Бегунья

Новые кроссовки всем хороши, только шнурки дурацкие, из какого-то скользкого материала – развязываются по несколько раз за тренировку, приходится останавливаться, перешнуровывать. Ненавижу сбиваться с ритма.

Переставляю в новые кроссовки шнурки из старых, серые, грязные, зато держат как надо. Цепляю плеер, настраиваю на беспорядочное воспроизведение, хлопаю входной дверью и сбегаю вниз по лестнице, нарочно громко топая ногами.

Соседка снизу жаловалась Антону, что я слишком шумлю по утрам. Ну и пошла она, дура старая. Ей еще и полтинника нет, а уже еле ходит, жопа в дверь не пролазит. Конечно, я ее раздражаю.

Первая пробежка за две недели. Сначала была простуда, а потом месячные. Я растеряла форму. Привыкла нежиться под одеялом.

Хочу сделать пару кругов на школьном стадионе, но уже издали замечаю, что ничего не выйдет. Физруки выгнали на разминку сонных детей, а при них бегать, только нервы рвать – обязательно отпустят комментарий в спину. У детей сейчас модно быть неспортивными.

Оббегаю стадион по дуге, выворачиваю к дороге и какое-то время дышу выхлопными газами, пока не добираюсь до речки. Плеер выкидывает энергичную песню. Хороший темп. Дыхание в норме, два коротких вдоха носом, три коротких выдоха через рот.

Руки держу низко, у пояса, чтобы не затекали. Раньше я все время инстинктивно поднимала их повыше, защищая подпрыгивающую грудь от случайных взглядов. У меня мало подходящая для бега фигура – есть и попа, и грудь. Бегать труднее, зато легче жить.

Опасный участок, где, чтобы не месить грязь, приходится бежать по водопроводной трубе. Если нога соскользнет – можно свернуть шею. Ныряю в подземный переход. Дыхание ломается, потому что в этом исписанном граффити закутке всегда воняет мочой.

В плеере играет хит лета, и вот я уже на цивильной речной набережной, несусь мимо пустых скамеек и облезлых платанов, а справа, за парапетом – медленнее меня – бежит река цвета хаки.

Обычно в это время я встречаю здесь еще одного бегуна – полноватого мужичка лет тридцати. Я с ним никогда не разговариваю, только приветствую коротким кивком. Он пытается бежать рядом, но не выдерживает темпа и быстро отстает.

Сегодня набережная пуста. Только на одной из скамеек лежит не то пьяный, не то мертвец.

Это хорошо, когда никого нет. Лучшее время. Можно расслабиться и не думать ни о чем, кроме бега. Плеер играет какую-то тягомотину. Смотрю на экранчик – Coil «His Body Was A Playground For Nazi Elite». Откуда в моем плеере такая муть? Наверное, Антон записал. Очередная попытка приобщить меня к «настоящей» музыке. Перематываю дальше. Чуть ускоряюсь.

Краем глаза замечаю какой-то промельк. Из-за кустов выскакивает собака и несется прямо на меня. Огромная. Какая-то незнакомая порода, что-то вроде мастиффа, только без складок. Резко останавливаюсь. Машинально оглядываю брусчатку под ногами в поисках камня. И тут же понимаю – эту псину камнем не испугаешь, не дворняга. Только еще больше озвереет.

– Терри, фу! – из-за кустов появляется человек с поводком в руке.

Собака подбегает совсем близко и тычется носом мне в промежность. Внутри у меня все сжимается, ноги слабеют. Делаю шаг назад, пытаясь избежать контакта с этим черным влажным носом. Собака следует за мной. Я чувствую ее горячее дыхание через тонкую ткань спортивных штанов. Или мне кажется, что чувствую.

– Уберите собаку.

– Терри, к ноге, – говорит мужчина и, не дожидаясь реакции пса, оттаскивает его от меня. Пристегивает поводок к ошейнику. – Извините, что напугал. Терри выглядит как горгулья, но на самом деле он совершенно безобиден. Увидел, что вы бежите, и решил тоже побегать.

Только тут я смотрю ему в лицо и замечаю, как удивительно он красив. У меня нет сил злиться.

Спрашиваю:

– Что это за порода?

– Кане корсо, – отвечает мужчина. – Это что-то вроде мастиффа, только без складок. А Терри зовут в честь Терри Гиллиама. Это режиссер.

– Я знаю, кто это, – говорю я. Смотрю на мужчину. На пса.

И бегу дальше.

Ночью мне снится сон. Собака тычется носом мне в промежность. Я чувствую ее горячее дыхание через тонкую ткань спортивных штанов. Мужчины с поводком в моем сне нет, но так даже лучше. Ведь я вспоминаю о нем, значит, в каком-то смысле, он все-таки есть в моем сне.

Я просыпаюсь и слышу, как слюна клокочет у лежащего рядом Антона в горле.