14-xxii тринадцатое вино и побег

XXII

– Как вкус, царица моя Виапа?

– Не очень-то, по сравнению с предыдущими…

– Так выпьем следующие.

– Давай, Децим, чуть закусим…

– Конечно… Все следующие вина куплены здесь, в Верцеллах… – Антоний жуёт мясо под неплохим соусом. – В обычном магазинчике, что первый попался моему посланцу. Я же говорю, специально для тебя, царица моя, стараюсь… Так пей же! Вот полдюжины галльских вин хороших!.. Пей, царица Виапа!

– Ты добиваешься, чтобы я еле языком ворочала?

– Еле – не еле, но хочу, чтобы ворочала туда-сюда, вертела-крутила-лизала…

– Перестань, Антоний, похотливый римлянин! Совсем иное подразумевала! Не смогу, например, анекдот связно рассказать… И давай сам пей тоже побольше!

– А я думал, в Александрии за пиршественным столом граждане и гражданки равны!

– О Геркулес! Какая наивность! Вот она, святая римская простота и чистота нравов! Ещё есть! Есть ещё! Кто кричит, смущая толпу, что её нет, этой чистоты?!.

Сочинитель просит прощения у людей строгих правил, читающих эти главы, в особенности несколько следующих фраз Присциллы Младшей, прощения за допущенную в них непристойность. Но поскольку в настоящей работе одной из приоритетных задач является правдивое отражение событий, постольку просто выкинуть их у писца не поднялась рука с пером, как не повернулся язык у диктовавшей ему.

– А по поводу равенства мужчин и женщин за столом или, скорее, после стола. Мой Антоний, посуди сам, – Муция подзывает раба и показывает ему, чтобы взял у своего хозяина сосуд с нечистотами. – Могут три квирита одновременно помоЦться в него?

– М-м-м… Конечно!

– А три женщины?.. А?!. То-то же! Так что у вас возможностей больше, милые, дорогие мужчины – вам и пить больше! Ха-ха-ха!.. Где новый дар лозы?! Где мой вакхический задор?! Царица… как ты там, сенатор, называешь меня?.. Пиява?..

– Виапа! Моя царица Виапа!

– Царица Виапа требует очередного неотведанного вина!..

После ещё четырёх разновидностей гроздного напитка речь между соседями заходит о религиозных канонических священных высказываниях определённого рода. Фабия, несмотря на лёгкий туман в голове, контролирует себя, дабы не проговориться поклоннику более низкого посвящения. Многие остальные фразы не могут быть приведены из тех же соображений, то есть во избежание профанации. Можно привести лишь два девиза, которые, впрочем,   доступны в виде надписей в тэмплуме и пронаосе и непосвящённым. Это перевод на латинский с древнего фригийского сакрального наречия, возможно, даже двойной перевод – через греческий ионийский.

Адепт, благоговей перед дарующей жизнь!

В моём храме женщина должна получать почести и удовольствие!

… Последнее вино, представленное продавцом лавки как «самое дорогое и качественное из местных молодых» – и оно соответствует этому определению – оказывается прошлогодним, из винограда, собранного с нового виноградника в Амагальтусе. «Знала бы наперёд, – думает закончившая  «вечер дегустации», – только своё бы и пила, да пару раз ещё, быть может, иберское… как же его… горносклонное… или игорно-… склонное, склоняющее к играм… неважно…»

– Царица моя! – говорит ей на ушко, прерывая и так не сильно связные мысли, сенатор, уже плотно обнявший свою соседку и поглаживающий у локотка. – Послать ещё за каким-нибудь вином?

– Пошли, Децим, – она облизывается, – посылай всех куда-нибудь… прочь… Я хочу ещё одно вино! Тринадцатое хочу… Хоть пару капель…

– Но…

– Но только у тебя оно есть, Децим!.. Ты же сказал, что постараешься для меня… Время пришло! Не уходи лишь сам…

– Да я не смог бы и помыслить об этом! Я начинаю стараться! – восклицает он, прогоняет слуг и увлечённо целует свою Сейлон.

Коллеги избавляются от туник и белья, страстный и сильный Антоний крепко обнимает свою «царицу».

– О-ох! Тише! Милый, я никуда не убегу, не бойся…

– О моя Сейлон! Я так сильно хочу тебя!..

Сосед поворачивает Фабию на спинку и залезает на неё, начинает покрывать поцелуями лицо, шею, плечики. А когда опускается до грудей и сосцов, его широкие ладони с толстыми пальцами гладят бёдра, постепенно всё выше. Вот он нежно проводит одной из них по вЦве: убеждается в её увлажнённости и вызывает короткий стон соседки. Она напоминает о том, чтобы предупредил, когда будет близок к завершению и чуть раздвигает ножки. Вместе с этим легонько пальчиками привлекает любовника, потянув за спину. Большой мужчина ложится на хрупкую молодую жену и пару раз чуть промахивается, приласкав таким случайным образом наконечником своего «дротика» её кЦр и нижние губки. Отчего она закрывает глаза и стонет: «аххмм – м-м-мха-а». С третьей попытки гЦка, а за ней и весь пЦс, попадают в жаждущую именно этого дЦчку. «О-о-о-ох! » – и Муция запрокидывает голову, сжимает в ладонях кожу на спине Децима, а пяточки её вдавливаются в его ноги…

Девушка подстраивается под колебания мощного таза Антония, двигая своими стройными лядвеями немножко вверх и чуть вперёд, подаваясь навстречу вожделенному, привносящему блаженство чЦну и возвращая чресла обратно вниз, провожая его, временно и не полностью покидающего… Их гармоничный ритм учащается… Вот Муция уже отрывисто говорит:

– Да, да!.. Децим!.. Да, милый!.. Прошу!.. О-о-о!.. О-о-о!.. Волшебник!.. Да-а-а!..

Но «волшебник» отвечает: «Я сейчас кЦчу! » Красавица, как и накануне, сначала останавливает их фрикции, прижав его руками за ягодицы, и представляет себе, что с ней Квинт… Так её возбуждение почти не снижается, тепло удовольствия почти не уходит. Движения медленно возобновляются.

– О-о-ох!.. Любимый!.. Мой родной!.. М-м-м!.. Люби… меня… О-о-ох…

Скоро Фабия достигает Порнаса наслаждения. Прижимается, обнимая руками и ногами, лоном приникая и головой к своему сильному любовнику, практически виснет на нём. И расслабляется, можно сказать, падает с него: от покрывала лежанки её отделяли, пожалуй, полтора дигитуса. И раскидывается в изнеможении, в блаженной истоме…

Антоний садится на краю постели – он перенёс пребывающую наедине со своим наслаждением в огромную спальню с немалой же кроватью – и раздвигает ноги.

– Виапа, царица! «Ворочать язычком» – что-то такое ты упоминала. Время пришло, моя царица!

Муция тоже садится, на ковёр на колени, розовые пяточки торчат из-под прекрасной попки. Легонько проводя пальчиками по ятрам и уду, она начинает своё действо Ц…

Муция слизывает капли сЦни Антония – это тринадцатое вино Ц…

– В такие моменты, волшебница…

– Какие «такие»? – беседуют под одним одеялом соседи.

– Потрясающие! Клянусь Гераклом! Неземные! В такие моменты я не верю себе, что придётся уехать от тебя, о моя Виапа! Но, честно тебе говорю, чтобы ты не влюбилась вдруг…

«Ещё чего! » – думает патрицианка.

– Уже, милый, – она поглаживает ладошкой его большие мышцы. – Какой ты сильный! Уже назвала тебя любимым, да?

– Да. Ну вот, не хочу тем более расстраивать, но вынужден сказать. Я и так задержался в Иберии. И задержался здесь. И задержусь, моя царица, ради тебя ещё на пару дней и ночей, но в иды я поплыву в Рим. Мне обязательно нужно успеть на Плебейские игры… Прости…

– Ничего… Понимаю… – она всхлипывает, она же актриса теперь и со сценическим опытом. – Прости, милый. Пойду. Не останавливай. Я пойду!.. – Присцилла вскакивает, неровно бежит в триклиний.

Антоний за ней:

– Куда?.. Царица моя, постой!.. Ночь уже, первая стража!..

Она быстро натягивает бельё, ещё пару раз всхлипывает.

– Не ходи за мной. Поеду прочь.

– Но я же сразу говорил!.. И я не пущу тебя никуда! – загораживает он своим большим телом дверной проём.

Надевшая тунику Муция замечает незапертые створки окна, толкает к нему лежанку, хватает сапожки и паллу, в два шага подбегает, распахивает ставни и вылезает в окно. Когда опешивший Антоний забирается на послужившую ей ступенью лежанку, озорница уже подбегает к крыльцу. Растущая половинка луны освещает этот побег.

– Автомедо-о-о-онт! Ко мне, мой Автомедонт!

Возница выскакивает из дверей тоже в одной тунике, пенула его в экипаже.

– Гони же, гони скорее! – кричит в азарте его молодая домина, надевая паллу…

На подъезде к Лесной она, уже вся закутанная и обутая, трогает слугу:

– Налево, в Салнарбии, быстрее!

Примчавшись туда и произведя небольшой переполох, Фабия распоряжается пока лишь, чтобы баня была готова пораньше, и чтобы «Автомедонта» накормили, напоили и спать уложили. Сама, провожаемая женой прокуратора и ей же раздетая, ложится в свежую ароматную постель, рабыня укрывает её ещё одним одеялом. В покое и тепле, утомлённая дегустацией, близостью и ночной скачкой, проказница-«актриса» засыпает.

Продолжение здесь:

---------------------------

Плебейские игры – им было отведено 14 дней в ноябре.