Думать о щенке

Ларе, которая меня разбудила)

Адель до сих пор частенько думает о щенке. Не о каком-то метафизическом, а о том самом маленьком питбуле, разорвавшем ей платье, искалечившим ногу, заставившем упасть в пыль... И позвонить тебе. И сказать эти три волшебных слова.

Была почти полночь, и она, совершенно счастливая после встречи с тобой, возвращалась из душной асфальтовой столицы, в которой так тяжело дышать и говорить откровенно, в свой маленький городок, напоенный запахами свежей зелени и недавнего дождя. Адель смеялась от радости, глядя в темное окно электрички: вы провели с ней вместе почти весь день, гуляли в парке, катались на кораблике по Москве-реке, поужинали в уютном маленьком кафе, и все это время взгляд твой был необыкновенно нежен. Она уверилась, наконец, после многих месяцев раздумий и сомнений, что ты увлечен ею не меньше, чем она тобою. Адель поняла в тот вечер, что не будут преградами ни огромная разница в возрасте, ни твои взрослые дети, ни ваши профессиональные отношения.

Твою юную музу больше не смущало, что ты ее преподаватель и научный руководитель. Разве это проблема! У вас в университете каждый пятый профессор женат на бывшей студентке. Ладно, если не преувеличивать – то каждый десятый точно. О, сколько прекрасных романов началось с обсуждения погребальных обрядов майя, установок Узнадзе или экзистенциализма Кьеркегора! Не перечесть.

Нет-нет, она не собиралась требовать от тебя, чтобы вы узаконили отношения, которых еще не было: эти пустые формальности ей безразличны. Адель просто наконец призналась себе, что скоро решится поведать о своих чувствах не только возлюбленному, но и всему миру.

Она сомневалась: а вдруг ты и так догадываешься обо всем? Ведь Адель не скрывала своего обожания.

Нет. Если бы ты знал, ты бы давно увез ее в страну эльфов, где работаешь королем, когда не занимаешься научными изысканиями.

Но чтобы попасть в сказку, нужно стать смелой и откровенной.

- Да будет так, - шептала Адель своему отражению.

Она прижималась носом к стеклу и пыталась рассмотреть что-нибудь снаружи, но почти безуспешно. За окном комфортно уживались темнота и покой.

Электричка остановилась у платформы. Адель облегченно вздохнула: она почти дома, и скоро сможет предаться мечтам о тебе в одиночестве, без свидетелей, глазеющих на нее в этом дурно пахнущем вагоне.

Она надела свои светло-зеленые блестящие туфельки, до того валявшиеся под сиденьем.

Напевая, Адель вышла в туманную прохладу ночи, и в этот момент пес вцепился ей в ногу.

*****

... Слова «думать о щенке» стали для нас с тобой тестом: можно ли продолжать? Когда я обессиленная, почти в обмороке, умоляла тебя на секундочку остановиться, ты спрашивал:

- Тебе надо подумать о щенке? Желание дамы – закон.

Если в ответ я смеялась и целовала твои руки или шею, это значило, что настоящее утомление еще далеко.

- Обманщица! - грозно восклицал ты, не прекращая мучить меня и дарить наслаждение. Я пыталась смотреть тебе в глаза, мне казалось, что там и только там я увижу истину. Обрету смысл жизни.

Но находила я там всегда другое: нежность и страсть. И необыкновенную глубину. Такую, что приходилось снова зажмуриваться, чтобы не забыть, как дышать.

Разве моя слабенькая грудная клетка выдержит погружение на несколько километров?

О, нет.

Она разорвется на кровавые ошметки, и я больше не буду твоею.

Я превращусь в кумира своего поколения: восходящая звезда отечественной поэзии погибла на взлете.

Как? Сейчас отечественной поэзией интересуются единицы, и почти все они сами поэты, а в лучшем случае критики?

Значит, я рассыплюсь на молекулы напрасно? И мое завещание тебе останется наверняка невыполненным. Я мечтаю, чтобы ты посадил в мой прах фиалку.

А как можно соорудить прах из того, во что я превращусь, если не отведу вовремя от тебя взгляда?

Мне рассказали, что при погружении на глубину человека не разнесет на куски, а сплющит в лепешку.

Увы, мои эротические кошмары оказались фантомом. Я позабыла школьный курс физики.

Ты невыносимо красив.

Я не умею думать о щенке, когда ты рядом.

Наверное, в этом и заключается истина.

*****

Адель до сих пор не знает, хотя много думала об этом, почему так получилось, что прекраснозубая тварь набросилась именно на нее. Она сделала шаг из вагона, и при следующем шаге злобный питбуль уже висел на ее ноге.

Наверное, у собак не бывает кариеса, потому их укусы так болезненны.

Адели показалось, что это доберман. Человеку почти невозможно верно определить породу собаки, когда та вгрызается зубами в его тело.

Или в платье – дивное летнее платье для пикников, как было обозначено на этикетке, салатовое с белым, длинное, пышное, декольтированное, которое Адель носила с такой грацией, что любой прохожий обращал на него внимание...

Адель закричала и упала на асфальт, подворачивая вторую ногу.

Когда хозяева – пьяненький невзрачный мужичонка и крашеная блондинка в спортивном костюме – оттащили от твоей музы свою псину, Адель увидела, во что превратилось платье.

И вторичный – осмысленный – крик был куда громче и отчаяннее первого, который явился следствием неожиданности и боли.

К группе глазеющих на увлекательное происшествие подбежали милиционеры, случайно оказавшиеся на платформе.

- Что с вами, девушка? - засуетились они вокруг Адели, - она прокусила вам ногу?

- Не может быть, - верещали хозяева мерзкой зверюги, - он еще совсем щенок! Только кожу прищемить мог.

- Щенок? - присвистнул один из свидетелей, - эта зверюшка похоже скорее на небольшого слоненка. Наверное, всю ногу девчонке разворотила!

- Я сейчас посмотрю, посмотрю, подождите! - Адель задрала платье, позабыв о приличиях. Впрочем, общественная мораль и не в шоковом состоянии ее не особенно волновала.

Все отводили глаза, изображая смущение, лицемеры, чего здесь такого – дамское бедро, из которого хлещет кровь, заливая светлое платье.

- Пройдемте, тут дело серьезное! - и они потащили всех нарушителей тишины, включая истерично лающую собаку, в линейное отделение милиции. Адель ковыляла, опираясь на руку одного из милиционеров, и рыдала взахлеб. Ей было не больно, а просто обидно.

Такой прекрасный день закончился так гадко! Проснуться бы поскорей и оказаться в твоих объятиях...

Адель достала телефон и позвонила тебе:

- Меня покусал бешеный енот. Я люблю тебя. Но умираю. Мне бы хотелось попрощаться с тобой перед смертью, - бормотала она, глотая сопли.

Ты повел себя неожиданно. Оценив ситуацию правильно, ответил:

- Я приеду. Перезвоню, когда буду поближе.

*****

... Иногда ты ласково называешь меня бесстыдницей, а я обижаюсь.

Стыд в моем сознании не увязывается с тем, что происходит между нами. Стыдно может быть, когда совершил какой-нибудь неблаговидный поступок.

А я просто люблю тебя и дарю тебе все, что у меня есть. Даже то, о чем ты не осмеливаешься попросить.

Разве этого стоит стыдиться?

Называя меня так в самые интимные моменты, ты подталкиваешь меня к тому, чтобы я мечтала о непристойностях, таких, как маленький глупый щенок.

Не настоящий. Выдуманный силой писательского воображения.

Этого песика не существует в нашем с тобой мире.

Пока мы вместе.

Но как только ты говоришь о бесстыдстве, я трезвею, будто меня окатили холодной водой, покрываюсь мурашками и вспоминаю о нем.

Еще минуту назад я сама была собачкой, благодарно поскуливающей в такт твоим движениям, а теперь почти явственно вижу этого проклятого щенка.

Ты наблюдателен и сразу замечаешь, что между нами что-то изменилось, а потому усиливаешь натиск. И я снова сдаюсь, а образ лохматого тявкающего негодника тает, так и не успев закрепиться в моих мыслях. А как иначе? Зачем иначе? Ты бог, а мое дело молиться у алтаря, в который превращается в моменты соития твое тело.

Потом, прижавшись к тебе и впитывая твои запахи, чтобы сохранить их подольше, я рассуждаю о том, почему некоторые женщины легко могу думать о борще, немытых полах или братьях наших меньших, не прекращая отдаваться мужчине.

- Наверное, они просто фригидны. Мне кто-то из них говорил, что я не должна судить о чужом чувственном мире, исходя из своего опыта. Но ведь речь идет об инстинктах! Этот щенок – сексуальная разновидность анорексии или булимии. Не иначе.

Ты гладишь мне спину и лениво отвечаешь:

- А я думаю, они просто встречаются с мужчинами, которым безразлично, о чем думает партнерша.

Я решаюсь спросить, волнуют ли тебя мои мысли, понимая, что рискую нарваться на шлепок по попе.

*****

В линейном отделе милиции были обшарпанные стены, тараканы и сырость.

В аптечке нашлась только зеленка, и один из ребят смазал Адели ногу, а другой записывал в это время ее показания.

Адель обреченно разглядывала туфельки, при падении лишившиеся половины лака.

Теперь они были облезлыми и невзрачными. Платье и тело Адель постигла та же участь.

Хозяин собаки выкрикивал лозунги в свою защиту:

- Во всем виноваты кавказцы! Один из них раздразнил моего пса! А тот еще малыш!

- Девушка, я куплю вам новое платье! Приезжайте завтра ко мне на работу! Я работаю на кладбище в Ромашково!

- Я законопослушный гражданин! Если вы пришьете мне дело, обращусь в ФСБ и в Администрацию президента!

Все это было так абсурдно, что Адель почувствовала себя в Зазеркалье. Кругом какие-то странные фигуры и персонажи, страшно, так страшно, что хочется куда-нибудь в Антарктиду, пусть там можно за пять минут стать снеговиком, зато собачники тихи и незаметны.

Адель вышла на улицу, желая поскорее убежать. Нога по-прежнему кровоточила, чтобы понять это, на нее не нужно было смотреть.

Возле милицейской ограды был привязан беснующийся питбуль.

Адель села на асфальт, ведь платье все равно погибло безвозвратно, и тихонько завыла в унисон собаке.

И тут появился ты.

А дальше началась сказка. Ты забрал рыдающую Адель из этого ада, отвез к врачу, где ей сделали по уколу в каждую руку – один от столбняка, а другой от бешенства, - а потом доставил домой, промыл раны хозяйственным мылом, помазал зеленкой и лечебным бальзамом, а потом уложил свою музу спать.

А наутро ты сделал ей предложение, и вы переселились в страну эльфов, оставив в этом мире все социальные условности.

Ты работаешь там королем, а Адель стала твоей королевой.

Вы жили долго и счастливо, да и сейчас еще живете, и лишь одно омрачает ваши дни: твоя возлюбленная частенько думает о щенке. И каждый раз при этом ей становится больно и страшно.

Адель морщится и массирует шрам на бедре.

Если ты рядом, ты поднимаешь ей платье и целуешь каждый след от укуса.

И тогда она забывает о щенке и не вспоминает о нем ровно столько времени, сколько ты желаешь.

*****

... Когда мы вновь окажемся наедине, я прочту тебе сказку о щенке и короле эльфов.

И весь мир будет ее слушать вместе с тобой.

Я не признаюсь, что хотела бы оказаться на месте Адели.

Ты ведь и сам догадаешься, верно?

Вот только ты не работаешь королем эльфов.

Но для меня это неважно.

Я коснусь губами твоей бороды, и все щенки мира отправятся в рай вместе со мной.