Сон 22

Сон 22

Сколько раз я видел этот сон? Этот дикий дивный сон, повторяющийся один в один, эпизод в эпизод, жест в жест, позы и мизансцены… Сколько раз – зная во сне, что это только сон – я соглашался верить этой иллюзии? Сколько раз, мое дорогое сердце, я обманывал тебя этим видением?..

Этим диким, этим дивным видением…

Широко известная в узких кругах hаvуmеtаl-дива, выходящая на сцену в костюме, изображающем женскую вульву. И я – воплощение силы, молодости, энергии, желания, стремления, дерзости – смотрю на нее, на нее, на ее жесты, танцы, выходки, игры и заигрывания, на то, что она делает на сцене (каждый раз это повторяется, я записывал этот сон более десяти раз, но ничего нового не смог внести в эту стенограмму), я стою в танцполе и смотрю. Я даже слышу ее пение, неистовство гитар, вибрацию барабанов, металлический гул. Не свожу с нее глаз. И во сне, зная, что это сон, я различаю смысл слов чужого языка. Песня о том, что ее эпатаж – только иллюзия. Но что именно иллюзия в этом маскараде? Я вижу, как крылья-губы ее костюма переливаются в свете софитов и прожекторов. Да и сон ли это? Так могла бы сверкать настоящая звезда, так могли бы мерцать настоящие губы…

Закрыв микрофон ладонью, она наклоняется ко мне:

- Что смотришь? - ведь это только сон, она может задавать любые глупые вопросы, не рискуя быть осмеянной. Тем более что она – ТОЛЬКО мой сон. Ее голос и груб, и глубок, и в то же время – нежен, - нравится, да? – она теребит крылышки своего умопомрачительного костюма. Ее голова, одетая в эту пидорскую матово поблескивающую шапочку, похожа на головку клитора, увеличенную, детализированную, умную, чуткую…

- Хочу увидеть настоящую… - я мнусь и подбираю слова. Она знает, что я хочу. Она хохочет.

- Громче, - она протягивает мне микрофон.

- Покажи мне свою настоящую, - каждый раз в этом эпизоде сна заминка, я не знаю какое именно слово я произношу. Каждый раз это слово мерцает смыслами, сУтями, оттенками. И я чувствую каждый раз хищный азарт, овладеваю тайной.

Мой голос, усиленный микрофоном, заставляет и без того разгоряченный зал всколыхнуться. Пауза, ожидание зала. Мое ожидание. Она расстегивает свой дивный дикий костюм. Молния – зип-зип, зиг-заг – разнимается. Молния проходит между ног, соединяя половинки костюма; от пояса, через низ туловища, до пояса. Она садится на стул, она расставляет ноги совершенно чудным чудовищным образом: разведя их до предела, она зацепляется каблуками за края сидения, держит свои ноги за щиколотки. Гибкая, дерзкая… Сон, яркий сон… Бритый лобок, нагие губы, налитые желанием. Я не могу этого не видеть: ведь это МОЙ сон…

Несколько секунд она сидит, не меняя позы, покачиваясь в такт очередной композиции, потом, довольная своей смелостью, азартом, драйвом, встает, закрывает молнию – зиг-заг, зип-зип, - все так же грациозно, все так же естественно и дерзко, все так же в ритм ее танца, в такт ее полнозвучным электрогитарам. Песня на чужом языке, смысл слов ускользает, только отрывки: «kitten», “kitchen”, “sky”… Какая может быть кухня на ее седьмом небе, в объятиях котенка – бог весть… Только соло-гитары поют свою чистую злость, только барабаны стучат свою яркую ярость. В этот момент она поворачивается ко мне, манит.

- Теперь твоя очередь, - говорит. Я только догадывался, что она попросит что-то в ответ. Но почему-то я рад ее вызову. И здесь я забываю, каждый раз забываю, увлекшись, что это сон. Каждый раз во сне я знаю, что это реальность – и Эва, поющая котенка на небесной кухне и свой иллюзорный эпатаж, и толпа зрителей, и я сам с моими вызывающими и нелепыми просьбами, и вой гитар, и гул барабанов. В моей груди горит ровное, нарастающее сладкое тепло, лучшее чувство, хищное блаженство, львиный рык, радость, покинувшая пределы смерти.

- Ты точно хочешь этого?

- Да, - микрофон усиливает наши голоса.

Зип. Зиг. Это точно – палочка света. Ствол света, сноп света. В груди моей – солнце. У меня хватает сил и дерзости подняться на сцену. Пять ступенек. Поднятый флагом пенис. Сноп света, круг света. Я и Эва в этом круге.

- Отсоси, - я снимаю эту блестящую матово шапочку с ее головы, волосы падают льняным дождем, я их накручиваю на руку, тяну вниз. Я знаю, что уже люблю ее, не зная, что будет дальше. Я не вижу, что по ее щекам текут слезы, смывая тушь, чушь, бред, ад… Я не вижу, но я знаю, ведь – я хозяин сна… Они текут, текут… Текут, и я просыпаюсь.

Нет, не всегда этот сон завершался моим оргазмом, как в тот раз, в тот дикий, дивный первый раз; с течением лет, зная, что это сон, я стремился узнать и запомнить как можно больше деталей в этом видении. Я просыпался с радостью в глазах, словно ее слезы смывали все мои тревоги и огорчения, все мои неудачи и сомнения, все, что могло замутить ясность моего сердца…

Я никогда не видел ее настоящего лица, только сценический грим. Только сценический Гримм… Я подозреваю, что мне никогда не увидеть его, да это и к лучшему. Ведь это – жизнь, ведь это – смерть. Сколько можно сметь смотреть этот сон, зная и понимая, что это только сон и обманываться иллюзией? Но эта радость в сердце – не иллюзия, это настоящее, это реальность – горячая кровь, быстрый стук, тело, освеженное видением, душа, вновь прояснившая смысл жизни…