Лида! Лида, я не пил!..

<...>

Некоторое время нам снова удается провести в молчании, но рыжая этого вынести явно не может. Опять уставляется на меня и, заглядывая в глаза, интересуется:

- Скажи мне, ты что - эмо?

- Блять, да что с вами со всеми, - я знаю, что когда отвечу, что я не эмо, она спросит, не гот ли я. - Нет, н-е-т, я не эмо, не гот, не киборг и не гей. Почему я должен быть эмо, объясни мне, глупая ты тварь.

Накормить бы хохочущую идиотку этим самым стаканом вместе с виски, чтоб она подавилась нахуй своим чертовым хохотом. Везде, куда ни плюнь - везде одно и то же.

- Ты одержим геями, - говорит она, отсмеявшись, и продолжает, не давая мне вставить слово. - А эмо ты потому, что эмо страдает публичными суицидальными порывами, и ты ими тоже страдаешь. Да и не публичными, - выдохнув дым, прибавляет. - Инстинкт подсказывает мне, что ты патологически суицидален, хочешь верь, хочешь нет.

- Твой инстинкт давно пора сдать в металлолом вместе с тобой, ничерта я не суицидален, - отвечаю. Психоанализ стартовал. Вероятно, мне не удастся от нее избавиться до самого автобуса. Хорошо еще, если я избавлюсь от нее при попадании в автобус.

Девушка ставит стакан с остатками скотча и кубиками льда на стол. Молча дожидается, пока я потянусь к пепельнице, чтобы стряхнуть с сигареты пепел, и тогда, резко поймав меня за запястье, задирает рукав моей рубашки. Некоторое время изучает предплечье и, не разжимая пальцев, вновь обращает мне в глаза торжествующий и спокойный взгляд.

- Совершенно не суицидальный, нет, - она качает головой и злорадно лыбится. Кивком указывает на мою руку. - Это даже похлеще, чем мой братец, ты знаешь.

- Не надо меня т. р. о. г. а. т. ь., - высвобождаться мне лень, и, поскольку она по-прежнему удерживает мое правое запястье, я беру сигарету левой рукой. Вообще, если бы здесь был сейчас этот бесноватый придурок, он неизбежно пришел бы к выводу, что со мной случился припадок лени. Это не от кофе, это я заебался. - Трогать меня не надо, - повторяю я, но она не слушается. - Я не суицидальный, нет. Перестань эти попытки проявить аналитическое мастерство, мой тебе совет. Лучше допивай свой скотч и проваливай - твоя доченька, небось, заждалась свою ****оватую мамашу.

Она все еще меня касается.

- Боюсь, моя доченька не дождется своей ****оватой мамаши никогда, - отвечает невозмутимо. - Да и вряд ли она до сих пор лелеет надежду ее дождаться.

- Да-да, теперь она будет исповедоваться, - пожалуй, нормальные люди охарактеризовали бы это состояние как желание спать и жрать одновременно. Но я давно уже не умею охарактеризовывать состояния. Возможно, мне просто нехорошо. - Иди расскажи барменше, я не хочу всего этого слышать - меня не интересуешь ни ты, ни твои проблемы. Только не надо меня трогать.

- Ты что, асексуал? - спрашивает она. Я докуриваю и молча вжимаю окурок ей в руку - между большим и указательным пальцами. Не издав ни единого звука, только судорожно вдохнув от неожиданной боли, она ослабляет хватку - я высвобождаю запястье и поправляю манжет.

Она засовывает в рот ладонь и взбешенно на меня глядит. Я улыбаюсь.

- Нет, я не асексуал. И не гей. Со мной все в порядке. Я люблю женщин. Мне нравятся женщины, - уточняю. - Мне нравится много женщин, просто ты не нравишься. Очень активно ты мне не нравишься. Отстань, пожалуйста, от меня.

Рыжая, напоследок облизнув обожженное место, вытирается другим рукавом.

- Припадочный, - бросает оскорбленно и неприязненно. Опять это слово. Они все давно сговорились, хотя - кругом читкоды, системные ошибки и баги, так что меня не удивляет. Барменша за нами наблюдала, так что теперь сокрушенно качает головой и бормочет что-то себе под нос. Потом отворачивается и тихо включает небольшое видавшее виды радио, которое стоит на столике под чередой свисающих бокалов. Очень в помощь с ее стороны было избрать саундтреком хэппи хаус, хотя, думаю, на такой громкости она вообще не слышит что там играет. Допиваю по-прежнему недослаженный кофе, плюю в чашку и встаю. Девушка только смотрит на меня и не шевелится. Я некоторое время гляжу ей в глаза, потом кладу в карман сигареты и спички. Делаю попытку направиться к выходу, но стоит мне пройти два шага - она вскакивает, с грохотом опрокидывая стул. Разворачивает меня рывком за плечо и, отчаянно вцепляясь в шею, целует. Я отвечаю; она кусает меня за язык, потом за нижнюю губу, потом вновь разжимает челюсти, до боли ввинчивая пальцы в мой затылок. Мне хочется сказать только - не трогай меня, ты чертова сука сука сука, но рот занят ее языком, одна рука лежит на ее скуле, а другой я лезу под черный льняной плащ, засовывая ладонь в карман ее драных в обтяжку джинс. Мы яростно лижемся; она упрямо и рьяно теснит меня к другому столу. Бесит все от и до, бесит до слез и крови из носу, но ни того ни другого не получается. Когда мы натыкаемся наконец на столешницу и она начинает делать попытки втиснуться между моих колен, эта ****ская перемена ролей вгоняет меня в настоящий катарсис ярости. Я за волосы оттаскиваю рыжую от себя; мельком фиксирую удивленное выражение на лице глухой ****ой барменши; путаясь в стульях, волоку чертову суку к выходу; толкаю ее на дверь, так что колокольчик надрывается звоном, а она вылетает нахуй на улицу; выхожу за ней. Снаружи слишком холодно, но по-прежнему безлюдно - мимо нас проносится единственная машина. Молча и быстро, так что она еле поспевает, тяну ее за локоть сначала просто куда-то по улице, потом в первый попавшийся поворот - попадаем в подворотню, из нее в подъезд.

- Пощады проси, - не знаю, что именно я подразумеваю. Сдираю с нее плащ и футболку, у нее крепкие среднего размера сиськи.

- ****ый сукин сын, ты гей, все равно, я тебя ненавижу, - выдыхает она, почти вгрызается мне в шею, одной рукой намертво вцепясь в затылок, а другой педантично в ряд отрывая от моей рубашки пуговицы в судорожных попытках их расстегнуть.

- Проси пощады, сказал, - рычу, стаскивая с нее джинсы - без ее помощи они до конца не стаскиваются, я до синих засосов целую ее ключицы, пока она снимает чертову шмотку сначала с одной ноги, потом с другой. С шумом кольт падает на пол, она возится с моей ширинкой. Отплевываюсь от рыжих волос, поднимаю ее за бедра - без особого труда - и наконец засаживаю в нее занемевший *** по самое основание.

- Пощади, - взвывает от неожиданности, коротко остриженные ногти впиваются мне в спину.

Пощади-пощади-пощади. В бешенстве ебу рыжую суку минут пятнадцать, беспощадно, она несколько раз кончает, сжимаясь и дрожа, ритмично подмахивает, громко стонет и скулит, царапает мои ребра, плечи, лопатки. Потом кончаю я, мне хорошо, спускаю глубоко внутрь нее, и меня не заботит еще одна возможная доченька. Восприятие и самоконтроль сносит нахуй вместе с крышей, а я да, я издаю звуки от девчонок, я вою как девчонка, я кончаю как девчонка, я хриплю как девчонка, принародно подыхаю как гребаная девчонка и вообще блять инструмента недостоин - хромая шаманка кругом права, куда ни плюнь, черт ее побери. Черт ее побери, к ****ям их всех. Всех, бллять, к ебеням.

Меня все еще лихорадит, когда я пытаюсь привести себя в больший или меньший, но порядок - ебучий перфекционизм доводит до желания разбить голову об стену оттого что на рубашке осталась только одна пуговица, и потолок кружится так сильно, что я с трудом сохраняю равновесие, пока не догадываюсь закурить. Запыхавшаяся рыжая, по-прежнему не развязывая шнурков на ботинках, надевает через них сначала трусы, потом с усилием джинсы. Нагибается за футболкой и устало натягивает вещь на себя. Молча отнимает у меня сигарету - на тягу - потом возвращает, опускается прямо на пол и разражается своим ****ским хохотом.

- Ты и сигареты куришь от геев, - говорит.

Я даже не смотрю на нее.

- Наверное, это потому что я гей, - отзываюсь. Тянет потерять сознание, но с такой тварью неподалеку это непозволительная роскошь.

- Нет, ну как же - тогда выходит, что я и тоже гей. Геи бывают женского полу? - риторически размышляет она вслух. ****ые геи не оставят меня в покое никогда, я же говорил они повсюду. Начинаю ржать следом за ней, я смеюсь почти как Тайлер. Чертов Тайлер, я же так не люблю бойцовский клуб.

- Припадочный. Гей. Припадочный гей, - говорю в пространство. Некоторым образом это словосочетание истерически смешно и мне и ей. Переведя дух, рыжая поднимается и надевает свой, теперь изрядно извалянный в пыли подъезда, льняной плащ.

Я подбираю с пола кольт и куртку, после чего подъезд мы, закурив по новой, наконец покидаем. На улице очень холодно, слишком холодно, влажно и ветрено, туман стелется по низу - верхушки пресловутых фонарей видно четче, чем их железные столбы на расстоянии вытянутой руки. Нет, я не хочу больше кофе, я не хочу больше никакой ****ой текилы, я не хочу видеть эту чертову суку - я хочу только покинуть это место нахуй, потому что больше не могу всего этого лицезреть, в противном случае генерализованный припадок вперемешку с перезагрузкой и оверлоадом мне обеспечен.

- Автовокзал, - коротко сообщаю я ей. Я доехал бы до сраного канонического автовокзала на машине, если бы увидел хоть одну, но они явно не ездят - вокруг царит могильная тишина.

Она не трогается с места и глядит на меня насмешливо.

- Ты думаешь, ты в такси, да, - приходит к выводу. Не могу больше с ней базарить, чуть ли не бегом, автоматически трогаюсь куда глаза глядят. Она догоняет меня, хватает за локоть. - Он в другую сторону, ты, придурок.

Девушка идет медленнее чем надо, но когда я иду быстрее - постоянно теряю ее на поворотах. Эти непрерывные аварийные тормоза в свою очередь доводят меня до пены у рта, которая на самом деле не пена и не у рта, это просто голодные слюни, которые я по привычке отираю рукавом. Промелькнувшая было мысль о фаршированном судаке вновь вызывает у меня сводящую челюсти Тамарыну ухмылку. Да, пожалуй эта ****ская ведьма - единственное, что мне вообще хотелось бы увидеть.

<...>

оосень 2008

на реаальных

нет, я по тебе нескучаю.