Проза. ру Мастер. новелла. Глава Эротическая проза

Проза. ру  Мастер.     Новелла.

Глава первая.

«Мерс», чертя шинами асфальт, остановился в десяти сантиметрах от видавшей виды вишнёвой шестерки.

- Ну, вот куда ты прёшь? – из Мерседеса выскочил побледневший, насмерть перепуганный шофёр, прихватив из-под сидения биту. – У тебя же помеха справа.

- И, не только справа, - спокойно кивнул в сторону заглохшего фиатика, дородный мужчина, - пять цилиндров и глохнет. Я бы, конечно, впёр бы ей в зад, но через металл ещё не пробовал.

По середине дороги, мигая всеми четырьмя поворотниками, позорно стоял новенький авто. На заднем стекле, которого: с одной стороны был прилеплен женский туфель, с другой восклицательный знак.

- Всё ясно… - водила повернулся к нарушителю его душевного равновесия, - Пашка!.. Чёртушка!.. Ты ли это?.. Как всегда в своём репертуаре… Сколько лет, сколько зим?.. Вот это встреча!..

Только что, пытаясь проучить нерадивого водителя, небольшого роста человек, с непомерно крупной, лысой головой, не соизмеримой с телом, заключил в объятия, всё ещё стройного, несмотря на возраст мужчину.

- Эдик?

- Да я, это я!.. Что постарел? Полысел?.. А ты всё такой же. Только солиднее что ли стал… но автомобиль?.. – покачал головой Эдуард.

- Не у каждого в жизни такой фарт, как у тебя, - освободился от объятий давнего друга Пал Палыч.

Наконец, фыркнув чёрным сгустком, Фиат, под громкие сигналы клаксонов и улюлюканье водителей, освободил дорогу.

- Чего стоим? Чего ждём? Давай скорей, а то придётся, всё-таки, применить мою биту. Видишь, как люди настроены. – И уже на ходу, - ты свободен? Давай за мной. –  Прыгнув в машину, Эдуард Яковлевич включил передачу…

- Кафешка, правда, не ахти, но, когда бекасов нет – отведайте дроздов. Давай по рюмочке. За встречу. – Предложил Эдуард Яковлевич.

- Мы же за рулём! – Павел с удивлением посмотрел на друга.

- А!.. Можно! Столько лет не виделись.

- Это тебе можно – откупишься, а я, так два года без прав.

- Ну, тогда по минералке, как в студентах? Эх! Были времена. А, как познакомились, помнишь?..

Павел нашёл свою фамилию в середине списка - Корчагин: «Ест». Сжав пальцы в кулак, по-военному, на месте, развернулся юноша.

- Зачислен.

Кроме хорошо сложенной фигуры, привлекало его лицо: пепельного цвета глаза, под чёрными (правая  чуть приподнята) бровями; тёмным довольно взрослым пушком  над верхней губой, светло-русыми волосами.

Недалеко от института: в сквере, стояла и курила небольшая стайка ребят, очевидно бывших абитуриентов. Два парня и две девушки.

- Ну, что? Можно поздравить? - обратился к ним Паша, вынимая сигарету.

- Кого, как – Один из парней выплюнув окурок, пошёл прочь.

Другой, протянув руку, представился:

- Эдуард.

- Павел… Корчагин, – пожав руки всей компании, Паша осторожно пожимал маленькую    ладошку с тонюсенькими пальчиками.

От ребят исходил запах недавно выпитого вина.

- Уже отметили, - подумал Павел.

- А Вы, случайно, ни тот Павел Корчагин? Ну, «Как закалялась сталь» Островского? – из подлобья, хитро улыбаясь, спросила   одна из девушек.

- Ба, да Вы читали это произведение. Не думал, что в вашем лице найду такого компетентного человека.- Съязвил в свою очередь юноша. - Нет, не тот. Тот был комсомольцем 20-ых годов, а я 70-ых. Тому было всё по плечу, а мне всё по х… – Паша оглядел девушку с головы до ног, -  короче, вам по пояс будет.        

- Смотрите-ка – остроумный.

- Да, я такой! – констатировал парень.

- Я, какая не такая. Ты, какой-то не такой, - пропела вторая, похожая на топ-модель, высокого роста  девушка. Стальной взгляд серых с чёрными вкраплениями раскосых глаз. Такими же, стального цвета волосами; с мужественной ямочкой на подбородке. Эдуард рядом с ней выглядел пацаном.

- Воронцова, - официально представилась она, протянув холенную, прохладную ручку…

- Как ты тогда Любочку Сорокину отбрил.

- Помню Эд, всё помню… - Павел отпил глоток…

В коридоре института литературы предпраздничная суета. К стройному юноше подошла блондиночка со смешливыми косичками и ровно подстриженной челочкой.

- Паша, ты, где Новый год встречаешь? - обратилась она к юноше. - А то, давай с нами.   Помнишь, как гуляли на Октябрьскую?    

- У Воронцовой на даче?.. Состав прежний?    

Девушка кивнула.

- Вообще – то, Новый год семейный праздник, но вечеринка у Оли Воронцовой… Ради этого можно и пожертвовать семейным торжеством. Да, простят меня мои близкие. - Парень поднял глаза и сложил руки на груди, ладонями вместе.

- Паша-а-а, Колесников заболел. Амелина без пары осталась, может, найдешь кого-нибудь из парней, а то наш кол-лек-тив, просто развалится. Я бы и сама нашла, да время поджимает. Сам знаешь - не трепача. Воронцова только утром предложила собраться. Кстати, а почему тебя не было на двух первых парах?

- Дела… дела коммерческие. Не тащить же их с собой в Новый год. - Павел виновато улыбнулся.

- Так вот эта Олечка, сама собиралась праздновать с родителями, но в последний момент их пригласили на какую-то новогоднюю презентацию. А отмечать праздник одной, с бабушкой, ей ни в кайф. - Трещала  Сорокина (её фамилия идеально подходила к её характеру). Шустрая  Любочка везде успевала, отовсюду слышался её мягкий грудной голосок. Невысокого роста, но с идеально развитыми формами - была душой всех компаний. Слегка вздёрнутый носик, румяные щёчки и какое-то внутреннее  обаяние. Ей никто и никогда, не мог отказать, в чем - либо.

- Валежников подойдёт?

- Этот, твой друг - головастик что ли?

- Это и твой друг тоже.

- Он какой-то… ну… как живчик.

Эдик Валежников не имел успеха у девушек из-за его рахитичной внешности и излишней суетливости.

- Ты хочешь сказать: не Рио-де-Жанейро, но, ведь, именно ты, меня с ним и познакомила.

- Боюсь Амелина - с ним не согласится. Хотя, она тоже не красавица: тощая, кривоногая, но безотказная. Как раз, то, что нам надо. Тогда я… Я, пожалуй, возьму его на себя, - задумчиво проговорила Люба, а ты, Паша, составишь пару Амелиной.

- Но у меня Лейка… Симонян, - Павлик так, полюбовно, называл Лейлу Симонян. Армяночку, с шикарными, густыми, тёмно-каштановыми волосами и удивительными длинными, густыми ресницами, прикрывающие её большие, чёрные, томные глаза. Вся её фигура, не фигура – тело, излучало какую-то расслабленную мягкость. Мягкость и ласковость кошки. Это чувствовалось: в плавном повороте её головы, движении рук, походке. Даже не прикасаясь к ней: находясь рядом, Павел испытывал, как флюиды, исходящие от девушки, наполняли желанием всё его тело. Оно становилось ватно-восковым, тая и размягчаясь, но с другой стороны, другие органы его тела, наливаясь кровью, создавали дискомфорт. Ему пригодилось,   и ни раз, или отворачиваться, или прикрывать это место руками. А тогда, в Октябре, играя в «Ромашку», он был полностью растворён, снедаемый чувственной и горячей плотью.

- Э-э-э, хватился. Она уже, как два месяца с Гришкой Растопчиным ходит… Неужели ты на неё так запал? У тебя всё дела - да дела, но ты не переживай так.

- Да-а-а! Мне по-фигу.

- Вот и хорошо. Всё равно ты её… в «Ромашку» же будем играть, как на Октябрьскую. Адрес знаешь?

- На даче… У Воронцовой.

- Ну, я побежала. Мне ещё кое-кого предупредить надо…

Москва уже с утра праздновала. На автобусной остановке, обхватив фонарный столб руками, пытался подняться на ноги, в стельку пьяный мужчина.

- Послушай, дорогой, тебя с таким торшером и в автобус не пустят, - пошутил Павел. Народу полно! Люди с сумками, набитыми продуктами, кое - как устраивались в автобусе. В середине салона, ели держась за поручни, стоял прилично подвыпивший, долговязый мужик. С земленистым, отечным  лицом; с закрытыми глазами, упорно пытаясь поднять веки. Из уголка его рта тянулась тягучая слюна, прямо на пыжиковую шапку, другого пассажира. Маленького и кругленького: с холеным лицом; толстыми, розовыми щечками; большими роговыми очками на носу пятачке. Автобус качнуло. Жилистая рука долговязого с узловатыми, корявыми пальцами, соскользнула с перекладины, сбила шапку с полненького.          

- Вы, что гражданин, в шутку или  серьёзно сделали это? - по-петушиному, выпятив грудь вперёд, возмущался маленький. Длинный с большим усилием разодрав глаза, пытаясь осмыслить происходящее, выдавил наобум.

- Ну, в сюрьёз!

Полненький растерялся, но по боевому, - заикаясь.

- А-а-а… То-то же мне, а то я шуток-то не люблю, - и на сколько это было возможно, отодвинулся от соседа. Автобус тряхнуло снова. Пьяный мужчина, выкинув руки вперёд, невольно облапил «собеседника».  

- Вот и побратались. Конец Войне! - резюмировал Паша. Наблюдая эту сцену, он и не заметил, как приехал. Крашенная блондинка загораживала двери. Мохеровый  шарф, повязан на голове - чалмой. Маленькие глазки,   так оттенены, что казались совиными. Яркие, накрашенные губы, были обведены по контуру чёрным карандашом.

- Девушка вы выходите? - обратился к ней Павел.

- Выходят только замуж! - грубо ответила она.

Девушка вы сходите?

- Сходят только с ума!

- Что же в таком случае вы делаете? - отчаянно вопрошал Паша.

- Вылезаю! - полуобернувшись,   прошипела женщина.

- Тогда с днём рождения вас, девушка! - протиснувшись вперёд, Павел спрыгнул с подножки…

Несколько раз звонил Эду - ни Эдика, ни Евы Николаевны не было дома.

- Куда он « зараза» пропал, уже 20 часов. Шампанское надо купить, водочки, пивка, а он

шляется, черт-де где.

Зазвонил телефон. Павел бросился в прихожую.

- Елену Павловну можно? – спросил баритон.

- Не пробовал,   - Паша положил трубку на рычаги. Телефон зазвонил снова.

- Елену Павловну к телефону позвать можно?

- Лен, тебя!

- Кто это у тебя там такой юморист? - послышалось из трубки.                

- Да, братишка нервничает.

- Алён, тут такая компания у нас собирается, все медики, - кафе сняли. Приходи. … Адрес дать?

- Станислав Иванович, я уже вам говорила. Новый Год - семейный праздник и я буду встречать его в кругу своей семьи. А, Вас, ещё раз поздравляю и желаю!

- Лен, отчего бы тебе и не пойти? Мы с Эдом фью-ю-ю-ть - останешься одна.    

Паша, отвернув занавеску, подвинул горшок с геранью, посмотрел в окно.        - Где же этот гад, «Костя Федотов»?.. Слушай, Лен, эта герань, на девчонок говорят, плохо влияет. Якобы аллергия у них от неё, прыщики по телу разные. Может и у тебя под маечкой они есть. Почему ты с мальчиками не гуляешь? - нюхая цветы, подначивал сестру юноша.    

- Знаешь, братишка? Может, где-нибудь, ты или читал, или  слышал такие вот стишки:

« Хочу Любви большой, большой.

Любви звездопада,

А, если я в жизни не встречу такой,

Тогда, мне совсем никого не надо! »

- Слышал, но слышал и другие: «Когда в толпе единственный мелькнёт, его догнать уже не хватит силы». Синий чулок. Вот кто ты…

Зазвонили в дверь…

- Ну, наконец, пропащий. Где тебя носило? Знаешь сколько времени? А нам до «Перловки» добираться и добираться. Заходи. - Павел почти насильно втащил Эдика в прихожую.

- Где-где, в парикмахерской был. На праздник и лохматым! - Эдуард снял шапку. Крупная голова с широким лбом и не покорными волосами, которые, образовав с десяток 

макушек, веерами топорщились во все стороны.

- И ты… целых 2 часа потратил, чтобы зализать свою плешь? - Павел быстро оделся.

- Лен, мы ушли.

Глава вторая.

Каждый может себе представить, сколько народу толчётся в Москве на трёх вокзалах, но, сколько под Новый год, - невозможно. Пробившись сквозь толпу: приезжающих, уезжающих, встречающих, провожающих. Ребятам, наконец,   удалось добраться до своей электрички. В тамбуре Паша облегчённо закурил.

-  Расписание смотрел…  во сколько? - Павел стряхнул пепел с сигареты.

- В 23 - 25. Ещё 15 минут. - Эдуард протёр, носовым платком вспотевший, под меховой шапкой лоб. Ярославский, сверкая рекламными огнями - гудел. С платформы, более низкой, чем пол электрички, карабкалась бабуся. Перевалив через порог сумку, с обмотанными  синей хлорвиниловой лентой ручками, с другой, ещё более объемной, пыталась забраться сама.

- Пшшш-ш-сс-ссссс. - Павел, прикрыв рот рукой, изобразил автоматическое закрывание дверей.    Бабка в прыжке, пружиной влетела в тамбур. Встряхнулась всем телом. Оправила большой, в крупную клетку, шерстяной платок, повязанный через грудь и завязанный сзади, прямо на цигейковую шубку, вытертую временем. Платок на голове образовывал шалашик с узкой щелочкой входа. Взяла, сгорбившись сумки. Подняла голову-шалашик и обратилась к Павлу.

- Со всеми?

Паша не спеша, затянулся сигаретой, пустил колечко.  

- Нет, бабушка… только с молодыми, - он подошёл к двери, изящным щелчком выбросил окурок.

Бабушка в поклонах:

- Ну да, ну да, - оттолкнув, раздвигающуюся дверь ногой, обутой в белый валенок с потерявшей свой блеск галошей. Засеменила вдоль вагона; поворачиваясь, то вправо, то влево; высматривая, сквозь щёлочку платка, где бы примоститься. Эдик стоял, и царапал ногтем, заиндевевшее дверное окошечко; еле сдерживая себя от внутреннего хохота, готового в любую секунду прорваться наружу…

Дача Олечки Воронцовой, вернее, её бабушки, которую, по-старости, родители Олечки забрали к себе на квартиру - пустовала. И находилась, сравнительно, не далеко от Москвы, рядом с железнодорожной станцией «Перловская». Стояла среди редкого,   с тонюсенькими стволами, соснового бора. Хибара, как называла её Оля, большой, рубленый дом, с пятью комнатами, немного покосившийся от времени.

- А, «Ромашку» помнишь? - Сказал Эдуард Яковлевич, вызывая воспоминания.

- Привет всей чесной компании! - обметав обувь, стоявшим тут же у дверей веником, Эдик и Павел, ввалились в просторный, так называемый, холл, а попросту прихожую.

По всему дому разносился бесподобный запах праздничных блюд, возбуждая и без того зверский аппетит проголодавшихся в беготне ребят.

- Ну, где Вы там?.. Почему так долго?.. Уже без десяти… Давай к столу… Надо же ещё и Старый год проводить. - Откуда-то, очевидно из столовой, донесся возмущённый голос хозяйки - Олечке Воронцовой.

По середине самой большой комнаты в доме, стоял большой, круглый стол,   раздвинутый во всю длину и уставленный разнообразной снедью. Не хватало только спиртного, которое должны были привести Павел с Эдом.

Гости уже сидели за столом. Одна Ольга, переставляя с места на место тарелки, наклонив голову, приглядывалась, как бы оценивая сервировку.   Эдика посадили рядом с Сорокиной. Подсаживаясь к Амелиной, Павел, невольно взглянул на Лейлу. Та смущенно-виновато опустила голову, теребя в руках салфетку. Потом на Гришу Растопчина: нормального парня, ростом и фигурой, напоминавшего самого Павла. Различие было лишь в цвете волос, да, и сами волосы Растопчина, крупными кольцами облегали, идеально вычерченный череп, против прямых волос Павла. Тот шарил по столу глазами, планируя, чего бы ему в первую очередь съесть.

- Ты, что, опупел? Открываешь шампанское. Старый год водочкой провожают. - Воронцова даже привстала, - Олух царя Небесного.

Рыжий, даже зимой покрытый веснушками, долговязый, нескладный студент - Игорь Князев, слывший, на Литфаке, шутом-гороховым, согнувшись над столом, быстро исправил свою ошибку.

- Ну, кто скажет тост? - на правах хозяйки объявила Олечка.

- Конечно, Павел. Он у нас самый умный. - Подняла руку Сорокина.

- Павел, Павел, Павел, - кричали все, кроме, конечно, самого Павла.

- Ну, что сказать Вам, друзья. Этот год для меня, да и для Вас тоже, наверное, самый насыщенный год в жизни. Это, как успешная сдача экзаменов и, вот, учёба в престижном институте, а остальное, мне кажется, мелочи, которые пойдут довеском ко всему прочему. - Сказал, поднимаясь, немного смущённый Корчагин.    

Чокнулись рюмками - выпили. После продолжительной паузы, во время которой присутствующие наполняли свои пустующие желудки; всё ещё продолжая жевать, Эдик «выдавил».

- Эх! Хорошо!.. Вот, только ёлки нет. Какой это Новый год и без ёлочки?!

- Ты ногами-то раньше времени не дрыгай, ещё напрыгаешься: вся ночь впереди. Будет тебе и ёлка, будет и свисток. – Князев, хитрым взглядом обвёл окружающих, разлил по-второй.

- Эй! А не слишком ты быстро гонишь? - упрекнула Игоря Любаша.

- После первой и второй, что, братцы?

- Промежуток небольшой, - закончил Растопчин.

- Я говорила, болван, так и есть болван… Эй! На стрёме. Посмотри, время-то сколько. Сейчас уж куранты бить будут. Шампанское разливай. - Воронцова одёрнула за рукав Игоря.

- Чичас, чичас, освобождайте посуду, - Князев живо опрокинул рюмашку.

За ним последовали и остальные. Перемешав шампанское с водкой, да, ещё целый день постившиеся, ребята быстро пьянели. Пошли фривольные разговоры, всё время, вспоминая какую-то «Ромашку»; мелкие пощипывания, поцелуи - прямо за столом. Амелина, прихватив губами мочку уха Павла, нервно дышала. В другое ухо долдонил Эд:

- Паш, а Паш, что это за ромашка такая?

- Скоро узнаешь, малыш, - Света Амелина, положив руку на колено Эдика, стала подниматься её выше и выше.

Эдуард, не ожидая такой наглости, дёрнулся и перехватил шаловливую ручку.

- Сиди, - почти приказал ему Павел.

- Ого! - воскликнула Светлана, нащупав кое-что между ног Валежникова. - Видно этот парень в сучок пошёл.    

Все, разом, обернулись в сторону Эдуарда. Тот сидел красный, как помидор.

- Девчата, да он ещё, наверное… Испортим агнца?! - пьяная Амелина уже копошилась в ширинке.

Рядом сидевший Корчагин только посмеивался:

- Толи ещё будет ой-ёй-ёй.

Сорокина, откинув руку Светланы, посягавшую на её временную собственность, сама полезла под ремень Валежникова. Эдуард, пропустив ещё одну рюмашку, спустил все тормоза и уже не  реагировал на выходки опьяневших девчат.

- И, правда, будь здоров. Эдик, где ж ты раньше был. Такой инструмент от коллектива прятал. Штрафной, штрафной и ни каких гвоздей. - Любаня, освободив руку, налила целый, до краёв гранёный стакан, выпив предварительно лимонад, которым запивала горькую.

Валежником морщась, только пригубил.

- Так нечестно, так нечестно, - срываясь на фальцет, капризно, причитала Люба.  

- Если выпью – сама пожалеешь…

Между тем Князев нырнул в соседнюю комнату, вынырнул оттуда   совершенно голый. На его лопоухих ушах висело по разноцветному стеклянному шарику, а на возбуждённом члене - игрушечный дед мороз. Каким образом Игорь возбудил себя, можно было только догадываться.

- Кто заказывал ёлку - пожалуйста, - разведя руки в стороны,   куражился Князев.

Остановившись около дамы своего сердца Воронцовой, сделал книксен.

- Дурак и не лечишься, - она сняла игрушки с ушей Игоря и подбородком показала на деда мороза, - а это снимешь сам.

- Ромашки спрятались, завяли лютики. Вода холодная… - встала на стул Амелина в расстёгнутой по пояс и завёрнутой за плечи кофточке. Маленькие грудки, основательно намятые Павликом, красными бутонами, выбивались наружу. - Девчата, в «Ромашку» ложись!..

Ребята отодвинули стол к стене. Спрыгнув со стула, быстро сняв с себя одежду, Светка легла головой к противоположной стенке. Остальные девушки, ломаясь, но последовали за ней, образуя круг.

Ольга, словно на подиуме, вальяжно прошлась по комнате, медленно снимая с себя фрагменты одежды:

- Рыжий, расстегни сзади лифчик, - сняла трусики. Сначала, преклонив одно колено, потягиваясь, будто кошка, легла на бок, потом, образуя крест, вытянулась на полу. Грация, которую она продемонстрировала,   была сверх всяких похвал. У рыжего, перекладина, на которой так  недавно  раскачивался дед мороз, задёргалась. Вот-вот, осуществит То, которое, во всяком случае, как можно дольше, во что бы то ни стало, надо удержать. Он с нетерпением присел около Воронцовой.

- Погодите, мальчики, мы ещё условия  не обговорили. Значит так, как и в прошлый раз. Первый круг, только туда и обратно. Второй два раза туда и обратно, естественно третий… и так далее. Тот, кто кончит на ком, платит ей десять рублей, та, которая кончит под кем, платит пять рублей. Хочу заранее предупредить: эти деньги пойдут на последующую опохмелку. Все согласны?.. Апорт!

Не успел рыжий разместиться поудобней, как с него потекло. Как говорится: «В ляжках натрахался».

- Так, - объявила Воронцова, - один червонец есть.

Мужики не стали оспаривать, эту не удавшуюся попытку, потому что сами были напряжены до предела - как бы и с ними не произошло то, что с рыжим, но скажу одно, что  каждый не прошёл и два круга. Только Павел немного задержался на Лейле. Ребята  и девчата знали, что вторая попытка принесёт им больше радости, поэтому не обращали внимания - кто и как, но по программе было следующее…

Выпив и закусив, разбрелись парами по комнатам. Может быть поэтому, было определено число пар, чтобы соответствовать числу комнат.

Пьяная Амелина, растянувшись на кровати, тут же заснула. Павел, укрыл её одеялом, присел на кровать и стал ждать, когда же, наконец, прозвучит долгожданная команда. Он не хотел никого кроме неё.

- Лейка… Лейка… сам виноват, - думал Корчагин, а что сделаешь, коль приходиться ещё и подрабатывать. Разгружать по ночам пульмановские вагоны и прочее. Сестре одной не потянуть. Вот, что значит остаться без родителей.

- Эстафета! - наконец-то прозвучало за дверью.

- Вот оно! - но за следующей дверью, к его огромному разочарованию, разместились только Эдик с Сорокиной.

Эдик, дорвавшись, так ухандохал Любашу, что та, как мёртвая лежала вниз животом, не подавая признаков жизни.

- Ну, - Павел, разочаровавшийся в том, что не нашёл в этой комнате Лейлу, обозлено посмотрел на Валежникова.

- Что, ну? - переспросил Эдик.

- Эстафета.

- Что значит эс-та-фе-та?

- Ты, что дурак или родом так. Ты, вообще-то знаешь, что такое эс-та-фе-та. - Тоже по слогам произнёс Корчагин.

- Знаю. Это, когда один человек передаёт свою палочку другому.

- Вот, и неси свою палочку, только не другому, а другой.

- А-а-а.

- Дошло?.. Ступай к следующей двери. - Взглянув на распластавшуюся по постели Любу, Корчагин проговорил. - Да, после тебя, мне здесь делать больше нечего.

Павел сам бы рванулся, может там, за следующей дверью и была Лейла, но правила компании, говорили об обратном, и нарушать их он не собирался, ибо он сам же их и придумал. Он пошлёпал по голому заду Сорокиной:

- Отдыхай, отдыхай, голуба.

Прозвучала долгожданная «Эстафета». Павел с нетерпением открыл следующую дверь и не ошибся. На кровати, натянув до подбородка одеяло, лежала его Лейка. А на крою кровати сидел обескураженный Эд:

- Понимаешь, мне бы чуть-чуть отдыха и я… - пытался оправдаться Валежников.

Корчагин понял, что у Эда на этот случай ничего не получилось. И первый раз за всё время их дружбы, был искренне рад промаху друга.

- Ну, теперь ты отдохнул? Иди, тебя дожидается королева балла.

… Но это всё было не то. Лейка, допустить - допустила, но, как бы была зажата. Раньше он подлетал так высоко и боялся, что его «Дружок», как бы, ненароком, выскочит, и он потеряет ту связь, которая всецело связывала его с партнёршей.

- Паш, ты извини.

- Что извини?

- Сам знаешь чего. Что я сегодня такая. Мы решили с Гришей пожениться и согласились на эту вечеринку, лишь из-за того, что, всё рано у нас что-то было со всеми. Но это в последний раз.

Павел, желал и хотел Лейлу; выпить её всю до дна, до последней капельки, но после этих слов, потенция пропала и он слез, скорее сполз с дышащего сладострастьем тела.

Пристроившись на краю кровати, где недавно, так же - разочарованно сидел Эд, не выдержал. Вышел из комнаты.

В коридоре было слышно, как кто-то храпит. Корчагин заглянул в комнату, откуда доносился храп. Князев лежал на спине. Щёки его, как мембраны, вибрируя, выводили замысловатые трели. На груди его тихо посапывала Амелина. Из дальней комнаты послышалось или показалась ему, доносились легкие стоны. Под впечатлением этих звуков потенция вернулась. Он открыл дверь и, сам, после, не мог объяснить себе этого поступка, вошёл.

Воронцова, стоя на четвереньках, усиленно помогала вспотевшему, упорно трудившемуся над её телом Валежникову.

- Что уже - эстафета?

- Да нет, просто делать нечего.

- Тогда иди. Не мешай резвится.

- И пойду, - Павел направился к двери, но Олечка, захватив рукой, возбуждённый член Павла, подтянула за него к себе…

Такого острого ощущения Корчагин ещё никогда не испытывал, даже с Лейкой. Розовые губки и язычок Воронцовой, настойчиво отнимали у парня сознание…

Кончили все трое - вместе. Это было что-то! Их стоны, нет, не то, какие-то кошачья рыки: оборвали храп Князева, разбудили Амелину, заставили прижаться к стене Лейлу и, только одна Сорокина, умаявшись под Эдом, всё так же неподвижно, продолжала лежать, разметавшись по кровати…   

Глава третья.

- Да, жалко, что тебя выперли из института, ведь ты на нашем курсе был первым. Какой-то дурацкий анекдот. - Искренно посочувствовал Валежников.

- Два.

- Что два?

- Два анекдота, причём, второй, мне казалось более безобидный, чем первый. Из-за него-то и ополчился деканат. - Выдохнул Корчагин.

- Первый-то я помню. Как там у тебя. Извиняюсь, в анекдоте: «Умирает Ильич. Просит Крупскую, - Наденька, когда я умру, отрежь мне  член. - Это ещё зачем, Володенька? -

Что, ты не хочешь исполнить мою последнюю просьбу? - Всё для тебя сделаю, Володенька, только скажи зачем? - Я умру, а Троцкий скажет: ну, и, член с ним. И на этот раз я его обману». - Рассказав, Эдуард Яковлевич хохотнул, - а второй… ей Богу не помню. Будь другом напомни.

- Чего уж здесь напоминать-то. Про детский сад. Вспомнил?

- А может ты, мне его и не рассказывал. Ну, давай, не ломайся.

- Ладно, слушай. В одном детском саду, воспитательница, принесла в группу плюшевого зайца и говорит: - Дети угадайте, кто это? Гадали, гадали дети, никто правильно не назвал и, вот, один мальчик встаёт и говорит: - А, может быть это Ленин?

- Только и всего.

- Видишь ли, они усмотрели в этом анекдоте политическую подоплёку. Якобы Вождя сравнили с каким-то плюшевым зайцем. А, вообще-то, анекдот говорит о том, насколько был Ленин популярен в народе. Сейчас, малыши при его имени спрашивают: «А кто это? »… Спасибо, что только из института, а то бы гулял где-нибудь по Саянам.

- Слушай, а может всё же по коньячку. Я угощаю.

- На коньяк, ещё у меня денег хватит, а, вот на права?

- Тогда, давай ко мне на дачу? Знаешь?

- Станция «Перловская».

- Откуда?

- Глупый вопрос. Ольга Воронцова  - твоя жена?

- Да.

- Вот и всё.

- Ну, как?

- А, что, можно, - почесал затылок Корчагин. Я теперь свободный человек - пенсионер. Поехали…

Когда был разлит по фужерам коньяк, Валежников спросил:

- А знаешь, кто тебя сдал?

- Давай сперва выпьем… Нет, сначала жене позвоню, чтобы не беспокоилась. Я ведь у тебя ночую? Я правильно думаю?

- Да, да, конечно, ночуй и звони.

- Алло, Мил, я сегодня не ночую дома. Друга встретил… Валежникова.

- Это тот, чьими книгами у тебя все полки заставлены? - послышалось из трубки.

- Да, да, он самый.

- Дай, дай, - вырвал трубку из рук Корчагина Эд, - алло, - прикрыв микрофон рукой, Эдуард Яковлевич спросил: «Как её зовут? » - Валентина, это действительно я. Вы, надеюсь, позволите своему мужу немного попьянствовать со мной?.. Всё добро получено… Ну, за встречу старых друзей.

- За встречу.

Немного перекусив, Валежников спросил:

- Знаешь?

- Знаю - Сорокина. Её самоё, чуть из института не попёрли. Вот, она и обменяла меня на себя. Бартер своего рода.

- Ну, и, как? Как ты к этому факту относишься? Простил её?

- Время погасило все обиды. Сначала, правда, выл от несправедливости, но потом… Что Бог не делает…

- А, знаешь, её всё-таки, того… выгнали. На третьем курсе. Не потянула. Умишком не вышла… Пристроится… хваткая. Одно тело чего стоит. Особенно попка.

- Ты, что – опробовал?

- А-то, ещё в тот раз… и после… Традицию не нарушали, и без тебя были праздники, но уже не то… Обо мне ты, наверное, всё знаешь: газеты, журналы, телевидение… Ты-то как – после того?..

- Да никак. Окончил техникум связи. Работал. Женился. Растил детей. В общем, как у всех: людей моего пошива. Вот, теперь на пенсию вышел.

- А жена? Кто? Я её знаю?

- Нормальная женщина. Мать моих детей. А у тебя-то есть дети?

- Понимаешь, Ольга не хотела: творческие встречи, какие-то её генеральные планы, заграничные командировки, а теперь уже поздно, - Эдуард Яковлевич пригладил лысину.

- Сама, Оля, что-нибудь пишет?

- У неё, как-то не сошлось, зато мне очень здорово помогает. Нашла себя в другом. Критик – такого поискать.

- Слушай, как ты?.. Ну… тот случай?.. Когда в троём?.. Как-то неудобно и говорить об этом.

- Ты хочешь спросить: не ревную ли я к тебе? Знаешь, дела давно минувших дней. Были молоды и вообще мы с ней практикуем и голосуем за свободную любовь, отбрасываем условности и комплексы. Ты-то, ты-то как?.. Пишешь?

- Пописываю, иногда… Тогда, когда меня вышибли из института – думал: « И без него прожить можно – люди же живут и ничего». Но потом, нет да нет, всплывают в башке разные образа, да так навязчиво. Волей-неволей запишешь. Так, сюжетики – может, когда-нибудь и займусь. Долью воды – размешаю.

- Много накопил?

- Порядочно.

- Вот, сейчас и займись, что тебе мешает, и мешало ли раньше?

- Как, что? Семья! Кормить надо, да и пил я раньше основательно, где уж там до писанины. Много я потерял с этой пьянкой: все мозги вышибло. Жалею – страшно. Чувствую, что отстал. Вот, теперь, добираю. Русский язык по-новой изучаю. Английский. Учусь, как бы заочно. Спасибо Интернету. Теперь любую литературу достать можно. На работе все смеются: «Тебе уже о душе подумать надо, а ты английский».

- А жена?

- Что жена?

- Как она смотрит на твою писательскую деятельность?

- Она у меня, сугубо практичная женщина. Как смотрит? Да, отрицательно. Считает, что это моя, как ты выразился деятельность – блажь, которая не принесёт в семью и куска хлеба. Когда я, например, пилю, строгаю или, в крайнем случае, копаю. У неё душа поёт – мужик делом занят.    

- Ну, а ты, как считаешь?

- Понимаешь, это внутри меня, готов писать и задаром.

- А платили бы?

- Я? Я бы не отказался  – чего ради, если бы за моё удовольствие, а, это именно так, ещё и приплачивали. Мы можем обойтись без необходимого, а, вот, без лишнего никогда. Или, как говорят в народе - как бы помягче выразиться: «Лишний хрен в заднице не помеха». А, теперь, когда вышел на пенсию, и необходимое не помешало бы.

Мужики, прервав дискуссию, остограмились.

- Ты, давай, давай закусывай, - угощал Эдуард. - Ну, и, что ты думаешь дальше делать?

- А я, делаю, - подцепив шпротину на вилку, выдохнул Корчагин. Зарегистрировался на сайте: Проза. ру и потихонечку публикую свои вирши.

- И как?  

- Откровенно?

- Давай, валяй, мои уши всё стерпят.

- Давай ещё по соточке, а то на душе как-то не тае.

- Что, не признают?

- Как тебе сказать?.. Сам сайт создали умные люди. Раньше таланты как искали?

- Ходили по стране.

- Вот!.. А теперь, пожалуйста: сами таланты приходят, остаётся только отделить зерна от плевел. Это выгодно и издателям и самим литераторам, если так можно назвать начинающих бумагомарак, вроде меня. И, самое главное. Сайт, мне кажется, создали ещё, и для того, чтобы начинающий убедился сам - лично: сможет ли он выбиться и продолжить писать дальше, на более высоком уровне? Или, не тратить напрасно время, и заняться каким-нибудь другим ремеслом. Для этого, правильно - предоставили право писать друг другу рецензии. Объективные рецензии.

- А, что, существуют и не объективные?

- Объективные, не объективные. Вот, возьмём, к примеру, мой случай. Ты говоришь, не признают. Не хочу хвалиться. Читают всё подряд и не одной рецензии.

- А, тебе-то что? Ведь читают!

- Читают, согласен, но, здесь две собаки зарыты. Первая собака, это, только по количеству, заметь, ни читателей: зарегистрированных и со стороны, а рецензий, определяется рейтинг.

- Ну, и, что?

- А то. Чтобы добиться рецензии, надо похвалить кого-нибудь, тогда только, может быть, тебе, в качестве благодарности, ответят.

- Рейтинг, рейтинг, чего он даёт тебе этот рейтинг.

- Как чего? Собственно, редактор или издатель в первую голову выбирают откуда? Правильно. Не просмотришь всё. Ты знаешь, сколько публикуется вещей в один только день. То-то жа.

- А вторая твоя собака.

- А вторая, мне кажется, более значимая на сайте. Для чего всем нужна рецензия. Чтобы определиться. Не терять время попусту. Объективно оценить труд человека. Ничего, что повторяюсь?.. Дальше… Мы же пришли на сайт, чтобы учится. Учится друг у друга, а не в погоню за рейтингом.   И, если, кто-нибудь, пришлёт кому-нибудь отрицательный отзыв, обижаться не стоит. Работай дальше - работай лучше. Я, например, за этот вариант.

- Ты как-то, в чёрных красках, мне это всё описал. Не верю. Верю в твоё то: «Работай лучше». Я, вот, добился своего и без твоего Интернета.

- А ты, сам попробуй.

- Как это?

- Возьми и опубликуй что-нибудь. Только, извини меня, не под своей фамилией, а, скажем под ником.

- Погоди. Это дело надо обмозговать. Ну-ка плесни себе и мне.

- Ну, что, слабо? - спросил Корчагин.

- Согласен, - ответил захмелевший Валежников, - только на спор. Свой ящик коньяку на твою поллитровку, но пить будем вместе.

- Это чего же ты меня так уничижаешь. Ящик на ящик. Иначе я не согласный.

- Я хотел сделать скидку из-за твоего пролетарского состояния.

- Не надо мне никакого снисхождения.

- О-о-о, гордый значит.

- Какой есть.

- По рукам?  

- По рукам.

- Тады ещё выпьем.

- Выпьем, - Павел взял бутылку, - да она пустая.

- Возьми в баре.

- Здесь только Виски.

- Будем кушать Виски.

- Какая дрянь, это твоя Виски.

- Согласен. Размешай с Кока-колой.

- Да, ладно, и так сойдёт. Ты давай тащи компьютер. А то я, а то я, баранка от руля.

- У меня только ноутбук.

- Какая разница. Тащи.

- Вот.

- Ну, что, поехали!?

- Регистрацию запрашивает. Если я фамилию впишу, то засвечусь.

- Пиши любую: Иванов, Петров, Сидоров.

- Сидоров. Нет - звучит не благозвучно. Давай Петров.

- Петров так Петров. А погоняло, какое себе выберешь?

- Ник что ли?

- Он самый.

- Какой-какой, сам выбирай, ты же на этом сайте вращаешься.

- Я думаю, - почесал свой лоб Корчагин, - надо, что-нибудь пооригинальнее - мастер всё же.

- О!.. Так и оставим.

- Что оставим? Что ты там с пьяну буровишь?

- Я говорю: «Мастер», - оставим.

- Мастер? Что ж - неплохо.

Минут через десять Корчагин, покачиваясь, протянул две руки Эдуарду Яковлевичу:

- Поздравляю, коллега, Вы зарегистрировались на сайте ПРОЗА. РУ, под ником МАСТЕР.

- Спасибо, но за это надо выпить.

- Обязательно.

Эпилог.

Прошел месяц.

- Корчагин, это не телефонный разговор. Приезжай. Сам знаешь куда.

- Знаю. К Воронцовой на дачу.

На даче в Перловке, около накрытого, по всем правилам русского гостеприимства, стола, стоял ящик с коньяком, а сверху, поперёк бутылок, бутылка водки «Пшеничная»… 

Конец.

09.06.2009.