Рассказ прошуршит вголове. Глава Секс рассказы

Ранним осенним утром Софья Васильевна проснулась бодрой румяной и в хорошем настроении. Открыла окно, поздоровалась с дворником, вальяжно облокотившись  на подоконник. Тот безрадостно мел листья. Шить- шить шить- шиить.

Софья Васильевна смутилась: шуршание сильно отличалось от того, что она слышала за окном. Шуршало приятно динамично, в такт ее походке. Отлично шуршало! Только абсолютно отлично от того, как подметает дворник.

Софья Васильевна присела на пуф. Шуршание стихло. Она подбежала к окну. Дворник продолжал мести. Но ведь шуршало не так! – громко и с возмущением сообщила Софья Васильевна. Дворник не реагировал.

Софья воспитывалась бабушками. Ее родители умерли под лавиной грязи, под селем, где-то в Осетии. Она ненавидела грязь с тех пор, как поняла насколько много в мире грязи. Дедушек не было. Т. е. она ничего не слышала ни об одном из них. Софья Васильевна училась в университете, работала по специальности у одного еврея. С рабочими задачами справлялась хорошо, местами отлично.

Вы меня слышите? - переспросила погромче Софья опасно высунувшись из окна.  

Дворник по- прежнему мел. Женщина торчала из окна, будто прислушиваясь к собственному вопросу, затем отклонившись назад, закрыла окно и снова услышала шорох. Скорее шуршание. Будто горсть бусинок глухо перекатилась где-то рядом, совсем близко.

Это не листья - подумала Софья. Это бусинки. Да. Конечно же бусинки. Или шарики. Мелкие шарики, которыми наполняют тряпичные игрушки. Точно. Когда она подходила к окну шуршали не листья. Шуршали они! Ну в общем.

Софья Васильевна обрадовалась такому быстрому решению загадки и с ровным пульсом ушла на работу.

Днем она пила кофе, ела сыр, красила губы и вовсе не вспоминала о бусинках шариках листьях и прочих листьях. Софья Васильевна была 28 лет от роду. Неприятный, неуклюжий возраст для необщительной одинокой, очень одинокой, замужней женщины с 41-вым размером ноги.   То, что Софья Васильевна была женщиной, ставили под сомнение не многие. Не многие из мужчин, которые отважились общаться с ней, как с женщиной.  

Всем остальным на нее было наплевать. Об этом она с детства была предупреждена бабушами. А потому вооружена:   то кухонной скалкой, то лаком для волос, хранимых в сумочке для защиты чего-то сокровенного. Чего именно Софья  Васильевна доконца и не знала.  

В поздний октябрь около 18.00, Софья встревожилась всем организмом: все-таки листья находятся под ногами, а шуршит что-то другое! В темноте она плохо видела ее с детства дразнили куриной слепухой, но шуршали не лисья, не колеса автомобилей и не попадавшие в лужи бабушкины колоши... Шуршали те маленькие шарики. Шуршали в голове. Как же она сразу не вспомнила?!

Софье Васильевне полегчало. Она продолжила перемещаться почти на ощупь, однако не сбавляя шага, не обращая внимания на прохожих на вывески, собак, мозоль и навязчивую осеннюю морось. Софья зачем-то или куда-то спешила. Свое присутствие обозначали очки, которые периодически приходилось протирать и те знакомые шарики. Последние  беспокоили

мало, перекатываясь в такт шагу. Хыси-хыси. шить-шить.

Шары практически не доставляли никакого неудобства. Когда девушка останавливалась, они прекращали перекатываться. Вели себя смирно, когда она сидела за компьютером или на унитазе, не перекатывались во время сна, и в принципе о них можно было не вспоминать. Однако в тот вечер осенний ничем неприметный и хмурый Софья Васильевна твердо решила разобраться с этим вопросом.

Когда умерла бабушка, шаров еще не было. В университете они, похоже, еще не катались. На работе? На работе она все время сидела за компьютером и даже если они шуршали…

Софья поняла, что ищет ответы не в той последовательности: перед тем как вспомнить, когда шары появились следовало выяснить, где именно они перекатываются.

Софья натощак ела сливы. С большой вероятностью шары могли перекатываться в кишечнике или хотя бы в желудке. Возможно они шуршали в легких?

В горле они точно не перекатывались.

Оставалась голова.  

Софья Васильевна не очень хотела приближать к себе эту мысль и уже практически  вернулась к кишечнику. Но здравый смысл подсказывал, что шуршит в голове. Ничего не поделаешь. Если честно признаться давно уже шуршит. Не менее двух лет.

Шуршит каждый день, громко шуршит и 729 дней подряд она вспоминает об этом.

Хыси - хыси: шуршит, когда она завязывает шнурки, шить-шить: шуршит когда она убирает квартиру.   Когда занимается сексом вообще шуршит сильно!  

Софья Васильевна заплакала. Последние два года она была замужем слышала, что шуршит, но все время куда-то спешила. Куда? –спросила себя Софья.

Не важно куда, просто спешила и все- ответила себе Софья Васильевна голосом бабушки, которая тоже все время спешила, так и успев рассказать внучке куда.   Софа -  звала ее бабушка беззубо-старушачьим голосом- "ешьф оладуфки". Софа

ела оладьи, запивая холодным чаем, ненавидела бабушку жизнь и неваляшку, с оторванными ресницами, на которую страшно боялась стать похожей. Ненавижу тебя - говорила Софочка, и лупила наотмашь ее пластмассовые щеки до покрасневших ладошек. Тогда она не знала, кого  ненавидит больше -неваляшку или бабушку. Но только потому, что не умела еще ненавидеть.

Готовить Софья Васильевна не умела. Это тоже подтачивало ее малосемейную жизнь в малосемейной квартире. У Софьи пока еще был муж. Не то чтобы он был мужем, просто расписались: он в беспомощности, а она во всем остальном. Муж оказался сугубо достойным, достойным еЕ мужем. Жили прекрасно, не замечали недостатков друг друга, не замечая друг друга. Вообще ничего не замечали- продолжила мыслить Софья. Муж никогда не говорил, что с ней что-то не так, тем более с головой. С другой стороны она тоже многого ему не рассказывала. Было некогда. Не знала как, да и что в принципе она могла ему сказать, кроме правды? Софья молчала. Муж ел. Ел и не чавкал. Не то, что начальник, который чавкал все время, рабочее и даже сверхурочное. Чавкал над ухом у Софьи Васильевны...

Вспомнив о последнем, она твердо решила рассказать обо всем мужу. Рассказать, что у нее шуршит, что перекатывается. Что все это происходит ни где-нибудь, а в голове! Что она не счастлива не любит его и никогда не любила. Не вышла бы замуж, если б не бабушка, не сорок первый размер ноги и если б ей не было двадцать шесть. Наконец, если бы она не работала... если б он не чавкал... и если бы у нее не шуршало в голове. Софья Васильевна испугалась:

Она поняла, что могла и не выйти замуж, если б начальник не чавкал. Он же мог не чавкать? Ну хотя бы какое-то время. Это же так неприлично похабно не вежливо, наконец. Шары ей очень помогли! В эти моменты они громко перекатывались или глухо шуршали. Шить- шить, хыси- хыси, в зависимости от позы.  

Шары по сути держали ее при жизни. Шуршали абсолютно по свойски. Софья с опаской подумала, что если расскажет об этом мужу -- все пройдет, шарики перестанут шуршать и перекатываться. А что, так бывает: появится что–нибудь,   сделает тебя счастливым, а затем исчезнет. А ты не знаешь что делать, не помнишь как жил до этого, не способен придумать замену или просто устал и ничего не хочешь. Ничего не хочешь, но ловишь себя на мысли: шуршит - в-го-ло-ве.

Софья Васильевна окончательно запуталась. Но, будучи женщиной,   остро почувствовала, что мужу говорить ни о чем не следует. "Не стоит, не стоит, Софочка" - опять сказала себе она голосом бабушки. Тут ее постигла еще более страшная мысль: деды могли знать, что у бабушек тоже шуршит. Из-за этого струсили, как настоящие мужчины. Бросили бабок. Обеих. В разные стороны. Круто было, наверное - Софья мечтала. Бросили сразу? или по очереди... теперь не имело значения. Все не имело значения, ни малейшего, для Софьи. Она была в опасности. Крах близился:   шары плавно переставали шуршать, они просто вывалились у Софьи Васильевны из ушей, от напряжения. Прыгали по полу, как теннисные мячи, ударяясь о стены маленькой уборной маленькой квартиры, маленькой по социальному мерилу женщины. Радостью для которой, было вовремя добежать до уборной, а единственым доступным сознанию выводом: не покупать сливы возле метро.