Открытие женщины. Из сборника Женщины извращенки порно

ОТКРЫТИЕ   ЖЕНЩИНЫ.

То есть, всего и счастья то:   чтобы на длинных этих, примерно метр в длину, но не очень хорошо, если слишком худых , сидели две округлости, размером примерно с дольку небольшого арбуза каждая. Но не то чтобы "сидели" - мало приятного, когда округлости эти  архитектурно отекают, словно тающие шарики пломбира или провисают, как спускающий воздух мячик.   Лучше всего, когда матовая колонна, немного подрумяненная, с  выгоревшими на солнце ворсинками, переходит в округлость без наплывания последней на свою стройную опору.   Особым шиком считается, когда даже нет намека на линию, которая разделяет две геометрические фигуры. Эта линия («морщинка») , которая появляется со временем, свидетельствует об уже начинающемся процессе внутреннего распада и внешней коррозии.

Затем, если подняться взглядом чуть выше, хотя иным это сделать и крайне тяжело, так как они считают округлости самыми приятными для лицезрения частями, но всё же, если попробовать  оторвать взгляд и прилепить его чуть выше, то  нас может встретить там плоская ровная поверхность,    прилепленная к внутреннему остову  достаточно крепко, но так, что остается довольно много возможностей для щипков и фантазий.

Выше этой поверхности, на которой глаз как будто отдыхает,   обычно располагается некое поле с движущимися внутри него шарнирами или, если применить метафору,   словно два растения  росли, росли, а потом кто-то положил тонкую ткань и они уперлись в эту ткань своими треугольными листами – в одном случае  уперлись плашмя,   в другом -  под острым углом, и этот острый  угол небезосновательно  считается признаком чего-то юного и трогательного.   Действительно,   выпуклости эти  очень хочется иногда потрогать, погладить, а еще больше -  уткнуться в них,   приложиться к ним чем нибудь мягким, так чтобы сгладить, предохранить нежную  ткань от прорывания. В общем,   без замирания сердца глядеть на эти треугольные  угловатости практически невозможно, а трогать не всегда позволительно.

Ну и не будем мучить и терзать себя, а лучше направим взор на то, что повыше, но бывает, что и пониже, бывает, что аж до самых арбузных округлостей свисают длинные тонкие, будто бы куски лески или шелка нити, но странным образом меж собой не переплетаются и не запутываются, образуя как бы водопад тоньчайших струй  цвета чая, цвета слоновой кости, цвета зрелой пшеницы, а иногда  цвета глины или даже заката. Цвет может быть разным и он также меняется в зависимости от освещения, времени года, прозрачности воздуха.   Но есть у этих медовых извивов одно замечательное свойство:   они и сами способны менять атмосферу и, так сказать, настроение окружающего пространства - стоит лишь ими потрясти, организовать им медленный хрустальный перебор, позволить им на мгновение течь, куда угодно. Впрочем, более всего радуются, ощушая их, не глаз,    но нос и кожа. Как иногда приятно пахнут эти тончайшие нити! Как изумительно бывает, когда небольшая метелочка, отставшая от других прядей тихонько, будто шутя, но вполне серьезно, или наоборот, кажется, что серьезно, но на самом деле из чистого озорства,   пощекочет вам плечо или даже нечаянно попадет вам в рот.   Вот тогда держите!   Вот тогда кусайте и не отпускайте, пока не получите своего,   пусть это будет даже и чувствительный удар . Но счастлив тот из нас, кому они поддадутся и кого накроет их мягким и душистым покрывалом.

Начало водопад этот берет на эллипсоидном шаре, который крепится к остальной фигуре с помощью цилиндрической смычки. Смычка эта бывает поделена посередине небольшим вертикальным ровиком с выступающими из этого ровика очертаниями как будто не до конца зарытой сегментированной трубы. Деталь эта, имеется в виду смычка, не столь заметна на фоне остальных чудес, коими обладает обьект, но все же, некоторые делают себе целую эстетическую карьеру, развивают в себе полноценное чувство вкуса и античной меры, просто разглядывая эту цилиндрическую  деталь, сравнивая различные виды этой детали между собой, ища и вырабатывая эталон -  для каждой эпохи разный.

И вот мы уже наверху, на самой вершине этой замечательной конструкции, на апогее эллипсоидного, немного приплюснутого относительно вертикальной оси шара.   Выше уже  ничего нет и смотреть туда не надо, да и вообще  -  смотреть выше, считать облака, мечтать - не надо.   Всё и так уже есть в описываемом нами сложносочиненном и высокоорганизованном  объекте.             Поэтому, обойдём объект с обратной стороны и станем наблюдать его переднюю поверхность (тогда как начинали мы с задней поверхности).

Для начала обратим внимание на фронтальную часть эллипсоидного шара. Как правило, его обрамляют уже описанные выше пряди нитяного водопада, уходя и ложась на заднюю поверхность, как уже было сказано,   иногда аж до самых арбузных полушарий. Фронтальная часть шара -  это самая интересная по своей лепке часть  объекта, она  несет в себе  наибольший (относительно других частей) информационный заряд. Она представляет несомненный интерес, как для тех, кто хочет познать, понять объект, так и для тех, кто в принципе любит наблюдать за бесконечным движением и динамичной сменой состояний.

Если поделить шар на четыре части горизонтальными линиями, то на уровне линии, разделяющей  две верхние четверти,   мы обнаружим две впадины, ведущие вглубь шара, и в которые некоторые наблюдатели имеют неосторожность впадать,   сваливаться, и за эту возможность впадать и сваливаться готовы отдать хоть даже и жизнь, но чаще ограничиваются лишь честью и свободой. Внутри этих впадин плавают на своих жгутах влажные мягкие камушки, каждый из которых украшен сверху перламутровым кружочком. Кружочки эти иногда светятся в ночи и   это прекрасное зрелище… особенно когда ты чувствуешь запах медвяных струй и предполагаешь наличие арбузных полушарий, которые в момент наблюдения, однако не видны,   так как располагаются с задней стороны. Один ценитель очень сильно сокрушался по поводу того, что не может видеть и ощущать одновременно зад и перед, право и лево, северозапад и юговосток описываемой совокупности и предполагал, что случись это,   стань это возможным - и тогда будут оправданы все неудобства земной жизни.   Но пока, на современном этапе научного знания, такой способ наблюдения невозможен, поэтому сосредоточимся на частностях, которые не менее важны в нашем случае, чем общее впечатление.

На берегах этих вулканических озер ( в которых плавают влажные камушки) растут бархатистые щупальца, волшебные ложноножки,   представляющие собой укороченные аналоги  медвяных нитей. Они словно бы предостерегают  от любования озерами, создают полупрозрачный камыш.   Но некоторых эта полупрозрачность, полуоткрытость еще больше разздразнивает,   и тогда, при долгом вглядывании в них с сознанием наблюдателя начинают происходить странные вещи: все в объекте  начинает трактоваться наблюдателем как знак своей, наблюдателя, избранности, всё кричит в пользу того, что объектом  необходимо обладать и на это дано молчаливое согласие -  таково  магическое магнетическое свойство озёр.

Странно, что мыслители прошлого,   так много сил положившие на изобретение философского камня, обращающего все, к чему бы он не прикасался,   в золото, совсем не думали о создания камня, который бы притягивал золото, как магнит.   В конечном итоге, какая разница, как именно  добудется золото: путем превращения или путем притягивания?   Изучаемый нами объект подобен этому второму камню.   Он магнетизирует и притягивает все окружающее "золото" - благо, добро, внимание, восхищение, предвкушение и т. д и пр. из окружающего пространства.   И центром этого притяжения, центром, источающим магнетические токи, являются два вышеописанных озерца. На беду, если вы окажетесь в месте, где одновременно присутствуют несколько объктов с озерцами,   арбузными полушариями и со всем причитающимся . Ещё хуже когда таких объектов не несколько, а два - ваше внимание в таком случае начинает флуктуировать, добро и благо, содержащееся внутри вас начинает метаться между двумя магнитами, внутри начинает бурлить, как при несварении, и так до тех пор, пока вы не склонитесь в сторону одного из  них. Если же это колебание затягивается надолго, то на определенном этапе магниты поворачиваются к вам не притягивающей, а отталкивающей стороной (причем, делают это они, как правило, одновременнно) и тогда добро, которое все-таки успело вылететь из вас и устремиться к магнитам, меняет вектор движения на противоположный и возвращается к вам уже в виде острых стрел. Такова цена нерешительности в данном случае. А ведь об этой опасности вас заранее предупреждали полупрозрачные камыши.  

В  конструкцию озер из соображений  безопасности также входят шторы, закрывающие  озера на ночь,   подобно тому, как зачехляются орудия после боя.

Следующий элемент, за описание которого мы возьмемся, менее нагружен эстетически и эмоционально,   чем предыдущий , но он создает в большинстве случаев характер объекта, его родовую принадлежность и по нему можно с определенной долей уверенности судить из какой местности происходит объект, где добыто это в высшей степени полезное ископаемое. Он представляет из себя  некую возвышенность, что берет свое начало  между двумя озерами, а потом превращается в подобие  узкого горного хребта, который затем немного утолщается и, наконец, обрывается вниз. В этом обрыве есть два отверстия наподобие  пещер  или туннелей, ведущих вглубь хребта. Из пещер этих вырывается воздух и колеблет растущие на стенах пещер ворсинки, которые при обычном освещении почти не видны, но становятся заметны, когда светит яркое солнце и вообще вся конструкция находится  в горизонтальном положение. И  тут уж не упускай шанс,   смотри в оба  и делай выводы: если ворсинки чёрные и жёсткие, то это значит, что  объект обладает высокой и  жгучей энергией; если белые и прозрачные, мягкие и водянистые   - сложно сказать что-либо определённо.

Ниже этого обрыва с туннелями располагается весьма примечательная местность в виде одного сегмента гармошечного меха, а если быть  точнее – в виде двух складочек, между которыми находится каплевидная ямочка. При перепадах температуры в этой ямочке образуется  влага;   и вообще назначение этой ямочки не совсем понятно, но если задать самому  себе тихий вопрос : «для чего здесь это ямочка и холмики? », а потом  сосредоточенно прислушаться к самому себе, то через некоторое время можно услышать  внутри себя восторженный шепот и нечленораздельно-дружелюбное мычание по поводу этого элемента,   а четких слов не разобрать,   поэтому всё это остается великой загадкой для искушенного наблюдателя; а неискушенный поглядит на ямочку, обыденно хмыкнет и пройдет себе мимо,   как проходит мимо всего мира, а потом еще жалуется на скуку.

Следующее, на чем мы остановим наше внимание, очень противоречиво по своей природе и характеристикам,   поэтому и не понятно, как о нем писать. Но все же мы предпримем попытку.   Оно мягкое снаружи и твердое внутри, оно нежное и одновременно властное, оно манящее и опасное, громкое и тихое, насмешливое и серьезное. Что оно из себя представляет внешне? С этим, пожалуй будет полегче. Внешне это Оно представляет собой два полноватых мясистых розовых тяжа, которые соединяются друг с другом в обоих своих оконечностях, словно створки мягкой раковины или  полулунный клапан с горизонтальной рисочкой. Если наши аналогии не вполне ясны, то можете представить себе две горизонтальные продолговатые подушечки, которые то смыкаются, то размыкаются, то смыкаются, то размыкаются на радость людям. Когда подушечки разомкнуты, то мы можем видеть в открывающейся за ними полости  белые ровные пластины, как будто сталактиты на дне ущелья, которые, однако, прикреплены не к дну ущелья, а к его стенам -  друг против друга ровными рядами. Если попробовать заглянуть ещё глубже, за эти белые блестящие пластины, то мы сможем увидеть вход в самую нутрь объекта, в его розоватую магматическую начинку. Вот такой ландшафт мы обнаружим, если  будем как бы спелеологичечки заглядывать в  разомкнутые подушечки, но есть опасность что во время подобных штудий ущелье внезапно захлопнется и тогда поминай, как звали.

Ах да, конечно же мы позабыли еще об одном предмете, который находится внутри ушелья и как бы предваряет вход в колодец, ведущий  вглубь  объекта. Это мягкий розовый лоскуток, что ворочается за рядами блестящих пластин, с виду вроде бы безобидный, но в случае опасности или так, порой от нечего делать, он может начать болтаться и свистеть, щелкать и хлестко биться о стены ущелья и белые пластины, производя колебания воздуха определенной  частоты, которые могут быть вредны для здоровья  окружаюших  или даже угрожать их жизни.    

Как мог бы заметить вдумчивый читатель, в характеристике данного отдельного участка отражается и более общее свойство всей описываемой совокупности, а именно: находящийся рядом с объектом человек постоянно на грани,   он баллансирует между восторгом и инфарктом и, как  правило, в лучшие годы, совсем не знает покоя. А у кого рядом нет подходящего объекта, тот рассматривает  фотографии объектов или смотрит фильмы с их подвижным участием, может быть, благоразумно не приближаясь к настоящему объекту. Безусловно, это дистанционный смотритель не вкушает всех радостей, но, вместе с тем, и не страдает от побочных эффектов и жестокой зависимости.   Честь ему и хвала, зависть ему и спокойное забвение в окружении его фотографий и кассет.

Нижняя подушечка далее переходит в более блеклое, но и более гордое (как северная природа) навершие, хотя точнее будет сказать - нанижие (от слова - низ), которым и увенчивается (развенчивается), в конечном итоге, эллипсоидный шар, перед тем, как перейти во фронтальную часть цилиндрической трубы, коюю  мы описывали ранее. НанИжие это бывает широкое  или узкое, покатое и выдающееся вперёд, односоставное или делящееся внизу на две части. К сожалению, со временем оно имеет обыкновение разрастаться или даже обвисать, и тут мы сталкиваемся с очень деликатной темой - ветшания и прихода в негодность частей объекта и всего объекта в целом, хотя  это уже и выходит за границы нашего исследования. Целью нашей монографии является описание среднестатистических, идеальных  вариантов объекта, которые, собственно, и вызывают бурление интереса и защемление сердечных нервов у наблюдателя. Перед нами не стоит задачи изучать отклоняющиеся,   анекдотические варианты. Однако нельзя не упомянуть, что существуют любители, которым   объект мил  именно в определенных крайних состояниях и периодах  - слишком большой или слишком маленький, только развивающий или уже идущий на спад жизненного цикла, с огромными арбузными полушариями или несоразмерным горным хребтом на эллипсоидном шаре - вот, что им подавай на блюде земных явств. Существует мнение, что подобная идиосинкразия является средством защиты  от эстетического шока,   который может вызвать объект,   имеющий  среднестатистические параметры и находящийся в нужной кондиции , у неподготовленного или психически слабого наблюдателя.   Такая идиосинкразия, по нашему мнению,   в чем то сродни реакции дистанционного смотрителя.

Берясь описывать дальнейшее, точнее  нижайшее, точнее нежейшее, мы вынуждены сглотнуть слюну, унять сакральный трепет и с бесстрашием, презрительно поглядывая на идиосинкразиста и дистанционного смотрителя, стоящих всегда чуть поодаль, ринуться в опасное путешествие, целью которого является истина и красота и некие духовные вершины, на которых задерживаться надолго невозможно, поскольку разреженный воздух там чист, холоден, колюч и совсем непривычен для равнинного жителя.

То, что мы будем описывать далее  -  ослепительно, завораживающе (особенно в движении), его видел почти каждый, но разгадать не смог почти никто, за исключением, может быть, совсем затасканных циников, которые утверждают, что они пресыщены видом этих прелестей по гроб жизни, но им, циникам, веры нет почти никакой. То, о чем пойдет речь дальше, составляет, выражаясь по-военному, основной поражающий фактор объекта, главную  ударную силу оного.

Мы упустим из своего внимания переднюю часть цилиндрической связки между эллипсоидным шаром и остальным массивом (задняя её  часть уже была описана ранее), также совсем мимоходом оглядим  похожие на корни  выпирающие из земли две трубкообразные ветви, которые соединяются в месте чуть ниже срастания цилиндрической связки и основного массива (невозможно, однако, не упомянуть, что в месте соединения этих выпроставшихся корней, также образуется ямочка, назначение которой загадочно и завораживающе ) и, наконец, сфокусируем зрение на области, располагающейся ниже выпроставшихся корней.   Чисто географически эта область представляет из себя две возвышенности с ущельем между ними. И  чем выше, круче возвышенности, тем ушелье это глубже и опасней, а в иных случаях, когда не видно даже дна ущелья, то как-то даже астматически захватывает дух, и хочется все дальше и дальше гипнотически заглядывать в расщелину, подобно человеку, который до  смерти боится высоты, но не  успокоится, покуда не упадет откуда-нибудь вниз головой. Некоторые наблюдатели для того, чтобы продлить минуты созерцания оной области, привстают из-за стола, косят глаза, непреднамеренно цокают языком, будто разгоняют какую-то свою внутреннюю лошадь и, тем самым, обнаруживают свою наблюдательскую позицию и неподдельный интерес, и, тем самым, укорачивают время созерцания, спугивая объект и зарабатывая среди него дурную славу.   Хотя, кажется, для чего создана эта область (назовем ее "свяшенные холмы" и впредь будем использовать это наименование), как не для пристального разглядывания?

На вершине каждого холма находится перламутровый кружочек (опять перламутровый кружочек!) в центре которого прикреплена небольшая кнопочка. Ценители утверждают, что чем больше и одновременно круглее священые холмы и чем меньше перламутровый кружок с кнопочкой посередине,   тем лучше, породистей объект. Хотя некоторые конечно любят большие, расплывающиеся круги на холмах (вспомним, кстати, идиосинкразиста и дистанционного смотрителя), но в любом случае, при наблюдении холмов de sacra, возникает целый спектр разнообразных реакций - от священного трепета до какой-то дикой разнузданности, ощущение соприкосновения с тайной если не мироздания, то точно правильного времяпрепровождения в нашем подлунном мире. Если же вы хотите получить представление о консистенции священных холмов, то есть понять, каковы они наощупь, то вы можете воспользоваться советом одного моего старшего коллеги. Привожу выдержку из письма, которое он мне написал в ту пору, когда я, в силу своей юности, имел впечатление об описываемых холмах чисто умозрительное (то есть пару раз видал их издалека, но в остальное время зрил их только с помощью ума и живой фантазии и ни в коем случае не  притрагивался лично). Итак, мой коллега писал мне: "Дорогой мой друг, если же ты хочешь узнать, каковы они (т. е. священные холмы) вблизи, в непосредственном с ними соприкосновении, то ты можешь взять целлофановый пакет, не очень большой толщины, но и не слишком тонкий, дабы он не порвался, затем взять пару дюжин кроличьих печенок (печенки также следует брать у молодых кроликов,   а лучше крольчих, так, чтобы они были нежными и однородными по консистенции), положить их в пакет, чтобы они переместились к одному из его острых углов, затем несколько раз закрутить пакет с помощью вращения до появления некоторого напряжения в целлофане, или, как говорят биологи, до появления тургора внутри пакета - затем ты можешь взять получившуюся массу в ладонь и осторожно, словно бы взвешивая и замеряя, потискать ее. И теперь, если ты умножишь получаемую тобой приятность ощущений примерно в тысячу раз, то ты получишь более или менее точное представление о том, что чувствует счастливчик, который держит их (то есть холмы de sacra) в своих удачливых руках. »

Что же касается психологического значения холмов de sacra для формирования в уме наблюдателя целостного образа объекта,   то оно огромно и  его сложно переоценить. Помимо того, что они притягательны, завораживающи, покоряющи,   иногда создается иллюзия, что они прекрасны не только эстетически,   но и  совершенны в этическом отношении, то есть  добры и великодушны по своей сути, и что все беды и жестокости, производимые объектом, исходят от каких то других его частей - от вулканических озер, от розоватых горизонтальных подушечек, от медвяных нитей,   и вообще, причины этих бедствий находятся где-то выше, севернее. Вот  поэтому, видимо, натерпевшись от частей эллипсоидного шара, и окончательно разлюбив его, не можешь всё-таки забыть холмы de sacra,   но одно без другого не бывает, и вспоминая только лишь про священные холмы, опять увязаешь в воспоминаниях обо всем объекте, и  так далее, и до помутнения рассудка, подобно ослу, пытающемуся выбраться из болота.

И вот, с божьей помощью,   мы прошли (пристальным взглядом) одно из самых опасных и прекрасных мест, так долго готовились к этому переходу и так  захватывающ (дыхание и все остальное) был вид во время этого перехода, что настала пора немного отдохнуть и обратить внимание на более скромные красоты, располагающиеся к западу и к востоку от священных холмов, то есть по обе стороны от оных.

Речь здесь  пойдет о неких свисающих конструкциях, которые свисают, однако только в спокойном состоянии, а в остальное время могут крутиться, цепляться за что-нибудь , делать падэдэ и фуэтэ, и даже свиваться в замечательное кольцо вокруг священных холмов, делая их тем самым еще холмистее и пышнее, создавая им замечательное обрамление, создавая еще более прекрасные формы для их сакрального содержания. И вновь в очередной раз мы сталкиваемся со смутным ощущением, что священные холмы - это какая-то исключительная, особая часть объекта, что, собственно, будто бы и весь объект выдуман каким-то чудаковатым демиургом лишь для того  чтобы служить базисом для размещения, субстратом для выращивания священных холмов, ну и, может быть, арбузных полушарий, от которых, как вы помните, мы еле отделались в самом начале нашей монографии , - так сильны испускаемые ими в окружающее пространство ментальные тяжи. Да и от священных холмов, как вы видите по объему посвященного им текста и по количеству возврашений к ним в ходе нашего повествования,   не так то просто избавиться.  

Эхолоим,   Берлоим, Шелоим - произнесем магическое заклинание, помогающее освободить  глаз и разум и от, того, что их чрезмерно затопляет и продолжим наше увлекательное путешествие.   Ведь впереди, а точнее по краям, а потом чуть ниже, нас ожидает еще много интересного.   Итак, свисающие конструкции представляют из себя некоторые второстепенные, в смысле эстетического воздействия, части объекта, разглядывание которых позволяет наблюдателю прийти в себя после шока, полученного от лицезрения с..... х х.... мов. (по известной причине, мы заменили буквы точками, чтобы эти самые с.. е х.. мы снова не сманили нас в  сторону их навязчивого описания).

Античные статуи описываемого обекта часто экспонируются с отбитыми свисающими конструкциями - так, видимо, варвары, на варварском  хранении которых статуи находились в темные промежуточные времена, стремились избавиться от всего лишнего, что мешало им наблюдать мраморные с…е  х. мы,   отвлекало от них,   не давало достигнуть мощного беспримесного катартического эффекта.   Вероятно так же, то есть без  особенных оглядываний и  прелюдий,   они обращались  и  с с. мих. ми  натуральных об ектов,   то есть  конечно не отбивали им свисающие конструкции, но скорее всего просто отводили их назад, чтобы ничто не мешало разглядыванию и изучению, пусть и с помощью примитивных научных методов - красивых, здоровых, молодых, гордо глядящих вверх, двойных,   аппетитных сами знаете чего. Вот для этого они и заламывали назад свисающие конструкции, чтобы они не свивались в кольца и  чтобы при своем хаотическом мотылянии не угодили случайно варварскому наблюдателю по морде. Можете себе представить, что могло случиться  с мраморной  статуей при подобном обращении, пусть и с чисто оборонительной целью  .

Насколько наивны и смелы были старинные созерцатели красот,   настолько они были и незащищены от психического воздействия объекта, несмотря на все свои ритуальные прыжки и танцы, что влияло, с одной стороны на повышение смертности среди наблюдателей, а с другой стороны  - обеспечивало выживание сильнейших.     Здоровье и смелость современных ценителей  не столь велики, поэтому они и не могут позволить себе приступиться сразу к с. м х. м. Прежде этого современным ценителям совершенно необходим длительный период, в который они жмут и лобызают свисающие конструкции, проводят по ним пальчиком или привязывают к ним белые платочки (как суеверные туристы к всяким "деревьям счастья, плодородия и любви"), самые смелые навешивают на тонкие  изящные  отростки свисающих конструкций  шайбы, кольца, безрезьбные тонкие гайки. И лишь после этого, вдоволь намявшись, нацеловавшись, наприкладывавшись конструкций к своему сердцу,   современные ценители могут позволить себе справиться с волнением и обратиться, наконец, к тому , ради чего все это и затевалось. И такие обычаи зовутся у нас романтикой и хорошим тоном, хотя, вероятно также они служат целям общественного порядка и стратификации, ведь, как известно, помимо золота, нефти, алмазов, одной из ценнейших земных пород, является объект, и за обладание объектом в иные времена начинались даже и войны. Не говоря уже о том, что  если провести небольшое психологическое исследование и попросить человека описать "райский уголок", то помимо океана, кокосовых пальм, и всего такого в подобном роде опрашиваемый обязательно укажет большое количество мокрых, потемневших от солнца объектов с совершенно  конкретными характеристиками. В обшем, сама по себе ценность объекта - это величина не деноминируемая, не девальвируемая, практически абсолютная,   в независимости от времени, местности и государственного строя. И обладание объектом по справедливости полагается большой удачей и счастьем. Однако нет вещи и материи, по отношению к которым глагол "обладать»  был бы менее применим, чем к изучаемому нами объекту.  

Можно ли обладать картиной, можно ли обладать деревом, можно ли обладать участком звездного неба? С одной сторрны – да:   вы можете изрезать в клочья картину, вы можете срубить дерево, вы можете заслонить ладонью кусок неба, но больше ничего вы со всем этим сделать не сможете, это  единственная доступная вам власть. Если же вы нарисовали картину, или посадили дерево, или изучили кусок звездного неба, то не они принадлежат вам, а уже  вы принадлежите им, в той степени, насколько много в дереве, картине, небе  - вашего сердца и вашего времени. То же, но еще в большей степени, справедливо и  по отношению к  объекту,   с тем лишь различием, что легче, при всех оговорках, оказаться в рабстве от объекта, чем в обладании им, а если выражаться  поэтичнее с одной стороны и точнее, с другой  - в рабском обладании объектом.

И вот, когда отгремели все литавры сражений, когда отболели все раны желаний, когда уже неважно, кто победил, а кто проиграл в этой битве взаимных откровений, когда противник воспринимается уже как нечто отдаленное и одновременно близкое, словно бы в дымке ностальгии совместного существования, когда все стремится вернуться к своему самому спокойному из состояний, когда, кажется, что объект уже познан до конца и ему дана последняя и окончательная цена и, кажется, что ничего уже больше не может произойти, тогда он дарит свой последний подарок, наносит свой последний, еле заметный удар,   открывает свою последнюю тайну.

Под священными холмами расстилается благословенная долина,   почти не нарушаемая никакими возмущениями поверхности, за исключением, может быть, равномерных возвышений и впадин, что похожи на структуру речного песка в тихом отроге реки, который волна посещает редко и лениво. Долина эта  так и манит положить на нее уставшую голову, зарыться в нее лицом и словно бы для того и создана, чтобы служить образцом идеального сочетания мягкости и жесткости для  всех земных подушек, для всех травяных кочек, на которые так удобно складывать голову во время отдыха от длительного путешествия, всех дубовых полений, обросших мягким мхом, если ваш путь пролегает через темный лес. К  тому же в целях звукового исследования того, что происходит внутри объекта, благословенная долина – это самая удобная площадка для прикладывания к ней уха.   Если исключить все внешние источники шумов,   то можно услышать, как бурлят внутренние силы внутри объекта, как текут природные соки.   Существует мнение, что звуки эти точнее отражают реакцию объекта на наблюдателя,   то есть на вас самого, чем открытие/закрытие влажных камушков ("мигание"), мотыляние или свисание свисающих конструкций («удивлённое взмахивание»), усиление или ослабление  движения воздуха через хребет  эллипсоидного шара ("сопение"). Закон здесь таков: если после начала слухового обследования посредством прикладывания ушной раковины к благословенной долине, интенсивность и  характер звуков внутри объекта меняется в какую либо сторону например, звуки утихают вовсе  или  наоборот звуков становится  много больше -  усиливается бурление, перемещение  жидкостей и сред, появляется  вибрация,   так, что даже голова наблюдателя с ухом, приложенным к благословенной долине, начинает трястись и лицо начинает чесаться от мелкой дрожи, производимой объектом, - то это означает, что объект  реагирует на наблюдателя, что в самом наблюдателе, значит,   есть  некий катализатор, который может спровоцировать химическую реакцию между ними сейчас или потом и привести к чему угодно, только не к покою и беспристрастности.   И вот на этом самом месте наука заканчивается, и начинается Бог знает что. Таким образом, исследуя  объект, наблюдатель исследует и самое себя,   и характер своего внутреннего катализатора. Словом, из опыта того, какие  именно объекты и каким образом на него реагируют, пытливый исследователь может почерпнуть много информации о том, чем является и он сам.

Не лишне будет добавить, что катализатор наблюдателя, запускающий бурление в объекте, запускает это бурление и в самом наблюдателе, что может влиять не только на увеличение концентрации внимания наблюдателя на объекте, а то  и полной поглощенности им, но и на повышение производительности труда  и увеличение эффективности в различных сферах жизни. С другой стороны , несимметричная ситуация, когда процесс бурления в наблюдателе уже запущен, а в объекте он неожиданно по неизвестным причинам  прекратился,   вызывает учахание (от слова "чахнуть") всяких жизненных устремлений наблюдателя вплоть до развития полной апатии. Главная ошибка (и одновременно лекарство) для попавшего в этот просак наблюдателя заключается  в том, что он намертво   идентифицирует окончание бурления внутри объекта с концом бурления собственной (наблюдателя) жизнедеятельности, и полагает что более ничего такого в его жизни и личности произойти никогда не может (в каковом убеждении ему сильно помогают популярные песенки и всякие сквозные на этот счет сюжеты, передающиеся из века в век, подобно вирусу гриппа). Тогда как, точно  это неизвестно, произойдет ли это с в жизни наблюдателя  еще раз или много раз или больше уже никогда. И с этим объектом или уже с другими. И стоит ли ждать повторения реакции от данного объекта или стоит уже переключиться на следующие, или может быть вообще заняться чем-нибудь полезным в другой области знаний. А если ты переключишься и перестанешь ждать повторного бурления от этого объекта, то где гарантия, что он не забурлит в следующий момент, после которого ты куда-нибудь делся в неизвестном направлении. И эта неопределенность, под названием "надежда" вызывает еще большие мучения в наблюдателе, чем уверенность в том, что всё окончено навсегда . В общем, всеми этими ауто-страданиями наблюдатель может довести себя до такого состояния, что впору по нему живому заказывать панихиду, дабы он так сильно не мучился.   Поэтому в объекте, как уже было сказано, заключено начало и животворящее, и смертоносное, и шутки с ним могут закончиться весьма плачевно, хотя никто не застрахован в этих делах и от неожиданно счастливого конца.

Сведения о том, что расположено в нижней (южной)  оконечности благословенной долины, туманны и противоречивы, так  как наблюдатель на этой местности часто принимает одно за другое и погружается в тяжелый мОрок. Существуют школы, которые утверждают, что  на этой местности нет ничего примечательного, а то и вовсе, что там ничего нет вообще, но скорее всего данные школы испытали в свое время влияние ранних дистанционных  смотрителей, которые строили свои теории на основании достаточно отдаленных и отвлеченных наблюдений за объектом, и целью которых было не научное познание, а скорее  научное НЕзнание, с тем чтобы ничто не омрачало их  фантазий. Другие школы с более смелыми исследовательскими проектами, считают что всё-таки кое-что в данной местности имеется, и это кое-что обладает конкретными очертаниями и даже подобиями к предметам окружающего мира. Одни сравнивают эту местность с треугольником (бермудским треугольником),   другие с расколотой кастаньетой, третьи с кофейным зернышком, погруженным в патоку, четвертые с застывшей монтажной пеной, немного выдавленной наружу склеиваемыми стыками, пятые  сравнивают это с грибом лисичка какой то особенной формы, шестые седьмые и так далее  описывают местность скорее функционально – «зона  нулевой гравитации»,   «государственная казна», «ворота телепортации», «бублик Мёбиуса» и прочее прочее. При всем многообразии мнений по этому вопросу , существует, однако,   согласие подавляющего большинста специалистов  относительно того, что "Бог знает что", которое  происходит между наблюдателем и объектом после  бурления  благословенной долиной, творится  именно с участием расколотой кастаньеты, бермудского треугольника;   и не без участия (что характерно) священных (уф...) холмов, которые словно бы осеняют химическую реакцию своим мерным покачиванием. Однако как было уже сказано,   это «Бог знает что» выходит за рамки научного метода,   так как наблюдатель в данной фазе исследования теряет способность объективного анализа и может давать по выходу из этой фазы только бессвязные и предвзятые оценки.

Спускаясь ниже данной загадочной области, мы делаем некую методологическое допущение, или же даже ошибку – в том смысле, что естественное течение наблюдения за объектом обычно имеет характер сужающегося радиального движения:   от областей близких к объекту, снизу, сверху, с боков и так далее, затем к крайним его очертаниям  (что называется - «считывание силуэта на фоне заката» или «выделение нужных форм в городской толпе»), затем обычно внимание к себе притягивают части эллипсоидного шара и свисающих конструкций, также глаз наблюдателя может на некоторое время задержаться на областях ниже бермудского треугольника (которые нам сейчас предстоит описать) , а затем ужЕ , подобно пчеле, круговыми движениями, приближающейся к цветку, внимание сосредотачивается на области священных холмов и в конце концов на бермудском треугольнике, где концентрация и созерцательность начинают теряться в общем информационном шуме каждый раз вновь открываемой  области-вселенной. При наблюдении задней части объекта область, притягивающая  в конечном итоге все взоры и перемигивания – это  арбузные  полушария, от которой  до «зоны нулевой гравитации, говоря буквально и фигурально, рукой подать. Но исследование наше носит характер не естественного наблюдения, но наблюдения целенаправленного и научного, в независимости от того, куда ведут нас наши природные склонности. Поэтому наше работа  и начала сь с задней части объекта, затем проследовало вверх, обогнуло вершину и визуальным щупом просканировало все мелкие запчасти передней части, вплоть до сами понимаете чего. Объект сам по себе, в живой своей природе, редко представляет нам возможность такого тщательного и систематизированного обследования. Он постоянно крутится, вертится, прикрывает исследуемые части, то другими своими частями, то специальными приспособлениями, то вечерней темнотой, то утренней дымкой, одновременно стремясь высветить те области, которые лучше всего развиты у  него, отвлекая внимание от других своих частей, на которые в силу разных причин  обращать внимание не стоит, или от других объектов, находящихся поблизости. Также объект стремится сделать всё, чтобы радиальные движения от вспомогательных частей объекта (т. н. «линий обороны»)   к основным и зонам наблюдения («арбузные полушария», «священные холмы», «тёмная зона») проходили достаточно плавно и занимали по времени не минуты и часы, а дни, месяцы и даже года. Одной из таких вспомогательных зон являются области , которые расположены ниже сонной лощины (тёмной долины, загадочной куртины) и которые помимо фортификационного и отвлекающего значения, имеют функцию, собственно, постамента, штатива, основы всей конструкции. Мы уже описывали в самом начале, как две этих колонноидных конструкции поддерживают сзади арбузные поулшария; так вот спереди они делают практически тоже самое,   с тем лишь различием, что в первом случае скорее арбузные полушария горизонтально наплывают на колонны, а во втором наоборот: мягко-мраморные складки, образующиеся от близкого соприкосновения, могут укрывать под собой «зону особого значения» («бермудский треугольник)  от нескромных и чересчур пытливых взглядов. Конструкция штатива  представляет из себя две колонны, на которых зиждется все вышеописанное нами, и которое соединяется с землёй с помощью маленьких платформ,   по виду напоминающих собой окончания свисающих конструкций, только в горизонтальном варианте. Отсутсвие третьей точки опоры делает всю конструкцию весьма неустойчивой, и поэтому объект между короткими периодами локомоции, стремится как можно скорее занять горизонтальное положение в каком-нибудь укромном и защищённом месте или, на крайний случай, занять более устойчивое положение, укрепившись с помощью арбузных полушарий на земле или каком-нибудь брёвнышке, и протянув вдаль свои штативные колонны так, чтобы всё это было заметно находящемуся поблизости наблюдателю или, на крайний случай, было обогреваемо тёплыми лучами солнца. Колонны эти  не имеют идеальной цилиндрической формы, но эта неидеальность, эти чередования различных объёмов, крутые подъёмы и натянутые до ощущения внутренней силы и твёрдости подвижные участки, эти неровности, которые собирают в себе тени предстоящей ночи, эти покрытые еле заметной растительностью целлулоидные оползни, могут приковать в себе взгляд наблюдателя всерьёз и надолго. Особенно интересными для нашего исследования  являются сочленения, в которых колонны делятся на две равных части и, благодаря  которым, они могут сгибаться и складываться.   Круглые или квадратные, пологие или острые, с однородной структурой или даже двойные, тройные, - они являются ещё одним  знаком качества объекта и признаком его происхождения  (подобно хребту на эллипсоидном шаре или  треугольным листам на задне-верхней части объекта). Если сочленения круглы и массивны, то значит и весь объект скорее самодостаточен и мощен, близок к природе и происходит из деревенской местности.   Если сочленения остры и немного ромбовидны,   то объект меньше адаптирован к диким условиям и  скорее всего потребует большей заботы при уходе -  такового объекта хочется сразу схватить за эти сочленения широкими ладонями,   уберечь его от падений, грубых вещей и вообще, хочется сразу же забрать его к себе домой

Платформы, которыми заканчиваются колонны и которые при вертикальном положении принимают на себя весь груз объекта, представляют из себя, как уже было сказано,   подобия окончаний свисающих конструкций, но, несмотря на свою серьёзную гравитационную функцию, они обладают ещё и  изящной формой, так что иной раз кажется, будто  земное притяжение в их отношении работает наоборот -  не по вектору вниз, а по вектору вверх, что оно вытягивает их (то есть платформы) и превращает  затем  в великолепное, стремящееся ввысь  здание объекта. Да и всё прекрасное здание это выглядит так, как будто не гнетёт его  к земле, а наоборот, влечёт куда-то по направлению к неизвестному небесному телу, которое всегда стоит в зените по отношению к земному шару. Поэтому и хочется иногда  так наглядеться на объект, будто бы напоследок, и желается иногда схватить его за колонны или свисающие конструкции,   чтобы затем не отпускать никуда, а то и вовсе, для пущей надёжности, перевести его в горизонтальное положение, а затем накрыть его весом и массой собственного тела, чтобы не дать ему упорхнуть, не позволить исчезнуть в самый неожиданный момент . Но не решаясь сделать этого, часто сидим мы рядом с объектом при медленном закате, с тоской и надеждой глядим на него, не зная с какой стороны подступиться к этому чудесному явлению природы, обдумываем каждое слово, которое хотим сказать,   но решившись говорить, несём всякую чушь, и это не мешает нам, в свою очередь, ощущать себя счастливыми дураками, дышать, наслаждаться, может быть даже,   любить, а когда мы устаём от всего этого – скучать и страдать где-нибудь в отдалении.

И вот, наконец, описав полный круг , начиная от  задней нижней стороны, к вершине, а затем  к передней стороне и, опустившись вниз, мы оказались у подножья объекта. И все это описанное нами  выше (в прямом и переносном смысле)  называется Женщина, и составляет для всех  почти без исключения мужчин,   высочайшую, а часто и единственную радость.

Эхолоим, Берлоим, Шерлоим.