В неге зелени

Зелень июня кружила голову, как и его глаза, постоянно меняющие оттенок. Это было так завораживающе – зеленое покрывало тополя, обволакивающее окно, колдовская гладь его взгляда, цвета свежей листвы  их ложе. Она с изяществом распахнула свои прелестные длинные ножки, грациозно сбросив оставшуюся часть гардероба – черные кружевные трусики, взлетевшие к потолку словно птица, хлебнувшая свободы. Он восхищенно оглядел её и приподнявшись над ней пристально посмотрел в горящие угольки горько- шоколадных глаз, тут же с азартом опустившись между двумя очаровательными холмами грудей, где вызывающе алели возбужденные соски. Вдохнув аромат её сладковатого  тела, он начал скользить вниз.

- Не сейчас, - с  трудом проговорила она,- я потерплю, ну же, я готова.

Она придвинулась к краю кровати, а  он еще раз оглядел её, опускаясь на колени, внимательно изучая её рельефы, выпуклости, впадинки, родинки, родимые пятнышки, бережно касаясь руками каждого сантиметра её прохладной кожи. Она была  чудесна  - смущение придавало ей еще больше шарма, словно спелая малина среди зеленого солнечного лета, её хотелось немедленно съесть – неистово, жадно, мгновенно. Она ощущала его желание, и это заводило её еще больше. Впитав своими глазами её всю, он сделал остановку напротив сокровенных врат, откуда его взору предстала чудесная картина  заветного цветка.

- Тогда приступим,- выдохнул он.

Взяв в руки тюбик, который был приготовлен заранее, он  быстро встряхнул его содержимое, и через несколько секунд в его ладони опустилась белоснежная мягкая пена, которую он тут же осторожно перенес  в её лоно. В прохладной тишине комнаты нарастало желание двух. Они, одновременно проглотив слюну, ждали, как им казалось, священного действа. Блеск стального бритвенного станка коснулся оседающего зефирного*холма , оставляя обжигающий след на  нежных изгибах, приводя  в трепет её всю.

- Терпи, милая. Мне тоже нелегко себя сдерживать, улыбнувшись, сказал он,- осторожно скользя бритвой, лишая лоно чуть огрубевшего  после многократных процессов бритья, появившегося волосяного покрова, выравнивая  уже горячую от прикосновений кожу бермудского треугольника, отделяя складочки, касаясь, как бы невзначай заветного бугорка, который наливался цветом. Не щадя ни единого волоска, удаляя все до последнего миллиметра, при этом сбрасывая на пол остатки пены. А она , наблюдая за этим процессом , укрощала себя, сдерживая из последних сил свое «ХОЧУ», ибо одно неловкое движение и остроконечное лезвие могло поранить её. Желание набирало обороты, пальцы врезались в цветастую простынь, соски твердели , губы приоткрывались…А у него нервно подергивалось, взлетающее  в небо, копье. Какая все же это была пытка, сладостная пытка.

Еле сдерживаясь, он взял в руки влажное полотенце, аккуратно удалив остатки волос и пены, еще раз полюбовавшись проделанной только что филигранной работой. Гладкий живот её, кофейно –розовые  губки мягкие и нежные манили в свою чудесную сказку.

- Готово! – воскликнул он и, отбросив все ненужные принадлежности, припал к заветному бутону, отведав его медовый сок, запуская свой ловкий и острый язычок в горячую лаву ненасытных врат. Она , преисполненная терпения, до этих пор, взорвалась. В висках шла пульсация, сигналы всего тела были вскрыты, тело кричало. Непроизвольно, выгибая спину, словно кошка, она, закрывая глаза, летела к звездам. Голова кружилась от истекающей ласки, которой так щедро делился он.

- Прости, я больше не могу себя сдерживать, боюсь, что эта бритва,- и он взглядом указал на свой давно « готовый к бою» орган, твёрдый и прекрасный - от переизбытка желания, разорвет тебя на куски, Хищница моя. И, мгновенно  воткнув свой горячий меч, в её, истекающую соками кипящую  лаву, резкими движениями, завершил бесконечную пытку, обессилено упав в её объятия. За окном зашепталась листва, их ложе было влажным от просочившейся нежности, а в его малахитовых глазах пело их первое долгожданное лето…