Натурщик

Я являюсь художником. Не исключено, что я стал им именно для того, чтобы иметь возможность изображать прекрасные тела мужчин, которые мне недоступны. Я увидел его в метро. Он спускался по соседнему эскалатору, а я поднимался ему навстречу и был просто потрясен его привлекательностью. Трудно объяснить, что именно так меня очаровало, но его облик в целом мгновенно завладел моими мыслями. Примерно тридцать лет, черное пальто с поднятым воротником и стильные очки. У него было очень красивое лицо, черные шелковистые волнистые волосы средней длины. На стройных ногах черные кожаные брюки. Его светлая кожа и изящные руки привлекали внимание, а на среднем пальце правой руки сиял массивный перстень из темного металла. Он производил впечатление уверенного в себе человека с чувственной натурой. Я подумал о том, что он мог бы быть немецким нацистом, который вынужден подчиняться системе, хотя на самом деле мечтал бы сбежать от общества и уединиться где-то вдали от цивилизации – творить великолепные картины или писать удивительные рассказы. Жертва системы. Артист, запертый в круговороте общества. На его красивом лице читалось меланхоличное выражение с правильными чертами. Глаза – голубые, глубокие и прекрасные, но холодные при этом. Он выглядел циничным и самодовольным. Все эти мысли возникли у меня за те несколько секунд, пока я смотрел на него.

Я бросился вверх по лестнице и перешел на эскалатор вниз. Я успел догнать его и уже не помнил ни о своей цели поездки, ни о том, зачем направлялся сюда вообще. Я решил не притворяться и не придумывать никаких предлогов – понимал: возможно, это мой единственный шанс увидеть его снова; если сейчас не действовать решительно и быстро – потеряю возможность навсегда. Я подошел к нему и представился: сказал ему о своем ремесле как художника и выразил желание запечатлеть его портретом. Он был немного удивлен и смущен моим предложением; взглянул на меня с вопросом в глазах, ожидая продолжения разговора. Мы сошли с эскалатора, а я продолжал идти рядом с ним – он явно не собирался останавливаться.

- Вы очень яркая личность, полная жизни. Наверняка, вам это уже говорили. Может, кто-то и пытался вас запечатлеть?

- Нет, - ответил он с улыбкой и недоумением в глазах.

- Пожалуйста, согласитесь позировать мне, - я встал перед ним и заставил его остановиться тоже. – Что касается времени, выберите любое удобное для вас. Как вы на это смотрите? – надеясь, я встретился с ним взглядом.

- Не знаю, смогу ли я это сделать. Я никогда не позировал раньше. Я не лучший актер...

- Вы себя недооценивали. Уверяю вас, у вас все получится – я в этом уверен.

- Ладно. В принципе, я не против. Хотя мне это кажется немного странным, если честно. Если ты меня разыгрываешь, то пожалеешь об этом, - сказал он с серьезным видом.

- Да что вы! Давайте обменяемся номерами телефонов, - я достал блокнот и записал свои данные. Он подал мне свою визитку. Я сказал ему, что позвоню вечером и обсудим все детали неторопливо. Он кивнул в ответ и мы попрощались до вечера.

Весь день у меня было какое-то странное счастье, словно я находился в мечтательном состоянии. И даже не пытался из него выбраться. Сладкое чувство окутывало мое сознание; казалось, я физически погружаюсь в теплую и уютную атмосферу. Мысли о нем не покидали меня ни на минуту: его зовут Игорь Николаевич, он менеджер. Да уж, он действительно очень привлекательный; я был безмерно счастлив тем фактом, что буду рисовать его портрет. Но внутри меня зреет еще одно чувство: я просто влюбился в него с первого взгляда! Я всегда опасался любви – когда любишь кого-то по-настоящему, сложно действовать активно и настойчиво. Простой секс можно пережить легче всего; но вот отказ любимого человека ранит гораздо сильнее. Заставить того, кто тебе нравится делать что-либо насильно – это почти нормально; однако сделать что-то против желания любимого невозможно! Даже обидеть его словом – непростительно; о том чтобы принуждать к действиям ему неприятным даже думать нельзя...

Я ему позвонил, и мы договорились встретиться со следующего дня — у него как раз были выходные. Он будет приходить ко мне в студию, домой.

На следующий день он пришел. Позвонил в дверь, я открыл, и он оказался на пороге. Я ощутил к нему странную привязанность, мне хотелось его обнять, будто бы мы знакомы давно. Но я сдержался. Он поприветствовал меня и вошел внутрь. В моей студии он начал внимательно осматривать пространство. Похоже, я не ошибся: художественная атмосфера ему была очень близка. Я проводил его к подготовленному месту, настроил освещение и показал все вокруг. Он улыбнулся.

— Если ты готов, можем начать прямо сейчас? — спросил я.

— Да. Можно на «ты»?

— Конечно! — ответил я с улыбкой. И он начал раздеваться.

— Мне полностью снять одежду?

— Если ты не против, то мне было бы очень интересно запечатлеть твое обнаженное тело.

— Я постараюсь, — смущенно ответил он. Я восхищался им: даже смущаясь, он излучал уверенность и аристократическое достоинство.

Он разделся и встал под свет ламп, расставленных по стенам. Тени от его стройного тела образовывали причудливые формы на стенах. У него была нежная светлая кожа; очки он тоже снял. Его голубые глаза казались ярче всех этих ламп и освещали комнату своим светом. Я смотрел на него как завороженный, и он это заметил и смутился; вероятно, мне стоило скрыть свое восхищение.

— Я хочу нарисовать тебя на берегу моря: ты один на побережье среди осколков неизвестного корабля. Ты размышляешь о тех людях, которые не смогли достичь своих целей или осуществить мечты. Ты понимаешь: хотя ты живой человек, возможно, твоя жизнь имеет еще меньше смысла чем их прерванные судьбы. Ты пытаешься осознать: совершал ли что-то такое в жизни, что могло бы оправдать твое существование; от этого тебе грустно. Ты сидишь спиной к осколкам корабля и смотришь вдаль горизонта...

Он с вниманием слушал меня и теперь старался создать нужное настроение. Мне показалось, что он немного лукавит, когда говорит, что никогда не позировал – у него это явно получалось. Более того, он даже не поинтересовался, заплачу ли я ему за работу. Он был готов просто стать моим натурщиком и делал это великолепно. Я даже не чувствовал необходимости вносить коррективы – он сам принял такую позу, что лучше не придумаешь. Я начал рисовать. Кисть двигалась легко и четко, я словно погружался в мечты о нем, как будто это не кисть изображала его фигуру, а моя рука касалась его тела. Я увлекся: он возникал на холсте – прекрасный и натуральный, ведь мне нечего было добавить к его выразительной обнаженности.

Вскоре я заметил, что он начал уставать.

- Прости, я так погрузился в процесс, что забыл: тебе непривычно позировать. Наверное, ты устал.

- Чуть-чуть, - ответил он с улыбкой, - говорил же, что плохой актер.

- Давай сделаем перерыв. Ты великолепен! – добавил я.

- Да хватит уже! – он все еще смущался. Встал и я протянул ему свой халат. Он накинул его на себя.

- Если ты не против, я могу сделать тебе расслабляющий массаж после съемки: позирование требует сил.

- Настоящий художник может помочь натурщику расслабиться? – подшутил он с обворожительной улыбкой. – Мне как-то неловко принимать такое предложение.

- Почему? – попытался удивиться я максимально естественно.

Он снова улыбнулся. О Боже! Ему этого хотелось!.. Это самое главное. Даже если дальше ничего не произойдет, за эту улыбку я готов отдать многое.

- Я тоже рисовал раньше,- сменил тему разговорa он и подтвердил мои мысли.- Можно мне взглянуть на твои картины?

- Конечно, - мне было приятно, что он проявлял интерес к моим работам. Он изучал картины, эскизы и наброски, отмечая, что ему нравится мой стиль и считает меня талантливым. Он говорил, что я ни в коем случае не должен забывать о своем искусстве.

- А ты действительно забросил его? Почему?

- Я был глупцом. После университета решил зарабатывать деньги. Сначала устроился на одну работу, потом на другую, побывал нотариусом и заместителем директора частной фирмы, затем пытался открыть собственный бизнес. Накопил немного средств, но потерял себя в этом процессе. Это того не стоило. Теперь уже поздно. Сколько тебе лет?

- 20.

- Пообещай мне, что не расстанешься с красками? – произнес он в шутливом тоне. Но это была печальная шутка.

- Да.

- Почему? Кто я такой, чтобы вмешиваться в твою жизнь?

- Ты единственный человек, которому она оказалась небезразличной.

- Ты не знаешь меня.

- И ты меня не знаешь, но всё равно просишь об этом!.. Спасибо тебе.

Мы замерли в тишине. Это сон или между нами возникает какая-то связь? Или это всего лишь плод моего больного воображения?

- Хочешь перекусить?

- Нет, спасибо. А вот выпить бы не отказался.

- Устроим! Что предпочитаешь?

- Что-нибудь покрепче, - сказал он с улыбкой, - «для смелости».

- Коньяк? – ведь я сам обычно пью коньяк «для смелости».

- С удовольствием.

Я налил ему коньяк и сам выбрал сок — пить во время рисования я не люблю. Мы медленно наслаждались напитками в тишине. Но это молчание было вовсе не напряженным; наоборот, оно казалось естественным — словно мы уже говорили друг с другом много раз или знали заранее, что у нас будет достаточно времени для разговоров позже.

- Какую музыку ты предпочитаешь? – спросил я его.

- Я обожаю слушать западный рок 70-х, джаз и в последнее время мне нравится красивая инструментальная музыка. Когда я занимаюсь рисованием, обычно включаю медленные инструментальные композиции, поэтому у меня было что показать ему. Я выбрал свой любимый альбом и запустил его. Мы оба сидели в тишине, погруженные в музыку, и по выражению его лица я понял, что ему тоже нравится. Я заметил, как он смотрел на меня, но когда наши взгляды встретились, он отвел глаза: не резко, просто чуть повернул голову и стал смотреть в окно. Кажется, резкие движения ему не присущи. В его манерах ощущалась какая-то величественность и царственность — нечто неуловимое и идеальное. Мне бы легко хотелось отдать за него свою жизнь. Эта странная мысль внезапно появилась у меня в голове и вовсе не показалась абсурдной. Ведь на самом деле я почти ничего о нем не знал. Хотя нет — многое знал: прошлое не определяет человека; оно уже прошло и больше к нему не принадлежит; лишь сам человек может пытаться удерживать его при себе. Но Игорь был тем, кто не цепляется за старое. Он живет настоящим моментом, возможно даже без осознания этого факта. Именно поэтому он так удивителен. И вот сейчас этот момент был здесь со мной.

- Знаешь, для первого раза на сегодня достаточно будет. У тебя действительно здорово получается! Я очень рад, что ты согласился позировать для меня,— прервал я нашу тишину.— Позволь мне сделать тебе массаж.— Я приблизился к нему и поставил стакан на стол, коснувшись его шеи.

Он не возражал; выглядел задумчивым. Он также убрал свой стакан и повернулся ко мне лицом. Его взгляд встретился с моими глазами — долгое и пристальное внимание заставило меня потеряться в нем. Внезапно я ощутил себя недостойным прикосновения к его нежной коже; убрал руки прочь от него. Он поднялся и сбросил халат; мне показалось, будто он стал выше. Жестом он указал мне следовать за ним — именно указал! Это было как приказ! Вдруг во мне возникло сильное желание стать его рабом. Я пошел за ним; он подошел к своим вещам из студии и открыл сумку. Из нее блеснуло что-то металлическое; я стоял сзади и стеснялся сделать шаг вперед, поэтому так и не увидел, что это было конкретно.

- Разденься.

Я не совсем понимал, что происходит, но послушался его. Он повернулся ко мне лицом. На средних пальцах обеих рук у него были металлические кольца с острыми когтями. В руках он держал наручники и веревки. Подойдя ближе, он положил руку мне на плечо. Один из когтей впился в мою кожу, я застонал от боли, но странным образом это доставило мне удовольствие. Его рука крепко прижала меня вниз, и я опустился на колени. Он обошел меня кругом и, аккуратно заломив руки за спину, защелкнул наручники на запястьях и резко потянул их вниз. Я прогнулся назад и затем по инерции наклонился вперед, опуская голову в ожидании дальнейших действий.

- Распрямись, - его голос прозвучал иначе: стал холодным и жестким, как кольца на моих запястьях. Я подчинялся ему. Моя спина дрожала – я ощущал его обнаженное тело позади себя, и по мне пробежала волна возбуждения. Мне хотелось повернуться к нему, но стоило только попытаться это сделать, как резкий удар хлыста обжег мою спину. Я вздрогнул и непроизвольно наклонился вперед в попытке увернуться от удара. Еще один удар последовал за ним вместе с командой: «Не делай лишних движений». Я замер на коленях, не видя его лица и лишь догадываясь о том, что он делает.

- Поднимись! - прозвучал следующий приказ. Я попытался встать, но с связанными руками это было сложно; я снова упал на пол. Удар хлыста пришелся мне сбоку — я сжался от боли на полу. Он продолжал бить меня до тех пор, пока я не смог подняться снова. Хлыст оставлял следы на моей спине и плечах; каждый новый удар вызывал во мне все большее возбуждение. Наконец я поднялся — удары прекратились. Он подошел ко мне ближе и снял наручники с моих запястьев.

- Подойди к стене и покажи себя распятым.

Я взглянул на него, но тут же получил резкий удар по лицу.

- Как ты смеешь смотреть на меня, ничтожество? Исполняй приказ!

Я опустил взгляд и шагнул к стене. Вновь удар пришёлся мне в спину: «Быстрее».

Я встал у стены, развернулся к нему лицом, стараясь не поднимать головы, и прижался спиной к поверхности.

- Распни себя! – его голос звучал угрожающе. Меня охватило чувство страха: я вернулся в реальность и осознал, что не знаю этого человека. Кто он? Что он задумал? Но стремление стать его подчинённым было настолько сильным, что я был готов пожертвовать собой ради его удовольствия.

Я вскрикнул: удар оказался сильнее всех предыдущих и полоснул мой живот. Под ним пульсировал возбужденный член, но я не смел прикоснуться к нему. Я раскинул руки, осторожно поднимая их вдоль стены. Хлыст больно стегал мои руки и грудь. В голове лишь одна мысль: «Я делаю что-то неправильно. Он недоволен. Мне нужно всё исправить. Ему должно быть хорошо». Я постарался изобразить распятого как можно правдоподобнее. Он оценил мои усилия: хлыст оставил моё тело в покое. Я извивался у стены, изображая последние мучения распятого, не поднимая взгляда на него и лишь представляя его лицо в данный момент. Только мой член открыто тянулся к нему, не опасаясь удара хлыста.

Должно быть, сейчас он смотрел на меня. Хотя я мог только догадываться; возможно, он вовсе не обращал на меня внимания. Но он молчал, а хлыст больше не касался моего тела. Он подошёл ближе ко мне, обе его руки легли на мои плечи, словно впиваясь когтями в мою плоть. Я невольно снова поднял голову и встретился с его голубыми прекрасными глазами — полными тепла и нежности. Вспомнив свои мысли при нашей первой встрече: нацистская жестокость жертвы системы... Я ожидал наказания за то, что осмелился поднять взгляд на Господина. Но вместо удара хлыстом последовало другое испытание.

Его горячий и влажный язык прикоснулся к краешку моих губ, игриво дразня и мучая меня, лишь слегка касался по краю, не проникая в мой рот, изнывающий от желания. Я решился убрать руки «с креста» и коснулся его. В ответ он сильно сжал мои ягодицы, вонзая в них свои металлические когти. Я застонал от боли – это было гораздо больнее, чем хлыст; я ощущал, как остаются порезы. И вновь я расправил руки. Он ослабил захват и начал нежно гладить мои бедра и ягодицы, словно одобряя мое поведение.

Но это было невыносимо: находиться рядом с ним, чувствовать его язык, его тело и при этом не сметь обнять его. Я больше не мог терпеть и снова обнял его. Новые порезы на ягодицах вызвали сильную боль. Я вскрикнул, но не убрал рук; наоборот – крепче обнял его. Он сжал меня еще сильнее, и я почувствовал кровь, стекающую по бедрам. Я заплакал – от страха или боли или же от избытка незнакомых эмоций – и обвил его тело так же, как ребенок ищет защиты у родителя. Меня удивляло собственное поведение: ведь именно он раздирал мне кожу, но именно к нему я обращался за защитой и верил в то, что он может меня спасти. Я ощущал себя его подчинённым, но одновременно понимал: нахожусь под надежной охраной.

Мои слёзы заставили его остановиться. Он выпустил меня из своих объятий: «Ты свободен», - произнес он обычным голосом, в котором вдруг исчезла холодность.

Он снял когти и аккуратно сложил их вместе с наручниками и верёвками в сумку – они так и остались без дела. Я осознал свою ошибку; мне стало грустно от того, что не смог выдержать испытание и теперь уже слишком поздно что-либо менять. Я разочаровал его; не смог стать достойным подданным. Проведя рукой по ягодицам, обнаружил отсутствие крови – это была всего лишь иллюзия! Он не мог причинить мне настоящего вреда, а я просто не доверился ему! Я посмел усомниться в нём. Осознавая это, я понял: недостоин его внимания.

Он собрался уходить. Перед тем как покинуть меня, он вновь посмотрел в глаза и произнес:

- Прости. Я не должен был так поступать.

Я не нашел слов для ответа, и он ушел. Почему я молчал? Почему не сказал ему, что мне было хорошо, что я нуждаюсь в этом моменте и в нем? Что это был мой первый опыт такого рода, и именно поэтому я повел себя неправильно? Что в следующий раз все будет по-другому!

Но теперь уже не будет никакого следующего раза. Я принял решение и попытался связаться с ним на следующий день, но номер уже сменился. Он чувствовал себя виноватым и даже не догадывался о том, что стал для меня чем-то большим – вечным кумиром. Никто другой не сможет занять его место в моем сердце так же сильно, как он – тот, кто первым открыл мне двери в мир любви и показал, как можно получать удовольствие через страдания!