Киса

- Твою мать! – ругался он. – Какого чёрта?!

Он лихорадочно перебирал бутылки, стоявшие у него под столом, пытаясь выбрать лучшее… нет! Он достал две оранжевые коробки и тихо произнёс:

- Mondoro! Наш первый напиток. Она должна оценить…

В голове невольно промелькнула мысль о том, как же давно это было. Почти восемь лет назад. Он был еще совсем мальчиком, и она была моложе, но уже тогда, в тот самый вечер, искра распаляла их обоих изнутри, готовясь придать огню сердца. И сколько им предстояло находиться в разлуке после того судьбоносного дня, когда стальной дракон вознесся к небесам, унося его, еще юного, на другой край планеты.

Всё уже было уложено – запасная одежда, средства гигиены, подарок. Эти две оранжевые коробки, с бутылками изящной формы, он приобрёл заранее, осознавая, что потом не будет возможности их купить, ибо уже совсем скоро ему предстояло ехать на такси в центр города. Другого города. Но что самое главное, он бережно уложил в сумку пакет, в котором находились подарки. Ведь он ехал не к какой-нибудь непотребной девке, он ехал к той самой женщине, что стояла рядом в трудную минуту, и держала за руку в час скорби. Ехал, чтобы быть рядом в этот особый праздничный день.

Сапсан тронулся с места. И никто не знал, что в этом скоростном составе он уже мчится в другой город, глядя на фасад торгового комплекса «Галерея», что на Лиговском проспекте. Предвкушение охватывало его все более и более нарастающими волнами. Но он сознательно тормозил свое тело: «Еще рано! »

Четыре часа дороги тянулись безумно долгими минутами ожидания и нетерпения.

Из окна гостиницы открывался прекрасный вечерний вид на центр Столицы России. С балкона высокого этажа – сотрясающая душу картина на вечерний Кремль и набережные Москва-Реки. Подали машину. Весенняя теплая погода Москвы располагала к прогулкам, но разве о них сейчас речь? Важной походкой, со строгим видом она села в машину, поправила кашемировое пальто карамельного цвета и автомобиль тронулся.

Сапсан остановился. Голос проводника объявил о прибытии. Всё, еще несколько минут и они вновь встретятся. Он снова увидит эти строгие черты лица, прикоснется губами к её лепесткам роз, ощутит жар её пылающего желания, услышит нежный томный голос. Она встретила его у выхода с перрона. Он шёл в своём длинном сером плаще классического покроя, развивающемся от ветра. Пафос, уверенность, эго – вот что исходило от него в этот момент. Но сейчас, что бывает крайне редко, он источал их по-настоящему, без игры и театральных масок. Он был… НАСТОЯЩИЙ! Именно такой, какой пленил её.

Он подошёл молча. Пренебрежительно бросил сумку на мокрый из-за мороси асфальт, и, обняв за талию, впился в её губы своими. Она даже не успела отреагировать. Но напряжение смыло волной, и она отдалась его рукам. Четкая цель – вот что читалось в его черных глазах. Окинув взглядом её прекрасные формы, он тихо прошептал:

- С Днём Рождения, Любимая! Я скучал!

Несколько мгновений они стояли, обнявшись, пока он не прервал страстное молчание:

- Поехали скорее!

Бесстыдство и четкое стремление определяли его порывы в эти минуты. Но в её зеленых глазах загорелась искра согласия и жажды. Водитель открыл дверь машины и вежливо протянул руку, чтобы взять сумку. Именинница упала в объятья любовника и элитная иномарка тронулась.

Путь от Площади Трёх Вокзалов до Большой Якиманки, 24, пролегал мимо Московского Кремля и через Большой и Малый Каменные мосты. Но проезжая мимо воплощения величия древней Империи, они даже не посмотрели на его краснокаменные стены. Они были заняты друг другом. И если бы не отсутствие перегородки между пассажирами и водителем, она отдалась бы ему уже тогда. Но, как известно, все, что не делается, – делается к лучшему. Так что они выстояли перед соблазном, и она сдержала его для воплощения в жизнь того, что приготовила для встречи. Надо признать, справедливости ради, что он все порывался раздеть и взять её прямо в эти минуты. «Пусть смотрит, жалко, что ли? Какая разница? Он всего лишь водитель! »

Но она держалась, хотя горела от желания. Но самое сильное удовольствие получаешь лишь тогда, когда наступает истинный момент утоления этой жажды. И она прекрасно знала этот закон. Так что, будучи искушенной женщиной, терпеливо ожидала, удерживая осады этого горячего самца.

Роскошное фойе гостиницы ни на секунду не остановило. В лифт и как можно скорее!

Он уже порывался начать срывать с нее одежду, но еще не наступил момент. Что же делать? Уступить его желанию или, преодолев свое собственное, потерпеть до нужного момента?

Дверь в номер открылась так, словно её вышибли средневековым тараном. Он уже начал раздевать её. С неимоверным усилием воли она оторвалась от его губ и прошептала:

- Подожди… Пожалуйста! Прошу тебя!

- Что случилось? - ответил он, не отрываясь от ласк ее шеи.

-  Всё хорошо, правда! Десять минут, прошу тебя! Дай мне десять минут.

Он оторвался. Безмолвный вопрос повис в воздухе. Но за столько лет он уже прекрасно знал её. И если бы она не приготовила для их встречи что-то особенное, она бы не просила подождать. Стоп! А вдруг всё не так? Что если она решила использовать эту встречу для финального разговора и разорвать их связь? Неужели наступил этот момент??! От этой мысли дрожь пробежала по его спине. Некая парадоксальная дрожь, объединяющая в себе страх потерять эту женщину и боязнь лишиться намеченного на эти три ночи. Такова природа мужчин - будучи возбужденными, они ни на секунду не забывают о моментных всплесках удовольствия.

Она села у большого зеркала в резной деревянной раме и начала поправлять макияж. Он достал коробку и, подойдя сзади, надел на неё синюю торсаду из множества шелковых нитей, с крупным золотым диском, свободно крутящемся в подвесном звене. На диске были непонятные языческие символы, разбросанные в хаотичном, но гармоничном порядке. Она прикоснулась к диску:

- Какая красивая!

- Это Frey Wille. Помнишь, как я обещал, что однажды ты будешь носить их украшения? С Днём Рождения, Лапочка! – его пальцы сыграли небольшую симфонию на нежной коже её шейки, а губы припали к щеке. Они смотрели друг на друга через зеркало и опьяняющие ароматы тел, так агрессивно пробивавшихся из-за завесы парфюмерных запахов, пленяющее приковывали друг к другу.

- Иди скорее, я жду, - прошептала она.

Любопытство – великая сила, подчиняющая, порой, всю волю человеческого естества. Прихватив темно-синюю спортивную сумку, он отправился в ванную. Уже стоя под горячими острыми струями воды, он понял, что душ ему был необходим – освежиться с дороги никогда не бывает вредным. Но приходилось всячески отгонять от себя мысли о сексе – непокорная мужская плоть предательски тянула в спальню.

Она получила несколько минут. Небольшая пробежка в спальню. На кровати уже была разложена какая-то одежда черного цвета. Ободок с угловатыми ушками в волосы, пояс, бархатная лента на шею… Он стоял перед большим зеркалом и поправлял свои длинные волосы, а она, в другом зеркале оценивала свой вид. Она едва успела накрасить кончик носа черной краской и провести от него несколько линий по щекам.

- Ты где? Тут и заблудиться можно, - послышался его голос. Он шел по гостиничному номеру, обмотанный белым полотенцем, с голым торсом и с красивой зеленой бутылкой в руках.

- Где мне еще быть, кроме как здесь? Я уже жду.

Проходя через комнаты он сорвал золотистую фольгу и снял мюзле. Он вошел в спальню, выкручивая пробку из бутылки с узором спирали.

Войдя в спальню, едва бросив взгляд на кровать, он остановился. Черный латексный корсет подчеркивал формы, приподнимал грудь; пояс с чулками приковывал взгляд на её идеально ровные ноги, а туфли с каблуками удлиняли их; черные острые ушки выглядывали из-под огненно-золотистых волос; бархатная лента на шее с четырьмя радужными кристаллами; подводка к глазам придавала им миндалевидную форму; а черный кончик носа и нарисованные усики довершали общую картину.

Он провел языком по губам и с негромким хлопком вынул пробку из бутылки, медленно направился к кровати.

- Ка-ка-я Киса, - протянул он, сделав глоток прямо из горла зеленого стеклянного сосуда.

- Миу? – играючи отозвалась она.

От напряжения пот мелкими каплями проступил на его теле, и дрожь пробежала по спине. Пробегая взглядом по всему этому великолепию, он протянул ей бутыль. Даже не меняя позы, она сделала несколько глотков, после чего еще сильнее прогнула спину. Отсутствие трусиков превратилось в его сознании в знак отсутствия любых барьеров. Никаких прелюдий или долгих игр. В моменты такого резкого и всепоглощающего желания человек перестает видеть путь – только конечную цель. Он же в это мгновение разрывался между желанием наброситься на девушку или продолжать и дальше созерцать эту красоту.

- Мне казалось, что в такой день я должен радовать и ублажать тебя, - улыбнулся он.

- У нас впереди три ночи – еще успеешь побаловать. То, что ты сейчас рядом со мной – лучшая радость для меня.

Она медленно, дразня изгибами тела, подползла на четвереньках к нему, встала на кровати на колени, сделала еще один глоток и дала ему бутыль с игристым вином. Приставив горлышко к губам, он задрал голову вверх. Она игриво облизнула ему шею и, едва он проглотил вино, тихо спросила, положив руку ему чуть ниже пояса:

- Tu me baiseras?

- Думаю, я понял, что ты сейчас сказала. Хочу тебя, - шептал он в её маленькое ушко, расстегивая металлические застежки спереди её корсета.

Перехватило дыхание в груди, дрожь вдоль спины, переплетения рук, судорожные движения. Она обняла его за спину и повисла на нём – он перенёс её на подушки. Черный корсет отлетел куда-то в сторону, обнажив её прекрасную грудь – губы незамедлительно потянулись, ласкать, облизывать, покусывать. Она лежала, покорно принимая ласки, и гладила руками его отвердевшее от нетерпения орудие. Сегодня ночью, как и всегда, в общем-то, его возбужденная плоть – это инструмент её наслаждений. Нетерпеливые ласки, следуя четкой цели - как можно скорее возбудить, были окрашены цветами игры. И игра эта стирала в памяти почти три месяца разлуки. Она смело взяла его руку и положила себе между ног, направив пальцы внутрь. Жар, влага и пульсация мышц. По его зову, она раздвинула ноги и он начал медленно входить.

- J'ennuyer de toi, mon gar; on! Plus vite! Je te veux tout et totalementt!

Он двигался, меняя ритм и резкость с каждым её вскриком. Но такое сильное возбуждение просто физически не позволяло долго сдерживаться.

- Я уже скоро кончу… Не могу больше…

- Да… да… хочу этого… хочу чувствовать это внутри…

Он отодвинул вниз шеи бархатную ленту и впился зубами в кожу. В это мгновение дрожь напрягла все мышцы тела, и жизнетворящий нектар полился потоками в неё. Он замер.

Первый оргазм после долгого воздержания подобен чувству освобождения – чувствуешь себя Титаном, сбросившим непомерную адскую ношу с плеч. Но в данном случае – со всего тела. Он покусывал мочку маленького ушка, ласкал животик и грудь, шептал ей нежные слова любви.

Они лежали так, лаская друг друга, пока урчание в его желудке не прервало тишину. Она засмеялась:

- Поскольку сегодня мой день – я накрываю на стол.

- Погоди. Я хотел сводить тебя в ресторан. Выбирай какой!

- Нет, я уже не хочу сегодня одеваться. Завтра сводишь. Костюм, кстати, привёз?

- Точно! – подхватил он. – Надо достать, чтобы отвис, а то потом весь в складках будет, словно он в попе побывал.

Он пошел доставать из сумки всё привезенное. Она потянулась к телефону, поднесла трубку к уху и говорила туда что-то по-французски. Положив трубку, она взяла с туалетного столика бутыль Mondoro и подошла к нему:

- Через тридцать минут привезут еду – накинь что-нибудь?

- Конечно! Тридцать минут говоришь?

- Успеем? – её глаза снова загорелись. И, чтобы поддержать возрождавшееся возбуждение тихо мяукнула: - Миу!

Как безумный он подошел к ней, подхватил на руки и понёс в кровать. Она едва успела поставить на столик сосуд с алкоголем. Новая волна возбуждения, опьяняющее душу желание. Она сидела сверху, повернувшись к нему спиной, опиралась руками на грудь. Он направил возбуждённую плоть, но чуть ниже. С короткими перерывами, поправляя дыхание, она медленно погружала его в себя. Села. Несколько мгновений, чтобы привыкнуть. Начала двигаться. Он гладил её спину, бока, живот, груди, бесстыдно задавал ритм, придерживая за плечи.

Она слезла и подошла к туалетному столику с зеркалом. Оно подошел сзади, погладил её шею, и слегка подтолкнул. Она опиралась руками, прогнула спину, а он двигался, поддерживая её за живот.

Предчувствуя новую волну, она откинула голову назад и в отражении показалась бархатная лента, так страстно имитирующая ошейник. Один из тех дорогих ошейников, которые безумные богачи покупают своим питомцам – с бриллиантами, рубинами, жемчугами. А он… Он с улыбкой наблюдал за этой кошкой через зеркало, смотрел на то, как напрягается её прекрасное личико по мере нарастающих ощущений. Свет ночной Столицы, пробивавшийся из-за кружевного тюля,   играл на их телах. Но она не могла видеть его, только лицо с печатью страстной агрессии, а вот он – он наслаждался тем, как её обтягивал тугой пояс, как от него тянулись плоские тканевые резинки к изумительным чулкам, как из ритмично играющего каскада огненно-золотистых волос выглядывали острые ушки. С её громким стоном он остановился.

- Сейчас упаду…

Он удержал её, положил на ковёр и лег рядом. Она тяжело и глубоко дышала.

- Сделаем перерыв?

- Non. Ne t'arr; tes pas. J'en veux encore une fois!– прерывисто ответила она.

Он положил её на бок и продолжил. Она потянула руки вниз и ласкала его, стимулируя его скорый финиш. Новая совместная судорога пробежала по вспотевшим телам. Он едва держался, чтобы не упасть и тихо рычал сквозь зубы.

Дрожащими руками она сняла с шеи ленту, отстегнула пояс, стянула чулки, убрала ободок с острыми ушками.

- Сейчас принесут еду. Я пока в душ быстренько схожу, хорошо?

Он одобрительно кивнул и поспешил прижать её к себе, поцеловать. С его помощью она поднялась и на дрожащих ногах пошла в ванную. Он натянул светлые брюки и ждал, стоя у окна, любуясь видами ночной Москвы.

В дверь постучали. Он открыл, и молодой человек в красной униформе вкатил трехуровневую тележку с едой под блестящими металлическими полусферами. Закрыв за ним дверь, он нетерпеливо осмотрел весь ассортимент привезенного. И направился к ней. Она лежала в ванне, от воды шёл пар.

- Я думал, ты в душ собралась.

- Мало ли куда я собралась! – шутливо огрызнулась она. – А мне захотелось в ванну, я же девушка. А сейчас я хочу, чтобы ты присоединился ко мне. Стягивай штаны и иди сюда.

- Может тогда принести чего-нибудь? Перекусим заодно.

- Если хочешь. Я бы предпочла просто допить вино. Mais avant de partir, retire le pantalon!

Он стянул штаны и пошел в комнаты. Может хоть перекусить? Ну хотя бы что-то, перебить голод? Он глубоко вдохнул запах одного из блюд. Фуа-гра! Это же фуа-гра, обжаренная в мёде и молоке! Такое блюдо ему предстояло попробовать впервые! Он взял слегка поджаренный тост и положил на него кусочек. Божественный вкус! Ощущение всей прелести данного блюда разлилось по его телу как цветочный сок. Доев, он сделал второй, прихватил из спальни бутыль и пошел в ванную. В пузыре оставалось около трети игристого вина. Он встал в воду и протянул ей блюдо с бутылкой. Но вместо того чтобы принять угощение, она с хитрой ухмылкой резко потянулась вперёд, жадно раскрыв рот. Со стороны картина была бы несколько необычной. Легкий пар от поостывшей воды, он стоит с изящной бутылкой вина в одной руке и сэндвичем с фуа-гра в другой, а она облизывает, ласкает языком и губами его взбухающую плоть. В голове промелькнула мысль о том куда деть еду и напиток, но он тут же начал поедать хлеб с гусиной печенью. Странное двойное ощущение подкатило к душе – вкусная еда и ощущения от великолепного минета. Доев, он глотнул вина, и поставил его на в угол форменной ванны.

Она облизывала его по всей длине, отвлекаясь стреляла глазами, нежно работала руками. Он сжимал её голову, наслаждаясь и контролируя движения. Поначалу её движения были равномерными и нежными, ведь задача была - возбудить. А после, насладившись вкусом его плоти, она ускорила ритм, сильнее сжала его губами. Поскольку еще недавно он отдавал ей свои густые потоки, теперь его чувствительность была несколько снижена. Зная это, она помогала себе руками, сжимая и четко контролируя ритм. Расплавляясь в разрывавших живот судорогах, он не знал за что схватиться, ведь по ногам уже начала пробегать предательская дрожь, которая вот-вот, вместе с общим взрывом, обессилит. Одной рукой он схватился за стену, покрытую итальянским кафелем, а второй продолжал подсказывать ей движения. Чувствуя усиление пульса и его рефлекторные движения, она в последний момент вынула горячий фаллос, и белые брызги окропили её алые губы. Она смотрела ему прямо в глаза и облизнула лепестки розы, подержала на языке, и проглотила. Его отсутствующий взгляд говорил о том удовольствии, что мягко расплавляло душу. Он медленно сел и поцеловал её в губы. Да, к сожалению, многие мужчины считают это неприятным – целовать в губы свою партнёршу после орального секса, но не этот! Для него это было нечто само собой нормальное, естественное.

Он сидел, она легла спиной ему на грудь и, осыпанная нежностями, ласками, поцелуями, прижималась к нему. Они шептали друг другу нежные слова, целовались, боялись хоть на секунду разомкнуть руки.

- Allons nous manger - la nourriture vient de refroidir, - прервала она идиллию мягкой тишины.

Он встал, быстренько вытерся, взял второе полотенце и подошёл к ней. Капли теплой воды стекали по её загорелой коже. С лёгким трепетом он вытирал это божественное тело, её великолепный животик, стройные ноги, лебединую шейку…

Они вместе приготовили овальный стол в центральной комнате и разложили все принесённые мальчиком блюда. Изящная фарфоровая посуда с узорами вмещала всё – от горячих мясных и рыбных блюд, до овощных гарниров, салатов, нежных десертов и ассорти – сырных, фруктовых. И несколько бутылок алкоголя: вишнёвый ликёр, игристое вино и золотистый ром. Набросившись с аппетитом на еду, они беседовали. Вспоминали те прелестные зимние две недели на далеком гористом снежном острове, обсуждали, у кого что происходит в жизни, намечали планы. Июль. В июле она планировала появиться в Северной Венеции. Дел будет немного, так что почти все четырнадцать дней она была готова провести рядом с ним.

Вообще у обоих был соблазн насытиться изумительно вкусной пищей до отказа, но… они ведь не виделись три месяца! Сплоченные тела и души каждого требовали другого. Улавливая на себе его пристальный взгляд, она снова возбуждалась. Она взяла небольшую клубничку в рот и потянулась к нему. Во время поцелуя они играли ягодкой, отдавая друг другу, пока он не раскусил её пополам и они проглотили по кусочку.

- Que tu as parl; ; propos de me livrer la d; lectation? – поинтересовалась она.

- Только скажи что мне сделать, Любовь моя! – подхватил он.

Она взяла бутылку ликёра, схватила его за руку и поманила за собой во вторую спальню. Она села на пышные подушки, раздвинула ноги, и он лёг сверху. Он целовал её губы, шею, грудь… постепенно опускаясь всё ниже, согласно воле её рук. Уже когда он покрывал нежными прикосновениями губ низ её живота, она открыла ликёр и сделала глоток. Прекрасный напиток! Вишнёвый вкус распускался на языке, словно дивный цветок. А он… Он уже перешёл к ласкам совершенно другого рода. Никто еще не мог доставить ей такого наслаждения языком! У него была особая техника? Или чувство любви усиливало ощущения, которые она получала от него? Кто знает…

Она сознательно сдерживала себя, оттягивая удовольствие. Но и он вошел в это страстное опьянение. И вот, она приставила горлышко бутылки к своему солнечному сплетению и начала медленно отпускать ручеёк густого напитка по животу. Вишнёвый аромат таял на её пламенном теле, стекая прямо к её бутону. Он начал пить его. Только это уже был не ликёр, нет. Напиток смешивался на его языке с её секрецией, превращаясь в опьяняющее зелье алкоголя и наслаждения. Стараясь не проронить ни капли, он удвоил усилия, глотая всё новые и новые ручьи. Она отстранила сосуд и откинулась на подушки, и каждый выдох её сопровождался стоном – всё громче и громче. Её пальцы с заточенными когтями играли в его длинных волосах цвета горького шоколада, сжимали голову. Он резко остановился с её громким возгласом. Секунд тридцать она лежала, уцепившись мёртвой хваткой в покрывало, жадно глотая воздух. И только после того, как она ослабила пальцы, он снова коснулся кончиком языка её плоти. Она задрожала. Тяжелая отдышка и громкие удары сердца горели в её груди. А он, не спеша, нежно прикасался кончиком языка к её прекрасному цветку, и гладил при этом её бёдра.

Вся кровать пропахла ликёром, и крупные алые пятна остались на покрывале. Он взял её на руки и отнёс во вторую спальню. Они заснули даже не с утренней зарёй, а уже при ярком свете солнца – в ту ночь она отдалась ему семь раз. Ещё ни одна женщина не была способна довести его до такого возбуждения.

Она проснулась днём, без причины. Но стоило ей шевельнуться, как объятья его стали стальными оковами, без права на освобождение. Он ещё сильнее прижал её к себе, уткнулся носов в волосы и прошептал сквозь сон:

- Не отпущу! Моя!

Улыбка забвения в тот же миг затанцевала на её алых губах, она повернулась лицом к нему, закинула ногу и вернулась в Царство Снов.

Они проснулись под вечер. Им так не хотелось разрывать объятья.

Перехватив то, что осталось от вчерашнего застолья – холодное, но всё так же безумно вкусное - они начали собираться. После душа она достала своё вечернее голубое платье с оранжевыми гармоничными узорами (подаренная золотая подвеска очень кстати по цветовой гамме подходила к нему) и в одно движение натянула, в то время как он надевал строгий черный костюм-тройку. Поправив рукава белоснежной сорочки, он зашёл к ней в спальню и оценил её великолепный вид.

- Ты выглядишь изумительно!

- Спасибо, - скромно улыбнулась она. – Я купила его специально для тебя. А галстук? – спросила, не отрываясь от нанесения вечернего макияжа.

- Здесь же нашита специальная лента – имитация, чтобы носить без него, расстегнув верхнюю пуговицу, - от воротника, поверх пуговиц шла черная нашивка.

Подали машину и по вечерним пробкам они неспешно поехали в выбранный ею заранее ресторан.

Столик на двоих, подальше от всех, именно как они предпочитают. Плотный ужин: салат, суп, основное блюдо с мясом, фруктовый десерт. Посреди обеденного зала находилось танцевальное поле, на котором никого, естественно не было. Вдруг легкая музыка прервалась, и объявили белый танец. Странным ему показалось то, что даже после этого никто не обратил внимание на то что здесь можно потанцевать. Впрочем, чего еще ждать от вечно поспешных и вечно усталых жильцов Столицы нашей необъятной страны? Другое дело то что он видел так часто в Северной Венеции – при подобных обстоятельствах обязательно найдутся те, кто вышел бы из такой пёстрой, но одинаковой толпы. Она схватила его за руку и потянула за собой. Как только они встали в соответствующую позу, зазвучали основные ноты песни. И они закружились в нежном вальсе.

- Это же Luna Tu! – воскликнул он. – Alessandro Safina!

- Ага, - улыбнулась она.

И они кружились, в свете ламп, а все присутствующие в зале оторвались от своих тарелок и смотрели на танец. Воистину лучшие партнёры для танца – это любовники! Только они могут так чувствовать друг друга, особенно когда оба умеют танцевать, а не толкаться на месте.

- Ты без нижнего белья?

- С таким платьем его не наденешь, - наигранно сожалеющее отозвалась златовласка. – Иначе все увидели бы что я надела под него!

- А так они видят что ты без лифчика и трусиков…

- Пусть. И пусть с завистью думают о том как ты будешь любить меня сегодня ночью.

- Чертовка!

- Тс-с-с, - она приставила указательный палец к губам и тут же вернула руку в его ладонь. – Никому не рассказывай – это наш секрет.

- Демоница, - отозвался он.

Слегка обрезанная в финале версия песни прекратилась через три с половиной минуты – так им удалось сделать резкий страстный финал танца, а не продолжать двигаться под убывающую мелодию.

Зал аплодировал. Наверное, это было весьма непривычно для московской публики, чтобы гости ресторана просто так танцевали.

Они вернулись в номер поздно ночью. Она снимала с себя украшения, наклонившись перед зеркалом, а он бесцеремонно подошел сзади, задрал платье и начал ласкать её прекрасные формы руками. Она не сопротивлялась. Наоборот – с начавшимся возбуждением она стянула платье через голову, откинула его в сторону и продолжала принимать его нежности. Отодвинув рукой косметические принадлежности подальше, она развернулась, села на столик и широко раздвинула ноги, призывая его к себе. Они целовались и размеренно, без спешки снимали с него костюм. Как только он оголился, тут же направил твердый фаллос прямо в неё. Она уцепилась когтями в его спину, и ему пришлось приостановиться, чтобы оторвать её от себя.

- Chaque fois que je me sens toi ; l'int; rieur de moi, je bouillonne d'un seul d; sir - de le sentir toujours. Chaque jour, chaque minute., - прошептала она.

- И ты готова всегда дарить мне это?

- Oui, toujours. D; s que tu demande.

Она придерживала себя за его плечи и дышала в такт с ним. Из всех украшений, на ней осталась только та крупная подвеска на шелковой торсаде, что так бесцеремонно свисала вниз под собственной тяжестью, когда она повернулась спиной к нему и облокотилась на столик. Он гладил и сжимал её идеальной формы ягодицы, затем направлял руки к груди и кончиками пальцев ласкал маленькие твёрдые алые соски. В предвкушении она прикусила губы, и неистовый вопль сорвался с её уст, едва его соки начали изливаться в неё. За секунду до этого он бросил взгляд на её отражение, и ему показалось, что вчерашний макияж – черный кончик носа и линии на щеках – всё ещё на её божественном лице. «Настоящая кошка! » - пронеслось у него в голове.

Это была ночь размеренных, нежных, безумно чувственных прикосновений. Оргазм следовал за оргазмом, и был момент когда, задыхаясь от жара собственного тела, она распахнула окно и мысли что звуки их неподдельной страсти могут услышать, невольно проявлялись в его голове в общем водовороте эмоций. Это лишь усиливало желание!

Вторую бутыль Mondoro они выпили практически залпом.

Наступила третья, последняя в эту встречу ночь. Сапсан отправлялся в Петербург в пять утра. Они лежали, ласкались, целовались, отдавались страстям. Тела уже насытились сексом, осталось насытить души. А души влюблённых насыщаются общением, совместным временем, чувством родного тепла. Он включил телевизор и начал переключать каналы в поисках хорошего фильма. Каждый раз, когда он садился к ней, она неизменно прижималась к его плечу и держалась за руку. И вот, они попали на начало фильма на английском языке – об истории противостояния двух великих умов Двадцатого века: Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга.

- Хороший фильм. Оставишь?

- Да, я как раз хотел посмотреть его на английском.

Он прижал её к себе и в ночной тишине они, под фильм, гармонично грелись телами и душами друг о друга.

В одной из сцен очень ярко показывалось как главный герой, предварительно привязав ремнями к спинке кровати, хлестал главную героиню по обнаженному телу. Она же, лежащая здесь зеленоглазая иностранка, почувствовала, как его рука сжалась, как пробежала резкая дрожь по коже; увидела, как напряглись ноги, а бросив взгляд на лицо, наблюдала проступившую гримасу, напрягшиеся губы, как он прищурил глаза, и дыхание стало тяжелым, едва сдерживаемым…

- Так вот оно что! – подумала она. – Вот что в нём бурлит и клокочет. Никогда не признается в этом, но это видно. Причина его вечной агрессии и жесткости – тайное желание попробовать воплотить их в сексе, излить ярость через страсть… Ты зверь! Хищник!

Да, теперь она поняла это. Быть может ей не дано заполучить его как мужчину своей жизни, но теперь она знает как ей стать особенной для него. Не просто той, очередной побывавшей с ним в одной постели, а особенной. Да, теперь она загорелась этой идеей, этой мыслью.

Ленинградский вокзал. Он, в своем сером плаще; она, в элегантной черной кожаной куртке. Они стояли в центре зала и обнимались, стараясь удержать последние мгновения. Он достал из сумки коробочку в яркой обёртке и протянул ей.

- Это тебе. Потом посмотришь что это. Мне пора.

- Хорошо, - с грустью ответила она.

Она крепко прижалась к нему и прошептала:

- Ich liebe dich.

- Я научился понимать тебя, когда ты говоришь по-французски только из-за твоих интонаций, а ты теперь и немецкий используешь.

- А ты, к стыду моему, только английский знаешь, помимо родного языка! – укоризненно ответила она.

Её рука потянулась к шее и отстегнула бархатную ленту с кристаллами и надела на него:

- Я сама сделала её. Возьми. Она теперь твоя.

Они поцеловались, прошептали последние слова нежности, он развернулся и пошёл к серебристому составу. Он шёл по платформе, и черная лента сдавливала его шею. Что-то подсказывало ему, что она не просто так надела на него этот ошейник; что она поняла какую-то его сокровенную тайну, догадалась о каком-то глубинном желании.

Грустным взглядом она провожала его. Но это была уже другая грусть, особая. Ведь теперь у неё появился четкий план действий на её летний приезд в Северную Столицу России, ибо теперь она как никогда прежде готова к их следующей встрече.

24 апреля 2013 г.

Максим Кузнецов