1. Преданья старины глубокой

Происхождение различных народов, включая славян,   является не только

научной, но и политической проблемой, так как используется для

обоснования историческими данными претензий на те или иные территории,

как правило богатые природными ресурсами…

В. В. Фортунатов «Отечественная история для гуманитарных вузов»

С ВЫСОТЫ ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА

Окинем орлиным взглядом земли, которые сейчас мы знаем, как Южно-Русские степи. До наших дней вдоль Днестра и Днепра, в Северном Причерноморье видны земляные валы, протянувшиеся на десятки дней пешего пути. Они насыпаны трудом многих поколений древних славян – антов, венедов, склавенов, дулебов, хорватов, тиверцев, уличей – из которых в исторической реторте за многие столетия сварился русский народ. По гребню Змиевых валов в ту пору был возведен тын из дубовых бревен; в пределах видимости стояли вышки, чтобы богатырские заставы могли подать дымовой сигнал о нападении немирных соседей. Эту преграду конному не перескочить, пешему не перелезть, бдительно охраняют вал славянские заставы.

Позади Змиевых валов славянские земли, дубравы, леса липы и ясеня. На полянах пашенки. Пашет-орет землю славянин, выращивает пшеницу, рожь и усатый ячмень. Пшеница почти вся идет на продажу в ромейские города, что стоят на берегу Океан-Моря. Для черных сухощавых ромеев пшеница первый товар. Второй товар рабы, где бы они ни были взяты. Для славян первый товар соль, которая не родится в их земле. Второй товар всякое железо: мечи, насадки копий, топоры, ножи.

Привольно в степи, но ходят вдоль Змиевых валов воинственные полудикие народы, кочевники, не осевшие еще на землю. Пять столетий назад родился в далекой Иудее пророк, которого армяне и византийские греки называют Спаситель. Но живы еще племенные боги сарматов; многочисленных славян; диких угров; косогов, называющих себя адыгами; аваров, которых славяне кличут обрами, а далекие потомки будут именовать осетинами.

Обры мастеровиты, знатные оружейники, от них славяне получают лучшее оружие. Аварские шлемы и клинки не подведут в бою. С аварами бы торговать к обоюдной выгоде. Но авары коварны, спят и видят обогатиться грабежом славянских племен, да не рискуют преодолеть Змиевы валы. Никто не брал в ту пору дань от славянских племен, не мешал жить по-своему. Платили племена ругу-дань только выборному князю-старшине на содержание дружины и охранных застав.

Авары-обры, которых как песка морского, жадными глазами глядят на наши земли, легконоги их кони, сильны всадники, детородны женщины. Ими перекрыта дорога в торговую гавань града Горгиппии, что стоит на берегу Моря–Океана, которое эллины называют Море Гостеприимное или просто Понт. Не в названии дело, из Горгиппии (на месте которой через тысячу пятьсот лет вырос город Анапа), идут к славянам соль, крепкие брони, короткие византийские мечи, чистое золото в монете и шейных гривнах. Обратным потоком течет река хлебного зерна, без которого не выжить Царьграду и более далеким городам.

Бурлит котел народов, кровавая пена переливается через край. Соседи то мир заключают со славянскими племенами, то идут на них военным набегом. Потому только один надежный  союзник есть у славян – их военные дружины и заставы по Змиеву валу. Чтобы удержать беспокойных соседей стоит в ряду с другими и богатырская застава воеводы Громобоя, анта по рождению. Зиму и лето сидит застава безвыездно, спит в полглаза, в полуха. Днем и ночью воины на вышке следят за степью. Наиболее опытные уходят в степь разведкой, дабы заранее предупредить заставу о шевелении среди степняков. Пятьдесят умудренных воинской наукой дружинников, два десятка отроков и подростки, дети погибших в бою дружинников. Их застава приняла на содержание и воспитание, со временем будут из них знатные воины.

Перед Змиевым валом те же леса, но более редкие, переходящие в открытую степь. И здесь живут люди славянского языка - дулебы, часть их родов не захотела спрятаться за валом и платить ругу - дань на содержание охранных дружин. Крепки, кряжисты, как дубы, мужи дулебов. В одиночку любой из них рогатиной берет вепря или лесного воеводу медведя, а многие на него и с одним ножом ходят. Борода у дулеба светлая, нос пуговкой, он себе на уме: и глупым прикинется и тугодумом, но всегда свою выгоду поимеет.

Не одна любовь к свободе держит дулебов вне защитного вала, очень уж плодородна земля в степи. Богаты дулебы зерном, весь год на столе у них не переводятся пышные караваи хлеба и пахучий мед. Вволю едет они и мясо – вепрятину, медвежатину, диких гусей. Потому их женщины и девушки всегда в теле, румяные, грудастые, широкозадые, как говорится, кровь с молоком.

От беспокойных степняков дулебы обороняются за крепким тыном, сидя в своих градах. На защиту богатырской заставы им надеяться не приходится. Поэтому живут они особняком, не оглядываясь на другие славянские племена. И боги у них другие, и обычай особый. Они считают позором, если невеста выходит замуж девственницей. Но не парню она отдаст свою нетронутость, возьмет ее истукан Ярилы. На его торчащий вверх член-уд принародно садится каждая девушка в праздник летнего солнцестояния.

У каждого рода-племени свой обычай, свой норов. Посмеиваются анты и венеды над проткнутыми деревяшкой невестами, но охотно принимают их в свои семьи: «уж больно рожать мастерицы дулебские девицы». Внутри рода славяне браков не заключают, все члены одного рода считаются близкой родней. Поэтому женятся на девушках из других родов, кто по уговору, а кто и похищает невесту силком. Но никому еще не удалось похитить силком дулебку, против ее кулаков редкий парень может выстоять. Берут их по благословению родителей, а если похищают, то с согласия самой девицы. В день свадьбы умирает невеста и рождается женщина, которая будет прозываться по роду мужа и чтить его обычай. Так испокон заведено.

Славяне, живущие за Змиевыми валами, не огораживают свои поселения тыном, не берегутся от внезапного нападения. Надеются на заставы и дружины, которые по первому сигналу выступят в опасное место. До женитьбы каждый парень отдает два года дружине или заставе. Некоторые прикипают к этому братству, не возвращаются больше к труду пахаря. Не интересует их семейная жизнь и ласки жены, им бы звенеть мечами, пытать судьбу в служении грозному Перуну. Поэтому косятся князь-старшины родов на воевод, поговаривают, что время ныне мирное и пора сократить воинство. Собрались воеводы и, чтобы заткнуть рот старшинам, указали дружинникам жениться, чтобы не скудели роды славянские детишками.

***

Женщин на заставе не держат. Малое число вызовет раздоры у голодных до женского тела мужчин. Много держать – хлопот не оберешься. Любая женщина, даже рабыня, требует заботы не многим меньше, чем боевой конь. Потому живет застава без женского тепла и ласки. Не часто, но случается, что пошлет воевода отряд наказать соседний народец за пакости – на торговый караван нападут, медовые борти в ближних к Змиеву валу лесах пограбят. Тогда возьмет отряд дружинников на шит поселение пакостников и тут уж всех баб используют долго и со вкусом, чтобы их мужей наказать за все грехи. Убивать не убивают, но свое получат и товаром всяким и телами женскими.

Только в распутицу, когда нет в степи дороги конному, отпускает воевода отроков и половину дружинников на побывку в родные семьи. Рады прибытию воинов жены-молодайки: в баню отправят, накормят и спешат лечь с дорогим ладушкой на широкую лавку, потешить любимого сладким женским телом. С замиранием сердца подставляет жена его рукам налитые сисички, попку и ляжки, широко раздвигает ноги, открывая путь к заветному женскому месту.

А на следующий год запищит деточка в люльке, подвешенной к потолочной балке. Прибавится в роду новый пахарь и воин или будущая мать, хозяйка домашнего очага. И спаси богини Рожаницы ту молодку, которая не понесет от приехавшего на побывку лады! Родичи быстро приведут ему второй женой девку, налитую как репка. У девки, известное дело, титьки тверже и зад мягче, а с каким стыдливым волнением станет она раздвигать ляжки под мужем. Лепота! А там, глядишь, обе бабы начнут качать люльки и выделит князь-старшина еще две хлебных доли семье, в которой муж не землю пашет, а мечом-щитом бережет славянский рубеж.

Наезжает дружинник к своей жене раз в год по весне или осенью. В остальное время бесится молодка без мужской ласки, мечется ночами, раскидывает ноги на широкой лавке. А тут еще лето красное наступило, в лес бы ходить с милым соловьев слушать или в сенокос ночевать на полевом стане. Бывает, не утерпит молодка и начинает она ластиться к братьям мужа или к свекру-батюшке, если тот крепок еще. Срамота одна!

Кончится тем, что кто-то из старших братьев дружинника решит поучить ее уму-разуму прутом. Но не сечь же дурную бабенку принародно. Позовет ее шурин в ригу, пустующую по летнему времени, достанет заранее приготовленный прут священной ракиты и велит заголиться. Греховодница без слова скинет женский наряд и предстанет пред ним в первозданной наготе. Ухватится руками за свои груди:

- Посмотри, какие титички даром пропадают, ведь жа-алко! Ты бы их помял что ли. А сама так глазами так и стреляет. Возьмет ее деверь за волосы и перегнет через прясло.

Баба и тут на грех наводит: мягкую попу выставила, ляжки раздвинула, между них мокрая от желания кунка выглядывает. От такого вида деверя пот прошибает, начинает он невестку по мягкому месту розгой охаживать, а та повизгивает и задом виляет. Случалось не раз, что не утерпит мужик, возьмется руками за ее попу и начнет поглаживать. Притихнет изголодавшаяся по мужским рукам женщина, только охнет, когда деверь спустит штаны и всунет член-уд ей в женское место. Шепчет насаженная на член бабенка:

- Еще! Еще! Только не останавливайся!

Баба ублаготворенная, все равно, что корова только что быком покрытая, тиха и довольна. Станет перед деверем на колени, возьмет в руки опавший член-уд и поцелует.

- Спасибо, - шепчет, пусть твой грех на меня ляжет.

И пойдет между ними тайная круговерть, деверь пошел ригу подправить – она ему квас несет, за дровами или сеном поехал – и она с ним. Ждет часа, чтобы заголиться и кунку подставить. Одного берегутся греховодники, чтобы неурочное чадо не появилось. Родовичи то быстро сочтут момент рождения, зачатия и гостил ли в ту пору в родном дому муж-дружинник.

Но пока баба в животе носит от мужа или сиськой дитя кормит, грешат безбоязно. В такую пору она затяжелеть не способна. Может, и догадываются о чем-то свекор батюшка со свекровушкой, другие деверя и свояченицы, но промолчат, не желая позора своему дому. А мужу дружиннику все это как ветер в степи: ему надо тело в силе и готовности к бою держать - Днепр реку переплыть, из тугого лука сотню стрел каждый день бросить, пробежать до соседней заставы и обратно. К вечеру ноги не держат, спят дружинники каменным сном.  

Молодые отроки, что приехали на побывку, в накладе не остаются. Девки из соседних родов встречают их на посиделках как самых желанных. Отрок почти что воин, который посвятил себя Перуну и угоден этому богу. Каждый бой это служение суровому богу, ОН дарует ратную удачу, но может и забрать ратича к себе на небо. Потому все, что сотворил и произвел отрок дружинный угодно верховному богу. Девушка, которая до свадьбы родит от нег, приманит к себе частицу дарованной Перуном удачи. Такую удачницу с ребенком все парни готовы мигом умчать в свои роды, обвести вокруг ракиты, назвать законной женой. Тогда удача в их роду останется. С такой женой и хлеба растут гуще, и дети рождаются краше.

Поэтому охотно идут девки из соседних родов на зов отрока, в укромном уголке позволяют пощупать себя во всех местах. Сладка молодому отроку тайна девичьего тела, что виделось ему во сне на лавке дружинной избы. Млеет от ожидания неизведанного девушка.

Целуются-милуются, а там и задерет ушлый отрок ей подол, откроет ночному небу и звездам девичьи телеса. Стоит смирно девушка, держит у горла поднятую спереди и сзади рубаху. Сейчас она как есть Мать Сыра Земля, что сходится с небом Громом.

У отрока руки натерты до мозолей рукоятью меча, тетивой лука. Огрубевшие пальцы тискают молодые груди – на то и зовут их титички. Что-то древнее, от пра- пра- бабок просыпается в девушке и она шепчет:

- Поцелуй…

И берет молодой воин губами отвердевший враз сосок, целует его и покусывает. А рука его играет курчавыми волосиками внизу, проникает между раздвинутых ножек. И ляжет под ним девушка… А если по дождливой погоде лежать мокро, то догадливо повернется спиной наклонится низко, упершись руками в какое ни есть бревнышко. И понесется над градом-селением крик девушки, отдавшей свою нетронутость отроку Перуна. Подружки услышат его, улыбнутся: «была девственницей»!

Вообще-то у славян не принято кричать от боли, они стойко выносят любую муку тела и души. Но не в этот раз: от пращуров заведено, что должна кричать дева возможно громче и жалобней, когда отдает кровь своего девства. Так от пращуров ведется, так древний бог Род заповедал. Старается отрок, держа девушку за бока, насаживает ее на свой член-уд, достает до самого пупа, не забывает погладить ей попу - такую мягкую, такую приятную.  

***

Анты спокойно относятся к девичьей нетронутости: есть она – хорошо, отдала ее девушка воину Перуна – еще лучше. Одно соблюдается неукоснительно, нельзя совокупиться  родственникам, членам одного рода. Подобное только однажды случилось среди богов. Старые бабушки рассказывают славянским детям:

«Бог Купало, дарующий плодородие от солнечного огня и влаги дождей и его сестра близнец Косторма, рождены были богиней Ночи Купальницей. Малыми детями Купала и Кострома побежали в чисто полюшко слушать птицу смерти Сирина. Унесла Купалу злая птица Сирин в Темное царство. Прошло много лет, и Кострома девушкой гуляла по берегу реки, сплетая венок. Сорвало ветром венок с ее головы и унесло в воду. Там и подобрал его Купала, проплывая мимо на лодке. Просила Кострома: «юноша, подай мне венок, я не хочу входить в воду и замочить свою девичью рубаху». Не знал Купало, что это его сестра. «А ты сними рубаху и оставь ее на берегу» - сказал он. Нагая вошла Кострома в воду и отдалась в руки полюбившемуся юноше. Громко закричала она лишившись девства и раздался над землей грустный голос отца всех богов Сварога: «Брат поимел родную сестру»! От стыда утопилась Кострома и стала русалкой. Купало не мог умереть по причине своей божественной сущности, до сих пор грустит он, вспоминает Кострому. Поэтому в купальскую ночь молодежь поет песни любви и девушки кидают в воду свои венки. В память о венке Костромы…

Среди живых людей соитие родичей случается только у захудалых уличей, что сидят по углам за непроходимыми болотами. Бывает, что в семье, где дочь скоро заневестится, помирает мать и остается глава семьи без хозяйки, а дом без присмотра. Некому хлебы испечь, в священной наготе репу сеять, селение опахать для защиты от Коровьей Смерти. Плачет ночами домовой, но нечем заплатить бедному хозяину вено за новую жену. Вот тогда и становится старшая дочь хозяйкой и женой своего отца.

Когда семья кончает вечерять, но отец еще не положил на стол ложку, встает старшая дочь без разрешения родителя. Развязывает девичий поясок, снимает полотняную рубаху и предстает семье нагая, в одной головной повязке. Крепко сбито тело девушки, проводившей дни в домашней и полевой работе. От прогиба поясницы круто выступает попа, тонкая талия у девушки, широки ее бедра. Торчат острыми сосками груди, между них струится русая коса. Берет девушка в руки заранее припасенный клубок пряжи, веретено и обращается к великой богине Макоши, небесной пряхе и ткачихе:

- Матерь, Макоша, подательница судьбы, покровительница достатка в доме и женского плодородия, приносящая и радость, и горе. Осиротел наш дом, уплати за меня вено, позволь стать хозяйкой у печи, матерью малым детям, женой хозяину. Пошли мне богиню счастья и удачи - Сречу.

Низко кланяется в передний угол избы нагая девушка, невеста собственного отца. Положила на стол клубок и веретено. Взяла в руки репку и луковицу. Без плодов земных нельзя обращаться к женскому божеству Живе:

- Добрая Жива, дочь Лады, жена Дажьбога, покровительница девушек и молодых жен, дающая всякое рождение. Я стою перед этой семьей, как и ты – нагая, позволь войти в нее хозяйкой, сделай плодоносной мою утробу.

Тихо сидят за столом братья и сестры, молчит отец, соблюдая святость обряда.   Все готовы поклясться на каравае доброго хлеба, что видят рядом с ней еще одну нагую женщину с тонкой талией и тяжелыми грудями кормящей матери, держащую в руках яблоки. Нагая Жива кивнула головой, благословила на дело от века запретное, разрешила невозможное и пропала.

- Лада, богиня весны, пахоты и сева, покровительница веселья, любви между женой и мужем, между мужем и женой! Тебе приношу я свою девичью нетронутость. Мой отец становится моим мужем, пусть будет между нами совет да любовь. – Так сказала нагая невеста, сняла с головы девичью ленту и кинула на пол.

Тут все сидящие за столом начинают смеяться, хлопать в ладоши и стучать кулаками по столешнице, как это принято на свадьбе. Поднялся из-за стола вдовец, положил руки на тити своей дочери, а отныне новой жены. К Рожаницам должен обратиться он сам.

- Рожаницы, покровительницы урожая в поле и рождения новой жизни. Благословите новую хозяйку в доме и плодоносную утробу ее.

И повел за руку нагую молодайку из дома, к священной раките, что растет у каждого двора, а за ними поспешают все домашние. Соседи-родичи  видят необычную пару и понимающе кивают головами: появилась хозяйка в осиротелом доме.

Свадьбу не празднуют, по вечернему времени все дети сегодня укладываются на полатях – в тесноте, но не в обиде. Внизу на широкой лавке только хозяин с молодой женой. В душевном смятении ложится голая новобрачная к мужу на лавку. Ведь это не только муж, он и ее родной отец, который порол ее прутом, когда была неразумной девчонкой. Неудобно чувствует себя и муж: доченька, родная кровиночка, а теперь нужно ее ****ь! Собралась с духом молодайка, раздвинула ноги, положила руку мужа на нежный хохолок внизу живота. Тяжело навалился на нее муж-отец и заполнил избу крик невесты, полетел через окна-продухи к соседним дворам. Таков обычай, что должна молодая кричать громко и долго. Слушали его притихшие на полатях братья и сестры, слышали его соседи и думали: «хозяйка в доме появилась».

И впервые за долгое время засмеялся под печью домовой, во дворе радостно заухал банник. Будет молодая хозяйка носить им краюху хлеба, наливать в плошку крепкой браги. А уж они постараются, поберегут дом, двор и особенно животик ее, в котором скоро заведется деточка.

Полгода прошло и хлопочет у печи молодайка с округлившимся животом. Старший из братьев, который всего на год моложе, называет ее матушкой. А как же иначе – она хозяйка, в доме ее слово главное.

Если не случится у вдовца дочери в подходящем возрасте, то родовичи определят ему в жены девицу их другой семьи, обычно дочь его брата – братучадо. И никто согласия девушки не спросит, главное благополучие рода, порядок в доме, а судьба отдельного человека мало интересует – это постольку, поскольку…

Тогда к вечерней трапезе придет девушка племянница, совершит тот же обряд - хотя она и не дочь единокровная, но родня ближняя. Получит она разрешение Макоши, Живы, Лады и ляжет под вдового хозяина и станет хозяйкой в осиротевшем доме.

Такое непотребство у антов никогда не водилось, они презрительно называют уличей «зауголичами».

А в граде антов дружинный отрок уже закончил ****ь девицу из соседнего рода, по заду похлопал ее:

- Все, вставай.

Разогнулась она, очумело смотрит на парня. Потом обняла и прошептала:

- Спасибо!

СОГЛЯДАТАЙ

Все это приходит в жизнь воинов заставы и уходит так же, как лето сменяется зимой, которая заморозит реки и откроит путь по льду в глубину славянских лесов. Думает воевода Громобой трудную думу: как дружбу со степняками не порушить, но и на их коварство не поддаться. Рядом с воеводой стоит Добрыня. Ему всего двадцатая весна пошла, а он же год как в старшей дружине заставы. Прошлым летом зацепила его по лицу сабля обра, теперь у него верхняя губа с левой стороны вздернута, будто он постоянно скалится. По манере степняков Громобой и Добрыня бреют бороду, отпустили длинные усы. Волосы на голове обрезаны коротко, в походе нет времени не то, что голову вымыть, а и просто волосы расчесать.

Из всех дружинников заставы Добрыня единственный не женат. Когда-то отроком попробовал девицу, целый месяц она вешалась ему на шею, ублажала Добрыню своим телом. Но пресными показались эти утехи, скакать на коне и кидать стрелы в кочевников куда интереснее. Не могли его образумить ни укоры отца с матерью, ни уговоры воеводы.

- Поедешь к обрам в ставку хана Байана с десятком ратников, - сказал воевода, дары повезешь. И там надолго останешься соглядатаем. Во все глаза смотри, стань среди них своим и посылай с ратниками вести. Разведай, чем силен их уклад, где слабину дают. Мир с ними крепи, торговых людей опекай, как детей малых.

Продолжение см.

Преданья старины глубокой. Третья жена