Анна Каренина

Анна Каренина

(малиновый звон на заре…)

слова из песни

Право, тяжела, чудна и своеобразна колхозная жизнь, особенно у доярок. Встают они с первой зорькой, а ложатся далеко за полночь. Коровы их знают и ждут группой по тридцать и более голов, они сразу же узнают свою доярку, тянут к ней шеи, мычат, и норовят ткнуться своим шершавым и мокрым носом в руку или лизнуть таким же шершавым языком.

- Му-у-у! Мууу! - мычат коровы, «Кляксы, Зорьки, Пестрени, Дочи, Крали, Калины, Рябины». Как только откроет коровник их любимая доярка Нюша, коровы сразу же поворачивают в её сторону свои рогатые головы как по команде.

- Мууу! - вторят им розовоносые телята.

- Ах вы, родненькие мои, застоялись, небось, за ночку? - радостно встречает их Нюша, по ходу гладя их по носам, между рогов, по мордам, ушам, и чешет под шеей. Вытянет корова шею, зажмурит глаза и стоит гладится, словно кошка. А для которой из них и корочка лакомого хлеба в Нюшеном кармане найдётся.

- Ах, бурёнушки вы мои и кормилицы! - встречает их своим тёплым и ласковым словом Нюра, с нескрываемой великой любовью.

Нюра, по случайному совпадению носила фамилию Каренина и была на хорошем счету в своём колхозе «Заря». И у коров она была в почете, которых любила не меньше, чем её любило начальство. Застенчивой была, и какой-то уж неприметной. Вроде есть она в жизни, и всё так и должно быть. А когда её нет, то будто солнышка на небе не хватает, оно как за тучками прячется, тогда всем грустно становится, а коровам, особенно…

Статная она была женщина, с гордым именем Анна Каренина, хоть ей и за тридцать перевалило, но мужики ещё по-прежнему сватались и некоторые, особенно после получки даже и домогались, но так, слегка, можно сказать – слегонца. Как-то не было принято в той деревне, что б такие вопросы в лоб задавать, мужики всё издали норовили зайти.

- Ну, Анна, прейду я к тебе сегодня ночью посвататься! - подвыпивши любил шутить колхозный конюх Артём. - Жди меня и рассекречивайся!

- Да что уж там домой! - хохотала Нюра. - Хочешь, я прямо сейчас вся рассупонюсь, единственный мой ненаглядный, и бутылку самогонки между грудей положу, лишь бы тебя ублажить! - продолжала заразительно смеяться Анна под дружный весёлый хохот доярок.

- Только смотри милай, в любви упреешь весь до утра, сердешной, иль запыхаешься до смерти! Чай за бутылкой сначала потянешься, а про любовь-то и позабудешь, а то совсем ничего не сможешь…! - хохотали бабы по пути с работы домой.

- Дуры бабы! Да кто енто не сможить? Иль я, что ль? А ну! Кто первая? Давай пробовать! Меня на всех сил хватит! - веселился подвыпивший Артём.

В свои тридцать с хвостиком Нюша была не замужем. Как-то не сложилось у неё жизнь. Она даже побаивалась мужиков, хоть и была статной и красивой бабой.

Первый раз на ней мужик не женился, потому, что долго не давалась ему, бросил и к более податливой ушел. Второй раз не женился, потому, что отдалась быстро. А быстро отдалась потому, что испугалась, что не женится... Опять нехорошо получилось, тогда её чуть не приняли за гулящую. А потом она плюнула на них, на всех, кобелей… Увы, так до сих пор не подвернулся суженый её сердцу, так она и осталась одна. Смотрела всё на подружек доярок, что хвастались работящими и любящими мужьями, да вот что-то на утро эти доярки иногда битыми приходили, и не верилось ей в семейное счастье, давалось, что не она им завидует, а они ей. Да какой-то такой тихой злой черной завистью, как бы из-под тешка и сквозь зубы.

Так и шла дальше по жизни Анна Каренина, тихо и незаметно. Доила своих любимых коров, принимала отёлы, поила из соски телят.

Но вот, случилось, что она заболела, и как-то тихо так усыхать стала.

- Нюр, чего й то с тобой анадысь делается, ясность в глазах потеряла, кручинишься об чем или печалишься? На танцы бы в клуб сходила? А то лучше в район к врачам съездила? - замечая за ней странное, советовали ей подруги. Впрочем, она и сама всё знала.

На танцы ходить уже стыдно, уже вроде как в возрасте, там одни молодые, да и к врачам в район ездила, да толку-то что. Таблетки разные безобидные прописали «от скуки» и всё. Толку более не было. Так Анна усыхала потихонечку на глазах, на мир смотреть перестала открыто, но тут присоветовала ей давняя подруга Наташка.

- Нюр, там, в соседней деревне знахарка есть, многим она помогла, съезди к ней на молоковозе, как раз по пути, может поможет чем? А?

Подумала Анна, подумала, да и поехала после работы под вечер.

Водителем на «молоканке» тогда работал Сашка по кличке «Пингвин», по фамилии Дёмкин. «Пингвином» его прозвали за несуразную походку как у пингвина. Девки деревенские напрочь его отвергали, а ещё он картавил так сильно, и чтобы его понять, надо было это хотеть. Роста был маленького, руки и ноги длинные, лысоват был самую малость. Но душой - не старел! Хорошая у него была душа, тёплая, мягкая и отзывчивая. Пока ехали, разговорились, Нюра объяснила, что мол, к тётке едет, давно её де не видывала, проведывать бы надо.

- На обсатном пути забесу, смотли, только не опасдувай - подмигнул Нюре Сашка Пингвин.

Нюра сидела перед знахаркой, скрестив руки на коленях.

- Да, плохи твои дела матушка! От тоски всё! Ты где любовь-то свою растеряла? Вон статная, а без надобности. Нельзя же ведь так, ты баба, и детишек родить должна, тебе ведь ещё не поздно, иначе усохнешь и сойдёшь вся на нет. А болезнь твоя пройдёт, когда в голове у тебя зазвенят серебряные колокольчики, тогда всё как рукой сымет. Чай поняла, чай большая девонька-то? С тем и ушла от неё Нюша на большак ждать молоковоза.

* * *

А тем временем в их селе настоятель Феофан скоростными темпами доканчивал реставрацию церкви, завершая колокольню, он с радостью и весельем водружал на неё новенькие колокола.

* * *

Сашка Пингвин уже давно поджидал Нюру на колхозном молоковозе, хотя мог бы и уехать, но не уехал, а ждал, видать что-то его держало…

Нюра хлопнув дверцей, виновато и застенчиво извинилась.

- Да ладно, сего ус там, сто тётка? - и тут же поправился, - Бабка-то что сказала? - на что Анна только покраснела и промолчала.

Сашка рулил рулём и не знал как себя вести и что говорить. Ему давно уже нравилась Нюра, но близко познакомится с ней, Бог случай ему не предоставил, поговорить с глазу на глаз, а, предоставивши – вдруг сделал его язык онемевшим. Но Сашка себя пересилил, он незаметно для неё выключил зажигание, и молоковоз как бы заглох, продолжая катиться себе по инерции.

- Сто-то сломалась масина, пойду ласбелусь - сказал Сашка скороговоркой, выходя из кабины молоковоза. Он просто так залез под кабину, от волнения обливаясь холодным потом и потихонечку приходя в себя, лежал и пытался подобрать нужные слова. Впрочем, ему это так и не удалось, в голове у него была полная несуразица. Он вытер тряпкой грязные руки, потом жадно так закурил, но, не докурив, вдруг выбросил сигарету, а потом, меняясь в лице, поперхнулся и сильно закашлялся...

- Да что там с тобой, Саша? - спросила Анна, ощутив на себе непонятное её волнение. А Сашу ровно озноб пробил, он вернулся в кабину...

- Да, не подвела тут меня масина, это, я её, сам заглусил специально… Внезапно уткнувшись своим лицом в Нюшины колени, он продолжал судорожно волноваться, иногда поднимая голову и вытирая тыльной стороной руки пот со лба.

- Нюс, я тебя давно уже сильно люблю - огорошил он Анну, и при этом раскраснелся как рак. - Плиходи сегодня на сеновал, я буду тебя сдать - и, покраснев ещё больше, добавил - Сильно, сильно сдать буду…

От сказанного у Анны чуть не отнялись ноги, ей так ещё никто и никогда не говорил.

Мимо них пролетали птицы, в закате за Днепром светило яркое солнышко. Душа у Анны вся как-то сжалась, не так от жалости к Сашке, как к себе… Она поймала себя на мысли, что совсем не разбирается в людях.

- Ладно, прейду - едва выдавила из себя Анна, когда машина остановилась. Она хотела даже поцеловать Сашку, от чего тот даже закрыл глаза, но не поцеловала. А глаза он открыл оттого, что дверь кабины захлопнулась.

Нюра после вечерней дойки дома долго, долго сидела, обхватив руками свою голову, ещё не зная, как ей быть и что делать. Потом она достала из шкапчика бутылку первачного жестокого самогона с двумя гранёными стаканами, который она обычно оставляла для платы мужикам за вспаханный огород и прочие там услуги, отломала краюху свежего хлеба, взяла пару сырых яиц, шмат сала. Завернула всё в тряпочку, одела нарядное платье, красивую косынку, накрасила губы, подушилась духами «Тет а тет», потом ещё немного подумав, решительно отправилась к Сашкиному сеновалу, но тут проходя мимо своего, вдруг услышала:

- Нюр, куда се ты? Я - здесь. Оказывается, Саша был на её сеновале, а Нюра к нему собралась.

- Вот дура - вздохнула она.

Она села на раскат брёвен, что были у сеновала, откупорила зубами бутылку самогонки с характерным звуком - «пок», закрытую тугой бумажной пробкой из газеты, налила себе стакан по рубчик, и, вспомнив, как это делают мужики, резко выдохнула… и выпила залпом, после долго занюхивая хлебом. От самогонки её аж до слёз пробило, в голове у неё зашумело, загудело, и она ответила Сашке нетвёрдым голосом.

- Сашаааааа, я идууууу... И подала ему руку.

Сашка разволновался, хоть всё бросай и беги.

- Вот сало тут, самогонка… - запинаясь, говорила Анна, протягивая в темноту свёрток, а Сашку словно парализовало. Он долго и пристально смотрел на Нюру, а потом, чуть, чуть помолчав, от чего-то заплакал, (возможно, от счастья). Завалив Нюру в свежее душистое сено, задрал на ней платье…, от чего на старых досках старого сеновала везде выросли яркие красивые цветы!

* * *

В этот самый момент поп Феофан, развернувшийся всей грудью на только что достроенной колокольне, решил опробовать оную перед сдачей в эксплуатацию. Он рванул, он ударил в колокола и во благо России, правда сам и без звонаря, но старательно, как учили когда-то давным-давно в семинарии.

- Бом, бом…! - над селом красиво и не спешно заструился, пока что ещё разнобойный и недружный малиновый звон… Он долетел и до Анны, и как бы на долю секунды, задержавшись над ней, поплыл себе дальше и дальше над Россией и всем Приднепровьем.

Но, прежде чем улететь дальше, малиновый звон на мгновенье застыл в её голове, и разделился, рассыпался на тысячи маленьких звонких серебреных колокольчиков, которые в Нюшиной голове разом звенели, переливались частой мелодичной серебряной звонкоголосой трелью… Они отдавали во всех уголках её доброй души до самой, самой утренней зорьки… Анне вспомнились слова знахарки.

- Пока не зазвенят в твоей голове серебреные колокольчики…

А они всё звенели и звенели…

Нюша выздоровела ровно на следующий день. С Сашей они потом поженились и стали жить поживать, да добрана жевать. А колокольчики в Нюшеной голове звенели и дальше, и уже без церковного звона, с утра и до вечера, а бывало, что и с вечера до утра, и ещё в обед, когда Саша приезжал обедать домой. И всё у них хорошо было…

А под поезд Нюра бросаться вовсе как-то никогда и не думала, хотя и была Анной Карениной, вот не появлялись у неё в голове такие мысли, не было их у неё, ну просто не было и всё тут. Да и поезда в их деревне тоже никогда не было…

Андрей Днепровский - Безбашенный.

10 августа 2003г