Она

(иллюстрация - "Обнаженная" П. Пикассо)

Наверное, сны есть наши осуществленные желания. Или наши беспокойные ожидания. Возможно тревоги.

Он ждал ее уже несколько дней. Но она не приходила.   Его модель. Его натурщица.  

Они познакомились в ателье у приятеля. Кажется, тогда она была с подругой. Он точно не помнил. Но он точно помнил, как поразили его тогда ее духи. Терпкие, с какой-то осенней сладостью, словно теплый янтарь.   И словно весь мир вдруг растворился вокруг него размытыми красками и лишь ее лицо выступало из хаоса теней и пристальный взор ее прищуренных  глаз проникал в сердце, вызывая какую-то смутную тревогу и сладкую тоску.

В тот вечер они ушли вместе. В тот вечер они стали любовниками. И когда утром она ушла, на простынях остался этот ее тревожный аромат палой листвы… Что за духи?.. Что за женщина!... Как он ждал, нет жаждал ее следующего прихода… А она появлялась в его мастерской исключительно по своему желанию, ничего не рассказывая о себе, ни о чем не расспрашивая его..   И исчезала, оставляя его истерзанным бессонной ночью, обессиленным и опустошенным…

Он совсем, совсем ничего о ней не знал… Она была загадкой, которую он не мог разгадать… Но самое удивительное, что после ее ухода он, художник, не мог вспомнить ее лица, ее тела… Вспомнить настолько, чтобы сделать набросок… хотя бы набросок… Оставался только один аромат… Единственный, неповторимый, неизменный… А вот она, когда возвращалась,   всегда была какая-то иная, чем прежде… Он много раз пытался зарисовать ее, но никак не мог передать сходства, хотя портреты вроде бы всегда ему удавались. Но только не ее портрет. Ему все казалось, что нужно доискаться  какой-то тайны, скрытой где-то в глубине ее темных глаз, а может где-то в глубине ее сердца, тела… Он просил ее принять самые откровенные позы,   в тайне надеясь смутить… Напрасно… Она послушно раздвигала ноги, становилась на четвереньки, ложилась на живот… Она делала все, что он просил… А он не мог ее нарисовать…

И вот как-то раз, когда ее отсутствие затянулось уж слишком долго,   сгорая от тревоги и желания, изнурив себя  бесплодными попытками воссоздать ее лицо и тело на холсте, он в отчаянии опустошил половину бутылки коньяка и бесчувственным рухнул на постель… Ее слабый аромат снова окутал его, пленяя и погружая в забытье… Но это забытье не было небытием… в нем была жизнь… там путались и клокотали какие-то чувства – страх, тревога, мучительное неузнавание, нестерпимое желание обладания, ревность, радость, злоба … Всюду была яркая мешанина красок и теней… А в центре плыла фигура – ломанная, исковерканная… вся в  каких-то немыслимых изгибах, разрозненных частях… фигура словно бы и не человеческая …а какая-то геометрическая… абстрактная… но при этом  живая… и такая знакомая… такая желанная…  зовущая… манящая в свои таинственные жаркие женские глубины… Она надвигалась на него как древний идол, как божество неведомых племен, обладающее страшной и непреодолимой  силой своего пола… Углы, треугольники, щупальца –  во всем этом  бурлило бешенство создания, радость какого-то звериного совокупления, прекрасного яростного творения жизни…

Он проснулся с диким криком и  безумно колотящимся сердцем… Восторг узнавания и понимания еще владел им… Его руки дрожали, словно он только что сорвал последнее седьмое покрывало с давно мучавшей его тайны…

Он постиг ее!… Он постиг ее!… Он наконец увидел ее!…И  теперь он знал,   как  удержать этот коварный ускользающий образ… Как удержать ее возле себя… Она будет меняться, да, будет прятать от него  свои тайны, менять облик... И пусть.. а он будет охотиться за ее отражениями и вешать их на стенах своей мастерской, словно трофеи… Теперь он знал что нужно делать…

Художник подошел к мольберту… с отвращением отшвырнул в сторону старый классический набросок… установил новый холст… и взял в руки кисть…