были абсолютно чёткие идеи чем я должна заплатить за каждый его подарок или расход на меня, в зависимости от потраченной суммы.
Хорошо хоть что у меня хватило ума послать его подальше через три месяца нашего знакомства. С тех пор я мельком видела его пару раз, последний – под руку с какой-то задастой куклой без малейшего признака мозгов. Различные выпуклости её тела, кажется, были предназначены для приклеивания бирок и ценников, сколько стоит полапать ту или другую деталь. Похоже, он нашёл то что ему надо, дальнейшее мне было неинтересно.
После этого мне попадались разные мужчины – бедные и богатые, прижимистые и расточительные. Виталик не принадлежал ни к одной из этих крайностей. Он тратил на меня сколько мог, что было не слишком большим количеством. Я не была в претензии на это, находясь ещё в том возрасте когда любовь заменяет материальное благополучие. При этом, правда, он иногда пытался скрывать от меня даже информацию о своих меняющихся от месяца к месяцу заработках. Мне это вовсе не нравилось, но по крайней мере я могла понять и простить. Я знала что это происходит не от жадности, а от смущения, что он не может осыпать меня золотом и бриллиантами, а вынуждает меня довольствваться гораздо более скромными подарками.
Впрочем, мне уже удалось добиться значительного прогресса с тех пор. С каждой его зарплаты мне удавалось утянуть твёрдо определённую сумму, которую я, надо сказать, тратила в основном не на свои безделушки, а на хозяйство и самые необходимые шмотки, как себе так и ему самому, при этом рассказывая обо всех тратах (хоть он не очень-то и слушал). И всё же моменты, когда у меня не хватало при себе денег чтобы совершить удачную и нужную, а вовсе не взбаламошную покупку, случались не так уж редко.
Сейчас, отсчитав довольно значительное количество сотенных (и даже несколько пятисотенных) бумажек Виталик торжественно протянул их мне с назидательно-великодушным тоном: «Оля тоже заслуживает внимания, так что ты её не обижай».
Ха! Нашёлся, тоже мне, богатый покровитель. Он совсем не представляет сколько сейчас стоят элементарные мало-мальски приличные вещицы. Можно подумать что на эти копейки можно провести в хорошем магазине двум молодым девицам хотя бы полчаса. Ладно, я не стала открывать ему глаза и унижать его мужское самолюбие. Мы с Ольгой уже обговорили кое-какие детали, и я знала что у неё при себе были кое-какие деньжата. Как и я сама, она была не слишком обласкана судьбой в материальном отношении, да и её последний парень Андрей не часто расщедривался на подарки (я не влезала в их теперь уже разорванные отношения, но по-моему, он был просто жадноват). В основном её спонсировал отец - вот уже лет восемь разведённый и живущий отдельно от матери, но старающийся по мере сил регулярно побаловать любимую дочь.
Разрешив наконец финансово-организационные вопросы на завтрашний день, мы улеглись спать. Я опять была посередине, сначала в объятиях Виталика, чувствуя при этом мягкое прикосновение Олиной руки. Потом Виталик откатился к краю кровати, а я, слегка поворочавшись, прислонилась к Ольге. Мы все постепенно заснули.
* * *
Сквозь сон я услышала звон будильника, заставивший неприятно поёжиться и вспомнить о предстоящем экзамене. Я внутренне напряглась, приготовившись вставать, но была не в силах подняться с кровати. Виталик опередил меня, проворно спрыгнул на пол и выскользнул из комнаты. Я вновь погрузилась в тревожный полусон, слыша сквозь него как он производит обычные водные процедуры, потом отправляется на кухню и варит кофе. И всё-таки этой расслабленной дрёме неизбежно приходит конец. Виталик вошёл обратно в спальню и громко объявил нам: «Эй, сонные тетери, немедленно вставать! ». Ольга и я одновременно отреагировали каким-то невнятным урчанием и ворочанием под одеялом, вполне оправдывая выданную нам характеристику, но ни я ни она и не думали подниматься.
Подождав несколько секунд, он стал действовать более решительно – залез рукой под одеяло и принялся дёргать и шекотать наши с Ольгой ступни и щиколотки. Ну всё, теперь от этого не отвертишься. Несмотря на протестующие визги и фырканье исходившее от нас обоих, я понимала что Виталик не отстанет пока не заставит меня вылезти из постели. Впрочем я и сама действовала так же в те редкие дни когда я вставала первой и хотела поднять сонного его.
Проклиная экзамен, институт и всё на свете, я поплелась в ванную. Ольга скоро последовала за мной. Виталик к этому времени уже приготовил кофе и сварил на всех нас овсяную кашу с изюмом и фруктовыми добавками, и даже заботливо расставил всё по столу. Чувство благодарности к нему всё-таки не заглушало ноющую в голове отягощённость предстоящим испытанием. У Ольги, судя о всему, было такое же ощущение. Почти на автопилоте мы покончили с завтраком, оделись и торопливо собрали сумочки. Виталик помог нам влезть в верхнюю одежду. Напоследок он пожелал нам удачи, звучно расцеловал нас обоих и, не забыв легко хлопнуть по заду для попутного ветра, выпроводил за дверь. Мы быстро зашагали по хрустящему морозному снегу к трамвайной остановке.
Я не хочу вспоминать об экзамене. Эти полдня включали в себя максимальный набор растерянности, страха, тревожного ожидания, суеты и неразберихи, нехватки времени на подготовку билета и отчаянных взглядов на часы, частичного облегчения - одновременно с огромной усталостью и головной болью - когда наконец всё было закончено. Ольга, похоже, отмучалась раньше и уже ждала меня в условленном месте в вестибюле соседнего корпуса. Мы договорились заехать в общежитие за некоторыми её вещами и отправиться в большой магазин у нашего метро. Я не пошла внутрь в её комнату – не было никакого настроения видеть кого-то из моих старых знакомых, рассказывать о глупом экзамене. Стоя неподалёку от выхода я замечала входящих и выходящих людей, среди них попадались знакомые лица. Общага... С ней были связаны мои самые тёплые и самые мучительные воспоминания. В последние месяцы я ещё иногда наведывалась сюда, увидеть, обнять давних подруг, обменяться новостями и сплетнями. Но сегодня я не хотела возвращаться в мою совсем недавнюю, но уже успевшую стать такой далёкой, прошлую жизнь.
Через несколько минут показалась Ольга. Заговорщически улыбаясь, она протянула мне сигарету и закурила сама. Это то что действительно мне было нужно в тот момент. Я не хотела снова приучаться к курению, но сейчас схватила её как утопающая последнюю соломинку. Давно я не чувствовала от экзамена такого опустошения и усталости. Ольга несла сумку где по-видимому были сложены самые необходимые вещи и книжки. Хорошо что она всё же не додумалась тащить с собой всё содержимое своей комнаты – ведь мы ещё собирались шляться по магазинам.
Мы направились к метро. По пути Ольга рассказывала как встретила соседку по комнате, которая очень подозрительно рассматривала и расспрашивала её где она пропадает уже так долго. Соседка, впрочем, была в курсе Олиных проблем с Андреем. С одной стороны, это могло служить простым объяснением её отсутствия – зализывания ран где-нибудь у неизвестных родственников или знакомых. Но в то же время Ольга сейчас не производила впечатлния побитой собаки, киснущей в своих переживаниях. Соседка непонимающе пялилась на Ольгу – у неё видимо хватало мозгов заметить это несоответствие, но недоставало фантазии вообразить что-же действительно выделывала Ольга все эти дни. Я громко хохотала и отпускала саркастические замечания вместе с ней.
Мы вышли из метро прямо у входа в сверкающие благородным синеватым отливом витрины нового, открытого три месяца назад, торгового комплекса. Мне казалось что он был слишком фешенебелен для нашей неприметной спальной окраины, где до сих пор почти отсутствовали особенно стильные заведения. Я почти каждый день облизывалась, проходя мимо него, но так и не заглянула туда ещё ни разу. Сейчас я была ужасно рада что Ольга оказалась в этом магазине со мной. В отличие от меня у нее не было ни малейшего страха перед кусающимися ценами, крутыми лэйблами или надменными расфуфыренными продавщицами, невероятно гордыми тем что устроились на вершину своих мечтаний - сторожить и обслуживать дорогие красивые тряпки. Мне нравилось как Ольга осматривает, выбирает и принимает решение о своих (и моих тоже) покупках. Она уверенно, почти бесстрастно перебирала множество вариантов, в конце концов окинув прощальным взглядом несколько альтернатив, твёрдо заявляла: «Вот это лучше всего» - и больше уже не возвращалась и не колебалась как я до бесконечности. О том что выбирала я для себя, она бросала пару коротких фраз, точно характеризующие достоинства и недостатки данного фасона, цвета и прочих атрибутов, и как-то незаметно, естественно подводила дело к выбору того что мне действительно казалось самым лучшим из того что мы видели.
Мы провели в магазине больше трёх часов, пролетевших почти незаметно. Не то что мы много накупили – глаза зарились примерно на раз в двадцать больше того что мы могли себе позволить, но я давно не получала от шоппинга такого удовольствия. Мы перебрали кучу тряпок, оставив продавщицам после себя полнейший разгром, вполне оправдывающий их нелюбовь к взбаломошным бедным студенткам. Мы пили кофе, а затем и пиво в кафетерии внутри, подмигивали и бесстыдно строили глазки проходящим мимо павлинистым франтам и прочим мужским особям: возвращающимся из своих оффисов и напускающим на себя важный вид молодым карьеристам в аккуратных рубашках и галстуках (зачастую жутко нелепого сочетания), и даже скучающим и недовольно озирающимся по сторонам благообразным отцам семейств, сопровождающим своих суетливых толстеющих жён. Какие-то два хмыря полубандитского вида не вполне верно истолковали наши вызывающие ухмылки и уже резво направились к нам. Наши лица мгновенно приняли высокомерно-ледяные выражения, полностью игнорирующие внешний мир в радиусе метра от нас. Хмыри завяли на полпути, переминаясь с ноги на ногу, с отвислыми челюстями и туповатыми, злобными взглядами на рожах.
Напоследок мы совершили весьма основательную экскурсию по парфюмерному отделу. Душились всеми пробниками под суровым взглядом местной церберы, ревниво считающей каждую молекулу ценной субстанции бесполезно потраченную на не слишком собирающихся сорить деньгами молодых вертихвосток. Я даже смогла обмануть её ожидания и купила небольшой, но совсем не дешёвый, флакончик туалетной воды, понравившийся нам обоим свежим цветочно-цитрусовым ароматом.
Когда Виталий вернулся домой с работы, глазам его предстала следующая картина. Две девицы, раскинув по всей кровати кучу шмоток, упаковочной бумаги, полиэтиленовых обёрток и оторванных этикеток, увлечённо вертелись у зеркала в спальне, периодически взвизгивая и гогоча друг на друга. На тумбочке у кровати, угрожая испортить лакированную поверхность, стояли несколько банок из под пива – пустых или ещё не до конца осушенных, с лужицами пены вокруг. Ужин на этот раз оставался не приготовленным, нам было совершенно не до этого. Обойдётся, на один день может нас извинить. Сперва взгляд Виталика неодобрительно скользнул по произведённому нами бедламу, но его лицо его тут же приняло выражение кота в предвкушении миски сметаны, остановившись на наших полуодетых фигурах, которые сами были похожи на частично распакованные приобретения из престижного магазина. В качестве компенсации за произведённый беспорядок он сразу потребовал демонстрации одёжек – всего что мы накупили за сегодняшний день.
Мы с Ольгой переглянулись, на обоих была написана усмешка. Почему бы и нет? Вообще-то Виталик никогда не отличался излишним терпением – и сейчас он тут же, не дожидаясь каких-либо приглашений с нашей стороны полез лапать и тискать её и меня. Но не тут-то было. Мы ускользнули от него с притворными визгами. Прежде чем он успел наброситься на нас опять, я остановила его резким окриком. Виталик послушно застыл на месте, продолжая аппетитно взирать на наши соблазнительные тела, с которых свисали различные недо-застёгнутые или недо-расстёгнутые тряпки.
Мне вовсе не хотелось лишать его такого удовольствия. И мы с Ольгой быстро придумали изысканное представление для него – и для самих себя - на ближайшие полчаса. Отправив его сидеть на диване в гостинной, мы стали нацеплять на себя купленное сегодня, а заодно более или менее подходящие шмотки из уже имеющегося гардероба.
Первой к нему вышла я сама. Я не могла полностью, с ног до головы, облачиться в то что приобрела себе сегодня (хотя, конечно, совсем бы не возражала). Свитер на мне был уже не новый, хотя и редко надеваемый – чёрный, обтягивающий, и оказавшийся очень подходящим чтобы на его фоне продемонстрировать изящный полушарфик-полуплаток, который я отхватила в куче на распродаже. Снизу на мне были купленные плотные колготки – хорошая ликра, не то что хлипкий одноразовый нейлон - и новая юбка, недорогая но стильная, очень понравившаяся мне в магазине. Тёмно-коричневые туфли на каблуке, тоже не новые но доставаемые из шкафа всего раза три в год, ритмично отстукивали по блестящему паркету моего подиума. Выглядела я, по моим собственным представлениям, чрезвычайно завлекательно. Виталик ожидающе сидел на диване. Он заворожённо посмотрел на меня когда я покачивая бёдрами вышла на середину, затем метнулся к компьютеру и включил какую-то музыку. Я не узнала мелодию, но она очень подходила для демонстрации мод с эротическим оттенком которую мы собирались устроить ему сейчас.
Эффектно пританцовывая, я прошла через всю комнату, делая красивые развороты, реверансы и жеманные пассы в сторону заворожённого Виталика. «Ну как, нравится? » - торжествующе спросила я его. Ответ был слишком ясно написан на его лице. Я брала рукой свою юбку, картинно приподнимала её, оттопыривала в одну или обе стороны. Наверное я сама никогда ещё не получала такого удовольствия от показа своих нарядов. Пройдясь по диагонали комнаты обратно, я обеими руками задрала юбку до талии, где она держалась из-за тугих складок, открыв Виталику половину своего зада, туго обтянутого в блестящие чёрные колготки. Я почти физически чувствовала на нём его взгляд, как ощущаешь прямые солнечные лучи на полуденном пляже. Я кокетливо приспустила колготки на несколько сантиметров, показав краешек телесного цвета трусиков – тоже сегодняшнего приобретения - и тут же подтянула их обратно. Повернувшись к нему, поглаживая себя по бёдрам, наблюдая за его восхищённой реакцией, я приспустила колготки ещё раз – ниже, полностью открыв тонкий лоскуток трусиков. Мои бёдра сами собой двигались вместе с не очень ритмичной но заводной музыкой. Держась за свои трусики, сминая узкие лямочки, я чуть спустила и их – чтобы только подразнить, раззадорить его воображение, потом быстро подтянула обратно и поправила юбку. Хватит с него пока. Будем работать в другом направлении. Я взялась руками за свой свитер и ловко сдёрнула его через голову. Под ним ничего не было, кроме роскошного нового лифчика, теперь самого дорогого в моёй коллекции, очень пластично обтягивающего и ещё выше приподнимающего мою грудь. Я поводила плечами, довольная произведённым эффектом. Медленно, пританцовывая и хитро улыбаясь Виталику, я расстегнула лифчик сзади, едва дотянувшись пальцами, и постепенно, обнажая сантиметр за сантиметром, сняла его совсем, торжественно держа и помахивая им на вытянутой руке. Мои груди, хорошо взбодрённые от недавней тугой упаковки и моего собственного эротического танца и игривого настроения, упруго подпрыгивали при каждом шаге и смотрели прямо на Виталика, который в ответ поедал их глазами. Я предоставила ему несколько секунд наслаждаться этим зрелищем, потом развернулась и гордо вышла в коридор.
После меня в комнату впорхнула Ольга. Она была одета в только что приобретённый обтягивающий джемпер с тонкой золотой цепочкой (не сегодняшней покупкой) поверх – у меня были сомнения насчёт этого фасона когда мы были в магазине, но теперь я видела что он на самом деле отлично шёл ей. Короткая юбка, которую она выудила где-то из своих старых запасов в общаге, тоже была очень к месту. К этому набору ещё прилагались приобретённые сегодня колготки – такие же как у меня, но более светлого оттенка – а так же (по моим предположениям) то что скрывалось под этими более наружными предметами туалета. На её ногах были совершенно замечательные новые туфельки из светло-серой лакированной кожи. Я долго облизывалась на них в магазине сама, но на это уже не хватало денег. Ольга прошлась по диагонали под таким же внимательным взором Виталия, легко пританцовывая, подпрыгивая и пытаясь исполнять балетные пируэты, которые не слишком выходили у неё но тем не менее доставляли большое удовольствие наблюдающим, в том числе и в моём лице. Её стройное подвижное тело мелькало всеми конечностями. Взяв пример с меня она стала поднимать юбку, продолжая плавно покачивать бёдрами, поворачиваться и извиваться под медленную инструментальную мелодию. Подняв её до талии и заткнув края за верх, превратив её почти в пояс, она взялась за колготки, ещё раз обернулась вокруг, предоставляя возможность осмотреть свои гладкие формы, хорошо подчёркнутые полупрозрачной синтетикой, и начала стягивать их вниз. Через несколько секунд они были спущены почти до колен, открыв под ними аккуратные розовые трусики. Продолжая пританцовывать и завлекательно покачивать задом, Оля сдвинула заднюю материю трусиков в узкую ленточку, чтобы, повернувшись к зрителям спиной, открыть совершенно голые круглые половинки, разделённые едва заметной полоской спрятавшейся в щели между ними. Оля оттягивала лямочки, приподнимала и опускала их, но так и не решилась снять их полностью. Колготки продолжали оставаться у неё на бёдрах. Оля решительно, но при этом очень грациозно, сдёрнула джемпер и бросила его на кресло. Под ним был светло-фиолетовый лифчик, очень хорошо подходящий ей по форме и цвету. В отличие от меня она, правда, не стала освобождаться от него. Сделав ещё несколько танцевальных движений, и напоследок вздорно-капризных жестов, Ольга направилась к выходу. Выглядела она обалденно завлекательно и немного комично. Вздёрнутый носик и гордо расправленные плечи максимально контрастировали с конфузным, растерянным видом придаваемым ей полуспущенными колготками, делающими её походку семенящей и слегка неустойчивой. Таким шагом Ольга и вышла из комнаты ко мне. Я давилась от смеха, наблюдая это представление, радостно обняла и поцеловала Ольгу когда та вышла в коридор. Через минуту я сама была уже готова к своему новому выходу.
Всё это время Виталик сидел смирно, очарованно глядя на наши выкрутасы, иногда аплодируя и всякими другими жестикуляциями выражая свой восторг. Обычно его не удавалось дразнить так долго, но сегодня он был терпеливым как никогда.
На этот раз на мне уже с самого начала было меньше предметов. Я полностью сменила бельё – трусики, лифчик и колготки. Кроме них на мне была только лёгкая рубашечка, больше походящая на ночнушку. Я вошла во вкус. Пройдясь по всей комнате бесстыдной сексапильной походкой, разворачиваясь так что мои ноги описывали плавные завлекательные траектории, я на этот раз так же как Ольга чуть опустила колготки и медленно, делая волнообразные движения талией, спустила за ними трусики, скатав их в узкий рулончик на основании бёдер. Полуодетость придавала одновременное ощущение пикантности и незащищённости – в большей степени чем когда я разгуливала по комнате совсем голышом. Взгляд Виталика ласкал и пронизывал меня. Я чувствовала смущение и собственное превосходство, демонстрируя себя перед ним. Расстегнув рубашку, я показала ему светлый кружевной лифчик, более узкий и тонкий чем в первый раз. Чувствуя его ожидающий взгляд, я медленно спустила обе бретельки. Сейчас он держался на самых кончиках моих изрядно возбуждённых грудей. В таком немножко нелепом, но весьма интригующем виде, я покинула комнату.
Ольга тоже с заливистым хохотом обняла меня, уже готовая к следующему выходу. На этот раз на ней была всего лишь новая ночнушка. Она была совсем не похожа на другие мои и Ольгины вещи. Эта штучка скорее напоминала спускающийся почти до щиколоток балахон, мягкий и приятный на ощупь, но довольно простенький с виду, разукрашенный какими-то невзрачными цветочками, без всяких кружевных украшений и попыток придать ему сексапильный вид. Нарядившаяся в него Ольга напоминала какую-то лубочную крестьянку в широком сарафане со старых пасторальных картин. Тем не менее она выскочила в этом на середину комнаты и принялась исполнять произвольные танцы, очень ловко вертясь и прыгая, взмахивая краями балахончика то и дело открывающего её хорошенькие ножки. Она размахивала широкими рукавами как крыльями, приподнимала полы высоко, до основания бёдер, пританцовывая, заложив одну руку за спину, пряча её там, похожая в этот момент на сказочную длинноногую птицу, совершающую свой странный брачный ритуал. Затем она повернулась спиной и, наклонившись вперёд, резко закинула кверху края балахончика. Под ним обнаружились спущенные на бёдра, узкие трусики леопардовой расцветки, на секунду открывшие совершенно голую попку, которая заманчиво вильнула и вновь скрылась под свободно спадающей материей. Я весело зааплодировала такому изящному выверту, а Ольга снова развернулась к Виталию и стала покачивать бёдрами в танце, приподнимая ночнушку рукой до колен. Через несколько секунд её трусики показались из-под него, и видно было как они легко соскальзывают по ногам на пол. Выступив из них одной ногой, она решительно откинула их в сторону кончиком ступни. Сделав небольшой реверанс в сторону Виталия, она проследовала к выходу. У самой двери она задержалась на секунду и, снова склонившись вперёд, вздёрнула кверху полы ночнушки. Теперь её бёдра и попка были полностью свободны от любой посторонней материи. Повернувшись к Виталику, она игриво шлёпнула себя правой рукой, бесстыдно вильнула задом и, отпустив вниз полы балахончика, выскочила из комнаты ко мне в коридор.
Напоследок мы вышли вместе, на этот раз в сильно облегчённом обмундировании. На на обоих были надеты колготки которые мы уже показывали ему раньше, и самые узенькие и тонкие трусики из тех которые мы купили сегодня – почти что одна верёвочка, едва ли в состоянии что-либо прикрыть. Они были мало практичны и быстро изнашивались, но зато дёшевы и ужасно завлекательны. Я схватила парочку таких из целого вороха в большом ящике в дальнем углу магазина, и Ольга тоже, правда несколько другого фасона. Основное их предназначение было, по-видимому, дефилировать перед мужьями и любовниками, распаляя их воображение. Очень пригодилось нам для сегодняшнего спектакля. Сверху на нас были одни лифчики – у меня новый, телесного цвета, ещё не демонстрированный Виталику, у Ольги – белый, принесённый из общежития, но выглядящий не хуже обновки. Мы встали рядом посреди комнаты, повернувшись к сидящему на диване Виталику, и вызывающе, хоть и кое-как сдерживая смех, взирали на него.
Виталик в ответ удовлетворённо осматривал нас обеих с ног до головы. Затем он слез с дивана, опустился рядом с нами на колени и с жестом явно выражающим первобытную, неуёмную алчность, обнял нас за талии. Я нежно потрепала его по голове. Виталик упёрся губами прямо в треугольничек моей плоти между ног, спрятанный под двойной оболочкой трусиков и капрона, и сложив губы буквой «о» стал нежно дуть туда. Мне стало тепло и щекотно, так что я даже вжалась назад, но его рот следовал за мной и продолжал ласкать и возбуждать меня направленной струйкой воздуха. Потом он переместился на Олю, проделывая с ней ту же самую процедуру. Рука Виталия при этом не отпускала половинку моей ягодицы. Затем его ладонь поднялась выше, ласкала мою спину, постепенно переместилась на живот. Я едва могла устоять на месте – его прикосновения вызывали ужасный приступ щекотки, а нежное дыхание овевало мою киску, делая её влажной и невероятно чувствительной.
Виталик приподнял голову и зацепил зубами край моих колготок, плотно опоясывающий мою талию. У него явно были намерения освободить меня от этой излишней материи. Кажется он собирался сделать это без помощи рук, что показалось мне очень наивной попыткой, заставившей меня захихикать – от щекотки и от почти полной безнадёжности его действий. Гладкий капрон не поддавался, упрямо впивался в мою кожу и возвращался на место. Я давилась от смеха и старалась помочь ему – извиваясь тазом и бёдрами, но не касаясь материи руками, соблюдая негласные правила нашей игры. Через минуту у Виталика что-то стало получаться, он постепенно опускал тугой капроновый пояс, перемещая губы почти по всей его длине, не давая возвращаться вверх. Ещё через некоторое время колготки уже висели у меня на коленях. Виталий с таким же энтузиазмом принялся за Ольгу. На этот раз, обладая приобретённым на мне опытом, дело пошло быстрее. Вскоре скомканные колготки валялись у её щиколоток. Последним рывком он опустил туда же и мои. Как две молодые, впервые полинявшие змеи освобождённые от ненужной больше наружной оболочки, мы стояли с голыми ногами, поблёскивая гладкой кожей и слегка извиваясь под его взглядом. Зацепив зубами нижнюю лямку моих трусиков, Виталик проворно, одним движением, стянул их вниз, я только успела чуть раздвинуть ноги, устраняя преграды его действиям. Тоже повторилось и с Ольгой. Кажется Виталик становится умелым специалистом по художественному раздеванию своих партнёрш, теперь он сможет сделать это с завязанными глазами и скованными руками за спиной. Как-нибудь надо попробовать... Я была невероятно возбуждена этой игрой; бессвязные, необузданные фантазии роились в моей голове.
Виталий продолжал нежно водить губами по моим и Ольгиным ногам. Его язычок, гоня перед собой волны пронизывающей щекотки, продвигался между моих ног, перепрыгивал на щиколотки, касался пальцев, потом снова поднимался к бёдрам. У меня перехватывало дыхание и подкашивались ноги от его прикосновений. Он привстал на коленях, сделал паузу, пролез кончиком языка в сокровенную щёлку между бёдер, и стал трогать и лизать мои увлажнённые губы. После этого такие же ласки достались и Ольге.
Мы, похоже, как никогда до сих пор раздразнили его нашими нарядами, плясками, этим спектаклем в чулочно-бельевых комбинациях. Теперь ничто не могло его остановить.
Виталик поднялся с колен и обнял нас обоих. Мы спешили ответить на его ласки, оглаживали, поочерёдно целовали его в губы. По прежнему не применяя рук, он взялся за наши новые лифчики – единственную верхнюю часть нашей униформы. Это было ещё щекотнее чем ногам. Его язычок залезал под тонкую тугую материю, обходил все выпуклости спрятанные под ней. Снять их без помощи рук было сложнее чем чулки, и в конце концов он оставил эту затею. А может решил что так интереснее - завлекательно спрятанные под кружевами части тел вполне соответствовали духу этого фетишного представления.
Продолжая водить языком по нашим телам, Виталик начал снимать свою одежду. Через несколько секунд он был полностью разоблачён, и я страстно прильнула к его уже разгорячённому телу. Но внезапно он оттолкнул меня и полностью переключился на Ольгу, обняв её и отведя её чуть в сторону, ближе к стене. Я наблюдала за ним, непонимающе обиженная, я так вожделела его в этот момент. Я, я хочу быть сейчас в центре внимания, ощущать его сильные руки... Но Виталик обнял Ольгу за шею, почти удушая её, и с нежным усилием поцеловал в губы. Потом положил руки ей на плечи и осторожно, но очень настойчиво надавил на неё, пригибая к полу. Ольга подчинилась и опустилась на колени, ожидая его дальнейших действий. Я подумала что он хочет чтобы Оля сделала ему минет – вообще-то я не слишком возражала, но обида ещё острее пронзила меня – мне сейчас самой очень хотелось его участия. Словно читая эти мысли, Виталий обернулся ко мне. Он так же крепко и уверенно взял меня за плечи. Пусть он и меня опустит вниз, подумала я, лишь бы я была ближе к нему, исполняла его желания. Но вместо этого он развернул меня спиной к себе, подошёл вплотную сзади и взяв меня за основания бёдер, поднял на воздух. Я повисла на его руках, прислонившись к нему спиной, сидя на его ладонях. Развернув меня к сидящей на коленях Ольге он буквально насадил меня на её губы. Олина голова оказалась между моих ног и я сразу почувствовала как её язычок сразу вонзился в моё лоно. У меня перехватило дыхание – сначала от неожиданности, потом от нарастающего фонтана удовольствия. О, как она умела это делать... Мои бёдра были крепко зажаты в Виталиных руках, иначе бы они судорожно бились и трепыхались в воздухе от переполняющих меня ощущений. Я стонала, животные крики выплёскивались из меня. Я опёрлась руками на стену, подвешенная в воздухе, насаженная на Олин язычок как на кол. Оля нежно колдовала над моей плотью, заставляя меня почти терять сознание. Моя рука потянулась к ней, я изнемогала от нетерпения. Мне хотелось вдавить её в себя ещё больше, сжать её голову, насиловать её неуёмной страстью. Но одновременный прилив невероятной нежности заставляло держать себя в руках. Я едва касалась пальцами её ушей, щёчек, поглаживала Олины короткие волосы, стараясь хоть немного возместить даримое мне наслаждение. Оля погружалась в меня всё глубже. Какой же длинный и сильный у неё язычок. О боже, это невыносимо... я дёргалась и подпрыгивала как подопытная лягушка от электрических импульсов. Когда Оля вынула свой язык я почуствовала даже некоторое облегчение. Теперь Олина голова находилась прямо под моим задом, щекоча его своей шевелюрой. Я поняла что Оля взяла в ротик член Виталия, и начала сосать его. Неужели она может делать это так же хорошо как она ласкала меня?
Виталик продолжал стоять, держа меня на весу. Мне было очень легко чувствовать себя во власти его рук. Вскоре я почувствовала как Оля вставляет в меня его член. Он легко вошёл в полностью открытое, хорошо приготовленное отверстие. Оля продолжала что-то делать внизу, и теперь тоже поддерживала руками мои болтающиеся в воздухе, ноги. Я расслабленно повисла на нём. На грани сознания и грёз, я визжала, произносила какие-то нежности, всхлипывала, просила ещё. Лишь мимолётно я почувствовала как Виталик кончил, для меня это стало только одной из многих таких невероятно приятных, нарастающих и успокаивающихся волн. Его руки медленно ослабли и слегка подрагивали от усталости. Вместе с Ольгой он осторожно поставил меня на пол. Я совершенно не чувствовала под собой ног. Не в силах устоять я медленно опустилась на колени, прильнула к Ольге, продолжающей сидеть у стены. Мне хотелось сделать для неё приятное так же как она делала для меня. Правда, едва ли у меня получится так искусно, она умела это лучше всех на свете.
Виталик, не задерживаясь, взялся за неё - резко поднял её под руки и прижал к стене. Он стал целовать её, гладить её грудь, скользить руками по её заду. Я потянулась к её ногам, раздвинула их. Оля охотно поддалась и даже чуть присела, расставляя бёдра. Но Виталик опередил меня и вставил свой член в неё, подняв её ногу и держа её рукой на воздухе. Он был уже усталым и обмякшим. Я стала помогать ему. Засунув палец в Олино отверстие, я ласкала её мягкие стенки, маленькую пульсирующую выпуклость вверху. Она была мокрая и скользкая, но мне ужасно было приятно трогать её. Несколько раз Виталик выпадал из неё, и я сразу же засовывала его обратно, иногда поцеловав и лизнув его орган, густо обмакнутый в Олины соки. Пару раз я брала его в руку и гладила, даже хлестала им себя по щекам, по губам, не переставая шевелить пальцем внутри Ольги. Это сейчас было самым приятным для меня. Мне хотелось в этот момент быть внизу, служить ей, ему, отплатить за моё собственное удовольствие. Оля начинала нетерпеливо трепыхаться, и я опять засовывала фаллос ей внутрь. Она тонко визжала, Виталий лапал её и стучался об неё своим телом, сильнее прижимал к стене. Вскоре я почувствовала как её дырка наполнилась соками их обоих, они стекали по моим пальцам. Я прижалась губами к чуть влажной коже её бедра. Оля ещё несколько минут продолжала дрожать и удовлетворённо постанывать.
Я ещё долго сидела так, обняв её коленки. В конце концов я встала, пошатываясь, на затёкших ногах, начав замерзать после разгорячённой сцены. Мы все пошли в душ, залезли в ванную. Виталий галантно вызвался обслуживать нас обоих, поливая наши тела горячей водой, оглаживая повсюду. На меня напало совсем хулиганское настроение, я взяла рукой его обмякший член и стала под Ольгино хихиканье мять и подёргивать его. Мы подставлялись под обильные струи, пританцовывали и извивались, топчась и толкаясь в тесной ванной. Виталик запускал головку душа между моих и Ольгиных ног, струи воды приятно ласкали кожу. Наконец-то я чувствовала полное облегчение и умиротворение, после сегодняшнего дурацкого экзамена, бегания по магазинам, примеривания купленных нарядов.
Страшно захотелось есть. Мы не в состоянии были сейчас что-либо готовить, и обошлись пивом и бутербродами, наделав их из всего что оставалось в холодильнике. Мы долго и расслабленно сидели на кухне, надувались пивом, а потом ещё чаем с конфетами. Виталий стал допытываться о нашем экзамене. Я запротестовала, сказала что не желаю ничего вспоминать о нём – так давно он сидел в печёнках, и вообще меня вполне устраивает моя четвёрка полученная сегодня. Ольга же напротив, начала возбуждённо рассказывать про свои сегодняшние похождения. Судя по всему она действительно умела сдавать экзамены и зачёты. На этот раз в её группе было два преподавателя, в лапы к одному них она очень не хотела попадаться – его не любили почти все, но у неё были ещё и личные счёты. Группу разделили по алфавиту, и Ольга находящаяся близко к середине, оказалась у самой кромки в «плохой» части. Нимало не смутившись она улизнула из своей половины и пошла в другую аудиторию, где объявила что была послана сюда так как на самом деле здесь меньше студентов чем по списку - двое из этой группы, учтённые в общем количестве, уже сдали досрочно. Один из них действительно сдал накануне, второй балбес, похоже, просто опаздывал на экзамен, и Ольга ёрзала и кусала губы чтобы он вовремя не появился. Ей повезло. Она быстро приготовила билет и уже заканчивала отвечать когда в кабинет, запыхавшись, вбежал тот припозднившийся лопух (с которым подобное случалось уже не раз). Преп недовольно хмыкнул, сурово глянув на Ольгу. Она в ответ состроила ангельскую физиономию, не позволяющую даже сомневаться в своей невинности. Профессор не стал поднимать скандал и она вполне успешно закончила свой экзамен. Хитрая штучка, Оля, мне бы такую прыть.
Назавтра Виталий должен был остаться дома. Ольга и я тоже никуда не торопились после вчерашнего экзамена. Как приятно было просыпаться вместе с ним – так долго, целых два дня я не оказывалась утром рядом с его большим, успокаивающим телом. Это казалось так давно... столько всего успело произойти за это время. Я начала прижиматься к одурманивающему теплу исходящему от него, гладить его волосатую грудь. Оля проснулась и привстала на кровати, услышав нашу возню. «Присоединяйся», - насмешливо предложил ей Виталик. Ольге явно не нужно было повторять приглашение. Она опустилась на колени около него и стала мягко водить по нему руками. Я собственически прильнула к нему сильнее, целуя его в шею, в плечо, двигаясь вниз губами. Виталик очень ласково гладил мою голову и при этом, кажется, успевал ещё лапать и тискать Олину грудь склонившуюся над ним.
- Сейчас, подожди минутку, я вернусь, - чувствуя утренний дискомфорт я соскользнула с кровати и побежала в туалет, невольно предоставляя Ольге возможность на некоторое время остаться наедине с Виталием. Но она не пожелала воспользоваться этим, и последовала за мной туда же. Я возвратилась голышом, бросив в стирку мою ночнушку, и плавно продефилировав по комнате под внимательным взглядом Виталика, плюхнулась в кровать прямо на него. Я вновь ёрзала у него на груди, нежась об его тёплую сильную фигуру, пахнущую привычными телесными запахами после ночи. Он в ответ запустил пальцы в мои пышные волосы, прижимал моё лицо к своей груди, и я постепенно соскальзывала вниз, целуя его соски, живот, добираясь вниз до переливающихся мускулами бёдер...
Вошла Оля в своём новом балахончике. Я краем глаза успела заметить как она картинно снимает его, выгодно открывая стройные ноги, постепенно появляющиеся из под скомканной материи, и наконец полностью освобождаясь от неё. Оля, похоже, успела умыться и освежить водой некоторые интимные места. Кажется я поняла что она задумала сейчас. Быстро скользнув мимо меня, Ольга уселась на грудь Виталика и стала раскачиваться, тереться о него бёдрами. К этому времени я добралась до Виталиного члена, давно ожидающего наших разнообразных шалостей. Я осторожно взяла его в руку, чуть надавила пальцем на головку, чувствуя как он привычно твердеет в моей ладони, становится прямым и ровным, таким красивым в своей боевой готовности. Утром это был легко, я могла неторопливо играть с ним, пробуя новые прикосновения, не боясь что он быстро потеряет свою упругость если я сделаю что-нибудь не так.
Я видела как Виталик взял Ольгу обеими руками под ляжки и посадил себе на лицо, начав ласкать языком Олину киску. Она ёрзала и извивалась на нём, довольно стонала и мурлыкала. Я же тем временем обхватила губами член Виталика и начала очень нежно облизывать и сосать его. Он приятно напрягался и пульсировал от тепла и влаги моих губ. Судя по Олиным звукам она нашла позу в которой ей было очень, очень хорошо, и она вовсе не собиралась уступать её. Широкие ладони Виталика стискивали её ягодицы, впивались в неё ногтями. Я медленно погружала член Виталия глубже в свой рот, многократно обводя его внутри языком. Я хотела почувствовать что он не только занят Ольгой, но обращает внимание и на меня. В конце концов я добилась этого, Виталик оторвал руку от мягкого Олиного зада и нащупал локон моих волос, погладил по голове, зацепил мои волосы и намотал себе на палец, потянул на себя. Ольга продолжала дрожать и извиваться сидя на его голове (как она не задушит его в такой позе?), что заставило Виталика дёрнуться и с силой рвануть меня за волосы. Я вскрикнула от боли и слегка прикусила его член, видимо мои острые зубки стиснули его очень чувствительно. Он непроизвольно дёрнулся вперёд и в сторону, заставив Ольгу качнуться к стене, и с размаху шмякнуться о поперечную доску нависающего над кроватью спального гарнитура. Ольга всхлипнула от боли и схватилась руками за голову. Выпутав руку из моих волос, Виталик обнял Ольгу за талию и стал успокаивающе поглаживать её, продолжая целовать и лизать её щёлку. Через полминуты Оля вроде бы оправилась и опять блаженно застонала и задышала от его ласк. Я немножко опешила от такого поворота и ослабила свою хватку Виталинова фаллоса. Он при всём при этом почти не успел ослабеть, и я очень нежно облизывала его влажную поверхность, едва касаясь губами. Между ног у меня стало совсем мокро. Я привстала на коленях и села верхом на Виталика, продолжая заворожённо смотреть как Оля извивается всем телом сидя ко мне спиной. Его твёрдый жезл легко вошёл в меня, в предназначенный для него скользкий податливый канал, наполнив меня внутри, превратив нас в единое целое. Я застонала ещё громче чем Ольга, и мы стали дуэтом заливаться словно стараясь перещеголять друг друга в этом виде вокального искусства. Оля привстала на коленях и быстро развернулась лицом ко мне. Её лицо было искажено страстью, через мокрые полуоткрытые губы вырывались неровные вздохи и поскуливания. И всё же она была очень красива в этот момент. Мы устремились друг к другу, сплелись вместе, я почувствовала её руки вокруг меня, её лицо страстно прижимающееся ко мне. Я целовала её плечи, шею - жадно, нетерпеливо - пробуя, кусая её кожу. Я пригибалась и подпрыгивала сидя на Виталике который обхватил мои ягодицы и с азартом мял их, царапал, насаживал глубже на себя. Ольгины губы сомкнулись с моими, совсем перекрыв мне воздух, так что я задохнулась и громко прыснула на неё, обрызгав её слюнями, но тут же, оправившись, стала целовать её влажные губы и щёки. Руки Виталика прошлись по моему животу и добрались до грудей – моих и Ольгиных, почти сомкнутых вместе и натыкающихся твёрдыми сосками друг на друга. Ему явно было где порезвиться на этой территории. «Пусть заодно произведёт сравнение», - даже в таком порыве страсти я успела не без удовлетворения вспомнить о своём явном преимуществе, подставляясь его рукам.
Он мял и гладил мои и Олины груди, перебирая пальцами нежную округлую плоть. Я почувствовала приближающийся климакс, ощущение наполняло, заставляло набухать каждую мою клеточку, ни за что на свете я не смогла бы сейчас остановиться и прекратить своё прыгание и пляски верхом на Виталии. Я упала на плечи Ольге, вздрагивая и вскрикивая от взрывающегося во мне оргазма. Оля тоже находилась в похожей стадии возбуждения, протяжно дышала и всхлипывала мне в ухо. Наконец я просто физически не могла больше подпрыгивать на обессилевших ногах и устало осела вниз. Фаллос Виталия, продолжавший оставаться во мне, достиг новой непочатой глубины внутри моего чрева. Оля ещё несколько секунд продолжала покачиваться у него на груди, потом со стоном отвалилась в сторону на кровать. Я слезла с Виталиных бёдер и склонилась к нему, стала целовать его лицо. Он был покрыт пахучими Олиными соками, но меня это сейчас не смущало, и я с удовольствием облизывала его губы, чуть шершавые по краям от начинающейся щетины.
Потом я упала в изнеможении рядом с ним. Ольга лежала по другую сторону от меня, мы все трое тяжело дышали и смотрели в потолок. Виталик ещё несколько минут с утомлённым сладострастием поглаживал наши бёдра. Наконец он встал первым, отправился в душ и варить кофе. Мы вскоре присоединились к нему за кухонным столом.
Съев по маленькому бутерброду и баночке малинового уогурта, после завтрака мы как всегда долго болтали, потягивая кофе, и обсуждали что будем делать сегодня. Хорошо что выдался свободный день, и можно вместе куда-нибудь пойти, подальше из душной квартиры. Мне очень хотелось, наконец, вылезти на улицу. Мы решили погулять в небольшом парке со старинной полуразрушенной усадьбой у кольцевой дороги, в пяти трамвайных остановках от нашего дома. Я очень любила это место, хотя удавалось заглядывать туда не слишком часто. Оно приносило успокоение, безмятежность, желание ходить по извилистым дорожкам старого сада, не торопясь думать о чём-то, смотреть с пригорка на открывающийся вид на город, на золотистый купол недавно отремонтированной церквушки на соседнем холме и высокие дома вдалеке.
Я вспоминала как впервые мы побывали там позапрошлой весной, когда стало совсем тепло всего через несколько дней после исчезновения последних пятен грязного снега, набухшие почки выстреливали зеленью. Мы только недавно познакомились с Виталием и наконец стали неразлучной парой. С нами были еще несколько наших общих друзей, и практически это было нашим первым «выходом в свет» когда все наши знакомые наконец увидели что мы по настоящему вместе, и что я успешно излечилась от моей прошлой любви, вытекшей всё-таки из меня целым Мёртвым морем солёных слёз, и вызвавшей столько участия и озабоченных вздохов – показных или искренних – у всех кто был близок ко мне. Мне очень понравился тогда этот парк и окрестности. Вскоре после этого мы сняли нашу теперешнюю квартиру неподалёку. Ещё я была здесь в середине прошлого лета, в самый разгар жары, в те несколько недель когда у меня всё валилось из рук: я неважно сдала сессию, меня подло кинула с деньгами моя - теперь уже бывшая – подруга, через неделю после начала нашей летней работы в одной сомнительной шарашке. Кроме того в то лето я особенно страдала от тополиного пуха и кучи ещё каких-то аллергических напастей, глаза всё время слезились, мне казалось я окончательно превратилась в злобную уродину с распухшим покрасневшим лицом, никто больше не взглянет на меня и даже Виталик вскоре найдёт себе кого-нибудь ещё. Мы тогда устроили пикник с ним, ещё тремя его друзьями и подружкой одного из них. Прогулка по парку излечила меня от тогдашних психозов – я видела как все Виталины друзья не упускают случая оказаться поближе около меня, как жадно скользят их взгляды по моим ногам всякий раз когда тёплый ветер задирал моё летнее платье. Я блаженно купалась в этих взглядах, в собственном кокетстве, в безопасности мощного защитного поля, исходящем от Виталика, куда я могла укрыться в любой момент... Так приятно было вспомнить тот день...
Сегодня мы снова были не одни. С нами была Оля – чужая и своя, в ещё не осознанной мной пропорции. Я мысленно представляла как будто ощупываю её через разделяющую нас мягкую и тонкую грань куда вплетены ниточки нежности и колкие ворсинки недоверия. Сегодня она была ещё ближе ко мне, мы постоянно переглядывались и шушукались, брались за руки и отходили в сторону от Виталика, который периодически догонял нас и тесно обнимал обоих, симметрично прижимая к себе.
День оказался на редкость солнечным для середины зимы. Мы долго бродили по заснеженным дорожкам, среди сугробов, каменных оград с чугунными решётками, и зимних, спящих под тяжёлыми белыми покрывалами деревьев. Спокойная, величественная картина из чувства противоречия наводила на меня хулиганское настроение, мне хотелось излить энергию - бегать по снегу, падать и барахтаться в нём, кидаться снежками. Я запустила плотно слепленным снежным комом в Виталика, очень метко угодив ему за воротник. Оля весело засмеялась, солидарная со мной. Виталий, конечно, не спустил нам такой наглости, и тут же не преминул вывалять нас обоих в ближайшем глубоком сугробе, опрокинув по нескольку раз и удостоверившись чтобы холодная влага основательно проникла нам под одежду. Мне в общем-то было ничего, кроме мокрого ощущения за спиной, но Ольга была всё же слишком легко одета для кувыркания в снегу. Я резко прикрикнула на Виталика чтобы он прекратил эти выходки. Виталик, как всегда, немножко помедлил с реакцией – у него обычно происходили колебания между виноватым отступлением и показной упрямостью, с качанием прав, с настырным продолжением безобразий. На этот раз он оказался послушнее чем обычно и, поставив нас рядом, тщательно отряхнул от прилипшего снега и холодных капель ещё не успевших забраться слишком глубоко внутрь. Мы простили его, и ещё долго бродили, хрустя снежной коркой под каблуками. Обошли почти весь сад, постояли на вершине холма, с которого сегодня открывался особенно классический зимний пейзаж, с одного края теснимый быстро растущим посёлком новых кирпичных домов с черепичными крышами, зачастую ещё голых и недостроенных. Потом мы побрели к ближайшему базарчику у выхода. Все уже успели основательно проголодаться, и на скорую руку уплетали какую-то нехитрую снедь - хот-доги и булочки с лимонадом и горячим чаем, увлечённо покупали и пробовали какие-то незнакомые сладости, рассматривали всякие безделушки предлагаемые вездесущими бабульками и переминающимися с ноги на ногу на холоде прочими торговцами всех возрастов, нарядов и рас. Виталик с видом щедрого попечителя благодушно разрешал мне и Ольге прикупить какую-то приятную ерунду. Мы с весёлым энтузиазмом подыгрывали ему, чуть ли не прыгая на задних лапках, потупив взор и благодарно чмокая в его щёчку за каждое согласие на очередную мелкую трату.
К вечеру, когда стало темнеть, мы решили пойти в кино, где никто из нас не был, как выяснилось, уже с начала осени. Я понятия не имела что сейчас происходит в кинотеатрах, да и в ближайшем относительно приличном из них выбор был не слишком велик. После недолгого спора мы выбрали глуповатую но страшно смешную американскую подростковую комедию. Я постоянно краснела и даже зажмуривалась от сексуально-туалетного юмора который составлял практически всё её содержание. Ольга хохотала больше всех нас, а Виталик приглушёно хмыкал и посмеивался, тоже, наверное, слегка смущаясь от происходщего на экране. Как странно что во мне ещё осталось такое количество скромности и стыда, после всех наших развратных действий за последние дни. Обычно то, что выглядит забавно и естественно на экране, в реальности всегда затянуто, неловко, даже противно: вместо остроумных запоминающихся фраз - какое-то бессвязное мямление, вместо слащавых хэппи-эндов - мелкие ссоры и разочарования. Но у нас всё было по другому – кто бы мог поверить – гораздо интереснее и невообразимее чем в любом кино.
Домой мы вернулись в кромешной безлунной темноте, когда по улице неумолимо растекался кусачий ночной мороз, и было страшно приятно войти в наш обшарпанный полутёмный подъезд и затем в тёплую квартиру после такого долгого отсутствия. Мы сели пить чай, жадно глотая горячий напиток, освежаясь после наружного холода. Всё-таки в нашем маленьком обиталище было очень уютно, я бы не променяла его сейчас ни на какой роскошный особняк. Отогревшись и наскоро наполнив желудок какими-то сладостями, я и Виталик пошли в комнату переодеться. Моё лицо было обветрено, волосы спутаны и растрёпаны от воздуха и снега, ноги дрожали от усталости. Тем не менее я осталась вполне удовлетворённой собой – кожа вроде бы не трескалась и не шелушилась, а уличный вид даже придавал мне завлекательный естественный шарм, который не достигается вычурными причёсками и густой косметикой.
Разомлев и расслабившись в тепле, я невольно сморозила большую глупость когда полезла в свою сумочку за расчёской, за что очень быстро поплатилась сама. Сумка моя уже давно и окончательно превратилась в склад старой дребедени сомнительной необходимости, копящейся там годами. Больно уколов руку о завалявшуюся и забытую пилку для ногтей, я громко ойкнула и в сердцах выбросила всё содержимое на кровать - чтобы достать злополучную расчёску и наконец-то выкинуть половину бесполезного хлама. Среди прочего, моя потрёпанная зачётка вывалилась вместе с просроченным пропуском, пудреницей и карандашами для глаз, парой завалявшихся леденцов, исписанной записной книжкой, ворохом старых проездных и истёршихся бумажек и записок. Стоявший рядом Виталий что-то буркнул про мою безалаберность и количество мусора таскаемого с собой, поднял мою зачётку и стал неторопливо рассматривать её внутренности. Я похолодела. В мои планы совершенно не входило чтобы он сейчас заглядывал туда. Он не имел привычки лазить в мою зачётку, в записные и адресные книжки – да и какая в этом нужда? – и в этот момент, наверное, сделал это машинально, просто потому что та подвернулась под руку. Но как я могла остановить его, не вызывая только больше подозрений? Виталик лениво но методично перелистывал страницы, может всего лишь от праздного любопытства, а может быть желания заглянуть в частичку моей биографии, охватывающую и то, прошлое время, ещё до того как мы были знакомы с ним. И вот, наконец, перевёрнут последний исписанный листок. Затаив дыхание, я наблюдала за его реакцией. Виталик со смесью мимолётного любопытства и искреннего удивления разглядывал результаты этой сессии.
- Ты не сдала, что ли, вчерашний экзамен? – осторожное недоумение в его голосе быстро наливалось скрежещущей металлической суровостью.
- Я... почему, нет, вообще-то я уже...
Всё, попалась, дурочка, на крючок, на эту злосчастную острую пилку. Теперь это было уже совершенно бесполезно. Я смогла бы хорошо приврать, если бы заранее подготовилась к этому. Почему я этого не сделала? Вместо этого я жалко смотрела на него как кролик на застывшую перед броском кобру, понимая что собственная участь уже решена. Краска наполняла моё лицо, веки подрагивали, я не смела ни отвести глаза ни уверенно взглянуть на него. Черт возьми, я давно не чувствовала себя так глупо и беспомощно. Я же в конце концов уже давно не пятнадцатилетняя девчонка, пытающаяся оправдаться перед мамашей за потраченные деньги или поздний приход домой... Виталик и сам-то не особенно умел врать. Если я в чём-то ловила его, что случалось не так уж и редко, он быстро смущался и пытался найти подходящую моду своего поведения: то напускал на себя виновато-лукавую улыбку, готовый к признанию, то начинал пыжиться и изображать праведный гнев и смертельно оскорблённое мужское самолюбие, бросаться в меня нелепыми контр-обвинениями, распаляясь и становясь всё более очевидным и проницаемым в своих уловках.
Но в этот момент роль кролика предназначалась мне, и я выглядела гораздо более прозрачной, раздетой от всякой словесной защиты. Ладно, уже поздно. Надо признаваться во всём, пытаясь хоть чуть-чуть сохранить быстро тающие крупинки собственного достоинства.
- Преп на экзамене был не наш основной лектор, а какой-то придурок на замещении, который ни разу не читал сам этот курс. Сначала всё хорошо, потом он поймал меня на самой последней части, нам до этого было сказано что эта тема дополнительная, в экзамен не войдёт... Я долго спорила с ним, но это было совершенно бесполезно, в конце концов пришлось отказаться от тройки. Но я пересдам совсем скоро... Я уже договорилась на кафедре на конец января...
Это было почти правдой, по крайней мере мой голос обрёл подобие привычной уверенности. Я приготовилась что-то продолжать, всё более серьёзно и немножко виновато, совершенно оправившись от ступора – о том что всё-таки результаты экзамена были несправедливы, но в общем-то ничего страшного не случилось, и я совершенно уверена что легко поправлю положение. Но тут Олька, стоявшая всё это время в дверях, громко и саркастически хмыкнула. Совсем невпопад, мгновенно уронив, обесценив все мои оправдания.
- Ты знала, конечно, об этом? – с риторической строгостью вопросил Виталий, повернувшись к ней.
- Я? Нет, с чего это...
- Знала, знала! – это неожиданно твёрдым тоном заявила я.
Сама хороша... Зачем я это сболтнула? Вообще-то моё восклицание вполне соответствовало действительности, но не обязательно было сразу же выдавать Ольгу – она была совсем не виновата в моём глупом провале на экзамене. Но сейчас мне подспудно очень хотелось заставить её вместе со мной учавствовать в этой разборке.
- Иди сюда, - строго приказал ей Виталий. Оля и не подумала выполнять это и по её виду даже была готова сбежать из комнаты. Виталик решительно сделал шаг по направлению к ней и повторил слова, ещё более угрожающе. Оля, бросив на него непокорный взгляд, всё же сделала два шага вперёд и встала напротив, с вызывающим выражением на лице. Виталий одновременно схватил её и меня за руки. Ну вот ещё, только не надо изображать грозного папашу, это выглядит так нелепо. Но у него явно был совсем другой взгяд на происходящее, Виталий был настроен чрезвычайно серьёзно.
- Я сколько раз говорил, чтобы вы готовились к экзаменам, а не валяли дурака целыми днями? Я не собираюсь позволять тебе за год до выпуска заваливать сессию!
А то он знает что мы делали в его остутствие, возомнил тут себе... Между прочим и экзаменом мы тоже немало занимались, и если бы не пришёл этот противный старый козёл с кафедры...
- Мы целый день учились, когда тебя не было, - бросилась защищать меня Оля – она и меня заставляла, когда, когда мне надоело всё и я раскисла совсем. Она просто перенервничала слишком, что ты будешь сильно ругать. Я сама-то кое-как сдала, уже рассказывала что смухлевала чтобы к нужному экзаменатору попасть...
- Да пересдам я всё, нет проблем, отстань только! – почувствовав что его хватка ослабла, я попробовала ментальную попытку бегства, изображая справедливое негодование в меру приправленное осознанием вины, и готовность полностью исправить свой промах. Но не тут то было. Виталик цепко ухватил мою руку и сжал до боли ладонь.
- Я знаю что пересдашь, не об этом речь. Но вести себя так безалаберно у тебя больше не выйдет...
С этими словами он резко развернул меня спиной к себе и приказал, не терпящим ни малейшего возражения тоном:
- Снимай штаны!
О, чёрт возьми, что он себе воображает... Я пыталась помедлить, переминаясь с ноги на ногу, бросила взглянула на Ольгу ища у неё поддержки, но та всего лишь с ехидным любопытством разглядывала меня. По пышущему яростью - или похотью – выражению лица Виталия мне не приходилось особенно выбирать. Я медленно расстегнула пуговицу и молнию на джинсах и, едва шевелясь, спустила их на бёдра, открыв на обозрение полоску светлых трусиков, замерла в нерешительности.
- Давай быстрей, я не собираюсь с тобой нянчиться.
С этими словами Виталий неожиданно наступил ногой на полу моих джинсов и, схватив меня под мышки, приподнял и буквально вытащил меня из них как зонтик из чехла. Это случилось так быстро, я не успела даже протестующе возмутиться. Где это он научился таким манёврам? Я была опущена на колени на кровать. Виталий приподнял меня ещё раз за талию и решительным движением сдёрнул мои трусики до колен, чуть не порвав их.
- Сидеть смирно! – раскомандовался он. И, уже обратив свои действия на Ольгу:
- Ты тоже хороша! Вместе бездельничали, потом вместе врали про экзамен.
Виталика явно несло продемонстрировать свою власть, и похоже ничто на свете не могло ему в этом воспрепятствовать. Я услышала какую-то возню, Ольгин вскрик «Ай! » и тут же её тело оказалось брошенным на кровать, плюхнувшись рядом со мной в полуспущенных брюках, которые ещё нерез пару секунд окончательно были стащены с неё невзирая на брыкания и вопли протеста.
- Надеюсь, вы обе понимаете за что должны быть наказаны? – в его голосе чувствовалась серьёзность совсем не соответствующая нелепой комичности нашего положения.
- Не-а! – сболтнула я из чувства противоречия, не особенно задумываясь о последствиях.
В ту же секунду на мой зад обрушился сильнейший шлепок, заставивший меня податься вперёд и уткнуться носом в покрывало кровати.
- А я так думаю, ты всё понимаешь, а за выпендрёж будешь наказана дополнительно! – громогласно разглагольствовал Виталий. Я почувствовала что в этот момент лучше не перечить ему – всё равно ничего хорошего не выйдет.
- Ой! – громко вскрикнула Ольга, получив такую же затрещину по попе. Похоже нам сегодня достанется вместе, и одновременно обоим. Виталий продолжал свои удары методично, размеренно, как будто привык производить эту процедуру регулярно, почти каждый день.
Оля в очередной раз получила хлёсткий удар, но не взвизгнула как мы обе всё время делали до этого, а наоборот, непокорно повернула голову к Виталию и заявила с нескрываеым сарказмом:
- Тебя что, мама в детстве по заду всё время лупила, что сейчас ты на девчонках отыгрываешься? Или папа? Ремня часто получал? – едкая ирония не слишком помогала ей уйти от наказания, и быстрая очередь из звучных шлепков всё же вынудили её громко вскрикнуть от боли и протеста. Тем не менее я тоже непослушно хохотала, поддерживая её, несмотря на удары следующие один за другим с коротким интервалом, которые заставляли дёргаться всё моё тело, не позволяли даже на несколько секунд оправиться от пронзающей боли.
- А может ты во дворе от больших мальчишек получал по морде?
- Сначала во дворе получал, потом бежал хныкать и жаловаться маме, и вдобавок от отца доставалось, за то что ябеда и плакса! – эту уничтожающую насмешку триумфально добавила я сама, за что была награждена таким резким шлепком, что мой зад подпрыгнул в воздух и колени почти оторвались от кровати.
- А за что тебя больше лупили – за двойки, или когда ловили с картинками голых девочек, с расстёгнутыми штанами? – не унималась Оля. Я громко хрюкнула, и тут же получила ещё.
Виталий внешне никак не реагировал на наши ответные издевательства, только тихо пыхтел и размеренно наносил нам обоим не прекращающиеся удары. Несмотря на боль, ни я ни Ольга и не думали отступать, и продолжали изобретать для него новые обзывания и невероятно язвительные реплики, не оставляющие - словесно – ни одного живого места на его мужском самолюбии, так же как он делал это физически – и тоже очень осязаемо – с нашими покрасневшими, но гордо поднятыми вверх попами. Это была настоящая дуэль, и невзирая на нарастающую боль и наворачивающиеся слёзы я чувствовала невероятный прилив адреналина и чисто спортивного азарта чтобы продержаться и победить в этом состязании. Наше с Ольгой терпение было вознаграждено и Виталий, кажется, сломался в результате первым, его шлепки ослабевали и вскоре стали напоминать лёгкие поглаживания, хотя мы с Ольгой вовсе не переставали бросаться в него весьма дерзкими фразами.
Когда всё закончилось, Оля опустилась на пол на колени, прислонясь и опираясь на кровать. Вид у неё был бледный и замученный – совсем не похожий на игриво-хулиганское настроение обычно свойственное ей, и в котором она пребывала всего несколько минут назад. Я же чувствовала себя невероятно возбуждённой, уже знакомое сочетание боли и сладострастия переполняло меня. Виталик ласково поднял меня за плечи и притянул к себе. Радикально переменив собственную роль, теперь жалко хныкая и всхлипывая, я прижалась к нему.
- Я больше никогда не буду обманывать тебя... А экзамен этот я пересдам через десять две недели, всё нормально будет, сейчас я уверенно себя чувствую.
- Я очень надеюсь... Не бойся, я на этот раз помогу тебе – его напряжённая строгость совсем растаяла, теперь он раздобрел и готов был воспринимать вещи в более естественном свете. Виталик обнимал и гладил меня по спине, я тёрлась об него заплаканным лицом. Я почувствовала что он тоже возбуждается и машинально потянулась к его брюкам, расстёгивая пуговицу. Виталик осторожно снял их с себя не выпуская меня из своих обьятий, и сел на кровать. Я расположилась сверху на коленях, оседлав его бёдра. Он долго целовал меня в шею, щекоча и раздразнивая меня всё сильнее, пока он сам наливался желанием, и его член становился большим и готовым войти в меня. Вскоре я почувствовала приятную упругость знакомой мужской плоти, которая легко заполнила моё ноющее в ожидании, обильно увлажнённое отверстие. Я стала качаться, подпрыгивать на нём, заряжаясь этой твёрдостью и силой, вовлекая её в себя.
Оля всё это время тихо сидела рядом смотря на нас с грустью и усталостью. Так удивительно, что она не участвовала с нами – все эти дни её было силком не оттащить от наших сексуальных игр. Я слезла с Виталия, который, впрочем, не отпустил меня совсем, а повернул к себе задом, наклонил немного вперёд и стал ласково лизать и целовать мою премного лупленную попку. Мне было очень приятно, хотя сейчас я чувствовала скорее усталость. Я, кажется, уже прошла пик возбуждения и его неторопливые, тонкие ласки приносили приступы щекотки, окончательно истерзавшие моё усталое за день тело. Я мягко вырвалась из его рук, поднялась на ноги, в то время как он тут же принялся за Ольгу, подняв её с пола и заложив её руки за спину чтобы она выгнулась к нему своим отшлёпанным задом. Нашёптывая ей что-то ласковое он обнимал, гладил её, но она на этот раз не реагировала, чуть поникнув головой, потом отстранилась и легла на кровать, свернувшись калачиком, изнеможённая и явно желающая только чтобы её оставили в покое. Виталик в конце концов прекратил свои усилия, уселся рядом, мягко поглаживая нас обоих. Единственное что ему удалось – это всё-таки затащить нас в ванную, где мы лениво грелись, обливали свои пострадавшие тела, в чём он охотно помогал нам, направляя на нас горячие водяные струи.
После душа мы ещё долго сидели на кухне, пили чай и праздно болтали. Виталик, удовлетворив свои диктаторско-рукоприкладские фантазии, теперь был добродушен и ласков до того что собрал по всем комнатам мягкие подушки и подстилки чтобы устроить сидения причиняющие поменьше боли для моего и Ольгиного задов, переливающихся всеми оттенками от розового до пурпурного. Он разносил нам чай, безропотно выполняя все мелкие капризы и пожелания насчёт точного количества заварки и сахара, долек лимона и сортов конфет которые мы уплетали не глядя, позабыв о всяких диетах и рекомендациях дантистов. Оля, хотя и вяло подыгрывала беседе, всё же оставалась необычно грустной, и её усталое лицо иногда передёргивалось от боли или дискомфорта. Виталик в конце концов заметил это, обнял её за плечи сказал, что нам всем пора отправляться спать. Через десять минут мы все были уже в постели. Я почти мгновенно заснула под суетливую возню Виталия и сопение Ольги, тихо ворочающейся около меня.
На следующее утро Виталий поднялся рано и сразу уехал на работу – я совсем не слышала его. Сквозь сон я едва ощущала как Ольга пару раз вскакивала с кровати, бегала в ванную, копошилась в каких-то тряпках. В конце концов я встала около одиннадцати, с тяжёлой головой и едва шевелящимися ногами, но по крайней мере выспавшись после вчерашних утомляющих похождений. Всё-таки хорошо что мне не надо бежать утром ни на какую работу как Виталику. Почему нельзя так всю жизнь? Женщине надо вдоволь поспать чтобы быть счастливой, ласковой и симпатичной. Не то что бы я сейчас была довольна своим видом – скорее наоборот. Но, как ни странно, я сейчас даже скорее радовалась этому – есть повод основательно заняться собой, полдня провести прихорашиваясь, разглаживая пёрышки, и в тому подобных приятных заботах. А потом уже придётся снова вспомнить об экзаменах, чтобы к приходу Виталика успеть принять озабоченный вид глубокого зубрения. Неторопливо произведя всевозможные водные процедуры, тщательно причесав каждый волосок я вернулась в спальню, чтобы с насмешками и подколками поднимать сонную Ольгу.
Ольга, как оказалось, не спала. Она лежала лицом вверх, со страшно измученным и потускневшим взглядом. Её щёки были бледнее чем обычно, губы обветрены, глаза выглядели покрасневшими и усталыми.
- Слушай, извини, у тебя есть ещё прокладки? – сразу обьяснила свои проблемы Оля.
- Не знаю, надо посмотреть, вроде было достаточно...
- Я уже две своих сегодня сменила, последние... Какой-то особенно тяжёлый день, из меня льётся как из шланга... Ещё простыла вчера кажется...
Я заботливо склонилась над Ольгой, потрогала её лоб как у маленького ребёнка – он действительно был необыкновенно горячим - пощупала её слегка опухшие щёки и шею. Она с явным усилием присела на кровати. Из под открывшегося одеяла я заметила уже успевшие протечь Олины трусики, и несколько небольших красных разводов оставленных на простыне.
- Ой, кошмар, я не хотела... извини пожалуйста, я всё постираю потом, - Ольга ужасно смущалась своего состояния и слегка запачканного белья.
Я не могу сказать что очень терпимо отношусь к чужим менструальным следам в своей кровати. Однажды, когда в нашей постели оставалось ночевать сразу три девицы после очередной вечеринки, от одной из них осталось густо пропитанное пятно размером с чайное блюдце. Я тогда так рассвирипела из-за испорченной простыни что едва сдержалась чтобы не ткнуть такую откровенную неряху носом в эту лужу как напакостившего щенка. Больше я никогда не приглашала её к себе, и однажды встретив в институте, наговорила ей кучу гадостей, хотя и совсем по другому поводу.
Но сейчас моя реакция была совершенно иной. Меня переполняло ощущение нежности, заботы, мне захотелось приласкать и утешить Олю, снять её боль.
- Ничего не бойся. Лежи, сейчас я сделаю чаю и буду лечить тебя. А прокладки найдём.
Я поцеловала её в разгорячённый лоб, погладила по голове, поправила её короткие, немного скомканные волосы. Мне удалось разыскать в ванной оставшиеся две прокладки, наверное не хватит на сегодня. Потом я приступила к заботе об Оле. Я сделала ей крепкий, ароматный чай с мёдом и лимоном, принесла для неё маленький бутерброд с сыром, немного печенья и малинового варенья. Откуда это всё у меня? Меня саму в детстве так никто не ласкал. Моя мать, конечно, беспокоилась когда я болела, но её в первую очередь волновало не отлыниваю ли я от школы, она старалась побольше напичкать меня таблетками и побыстрее выпроводить из мягкой, уютной спальни, где я пребывала в болезни и жалости к себе, в окружении любимой куклы, мохнатого игрушечного щенка с оторванным ухом, и стопки книжек зачитанных до дыр. Сейчас же я сама заботилась об Ольге как о собственном ребёнке, простывшем от слишком долгого катания с горки на санках. Она, несмотря на недомогание, тоже вживалась в эту роль, ласково и по детски выклянчивая у меня ещё каких-нибудь сладостей и мелких привилегий. Я подливала ей чаю, заставила вдобавок выпить ещё чашку горячего молока, перерыла всю аптечку и обнаружила какую-то жидкую гадость от простуды, которую, невзирая на её явно артистическое протестующее хныканье, обильно влила в неё. В этом было что-то от девчоночьих игр в дочки-матери, которые я не помнила уже лет десять. Нам обоим приятно было вспомнить эти давно забытые роли, и мы с удовольствием исполняли их. Ольга рассказывала мне как иногда тяжело проходят её месячные. Первый раз – ей не было ещё тринадцати лет – она даже упала в обморок от страха и болезненной слабости. С тех пор каждые несколько месяцев происходит один тяжелый цикл – когда в первые сутки течёт рекой, и она едва ли может встать весь день, а тягучий, ломающий дискомфорт длится почти целую неделю. Я очень симпатизировала ей в этот момент, ласково гладила по голове, убеждала что уже к вечеру всё будет хорошо, поила чаем с лимоном и порциями лекарства. Надо сказать что у меня не было подобных проблем. Первый раз у меня случилось это совсем рано – мне не было ещё и двенадцати, но я была уже вполне готова к этим новшествам своего организма. Я даже была страшно горда что стала уже «взрослой», наверное в контексте моих вечных войн с матерью которая пыталась контролировать каждый мой шаг и обращаться по прежнему как с мелким непутёвым ребёнком. В дальнейшем, хотя циклы обычно не доставляли мне больших неудобств, я нередко использовала их в качестве маленьких хитростей, чтобы получить что-нибудь (или в чём-то отказать) в расчёте на снисхождение к моему положению, в том числе и от ничего не подозревающего Виталика.
Увы, у Ольги всё было совсем по другому. Она действительно очень страдала, и из неё в больших количествах выливалась кровь. К середине дня мои прокладки кончились, и мне пришлось сбегать в ближайший магазин за новой пачкой, заодно прикупить продуктов. Вернувшись, я легла рядом с Ольгой в обнимку, желая поддержать её в болезни. Кажется ей стало немного лучше, хотя она продолжала кашлять и хрипеть. Я ласкала её волосы, обнимала, прижимала к себе. Оля по-прежнему подыгрывала мне в роли маленькой девочки за которой ухаживает добрая мама, и бросала на меня благодарные взгляды когда я трогала её разгорячённый лоб, приносила чай или заботливо поправляла одеяло.
Мы лежали в обнимку и сплетничали, медленно поглаживая друг дружку. Я чувствовала как моя материнская нежность постепенно переходит во что-то другое, более знакомое ощущение. Дыхание становилось замедленным и тяжёлым, руки скользили по самой чувствительной, нежной коже обоих тел. Наши губы приближались друг к дружке окольными, кружными путями, и в конце концов сомкнулись – сначала осторожно, потом уверенно, требовательно, с азартом и желанием. Я лизала Олину шею, всё так же гладкую и шелковистую по сравнению с её обветренными, горящими от простуды щёчками и губами.
Оля, ещё несколько минут назад почти безжизненно лежавшая на подушке, неожиданно преобразилась для активного участия в нашей игре. Она обхватила меня цепкими руками, её пальчики скользили по мне вниз, щекоча и царапая кожу, раздвинули мой халат и забрались внутрь между бёдер. От её болезни как будто не осталось и следа. Я поддавалась ей, чувствуя её опытные движения, сладкие ощущения прокатывающиеся по всему телу. И всё же её состояние мешало мне расслабиться в её обьятиях.
- Не надо... Ты знаешь, я не смогу сделать это тебе сейчас, - смущалась я, осознавая что не отвечу ей на ту ласку которую она собиралась подарить моему телу.
- Ничего не бойся. Расслабься и не думай ни о чём. Это моё дело, - и Оля действительно знала его. Я лежала сверху на своём расстёгнутом халате, теперь уже совершенно обнажённая, и Олины губы скользили по мне – ниже... ниже... замедляя скорость, становясь всё неуловимее, нежнее, зажигая каждый маленький нерв внизу живота, на бёдрах, горячим огнём желания. Её губы достигли моего уже истекающего соками отверстия, замедлились на секунду и, наконец, проникли внутрь, туда где маленькие невидимые кнопочки управляют всем телом, заставляя его извиваться и дрожать от наслаждения. Я громко взвыла, не в силах контролировать себя. Ольга действовала энергично, забыв про своё недомогание, заставляя полностью подчиняться её действиям. Я беспомощно раскинула ноги, задрала голову вверх, не чувствуя больше никаких ощущений и даже самого присутствия внешного мира.
Это продолжалось долго... бесконечно... столько сколько нужно было заставить меня забыть обо всём остальном чем были наполнены мысли ещё полчаса назад. Из меня вскоре полилась влага подтверждающая что я сдаюсь – полностью, без остатка, тело расплачивалось последними соками, бурлящим фонтаном наслаждения. Я чувствовала как эти соки выплёскиваются из меня один раз... два... потом вновь накатывающиеся волны слились в один поток, накрыли меня с головой.
Оля, невероятно уставшая от своих усилий, перебралась повыше, положила голову мне на живот. Я обхватила её почти обессилевшими руками, нежно гладила, прижимала к себе, мурлыкала что-то ласково-благодарное. Она устроилась на моей груди и затихла. Я лежала, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить её покой, тихое дыхание, отягощённое насморком и покашливанием. Сама я тоже погружалась в сладкую дрёму.
Наверное больше часа прошло прежде чем я заставила себя встать. Голова кружилась, ноги пошатывались, но мне всё-таки нужно было приниматься за дела. Оля опять выглядела уставшей и болезненной. Я снова поспешила сделать ей чашку чая и очередную порцию микстуры. Скоро придёт Виталий, и его надо было встретить приготовленным ужином – после вчерашнего я больше не могла себе позволить создать впечатление что провожу дни в праздном безделье.
Я поджарила курицу с картошкой, сделала небольшой салат и снова удалилась в спальню к Ольге. Её кровотечение немного уменьшилось, но простуда ещё держала её в своих тисках. Оля, похоже, окончательно выдохлась дав мне такой фантастический урок любви – и теперь я старалась отплатить хоть малой толикой этого, быть максимально нежной и заботливой с ней. Мы неторопливо болтали, перебирали прошлые истории, похождения последних дней.
Наконец вернулся Виталик – немножко позже чем обычно. Я усадила его ужинать, но он тоже вызвался проявить участие в заботе об Ольге. Он сам отнёс ей тарелку еды и заставил сьесть несколько сочных кусочков, кормя её с вилки. Оля повеселела. «Теперь у меня есть мама и папа» - игриво заявила она, явно довольная быть окружённой таким вниманием.
В конце концов мы с Виталиком оставили её отдыхать, выключили свет в спальне и перебрались на кухню. Удивительно – в первый раз за последние дни мы были с ним вдвоём, без Ольги, лежавшей в нашей кровати с температурой. Мы посмотрели друг другу в глаза – вопросительно, нежно, но как-то неуверенно. Затянулась молчаливая пауза.
- Ты чего? - наконец довольно бессмысленно спросил Виталик.
- Сегодня у нас так тихо, - ни к селу ни к городу произнесла я, наклонилась вперёд и прижалась к нему. Он гладил меня по голове, ласково массировал волосы, успокаивая мои вечно тревожные, зудящие мысли. Через несколько минут его руки потянулись ниже, раздвигая мой халат, залезая в тёплый укромный уголок между моих грудей. Я запахнула халатик, но его рука уже прочно устроилась там, сжимая мою мягкую плоть. Мне стало щекотно. Почему мужчины не могут просто спокойно посидеть, просто так, ласково обнимая нас не залезая тут же под юбку или в другие места? Конечно я была привычна к подобному поведению, и обычно сама поддерживала игру, распаляя его ещё больше, или, если не было особого настроения тискаться, могла по крайней мере замедлить его действия, перевести их в более приемлемое для себя русло. Но сейчас я была явно не готова к чему-то более активному. Я отстранилась от него – пожалуй слишком резко, почти рефлексивно, только потом осознав свою ошибку. Виталик напряжённо замер, не выдавая эмоций, но я знала что он был очень обижен. Как глупо. Я вовсе не хотела этого. Потом я сама полезла ластиться, но он тихо отвёл мои руки, встал и направился к своему компьютеру.
Когда мы наконец пошли в спальню, Оля уже дремала, тихо похрапывая. Мы медленно, стараясь не разбудить, осторожно подвинули её к краю кровати. Она действительно была похожа на уставшего за день ребёнка, которого родители укладывают спать, после того как тот заснул на диванчике в обнимку со своим плюшевым мишкой. Я улыбнулась от этой мысли, разглядывая её в полутьме. Оля пробормотала что-то нечленораздельное, но не проснулась и тут же засопела опять. Напоследок я поправила ей подушку и залезла под одеяло сама.
Следующий день пролетел незаметно. Виталик с утра ускакал на работу, мы с Ольгой дрыхли часов до одиннадцати, потом ещё долго болтали в постели. Она ещё сопливела, хрипела и жаловалась на головную боль, но всё же ей было значительно лучше чем вчера. Я поила её чаем, и убеждала что сегодня она окончательно выздоровеет. Лилось из неё уже гораздо меньше вчерашнего. Оля в конце концов встала, начала медленно ходить по комнате, иногда спотыкаясь или громко чихая. Я уселась в большой комнате в кресле, стала готовиться к очередному экзамену. Ольга, походив и покашляв на кухне, через полчаса приковыляла ко мне. Я пыталась заставить её выпить очередную порцию лекарств, горячего чая и снова загнать в постель. Но сегодня, похоже, настроение у неё несколько переменилось, и она не хотела больше играть в дочки-матери. Бросив на саркастический взгляд на меня и мои учебники, она безапелляционно заявила:
- Учишься? Давай, грызи гранит, а то попа опять потом болеть будет.
При этом она громко и заливисто хихикнула, чрезвычайно довольная собой. Я слегка вспылила от этого.
- Тебе, я вижу, самой ещё надо...
Олька посмотрела на меня с явным вызовом.
- Не знаю, хочется тебе или нет, но получать по заду горячих ты теперь будешь регулярно... – Ольга звонко и довольно хмыкнула опять.
- Слушай, если ты будешь продолжать трепаться в том же духе, я сама тебя отделаю, получше чем это у Виталия получалось, я не буду ограничиваться на сопливые нежности и слабости. – Я пыталась признести эту фразу по настоящему угрожающе, но мой голос и интонация вряд ли подтверждали серьёзность подобных намерений.
- Видели мы таких.
- Тебя два дня назад лупили, что, уже невтерпёж, снова хочется? Я сейчас устрою, потом Виталик придёт и ещё добавит...
Я по-настоящему завелась, я не могла понять её выходок и мне очень хотелось сейчас продемонстрировать свою власть. Я быстро метнулась к креслу на котором лежали небрежно брошенные брюки Виталия с узким кожаным ремнём, одним махом выдернула его и занесла рукой у себя над головой:
- Ну, что, ещё вопросы будут? – угрожающе зашипела я на Ольгу.
- Положи свою верёвочку на место, для тебя самой пригодится. Так что можешь заодно попробовать на своём заду, - она снова издала свой торжествующий, звонкий смешок и гордо отвернулсь от меня с намерением спокойно выйти из комнаты не обращая ни малейшего внимания на мои действия, Потом снова повернула голову ко мне:
- Да, советую вдеть его снова в штаны как было, а то Виталий придёт, удивится этим странностям, и может тут же использовать его сам. Хи-хи! – с этими словами она неторопливо удалилась, покачивая задом и почти по струнке чеканя шаг, как профессиональная моделька на помосте при показе одёжек.
Разговор произвёл на меня странное впечатление. Я была очень возбуждена, у меня подрагивали коленки, я почувствовала влагу между ног. Внезапно я увидела себя со стороны, стоя посреди комнаты с этим дурацким ремнём – какая на самом деле глупая сцена, что угораздило меня оказаться в ней? Я аккуратно вдела ремень обратно в брюки, подышала для успокоения и прошла в спальную.
Ольга полулежала на кровати и как ни в чём ни бывало занималась маникюром.
- Блин, видишь что получилось, - она протянула мне руку с надломанным ногтем, явно ища поддержки и симпатии. Теперь в ней совершенно ничего не выдавало несносную шаловливую особу, с которой мы обменивались деланными колкостями всего несколько минут назад.
К вечеру Ольга снова почувствовала слабость и я заставила её улечься в постель. Вскоре пришёл Виталик, и сразу заглянул к ней. Она начала стрелять в него глазами, изображать из себя немного капризную, но послушную маленькую девочку. Я тихо посмеивалась про себя, вспоминая наши бесстыдные сегодняшние диалоги. Виталик церемонно ухаживал за ней, налил ей свежего чаю и только после этого пошёл ужинать со мной. Он был ласков и бросал на меня хитрые взгляды, но наш разговор как-то всё равно не очень клеился. Он что-то расказывал про дела на работе, я пыталась строить из себя примерную ученицу и говорила как тщательно готовилась к своему экзамену. Иногда я вставала с места и вертелась вокруг него, он же привычно и как-то механически обнимал меня и прижимал к себе.
Чёрт возьми, мне было неловко уединиться со своим мальчиком. И всё из-за того что Ольга была нездорова, и мне было неловко делать это с Виталиком отдельно от неё так что она могла услышать и обидеться. Это совершенно глупо...
И всё же мне удалось исподтишка подловить его когда он зашёл в ванную умыться после ужина. Я открыла дверь и встала на пороге, хитро улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу. Виталик улыбнулся мне в ответ но остался стоять над текущим краном, ничего не предпринимая сам. Я подошла, вкрадчиво обняла его за талию. Он повернулся и тоже обнял меня – как-то легко и неуверенно, будто совсем молодой мальчишка на первом свидании. Я чувствовала себя явно наглее. Моя рука заскользила вниз по его штанам, сжала упругие мускулы его ягодиц. Виталик наконец стал отвечать мне. Его рука оказалась у меня между ног, я зажала её горячими бёдрами, и стала выразительно покачиваться на нём. Он притянул меня к себе и мы беззвучно, но крепко и нежно поцеловались. Наверно я была настроена на какую-то тайную, быструю встречу. Я медленно опустилась на колени и расстегнула его брюки. Стрельнула взглядом вверх, Виталик слегка улыбался мне, но его взгляд был довольно безучастным, даже смущённым. Тоже мне, чего он мнётся, будто бы мы не проделывали подобное раньше. Я вытащила его член, мягкий и совсем не возбуждённый. Мне предстоит поработать над ним. Я помяла его рукой, нежно подула на него, дотронулась кончиком языка. Рука Виталика опустилась на мой затылок и нежными поглаживаниями отвечала на мои действия, но его орган оставался вялым и почти безжизненным. Я лизала его, засовывала в рот почти до основания, нежно засасывала между губ как толстую макаронину. Но так ничего не получалось, он по прежнему оставался мягким и пассивным. Я не отчаивалась. Потом он приподнял меня и ласково обнял, показывая что я вовсе не виновата в этой неудаче.
Это, конечно, не слишком успокоило меня. Иногда у нас случались подобные конфузы, но я обычно не унималась, и всегда могла терпеливыми усилиями в конце концов поправить дело и довести его до необходимого завершения. Мне даже очень нравилось изобретать новые трюки чтобы справиться с задачей. Обычно он слегка смущался и становился скованным когда что-то не получалось сразу, но я могла уверенными движениями, показывая что всё хорошо и ничего страшного не случилось, заставить его расслабиться, постепенно придать ему нужную живительную силу. Ну да ладно, не последний раз.
Остаток вечера мы провели смотря телевизор и неторопливо болтая на всякие отвлечённые темы. Ольга была с нами, потом сказала что очень устала и отправилась спать. Виталик положил руку мне на плечо – нежно, но без всякой страсти и напряжения, и мы сидели на диване, я мурлкала что-то про себя, подрёмывая в его обьятиях. Полная леность и раслабленность охватила меня и ему даже пришлось нести меня до ванной чтобы заставить умыться и уже окончательно шмыгнуть в постель, где я тут же заснула.
Утром мы снова занимались любовью, как и три дня назад. Ольга была уже в форме, выздоровевшая и похорошевшая, и ей явно не терпелось возобновить былые утехи. Мне тоже не хотелось уступать, но теперь начинались проблемы у меня – опасный период в районе середины цикла. Никаких средств предохранения у нас в наличии не было. В основном, конечно, просто по лености, но может быть на то были и какие-то подсознательные причины.
Я быстро сбегала в туалет где успела проделать Ольгину маленькую хитрость. Забравшись на минутку в ванную я тщательно вымыла тёплой водой свою промежность, приятное ощущение от собственной руки заставило немного помедлить, понежиться под сильной обволакивающей струёй. Напоследок я даже смочила лобок маленькой капелькой туалетной воды стоявшей на полке перед зеркалом. Когда я вернулась в спальню, Олина голова лежала на груди у Виталия и нежно гладила его рядом с собой. Точно так же как это любила делать я сама. Я встала на колени около головы Виталика, красуясь перед ним. Его рука змейкой обвилась вокруг моих бёдер, залезла между ними, нащупала мою открытую приготовленную щёлку. Его палец без промедления проник глубоко внутрь, легко скользя по хорошо смазанной влажной поверхости. Я на секунду зажмурила глаза от удовольствия. Палец Виталика активно извивался во мне, нащупывая самые эрогенные места. Я поддавалась его движениям, принимала в себя чувственные волны. Его второй палец тоже вошёл в меня, и теперь они совершали там свой хорошо разученный, захватывающий дыхание танец. Я сама покачивалась стоя на коленях, гарцуя над ним, полностью подчиняясь его рукам как поводьям умелого ездока, и добавляя свой ритм в эту пляску возбуждённой плоти. Я увидела как Ольга заворожённо смотрит на меня, прекратив собственные действия.
Темп моих движений нарастал. Я стала почти физически уставать, прыгая на Виталиной руке, из моей груди вырывались непроизвольные стоны, но наслаждение подогревало меня, не давая передышки. Мои груди упруго подпрыгивали, налившиеся до полной твёрдости соски раскачивались в стороны. Виталик то частично вынимал из меня один или оба пальца, то почти вся его ладонь скрывалась глубоко между моих ног. Через минуту он подхватил меня обеими руками и усадил себе на грудь. Его ладони сладострастно мяли, стискивали мои ягодицы, пододвигая меня ещё ближе к его лицу. Вскоре я почувствовала его язык на моих внутренних губах, раздвигающий взмокшие складки. Это было восхитительно. Я закрыла глаза, охватывая его голову обеими руками, вдавливая глубже в себя. Ольга что-то делала у меня за спиной, я не видела её и специально не оборачивалась назад. Пусть придумывает что-то сама, в её распоряжении сейчас фаллос моего Виталия. Я хотела только чтобы она хорошо обходилась с ним, пусть доставит ему удовольствие. Потом я почувствовала как её руки легли на мои груди, цепко обхватили их. Ощущение от неё было совсем не такое как от мужских рук, которые по хозяйски лапали их всей широкой ладонью. Олины пальчики поглаживали и щипали меня, иногда больно, иногда нежно, почти незаметными прикосновениями. Через несколько секунд я кончила, благодарно облив Виталика горячими соками, и с закрытыми глазами продолжала расслабленно сидеть у него на груди. Оля ещё трепыхалась сзади меня, и вскоре с громкими стонами затихла, упав назад на кровать. Ощущая приятное изнеможение, я легла рядом с Виталиком, положила голову ему на грудь. Ольга подползла ближе и устроилась с другой стороны, посапывая от усталости и удовлетворения. Мы лежали ещё долго, изредка обмениваясь маловразумительными репликами, потом я всё-таки заставила себя первой подняться и пойти в ванную.
Во время завтрака Виталик был молчаливее чем обычно, натужно улыбался, как-то неловко, вымученно посматривая на меня и на Ольгу. Мы неторопливо пили кофе, я грёзила о чём-то и не слишком замечала его скованное состояние. В воздухе повисла расслабленность, умиротворённость, немного переходящая в скуку. За окном шёл густой белый снег, подчёркивая тёплый уют внутри нашей квартирки. Пушистые снежинки, настоявшийся кофейный аромат и позвякивание блюдцев совсем не предвещали драматических сцен и резких изменений. Когда мы наконец закончили, Оля первой встала из за стола чтобы сполоснуть кофейные чашки. Виталик как-то неохотно поднялся за ней, обнял её за плечи, развернул и привлёк к себе. Он помедлил на мгновение, нежно но без страсти коснулся губами её лба и обеих щёк.
- Оля... Я думаю тебе надо вернуться к себе, в общежитие...
Несколько секунд никто не мог произнести ни слова. Я застыла, окаменела, и тоже не могла ничего сказать. Оля безжизненно повисла на нём. Её лицо превратилось в искуственную, лишённую выражения маску. Она явно хотела плакать, но слёзы оставались глубоко внутри. Виталик ещё крепче обнял её и продолжал покачиваться с ней в беззвучном танце, словно убаюкивая маленького ребёнка.
- Да, конечно... Я сейчас пойду собирать вещи, - в конце концов выдавила она из себя.
Ольга ничего не могла сказать или противопоставить его решению. Из-за плеча Виталика она посмотрела на меня. Её глаза были почти неподвижными, напряжёнными чтобы не выпустить струйки слёз, но маленькими колючими искорками света в них проскальзывал адресованный мне упрёк. Отчаяние. Мольба. Я была не в состоянии посмотреть ей прямо в глаза, но не в силах и отвести их. Я только слегка опустила свой взгляд, тупо уставившись на пространство впереди себя. Наконец Виталий закрыл от меня Олины глаза, прижав её к груди, ласково поглаживая по волосам:
- Мы проводим тебя до метро...
- Не надо, - глухо ответила она - Я сейчас соберусь и пойду... Не надо.
Оля решительно отстранила его руки и, не взглянув на меня, быстро направилась в спальню.
Я по прежнему неподвижно сидела на стуле, смотря в пустоту. Виталик бросил на меня вопросительный взгляд, но видя моё состояние ступора, молча подошёл к окну и стал разглядывать падающий снег. Затянувшееся молчание продолжалось. Мокрый снег за окном неслышно опускался большими комками, быстро покрывая улицу толстым пушистым слоем.
Через пятнадцать минут Оля стояла в коридоре полностью одетая, с полной сумкой и большим, пухлым полиэтиленовым пакетом в руках. Виталий подошёл к ней, и я тоже семенила за ним, трусливо, прячась за его спину.
Оля обвила рукой его шею, поцеловала в щёку.
- Спасибо вам за всё. Мне было очень хорошо здесь.
Я несмело подошла к ней, едва поднимая глаза. Одинокая слеза катилась по носу, неприятно щекотала кожу. Оля почти незаметно, но очень твёрдо остановила меня рукой. Я попыталась взять её ладонь, но она отстранилась, занимая себя надеванием перчаток.
- До свидания... Всё, я пойду. Счастливо вам...
Она на мгновение широко улыбнулась на прощание, резко открыла дверь, выскользнула в коридор и захлопнула её за собой.
Я вернулась на кухню и снова уселась на стул. Виталик подошёл ко мне и положил мне руки на плечи, поглаживая, легко массируя их. Наше молчание продолжалось ещё минут десять, целую вечность.
- Ты... хотела бы чтобы она осталась?
- Не-ет! – неестественно громко воскликнула я, и так же громко всхлипнула.
Виталик обнял меня и приподнял за плечи. Я повисла на нём, теперь прижавшись сильнее, обнимая его, больше не сдерживая себя и своих сухих как икота рыданий. Затем из меня обильно потекли слёзы. Он вытирал их губами, гладил мои волосы.
- Всё будет хорошо. Я люблю только тебя. Ты тоже... больше нам никто не нужен... Ну не реви, всё хорошо...
- Да... да... – я сопела и хныкала и тёрлась о его щёку, по прежнему не в состоянии произнести чего-то вразумительного.
Потом я вытащила припрятанную пачку сигарет из верхней полки шкафа и закурила прямо здесь, даже не открывая окна. В другой раз Виталий вырвал бы у меня сигарету и грубо прикрикнул, пригрозил бы ещё более существенным наказанием. Но сейчас он только молча, слегка обиженно посмотрел на меня.
Выкурив три сигареты и немного успокоившись, я ушла в спальню и пыталась заниматься своими экзаменами, а Виталик сидел на своём компьютере. Мы почти не говорили, хотя иногда он подходил ко мне, обнимал за плечи, старался быть ласковее обычного. Он даже затеял приготовление обеда, к чему я в конце концов присоединилась, и мы вскоре в молчании сидели за столом, переглядывались, чавкая горячей едой, рассеянно посматривая как за окном продолжал кружиться пушистый снег.
Дура, блин – думала я про себя – дура, чего ещё тебе не хватает? Твой парень – самый лучший, о котором все окружающие девчонки могут только мечтать, готовые сдохнуть от зависти, он сам продемонстрировал что любит только тебя одну, что никто больше ему не нужен. Всячески обласкивал тебя сегодня, прощал тебе всякие идиотские капризы и выходки. Он взялся наконец прогнать Ольгу, которая явно засиделась здесь, и это когда-нибудь должно было закончиться. Ему-то было совсем не плохо – он катался как сыр в масле, о чём мечтал бы любой мужик, имел сразу двух симпатичных любовниц, в одно время и в одном месте – так что не надо было даже бегать и прятаться от одной к другой – чем не райские кущи, недаром в мифологии как о высшей награде говорится о целой стае прекрасных гурий? Но он в конце концов сам решился закончить всё это, выбрал одну тебя. Прогнал её в самой мягкой форме, ласково и стараясь как можно меньше обидеть её. А как бы ты ещё хотела? Чтобы Ольга сама когда-нибудь взбрыкнула, устроить с ней кошачьи бои, дурацкие истерики... Что хорошего могло ещё получиться из вашей троицы? Неустойчивая, нелепая комбинация, трёхполюсный магнит... Проблема трёх тел... хаотическое движение, не имеет математического решения – где-то я слышала эту ботаническую премудрость? Дура, вздорная неврастеничка, распусила нюни, перестань рефлексировать, возьми себя в руки...
Кажется мне стало немного полегче. Я на несколько часов забылась в своих конспектах, а потом, когда окончательно одурела от зубрёжки, мы с Виталием пили чай и я сидела и мурлыкала у него на коленях. Ночью мы тихо, устало лежали рядом, даже не пытаясь заниматься любовью. Он обнимал меня одной рукой, стараясь не шевелиться, я же ворочалась и металась по кровати, то прислоняясь к нему, то отворачиваясь и вспоминая, бесконечно пережёвывая сцены из последних дней, и уже чуть ли не под утро в конце концов всё-таки крепко заснула в его обьятиях.
Следующие дни я помню смутно, как однородную монотонную массу какой-то разваренной каши. Наши отношения с Виталиком постепенно наладились, хотя я так и не могла преодолеть какую-то ленивую холодность пролегающую между нами. Внешне это было почти не заметно. Пару раз мы занимались сексом, неторопливо, просто и безыскусно, но каждый раз после этого мне снова становилось грустно, я прижималась к нему, опять начинала вспоминать и рефлексировать, перелистывать какие-то тревожные мысли.
* * *
Через три дня я отправилась в институт сдавать последний экзамен. Вообще-то не совсем верно, не последний, мне предстояло ещё окончательно договариваться о пересдаче того, трудного, что я так глупо завалила. На этот раз всё получилось хорошо, да я особенно за него и не боялась – этот экзамен должен был оказаться простым, чистой формальностью. Выходя из аудитории я даже не почувствовала обычного облегчения, того окрылённого состояния, когда хотя бы на пару часов кажется что все проблемы в жизни позади, походка становится почти воздушной, и просто так, без всяких фокусов и уловок, кажешься сама себе красивее, выше, лучше чем обычно.
Что-то заставило меня заглянуть по пути в наш не особенно любимый институтский кафетерий. Там я наткнулась на очередь, неожиданно длинную для полумёртвого сезона конца сессии. Неудачно, как раз попала в самые загруженные полчаса. И тут же – хотя почему-то это не было для меня полной неожиданностью - я увидела Ольгу. Она стояла у прилавка спиной ко мне, но какое-то телепатическое чутьё заставило её почти сразу обернуться и увидеть меня. Её глаза замерли, остекленели, словно подёрнулись коркой льда, не давая прочитать написанное в них выражение. Олины тонкие губы сделались ещё уже, и она с усилием, почти с болью медленно отвернула голову. Но я не уже могла остановиться, ноги сами подвели меня вплотную к ней.
- Здравствуй, - осторожно произнесла я.
Оля неловко качнула головой и, сглотнув слюну, что-то промычала в ответ. У неё явно не хватало сил меня отшить, если даже очень хотелось, и это прибавило мне уверенности и настырности.
- Я только что сдала экзамен... У меня весь день свободный, не убегай, слушай, мне нужно поговорить...
Оля пыталась холодно отнекиваться, но её ледяная броня таяла, возведённая защитная стена явно не выдерживала моего нападения. Мы взяли какую-то снедь и сели за столик. Я знала что у неё должны были закончиться все экзамены к этому дню. Что она делала в институте?
Ольга что-то наговорила о том что хочет пересдать один прошлый экзамен, и ещё нужно было встретиться с кем-то. Я знала что у неё всё было нормально в эту сессию, да и вряд ли кого-то можно было поймать в это время в опустевшем институте. Так что же она всё-таки здесь делала?
Я не отрываясь смотрела на неё – вопросительно, нежно, и немного по матерински, как в последние дни на нашей квартире. Ольга то вспыхивала, то опускала глаза, то отвечала мне всей гаммой переменчивых настроений отражавшихся в них - от вызова и осуждения до грустной меланхолии, может быть ностальгии.
Закончив еду мы вышли из буфета. Бесцельно, не зная куда, мы шли вглубь института по пустым коридорам, произнося какие-то ничего не значащие слова, взаимно задавая глупые вопросы, и так же бессмысленно отвечая - или начиная говорить о чём-то совсем другом. Внезапно Ольга заявила:
- Ну ладно, всё, мне нужно быстрее, я пойду, - она ускорила шаг и почти побежала от меня по коридору. Я поспешила за ней, схватила её за рукав. Она вяло пыталась вырваться, явно не рассчитывая на успех.
- Стой, погоди! - почти скомандовала я ей, и крепко сжала её локоть. Она резко вырвала его, больно ударила по моей руке. С силой и проворством обычно не свойственным мне я схватила её вновь, дёрнула на себя, протащила несколько метров по коридору и затолкнула в первую попавшуюся дверь небольшой пустой аудитории. Мы как вкопанные стояли посреди этой комнаты и пялились друг на друга. Её твёрдый, холодный взгляд сначала выражал почти ненависть, но медленно таял под прожигающим взглядом моих глаз.
Внезапно Ольга кинулась ко мне, обхватила за плечи обеими руками и покрыла мои губы своим ртом. Я почти задохнулась от её напора. Она всасывала и кусала мои губы, сильнее и жаднее когда-либо делала она сама, чем Виталий, чем все с кем я когда-либо целовалась. Я отвечала ей так же страстно. Наши губы сминались, мы несколько раз сталкивались зубами, я даже почувствовала привкус крови – своей или её. Олин язык выстрелил внутрь, приятно заполнил моё горло, тёрся о стенки, нёбо, щекотал всё внутри. Я не знаю сколько времени мы стояли так. Моя коленка была крепко зажата между её бёдрами, и моя рука с силой, до боли в мускулах обвивала её тонкую талию, забиралась под нижнюю рубашку, ощупывала, гладила и щипала её прохладную кожу.
Я резко вздрогнула, неожиданный громкий скрип двери заставил меня оторваться от Ольгиного тела и быстро обернуться. У входа в класс стоял совсем остолбеневший мальчишка, с полуоткрытым ртом, испуганно вытаращив на нас глаза сквозь не в меру большие очки. Лопоухий первокур, салага, двоечник, пришёл экзамен пересдавать или ещё какие-то глупости... Я совершенно не испытывала смущения, только ярость и злость, что кто-то посмел помешать нам. Мой взгляд, наверное, метал настоящие ослепляющие молнии и был способен испугать любое ночное привидение, так что незадачливого нарушителя как ветром сдуло как только я сделала первый шаг к двери. В одно мгновение я налетела на дверь и захлопнула её с такой силой что было слышно на весь институт. Теперь мне уже ничего не могло помешать. Я вновь оказалась рядом с Ольгой, обвилась вокруг, крепко стиснула её. Почти как вампир я впилась в её белую, сочную шейку, готовая чуть ли не перегрызть её. Чёрт возьми, я из женщины превращаюсь в насильника, кровопийцу... Но и Ольга отвечала мне тем же. В наших движениях уже не было следов девичьей нежности, это было похоже на отчаянную схватку. Последний раз я испытывала подобное с Виталиком, давно, когда мы только начинали встречаться с ним, в основном только осторожничали и искали подходы друг к другу. Я ещё не могла отойти от своих прошлых неурядиц, была нервной и ранимой, хрупкой и колючей как кактус в хрустальной вазе. Первый раз у нас с ним ничего не получилось в сексуальном смысле. Мы оба вежливо успокаивали друг друга что ничего страшного не произошло, но осадок неловкости и неудовлетворённости продолжал висеть над нами, давить на наши отношения. Больше двух недель мы не отваживались на физическую близость, ссорились по мелким пустякам и как будто искали повод расстаться окончательно. И вот однажды, повздорив в очередной раз из-за какой-то ерунды, взаимно наговорив – совершенно без причины - кучу ненужных колкостей, мы обиженно замолчали на несколько минут, и вдруг Виталик мягко взял мою ладонь обеими руками и поднёс к своему лицу, даже не поцеловал, а просто приложил к тёплой щеке, к губам. Мы безмолвно посмотрели друг на друга, пристально, в глаза, и вдруг бросились в объятия, я прислонилась к его груди, сжала его изо всех сил, потом вцепилась в его губы, а он почти задушил меня, заполнив мой рот своим подвижным языком. Мы страстно обнимались и любили друг друга – стоя в неудобной позе, прислонившись к шкафу в комнате в общаге, куда в любую секунду могли забежать любые из моих соседок и знакомых. Всё получилось так хорошо, мне никогда ещё не было так приятно, и я поняла что хочу быть с ним всегда, и мы были с ним всё время вместе с того дня.
Сейчас мы с Ольгой были поглощены бездумной, почти животной страстью. Я резко, почти разрывая, расстегнула её туго обтягивающие джинсы. Оля с такой готовностью приняла мою ладонь туда, между своих ног, как будто засосала глубоко внутрь. Она была очень горячей и влажной. Мои пальцы беспрепятственно проникли внутрь, в самую мякоть, с силой раздвигая и сминая её, так же как обычно делали это со мной сильные мужские пальцы Виталика. Я почувствовала её руку на себе, залезающую туда же, мне между ног, и я дрожала и дёргалась принимая её в себя. Мы качались как в танце, и наши губы взаимно скользили по нашим лицам, вновь собирались в поцелуй... Не знаю, как долго это продолжалось. Я тонула в этих чувственных волнах накатывающихся одна за другой, и ещё приятнее было ощущать как такие же волнения овладевают Олей, заставляют её вздрагивать и сжимать тугие бёдра, обволакиваться вокруг моих пальцев.
Потом мы просто стояли, обнявшись, усталость и расслабленность быстро наполнили меня. Я опёрлась на парту, едва удерживаясь на дрожащих ногах, тяжело переводила дыхание. Несмотря на недавний обед я снова почувствовала голод, внутри что-то зудело и пульсировало. Оля стояла рядом, отвернувшись от меня, и тоже покачивалась и вздрагивала. Я не могла понять всхлипывала ли она или просто тяжело дышала. Медленно, словно от нехватки сил, она застегнула брюки, поправила волосы. Потом Оля повернулась ко мне, наклонилась ближе, быстро поцеловала меня в губы и шепнула мне на ухо срывающимся голосом: «Всё, прощай, мне надо идти».
Я продолжала полустоять оперевшись на стол, в расстёгнутой блузке и скомканной, задранной юбке, погружённая в усталую полудрёму, почти не осознавая того что она уже исчезла за дверью, и я теперь не увижу её может быть очень долго. Или никогда.
Это было не просто, но в последующие недели мне кое-как удалось достичь хоть какого-то эмоционального равновесия. Я удачно, без запинки пересдала свой дурацкий экзамен, несмотря на то что книжки продолжали валиться у меня из рук и я не узнала ровным счётом ничего нового по сравнению с моей первой попыткой. Кажется я всё делала для того чтобы разозлить, оттолкнуть всех вокруг. После сессии я поехала на несколько дней домой к родителям – и в первый же вечер умудрилась серьёзно поругаться с матерью. Мне сразу стало тоскливо, и я жалобно названивала Виталику, хныча как мне плохо и как я уже соскучилась по нему, хотя только утром перед отъездом я от злости швыряла в него своими толстыми глянцевыми журналами и выкрикивала какие-то претензии и обиды. В тот же вечер ко мне забежала подруга детства, всякий раз навещавшая меня поболтать когда я появлялась в округе. Хотя мы и отдалялись всё больше с каждым моим приездом, обычно всё же мне было приятно видеть её. Но на этот раз я сразу брякнула ей что-то такое, отчего она испуганно расширила глаза, поджала губы и, не прощаясь, выскользнула за дверь. Остаток времени я бесцельно слонялась по улицам, небогатым местным магазинам, тупо пялилась в какие-то дурацкие телевизионные шоу, лежа на диване и поедая яблоки с нашей дачи.
После моего возвращения наши отношения с Виталиком постепенно наладились, хотя это стоило немало нервов и мне и ему – в основном из-за моих дурацких заскоков и приступов хандры. Я подарила ему немало переживаний и волнений – но так же и приятных, ласковых минут.
Однажды, устав от моих очередных заскоков, он попытался устроить мне основательую порку, как тогда нам обоим вместе с Ольгой. Но на этот раз я только зло огрызнулась, вырвалась из его хватки, сильно ударила по руке его самого и громко закричала чтобы больше он не смел опускаться до такого хулиганства. Он обиженно насупился, но больше действительно не лез ко мне со своим рукоприкладством. Хотя меня, если честно, иногда очень нужно было жёстко приложить за вздорный характер и эти нервные, рваные биополя которые так ощутимо распространялись от меня на всех вокруг.
Сейчас, когда я пишу эти строки, прошло уже больше четырёх месяцев, наступила весна и почти закончился – последний для Виталия - учебный год. Кажется всё успокоилось у нас - или это только я пытаюсь так успокоить сама себя. Я активнее взялась за учёбу, и даже начала уже делать свою дипломную работу, раньше всех. Кто бы только мог вообразить подобное от такой лентяйки. Виталик в феврале наконец-то основательно взялся за свой диплом и на прошлой неделе вполне сносно защитил его. Компьютерная работа его при этом страдала, начальство ругалось и назойливо названивало домой, ему засчитывали меньше часов и у нас поубавилось и без того нелишнее количество денег. Но диплом был важнее. Я взялась помогать ему - поправляла его технические отчёты, которые он, по-моему, совершенно не умел составлять, и даже немного научилась редактировать его картинки на компьютере. Я держалась непреклонно, стиснув зубы, отказывалась от покупки любых тряпок себе, экономила даже на кремах и тампонах и однажды зло отругала его, когда он – без всякого повода - принёс мне огромный букет благоухающих настоящей весной цветов. Потом, правда, разревелась от радости, повисла на нём и долго что-то шептала и мямлила, как я люблю его, какой он самый лучший на свете. И слушала такие же пустые но приятные убаюкивающие комплименты.
Я так ни разу и не видела Ольгу с тех пор. Она тоже никогда не звонила мне. Так удивительно, хотя у нас с ней было много общих знакомых которые время от времени оказывались у нас в гостях, мы умудрялись не пересекаться и, никогда специально не загадывая и заранее не поднимая этот вопрос, оказывались в компаниях без неё. Ни разу больше я не наткнулась на неё и в институте. Однажды, когда я заехала в общежитие к знакомым девчонкам, соседка потащила меня в её комнату что-то продемонстрировать, я не могла отказаться, с замирающим сердцем – и немного с надеждой - поплелась туда. Но Ольги в тот момент в комнате не было. Внутри у меня что-то ёкнуло когда я заметила её знакомые вещи раскиданные по комнате – среди них было даже то что мы вместе покупали тогда в новом торговом центре.
И всё же что-то точит меня внутри... Как десятилетний мальчишка не может обойти самую глубокую лужу во дворе в новых, только что купленных мамой ботинках, я так же не могу не залезть в глупую, засасывающую авантюру, в тёмный омут куда лезть совершенно не следует, который будет цеплять, тащить и затягивать всё больше.
Я могу увидеть Ольгу – она участвует в представлении факультетского студенческого театра, и их последний в сезоне спектакль назначен на эту пятницу, через три дня. У Ольги всегда чувствовался актёрский талант. Она то с увлечением ходила, то бросала заниматься в этом театре, постоянно ссорилась с ихней режиссёршей. Я точно знаю что на этот раз она окажется там. У неё одна из основных ролей и она обязательно должна играть её.
Я держу в руках монетку – глупое детское суеверие – я нашла её во время поступления в институт, перед самым главным экзаменом. Точнее, не нашла, а получила на сдачу в институтском ларьке. Я сразу обратила внимание на неё – дуга от ноля на лицевой стороне была необыкновенно блестящей, как будто улыбающейся, проштампованной как-то необычно или с попавшей примесью другого металла. Этот блеск остался в ней до сих пор... Я первый раз бросила её – второпях, просто поболтав между закрытыми, сложенными шариком ладонями, когда я шла на вступительный экзамен на следующий день, и могла выбрать одну из двух больших аудиторий. Я пошла загадав по монетке и экзамен прошёл вполне удачно. Глупости конечно... Вообще-то я не такая уж суеверная как может показаться, но с тех пор монетка эта была всегда при мне и не раз помогала принять решение – к лучшему или не очень.
Орёл или решка? Пойти ли мне на Ольгино представление или нет? Я ещё не бросила монетку... Но я и сама знаю что могу не слишком полагаться на выпавшую случайность. Это со мной бывает уже не первый раз. Может быть, если выпадет идти, я испугаюсь и останусь дома, буду киснуть целый вечер, размышлять и томиться. Или наборот, если выпадет «нет», в последний момент брошусь и побегу на спектакль, чтобы увидеть Ольгу. Я не знаю... Я такая неряха во всём большом, в том в чём вроде бы нельзя быть такой путаной и нерешительной. Монетка обрежет некоторые развилки, тянущиеся нити, а они как свалявшиеся комком волосы будут продолжать висеть и ещё больше затуманивать картину. Мы думаем что решительно, одним махом разрубаем запутанные узлы, но они как лианы в джунглях поднимаются, прорастают и сплетаются снова... Я знаю что уже не переделаю себя. Я буду теряться в этих густых зарослях, вырываться из них, чтобы заблудиться опять. Ладно, надо всё-таки бросить монетку... чтобы она указала на ту дверь в которую мне надо войти, а за ней откроется новая конфигурация путей и развилок, переплетений и тайных знаков, ещё сложнее чем прежде, чтобы я снова мучилась, колебалась и выбирала, ревела и радовалась, перелетала как на крыльях через западни и барьеры и шлёпалась в грязь в самых безобидных местах. Ну что ж, вперёд, хватит размусоливать свои неврозы, пора сделать, наконец, какой-нибудь шаг...
Вам необходимо авторизоваться, чтобы наш ИИ начал советовать подходящие произведения, которые обязательно вам понравятся.
Пролог Посвящается N. Твоя поддержка - это нечто... Никогда прежде я не встречал подобную тебе, Теперь это похоже на песню об ушедших днях, Вот ты пришла и стучишь в мою дверь, Но никогда прежде я не встречал подобную тебе. Ты одурманиваешь меня ароматом, но, разумеется, мне этого мало, Мои руки - в крови, мои колени подгибаются, Теперь по твоей милости я ползаю по полу, Никогда прежде я не встречал подобную тебе... Edwyn Collins - A Girl like you ...
читать целикомРабочие моменты (современность, офисные работники) Это не было похоже на приглашение в кабинет ради обычного разговора о работе или о вещах более личных, что связывали Верочку с Дмитрием Владимировичем уже многие месяцы. По крайней мере, так подумала Верочка, уловив по телефону нотки хрипоты в повседневно-суровом тоне начальника. Это было похоже… девушка смущенно сжала губы и опустила взгляд, вспомнив, с каким остервенением он тащил за руку в офисный туалет, попутно рассказывая, как грязно, по-животном...
читать целикомОТКРОВЕНИЯ ФЕДЮНИ
1. Сюрприз с придыханием
«Как упоительны в России вечера…»
Но уверяю вас, летний вечер на Сицилии – тоже чудесен.
Сладко вздремнув после вкуснейшего маминого ужина, ужасно приятно оторвать голову от мягкой и пушистой подушки и, ещё не расставшись со сладким теплом постели, завернуться в ласкающий своей мягкостью плед и перебраться на террасу с бокалом коньяка и сигареткой. Теперь до ужина можно наслаждаться вечерним преображением себя и окружающего мира. Солнце начало уже свой неспешный...
День Святого Валентина Катерина Наверное, еще ни разу День Святого Валентина не был настолько паршивым. Даже тот раз в школе, когда мою анонимную «валентинку» чуть было не отдали другому мальчику, и я на весь класс заорала, что «любимый А. В.» это не Алексей Высоких, а Агеев Виталик, после чего жутко покраснела и весь оставшийся день выслушивала насмешки одноклассников. Началось с того, что накануне этого «замечательного» праздника меня бросил парень, с которым мы встречались без малого пять лет. Пять ...
читать целикомГлава 1 Мне двадцать восемь лет, и я очень ответственный человек. С тех пор как я закончил Художественую Академию, я ждала своего шанса, и вот он наконец представился. Я не упущу эту возможность исполнить свою мечту, я буду работать в Италлии. Сейчас я здесь, в старом дворце в самом сердце Венеции. Я стою на лестнице в своём непромокаемом комбинезоне, на голове у меня красная бандана, а мои каштановые волосы аккуратно подстрижены, но одна непокорная прядь всё равно падает мне на глаза. Я смотрю на стен...
читать целиком
Комментариев пока нет - добавьте первый!
Добавить новый комментарий