Мистер Икс

Эта маленькая птичка поранила лапку об один из железных штыков и буквально упала ко мне в руки.

- Бедняяяжка… - тоскливо пропела я, метнув в его сторону робкий, но проницательный взгляд.

Он не отрывал глаз от газеты. Не естественно толстые стёкла его очков прятали от меня истинное выражение его лица, эмоции, таящиеся в его глазах. Если, конечно, этот человек вообще был способен на какие-либо эмоции. Вполне возможно, про себя он причитал: «Боже мой, ну какого чёрта, это случилось именно около моего прилавка?! »

Я знала его имя. Имя отъявленного бесхребетного преступника. Имя, которое, однажды, читалось на главных страницах абсолютно всех газет, имя, которое ежедневно произносили дикторы телевидения, имя, заполонившее собою бескрайние просторы всемирной паутины. А сейчас этот человек был самым обыкновенным торговцем базарных шмоток. В шерстяном свитере, плотной безрукавке, потёртой и заношенной шапке… безразличный, сломленный, ничем не интересующийся, когда-то знаменитый, а нынче – позабытый всеми, человек. Было ему тогда, навскидку, лет пятьдесят. Он полностью утратил внешний лоск, и даже в его голосе больше не было ничего, хотя бы малость, привлекательного. Всё, что осталось от него – это имя. Его имя, которое, кажется, никто из местных торговцев и проходящих мимо покупателей так и не угадал. Имя, которое, скорее всего, знала только я.

- И что же мне теперь делать с этой несчастной пташкой?

- Угу.

Он так и не удосужился поднять глаз.

- Вы знаете, пожалуй, я хотела бы примерить эту кофточку, - я не прекращала попыток привлечь его внимание, -  Есть мой размер?

- Мм? – он встрепенулся, - Какую?

- Вот эту, коричневую.

Он взглянул сперва на пуловер, затем на меня.

- А какой Вам нужен?

- Эмочка.

Он отложил газету, и принялся искать нужный размер среди многочисленных вещей, упакованных в целофановые пакеты.  

- Сожалею, эмки нет.

Он снова взял в руки газету и опустил глаза.

- А розовенькая?

- Мм?

- Такая же, только розовенькая?

- Должна быть.

- Посмотрите. А впрочем… нет, я не стану носить розовую кофточку. Мне хотелось коричневую.

…

- Вы знаете, почему мне нравится коричневый цвет?

Он молчал.

- Не знаете? Я так и думала. Удивительный цвет! С одной стороны, вроде бы такой, простой, невзрачный… а с другой… ведь это цвет кофе, шоколада, корицы, кожаных диванов… знаете, тех, которые обычно заказывают в офисы престижных фирм. Вы когда-нибудь работали в офисе?

Он оторвался от газеты и уставился на меня. В его глазах читался вопрос: «Какого чёрта тебе от меня надо? »

Я улыбнулась. Это была наивная, простодушная, и в то же время совершенно искренняя улыбка. Кажется, он всё понял.

- Так вы хотите отпустить эту птичку? – он кивнул на раненого голубя.

- Отпустить? Думаете? Кажется, у него что-то с лапкой.

- Значит, вы думаете забрать её себе?

- Себе? Даже не знаю… это ведь не попугайчик комнатный. А что потом?

Мои глаза блуждали по его лицу, полуоткрытые губы нервно дрожали. Он посмотрел на меня испытывающим взглядом. Казалось, он смотрит напрямик в мою душу. Наверное, это пережитки прошлого. Всё ещё функционирующие навыки былой профессии. Он слегка прищурился и довольно ухмыльнулся.

- Здесь неподалёку есть одна заядлая любительница разной твари, - сказан он, выходя из-за прилавка и приближаясь ко мне,   - Торгует женскими купальниками.

- Купальниками? В ноябре?

- А что такого? Некоторые, знаете ли, искупаться в Египет летают…

- Думаете, те, что летают в Египет придут за купальниками сюда?

Он снова уставился на меня в недоумении. Но моё выражение лица в этот момент было настолько наивным, что вскоре недоумение сменило равнодушие, и мы, бок-о-бок, зашагали вдоль рыночного ряда.

- Кристина… - он откашлялся, - Кристина!

- Эта моделька без пушапчика, но, при желании, вы можете вшить сюда съёмные чашечки…, - базарная торговка средних лет распиналась перед покупательницами, ощупывая лиф цветастого купальника, - сто шестьдесят. Такая моделька – сто шестьдесят.

- Эй, Кристина! – повторил он громче.

- Секундочку, девушки, - она повернулась в нашу сторону, - ну что?

- Тебе не нужна птичка?

Она выпучила глаза.

- Какая такая птичка?

- Там голубь…, - вмешалась я, - поранил лапку… и мы подумали, может быть, Вы…

Тем временем, Кристина уже выхватила пташку из моих рук и принялась ворковать над ней:

- Моя хорошая! Моя маленькая! Я выхожу её, можете не беспокоится.

- Как мило с Вашей стороны, - я простодушно улыбнулась.

Мы с ним пошли прочь, но не в сторону его прилавка. Он привёл меня к входу на базар. Но не к тому, что – из города, а к чёрному, что выходит на трассу и посадки.

- Нужно будем нам как-нибудь навестить эту пташку, - я откинула назад длинные рыжие волосы.

Он стоял, почти вплотную ко мне, заложив руки в карманы, и загадочно улыбался.

- Вы не хотите померить ещё какую-нибудь кофточку? – послышался неожиданный вопрос.

- Нет… не думаю, - запиналась я, - всё-таки в шерстяных кофточках ещё слишком жарко. Вот я сегодня надела такую и пожалела. Вы знаете, я просто спарилась. Знаете… - я приподняла подбородок, чуть приоткрыла рот и бросила настойчивый взгляд на толстую стеклянную поверхность его очков, - я вся мокрая.

Его улыбка стала смелее, а его взгляд показался мне каким-то диким, немного враждебным и зверски похотливым. Несомненно, так тигр смотрит на беспечную длинноногую лань.

- Уединимся?

- Пожалуй.

Не могу сказать наверняка, хотела ли я именно этого мужчину. Скорее я хотела того, другого, давным-давно утерянного, стёртого, как меловая надпись, позабытого, как неудачная песня, навеки оставленного под слоем пыли, как скучная книга. Я продолжала безмолвно твердить себе: «Ведь это он, по-прежнему он. Замученный, истерзанный, постаревший, но он! Всё-таки он! » Я твёрдо знала это, хотя сама себе не верила.

Мы двинулись в сторону посадки. По трассе на бешеной скорости гоняла уйма машин, но мы таки смогли пересечь дорогу целыми и невредимыми. На голой местности выжженной посадке откуда-то взялись дети. Они играли в прятки, в догонялки, носились туда-сюда, кричали друг другу что-то. Они были такими беззаботными, такими беспечными. Я невольно сравнила пробегавшего мимо мальчика-подростка со своим спутником. Интересно, осталось ли в душе у этого человека что-то такое же непосредственное, ветреное, до умиления глупое, до боли, до слёз наивное. Хотя бы что-нибудь. О нет! Я прекрасно понимала, что его душа сожжена дотла как эта посадка. В ней ни осталось, пожалуй, ни единого живого места. Только сажа, пепел, голые трухлявые ветки деревьев. Только пустота, и больше ничего.

Мы всё шли и шли, пытаясь скрыться от посторонних глаз, как можно дальше, глубже. Какая-то немногочисленная молодёжная компания устроила здесь пикник. Я ощутила запах шашлыков и печёного картофеля.

- Вы любите мясо?

- Раньше любил.

Да, несомненно, жизнь этого человека закончилась когда-то в прошлом. А то, что имел он сейчас, вряд ли было похоже на настоящую жизнь, скорее на существование. Жалкое, никому не нужно существование. Что-то вроде медвежьей услуги судьбы. На-ка, мол, походи по земле ещё немного, ощути всем существом, каким ты стал жалким и беспомощным. Где-то я слышала, что в спорте главное – вовремя уйти. Если так подумать, то в принципе отпетому мошеннику, губителю сотен жизней тоже важно уйти вовремя, чтоб его запомнили тем самым, неустрашимым, бесхребетным, пугающе решительным и отчаянным. Но не таким, каким он стал после определённых событий. Не таким.

Он остановился и испытующе уставился на меня.

- Здесь люди.

- И?

-И их много.

- Плевать я хотел на людей. Я всегда на них плевал.

- Я знаю.

Он бросил на меня недоверчивый взгляд. Возможно, ему наконец пришло в голову, что я могу догадываться.

- Ничего Вы не знаете, - резко отрезал он.

Я не стала спорить.

-Да, Вы правы. Я не знаю совсем ничего. Пожалуй, кроме того, что… здесь нет ни единого дерева, где бы сохранилась листва.

- Потому что здесь был пожар.

- Как давно?

-Да уж давненько.

-А как по-вашему, возможно ли жить… после пожара?

Он снял очки. Его взгляд был растерянным. Он прищурился и раскрыл рот.

И всё-таки его лицо всё ещё было узнаваемым. Да, если приложить усилия и напрячь память, его можно было узнать. Но кто станет вот так стоять и вглядываться в эти померкшие черты?

- Кто Вы? – вдруг прозвучал неожиданный вопрос.

- Я? Никто. Никто, как и Вы.

- Я не всегда был…. никем.

- Я знаю…, - я положила свою руку на его, прислонённую к тонкому стволу почти полностью истлевшего дерева.

- Ничего Вы не знаете! – Он одёрнул руку.

Вдалеке, там, где заканчивалась пустынная местность, виднелась густая непроходимая чаща. Мы пошли туда.

На мои сапоги налипала грязь, на его – тоже, но ему было всё равно, как и на всё, что происходило кругом.

Когда мы достигли чащи, он прислонил меня к широкому стволу могучего дуба и задрал моё пальто. Он потянулся руками к ширинке своих брюк, затем вдруг резко поднял на меня глаза и сказал:

- Интересно…

- Что Вам интересно?

-Вот вы пришли со мной сюда. Вы не боитесь?

-А чего я должна бояться?

Он молчал.

- А впрочем, вы правы. Мне действительно есть чего бояться.

Он прищурился.

- Я должна бояться, что Вы не исполните того, на что я рассчитывала.

Его взгляд стал враждебным.

- А на что Вы рассчитываете?

- Я хочу улучшить свою жизнь.

Он опешил. Но сделал вид, что ничего не понял.

- Каким же образом?

Я приблизилась вплотную к его лицу и прошептала:

- Я хочу рискнуть. Вы меня понимаете?

Он замер. Несколько секунд он не двигался, а затем отпрянул и засунул руки в карманы.

- Нет, я Вас не понимаю.

- Что ж, хорошо. Тем лучше, - с улыбкой произнесла я.

Он в недоумении уставился на меня:

- Что Вам нужно, чёрт бы Вам побрал?!

- Мне уже ничего не нужно. Как и Вам.

Некоторое время он молчал, затем выдал:

- Знаете, что…

- О, нет, я ничего не знаю.

Он сцепил зубы, подошёл ко мне и вынул из штанов свой полувозбуждённый член. Он ничего не сказал, а просто враждебно взглянул на меня. Я опустилась на колени и стала сосать. Возможно, секс был единственной вещью, к которой он ещё не успел окончательно утратить интереса. Он грубо драл меня в горло, всовывал по самые гланды, вызывая во мне рвотный рефлекс. Он давал мне руководства, говорил, что и как нужно делать, чтобы получалась качественнее. Я тут же исполняла всё, что он говорил.

Затем он поднял меня и поставил раком. Я опёрлась руками о ствол дерева. Он вошёл в меня, грубо и резко, совершенно не беспокоясь о моём удовольствии. Наш секс, если можно его так назвать, длился минуты три, затем он вынул член и кончил на сухую осеннюю листву. Кончал он долго и обильно, зажмурив глаза и сомкнув губы. Молча, неприметно, почти равнодушно.

Он застегнул ширинку. Я уже давно натянула джинсы, опустила пальто и теперь просто стояла и смотрела на него.

Он, казалось, позабыл о моём присутствии и, обессиленно опустился на толстую корягу. Несколько секунд он просидел в полузабытье, придерживая голову руками, потом поднял глаза и заметил меня, непрерывно наблюдающую за каждым его движением.

- Ну вот и всё, - почти шёпотом сказал он.

- Да.

- Можете идти, если хотите.

- Я бы давно ушла, если бы хотела.

В недоумении, он поднял брови.

- Вы не хотите уходить или что?

- Да мне всё равно, как и Вам.

Он нахмурился, хотел было что-то сказать, потом вдруг передумал, вздохнул и безразлично процедил:

- Идите домой.

- А Вы куда пойдёте, - поинтересовалась я.

- А Вас это волнует?

- В общем-то нет. Ну я пошла.

Я развернулась и зашагала в сторону базара. Он окликнул меня:

- Постойте.

Я обернулась.

- И всё-таки, кто Вы? Я Вас знаю?

- Какое это теперь имеет значение? Мы больше никогда не увидимся.

- Ответьте, пожалуйста.

- Нет, вы меня не знаете.

- Ну… а Вы? Знали меня?

- Вас знали многие. И знают до сих пор. Уж поверьте.

- Вы… одна из, что ли?

Наконец, до него дошло, что я его узнала.

- Ах, Боже упаси! Я тогда была слишком маленькой.

- А зачем вот это?

- Что?

- Ну это. То, что только что произошло.

- Вы задаёте слишком много вопросов.

- Ну… если хотите, можете тоже задать мне какой-нибудь вопрос.

- Значит, я могу спросить всё, что угодно?

- Да.

- И Вы ответите честно?

- Да. Давайте так: вопрос в обмен на вопрос. Честный ответ в обмен на честный ответ.

- Что ж, хорошо.

Я пристально смотрела на него. Он напрягся.

- Скажите, - после продолжительного молчания, наконец, начала я, - Вам жаль… людей?

Он ответил очень тихо:

- Да.

- А себя?

- Это уже второй вопрос.

- А кого больше, себя или людей?

- Учтите, что если и я отвечу на все этим вопросы, то Вы тоже должны будете честно ответить на мои три.

- Договорились. Итак?

Он снял шапку, очки и опустил голову. Какое-то время он просто молча сидел в таком положении, затем вдруг ответил:

- Мне жаль людей, жаль себя, но больше всего мне жаль, что всё так вышло.

Я молчала. Он поднял на меня глаза.

- Такой ответ Вас устроит?

- Позвольте всё-таки ещё один вопрос.

Он снова вздохнул.

- Ну давайте.

- Чего именно Вам жаль? Того, что вас посадили или тогда, что вас посадили за то, что Вы погубили сотни жизней?

- Да вы жёлтая пресса, что ли?!

По сценарию меня сейчас должна была рассмешить его шутка, но я осталась невозмутимой:

- Если хотите, чтобы я начала отвечать на Ваши вопросы, сперва ответьте на последний мой.

- Ну хорошо! – он встал с коряги, - Мне не жаль всех этих дураков. Потому что он дураки.

- Значит, на все предыдущие вопросы Вы ответили нечестно?

Он смутился.

- Вы не в жизни, ни в бизнесе не умеет держать своё слово.

Он снова взглянул на меня. Сейчас у него были совершенно другие глаза. Слабые и беспомощные. В них можно была рассмотреть, распахнутую настежь, душу.

- Сколько Вам лет?

- Восемнадцать.

- Вы знали, что я работаю продавцом на рынке?

- Нет.

- Вы узнали меня случайно?

- Да.

- Зачем Вы занялись со мной сексом?

- Потому что я любила Вас.

Выпучив глаза, он приблизился ко мне.

- Что вы сказали?

- Другим девочкам нравились принцы из сказок, а мне нравились Вы. Такой злой, жестокий, непреклонный, но в то же время такой умный, бесстрашный и отчаянный. Вы были идеальным «плохим парнем». Правда, тот «Вы» исчезли вместе с исчезновением вашей… ну, Вы понимаете. И остался другой «Вы». Настолько другой, что прямо не «Вы», совсем не «Вы», - он молчал, я продолжала, - «Вы» исчезли, но моя мечта осталась. Я воплотила её частично. Только что. Здесь, - я указала рукой на ствол дуба.

Он не двигался. Его взгляд, казалось, был устремлён в пустоту.

- Ну вот и всё, - сказала я и зашагала в обратном направлении.

- Постойте! – крикнул он мне в след.

Я не обернулась.

- Эй, постойте! Как Вас зовут?

- Только четыре вопроса.

Я ускорила темп, потом вовсе начала бежать. Ветер обдувал моё лицо, грязь липла к подошве замшевых сапог, небо было серым, укрытым тучами и, казалось, вот-вот рухнет наземь и раздавит меня своей непомерной тяжестью.