Мои женщины. Июнь 1960. Мат-перемат. Глава Женщины извращенки порно

МОИ ЖЕНЩИНЫ. Июнь 1960. Мат-перемат.

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

(Иллюстрации: сайт "Все девушки "Плейбой" с 1953 по 2010 годы").

Первого июня 1960 года мои родители почему-то особенно празднично отметили праздник «День защиты детей».

Центром внимания вдруг оказался я.

В этот день с утра, сразу после того, как я проснулся, мама подарила мне новую майку, новые чёрные сатиновые трусы, новые носочки, клетчатую байковую рубаху, короткие вельветовые штаны и новые ботинки со шнурками.

При этом, надевая на меня незнакомо пахнущие вещи, она почему-то грустила и улыбалась одновременно.

Брат независимо и сердито поглядывал на моё преображение в новую одежду и молчал.

Ему в этот день подарки уже не полагались…

Мама сказала, что «он должен это понять, так как его детство кончилось несколько лет тому назад».

Так вот в чём дело!

Сегодня кончается моё детство!

Странно, но я ничего не чувствую…

Что должно было кончиться, и как это должно было произойти?

С этими вопросами в моей празднично гудящей голове я побежал к отцу.

Отец встретил меня на кухне за приготовлением завтрака. Он нарезал на разделочной доске вареную картошку, свеклу, лук и морковь для винегрета.

Винегрет был самым любимым салатом в нашей семье.

Отец виртуозно нарезал мелкими кубинками овощи и лук, все тщательно перемешивал, сдабривал маслом, посыпал солью и ещё какими-то порошками из пахучих трав и этот винегрет становился красивым, разноцветным и очень вкусным.

Я похвалился отцу своими обновками и спросил его: «Мама сказала, что сегодня кончается моё детство. А что тогда начинается? ».

- Отрочество, - коротко ответил отец. - Теперь ты не дитя, а отрок.

Я ничего не понял и почувствовал, что папа шутит или немного издевается надо мной.

Я ещё немного подождал разъяснений отца, сглотнул набежавшую от вида и запаха винегрета слюну, и побежал назад к маме.

Мама убирала мою постель в шкаф и складывала раскладушку.

Я задал ей тот же вопрос и спросил: «Что такое отрочество? ».

При этом я уже внутренне приготовился к тому, что брат будет смеяться, ухмыляться и теперь весь день будет меня звать не иначе, как «отрок».

Мне показалось, что это слово похоже на слово «окорок» или «баран», короче – «свинтус».

Поэтому я уже был готов немного пореветь и моё радостное праздничное настроение потихоньку сменялось мрачным предчувствием очередного семейного балагурства надо мной.

Я уже привык к этой роли всеобщего «несмышленыша», «балаша», объекта для незлобивых насмешек и шуток.

Хотя, конечно, было немного обидно и грустно…

Мама сказала, что отрочество, это «период в развитии человека, когда он переходит из мира детства в мир обучения в школе, то есть от игр и баловства к учебе и образованию». Она сказала, что мне в этом году исполнилось ровно 7 лет, и что осенью я пойду в первый класс средней школы, в которой мне предстоит учиться ровно 10 лет.

- Теперь, - сказала мама, - Тебе предстоит относиться к своей жизни очень серьёзно, почти по взрослому.

Оттого, как ты будешь учиться, набираться знания и опыта зависит твоя будущая жизнь взрослого человека.

Чем больше ты будешь знать, тем легче тебе будет устроиться в жизни, найти хорошую работу, зарабатывать большие деньги, содержать свою семью, растить детей и не забывать нас с папой, твоих родителей.

Отрочество, - сказала мама, – Это как раз тот период, когда ребенок переходит грань между беззаботным детством и молодостью. Твой брат уже перешел эту грань и стал молодым человеком. Он уже влюбляется в девушек и девушки влюбляются в него.

- А я могу влюбиться? – спросил я маму, заворожено слушая её мягкий спокойный и очень добрый голос.

Мне сразу всё стало ясно и понятно, только я всё ещё не понимал, почему моё сегодняшнее состояние называется словом «отрочество».

Мама засмеялась и сказала, что «любви все возрасты покорны, но мне ещё рано влюбляться, потому что… рано».

Она смущённо потупилась и перевела разговор на другие темы.

Потом мама стала гнать меня и брата на кухню помогать отцу накрывать на стол, а сама ласково потрепала мне волосы на голове.

При этом она потянулась и посмотрела на себя в зеркало на стене.

Моя мама была стройной, красивой и очень доброй женщиной.

Если бы мне можно было влюбиться, я бы влюбился именно в маму.

Она была красивее даже моей феи красоты и страсти. Не знаю почему, но красивее и лучше.

Я это знал точно и наверняка…

За завтраком отец, мама и даже подобревший брат поздравили меня с праздником «День защиты детей» и даже подняли за меня рюмочки красного вкусного вина.

Налили и мне рюмочку, как взрослому, хотя мама и возражала…

После вина, винегрета и жареной картошки с яичницей нам всем, а мне тем более, стало совсем хорошо и радостно.

Мы с аппетитом кушали и дружно веселились, обсуждая планы на сегодняшний день.

Отец говорил, что продолжит строительство дачи в саду, мама должна была заняться уборкой и стиркой, брат сразу сказал, что его ждут дополнительные занятия в школе, а я не знал, что мне делать.

Играть в привычные игры с ребятами на улице мне не хотелось.

Хотелось заняться чем-то взрослым, но не таким уж взрослым, как, например, стирка и глажка белья, а чем-то интересным.

Я пошёл к отцу, который всё свободное время проводил на строительстве нашей дачи в саду.

Вот и теперь он с азартом прилаживал входную дверь к столбам каркаса дачи.

Дверь была тяжелой и не хотела садиться на петли.

Отец, всегда сдержанный в эмоциях, пыхтел и тихонько матерился…

Я ещё в далёком детстве услышал первые матерные слова.

На улице, в деревне и в городе взрослые и ребята постарше часто употребляли разные матерные слова.

В нашей семье они были под запретом и не использовались даже в случае крайней нужды.

Мама при любом намёке на матерное слово или выражение сразу хмурилась, поджимала губы и тихо говорила нам, что слова бывают добрыми, светлыми и чёрными, злыми.

- Доброе слово лечит, а злое калечит – говорила она. - Слова обладают магической силой воздействия на людей.

Недаром говорится, что слово «пожалуйста» и «спасибо» волшебные и открывают любые двери.

Добрые слова, как и добрые дела, помогают человеку, приносят счастье, а чёрные, злые слова отравляют жизнь и влекут за собой беду и горе.

Самые страшные слова – это слова проклятия.

Помните это, дети, - говорила строго мама, - И никогда без нужды не говорите «чёрных» слов.

Я не очень хорошо понимал что такое «чёрные» слова, но зато хорошо их чувствовал, когда, например, мой брат в сердцах ругал меня и обзывал всякими нехорошими «чёрными» обидными словами.

При этом он дышал и сопел с такой яростной ненавистью ко мне, что мне становилось страшно.

Я ясно видел, как эти «чёрные» слова отравляют его, делают нечеловечески злым и нехорошим.

Конечно, я уступал ему, ведь он был сильнее и старше меня, ведь он был моим братом, а он только напитывался силой своих «чёрных» слов и использовал их всё чаще и чаще.

Теперь он стал добавлять к ним матерные слова…

На улице среди ребят матерные слова были не обидными, а смешными.

Их часто произносили старшие ребята, чтобы походить на взрослых и добавить «перцу» в разговоры.

Когда кто-нибудь хвалился или рассказывал о своих приключениях, то обязательно добавлял для связки пару-тройку матерных слов.

В деревне или на стройке, например, люди вообще говорили между собой только на матерном языке.

При этом были такие словесные выкрутасы, что становилось очень смешно, как от анекдотов.

Особенно мне нравилось выражение, которое я услышал однажды от каменщиков на строительстве дома…

Мы лазили по стройке и искали поломанные чугунные батареи, чтобы их своровать, разбить и наколоть из них чугунных кусочков для стрельбы из рогаток.

Один из старых мастеров–каменщиков после бурного выяснения отношений с другим рабочим вдруг заорал ему: «Ах ты буй стоеросовый! Ты на буя на буя набуярил! Отбурянивай на буй эту буйню! ».

Когда мы услышали эту тираду, то вся ребяческая компания дружно стала ржать и гоготать.

За нами засмеялись каменщики, малярши, штукатуры и плотники.

Вскоре вся стройка повторяла взахлеб эту знаменитую матерную фразу, в основе которого было самое короткое русское ругательное слово.

Это слово я слышал чаще всего и знал, что оно означает писку.

Его использовали в разных комбинациях с другими словами и обычно этим словом «посылали далеко и надолго».

Оно было самым распространённым и самым обидным, судя по реакции на него людей.

Я иногда мысленно сам его произносил и шёпотом, про себя, повторял за другими услышанные матерные ругательства.

При этом мне было очень стыдно, неловко и волнительно, будто я делал что-то запрещённое, нехорошее, плохое.

Теперь же отец, пыхтя и шатаясь вместе с дверью, вполголоса ругался, пытаясь вставить дверные петли на штифты.

Я подскочил к нему и помог направить дверь точно по осям петель. После двух-трех качков дверь встала на место.

Отец выпрямился, вытер пот, улыбнулся мне и с уважением значительно сказал: «Молодец, мой мальчик! Спасибо, помог папе. Ты теперь мой настоящий помощник! ».

Я очень обрадовался и загорелся желанием ещё чего-нибудь сделать, помочь отцу.

Я стал подавать ему инструменты, гвозди, шурупы, придерживать доски, когда он их пилил или строгал.

При этом отец всегда входил в будущую дачу только через дверь…

Ему доставляло особенное удовольствие открывать и закрывать её, хотя кроме двери и каркаса из столбов ещё ничего не было.

Мы дружно работали вместе, вместе отдыхали, когда отец присаживался покурить и вместе пили холодный квас, который иногда приносила нам мама.

Во время работы случалось всякое.

Иногда я ронял тяжёлую доску или отпускал её, когда от сильного удара молотком или топором отдача больно била мне по рукам.

Иногда я подавал не тот инструмент, так как не знал их чудных специальных названий.

Постепенно отец научил меня различать все инструменты, дал попробовать работать топором, пилой, молотком, стамеской, ручной дрелью, отвертками, рубанком и другими инструментами.

Мне было очень интересно. Я с упоением вертелся вокруг него, требуя от отца дать попробовать любое дело.

Он показывал мне, как надо работать, пытался помочь, направлял мне руки, но я в азарте кричал ему: «Я сам! ».

«Сам, конечно сам, а кто же еще, кроме тебя, мой мальчик» - отвечал отец и давал мне возможность неумело забивать гвозди и пилить доски.

С малых лет выражение «я сам» было девизом моего детства, отрочества и юности.

С этого праздничного дня «День защиты детей» 1960 года я всё теперь делал сам.

Сам всё пробовал, испытывал, постигал, учил, открывал и исследовал.

После того, как я помог отцу поставить на место дверь дачки и она свободно и легко стала открываться передо мной, я почувствовал, что вот так теперь смогу открыть любую дверь.

Ставя точку в этой мысли, я последний раз стукнул по гвоздю, промахнулся и попал прямо по большому пальцу левой руки.

Мгновенно все мои умные и радужные мысли исчезли.

Всё моё существо пронзила страшная жгучая острая боль.

Не помня себя от боли, я невольно вскрикнул и выругался: «Ёп твою мать! ».

В момент удара я уже досадовал на самого себя за промах и оплошность, за то, что отвлёкся от дела, не послушался отца и поспешил эффектным ударом забить гвоздь с третьего удара.

Инстинктивно я зажал большой палец в кулак и сильно сжал, превозмогая жгучую боль.

Только тут я услышал недоуменный и взволнованный вопрос отца: «Ты что сказал!? ».

Я поднял голову и увидел его насмешливые округлившиеся от удивления глаза…

Я понял, что теперь батя меня накажет и за палец и за матерную ругань.

Я поник головой и на минуту даже забыл о боли в ушибленном пальце.

Отец взял меня за плечи, повернул к себе, приподнял мою голову и как-то особенно внимательно взглянул мне в глаза.

- Никогда, слышишь, никогда ни при каких обстоятельствах как бы ни было тебе больно, страшно или весело, не говори этих слов, – веско сказал мой отец.

- Можешь говорить какие угодно другие, но не эти. Не то сам себя проклянёшь, - сказал отец, - А теперь покажи палец…

Он посмотрел на мой распухший палец, который теперь пульсировал сильной ноющей болью и отправил меня домой к маме.

Только теперь, я почувствовал, как сильно устал, помогая отцу. Как ныли мои ноги и руки, как саднили мои ссадины и царапины, как мешала колючая заноза в моей ладони.

Но больше всего мне было неловко и стыдно за мое неосторожно вырвавшееся ругательство…

Я не знал, что означает слово «ёп», но догадывался, что оно еще более обидное и страшное, чем слово из трёх букв.

Мне было так стыдно, что я даже не плакал от боли, когда мама быстро помыла мне руки с мылом, потом смазала ушиб какой-то мазью и туго забинтовала.

После её ловких действий палец почти успокоился и только обиженно ныл тупой жаркой болью.

Оказав мне медицинскую помощь, мама налила мне большую кружку молока, дала большой кусок чёрного хлеба, погладила меня по голове, а потом пошла в сад к отцу.

После этого я услышал её голос и подумал, что мама и без ругательных слов умеет высказать человеку всё, что она о нём думает…

Отец тихо оправдывался, но больше молчал и только успокаивал маму.

Потом они затихли, и я почувствовал, что он ей что-то рассказывает.

Мне стало грустно и в ожидании маминой порции сердитых слов теперь в мой адрес, я поплёлся в большую комнату на диван.

Как обреченный преступник я лег на диван, отвернулся к стенке, накрылся пледом и стал ждать своей участи.

Вернулась мама.

Присела ко мне на краешек дивана. Поправила подушку и плед, погладила меня по голов и задумчиво посмотрела прямо мне в глаза.

- Растёшь, сынок, - разделяя каждое слово, сказала мама.

- Уже разговаривать научился.

- Как попугай.

- Когда думать научишься?

- Как человек?.

С этими словами она ушла на кухню, а я весь, сгорая от стыда, закрыл глаза, уткнулся в душистую подушку и стал лихорадочно думать.

Мысли путались, метались, и среди них мелькала маленькая тёмненькая мысль: «Что же все-таки означает это слово «ёп»?..

Ответ на этот вопрос я получил, вернее, увидел на улице.

Однажды мы играли в «догонялки» с ребятами и увидели, как две дворовые собачки бегали друг за другом, а потом одна из них вскочила на другую сзади и стала быстро-быстро дёргаться задом.

Ребята засмеялись. Мы с любопытством стали наблюдать, как собаки занимались «этим» в бурьяне у забора.

Кто-то из ребят вполголоса матерно сказал, чем занимаются собаки. Так вот, что значит это слово «ёп»!

Как зачарованный я смотрел на то, как дёргались собаки, и мне было не по себе оттого, что я тогда в минуту острой боли произнес жуткие слова, в котором было слово «мать»…

Теперь я осознал, как мог понять мои слова мой отец!

Мне стало страшно, стыдно и очень неловко.

Я поднял камешек и бросил им в собак.

Ребята сразу последовали моему примеру и вскоре все мы бросали в визжащих собак всем, что попадало нам в руки.

Собаки с визгом и лаем стали удирать.

При этом они как-то сцепились своими задами и неуклюже, но, быстро перебирая ногами, вдвоём пустились наутёк.

У меня горели щеки, ныло сердце и щемило в груди от непонятной злости, стыда и отчаяния.

Я чувствовал себя великим грешником…

К стыду и досаде за мои «чёрные» слова добавился стыд и досада за то, что я помешал собакам заниматься своим делом, обидел их, вмешался во что-то тайное, интимное, непонятное.

Настроение испортилось совсем.

Я даже не стал участвовать во всеобщем ребяческом обсуждении происшедшего.

Я ещё немного молча постоял с галдящими друзьями и побежал к себе домой.

Конечно, я не раз в деревне видел, как собаки занимались «этим».

Всякий раз деревенские мальчишки кидались в них палками, камнями, сухим навозом.

Особенно почиталось так испугать собак, чтобы они сцепились друг с другом и так либо бегали по деревне, либо долго смирно стояли, ожидая, когда их что-то отпустит.

Тогда это меня особенно не интересовало. Было просто любопытно и немного страшно, потому что деревенские собаки были злые, независимые и кусачие.

Теперь мне стало не по себе не потому, что было страшно или любопытно, а потому, что стало интересно…

Глядя на то, как кобель вскочил на спину сучки и быстро-быстро стал дёргаться, я вдруг ощутил странное волнение внизу живота.

Меня обдало жаром, кровь застучала так же, как в те разы, когда я видел обнажённых женщин.

Я чувствовал, что мне тоже хочется так же быстро-быстро двигать животом, попой, ногами.

Может быть, поэтому я так быстро убежал и спрятался в своем любимом углу под столиком торшера между диваном и стенкой шифоньера.

Здесь я скорчился в три погибели и уткнул свой горящий лоб в свои колени. Мне было очень страшно.

Страшно оттого, что во мне, я чувствовал это, бурлили грешные мысли…

Теперь я сам догадался, почему у девочек и женщин вместо писки, как у нас, пухлая щель.

Туда вставляется наша писка и ходит туда-сюда быстро-быстро…

Непонятно было только одно, зачем это делается?

У меня перед закрытыми глазами было видение двух уличных собак, которые занимались «этим».

Сучка стояла смирно и только повизгивала, а кобелёк быстро-быстро ерзал задом. Он был напрягшийся с застывшим взглядом и грозно порыкивал на сучку.

Что они чувствовали при «этом» я не знал, но, судя по всему, обоим это доставляло удовольствие, иначе они бы этого не делали.

У меня в голове роились тысячи мыслей, они путались, перескакивали друг через друга, обрывались, исчезали и появлялись вновь…

Я вдруг вспомнил тот давний случай, когда впервые увидел картинку из журнала с моей Феей красоты и страсти.

Я отчетливо вспомнил, как судорожно дёргался Васька Григорьян, когда он также быстро-быстро терзал свою напрягшуюся большую писку, которая теперь называлась коротким матерным словом из трёх букв.

Я вспомнил, как из неё брызнула мутная белая жидкость.

Я вспомнил Васькины сбивчивые горячие слова, когда он описывал свои ощущения.

Мне захотелось испытать то же самое…

Это желание пришло ко мне внезапно, быстро и неотвратимо, как волна, которая захлестнула меня всего.

Голова загудела, как колокол, щёки и уши запылали жарким огнем, руки и ноги задрожали так, что я испугался и подумал, что опять заболел.

Шатаясь от нахлынувшей усталости, я вылез из-под столика торшера и пошёл на кухню к маме.

Мама сразу увидела, что я не в себе.

Она потрогала мне лоб, пощупала пульс, заглянула в глаза и сказала, чтобы я показал ей язык.

Затем напоила меня чаем с вареньем и уложила в постель.

Я лежал в постели и мой жар всё ещё не проходил. Только к ужину у меня всё прошло. Я даже понемногу забыл о происшествии днём.

Вечером отец и мама позвали меня в ванную комнату и неожиданно приказали мне показать им мою писку.

От неожиданности я даже не сопротивлялся и покорно позволил им спустить с меня трусы и рассмотреть мою писку.

При этом они о чём-то тихонько совещались. Лица у них были серьёзными и тревожными.

Я подумал, что заболел и что они это увидели или как-то узнали.

Отец осторожно попробовал оттянуть у меня кожу вокруг головки писки, но у него ничего не получилось.

Из-под тонкой кожицы, по-прежнему, выглядывали только маленькие розовые губки, из которых я писал.

Мама и отец переглянулись.

Отец уверенно сказал маме, что у меня «всё нормально» и что «ещё рано делать какие-то выводы».

После этого они меня отпустили и больше никогда этим не тревожили…

От всего пережитого я, видимо, действительно заболел, потому что вдруг заскучал, сделался тихим, замкнутым, перестал прыгать и беспричинно веселиться.

Теперь я больше лежал на диване и смотрел картинки в журналах, газетах и учебниках моего брата.

Меня всё время мучили неясные мысли о том, что я видел и чувствовал.

Я перестал говорить матерные слова, даже про себя, мысленно или шёпотом.

Теперь они мне казались чудовищно грубыми, обидными и «чёрными».

Мама и отец ухаживали за мной, пытались развеселить.

Даже брат почувствовал общую тревогу и стал ко мне более добрым и внимательным.

Правда, он утешал меня на свой манер. То пытался со мной бороться, то рассказывал новые анекдоты, которые только добавляли мне неприязни к «солёным матерным» словечкам, то приставал с расспросами о моём состоянии.

Я ничего не мог поделать или рассказать. Я сам не знал, что со мной происходит.

Я знал только одно – стоит мне только представить обнажённую женщину или дёргающихся собак, как во мне опять начинало возникать странное жгучее волнение.

Мне чего-то хотелось такого, о чём я не знал и не понимал.

Как в той сказке: «поди туда, не знаю куда, принеси мне то, не знаю что».

От этих переживаний я уже сам на себя злился и хотел от них избавиться.

Особенно мучила неизвестность и непонимание происходящего.

Мне уже самому хотелось отвлечься и может быть, поэтому я стал внимательно слушать рассказы отца о политике.

Мне вдруг стало интересно узнавать, что происходит в дальних странах, как наша страна и наше правительство реагирует на возникшую вдруг угрозу со стороны Соединенных Штатов Америки.

Я хорошо помнил тот страх, который принёс с собой мой отец, когда рассказал нам о полёте американского самолета-шпиона над нашей страной.

Мама тогда сказала, что «не дай Бог нам всем пережить то, что они пережили во время Великой Отечественной войны» и заплакала.

Отец тогда сказал, что «будущая война будет атомная» и что «её не переживет никто на Земле».

Тогда мы с братом переглянулись и сказали, что мы «не погибнем, а станем воевать и обязательно победим американцев».

На это отец сказал нам, что «для этого нам надо хорошо учиться, потому что теперь воюют не ружьями, а ракетами, которые требуют образованных офицеров, солдат и матросов».

После этих слов мой брат сразу заскучал, а мне вдруг захотелось учиться…

Лето 1960 года было не очень-то жаркое.

По небу неслись большие рваные кучевые облака, было ветрено и влажно.

Поэтому я много времени проводил дома, хлюпал носом, сморкался в необъятный платок, слушал радио и смотрел картинки в книжках и журналах.

Меня теперь интересовало буквально всё.

Я с жаром рассказывал маме и папе о своих новых открытиях, которые сделал за день.

Теперь я сообщал им много новых новостей.

Например, о том, что на севере Европы экстремально влажное лето (мне очень понравилось слово «экстремальное», хотя и не знал, что оно обозначает), что президент Франции Шарль де Голль предложил Временному правительству Алжира начать переговоры о прекращении боевых действий.

Фронт национального освобождения Алжира принял это предложение, но отверг выдвигаемые Францией условия.

Я рассказал родителям, что японские студенты начали акции протеста против американо-японского договора о сотрудничестве и совместной безопасности. Из-за этого отложили планировавшийся визит президента США Эйзенхауэра в Японию, но японский парламент всё равно утвердил этот договор с США.

Отец сказал, что «теперь и Япония будет воевать против нас».

По радио я узнал, что наш глава партии и правительства Никита Сергеевич Хрущев выступил в Бухаресте на съезде румынской компартии с осуждением китайской политики по отношению к Югославии и Советскому Союзу.

Мама пожалела, что наши отношения с китайцами ухудшились, потому что в магазинах сразу пропали китайские товары.

Зато Мадагаскар провозглашён независимой Малагасийской Республикой и вступил в ООН.

Брат с гордостью показал мне на карте этот четвёртый по площади остров мира и рассказал мне, что эта бедная страна славится уникальными видами животных и растений.

Оказалось, что остров Мадагаскар отделён от Африки Мозамбикским проливом шириной 400 км. С севера на юг остров пересекают нагорья, резко снижающиеся к востоку. Западные склоны гор плавно спускаются к прибрежным равнинам.

Почти весь остров в прошлом был покрыт лесами. Долины рек богаты плодородной почвой (краснозем).

Свыше 70% видов флоры и фауны острова Мадагаскар больше нигде не встречается в мире.

На острове обитает 40 различных видов лемуров – хвостатых полуобезьян отряда приматов.

Большая часть коренного населения острова малагасийцы – потомки индонезийцев, давних выходцев из Юго-Восточной Азии.

Подавляющее большинство населения занято в сельском хозяйстве и перерабатывающей промышленности.

На Мадагаскаре проживает 15 492 000 чел. Их основные языки: малагасийский и французский.

Основные религии: традиционные верования, католицизм, протестантизм и ислам. Денежная единица – малагасийский франк.

В столице Антананариву проживает 1 053 000 чел.

На острове выращивают кофе, ваниль, гвоздику, перец, сахарный тростник, табак.

Более 10 000 000 голов крупного рогатого скота пасётся на острове. Значительная часть этого поголовья – горбатые антилопы зебу.

Несмотря на уникальные природные условия Мадагаскар – одно из беднейших стран мира. Страна импортирует продовольствие, чтобы прокормить своё население.

Мне сразу захотелось туда поспасть и своими глазами увидеть мадагаскарцев, помочь им освободиться от капиталистов и построить социализм.

Потом все заразились моей игрой в воображаемые путешествия и теперь не только мы с братом, но и мама с отцом практически ежедневно участвовали в вечерних обсуждениях мировых новостей.

Даже для отца было интересно узнать о том, как британская колония Сомалиленд получила независимость и присоединилось к Итальянскому Сомали.

Брат теперь уже солидно, как лектор, рассказал нам, что практически вся Сомали представляет собой холмистую равнину.

Гора Шимбирис на побережье Аденского залива поднимается на 2416 м. Несмотря на открытость к Индийскому океану, климат здесь очень сухой. Количество осадков составляет от 50 мм на севере и востоке, до 600 мм в год на юге и западе страны.

Сомали населяют 10 097 000 человек. В столице Могадишо проживает 900 000 жителей.

На юго-западе страны выращивают бананы, кукурузу, сахарный тростник и хлопок. Более половины населения – кочевники-животноводы.

Промышленно перерабатываются только кожи и продовольственное сырье.

Положение населения в стране усугубляют межклановая борьба, жесточайшие засухи, вражда с Эфиопией, войны, военная диктатура, беженцы.

Основные языки: сомали и арабский. Основная религия – ислам суннитского толка. Денежная единица – сомалийский шиллинг. Сомали экспортирует овец, коз, верблюдов, крупный рогатый скот, баранов.

Мама очень похвалила моего брата, и он сразу заважничал…

Последней домашней лекцией стало сообщение брата о том, как Бельгийское Конго становится независимым государством Демократическая Республика Конго (до 1997 г. Заир).

Президентом страны избран Джозеф Касавубу, а премьер-министром назначен Патрис Лумумба.

Демократическая Республика Конго (Заир) третья по площади страна в Африке.

Она расположена в центре материка по обе стороны от экватора и на западе имеет выход к морю шириной всего в 40 км.

Почти 40 % территории страны лежит в плоской впадине Конго, ограниченной ступенчатыми горными плато. На восточной границе Демократической Республики Конго (Заира) протянулись горные хребты с наивысшей точкой – пиком Маргерита (5109 м).

В стране господствует экваториальный климат. Наибольшее количество осадков выпадает в центральной части страны.

Вдоль экватора растут густые дождевые тропические леса, занимающие более половины площади страны. На юге и на крайнем севере страны распространились высокотравные саванны и саванные леса.

Основное занятие населения республики – земледелие.

В стране проживает 51 654 000 человек. Столица – Киншаса (4 655 000 чел.). Сельские жители выращивают маниок, ямс, рис, арахис и фрукты.

Основные языки: французский, суахили, лингала, луба, монокутуба. Основные религии: католицизм, протестантизм, традиционные африканские верования. Денежная единица – конголезский франк.

Демократическая Республика Конго входит в число мировых лидеров по добыче кобальта, меди и алмазов.

Страна экспортирует алмазы, сырую нефть, кофе и медь.

Здесь одно из самых коррумпированных правительств в мире, поэтому по доходам на душу населения республика занимает одно из последних мест в мире.

На этом наша игра в политическую географию закончилась.

Однако я теперь навсегда «заразился» духом исследователя окружающего мира.

Теперь я вновь открыл для себя наш молодой сад и огород…

В конце июня погода наконец-то наладилась, было довольно солнечно и жарко.

Теперь можно было бегать на речку, в лес, загорать, купаться и играть в различные игры.

Моей самой любимой игрой стало исследование окружающей наш дом территории.

Я исследовал её как путешественник, как мореплаватель, охотник и ученый.

Я даже рисовал карты своих маршрутов и давал названия открытым неизвестным землям – участкам нашего сада и огорода.

Огород стараниями папы и мамы уже весь был покрыт грядками с посадками.

Повсюду зеленели лук, чеснок, щавель, укроп, петрушка, редис, пробивались морковь, свекла и еще масса различных растений, названия которых были аккуратно написаны мамой на фанерных флажках возле каждой посадки.

Большая часть огорода была отведена под картошку и капусту.

По границе забора в огороде буйно росла колючая малина и ещё маленькие вишни.

Перед самым домом была мамина гордость – плантация различных цветов.

Здесь были цветы всех сортов и видов: желтые нарциссы, красные тюльпаны, разноцветные высокие цветы, похожие на ромашки,   ярко красные мохнатые низкие цветочки и кустистые пышные шары астр.

Цветов было настолько много, что все соседки приходили к маме полюбоваться их красотой и попросить семян, рассады или цветов на свои семейные праздники.

Мама никому не отказывала и вскоре во всех домах на нашей улице появились чудесные цветистые палисадники.

Отец сначала ворчал, а потом вдруг принёс откуда-то кустик сирени и посадил возле нашего крыльца.

Мама была несказанно удивлена такой «непрактичностью» папы и вечером приготовила нам всем праздничный ужин с «тринадцатью каплями» вина для папы.

Отец сказал, что «готов хоть каждый день приносить и сажать по новому цветку».

Вскоре наш огород стал цветущим в прямом и переносном смысле. Вот только полоть грядки надо было часто…

В саду «царствовал» отец.

Он решал, какие и куда сажать плодовые деревья и кусты.

Он спланировал сад, выбрал место для яблонь, вишен, слив, кустов белой, красной и чёрной смородины, крыжовника, малины и места для парников под помидоры и огурцы.

Он привез из питомника много разных сортов яблонь, и мы весной торжественно их посадили на подготовленное место.

При этом отец настоял, чтобы каждый из нас посадил сам (от начала до конца) свое деревце.

Мне «достался» «Белый налив» – маленькое, худенькое, неказистое деревце. Эта яблоня, по словам отца, будет давать прекрасные белые сахарно-сладкие яблоки.

Брату досталась «Коричневка» - яблоня с небольшими, но сладкими и пестро окрашенными яблоками.

Мама посадила алма-атинский «Апорт» - с крупными тоже сладкими яблоками.

Отец в палисаднике перед домом посадил свою любимую яблоню «Антоновка» и ещё одну антоновку возле летнего туалета.

Там же на самом солнцепёке он посадил новый американский гибридный сорт яблонь «Мелба». Никто ещё не знал что это за сорт, но в питомнике его очень хвалили.

Кроме яблонь мы посадили много вишен, слив, груш и смородины.

Возле только что построенной дачи среди вишен и кустов смородины образовалась полянка, на которой отец планировал посадить клубнику (подальше от глаз соседских мальчишек).

Теперь на этой полянке мама ставила мою раскладушку, застилала её маленьким матрацем для гостей, чистой простынкой и, скрытая от любопытных глаз соседей, загорала.

Мы практически никогда не видели маму без одежды.

Она была очень строга в вопросах своего внешнего вида, и даже её домашние халаты всегда были красивыми, ухоженными и закрытыми.

Все её платья и костюмы были классического покроя с большими или маленькими воротничками и никогда с декольте, открывающими хоть чуть-чуть грудь.

Она всегда одевалась очень скромно, но очень красиво и все соседки и подруги по работе ей завидовали.

Они говорили, что мама «может надеть самую простую вещь, но всё равно будет выглядеть королевой».

Еще они говорили, что у моей мамы «бездна вкуса и высокий стиль».

Однажды я спросил маму, что это значит «вкус» и «стиль».

Мама ответила, что стиль – это «средство выражения внутреннего содержания через внешнюю форму».

Например, манера выражаться, одеваться и вести себя отражает внутреннюю культуру человека, его воспитанность и интеллигентность.

Стиль нашей семьи – скромное достоинство, мы ведем себя во всем скромно, но с достоинством, то есть сдержанно, не грубо, культурно.

- Вкус, - сказала мама, - это чувство, способность человека к пониманию и оценке красоты во всем, что нас окружает».

Тот, кто имеет чувство вкуса, тот может увидеть и понять что красиво, культурно, достойно, а что – нет.

Вкус, это как чувство юмора – он или есть, или его нет.

Однако чувство вкуса и стиль можно в себе воспитать. Например, вырабатывая свою походку и манеры поведения.

Можно ходить вразвалочку на полусогнутых кривых ногах, размахивая руками, в стиле хулигана, а можно ходить в стиле элегантного и гордого офицера, прямо и достойно, не сгибаясь ни перед какими трудностями.

Можно, например, болтать без умолку, захлебываясь и невнятно выражая свои мысли и чувства в стиле «кумушки-сплетницы», а можно говорить веско, с паузами, чётко и внятно, давая собеседнику и себе время на раздумье и понимание сказанного.

Это стиль интеллигентного, достойного и ученого человека – джентльмена.

Я слушал мамины объяснения с широко открытым ртом, и она легонько стукнула меня по подбородку, давая понять, что я некультурно «раззявил» свой рот.

С той поры я стал следить за собой и другими людьми и подмечать особенности своего и их поведения.

Я стал потихоньку вырабатывать свой собственный стиль поведения…

При этом мне хотелось быть таким же важным, достойным и сдержанным, как мой отец, легким, гибким и красивым, как моя мама, и быстрым, ловким и бесстрашным, как мой брат.

Сам себе я казался некрасивым, неуклюжим, неловким и нескладным.

Правда во время игр я представлял себя героем, путешественником, разведчиком или индейцем и был строен, ловок, быстр и неотразимо красив.

Вот и теперь, я медленно по-пластунски, полз по траве мимо зарослей крапивы, подорожников и одуванчиков к полянке у дачи, на которой загорала моя мама…

Мой путь пролегал среди жутких по густоте джунглей из трав, цветов и стеблей молодых вишен.

Особенно страшными были живые хищные жгучие стебли и листья крапивы. Они тянулись ко мне, жалили в локти и ноги, не хотели пускать меня на свою территорию.

Однако я упорно и медленно продвигался к развалинам древнего индийского замка.

Впереди среди травы возвышались две огромные башни из металлических бочек и живописные развалины стен и сводов замка из стопы деревянных ящиков и груды кирпичей возле бочек.

Там, в этих развалинах, я знал, лежат сокровища, среди которых «острый зуб Маугли» - нож, который он сделал сам, а я его стащил у него.

Этот нож был сделан из старого кухонного ножа в виде красивой «финки».

Лезвие ножа было обточено так, чтобы его форма приобрела хищную кривую форму.

Ручка была плотно обмотана чёрной липкой изоляционной лентой. Поверх ленты она была обмотана тонким разноцветным телефонным проводом так, чтобы ручка «финки» стала толстенькой, упругой и ловко лежала в руке.

Единственным недостатком этого ножа было то, что брату так и не удалось сделать выступ над ручкой, и острый край лезвия впивался в палец, когда нож втыкался во что-нибудь…

Нож типа «финки» был самым модным в это время на улице среди мальчишек, и все ребята мечтали иметь настоящую финку.

Когда мама увидела этот нож, она тут же запретила им пользоваться и с гневом, которого от неё никто не ожидал, приказала отцу немедленно избавиться от этого «холодного оружия».

Она долго и горячо говорила отцу о «каком-то ружье, которое висит на стене, но обязательно должно выстрелить», об опасности, которая «исходит от этого ножа с разноцветной ручкой и хищного лезвия».

На её доводы отец мягко и осторожно возражал, но в итоге дело решили мамины слезы.

Она молча заплакала, стала пить валерьянку, и отец хмуро приказал моему брату избавиться от ножа.

Так эта «финка» оказалась глубоко под землей, похороненная братом в саду.

Потом она очутилась в моем тайнике, потому что я во время «похорон финки» лежал за кустами крыжовника и наблюдал, как мой брат тщательно отмечает место, где он зарыл свой любимый нож, заботливо укутанный в промасленную тряпку и твердую чёрную бумагу, которой отец покрывал крышу дачи.

Метку брата я переставил в другое место, и он потом вспахал большой участок сада, пытаясь её найти…

Вот за этим сокровищем я и полз в густой траве сада.

Когда я достиг груды развалин из ящиков и кирпича, я должен был, как всегда, осмотреться – не наблюдает ли кто-нибудь за мной.

Едва поднимая голову из травы, я искоса глянул налево, потом направо, потом назад. Вокруг никого не было.

Только гудели пчёлы и в траве ползали чёрные жуки и другая живность.

До моего тайника мне оставалось совсем чуть-чуть и я скомандовал себе: «Вперед, Маугли! ».

Приподнявшись на руках и подавшись вперед к щели между двумя железными бочками, я вдруг мгновенно застыл в неподвижности…

В просвете между бочками, я увидел, как в кино на экране, маленькую лужайку между вишневыми деревьями и кустами смородины, на ней раскладушку, а на ней мою загорающую маму.

Голую… Вернее обнажённую…

Она лежала на животе, слегка расставив ноги, и спала, уронив голову на скрещённые руки.

В правой руке, которая свисала с края раскладушки, она всё ещё держала маленький томик её любимых стихов Марии Цветаевой.

Левую руку она подложила себе под щеку и спала. При этом мне показалось, что она спала очень спокойно, беззащитно, расслабленно и одновременно очень настороженно, опасливо, как чуткая лань в лесу.

Я видел её голую спину, бёдра, бугор попки и длинные красивые ноги с вытянутыми, как у балерины ступнями.

Меня поразила белизна её кожи. Её плечи, бедра и вершина попки светились от солнечного света…

Я осторожно перевел дыхание и, еле сдерживая внезапное сильное сердцебиение и нахлынувшее вдруг волнение, стал медленно подниматься сначала на четвереньки, а потом в полу присед.

Мне вдруг захотелось увидеть мою маму всю, такую как она есть…

Я потихоньку поднимался, скрываясь за бочками и только изредка мгновенно заглядывал сквозь щель между ними.

Теперь моей целью было только желание увидеть мою маму полностью сверху вниз.

Я чувствовал, что этого нельзя было делать, но ничего не мог с собой поделать…

Во мне вдруг загорелся внутренний огонь, всё забурлило, затрепетало и меня охватило жгучее желание увидеть маму полностью голой.

Я почти выпрямился, когда в очередной раз заглянул в щель между бочками…

В следующее мгновение на меня обрушилась горячая волна стыда и страха.

Я увидел вскинутое лицо моей мамы, которая смотрела прямо на меня!

Страх сковал меня в монолит.

Я застыл и даже перестал дышать.

Я с ужасом смотрел на мамино лицо и в любое мгновение ждал взрыва маминых эмоций, гнева и ругани.

Однако мама смотрела прямо на меня и молчала.

Теперь она приподнялась и лежала, опираясь на локти. Правой рукой она продолжала держать томик стихов, а левой поддерживала голову.

Её лицо и взгляд были удивительно спокойными и излучали целую гамму различных чувств, мыслей и ощущений.

Её глаза из-под чуточку нахмуренных бровей исподлобья смотрели остро, внимательно и немного настороженно.

При этом её губы улыбались её знаменитой доброй, но лукавой и даже привлекательной игривой улыбкой.

Казалось, что она знает, что за ней подсматривают. Она лукаво улыбалась, будучи при этом настороже.

Из-под её левого локтя виднелось полушарие приплюснутой к простыне левой груди.

Меня опять поразила белизна и прозрачность её кожи.

Мама вся светилась в солнечном свете.

Свет её окутывал, играл на её коже, боках, спине, попке. Свет очерчивал её черты лица и улыбку, делал её похожей на мраморные древние скульптуры греческих богинь.

Я с немым восторгом ещё раз взглянул на богине-подобную маму и медленно по миллиметру отодвинул голову от щели за бочку.

Также медленно я опять лёг на траву, немного отдышался и начал пятиться назад, стараясь как можно меньше производить шума.

Такое отступление потребовало невероятного напряжения всех моих сил.

Когда я повернулся и пополз в обратный путь, то почти весь взмок от пота, страха и нахлынувшей жары.

Солнце теперь жарило так, будто мстило за то, что я подсматривал за мамой.

Я отползал все дальше и дальше пока не свернул за угол садовой дорожки и не выполз за пределы видимости и слышимости.

Здесь я перевел дух, встал на четвереньки, ещё немного проскакал, как обезьяна, потом встал и побежал прочь что было мочи.

Я не стал забегать в дом, а сразу побежал на улицу, к ребятам.

Я играл с ними, бегал и участвовал в их обычных разговорах, а сам все время думал о том, что со мной приключилось.

Мне было страшно идти домой и говорить с мамой. Мне казалось, что она видела меня и по какой-то причине не стала меня обнаруживать.

Я сгорал от стыда и тревоги, от любопытства и желания разгадать эту загадку «почему мама меня не выдала? ».

Я играл на улице до тех пор, пока мама, как обычно, не позвала меня домой.

Домой я бежал с чувством страстной тревоги. Мне одновременно хотелось скорее её увидеть и в тоже время хотелось как можно дальше оттянуть момент признания в содеянном.

Я был уверен, что мама меня видела там, в щели между бочками…

Мама встретила меня необычно ласково.

Она внимательно отсмотрела мои коленки, руки, потрепала волосы, отправила мыть руки и лицо, потом посадила за стол и налила мне большую кружку холодного молока и отрезала большой ломоть чёрного хлеба.

В нашей семье еще со времен нашего домика в деревне завелась традиция пить молоко с чёрным хлебом.

Это было очень вкусно и полезно.

Я пил молоко и украдкой посматривал на маму.

На её лице все еще мелькали блики того солнечного света, который окутывал её там, на лужайке, на раскладушке.

Мама была слегка задумчива, легка в движениях.

Она поминутно молча улыбалась чему-то своему, своим мыслям и чувствам. Ей было хорошо. Она была удивительно хороша и красива.

- Мам, - сказал я внезапно для самого себя, - Я тебя люблю!

- А я тебя, - сразу легко откликнулась мама и потрепала меня за чубчик на голове.

В этот момент я был несказанно счастлив.

Я и раньше любил маму, но как «маму».

Теперь я увидел в ней красивую стройную женщину, которая стала живым воплощением моей ночной Феи красоты и страсти.

Теперь я замечал и любил в маме всё: тонкую игру улыбок и взглядов, красоту движений и поз, манеру говорить и держаться.

Я очень полюбил мою маму.

Полюбил страстно, эмоционально, волнующе и к тому же очень ревниво…